Текст книги ""Фантастика 2025-198". Компиляция. Книги1-18 (СИ)"

Автор книги: Игорь Семенов

– То есть можно, например, посмотреть, что у этих роботов внутри? А то мы решили сразу, что это роботы-манипуляторы. А может, это нечто совсем другое?! Да и что у него внутри посмотреть, – Карина как можно непринужденнее махнула рукой в сторону Древнего на голограмме. – Заодно, может, узнаем что-то новое из анатомии Древних, – усмехнулась она. – Возможен такой анализ, арро Кеурро?

– Возможен, – спокойно ответил Кеурро. – И удивительно, что это никому не пришло в голову… Это займет еще очень много времени… Не меньше тридцати-сорока дней, придется заново снять данные и работать уже с другими поверхностями, другого уровня. Но это возможно. И я даже рад… Не то, что бы мне нравилось, что лучшие наши техники торчат на этой планете, – усмехнулся он. – Да и сам я устал от нее и этих бесконечных изысканий. Но… арра Карина, вы даете нам… мне надежду!

– Я и себе даю, – вдруг улыбнулась Карина. – Жаль только, что, скорее всего, бесплодную.

– Не хотите домой слетать? Таи-Ванно ждет вас по-прежнему, – тайванец внимательно взглянул на нее.

Карина на мгновение задумалась. На Тайвани будет любимая служба, верные друзья, не будет Артура… Только вот и друзей-землян там не будет, да и Брайтон не отпустит ее так просто. А еще… если совсем честно – оттуда миллиарды парсеков до Розового Замка…

– Благодарю, арро Кеурро, – Карина сделала почтительный кивок-поклон, означавший у тайванцев глубокую благодарность. – Я и в третий раз могу ответить, что вернулась бы на Таи-Ванно только с Тарро.

Кеурро грустно кивнул в ответ и вздохнул.

* * *

Первое время Ар’Тур был растерян. Он был ошарашен, мир перевернулся с ног на голову. Все оказалось не так, как он думал. То есть его представления о самом себе перевернулись. Всю жизнь он считал себя благородным, нравственным, положительным человеком. Из тех, кто может иногда согрешить в мелочах, но сохраняет благородство в важных вопросах.

А оказалось, что в нем сидит чудовище. Злое, неистовое, склонное к горячей ненависти и неудержимой жестокости чудовище. Конечно, взрыв вызвало черное Каринино кольцо, но все же… Кольцо кольцом, но, не будь в нем этой злости и жестокости, ничего бы не произошло. Кольцу просто нечего было бы разбудить в нем.

Конечно, у него всегда был горячий нрав. Он легко взрывался, эмоции бурлили. Но Ар’Тур привык видеть в себе дипломата и умел сдерживать свои порывы для пользы дела. Теперь же оказалось, что, стоит ему утратить контроль, и на свободу может вырваться монстр вроде тех низких тварей, что он сам нередко крошил в мелких стычках в средневековых мирах.

И теперь Ар’Тур не знал, что делать. Вроде бы и в «дурку» сдаваться (на Коралии таких не было, но в Союзе-то были!) нет смысла. Во-первых, Карине это не понравится, а во-вторых, даже сейчас, когда он думает об этом, он совершенно нормальный и полезный член общества. Жалко, если Союз потеряет его. Пойти к Б’Райтону, попросить совета у отца? Но Карина просила этого не делать. Да и что-то подсказывало Ар’Туру, что благостный глава Союза не даст нужного совета, не поможет. Только захочет отнять у Карины кольцо. А этого нельзя допустить, это ее доконает.

Теперь Ар’Туру хотелось во всем беречь ее волю, следовать ее желаниям… Только вот поводов не было. Они общались регулярно, но на редкость сдержанно и ровно. Она не бегала от него, не падала в обморок при его приближении. Ничем не укоряла. А Ар’Тур предпочел бы, чтобы она билась в истерике, кричала и проклинала его… Ему самому так было бы легче. А в ее спокойствии, в ее ровном теплом отношении ему виделся незримый упрек. Именно от этого ее непрошибаемого поведения он ощущал особенно большую вину и ловил себя на том, что ходит за ней, как провинившийся пес. Ожидающий, когда хозяин накажет его, потому что, получив наказание – перестаешь его ждать, да и на душе легчает.

…А еще в голове порой навязчиво звучала фраза из прошлого, сказанная им брату, когда тот на спор пробил кулаком обшивку космического корабля: «Сам сломал – сам и почини». И Ар’Туру казалось, что это теперь его главный долг. И пока не «починит» – совесть его не успокоится. Только вот живая, нежная девушка – не космический корабль… Но фраза казалась символичной. Она упорно всплывала в голове и заставляла думать о том, как он может помочь Карине.

Облегчить душу ему, конечно, было нужно. И, раз Б’Райтон для этого не подходит, да и вообще никто в этом мире – Карина просила – он пошел к тому, кто раньше нередко давал ценные советы. Просто Ар’Тур давно не посещал этого человека.

Дело в том, что в более юные годы у Ар’Тура был «духовник». Примерно в тридцать лет, путешествуя по мирам, он познакомился со странствующим монахом из одного средневекового мира. Монах оказался изумительным собеседником, а его история сама по себе была весьма интересной.

Когда-то нынешний «отец Кравий» был разбойником с большой дороги. Ограбить и убить путников было для него так же просто, как отобедать. Человеческую жизнь он не ценил, уважал лишь своих подельников, что помогали наживаться на богатых странниках. Постепенно они награбили очень много, и Кравий ушел из леса, купил себе особняк, дворянский титул, создал семью… И долго жил в достатке и процветании, никто и помыслить не мог, что это головорез с большой дороги.

Он нежно любил свою жену и четверых детишек, занимался благотворительностью, заслужил уважение соседей. Было ли тогда в его сердце раскаяние – никто не знает. Может быть, и нет.

Но благоденствию бывшего разбойника пришел конец. Нет, он не потерял своего богатства, напротив, грамотно вкладывая его в дело, он его приумножил. Но неведомая болезнь унесла сначала его жену, потом старшую дочь, потом горячо любимых сыновей и обожаемую младшую дочурку. Кравий был повержен. Он любил семью, берег и заботился, словно за его спиной не было множества жизней, взятых им на большой дороге. Он молил Всевышнего – в том мире исповедовали монотеизм – забрать его вместо жены, потом – вместо каждого из детей… Просил он Бога забрать его и после смерти последней, маленькой дочки. Но странная болезнь миновала самого Кравия. Да и все хвори обходили стороной. Словно Господь, как горькое лекарство, вливал в него боль от потери близких.

А потом в нем что-то повернулось. Кравий отдал все средства церкви, запер свой большой дом в центре города и ушел в монастырь. Много лет он был странствующим монахом. Без единого гроша в кармане ходил по тем же дорогам, где прежде грабил и убивал, жил скудным подаянием, много раз был бит. Впрочем, даже разбойникам было нечего взять с него, таких не трогают…

А вскоре люди заметили, что, где появляется этот оборванный монах – крепче колосятся поля, выздоравливают больные дети, бесплодные женщины зачинают… И его стали приглашать в дома, просить отведать пищу, поговорить.

Так он прослыл святым мудрецом. И, видимо, это стало правдой. Потому что, когда Ар’Тур случайно повстречал бывшего разбойника, то сразу понял, что такого кладезя мудрости и спокойствия не сыскать во всем Союзе. Кравий как будто все понимал. Все на свете. Ар’Тур даже открылся ему, рассказал правду о себе. И она была принята без лишних эмоций, лишь с проницательным блеском в старческих глазах:

– Большие возможности у тебя, парень, – сказал ему тогда Кравий. – И большая ответственность. С таких как ты Господь много спрашивает. Но и дает много.

Но Ар’Тур много занимался союзными делами и все реже посещал монаха. С последней их встречи прошло почти десять лет. Ар’Тур вошел в его келью (старик уже не мог странствовать) с громко бьющимся сердцем – жив ли Кравий.

Кравий был жив. Но теперь он стал совсем древним старцем: густые седые волосы до плеч, одет в серую хламиду до колен, из-под нее выглядывают босые ноги. Он всегда соблюдал строжайшую аскезу, и Ар’Туру пришла мысль, не следует ли ему пойти тем же путем во искупление своего проступка…

Только глаза под густыми топорщащимися бровями горели так же ярко, с тем же проницательным блеском, что и раньше. А на губах читалась понимающая усмешка.

Внутри Ар’Тура хрустнуло, и все, что тревожило его, полилось бурным потоком. Не сказав ни слова, он упал на одно колено перед старцем и неожиданно для себя уткнулся лицом в его ноги.

– Вижу, ты пришел за помощью, Хранитель, – с пониманием сказал Кравий. Несмотря на то, что Ар’Тур когда-то рассказал ему о Хранителях Вселенной лишь как о красивом мифе, гуляющем среди его народа, старец всегда называл его именно так.

– Я не Хранитель, отец Кравий, – со слезами сказал Ар’Тур. – Я преступник.

Он позволил Кравию усадить его на единственный в келье стул (сам монах устроился на краешке своей жесткой кровати) и рассказал все – с самого начала. Как спасли землян, как он, Ар’Тур, влюбился в девушку Карину, как землян похитили, как он вел игру против Рональда и победил, и все, что произошло потом…

– Я просто не достоин жить, – завершил свою исповедь Ар’Тур, утирая слезы и хлюпая носом, как маленький мальчик. Потом собрался и добавил. – И теперь я реву, как ребенок. Слабак! А она, как всегда, спокойная, собранная… И только Господь знает, что творится у нее внутри.

– На самом деле только Господь и знает, что творится внутри у каждого из нас. Даже мы сами не знаем, наверное, теперь ты это понимаешь, – по-доброму улыбнулся отец Кравий. В его глазах, как всегда, было полное понимание. – Я не буду щадить тебя, Хранитель Ар’Тур. Потому что ты таковым и остаешься, хоть и совершил ошибки. Ты ведь за этим и пришел?

– Да, – снова шмыгнув носом и неожиданно для самого себя улыбнувшись, ответил Ар’Тур.

– На первый взгляд, твой грех не так велик. Ты всего лишь взял чужую вещь без спроса из любопытства. Не устоял перед мелким искушением. Но так бывает – маленький грех влечет за собой грех больший. Как с тобой и произошло. Поэтому и отвечать придется за больший.

– А как отвечать? – подняв глаза на старца, спросил Ар’Тур. – Я и хочу ответить, но не знаю как, не навредив ей.

– В первую очередь, своими чувствами. Тем, что называют муками совести. Ты страдаешь – это и есть главное твое «наказание». Их нужно принять. Так же, как принять, что то «чудовище внутри тебя» существует, – продолжил Клавий. – В каждом из нас это есть. Посмотри на меня – я это знаю хорошо. Как говорят, «не ведает, что творит». Вот ты и не ведал – в тот момент. Но ты ведал «до» и «после» – поэтому тебе уже легче. Я же не ведал в здравом уме. Лишь потеряв все, я понял, сколько боли принес людям.

– Да, ты рассказывал… – согласился Ар’Тур.

– И это самое страшное – быть чудовищем и не ведать об этом. Тебя Создатель уберег от этого. Ты ведаешь.

– Но как убить это чудовище? – спросил Ар’Тур. – Я не хочу, чтобы еще когда-нибудь я был таким… При наших способностях это слишком опасно.

– Его не нужно убивать, – мягко улыбнулся старец. – Его нужно… сначала – держать в узде. Видеть и держать. Потом ты должен переварить его. Твое чудовище – это лишь злость от страстей и желаний, которые не смог осуществить. Нужно обратить их во благо. Переварить злость и превратить в силу действий. Ты достаточно умен, чтоб понять то, что я говорю.

Ар’Тур кивнул. Он действительно понимал.

– А она? Как помочь ей? – спросил Ар’Тур.

– Вот это желание помочь ей – и есть первый шаг, – усмехнулся Кравий. – Что касается этой несчастной девочки, то в ее жизни произошло многое, что уже нельзя изменить. Это просто уже произошло, по воле Господа. И это неизменно. Тебе следует принять и это. Не в твоей власти вернуть ей счастье, радость, беззаботность, вернуть ей родной мир и ее саму. Ты должен принять, что она уже не будет прежней. И да – терпеть свои страдания при виде ее мук.

– Это невыносимо, – прошептал Ар’Тур.

– Терпи, – спокойно сказал Клавий. – Она ведь терпит. Я знаю, что это тяжело. Я чувствовал то же, когда умирала моя жена, потом дети… И еще… Ты должен ее отпустить.

– В смысле? – удивился Ар’Тур.

– Ты и сейчас надеешься вернуть ее, – добродушно усмехнулся Кравий. – А ты прими, что она не будет с тобой, уже не сможет. И если хочешь – будь ее личным хранителем, ее рыцарем, если она позволит. Без надежды. Как раз это поможет переварить твои страсти.

– Любить беззаветно? – горько усмехнулся Ар’Тур. – Я всегда старался…

– И всегда думал о своих желаниях. Теперь настало время, когда ты можешь использовать свои и ее муки, как рычаг для такой любви.

Ар’Тур грустно улыбнулся и кивнул с пониманием. Кравий не оправдывал его и не снимал с него ответственность. Но это было именно то, что нужно. Ар’Тур был крепким молодым Древним, и сам не собирался щадить себя. И от разговора действительно становилось легче.

– Но я бы хотел как-то помочь ей самой! – с отчаянной горечью сказал Ар’Тур. – Я бы отдал всю свою кровь, чтобы ей было хорошо!

– Этого не нужно. Я ведь говорил, что ее страдания ты тоже должен принять. Как и ее спокойствие, ее бесчувствие… Но я подскажу тебе кое-что, что можно сделать, – острые проницательные глаза блеснули из-под бровей, в них была мудрость вперемешку с озорством. – Но не знаю, насколько тебе это понравится… Ей нужен какой-то выход, может быть, этот.

* * *

А потом Ар’Тур долго сидел на высоком обрыве над морем одного из миров. Дул пронизывающий штормовой ветер, гнал огромные валы, и они разбивались о скалы внизу. Он был Древним, ветер и холод его не тревожили. Он просто думал. И периодически плакал, осознавая.

Он любил Карину. Любил именно так – беззаветно, широко, сильно. Такую вот натянутую, как струна, сильную, немного жесткую. И невероятно, потрясающе нежную, если до этой нежности докопаться. И ее ответная любовь, ее нежность, ее способность любить с самоотдачей казались необыкновенно нужными, вкусными, казались сокровищем, которое нужно получить во что бы то ни стало. И он хотел обладать ею и ее необыкновенными чувствами, несравнимыми ни с чем.

И все, что он делал последнее время – было из желания получить это. Получить Карину, ее перламутрово-сияющую сердцевину, из которой льется этот поток. Страсть, жажда добраться до этого, получить во что бы то ни стало, затмили ему глаза. Он позволил страстям закрыть в душе любовь.

И вот теперь оставалось только любить. Больше ничего. Без надежды, без взаимности. Он ведь знает, что она к нему чувствует, теперь знает, после откровений с кольцом на пальце…

Ар’Тур, мужественный большой мальчик-Древний, смахивал слезы, если прежде их не уносил ветер. Опять плакал – за эти дни он снова научился плакать, как в детстве.

И честно говоря, от всех этих осознаний было очень больно. Но очень светло.

Принять.

Отпустить.

Любить.

Ки’Айли точно знала, где его найти. Она просто посмотрела будущее. По коридорам Белого Замка почти бегом дошла до двери библиотеки. Говорят, до войны ее хотели модернизировать, сделать технически оснащенной, современной. Но вот уже больше ста военных лет об этом никто не вспоминал.

Это было огромное пространство с бесконечными стеллажами из резного темного дерева. Красиво, по-старинному, и дух здесь витал такой, словно лица, формулы и явления, что жили в бесчисленных книгах, фолиантах и других носителях, выскользали наружу и танцевали в воздухе. И делали его густым и насыщенным.

Недалеко от входа за столом, заваленным старинными фолиантами, сидел Рон’Альд. Когда она вошла, он приветственно встал, положив одну руку на столешницу. А Ки’Айли в очередной раз заметила, что он словно постарел. Стал стариком в молодом теле Древнего. В его движениях, выражении лица и фигуры не было той юной упругости, что свойственна всем Древним, чей возраст далек от десятков тысяч лет.

«А что ему снится, что он видит перед внутренним взором, – подумалось ей, – это страшно даже представить… Ведь не только будущее может терзать, но и прошлое».

– Я рад, что ты смогла прийти, – спокойно сказал он. В черных глазах было привычное понимание и такая же привычная горечь. Теперь это был целый космос горечи, неведомой никому более.

Ки’Айли не ответила. Повинуясь порыву, она быстро подошла к нему, сняла черное кольцо – кольцо драконов – вложила в его ладонь и сжала его пальцы так же, как сделал он, когда дарил ей это кольцо много лет назад.

– Возьми, тебе оно нужнее, – сказала она и прикоснулась губами к его руке с зажатым внутри кольцом.

– Это был мой подарок тебе, – внимательно глядя на нее, ответил он.

– И всегда им останется, – ответила Ки’Айли с улыбкой. – Мы знаем, что кольцо помогает не только с будущим, но и с прошлым. А меня не тревожит прошлое, только настоящее. И с тех пор как ты вернулся, принес весть победы, страшные предсказания больше не посещают меня. Я вижу в будущем лишь бесконечный мир, благоденствие Коралии, огромный дружеский Союз планет… И мирные корабли на просторах космоса. Это радостные, хорошие картины. А телепатия у меня развилась уже достаточно, – закончила он с усмешкой и искренне добавила снова. – Возьми. Сейчас это мой подарок – тебе.

Рон’Альд еще несколько мгновений задумчиво смотрел на нее, потом молча разжал ладонь и надел кольцо на безымянный палец правой руки. Ки’Айли подумала, что здесь этому кольцу и место – на много веков – на его худой смуглой руке. Говорят, ко всему прочему оно еще и помогает вернуть утраченное… Пусть к Рон’Альду оно вернется. Это нужно и ей самой. Может быть, она и есть то главное, что он утратил… Но верить в это она пока не могла и гнала подобные мысли.

– Что ты изучаешь? – с любопытством спросила она и присела рядом. Рон’Альд тоже опустился на стул и показал ей на фолианты.

– Феномен Одобренного брака, – усмехнулся он. – Мы обговорили с отцом все детали предстоящей операции, я отдал все распоряжения, и появилось время заняться этим. Знаешь… – Рон’Альд задумчиво взял со стола один из фолиантов. – Первые Древние, жившие десятки тысяч лет назад, почти не оставили записей. Как не оставляем их и мы. Но вот об Одобренном браке немного есть. В те времена почти все браки между Древними были Одобренными, и да… порой совершали ошибки. Я нашел три упоминания о случаях, похожих на наш.

– И что же там было? – напряглась Ки’Айли.

– Там было ровно то же самое, – усмехнулся Рон’Альд. – Тогда тоже никто не знал, что представляет из себя сила Правителя, скрепляющая Древних этим браком. Как именно он работает. И иногда случалось подобное нашей ситуации. Три случая, похожих, как близнецы. Древний пропал без вести, и в его отсутствие Правитель скрепил его возлюбленную Одобренным браком с другим Древним. А потом, когда никто не ждал, тот первый Древний вернулся.

– И что было дальше? Они нашли выход? – от того, что их случай не уникален, становилось легче. Но и тревога тонкой ниткой забилась в горле. Кто знает, что это за выход…

Рон’Альд помолчал, потом задумчиво сказал:

– А я ведь тоже мог бы сделать это… В двух случаях все решили Поединком. Да и вообще все спорные вопросы, где не было подкрепления законом, решались тогда именно так. Здесь выходом был признан Поединок до смерти одного из соперников. Правитель одобрил это решение.

– B кто победил? – напряженно спросила Ки’Айли.

– В одном случае победил одобренный муж. И все стало хорошо – постепенно в комфорте Одобренного брака его жена снова обрела счастье… А вот в другом случае, победу одержал другой Древний. Казалось бы, одобренную жену проигравшего должна была ждать участь одобренной вдовы, возможное безумие… Но нет. Она мучилась недолго. Проблему решили просто – быстро заключили новый Одобренный брак – между ней и ее вернувшимся возлюбленным. Знаешь… – грустно усмехнулся Рон’Альд. – А я ведь действительно мог бы убить его на Поединке… Мы могли бы пойти этим путем.

– Нет, – Ки’Айли встала с громко бьющимся сердцем и нарастающей внутри паникой. – Нет, Поединка не будет. Никто из вас не умрет… Если решение – только смерть, то лишь один в этой пьесе должен умереть. Вернее одна. Я.

– Ки’Айли, перестань, – тихо сказал Рон’Альд и тоже встал. – Именно пока ты жива, есть надежда. Вот посмотри, – он указал на другой фолиант, и Ки’Айли начала машинально его пролистывать. – Здесь я нашел, что сделали в третьем случае. Ничего. Они не смогли разгадать загадку Одобренного брака. Они не стали драться на Поединке. Первый возлюбленный ушел в далекие миры. А дальше идет запись, посмотри: «Спустя семь тысяч лет Одобренный брак А’Лайя из Рода Терви и Ко’Рицци из Рода Беа изжил себя, и они расстались». То есть за долгое время Одобренный брак изживает сам себя. Пока я вижу это как единственный выход.

– Мы не можем ждать тысячи лет! – со слезами в голосе произнесла Ки’Айли. Теперь паника охватила ее по-настоящему. – Если есть два выхода – тысячелетия без тебя или смерть, я выберу второе!

Слезы резко, неуправляемо брызнули из глаз.

– Перестань, антеоли, – Рон’Альд сделал шаг к ней и обнял, аккуратно прижал к груди пушистую голову. – Перестань. Смерть – это не выход. Где я буду искать тебя, если ты расстанешься с телом? – он слегка отстранил ее и тепло улыбнулся, вытирая ее слезы. – Это ведь одна из причин, почему я сам не бросил свое тело в плену. Где нам потом искать друг друга? Ты сама знаешь опасность путешествий в нематериальных мирах и бесконечное разнообразие Вселенной, где так легко потеряться… Нет, мы должны ждать. Раз ты не хочешь, чтобы я убил Эл’Боурна… – мягко сказал он… И добавил: – Да я и сам не хочу. Эл’Боурн ни в чем не виноват, он тоже жертва этого брака, как и мы. Мы будем ждать. И либо найдем решение, как досрочно избавиться от этого проклятья. Либо брак изживет сам себя. Поверь, я готов ждать… тебя.

– Нет, – покачала головой Ки’Айли. А в солнечном сплетении начал ворочаться «червь», заставляя ее корчиться внутри от удушающих, отвратительных ощущений. Словно он обхватывал кольцами и сжимал все органы у нее. – Рон’Альд, я смогу! Я Древняя! Мы переборем это проклятье… Я сегодня же уйду от Эл’Боурна, сегодня же скажу ему об этом… Антео… – она запрокинула голову. – Поцелуй меня, Рон’Альд. Сейчас.

Несколько мгновений он с сомнением смотрел на нее. Наверное, ощущал то, в чем она не признавалась. Что с момента, как она снова собралась уйти от мужа, «червь» внутри заползал быстрее, разъедая ее нутро. А потом Рон’Альд склонился и прижался к ее губам сухими горячими губами. Нежно, но с жадностью умирающего в пустыне. Изголодавшись, соскучившись.

…Ее антео… Все, как раньше, только сами они старше. Избитые жизнью, словно проклятые. Пьющие свой первый после разлуки поцелуй, как манну небесную, снова и снова…

…Удушье. Ей нечем дышать. «Червь» устремился вверх и с немыслимой силой сжал легкие, прополз выше, сдавил трахеи, добрался до горла. Она Древняя, она выдержит… Можно не дышать часа два, она пробовала в путешествиях. Под конец кружится голова, и это знак, что пора заканчивать. Но это… это совсем другое. Это активное удушье, когда тебя душат как будто изнутри. От этого тело сжимается в конвульсиях, хочется схватить себя за горло и разорвать его, чтобы вытащить мерзкое, почти живое, что поселилось в ней.

Рон’Альд резко остановился и отстранил ее от себя. Ки’Айли попыталась вдохнуть воздух, но все внутри лишь сжималось, выталкивая его. А тело сотрясали мощные судороги, заставляли биться в руках ее антео. Он резко подставил ей стул, усадил на него… Сел на корточки рядом.

– Ки’Айли, прошу, – взяв в ладони ее трясущиеся руки, он заглянул ей в глаза. – Подумай о муже. Подумай, прими решение, что скоро ты вернешься к Эл’Боурну. Что он будет рядом… Прошу тебя, подумай. Так ты просто умрешь.

С бессильными слезами Ки’Айли представила себе мужа. Высокая мощная фигура, надежный, уютный. Эл’Боурн, ее рыцарь. Да, сегодня вечером она еще вернется к нему. Сегодня еще нужно…

Кольцо вокруг горла и легких разжалось, воздух тонкой струйкой устремился в них. Дыхание медленно выровнялось, руки перестали трястись, тело успокоилось. А «червь» сделал еще один предупреждающий круг и затих. Лишь изредка ворочался, как зверь в берлоге.

– Я смогу, Рон’Альд, – повторила она в который раз. – Я привыкну к этим ощущениям и смогу их перебороть. Телом можно управлять, ты же знаешь. Думаю, мы должны попробовать.

Рон’Альд встал, сложил руки на груди и повернулся боком к ней. Задумчиво он смотрел сквозь пространство.

– Мы попробуем, антеоли, – наконец произнес он. – Попробуем. Когда все это закончится, когда доведем операцию до конца. Мы уйдем подальше в другие миры и попробуем. Может быть, это поможет. Но пока не убивай себя, прошу.

* * *

Спустя четырнадцать дней операция была завершена. Десять Древних под руководством Рон’Альда отправились по мирам на планету геар. За тридцать лет плена, что геар пытали и изучали Рон’Альда, он изучал их. Незаметно вмешивался телепатически. Да и, видимо, они не считали нужным ставить защиту от пленника-смертника. Он знал, где их командные точки, где находится центральное правительство. Знал и то, что способность путешествовать по мирам не была у геар такой же неотъемлемой, как у Древних. Раз в трое суток пилоты кораблей, которые уходили в атаку по мирам, должны были проходить сеанс особой ментальной обработки, усиливающей редкую способность к спонтанной смене миров.

Древние обезглавили геар. Все правительство было уничтожено, как и все командные пункты. Были уничтожены ментальные установки для усиления способности к межмировым переходам. А прежде чем уничтожить планету, Древние подали ложный сигнал из правительственного центра связи, что всем пилотам срочно следует вернуться домой.

Прибывающие корабли на подлете к планете уничтожал флот коралийцев и их Союзников.

А потом… Потом Ки’Айли стояла на большом коралийском флагмане между Рон’Альдом и Эл’Боурном и смотрела, как взрывается и разлетается вдалеке планета геар.

Сейчас было неважно, что с одним из них ее связывает неразрывный брак, ее проклятье, а к другому она тянется, но никак не может дотянуться из-за этой связи. Сейчас были не важны никакие проблемы. Потому что это была победа. Слезы стояли в глазах у многих, ведь большинство Древних стали ветеранами этой ужасной войны. А до возвращения Рон’Альда уже почти никто не верил в победу.

Весь Совет союзников проголосовал за уничтожение планеты. Не брать пленных, не оставить злу шансов. По данным Рон’Альда, геар обладали врожденным фашизмом как базовым свойством национального характера. Их цель, смысл их жизни – уничтожение человекообразных во Вселенной. Если не мы их, то они нас – рассуждали измученные длинной войной члены Совета. Ни у кого не было сомнений, что геар – это зло, которое нужно уничтожить полностью. Стереть с лица космоса.

Ки’Айли тоже было не жаль их. Тех, кто тридцать лет пытал ее антео, а до этого более ста лет истязал весь видимый космос своей агрессией. Лишь где-то на задворках сознания мелькала мысль, что ведь и у геар, наверное, были дети, женщины и старики, далекие от войн и фашизма… А может быть, и не было, отвечала она самой себе, раз это базовое свойство их характера.

Словно услышав ее мысли, Рон’Альд обернулся к ней:

– Каждая сила хороша сама для себя. Но не мы затеяли войну на уничтожение.

А спустя несколько дней подтвердилось ранее увиденное Ки’Айли. Что после побега Рон’Альда, когда твари поняли, что местоположение их планеты рассекречено и поражение близко, они разбросали по космосу свой прощальный «подарок» – зеленые «снаряды смерти». Древние нашли одно из скоплений таких шаров и ликвидировали.

Но стало ясно, что эта опасность поселилась во Вселенной, хоть сами геар были уничтожены.

* * *

…Пройдет около пяти сотен лет, и Совет Союза мирных планет – гуманистического Союза, ратующего за мир и благоденствие всех рас во Вселенной – сделает все, чтобы убрать упоминания о том, что когда-то самый первый Союзный Совет во главе с Древними принял решение о полном уничтожении расы геар. И привел приговор в исполнение.

А когда Древние уйдут, один лишь Рон’Альд во всей Вселенной будет помнить правду и о войне, и о ее героях, о том, что и как принесло победу. И о том, как целая раса была смятена атакой Союзных сил.

А Б’Райтон, слышавший правдивые истории в юности, предпочтет не думать об этом и не верить в правду. Его, главного идеолога союзного гуманизма, будет пугать подобное. Но все же он не сможет врать себе полностью. В нем всегда будет ползать мелкий червячок сомнения по поводу брата, принимавшего участие в войне и уничтожении геар. Да и кто знает? Может быть, именно Рон’Альд когда-то предложил стереть их с лица Вселенной? Впоследствии это было сложно установить. Никто не помнил, кто же первым высказал на Совете именно это предложение.

А потом Рон’Альд предложил на Совете Союза закон об уничтожении агрессивных рас. И все это заставляло сильнее подозревать его в уничтожении Земли. Червячок сомнения в душе Б’Райтона взял верх, и он мог поверить в виновность брата.

* * *

Карина просто жила. Как могла. После разговора с Кеурро ей стало легче на душе. Не то, что бы она верила, будто новое расследование оправдает Рональда. Но все же теперь, когда она сделала все возможное – для него и для самой себя – стало легче.

Она понимала, что не может ненавидеть его. Что любовь к нему так и живет в ее душе. Странно… Ведь Артур был прав. Этот Древний уничтожил родную ей планету (хоть где-то и билась нить сомнения в этом), из-за него погибли все ее близкие, а сама она с горсткой друзей стала пришельцем в чужом мире. Но ненависти не было. Только боль, к которой она начала привыкать. И любовь.

И воспоминания, за которые она не могла не благодарить его. Потерять то, что у них было, оказалось невозможно больно. Но время шло, и на смену постоянной внутренней истерике, которая то и дело сменялась холодной мертвой отрешенностью, стала приходить благодарность. Каким бы чудовищем он ни был, именно с ним она на время стала собой, обрела то самое широкое и глубокое счастье души, о котором все мечтают, но мало кому дается… Именно он дал ей это.

С Артуром общалась тоже все так же ровно. Иногда казалось, что вообще ничего к нему не испытывает, кроме легкой жалости. Но это было не так.

Артур изменился, странно, неуловимо изменился. Наверное, лишь проницательная Карина заметила эти изменения. Он больше не напоминал побитого пса, ждущего новый пинок, скорее был похож на человека, принявшего свою участь и старающегося стать лучше. И ведь он и есть хороший, думалось Карине. Чего всегда хотел Артур? Он хотел лишь делать что-то важное и благородное для Союза, как это всегда и было. А вторым, чего он хотел, – была сама Карина. И если кто и виноват, что хороший парень Артур на время утратил лицо благородного Древнего, Хранителя без страха и упрека, то только она.

Глубоко внутри она все так же винила себя в этом. Так же, как и в том, что ошиблась в Рональде, предала Союз и Артура. Теперь было легче, осознание своего утерянного счастья и благодарность к Рональду дали душе какой-то свет, держащий на плаву. Но все же… это разъедающее чувство вины было в ней сильно.