Текст книги ""Фантастика 2025-161". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Гедеон

Соавторы: Павел Барчук,Мила Бачурова,Елена Шатилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 282 страниц)

Глава 15

Кирилл. Шахты. 1009 км от Бункера

Пока пробирались к своим, Кирилл размышлял.

Теперь, по крайней мере, понятно, почему убили Леху. Не повезло наткнуться в лесу на девочку, собиравшую землянику. Отец, или кто уж при ней не был, увидел чужака и испугался за ребенка.

Вопрос – чего он так испугался? Нормальный, судя по устройству поселка, цивилизованный человек – не обдолбанный Дикий? Это первый вопрос. То есть, по значимости, второй. А первый – откуда вообще в поселке дети? Что за бред с иконой Матери Доброты и люлькой?

Объяснение может быть только одно: где-то здесь, на юге, изобрели аналог нижегородского порошка или бункерной вакцины. Додумались адаптировать человеческий организм под новые условия, как это сделали в Нижнем, или синтезировали состав, схожий с тем, который изобрел Вадим – неизвестно. Факт то, что дети на юге рождаются. Только, судя по словам женщины, подслушанным Джеком, далеко не у всех желающих. Дети – большая редкость, в поселке их всего двое. По прикидкам Кирилла, основанным на подсчете обитаемых домов, человек на сорок взрослых.

В Доме у источника, где жил Кирилл, число детей возрастом от младенческого до верзил вроде Серого и Мрака уже сравнялось с количеством взрослых. Еще пару лет подождать, и третье поколение появится, обитатели поселка – не только их, но и прочих в Цепи – едва успевали обживать новые дома. А здесь – вот так. Продолжение рода, судя по словам женщины, награда для избранных, тут еще и какой-то странный культ под это дело подложили. Почему? Нехватка ресурсов для синтеза вещества? Возможно... Жаль, нельзя в предыдущие поселки вернуться. Посмотреть, везде у них тут «Матери Доброты» молятся, или как. Если везде, то можно будет сделать выводы.

– Да еще не хватало, возвращаться, – проворчал Джек – оказывается, последнюю фразу Кирилл произнес вслух. – Две недели ковылять! Лучше посмотрим, что там дальше. Теперь хоть знаем, что детвору за километр обходить надо. Но вообще, по-хорошему, языка бы взять и расспросить как следует. И вот не надо про «нас сюда не звали!» – предупреждающе поднял руку он, – Леха того козла тоже не звал! Хватит одного трупака, я лично с открытыми глазами дальше идти хочу.

На это у Кирилла не нашлось что возразить.

***

Взять «языка» удалось нескоро. Жилые поселки на пути не попадались долго, встречались только брошенные – люди, по прикидкам Кирилла, ушли отсюда лет семь-восемь назад. Он высчитал это по датам последних смертей жителей – здесь точно так же, как в Цепи, на задах поселков устраивали кладбища.

Когда-то жизнь тут кипела. Люди возделывали поля, ухаживали за скотиной, строили сараи и конюшни, помогали живым и хоронили мертвых. А сейчас и поля заросли подлеском, и кресты на кладбищах едва видны в сорной траве. Кирилл бродил по брошенным селениям, пытаясь понять, почему их оставили жители. А то, что отсюда именно ушли, уведя с собой домашний скот, прихватив одежду и утварь, было понятно по состоянию домов и хозяйственных построек.

Из-за холодов и снегопадов – тех, от которых собирается уводить людей он сам?.. Вряд ли. Климат здесь, по мере продвижения на юг, становился все мягче, земля все плодороднее. В брошенных садах клонились к земле, под тяжестью созревающих плодов, еще не одичавшие яблони и сливы. В огородах пробивались сквозь сорняки подсолнухи, по стенам домов вились хмель и виноград. В одном из поселков Кирилл обнаружил даже водопровод – от реки к домам тянулись трубы, когда-то, судя по всему, снабженные механическими насосами. И электричество здесь было – Кирилл не раз видел навесы, похожие на те, что сооружали в Цепи для установки генераторов. Самих генераторов не увидел, главную ценность жители забрали с собой, но, скорее всего, это были аналоги тех, что собирали в Бункере. На юге цивилизацию пытались поддерживать теми же способами, что и на севере... Так почему же ушли люди?

Кирилл снова посмотрел на кладбищенские кресты, почти незаметные в высокой траве – устав от тяжелых мыслей, он присел на поляне неподалеку от кладбища и сидел тут, кажется, давно. Странно, что до сих пор бойцы не хватились... Хотя, может, специально не трогают – чувствуют, что не стоит.

Кирилл встал. Зачем-то снова пошел вдоль ряда могил, раздвигая высокую траву и читая выжженные на деревянных табличках надписи.

Владимир, сорок восемь лет.

Анна, сорок девять.

Михаил, сорок шесть.

Все эти люди умерли в разные дни, и то была не вспышка эпидемии – они уходили естественным путем, от старости. Здесь, на юге, верхняя граница продолжительности жизни по-прежнему находилась на отметке пятьдесят, перешагнуть ее удавалось немногим.

Кирилл, тридцать восемь... Ну, здравствуй, тезка. И почти ровесник, всего на три года старше. Вот бы знать, сколько ему самому осталось! Чтобы поточнее всё спланировать.

Как показали последние годы, в Цепи у людей, использовавших нижегородский порошок, не только восстановилась репродуктивная способность – продолжительность жизни тоже увеличилась. Герману, к примеру, пятьдесят один, а он по-прежнему бодр, скор на расправу, в маразм впадать не собирается, и здоровью молодые позавидуют. Джек рассказывал, что на соревнованиях по рукопашному бою – они во Владимире с подачи Германа начали проводиться еще лет десять назад, с каждым годом набирая все большую популярность – Герман не уступил ни одному сопернику, включая самого Джека. Он по-прежнему, несмотря на возраст, лучший боец в Цепи. Верхняя планка отмеренного людям срока сдвинулась, это точно – понять бы, на сколько... Эх, тезка-тезка. Хотя, ты-то вряд ли умер от старости, все-таки тридцать восемь от пятидесяти далеко... И тут Кирилла пронзило внезапной догадкой.

Люди уходили, потому что их оставалось слишком мало для того, чтобы обслуживать поселок, понял он. Старики умирали, а молодежи взяться было неоткуда. Самым молодым из тех, кто когда-то здесь жил, сейчас не меньше, чем тридцать три. А скорее всего, больше – вряд ли в день, когда все случилось, население поселка состояло из одних только грудных младенцев. Кирилл представил, каково тут было жить, и содрогнулся. Поселок небольшой, и если начинался он, допустим, человек с тридцати-сорока, то за двадцать лет наверняка опустел втрое. Десятку людей возделывать поля, ухаживать за скотиной, чинить изношенные генераторы и прочее оборудование – да врагу такой жизни не пожелаешь! Похоронив очередного старика, жители поселка, вероятно, решили, что надрываться дальше не в состоянии, и ушли. Туда, где были готовы их принять – возможно, в такое же полумертвое селение, объединив усилия, выжить проще... Да. Скорее всего, так и было. И вот, представил Кирилл, посреди этой безнадеги у людей появилась надежда.

В Цепи за восемнадцать лет, прошедшие с тех пор, как поселки облетела невероятная новость – Стелла беременна, люди к появлению детей привыкли. Их рождение стало обыденностью, привычной составляющей жизни. А здесь долгое время все шло так, как могло идти в Цепи, если бы не синтезированный в Нижнем порошок. Причем, вот странно – Дом у источника от ближайшего поселка южан отделяет всего-то сотня километров, а как разительно все отличается! Здесь как будто альтернативная реальность, Кирилл встречал эти слова в читанных в детстве книгах. Мир развивается так, как развивался бы в Цепи, если бы не «миссия»... Нда, веселого мало. Наблюдать за тем, как постепенно, один за другим, уходят в мир иной старики, видеть, как с каждым годом сокращается число родных тебе людей – представлять-то больно, не то, что в этом участвовать. Хотя... Стоп. Южанам ведь предлагали выход!

То есть, Кирилл, к стыду своему, о том, что на юге тоже живут люди, вспомнил далеко не сразу – только года через три после рождения Серого, когда удалось нормализовать применение порошка, и сумел вздохнуть относительно свободно, – но ведь вспомнил! К южанам они ходили вдвоем с Рэдом, собирались подробно рассказать о нижегородском чуде. Догадывались, что слухи о рождении в поселках Цепи детей должны были давно просочиться на юг, Рэд еще удивлялся, что соседи «не чешутся» и не идут на сближение сами. А Егор удивил их еще больше: он гонцов даже за ворота не пустил.

Выслушал в пол-уха – похоже было, что ничего нового не узнал – и махнул рукой: «Не надо нам вашего зелья. Народ пуганый, потравиться забоятся. Может, потом когда... Мы уж сами придем». И не нужно было быть Джеком для того, чтобы понять – от незваных гостей Егор спешит избавиться.

Тогда Кирилл списал нежелание Егора контактировать на вероятность того, что до него докатились слухи о смертях из-за передозировки катализатора, с некоторыми торопыгами такое случалось. Хотя после первого же летального случая Кирилл, поначалу окрыленный успехом и раздававший порошок без ограничений, ввел жесткий порядок: никакой самодеятельности! Катализатор применять только под присмотром медиков. А может, думал он тогда, дело в суевериях – неизвестно, что за легенды распространены у южан. Из Цепи не раз долетали слухи о возрождении старых религиозных верований и зарождении новых – то в одном, то в другом дальнем поселке. Ничего удивительного, в общем-то, еще Сергей Евгеньевич рассказывал о непреодолимой людской тяге в чрезвычайных обстоятельствах уповать на высшие силы. Поначалу Кирилл ждал, что соседи одумаются и придут, а потом решил, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. О существовании поселка Егора попросту забыл – своих дел хватало, – и вспомнил о нем не так давно. А сейчас внезапно понял, что тогда, пятнадцать лет назад, нижегородский порошок не заинтересовал Егора по другой причине. А именно – в поселках южан к тому времени, как они с Рэдом решили осчастливить соседей, уже появились дети.

Если предположить, что где-то в здешних краях, в каком-то из уцелевших со времен «до того как все случилось» научных учреждений обитал гений, сопоставимый с Вадимом или Борисом из Омска... Если предположить, что под рукой у гения или где-то в пределах его досягаемости находились нужные реактивы и приборы, люди, способные помочь... Тогда неудивительно, что мысль этого человека двигалась в том же направлении, что и ученых Цепи, пусть и отставая на пару-тройку лет. В конце концов, сколько примеров таких одновременных открытий знает мировая история – взять хоть изобретение радио.

В поселке Егора гений, так же, как в радиусе минимум трехсот километров от Бункера, проживать никак не мог, в Институте непременно знали бы о существовании коллеги такого уровня. Но Кирилла с Рэдом в свое время отправили за реактивами не на юг, а на восток. В Новосибирск, за четыре тысячи километров – значит, о существовании чего-то подобного на юге в Бункере не знали.

Или знали? – задумался Кирилл. Просто путь на юг представлялся куда более сложным, чем на восток – где на сотни километров вперед протянулись знакомые и дружелюбные поселки? Вот какой вопрос надо было задать Вадиму при крайнем посещении Бункера, – подумал, злясь на себя, – а не мериться в очередной раз известными местами, выясняя, кто из них прав! Вадим, выращивающий в своем затворничестве новое поколение ученых, носителей стремительно исчезающих знаний, или Кирилл – возродивший в Цепи жизнь, но уже десять лет назад осознавший, что дать детям хотя бы начальное образование, сопоставимое с тем, что дали когда-то ему, не сможет... Ладно, снова обругал себя он, от сожалений Вадим тут точно не появится. В карту надо заглянуть, вот что. Может, она что-то подскажет.

Вернувшись к дому, где решили остановиться на дневку, Кирилл рассказал о своих мыслях бойцам. Они вчетвером окружили разложенную на столе карту.

– Так вот же тебе и причина, – сразу ткнул пальцем Джек, – реку видишь?

И правда. Мог бы вспомнить, не заглядывая – это препятствие они обсуждали, еще когда готовились к походу.

Дон. Широкая, полноводная река. Мосты наверняка смыло в первые дни катастрофы. А на востоке были нижегородцы, освоившие навигацию. Разлившаяся Волга не пугала, напротив – часть пути предполагалось одолеть на пароходе, что, собственно, и произошло. Дальше серьезных водных преград не предвиделось, знаменитые сибирские реки находились восточнее, за Уралом... Да, отправить «миссию» на восток было, пожалуй, оптимальным решением. Идя на юг, в районе Ростова-на-Дону Сталкер с отрядом неминуемо уперлись бы в Дон – и неизвестно, смогли бы его преодолеть или нет. Посему, если на юге и были аналоги новосибирского академгородка, Кириллу о них не рассказывали. Вероятно, чтобы не сбивать с толку и не дарить надежду на существование второго шанса. Который, судя по только что открывшимся обстоятельствам, все же был.

Кирилл в задумчивости барабанил пальцами по столу.

– Выходит, где-то за Доном такой же порошок, как у нас, заделали? – прервал его задумчивость Джек.

Кирилл покачал головой:

– Как у нас – вряд ли. Скорее, аналог той вакцины, которую изобрели в Бункере. Теория Бориса все-таки слишком нестандартна для того, чтобы прийти в голову кому-нибудь еще... В общем, как бы там ни было, дети здесь рождаются. Осталось понять, какое отношение ко всему этому имеет так называемая Мать Доброты... Ты точно запомнил, что сказала та женщина?

– Всего дважды нас одарила Мать Доброты, чтоб у ней веселые травки не переводились – как-то так. Я ждала твоего появления в круге сколько-то там лет.

– Именно «появления в круге»? Не просто «рождения»?

– Не, там про круг было. Я ж чего его искать и пошел.

– Очень странно. – Кирилл потер виски. – Для чего складывать новорожденных в круг? Ведь люлька там стоит, насколько я понимаю, именно для этого?

– Да уж вряд ли для красоты. Хотя, черт его знает – может, на голову надевают и пляшут вприсядку.

– Языка надо брать, – подвела итог Олеся. – Гадать можно долго.

Допрос «языка» вымотал Кирилла больше, чем тридцатикилометровый переход накануне.

– Это самый бредовый бред из всего, что мне когда-либо доводилось слышать, – обескураженно объявил он.

Глава 16

Кирилл. Новочеркасск. 1053 км от Бункера

«Языка», решившего, на свою беду, отправиться в одиночку за дровами, взяли тихо. Джек подкрался сзади, придушил мужика захватом и оттащил в лес, за болото – куда, по его мнению, местные в ближайшее время никак не могли сунуться. Разговорить аборигена труда не составило: перепуганный и растерянный, играть в героя он даже не пытался.

Кирилл задавал вопросы, выслушивал ответы, и глаза у него лезли на лоб все дальше. Если бы не твердая уверенность Джека в том, что мужчина сам свято верит в рассказ, Кирилл решил бы, что над ним издеваются.

Первый ребенок появился в поселке, где проживал абориген, четырнадцать лет назад. То есть, прикинул Кирилл, если он и ошибся в расчетах относительно периода изобретения вакцины, то не сильно. На этом разумное изложение закончилось, и дальше, по выражению Джека, «поперли глюки».

Из четверых, проживающих на сегодняшний день в поселке аборигена детей, ни один не был рожден местной женщиной. Младенцев, согласно рассказчику, в поселок каким-то образом поставляла Мать Доброты – чей портрет, согласно сбивчивому описанию, представлял собой точную копию уже виденного в Павловске. Присутствовал в поселке и «Лунный Круг» – тоже подобие виденного двести километров назад, и люлька в центре круга. Дети появлялись в люльке только летом, и только в июле. Если наступал август, а люлька оставалось пустой, значит, в этот раз Мать Доброты одарила своей щедростью другой поселок, более достойный. Механизм передачи детей аборигену был неизвестен. По его словам, просто одним прекрасным вечером, когда жители поселка выходили из домов, находили в Лунном Кругу сладко спящего младенца. Мужик искренне верил в то, что ребенка принесла Мать Доброты – то есть некое божественное воплощение женщины с портрета. Заслужить появление младенца было не так-то просто, Мать Доброты одаривала паству далеко не каждый год. Появления детей трепетно ждали, Матери Доброты еженощно молились и дважды в сутки, перед завтраком и после ужина, распевали псалмы. Старались соблюдать установленные заповеди: не употреблять алкоголь, не сквернословить, прелюбодействовать только в определенный период и только находясь в браке, заключенном перед алтарем Матери все в том же Лунном Кругу – в этом месте рассказа Джек схватился за голову. Сексуальные отношения между людьми, не состоящими в браке, Матерью категорически не одобрялись. Кроме того, южанам предписывалось помогать больным и старикам, не перечить главе поселка и не выходить из домов, пока не «перевернется девятка», то есть с девяти часов утра до шести вечера.

– Охренеть, – ошалело выдавил Кирилл, – еще и комендантский час!

– А что будет, если выйти? – вмешался Джек. – Мать добротой порвет, как медведь хомячка?

Абориген от такого святотатства шарахнулся, будто перед ним ударила молния. Задергал связанными руками и, если бы мог, убежал хоть в болото, на краю которого проводился допрос, хоть к черту на рога – в этом Кирилл, заглянув в выпученные от суеверного страха глаза, не сомневался. Но Джек держал мужика крепко.

– Если выйти, Мать Доброты накажет, – прыгающими губами, после ободряющей оплеухи проговорил абориген. – В одном поселке ослушались, с сенокосом не успевали. Мать наказала их страшной болезнью. Люди умирали в муках. Те, что спаслись, навсегда запомнили ее гнев.

Кирилл нахмурился:

– Так. В муках, говоришь? Боли, безостановочная рвота, а как итог – смерть от обезвоживания. Верно?

Абориген затрясся.

– Не пугай больше, – глянув на него, попросил Джек, – того гляди обгадится. Ну, или пугай, но тогда сам держи. Это ведь он про поселок с крематорием?

Кирилл кивнул:

– Симптоматика отравления мышьяком – в чистом виде.

– Серьезная у них мамка, – одобрил Джек. – Кто слушается – тому, значит, младенцев. А кто поперек вякнет, тому яду в колодец.

– За что с ними так обошлись? – подала голос Олеся. – Ведь то, о чем он говорил... Ну, там, не бухать, не ругаться, больным и старикам помогать – это ведь хорошо? Их ведь, получается, правильным вещам учат? – она посмотрела на Кирилла.

– Благими намерениями, – вздохнул тот. В ответ на непонимающие взгляды пояснил: – Это цитата. Полностью звучит так: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». То есть, задумывал-то человек хорошее, а получилось хрен знает что... Послушай. – Кирилл тронул связанного аборигена за плечо. – Ты говорил что-то о псалмах. Можешь спеть?

– Может, – пообещал Джек. И широко улыбнулся аборигену.

Тот побледнел и торопливо начал:

– Ра... – засипел. Откашлялся. И на редкость противным голосом затянул: – Радость, радость, беспрестанно, будем радостны всегда...

Кирилл задумчиво кивал. На фоне общего идиотизма происходящего, пожалуй, и «Калинке-малинке» не удивился бы. Если бы знал тогда, что через три месяца каждый новый вечер будет начинаться с «псалмов» и ими же заканчиваться, задал бы аборигену еще много вопросов.

***

– Люди, – сказала Олеся.

Отряд привычно остановился. Движение на местной дороге было куда менее насыщенным, чем в Цепи, но товарообмен был в ходу и здесь: время от времени обозы с товаром между поселками перемещались. Сопровождали обозы компании из двух-трех мужчин.

Джек, понаблюдав за сопровождающими, вынес вердикт: «Давно не бойцы». Впрочем, судя по всему, боевых навыков южанам для сопровождения обозов и не требовалось. Ни намека на присутствие тех, кого в Цепи называли Дикими, за полтора месяца пути отряд не встретил – их здесь то ли перебили, то ли со временем, из-за голода и отсутствия медикаментов, вымерли сами. Хотя какая-то опасность, несомненно, существовала – без серьезных на то причин люди не обзаводятся оружием, а у сопровождающих обоз мужчин оно имелось. И вели они себя, несмотря на видимое отсутствие угрозы, настороженно. Странно, – думал Кирилл. Джек ничего не чувствует, Олеська тоже – а эти вон как озираются. Знают о чем-то, чего не замечаем мы?

– Уходим в лес, – привычно скомандовал он, – пропустим.

Так отряд поступал уже не в первый раз, после гибели Лехи старались не нарываться. Едва почуяв вдали посторонних, прятались в лесу и возвращались на дорогу лишь после того, как путники проходили или проезжали мимо.

Очередное появление местных не предвещало ничего нового. Отряд затаился в густом подлеске, лошадей заставили лечь, обмотали морды мешками и приготовились к ожиданию. Обычно на всё про всё уходило с полчаса, после чего Олеся объявляла: «ушли», и отряд возвращался на дорогу.

Джек, усевшись на землю и прислонившись спиной к дереву, ворчал, что нельзя закурить, остальные помалкивали – пользовались возможностью отдохнуть. Олеся, казалось, задремала, сев рядом с Джеком, привалившись к его плечу и закрыв глаза. Дома Кирилл такой тесной дружбы между Олесей и Джеком не замечал – возможно, потому, что редко видел их вместе. А в походе, понаблюдав, подумал, что во многих семьях супруги, и то не так дружно живут. Джек всегда садился или ложился так, чтобы Олесе удобно было прислониться. А она, не спрашивая, утаскивала в починку его одежду, молча подбирала с земли и прятала под полог палатки разбросанные вещи.

В этот раз отдыха не получилось – скоро Олеся вдруг открыла глаза. Недоуменно проговорила:

– Да что за хрень, – и встала на ноги. Замерла – непосвященному показалось бы, что прислушивается. О том, что на самом деле принюхивается, знали немногие, свои умения Олеся не афишировала. Доложила Кириллу: – Они не идут. На месте стоят.

– Почему?

– А я знаю?

– Жека... – начал Кирилл.

Как обычно, с запозданием – Джек успел вскочить раньше. Бросил:

– Уже там, командир, – и скрылся в лесу.

В этот раз ждать себя не заставил, вернулся быстро. Доложил:

– Это не обозчики, а засада. Лежат в кустах четыре пенька, ждут кого-то.

– Кого?

– Сбегать, спросить? – обрадовался Джек. – Во мужики обрадуются!

Кирилл вздохнул. Объяснил:

– Мысли вслух. Кого они могут ждать?

– С соседями терки? – предположил Эрик.

– Может, и с соседями...

Неприятное подозрение пришло в голову сразу. Но озвучивать его Кириллу не хотелось, он все еще надеялся, что ошибся. Снова позвал:

– Жека?

– Не вопрос, командир, – кивнул тот. И ушел.

В этот раз его не было дольше. А по лицу вернувшегося разведчика Кирилл понял, что в догадках не ошибся. Слова Джека: «Это за нами!» не удивили.

– Ясно, – кивнул Кирилл. – Что и требовалось доказать.

– А ты сразу понял, что ли?

– Не сразу, но... Да какая разница? Важно то, что нам здесь не рады.

– Что не рады, было ясно, еще когда в первый раз обстреляли, – хмуро обронила Олеся.

– Двоих из засады положить, двоих с собой забрать, – бодро предложил Джек. – И дальше ими прикрываться, если что. Я уж и прикинул, кого брать – потощее, чтобы жрали поменьше.

– Нет, – отрезал Кирилл.

– А как? Всех перебить?

– Никаких «перебить»! Обойдем тихонько лесом, и дальше двинемся.

– Угу, – кивнул Джек. – Лесом. По бурелому. С лошадьми, с поклажей – а фиг ли! Мы ж никуда не торопимся. Подумаешь, еще год будем гулять – вместо того, чтобы один раз развестись и шагать спокойно.

Кирилл вздохнул:

– Спокойно шагать нам все равно не дадут! И не прикидывайся, что сам не понимаешь. Перебьем этих – пришлют других. И их будет уже не четверо, а гораздо больше. Пока никого не трогаем, еще есть шансы решить дело миром.

– И как же ты, интересно, решать собрался?

– Не знаю, дальше видно будет. Я знаю только то, что это их земля, а мы тут пришлые.

Джек сердито сплюнул:

– Ну, так и вышли бы открыто, предъявили! Глядишь, разобрались бы – чего по кустам-то ныкаться? А если б не было с нами Олеськи, далеко бы мы ушли?

– Ты бы тоже засаду почуял.

– Ага. С двух метров – может, и почуял бы. А может, ты бы почуял – сразу, как во мне дыру проделали, сообразил – что-то здесь не то!

– Так, всё, – оборвал Кирилл. Взялся за рюкзак. – Уходим.

Зайти в лес глубоко не удалось, помешало болото. Двигались по краю цепочкой: впереди Олеся, за ней Кирилл, за ним Эрик, замыкающим Джек. Ступали осторожно, стараясь не хрустеть сухими ветками – хуже всех предсказуемо получалось у Кирилла. Неудивительно, в общем-то – со времен новосибирской «миссии» он, если и выбирался по делам в какой-то из поселков, ездил открыто, не таясь.

От Бункера до самого Нижнего необходимости прятаться не было больше ни у кого из жителей Цепи: после того, как Герман установил во Владимире свои порядки, с Дикими стаями в окрестностях управился быстро. Не прошло и трех лет, как Диких на отрезке Бункер – Нижний не осталось. С кем-то пришлось драться, у кого-то хватило ума сообразить, что власть поменялась, и откатиться на восток, не дожидаясь кровопролития, но, как бы там ни было, пешие и конные люди перемещались между поселками не таясь – а к хорошему, как известно, быстро привыкаешь. Старые навыки вспоминались с трудом, да и лет Кириллу было уже не семнадцать. Он смотрел на то, как бесшумно пробираются по бурелому Джек, Олеся и охотник Эрик, и только завидовал. Выдала их, впрочем, как позже понял Кирилл, не его медвежья поступь. Отряд не услышали, их почувствовали. Возможно, среди тех, кто сидел в засаде, находился человек с такими же способностями, как у Олеси. А возможно, с какими-то другими – одному-то Джеку удалось подкрасться незамеченным. Этого они так и не узнали. И закричать: «Ложись!» Олеся успела всего за секунду до залпа – отряд, как оказалось, окружили.

Раненная, одуревшая от выстрелов лошадь Олеси заржала и, вырвав поводья у нее из рук, ринулась вперед, в лес. Кого-то, судя по всему, сбила с ног – Кирилл услышал человеческий вопль. Джек, упав на землю, уже стрелял в противоположную сторону, сзади отряд тоже обошли. Олеся, упавшая на землю одновременно с Джеком, выстрелила туда, откуда прилетел вопль. Бросила Кириллу:

– Уходите с Эриком, мы прикроем! Брось коня!

Кирилл послушно бросил поводья – пробираться через бурелом вместе с конем действительно было глупо. Крикнув:

– Эрик, за мной! – пригнулся и кинулся в лес.

План у Кирилла созрел на ходу, и отбежали они с Эриком недалеко – ровно на то расстояние, которые требовалось, чтобы обойти засаду. Остановились, Кирилл указал Эрику на толстое поваленное дерево. Тот кивнул, что понял. Залегли. И сразу, по треску сучьев под чьими-то шагами, поняли, что не зря: их догоняли.

Подпустив треск на достаточное расстояние, Кирилл выстрелил. Судя по крику, попал. Переждал еще несколько выстрелов вдали. Услышал, как ржет где-то справа застрявший в буреломе конь. А шагов больше не слышал – значит, догонявший убит или ранен. Приказал Эрику:

– Разберись с жеребцом. Только тихо.

Эрик кивнул. Кирилл осторожно, пригнувшись, выдвинулся туда, откуда слышал крик. Раненного нашел быстро. Мужчина чуть постарше него, с короткой адаптской бородкой, держался за простреленную грудь. Ладонь заливала кровь. Жить мужчине, судя по всему, оставалось недолго.

– Кто вы? – Кирилл присел возле раненного. – Откуда вы узнали, что мы пройдем здесь? И почему нас боитесь?

Мужчина отозвался еле слышно, Кирилл нагнулся ниже. Руку с ножом, целящую ему в шею, успел перехватить в последнюю секунду – лезвие чиркнуло по подбородку. Если бы южанин не был ранен и бил резче, не успел бы.

Пока Кирилл выворачивал руку и разжимал стиснутые на рукоятке ножа пальцы, мужчина затих. А когда положил ладонь южанину на шею, пульса уже не нащупал. Человек умер.

Кирилл выругался. Справа эхом отозвался Эрик, пытающийся справиться с ошалевшим от выстрелов конем. Решив, что Эрику подмога не нужна, Кирилл поднялся, чтобы бежать назад, к Джеку и Олесе. Но, дернувшись было, замер. Выстрелы больше не доносились. Бой, похоже, закончился.

Кирилл немного выждал и почирикал по-воробьиному: всё нормально? Выдохнул – ответное чириканье, с промежутком в полсекунды, прилетело с двух сторон. Его друзья, судя по всему, оказались куда опытнее неведомых врагов. Ни Джек, ни Олеся не пострадали.

Одному из нападавших жеребец Олеси раздавил копытом грудную клетку, двух других бойцов застрелили. Лошадь, принадлежавшую Кириллу, пришлось зарезать – чей-то выстрел пробил ей шею. А конь, на котором ехал Джек, сломал ногу, застряв в поваленном дереве. Кобылу Эрика нашли по следам – примятым кустам в подлеске. С ней отряду повезло, уцелела.

***

Коню Джека наложили шину и с горем пополам вывели на дорогу – ничем другим помочь не могли. Уходили быстро, и скоро несчастный хромающий Буба скрылся за горизонтом. Жалобное ржание: «На кого ж вы меня покинули?!» стихло чуть позже.

– Его подберут, – услышал Кирилл. Это, приблизившись к Джеку, прошептала Олеся. – Сильный, объезженный. Таких не бросают.

Джек хмуро кивнул:

– Должны подобрать. Нога-то – хрен с ней, срастется, лишь бы не пристрелили со злости.

– А почему ты думаешь, что могут пристрелить? – удивился Кирилл.

Джек переглянулся с Олесей. Спросил у Кирилла:

– Твой клиент нормально себя вел?

– Н-ну... – Кирилл задумался. Принимать участие в боевых действиях ему не доводилось давно. Какое поведение противника считается «нормальным», успел подзабыть. – Он меня заколоть пытался. – Указал на подбородок с прилепленным пластырем: – В шею целил. Хотя я, конечно, сам виноват, нечего было расслабляться.

– В тебя целил? – уточнил Джек.

– А в кого? В себя, что ли?

Джек и Олеся снова переглянулись.

– То-то и оно, что наш – в себя! Мы одного живым хотели взять, не дался. Подобрались к нему с двух сторон, орем: «Руки вверх, не тронем!» А он башкой повертел, отдуплил, видать, что деваться некуда, проорал какую-то хрень и в башку себе из обреза выстрелил. Так разнес, что до нас ошметки долетели.

– Я иду к тебе, – сказала Олеся.

Кирилл недоуменно повернулся к ней:

– Зачем?

– Блин, да не я! Это ушибленный так проорал.

– Точно, – подтвердил Джек. – Сперва тихо что-то шептал – мы думали, со страху, а потом как гаркнет! И сразу выстрелил.

– Сперва, значит, тихо, – медленно проговорил Кирилл.

Если до сих пор ему казалось, что ситуация, в которую они влипли на юге, называется «хуже некуда», то теперь понял, что ошибался. Есть.