Текст книги ""Фантастика 2025-118". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Андрианова

– … А вот амурные знакомства это очень хорошо, это мне нравится! Так ведь можно с любой дамой познакомиться. Считай, как записочку передать, оставшись никому не известным…

Приехав на место, братья продолжили разговор уже в трактире. Место здесь было не простое, а для состоятельных господ и купцов с капиталами. Чисто, опрятно, без всякой голытьбы и пьянства. Самое место для серьезной беседы за хорошим столом, чем, собственно, посетители и занимались.

– Кстати, можно еще коротенькие рецепты всяких необычных блюд печатать, – кивая на хрустящих жаренных карасей в сметане, предложил Александр. В своем времени он с большим удовольствием покупал кулинарные книги карманного формата и смаковал описания разных кушаний. – Например, напечатаем рецепт особенной вишневой наливки или капустного пирога и укажем, что прислал их какой-нибудь барон С. скажем из Калужской губернии. Вдобавок, напишем, что барон назвал его рецептом наилучшей наливки. Знаешь, какой шум поднимется…

Лев, кусая этот самый капустный пирог, кивнул. Отзывы точно будут, можно было и не сомневаться. Здесь чуть ли не каждый помещик наливку самолично делает, и именно свой рецепт считает наилучшим. Говорили, что даже дуэли по такому поводу случались.

– А еще можно про клады печатать…

У Пушкина-младшего чуть кусок из рта не выпал. Так и замер с выпученными глазами и половинкой пирога, зажатого в зубах.

– О каких таких кладах? – давясь, быстро выпалил он. – Ты и о кладах знаешь? Откуда?

Пушкин же в ответ расхохотался, обратив внимание на столь «живую» реакцию брата. Ясно теперь, как другие среагируют.

– В каждом из нас, Левушка, считай с самого детства заложено стремление к чему-то необычному. Хочется приобщиться к какой-нибудь таинственной тайне, извиняюсь за каламбур. А зарытые кем-то сокровища, спрятанные клады, вообще, заставляют нас слюной исходить.

Все это Александр знал, как никто другой. Являясь учителем литературы «в прошлом», прекрасно помнил, какое впечатление на учеников оказывали подобные истории из классики. Класс в один момент превращался в галдящую и жадно сверкающую толпу, едва только при разборе какого-нибудь произведения заходила речь о спрятанном кладе. Даже в целом не особенно примечательный отрывок про Тома Сойера и найденную им горстку серебряных долларов в пещере он с учениками обсуждал почти целый урок.

– Вот, к примеру, что ты слышал о библиотеке Ивана Грозного? – Пушкин-младший в ответ недоуменно пожал плечами. – Получается, ничего не слышал. А между тем, она считается крупнейшим собранием древнейших книг Европы, а может и мира, о котором сохранились достоверные свидетельства. Стоимость их сейчас составляет просто баснословные деньги.

– Ну да, – пробурчал младший брат, похоже, выражая сомнения.

– И даже если отбросить культурную и историческую ценность этой библиотеки, то цена книжных окладов все равно будет впечатляющей. Согласно сохранившимся описаниям, сделанным современниками, обложки книг были настоящими произведениями ювелирного искусства, представляющими изделия из золота, серебра, драгоценных камней. Вот об этом можно и делать короткие заметки в газете, добавляя разные сладкие подробности о безуспешных поисках…

Лев уже и про еду забыл. Надкусанный пирог так сиротливо и лежал рядом с ним, забытый и брошенный.

– Так это же… – он пытался сформулировать свою мысль. – Люди же всю Москву перекопают.

– Зато как будут газету раскупать, – подмигнул с улыбкой Пушкин. – Печатать не будем успевать… Кстати, похоже, и наш компаньон нашелся. Не все же нам одним газету издавать. Вон, Никитка в дверях трактира стоит с каким-то купчиной. Сейчас поглядим на него.

Александр привстал с места и махнул рукой, призывая обоих.

– Мое почтение, судари! – купец, весьма худой мужчина средних лет с ярко рыжей шевелюрой и отчаянно пройдошистым лицом, тут же стянул с головы картуз. Расплылся в улыбке, словно встретил самых близких ему людей. – Позвольте представиться,Рукавишников Прохор. Торгую всем понемножку. Никитка сказал, что вам расторопный, знающий человек для нового торгового дела нужен. А что за дело-то?

Сел на краешек скамьи и, словно хорошая ищейка, начал глазами рыскать. Успел и стол взглядом обшарить, и самих господ, и их одежду. Точно пройдоха, понял Пушкин, но такой ведь и потребен для выпуска народной газеты.

– Хочу народную газетку выпускать, – сразу же взял быка за рога Александр, отслеживая каждое движение будущего компаньона. Решил, что, если почувствует у купца гнильцу, то сразу же с ним распрощается. – Чтобы стоила копейку, и чтобы каждый там что-то свое видел. Мой брат, Лев Сергеич, будет для благородного сословия писать, а ты, если договоримся, – для всех остальных. Ну, чего думаешь?

Тот задумался, но ненадолго. С пару минут повертел головой по сторонам, и сразу же созрел для ответа.

– Дык, всем сложно угодить. Господам подавай новости про балы и дамские шляпки, торговым людям – про виды на урожай и законы, а голытьбе – про дармовое угощенье. И как все это в одну газетку вместить?

Зацокав языком, Александр закивал. Купчина все в точку сказал. Нужно из газеты не винегрет делать, а что-то попроще, целевое.

– Вот ты, господин хороший, назвал газету народной, значит, и о простом писать нужно…

После того, как формат будущей газеты стал более или менее понятен, разговор уже пошел о конкретных деталях.

– … О газете должен каждый сопливый мальчишка в Петербурге знать, каждый бродяга и нищий на паперти должен о ней слышать. По такой цене она всякому по карману будет.

– … Эмоции нужны! Чтобы читали и смеялись, ругались или плакали! Чтобы читали, а потом в драку лезли! Нужно писать про скандалы, про преступления, про ссоры! Коротко, ярко и живо!

Пушкин-младший и купчина слушали Александра с открытыми ртами и натурально выпученными глазами. Еще бы иначе было! До такого агрессивного маркетинга, который мало только не гипнотизировал покупателя, было еще много-много лет.

– Это низко, некрасиво и может быть даже не очень достойно, но… – Александр поднял вверх указательный палец, привлекая внимание к своим словам. – Заработанные деньги пойдут на благие дела. Немного встанем на ноги, и начнем выпускать газеты для торгового люда отдельно, для школяров отдельно, для благородных отдельно, и, конечно же, для милых дам отдельно.

Кстати, обращаю ваше внимание на пару-тройку историй о Великой войне – драйвовые, резкие и необычные

Лирик против Вермахта – поэтом борется с немцами – /reader/318440/2908317

Физик против Вермахта – физик раздает люлей немцам – /reader/314768/2871650

1941 год. Друид. Второй шанс. – друид строит лесную империю – /reader/262130/2357408

Глава 5
В семейных и финансовых заботах

* * *

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных.

Трое сестер толком и не спали эту ночь. Кое-как до утра дотерпели, очень уж им хотелось посмотреть на эти женские обновки, о которых рассказывал поэт. Воображение после Натальиных объяснений только лишь разыгралось, рисуя им нечто совершенно потрясающее, волшебное, что придаст им невообразимый шарм.

– И чего она там возится? – недовольно бурчала Катерина, время от времени заглядывая в комнату к портнихе. Александра и Наталья тоже ерзали от нетерпения, но терпели. – Третий час уже пошел. Еле платье за такой срок можно сшить, а здесь две кружевные тряпочки только…

– Может она чего не поняла? – предположила Александра. – Ткань только испортит.

– Подождите, девочки. Сашенька же ей все объяснили, а и даже нарисовал. Вот видите, – Наталья показала им листок с черно-белыми зарисовками женского нижнего белья. – Видите, подписал даже… Эти назвал танго… Эти бразильяно. Из Бразилии, наверное.

Обе сестры тут же обступили ее.

– А это что?

– Это просто шортики, как панталончики, только короче.

За этим занятием они и не заметили, как распахнулась та самая дверь и на ее пороге не возникла модистка, сухонькая дама невыразительным вытянутым лицом, обшивавшая туалеты знатных дам.

– Сударыни, все готово, – громко произнесла она. Привлекая к себе внимание. – Примерять будем?

Троица лукаво переглянулась и, не сговариваясь, закивала головами. Через мгновение они уже были в комнате, где только что работала портниха.

– Ой, батюшки родные! – ахнула Катерина, первая оказавшаяся у стола с изделиями.

– Красота-то какая, – прижавшись к ней слева, восхищалась Александра. – Таша, гляди, какое чудо!

Вставшая рядом, Наталья от восторга, и вовсе,все слова растеряла. То, что получилось, ни в какое сравнение ни шло с теми новомодными шелковыми панталончиками, что привозили из Франции и Италии. Кружевные белоснежные, они казались невесомыми паутинками, которые и в руки-то взять страшно. Но так хотелось их коснуться, взять и любоваться затейливым кружевом.

– Ташенька, родненькая, такие же хочу! – Катерина вдруг с силой вцепилась в рукав Натальи. Держала, не оторвать, и смотрела глазами, как у преданного пса. И голос стал просящий, грудной, аж до самых печенок пробирающий. – Слышишь?

– И я! – в другую руку вцепилась уже Александра, смотревшая не менее жалобными глазами. – Ты ведь не пожалеешь для родных сестричек такую красоту? Ташенька, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Наталья схватила кружевные панталончики и прижала их к груди. При этом глянула на сестер таким взглядом, что сразу стало ясно – не отдаст.

– Я спрошу у Саши, – Катерина и Александра сразу же насупились. – Сначала он посмотрит на них, – сказала и тут же замолчала, порозовев лицом. Поняла, как это двусмысленно прозвучало.

Она опустила глаза вниз и погладила нежную узорчатую ткань. Прикусила губу, во рту змейкой мелькнул алый кончик язычка. В голове всплывали сладостные картины, где она была в этих кружевных панталончиках, а он…

– Какая же ты, Таша, жадная, – насупилась Катерина, а следом за ней скривилась и средняя сестра. – Забыла, сколько всего мы для тебя сделали? Чего не попросишь, делали… А ты…

– Совсем о нас не думаешь, – в тон ей вздыхала и Александра, демонстративно отвернувшись от Натальи. – Сама себе мужа отхватила, а мы вот старыми девками остались. А с такой обновкой…

Всхлипнула сначала одна сестра, а следом за ней и вторая.

– Катенька, Сашенька, вы что? – у Натальи тоже выступили слезы. – Что вы такое говорили? Я же завсегда с вами… Хорошо, хорошо. Я скажу Саше, чтобы он и про вас не забыл с этими панталончиками. Слышите?

Через мгновение уже вся троица счастливо ревела, обнимаясь, смеясь.

* * *

Петербург, Сытнинская улица, вблизи от Сытного рынка

Наверное, странное это было зрелище, если посмотреть со стороны. По улице шли двое господ, один из которых болтал без умолку, а другой молчал и блаженно улыбался.

– … Саш[А], ты совсем меня не слушаешь, а витаешь где-то в облаках,-Лев пытался обидеться на брата, но получалось у него не очень. Характер такой, серьезно даже обидеться не мог. – Я тебе уже битый час рассказываю о своих идеях. Если все получится, то у нас будет так много денег. Ты слышишь меня? О чем ты, вообще, думаешь?

Продолжая улыбаться, Александр мотнул головой. Молча. В самом деле, не скажешь же на всю улицу, что безумно влюбился, причем не в кого бы то ни было, а в свою собственную супругу.

– Саша[А]⁈ Я тебе тут душу изливаю, а ты… – насупился брат. —

Это было какое-то наваждение, охватившее его в тот вечер и до сих пор никак не отпускавшее. Тот момент, когда его «накрыло» впервые, Александр прекрасно помнил. Он сидел в своем кабинет и едва только от злости не трясся, понимая, что лубочный красиво-парадный образ великого поэта, созданный в литературе, оказался не более чем ярким фантиком. Реальный Александр Сергеевич, вокруг которого «водили хороводы» тысячи и тысячи учителей и которым «тыкали» своим ученикам, был совсем другим: исключительно злопамятным, неимоверно обидчивым, особенно безрассудным и крайне непостоянным. Понимание того, что гений слова и рифмы, являлся так себе человеком, стало для него особенно болезненным.

– Саша[А]… – болтовня Льва продолжала звучать неразборчивым фоном, который он по-прежнему пропускал мимо ушей.

Но едва в тот вечер Она зашла в кабинет и коснулась его плеча, как гнев и злоба исчезли. Словно прозвучал божественный щелчок пальцами, и тяжесть на душе испарилась, как ее никогда и не было. Он смотрел на нее и никак не мог отвести взгляда, получая физическое наслаждение от одного лишь созерцания. Что, как и почему это происходило, ответов на эти вопросы у него не было.

– Саша[А], ты меня начинаешь пугать, – не унимался брат, пытаясь достучаться до Пушкина. – Что это за глупая улыбка? Ты похож на сопливого юнца, впервые попавшего на бал. Но им-то это позволительно, а ты-то, ты-то…

Александр отмахнулся, словно от назойливой мухи. Его душа пела – «она моя, только моя»! Наталья Гончарова, муза великого поэта, в честь которой создавались величайшие поэтические произведения русской литературы, его! Еще недавно он рассказывал о ней на своих уроках, показывал иллюстрации из учебников, а сейчас слушал ее голос, любовался походкой, и не только…

– Да, что с тобой такое⁈ Саша[А]⁈ Очнись, в конце концов! Ты забыл, зачем мы здесь⁈ – Льву, похоже, все это окончательно надоело, и он принялся тормошить брата. – Сегодня же выходит в свет наша газета, и мы хотели своими глазами увидеть, что вышло из этой затеи. Забыл? Мальчишки-разносчики уже с утра по рынку бегают…

Пушкин поморщился, сбрасывая наваждение. Его так за рукав дергали, что поневоле очнешься. Вскинул голову и удивленно огляделся. Глубоко погруженный в свои мысли, и не заметил, как они оказались на месте. Торговые лавки Сытного рынка начинались в паре десятков шагов.

– А вот, кстати, и они. Слышишь, как вопят? Во! Орут слово в слово, как ты и учил, – Лев уставился в сторону ворот. – Эх, прямо заслушаешься! Чую, братишка, что теперь только глухой и слепой не будет знать про нашу «Копейку».

Замерев на месте, Александр стал вслушиваться в звонкие мальчишеские голоса. Разносчики газет, которых они специально отобрали из уличных беспризорников, в самом деле оказались чрезвычайно голосистыми.

– Хорошо работают, с огоньком, – пробормотал он, ковырнув в ушах. – Орут так, что стекла звенят. Надо будет еще по гривеннику им накинуть.

Переглянувшись с братом, шагнули вперед. Пришло время посмотреть на тех, кто покупает их газету.

– Посмотрим, посмотрим, – бормотал Пушкин, заходя за ворота рынка и тут же замирая в самой людской толчее. – Матерь Божья…

Шедший за сразу же за ним, Лев то же встал, как вкопанный. Челюсть даже, как у древнего деда, вниз упала. Забавное зрелище, если со стороны глянуть.

– Господи, что же это такое… Ты посмотри, посмотри, – Пушкин-младший ошарашенно тыкал пальцем то в одного прохожего, то в другого, то в третьего. – У каждого же, у каждого…

К сожалению, не каждый был с газетой – небольшим сероватым листком с крупной витиеватой надписью «Копъйка». Преувеличение, но совсем не большое. У большей части в руках точно была, прикинул на глаз Александр.

– … Новости, сенсации и скандалы в новой газете! – разносились звонкие голоса разносчиков слева, справа. – Всего одна копейка! «Копейка» за копейку! Узнайте виду на будущий урожай!

Мальчишки, не смотря на довольно сильный мороз, носились нараспашку. Потные, раскрасневшиеся, только пар идет, как от лошадей после скачки.

– … Последние новости с Кавказа! Казаки взяли аул Устар-хан, освободили сотни наших пленных! Все самое интересное и свежее в «Копейке»!

С легким шоком Александр наблюдал, как «худеет» на глазах толстая пачка с газетами в руках у разносчиков. Пацаны только успевают раздавать серые листки и принимать обратно монетки.

– Гляди, Саш[А], гляди на это, – никак не мог успокоиться Лев, принимаясь тянуть за рукав шинель брата. Дергал так, что уже начала жалобно трещать. – Просто сметают…

– Хорошо, очень хорошо, – пробормотал Александр, шагая вперед. – А теперь послушаем, что говорят… Обратная связь, едить ее…

Заложив руки за спину, медленно пошел вдоль торговых рядом. С виду, прогуливается, воздухом дышит. Вид меланхоличный, лениво скользит взглядом по людям. На самом же деле с жадностью прислушивался к разговорам, пытаясь оценить настроения. Ведь, разговоры велись занимательные.

– … Кто сказал? – грозно хмурил кустистые брови торговец в бобровой шубе и внушительной бородищей. С виду крепкий купчина, а не коробейник какой-то. – А я говорю, хлеба много будет. Зима снежная, воды на полях будет вдосталь.

Его товарищ, полная противоположность – болезненно худой, бороденка куцая, поповская, нос крючком, глаза навыкате. Стоял напротив и держал в руке серый газетный листок.

– Так пишут вот, Модест Ерофеич, – уважительно настаивал худой, показывая в газетке нужное место. – Вот здеся, черным по белому. Видите?

– Где? – подслеповато щурился первый, все еще имея чрезвычайно недовольный вид. – Не вижу. Чиркни мне ногтем.

– Вот, вот, – длинный палец с черным ногтем коснулся листка. – Сам Федор Павлович Савин сказал, что на юге снега-то мало выпало, морозы очень сильные были. Мол, поэтому виды на урожай в Малороссии весьма плохи.

Услышав им одного из богатейших купцов первой гильдии, занимающихся продажей зерна за рубеж, дородный торговец в миг присмирел. Пожевал губы, почмокал, словно хотел что-то возразить, но не смог подобрать нужных слов.

Услышав то, что было нужно, Александр пошел дальше. Где-то впереди тоже то ли ругались, то ли просто так громко спорили.

– … Ты, сукин кот, совсем головкой плохой? Сказано же тобе, на Кавказе война идет, а не с турками! В газете зря писать не будут! – прямо посреди толпы ругались двое мужчин, мастеровые, похоже. Один, помоложе, в засаленном тулупе, а второй, постарше, в драном армяке. Причем оба хорошо выпимши, еле на ногах стояли. – Понял, пьяная ты кочерыжка⁈

– Дык, надо так наподдать магометянам из туретчины, чтобы до самой тундры летели, – старый, похоже, совсем не слышал молодого или может быть не хотел слышать. Все продолжал про свое талдычать, думая, что в газете написала про русско-турецкую войну. – Вот мой дед ходил турок бить, все рассказывал… И я тоже пойду, – храбрился мастеровой, грозя куда-то в небо жилистым кулаком. – Ух, я им всем задам по первое число! Они у меня попляшут… Прямо с сынами, дядьями соберемся и пойдем на Стамбул, все там пож…

Договорить не смог. Громко икнул и свалился прямо в грязный снег.

– Вот тебе и сила газетного слова, – хмыкнул Александр, перешагивая через храпящее и пускающее газы тело. – Как его проняло-то.

Чуть прибавив шаг, пристроился позади двух господ. Судя по газетному листку в руках у каждого из них и активной жестикуляции, говорили они также о новой газете. Осталось лишь послушать, о чем шла речь.

– … Анатоль, в самом деле, это же полная безвкусица. Мужицкая бумажка, – кривился молодой дворянин с густыми бакенбардами, держа газету оттопыренными пальцами. Всем своим видом показывал, какое у него при этом возникает отвращение. – Погляди, как мерзкая бумага. Такую зазорно даже в руки брать. А эти так называемые новости? Что это, вообще, такое? Вот, будучи в Лондоне, я видел тамошнюю газету…

Его товарищ, тоже одетый с претензией на иноземный шик, похоже, был полностью с ним согласен.

– Там настоящая газета, которую и благородному человеку не стыдно взять в руки. А эта, фи, настоящая портянка…

Услышав достаточно, Пушкин отстал от них. Палитра мнений уже получилась довольно неплохая, и можно было делать уже выводы.

– Значит, первый блин все-таки не комом, – улыбнулся Александр. – Ведь, я даже не рассчитывал на такой успех. А получилось, что с первого хода и в дамки. Большая удача, что и говорить.

Газета, и в самом деле, получалась массовая, то есть интересная большой массе самого обычного населения. Среди читателей, он обратил внимание, были и крестьяне, и мастеровые, и монахи, и купцы. Причем газету покупали даже местные евреи, что уже о много говорили. Те выгоду и пользу за версту чуяли.

– Хм, интересно, а сколько уже продано экземпляров? Лев? – Александр тут же развернулся и стал искать взглядом брата. Вопрос о распроданном тираже нужно было выяснить как можно быстрее. Ведь, это и будет показателем их работы, и главное, показателем перспективности всего мероприятия. – Где Рукавишников?

Пушкин-младший, как оказалось, держался рядом. Услышав вопрос, стал вертеть головой.

– Саш[А], а вон и Прошка. Легок как на помине, только-только ты о нем спрашивал, – Лев уставился направо. – Видишь, чешет как?

Рукавишников, и правда, пробирался через толпу, как ледокол, мощным телом раздвигая людей в стороны, а иногда и руками себе помогая. Видно, что спешил. Бороденка торчком стоит, дышит, как загнанная лошадь. Неужели, что-то плохое случилось.

– Александр Сергеевич, Лев Сергеевич! – задыхаясь от бега, закричал он, едва только заметил обоих братьев. И такая радость на его лице появилась, что даже чудно. – А я к вам собрался бежать, а вы тута…

Добежал до них и стал с хрипом кашлять. Неудивительно, с таким пузом бегать.

– Чево твориться, божечки! – отдышавшись, заголосил Рукавишников. – Все сметают! Глядите, ничего не остается! Вона опять за новой пачкой побежал! – ткнул в сторону мальчишки, тянувшего с воза газетную пачку. – Так ведь и не хватит, вовсе.

– Хватит причитать. Сколько уже продано? – Александр кивнул на телегу с газетными пачками, обернутыми рогожей от непогоды. – Подсчитал уже?

Купчина кивнул, но отвечать сразу не стал. Еще некоторое время молча шевелил губами, в уме, похоже, считая.

– Ну? – нетерпеливо подгонял его Александр.

Его журнал «Современник», насколько он помнил, из истории выходил тиражом в тысячу – тысячу двести экземпляров. Для толстого литературного журнала, выходящего исключительно для высокообразованного ценителя русской литературы, это были довольно неплохие цифры. Для издателя же, желающего заработать, – очень и очень скромно. Словом, Александр рискнул и напечатал газету пятидесятитысячным тиражом, а теперь переживал, окупится ли все затраты и получится ли заработать.

– Скоро там?

Наконец, Рукавишников перестал шевелить губами. Закончил, значит, считать.

– Дык, почти все распродали. Вот, три пачки осталось.

– Что? Почти все пять десятков тысяч распродали? Ты уверен?

Купец снова кивнул, но уже горазда решительнее. Мол, все именно так есть, как он сказал.

– Значит, пятьсот рублей, заработали за сегодня, – подытожил Александр, расплываясь в улыбке. – Пятьсот, мать его рублей только за один день.

Улыбка появилась не спроста на его губах. Доход в пятьсот рублей только лишь за один день при копеечных расходах был не просто победой. По-хорошему, этот результат был самый настоящий задел на будущее, причем на очень и очень обеспеченное будущее. Ведь, никто не запрещал газету сделать ежедневной или, на худой конец, еженедельной. Можно было расширить географию продаж, начав продажи в соседних городах.

– Так… – Пушкин многозначительно повысил голос, привлекая внимание и купца, и младшего брата. – Компаньоны, это победа! Невероятная, неоспоримая победа, но главное сражение впереди. Поэтому…

Рукавшников и Пушкин-младший напряглись.

– Лев, Прохор, э-э-э как тебя по батюшке?

У купца аж глаза от удивления на лоб вылезли. Естественно, не привык, чтобы его господа с отчеством величали. Полным именем сейчас только торговцем с большими капиталами прозывали, а остальных просто по именам. Словом, поэт оказывал Пушкину большое уважение.

– Я… я… это… – от сильного волнения он не сразу смог назвать свое отчество. – Филимоном батюшку звали. Значит-ца, получается Прохор Филимонович Рукавишников.

– Лев Сергеевич и Прохор Филимонович, – внушительно и абсолютно серьезно произнес Пушкин, скрывая улыбку про себя. Купец при этом приосанился, став даже немного выше, чем есть на самом деле. – Ставлю новую задачу. Мы ведь хотим еще заработать много денег? – оба синхронно кивнули, выражая при этом полную готовность броситься хоть с крыши, хоть в колодец. – Значит, хотим. Отлично! Тогда, ты, Лев, срочно готовь новый тираж еще тысяч на пятьдесят и организуй его продажу по соседним городам. Ты, Прохор, занимайся следующим номером. С тебя новости, слухи. И я тебе с этим подмогну, есть у меня еще задумки. А теперь ни грех и по стаканчику винца за это опрокинуть, а?

Рукавишников тут же громко сглотнул слюну. Чувствовалось, по жадному взгляду, что выпить он не дурак.

– А чего же по стаканчику-то? Дело-то ведь большое, – растерянно пробормотал он. – Может и поболе…