Текст книги ""Фантастика 2025-118". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Андрианова

– Все в порядке?

Теперь пришла пора де Баранта кивнуть.

– Пришли почти все, кто должен был прийти, – негромко шептал посол. – Даже сам великий князь… Все ждут вашего слова, брат-магистр.

– Хорошо.

Конечно, голос магистра ордена, был безэмоционален и, как всегда, равнодушен, но торжествующие нотки ему все же не удалось спрятать.

– Очень хорошо.

Надвинув капюшон еще глубже, он вышел из комнаты и пошел в сторону бального зала. Сегодня должно было состояться не просто рядовое собрание, а официальный капитул ордена Розы и Креста, где будут избраны новые братья-рыцари.

– Хм, рыцари, рыцари… Посмотрим, что вы за рыцари, когда придет время.

Но избрание новых рыцарей отнюдь не было главным событием сегодняшнего вечера. Сегодня граф Сассекский должен был представить капитулу второго магистра – великого князя Александра Николаевича, самого цесаревича. Поистине эпохальное событие не только для ордена, но и для этой варварской страны, который всегда была и оставалась Россия. Магистром станет будущий император, и тогда орден невероятно возвысится.

– Да, и настанут благословенные времена, к истине вернутся миллионы заблудших варварских душ.

Магистр даже позволил себе улыбнуться, чего очень редко с ним случалось.

– А если постараться, то будущий император может быстро стать нынешним… Ведь, с Павлом все получилось. Так, почему не получится с его сыном?

Пересек малый зал и, наконец, оказался перед высокими дверьми, украшенными резьбой и позолотой. Осталось лишь войти.

– Обязательно получится.

С улыбкой схватился за дверные ручки, и тут раздался страшный грохот. Его, как невесомую пушинку, подбросило в воздух, а после с силой швырнуло в стену.

Глава 11
И как дальше?

* * *

Петербург, бывший дворец князя Волконского, резиденция французского посла в Российской империи барона Проспера де Барант

Грохнуло знатно. В один момент пол взбрыкнул и пнул его, со всей дури приложив о стену. От сильного удара рот наполнился кровью, перед глазами завертелись мушки.

– Мишка, б…ь, черт рогатый, это точно порох? Может тротил? Чуть Богу душу не отдал…

Со стоном поднялся, жутко кашляя от висевшей в воздухе пыли. Глаза забиты грязью, ничего толком не видно, тереть пришлось.

– Ну, Мишаня, дал стране угля. Черт!

Сослепу о что-то споткнулся, и растянулся на искореженном полу, уткнувшись лицом в чье-то тело.

– Труп…

Перед ним валялся слуга в ливрее, раскинув руки в разные стороны. Грудь разворочена, ребра выворочены наружу. Голова повернута вбок, а на лице застыло детское жалостливое выражение, словно бы спрашивал, а за что его убили. Жуткое зрелище.

– А ты, Саня, как думал? Лес рубят – щепки летят… Решил воевать – воюй, нечего сопли жевать.

О морали хорошо думать, когда сидишь в тепле в уютной квартире и на мягком диване, пьешь чай с пирожным. Если же твоих детей похитили и вот-вот убьют, то о морали вспоминаешь в последний момент.

– Да, к черту сопли!

Ощерился, как зверь, клацнув зубами. Из-за пазухи сам собой выскользнул револьвер, щелкнул курок, и ствол начал искать жертву. Сейчас здесь не было Пушкина, повесы и шутника, поэта и записного ловеласа, который гениально слагал стихи, сочинял оригинальные и смешные остроты. Здесь был палач, который пришел карать.

– К черту!

За окнами разгорался пожар, яркими сполохами огня освещая разгромленную комнату. В противоположной стороне чернел дверной проем, который вел дальше, в северное крыло дворца. Как сказал Дорохов, именно там и держали детей Пушкина.

Пригнувшись и выставив вперед револьвер, быстро пошел вперед. Времени было в обрез. Неразбериха, поднявшаяся после взрыва, вскоре закончится и тогда, у него, вообще, не останется шансов спасти своих детей.

Чем дальше он заходил, тем меньше разрушений встречал. В новом зале, куда удалось добраться, обстановка почти не пострадала. Золоченая лепнина на потолке выглядела целой, висели ровно картины на стенах, под ногами не скрипели куски штукатурки, почти не пахло дымом. Можно было закрыть глаза, и на какое-то время представить, что все осталось без изменения.

– Они где-то здесь, – Александр жадно вслушивался в тишину, пытаясь услышать голоса своих детей. – Где же их спрятали? Суки…

Шагнул к двери, и медленно потянул ручку на себя. Оттуда упал луч света. Похоже, там горела свеча.

– Хто тама? – раздался из-за двери хриплый голос. – Архипка, ты? Чаво молчишь, окаянный? Ась?

Пушкин вжался в стену, стараясь не издать ни звука. Ему, вдруг, показалось, что услышал детские всхлипы.

– А вы, хватит реветь, а то прибью,– недовольно пробурчал недавний голос, и сразу же послышались тяжелые шаги. Видимо, слуга решил проверить, есть ли кто-то в комнате. – Архипка, дурень, ты? Чаво там так бабахнуло? Исчо дымком тянет…

Дверь распахнулась и показалась рука с подсвечником и зажженными свечами. Следом показалось и все тело, принадлежавшее крупному высокому мужчине в ливрее, настоящему гиганту с косой саженью в плечах и пудовыми кулаками.

– Послышалось, значит-ца… Хм, точно дымком тянет. Как бы ни пожар…

Слуга махал перед собой подсвечником, освещая дорогу. Наконец, развернулся к углу, где прятался Александр, и оторопел от удивления, увидев незнакомца с пистолетом.

– А ты хто такой? Из господских? Нукась дай тебя рассмотреть получше, –подсвечник поднялся выше. – Что-то я тебя не припомню. С гостями прибыл? А здесь что забыл?

Гигант нахмурился, потянувшись за тесаком в ножнах, притороченных к его поясу.

– Ну-ка тяни лапы вверх, вязать тебя бу…

Договорить не смог. Ба-ах! Грянул громкий выстрел, и слуга охнул, вздрогнув от боли.

– Ах ты, сучий потрох! – взревел гигант, дергая ручка ножа. Рана от выстрела, похоже, его лишь раззадорила. – Да, я тебя сей…

Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ха! Пушкин, выставив пистолет прямо перед собой, снова и снова жал на спусковой крючок, заставляя впустую щелкать боек. Этот здоровяк, лишь после четвертого ранения в грудь отступивший назад, его изрядно напугал. В какой-то момент поэту показалось, что тому, вообще, все нипочем.

– Кхе, кхе, кхе, – кашляя кровью, гигант стал медленно оседать на пол. – Кхе, кхе.

Пушкин же, не став тратить время на перезарядку, просто выбросил «пустой» револьвер и вытащил из-за пояса другой. В любой момент из той комнаты мог еще кто-то выйти.

Он осторожно заглянул за дверь, потом сделал несколько шагов вперед. Привыкнув к темноте, постепенно начал различать очертания предметов – крохотный кофейный столик в углу, большой диван у окна и громоздкий комод с принадлежностями для письма на нем. На первый взгляд здесь никого не было.

Сделав еще один шаг, поэт замер. Ему снова послышался шорох, заставив до рези в глазах всматриваться в темные очертания мебели. Похоже, здесь все-таки кто-то был.

– Эй… – еле слышно, позвал он, уже догадываясь, кто это мог быть. Ведь, взрослому здесь было не спрятаться. А вот пара детишек вполне могла приткнуться где-нибудь у дивана. – Выходите. Это я, ваш батюшка.

Вновь что-то зашуршало, причем именно у дивана, куда Пушкин и повернулся. Револьвер спрятался за пояс, чтобы от неожиданности случайно не выстрелить.

– Дети?

– Это наш батюшка… Слышишь, он нас зовет… Нет, это плохой дядя. Давай, здесь посидим, – очень тихо спорили два детских голоска у дивана, где дергалась широкая штора. Похоже, там дети и спрятались. – Нет, это наш батюшка. Раз трусишь, то и сиди тут, а я пойду. Батюшка, это ты?

Штора зашевелилась и из-за нее вылезла небольшая фигурка. Через мгновение рядом с первой появилась и вторая.

– Это я, я, ваш батюшка! – уже не скрываясь, громко сказал Пушкин. Голос у него дрогнул, на глазах выступили слезы. – Идите скорее ко мне!

Крепко обняв ребятишек, он сгреб их в охапку и побежал на улицу, где его должен был встретить Дорохов.

– Александр Сергеевич, что же вы так долго? Я уже подогнал экипаж. Давайте детишек, я их одеялом укрою. Напугались, поди…

Уже собираясь идти за Дороховым, Пушкин вдруг заметил под осыпавшимися кирпичами тело в ярко красной мантии. Мысль о том, кто это мог быть, сразу же пришла ему в голову.

– Миша! Увози детей, я еще чуть задержусь, – крикнул, он не оборачиваясь. – Живо, и без вопросов.

В полной уверенности, что товарищи выполнит его просьбу, Александра направился к телу. Ему нужно было убедиться, что это именно магистр, а не кто-то из его ближайших подручных.

– Хотя… Багровую мантию больше никто не посмеет одеть. Цвет власти, как никак.

Револьвер снова оказался в его руке. Рукоятка удобно устроилась в ладони, словно приросла.

– Жаль, если сдох. Я бы с тобой потолковал, как следует.

Рядом с телом опустился на корточки и, затаив дыхание, перевернул тело.

– Магистр, я не ошибся.

Покрытое кирпичный пылью и меловой взвесью, лицо, и правда, принадлежало его заклятому врагу. Сомнений в этом не было никаких. Перед ним лежал магистр ордена Розы и Креста.

– Кхе, кхе!– неподвижное тело вдруг вздрогнуло и разразилось скрипучим кашлем. – Кхе, кхе!

У Пушкина от неожиданности чуть пистолет не выстрелил. Каким-то чудо он за спусковой крючок не потянул.

– Дева Мария, это же… ты, – открывший глаза, магистр с ненавистью уставился на поэта. Прямо буравил его взглядом, вкладывая в него всю свою злость.– Это же ты все устроил… Ты… Значит, я ошибался в тебе… Кхе, кхе, кхе… Думал, напыщенный павлин и бабник, и больше ни на что не способен… Ошибался… Кхе, кхе.

Слушая его, Александр медленно поднял пистолет и приставил его прямо ко лбу врага. Живым он никак не мог его оставить.

– Отправляйся, в преисподнюю, –поэт взвел курок. – Там тебе самое место.

– Подожди, подожди, я сказал, – магистр попробовал отодвинуться, но Пушкин придавил его своим телом. – Не убивай. Я хорошо заплачу за свою жизнь. Я дам много, очень много денег. Тебе такие богатства даже и не снились.

Пушкин усмехнулся, качая головой. Что-то больно это все походило на обман, попытку потянуться время. Заключать сделку с магистром, то есть верить ему на слово, было очень плохой идеей.

– Стой! – едва не заорал масон, прочитав в глазах Пушкина свой приговор. – Я не обманываю. Ты получись огромные богатства. Представляешь, сколько накопил орден за последние столетия? Мы, прямые наследники тамплиеров. Слышал, наверное, что орден тамплиеров почти три сотни лет занимался ростовщичеством, а потом и банковским делом. После его разгрома никто не нашел ни единого су, и все решили, что их несметные богатства канули в Лету. Но это не так…

Александр задумчиво прищурился. Не то, чтобы он во все это поверил, но слишком уж заманчиво звучала эта история, напоминая красивую приключенческую историю про сокровища и бесстрашных героев.

– Все спрятано в замках ордена… Понимаешь, сколько там золота, серебра в монетах, в кубках, статуях, в оружии. Тонны и тонны, – продолжал убеждать его магистр, выдавая все более и более увлекательные подробности. – Ты станешь богат, как Крез. Императоры и султаны этого мира будут бедняками перед тобой.

Пистолет в руке Пушкина окончательно дрогнул. Жажда золота все сильнее и сильнее разгоралась в его груди. Ведь, все это он мог направить на благо, забыв о бесконечных попытках заработать лишний рубль. Можно было заняться по-настоящему серьезными делами, о которых среди всей этой рутины он лишь мечтал.

– Эти богатства копились веками и веками. Понимаешь, столетиями золото текло с востока на запад и оседало в подвалах. Там сундуки с золотыми солидами византийского императора Константина, корзины с изумрудами индийских махараджей, мешки с редчайшими черными жемчужинами и слоновьими бивнями от вождей диких племен Золотого Берега, ящики с золотыми статуэтками странных языческих богов народов Америки. Этого хватит на тысячу жизней тебе и твоей семье. Я все это отдам тебе, а взамен прошу лишь сохранить мне жизнь. Я сразу же уеду, и ты больше ничего не услышишь обо мне. Клянусь всеми святыми, я выполню все, что обещал. Я уеду, слышишь, сразу же уеду… Все бумаги здесь, в доме. Я все отдам. В комоде, в спальне лежат купчие на замки. Забирай. Они все с открытым именем, просто впиши свое имя, и они станут твоими. Слышишь?

Услышав о клятве, Пушкин снова нацелил пистолет в лоб магистра. Ведь, тот никогда не держал клятвы, считая себя выше всего этого. Клятвы можно было давать лишь равным себе, всегда говорил магистр. Все остальные мусор, и в их отношении держать слово необязательно.

– Стой, я говорю, стой, – магистр понял, что у него ничего не получилось. Золотой телец не смог победить. – Тебе нельзя меня убивать. Подумай своей головой. Здесь собрались самые сливки общества, богатейшие и знатнейшие люди. Тебе никто не простит их смерть. Понимаешь? А император…

Пистолет снова качнулся. Пушкин с трудом сдержался, чтобы не дернуть за курок.

– Ты не знал? Ха-ха-ха. Здесь сам цесаревич Александр Николаевич. Похоже, ты его тоже убил, как и всех остальных… А я могу тебя спасти.

Александр кивнул, и магистр с облегчением выдохнул. Похоже, решил, что будет жить.

– Не-ет, ты ошибся. Никто не знает, что взрыв моих рук дело. А с твоей смертью, об этом никто и не узнает, – Пушкин достал тот самый тесак, что был в руках у напавшего на него слуги. Больно уже понравился, оттого и решил прихватить. – Про замки деньги не беспокойся. Я найду им применение.

Усмехнувшись, поэт с хеканьем опустил тесак вниз, отделив голову врага от его тела.

– Как говорят в народе, мы тоже не пальцем деланы. Все сами решим…

Быстро поднялся и побежал в сторону разрушенного крыла дворца. Если повезет, то успеет найти цесаревича и вытащить его из горящих развалин. Если же не повезет, то сможет сбежать до приезда полиции и жандармов. Пусть потом ищут, кто это все сделал.

К счастью, повезло…

* * *

Санкт-Петербург, двухэтажный каменный дом митрополита Серафима, главы Правительствующего Синода

Только что мчавшаяся во весь опор карета лихо тормознула у самого крыльца дома. На улицу вылезла темная фигура, закутанная в плащ и широкий шарф. На плече лежало тело с безвольно мотавшимися руками и ногами.

– Только бы митрополит был дома, – снова и снова повторял, как мантру, Пушкин, стучась в двери дома. – Только бы митрополит был дома, иначе каюк…

Долбить в дверь пришлось изрядно. Видно, крепко спали и хозяева, и слуги, и сторожа.

– Хватит стучать, окаянный! Хто тама⁈ – наконец, из-за двери донесся хриплый простуженный голос. – Коли душегубец какой али иной дурной человек, прочь поди! Слухай, у нас и ружо имется!

– Быстро открывай, дубина стоеросовая! – теряя терпение, рявкнул Пушкин. Не дай Бог, кто-то из соседей митрополита или полицейский патруль его увидит. – Я к владыке по государственному делу! Слышишь, пунь глухой! Государево дело! В Сибирь захотел, снег убирать?

За дверью живо все стихло. Хотя, если прислушаться, кто-то все же там шептались. Похоже, решали, что делать: открывать или нет.

– Вашу Богу душу мать! Быстро открывайте, и владыку будите!– Пушкин снова обрушил на дверь град ударов. Причем бил от души, словно хотел совсем снести ее с петель. – Скажите Александр Сергеевич Пушкин пришел по делу ордена Розы и Креста!

– Стой, стой! Хватит по двери лупить, – вместе со скрипучим старческим голосом начал раздаваться лязг многочисленных засовов и замков. – Чичас отворяю. Ты тама только не дури, а то из ружа как стрельну.

Вскоре дверь, и правда, осторожно пошла вперед. Когда же она распахнулась, то на Пушкина уставились две пару глаз и дуло старинного еще петровского ружья гигантского калибра (туда при желании можно было большой палец засунуть).

– Вроде не душегубец. Проходь, тогда, – Пушкина минуты две – три внимательно рассматривали, пока наконец старик-слуга не смягчился. – Ух ты, а это что? Нежто убил кого?

– Сплюнь, Старый, – махнул на него Александр, медленно сгружая бесчувственное тело на широкое кресло в прихожей. – Если этот человек умрет, то нам всем можно в гроб ложиться. Владыку разбудили? Иди, проверь. Скажи, дело не требует отлагательств!

Старик и еще один слуга, плотный заспанный парень в рубахе и с ружьем не сдвинулись с места.

– Чего встали?– прикрикнул на них Пушкин. – Говорю, государево дело!

В этот момент из темноты послышался скрип ступеней. По лестнице со второго этажа, по всей видимости, спускался хозяин дома, митрополит Серафим, глава могущественного Синода.

– Саша, ты чего шумишь? –митрополит удивленно смотрел на взъерошенного Пушкина, покрытого копотью и распространявшего вокруг запах гари. – Чего такого стряслось, если ночью в дом пришел? А это еще кто?

Пушкин скосил глаза в сторону слуг и покачал головой, давай понять, что этот разговор не для лишних ушей. Митрополит ответил понимающим взглядом.

– Ягорка, иди на кухню и завари нам травяного отвара, как ты умеешь. Племяша своего тоже захвати, нечего ему тут с ружьем бегать, моих гостей пугать. Иди, иди, с Богом, – священник кивнул настороженному старику, сейчас напоминавшего хозяйского пса, готового по его приказы броситься на любого. – Главное, медку добавь, чтобы спалось крепче.

Едва оба скрылись в темноте и с кухни стало доноситься позвякивание кастрюль и чайников, Александр тут же снял маску с лица бесчувственного тела.

– Господи Боже мой! – митрополит не смог сдержать своего удивления и вскрикнул. – Это же цесаре… Господи, как это так произошло⁈И почему он в таком виде? Саша, что случилось?

Священник едва не задыхался от волнения. И его можно было понять. Ведь, глубокой ночью ему в дом принесли самого наследника престола без сознания и в оборванной одежде. Да только за это им уже было не сносить головы.

– Только не говори, что это все ты устроил…

Пушкин покачал головой. Естественно, он этого не скажет. Зачем? От многих знаний, многие печали.

– Владыка, это какое-то жуткое происшествие… Я ведь рассказывал вам про этот проклятый орден, – Александр начал рассказывать то, что должен был услышать митрополит, а позднее и сам император. – Сегодня у них было большое сборище, на которое пришел и Он, – поэт показал пальцем на тело цесаревича. – Думаю, магистру не давала покоя судьба императора Павла I, убитого по приказу англичан, и он решил провернуть нечто похожее…

У митрополита по мере рассказа лицо самым натуральным образом вытягивалось, а глаза становились все больше и больше.

– Думаю, его высочество очень мастерски обрабатывали, как меня в своей время. Эти люди опытные головы дурить. Каждый день рассказывали красивые сказки о доброте, о справедливом монархе, о цивилизованной Европе и русских лапотниках, которые за всю свою историю ничего правильного и хорошего не создали, – печально улыбался Пушкин, рассказывая свою историю.

Печально и даже страшно во всем этом было то, что скорее всего ничего из его рассказа и не было выдумкой и фантазией. Очень вероятно, что все происходило именно так, как он и описал. Ведь, нечто похожее он испытал и на своей шкуре. В его времени, особенно в девяностые годы, учителям жилось особенно не сладко. Недавние творцы нового человека – человека созидателя и создателя нового коммунистического общества превратили в нищего, считающего копейки до зарплаты. Естественно, многие из учителей, да и он сам (чего скрывать от самого себя?), с великой радостью согласился поучаствовать в одном из многочисленных проектов господина Сороса по созданию новых учебников для школ и вузов, по исследованию темы репрессий крымских татар, народов Кавказа, лесных братьев в Прибалтике и бандеровцев на Украине. Платили по тем временам просто баснословные суммы в долларах, которые позволяли кормить семью, достойно одеваться. Единственное, нужно было писать строго в определенном ключе – обязательно вытаскивать самое грязное белье, поощрялось, если исследователь что-то приукрашивал, подавая события в еще более худшем ключе. В итоге в школу бесплатно приходили учебники истории, в которых Иван Грозный был чудовищем и извергом, хотя его современники европейские монархи могли запросто переплюнуть его по количеству жертв среди подданных и по жестокости казней. Российские императоры сплошь оказывались изуверами и деспотами, душителями свободы. Русская интеллигенция, как оказалось, вся поголовно мечтала оказаться на Западе и презирала свой собственный народ. Словом, все это он уже прошел, изучил на совей собственной шкуре.

– И цесаревич во все это поверил. Поверил истово, всей душой, как может поверить только увлекающийся и искренний человек. Ему внушали, что он должен все изменить, что его отец ведет страну в неправильном направлении, все делает по-варварски. Как во все это не поверить?

У митрополита к этому времени начал дергаться глаз, что случалось с ним в минуты очень сильного волнения. Видимо, этот момент именно сейчас и настал.

– Я не знаю, что случилось на этом сборище, владыка. Но, по слухам, магистр баловался изготовлением пороховых мин и бомб. Может быть в этот раз что-то пошло не так, как задумывалось, – Александр задумчиво пожал плечами, словно ему, и правда, не известна причина произошедшего. – К счастью, я был в этот момент рядом. После нашего с вам и разговора я специально следил за магистром, подозревая его в кознях против нашего императора, да и против себя лично. Поэтому, когда раздался тот взрыв, то я сразу же побежал внутрь, чтобы спасти его высочество…

Священнослужитель сидел с расширенными глазами, часто дыша. Рукой то и дело хватался за большой серебряный крест на груди. Губы что-то шептали, возможно, молитву.

– Я молил Бога, чтобы успеть и спасти цесаревича, – нагнетал Александр, стараясь не переиграть. Лишнее могло сыграть во вред. Ведь, митрополит далеко не мальчик, чтобы поверить в откровенную сказку. Значит, нужно, чтобы ложь была гармонично вплетена в правду. – Было очень страшно, владыка. Все вокруг горело, местами начинал рушиться потолок, кругом лежало много мертвых в темных плащах. Мне приходилось осматривать каждого, чтобы не пропустить цесаревича. Вот, видите, как обожгло мои руки.

На его ладонях, и правда, виднелись несколько ожогов. Пришлось одну из горевших балок поднимать, оттого и попало рукам.

– Но я все равно искал. Я твердил себе, что должен найти будущего государя… Должен… И нашел его. Вот!

Тут она оба уставились на цесаревича, который, словно специально, шумно вздохнул. Просыпался, похоже.

– Владыка, – тихо позвал Александр, привлекая внимание священника. – Надо к государю идти, про наследника все рассказать. Вас он точно послушает.

Тот, подумав, кивнул, и снова уставился на лежавшего наследника российского престола.

Пушкин же едва заметно улыбнулся. Если все так пойдет, то про него никто и не вспомнит.