Текст книги ""Фантастика 2025-161". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Гедеон

Соавторы: Павел Барчук,Мила Бачурова,Елена Шатилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 282 страниц)

– Вы кто такие?

Глава 18

Мрак

– А ты кто? – бросил мужик.

Мрак надавил сильнее. Дождался, пока соперник захрипит. Спросил:

– Добавить?

– Пус... ти... – выдавил тот.

Мрак чуть ослабил хватку. Требовательно повторил:

– Ну?

– Местный я, – сквозь зубы отозвался мужик. – С Барыбино.

Это тот посёлок, до которого километр остался, – вспомнил Мрак.

– А второй? – он мотнул головой, показывая на убитого.

– Сосед дальний. Я его вчера первый раз увидал... Их Шаман прислал.

Мрак нахмурился.

– Их? То есть, этот не один?

Мужик отвёл глаза. Мрак снова надавил ему на горло:

– Сколько их?

– Ещё двое, – буркнул мужик. – Пусти ты, задушишь! Вперёд нас уехали; пёс тебя знает, как ты с ними разминулся. Другие два попроще, а этот при них вроде начальника. Тех вперёд отправил, конных, а сам пока выспался, да пока поднялся... – мужик с досадой вздохнул. – Увидал, что я запрягаю – на луг ехать, за сеном, – я с тобой, говорит. Пусть, говорит, моя кобыла отдохнёт пока.

– И зачем же их Шаман прислал?

Мужик поджал губы, уставился на Мрака.

– А то сам не знаешь! Ты же с севера? Только не ври, что местный, – опередил ответ он, – вижу, что нет. У нас таких лбов, как ты, не водится. Эвон вымахал – здоровше меня! Наши дети стрелять не приучены.

– Сидят и ждут, пока самих перестреляют? – хмуро усмехнулся Мрак. – С севера, угадал. Что вам Шаман про нас наплёл? Что придём вашу землю захватывать?

– А что, не так? – вскинулся мужик. – Шаман врать не станет!

Да уж. Вот уж кто точно врать не станет, так это Шаман. А главное, не переубедить ведь идиота.

– Я вас не трогал, – с трудом сдерживая злость, напомнил Мрак. – Сосед твой первым стрелять начал. У меня такого и в мыслях не было.

– И потому ты руку на кобуре держал, да? – бросил мужик. – Уж в глаза-то не ври!

– Я бы не стал стрелять.

– Угу. Я видел, как ты не стал! Небось, не ты сейчас мёртвый валяешься.

Мрак скрипнул зубами.

– И что Шаман велел делать? Вот этим, которых прислал?

– Защищать нас велел, чего ж ещё. У нас своих-то бойцов в посёлке... – мужик спохватился, прикусил язык.

Но сказал уже достаточно, продолжение не требовалось.

Мрак, подумав, отпустил руки. Поднялся, брезгливо вытер ладони об одежду. И приказал:

– Пошёл нахер отсюда.

Думал, что мужик вскочит и со всех ног ломанётся прочь. Но тот вместо этого вдруг смертельно побледнел. Попятился – не поднимаясь, так и сидя на земле, – спиной вперёд. До сих пор он храбрился, а сейчас Мрак увидел в уставившихся на него светлых глазах неподдельный ужас.

– Не убивай, – чуть слышно, одними губами прошептал мужик.

– Сдался ты мне. – Мрак сплюнул. – Вали, кому сказал!

– Мать-заступница не простит, – пробормотал мужик. – В спину, безоружного...

– Ты совсем дурак?! – не выдержал Мрак. Схватил мужика за шиворот, поднял с земли. – Допрыгаешься, в натуре пристрелю. Пшёл нахер, кому сказано! – Оттолкнул мужика от себя. Рявкнул: – Бегом!

Мужик, кажется, уже рыдал. Бежать бросился, поминутно оглядываясь. Похоже, на самом деле ждал выстрела в спину.

Мрак длинно, со злостью выругался. Подождал, пока полудурочный скроется из глаз.

Подошёл к застреленному коню, снял с седла рюкзак. Перевёл взгляд на убитого – тот так и лежал рядом с телегой, у колеса натекла и продолжала увеличиваться в размерах кровавая лужа.

Убивать Мраку до сих пор не приходилось. Скот резать, птицу – к этому был приучен. А чтобы человека... Из рассказов отца Мрак знал, что трупы они, если время позволяло, обыскивали. Рылись в рюкзаках, забирали оружие, боеприпасы, бывало, что одежду или обувь. Отец поминал это мельком, невзначай, словно так и должно быть. И у Мрака, когда слушал, сомнений тоже не возникало. А сейчас он вдруг подумал, что не сможет заставить себя ворочать труп и шарить в карманах убитого. Да и так-то, если рассудить, что с того трупа взять? Обрез ему на хрен не сдался, только лишнюю тяжесть тащить. Разве что зашвырнуть подальше, чтоб никому не достался... Злясь на себя за то, что старается не смотреть на мертвеца, Мрак подошёл к лошади, запряжённой в телегу. И снова выругался.

Старая, чуть живая кобыла с бельмом на правом глазу. Верхом на такой не поедешь, не факт, что она вообще под седлом ходить умеет. И телега не лучше, на ладан дышит...

Мрак почему-то вспомнил тучные стада, что паслись в угодьях Шамана. Ломящиеся от припасов закрома, ладные жилища, крепкие повозки. Поворошил сено, лежащее на телеге – тоже паршивое. От хорошей жизни так рано косить не станешь, травы должны сил набраться. Видать, из зимних припасов всё, что было, поели. Молодую траву косят, чтобы скот докармливать. Муторное это дело, молодую траву в копны-то путём не сметать. Вон, какая хилая... Мрак глубже зарылся в сено рукой. И тут же взвыл – на указательном пальце будто капкан сомкнулся.

А в следующую секунду копна разлетелась в стороны, словно взорванная изнутри. С телеги соскочил человек и бросился бежать.

Точнее, бросился бы, если бы сумел – ошалевший поначалу Мрак вышел из ступора, в два прыжка догнал того, кто вцепился зубами в его палец, и повалил на дорогу. Уже падая, понял, что силы у них с противником неравны, сам он перевешивает раза в два. Под ним, придавленный к земле, бился не взрослый человек – пацан. До того тощий, что острые лопатки впились Мраку под ребро.

Он схватил мальчишку за волосы – вокруг головы тот носил повязку, как у самого Мрака, – развернул рожей к себе. И охренел окончательно.

– Стафка?!

Пацан хлопал перепуганными глазами, явно его не узнавая. Мрак разжал пальцы.

Неловко поднялся, отряхнул штаны от пыли. Напомнил:

– Мы зимой виделись. Ты нам ботинки и спальник на сухую горючку менял.

Пацан несколько раз судорожно вдохнул и выдохнул. Браться за протянутую ладонь Мрака не спешил. Во все глаза смотрел на него – теперь уже, похоже, узнав. На окровавленную щёку, перемазанную глиной из канавы одежду и кобуру на поясе.

– Да не ссы ты, не трону, – буркнул Мрак.

Стафка сел. Открыл было рот, собираясь что-то сказать, и тут же его захлопнул. Увидел труп.

Побледнел – так же стремительно, как сбежавший перед тем мужик. Снова попытался что-то сказать, но звуков не получилось, только попусту зашевелились губы.

– Да что ж вы все ссыкло-то такое?! – разозлился Мрак. – Вали на хрен отсюда, пока не прибил.

И, демонстративно не глядя больше на Стафку, подошёл к убитому. Если бы не ужас в глазах пацана, вряд ли сумел бы себя заставить. А сейчас злость и раздражение взяли верх.

Мрак вытащил из-под руки убитого обрез, положил на землю рядом с собой. Снял патронташ, осмотрел – почти полный. Отстегнул от пояса чехол с ножом. И услышал вдруг:

– У тебя кровь на щеке.

– Знаю, – не оборачиваясь, буркнул Мрак. – Ты почему ещё здесь? И что вообще тут делаешь?

– Меня Эльвира с Дмитрием отправила, сено грузить. Он одинокий, ему помогать надо. – Прозвучало это почему-то с сарказмом.

Мрак обернулся, вопросительно посмотрел на Стафку.

– Вот, прям, никому больше не надо, кроме Дмитрия! – пояснил пацан. – А ему всегда надо.

– И чего? Тебе помочь жалко?

– Нет. – Стафка шмыгнул носом. – Просто это неправильно. – Со страхом он, похоже, справился. Заговорил горячо и сердито: – Настасья, которой дом возле колодца, тоже одна, и лошади у неё нету. Сама старуха, и коза у неё до того дохлая, что не пойми как зиму пережила. А у Дмитрия и коровы, и козы – кормленые, гладкие, – и сам не старый ещё, не то что Настасья. Но как на луг приедем, так я сено ворочаю, а Дмитрий только вокруг ходит, командует. За вилы берётся, когда мне совсем уж невмоготу. Третью ночь так ездим. Эльвира ему велела сеном с Настасьей поделиться – по-доброте, как Мать наказывает, а он ей отсыпал две охапки – такие, что курёнку б не хватило, не то что козе. Больше дать не могу, говорит, сама знаешь, какое нынче сено. Рано ещё покосу. А сам ухмыляется. А Эльвира на него глядит во все глаза, да кивает. Я ей про Настасью сказал, а она наругалась, чтобы во взрослые дела не совался. И что грех это, на товарища жаловаться. Не по-доброте. При Дмитрии сказала! Он меня с тех пор – знаешь, как гоняет? Даже поесть не даёт, всё «успеешь» да «успеешь». А мне когда успевать-то? Только в посёлке и подъедаюсь.

А ещё твой Дмитрий, когда отсюда удирал, о тебе даже не вспомнил, – подумал Мрак. Но говорить этого не стал. Буркнул:

– Интересно живёте.

– Я так мыслю, это потому, что мы от Шамана далеко, – рассудительно проговорил Стафка.

– Чего? – обалдел Мрак. – При чём тут Шаман?

– Ну, он же проводник Слова Материного. Он несёт нам Доброту. Раз в год, осенью, Шаман объезжает все посёлки, заглядывает в каждый. И после его приездов люди совсем другие! Только этого ненадолго хватает. – Стафка вздохнул. – Я думаю, если бы мы жили поближе к Шаману, то чаще преисполнялись бы Добротой. А мы далеко, дальше всех. Хоть у нас и бывают посланники, но это совсем не то, что сам Шаман... Ты когда-нибудь видел его? – в голосе Стафки послышалось благоговение.

Мрак хмыкнул. Видел... Ты бы знал, как близко. И что сделал, когда рассмотрел как следует.

Он вдруг вспомнил слова Кирилла, повторяющие то, что сказал Стафка: «возможно, сказывается удалённость посёлка». Ну, да. Как там говорили до того как всё случилось: до бога высоко, до царя далеко. У Эльвиры тут, видать, свои порядки. На детишек молиться не очень принято. Три шкуры с пацана драть, а со злости, чтоб язык не распускал, впроголодь держать – как не фиг делать.

– У Дмитрия твоего с собой была жратва? – спросил Мрак.

– Конечно. Он всегда корзинку берёт.

– Не видал, – хмыкнул Мрак. – Отсюда рванул без корзинки. Погляди в телеге, может, там осталась?

Глаза Стафки азартно вспыхнули. Он вскочил, бросился было к телеге. И остановился. Обескураженно пробормотал:

– Но ведь это... Это же чужое брать?

Мраку понадобилось не меньше минуты, чтобы понять: Стафка говорит серьёзно. Он до того голоден, что готов, кажется, вместо Настасьиной козы сено жевать. Но чужого не возьмёт. Это, видимо, «не по-доброте».

Мрак поднялся и заглянул в телегу сам. Корзинку, о которой говорил Стафка, увидел сразу: рядом с облучком стояла ладная, крепкая плетёнка, закрытая сверху выпиленной из дощечки крышкой. Снял крышку.

Половина ковриги хлеба – Дмитрий, видимо, во время обеда отламывал от неё куски, а то, что осталось, припрятал обратно, – завёрнутые в чистую тряпицу варёное яйцо и две картофелины. Пузатая фляга.

Мрак свинтил с фляги крышку, понюхал. То ли компотом пахнет, то ли морсом – ягодным чем-то. Всякое Мрак повидал, но чтоб одинокий мужик сам себе компот варил?.. Внимательно пригляделся к тряпице – белая, тонкая ткань, красиво обшитая по краю цветной ниткой.

– Один он, говоришь, живёт? – бросил Стафке Мрак. – Дмитрий-то? И Эльвира, небось, тоже одна?

– Ну да, – удивился пацан. – Эльвира – служительница Матери Доброты. Они всегда одинокие. А что?

– Да не. Ничего... Жри давай, – Мрак протянул корзину Стафке.

Тот спрятал руки за спину.

– Я не трону чужого. Мать не велит так делать.

Мрак развёл руками:

– Дак, какое же оно чужое? Хозяин бросил – значит, ему не надо. А я нашёл – значит, моё. Держи, – Мрак втиснул рукоять корзины в Стафкину ладонь.

Не глядя больше на пацана, присобачил трофейный обрез к боковине рюкзака, патронташ запихал под клапан. Нож пристроил в боковой карман. Продел руки в лямки.

– Ну, всё. Бывай, – бросил Стафке.

И, повернувшись к нему спиной, зашагал прочь. С дороги надо убираться, пока ещё на кого-нибудь не напоролся.

Мрак высмотрел впереди тропку, сворачивающую в лес. Прибавил шагу. В лесу его точно не найдут. А там отдышится – разберётся, что дальше делать...

– Стой! – Мрак уже дошёл до леса, когда позади послышался топот.

Его догоняли – лёгкими, быстрыми шагами.

Мрак недовольно обернулся:

– Чего тебе?

– Я пойду с тобой, – решительно объявил Стафка.

Мрак, не останавливаясь, скользнул взглядом – по нему, по трофейной корзинке.

– Ты так и не пожрал, что ли? Так валяй. А то у тебя, походу, с голодухи чердак потёк.

– Я пойду с тобой, – упрямо повторил Стафка. – Не отвяжусь, не надейся.

Мрак вздохнул. Спросил:

– Ты счёт знаешь?

– Да, – гордо кивнул Стафка. – И счёт, и умножение, и деление! Я бы и дальше учился, только...

Мрак мотнул головой:

– Умножение не надо. Я до трёх буду считать. И на счёт «три» вмажу так, что до самого посёлка улетишь.

Стафка непонимающе свёл тонкие брови:

– Что ты сделаешь?

Мрак не сразу понял, что он не издевается. Правда не догоняет. Остановился и съездил пацану по лбу. Не сильно, просто чтобы время на объяснения не тратить. Пояснил:

– Вот так, только крепче.

Стафка едва не подпрыгнул. Не от боли, от изумления:

– Так нельзя, ты что! Мать Доброты не допускает насилия!

– Вот и вали туда, где не допускает, – обрадовался Мрак.

И пошёл было дальше.

Но Стафка оказался настырным. Через минуту снова его догнал.

– Мало? – поинтересовался Мрак. – Добавить?

– Я не уйду, – упрямо пробухтел Стафка.

– Раз, – сказал Мрак.

И остановился. Стафка молча встал перед ним. Дерзко, решительно выпрямился.

– Два, – Мрак прибавил голосу угрозы, отвёл руку.

Стафка смотрел на него – всё так же дерзко и отважно.

– Три. – Мрак размахнулся и влепил пацану затрещину. На этот раз крепкую, у самого бы с такой башка загудела.

Голова на тонкой шее мотнулась. Стафка на секунду отвернулся, сквозь зубы всхлипнул. Но, когда снова уставился на Мрака, слёз в глазах не было.

– И никуда я не улетел, – злорадно объявил он. – Я пойду с тобой.

Глава 19

Серый

– Серый! Серый!

Виссарион бежал со стороны посёлка, с самого края поля.

После ухода Джека Серого и Эри привлекали почему-то в основном к огородным работам. Сегодня Эри полола бурак – кормовую свеклу, оба они впервые услышали это название, – а Серый, вооружившись тяпкой, окучивал картошку. Огород ненавидел с детства, но терпел. Понимал, что штука полезная.

Серый выпрямился. Колыхнулась в сердце надежда: Джек вернулся! Едва не кинулся навстречу Виссариону. Удержала мысль: если бы так и было, парень уже орал бы об этом на всё поле, из-за ухода Джека расстроился не меньше, чем они с Эри. Подождал, пока Виссарион подбежит ближе. Небрежно бросил:

– Ну? Чего орёшь?

– Там, это... – Виссарион, остановившись у начала картофельных грядок, тяжело дышал. – Алексей вчера ходил лён смотреть... а там соседи... тоже ходят.

– Соседи? – удивился Серый.

– Ну да. С Джубги. И говорят, что лён, который на поле, теперь ещё и ихний. Раз они тоже сеяли.

– «Их», – машинально поправил Серый. – И чего? Где мы – а где поле?

– Так они сюда пришли!

– Сюда? – встрепенулся Серый.

– Ну! У ворот стоят. И наши все там. И не пойми, что теперь дальше.

Серый, подумав, перехватил тяпку поудобнее – он, в отличие от Виссариона, догадывался, что может произойти дальше. Пистолет у него всегда при себе, но и тяпка лишней не будет, в умелых руках, как говаривал Джек, и х*й балалайка. Побежал к краю поля.

– Что случилось?! – с другого конца огорода неслась Эри.

– Ничего, – бросил Серый, – скоро вернусь. Не ходи за мной!

Он выбежал на главную и единственную улицу посёлка. Широкую, посыпанную гравием, с масляными фонарями по обеим сторонам. Дорога вела к центральной площади. Там, на постаменте, заботливо укрытый от непогоды стеклянным колпаком, стоял портрет Матери Доброты. На площади пели псалмы, раздавали наряды на работы, карали и миловали – в общем, все серьёзные деяния производились там.

Однажды Виссарион, пуча глаза и раздуваясь от важности происходящего, увёл Серого за пределы посёлка, в ущелье – куда несла воды быстрая горная речка. Там, если Серый правильно понял, было организовано что-то вроде свалки, жители вывозили мусор, который не получалось сжечь.

– Смотри, – торжественно вытянув руку вперёд, сказал Виссарион.

С такой интонацией разговаривали малые сёстры Серого, собираясь поведать брату нечто очень серьёзное и тайное. Показывали дом, который построили для кукол в кустах сирени, например, или что-то не менее значимое. Виссарион указывал пальцем на гипсовую статую. Она лежала на боку в самом основании пирамиды из осколков кирпича, стекла и прочей дряни. Полузасыпанная мусором, но фигура всё же угадывалась. Серый подошёл ближе.

Сначала не понял, что его смущает, потом сообразил. Статуя изображала не взрослого человека – пацана. В коротких штанах, головном уборе в виде прямоугольника – Серый знал, что такие носили солдаты в старину, ещё во времена второй мировой войны, – и с шейным платком, завязанном спереди большим узлом. В руке пацан держал... не трубу, нет, труба здоровая, и не саксофон, тот изогнутый, но тоже явно музыкальный инструмент.

Валторну?.. Кларнет?.. Чёрт его знает, Серый в этом мне разбирался.

– Ну? – бросил он. – Ну, памятник. И чё?

– Говорят, что раньше вместо Матери Доброты этот парень стоял, – с придыханием сообщил Виссарион. – На постаменте.

– И? – не понимал Серый. – Ну, стоял. – Он подошёл ближе, присел на корточки.

Гипс, издалека выглядевший белоснежным, вблизи оказался грязным, с подтёками, порченым дождями и ветром. Нос, правый локоть и часть выдвинутой вперёд ноги у пацана откололись. Белая краска, которой когда-то была покрыта статуя, потрескалась и облупилась.

– Мне отец рассказывал, в наших краях такие тоже попадались. Их когда-то много где ставили, в пригородах обычно. Вроде, обозначали места, где дети отдыхали. Ну, совсем давно, когда ещё советская власть была.

Серый потёр лоб. Не хотелось сознаваться, что в истории последнего столетия – перед тем как все случилось – путается. Что-то он читал в книгах, о чём-то рассказывали отец и Даша, но, как по мере взросления начал подозревать Серый, сами в этом плавали. Большевики, меньшевики, коммунисты, демократы, новые русские, либералы... Сложно у них там всё было.

– Дети отдыхали? – обескураженно пробормотал Виссарион. – Вот здесь, где теперь наш посёлок? Отдыхали – и всё?

– Ну да. А чего ещё-то?

– Ариадна говорила... – Виссарион запнулся. – Ну, когда мы маленькие были... Когда она эту скульптуру, – слово он выговорил старательно, с благоговением, – нашла, что раз целый памятник стоял, то значит, до того как всё случилось дети всем управляли! И взрослые их слушались. И всё было по-ихнему... Ты знаешь, как эта штука называется? – вдруг встрепенулся он. Ткнул пальцем в трубу в руке пацана.

– Нет, – признался Серый.

– А я знаю. Горн! Это тебе не просто игрушка какая-то. С такой штуки трубили, когда хотели предупредить об опасности.

– Ну и что?

– Ну и, понятно же! Значит, дети лучше взрослых всё знали. Откуда опасность, там. Ариадна так говорила.

Серый фыркнул.

– Дура твоя Ариадна. И ты дурак. Идём. – Поднялся.

– Почему?!

Виссарион не шелохнулся. Серому он поверил, но сдержать разочарования не сумел. Рослый и довольно крепкий парень, в свои четырнадцать габаритами уже заметно перегнавший семнадцатилетнюю Эри, Серому он иной раз казался абсолютным дитём. Раздражало это до жути, Серый едва сдерживался, чтобы не рявкать. Дома, в Цепи, такой наивностью даже пятилетки похвастаться не могли.

– Почему это я дурак?

– Потому что взрослые не просто так повзрослели.

Серый понял вдруг, что только что сам впервые почувствовал себя взрослым. Не тем, кем хотел казаться себе, друзьям и девчонкам, к которым подкатывал. Настоящим взрослым. Человеком, у которого есть голова на плечах – в отличие от тех, кто окружает его здесь.

– Человека взрослеют не годы, – задумчиво повторил Серый то, что когда-то слышал от отца. – Его взрослеют обстоятельства. Взрослеют или убивают. Тут уж у кого как.

Сейчас Серый, мимо центральной площади, нёсся к воротам посёлка. Он понятия не имел, что там собирается делать, но отчего-то был уверен, что поступает правильно. Про Эри откуда-то знал, что бежит следом, как и Виссарион – тот за ними всю дорогу по пятам ходил. Куда Серый с Эри, туда и это чучело.

Ладно, хрен с ними обоими. Может, так оно действительно лучше. От Виссариона один чёрт не отвязаться, а девчонка пусть на глазах будет.

Ворота – это была условность. Забор вокруг посёлка не ставили, Шаман подчёркивал свою открытость миру всеми доступными способами. По краям от широкого прохода в живой изгороди были вкопаны деревянные столбы, а к ним прикреплены невысокие, по плечо, сколоченные из деревянных реек створки. Закрывали их обычно на день, ночью «ворота» стояли распахнутыми настежь.

Возбуждённые голоса Серый услышал издали. И разглядел, что толпа у ворот скопилась уже изрядная.

– ... лён будет наш, – громко, возбуждённо доказывал незнакомый мужской голос. – И ничего ты нам не сделаешь! У вас и так добра полно.

Серый протолкался сквозь толпу ближе к воротам.

Соседей было трое. Верховодил невысокий, жилистый мужик, ровесник Георгия.

Георгий тоже присутствовал – после ухода Шамана ему пришлось, наравне с Марией, примерить на себя роль правителя. К такому мужика жизнь не готовила, Серому его подчас аж жалко становилось. Он, как и все в посёлке, привык подчиняться Шаману. Мозгами ворочал туго, любое нестандартное происшествие надолго выбивало из колеи.

Сейчас Георгий поминутно оглядывался на стоящую за спиной толпу – словно в ожидании подсказок. Которых, разумеется, никто не подавал, люди, собравшиеся у ворот, выглядели ещё более растерянными, чем он.

Серый злорадно подумал, что, находись тут Джек, переговоры завершились бы, не начавшись, и Георгий не мог этого не понимать. Пробившись ближе к воротам, встал неподалёку от него.

Сосед-вожак на появление Серого внимания не обратил, был увлечён собственной страстной речью.

– У вас и так всего полно, – всё более распаляясь, продолжал говорить он. – Сады, поля – эвон, какие! Огород, теплицы, стада пасутся – так ещё и лён вам отдать? Нет уж! Коли станки у нас, значит, и лён наш будет. И нечего больше на наше поле соваться.

– Это не по-доброте, – насупленно и упрямо проговорил Георгий. Серый подумал, что повторяет эту мантру, должно быть, не в первый раз. – Мать-заступница...

– Да где она, твоя Мать?! – фыркнул сосед. – Шамана нету – и она со своими чудесами сразу куда-то делась?

– Не смей так говорить о Матери! – повысил голос Георгий.

– А то – что будет? – Сосед прищурился, упёр руки в бока. – Без Шамана-то? А?

Серый подумал, что в голове чужака причинно-следственные связи определённо работают получше, чем у Георгия. Тот покраснел от умственного напряжения, как варёный рак, но достойный ответ не изобрёл.

– А можно узнать, что происходит? – решил сжалиться над Георгием Серый. Суть претензий он уже понял, но соседа необходимо было сбить с воинственного настроя.

– А ты кто такой? – сосед повернулся к нему.

– Сергей, – Серый шагнул вперёд. Перекинул тяпку в левую руку, правую протянул мужику.

– С севера, что ли? – цепко окидывая его взглядом, прищурился тот. – Пришлый? Это про тебя байки по округе ходят?

Серый неопределённо пожал плечами:

– Мне-то откуда знать? По округе лазить некогда. Да и, кем бы ни был, здесь ненадолго. Дождусь своих, да уйду. Тебя как звать?

– Павел.

– А меня Сергей, – повторил Серый, – Будем знакомы, – решительно ухватил ладонь мужика и потряс. – А тёрки у вас о чём? – Увидел недоумённый взгляд, спохватился и пояснил: – Я спрашиваю, что за тема такая со льном – что столько народу сбежалось?

– Мы весной посеяли лён, – хмуро сказал Георгий. – Как всегда, как каждый год! А теперь Павел говорит, что урожай они заберут себе.

– Вы сеяли?! – возмутился Павел. – Семена привезли да глядели, как мы на поле надрываемся – это сеяли? Пахали мы, засевали мы, убирать будем мы – а потом сушить, чесать, нити разматывать, полотно ткать – а ты приедешь да заберёшь? Нет уж.

– Так было всегда, – повысил голос Георгий. – Так распорядилась Мать Доброты!

– А я ейные распоряжения отменил, – ухмыльнулся Павел. – И попробуй, сделай мне что-нибудь.

Он подбоченился и задорно, нахально смотрел на Георгия. Серый решил, что нужный момент настал. Шагнул к Павлу и резким ударом тяпки под колени уронил его на землю.

– Стоять! – рявкнул, развернувшись, на сопровождающих. Угрожающе взмахнул тяпкой.

Хотя соседи даже не пытались дёргаться – видимо, слишком удивились. Скорчившийся от боли Павел попытался подняться. Серый со свистом рубанул тяпкой воздух, в сантиметре от его лица. И демонстративно расстегнул кобуру пистолета.

– Просил, чтобы сделали? – спросил у отпрянувшего Павла. – Ну, вот. Кушай, не обляпайся. – И быстро, уверенно заговорил дальше – пока непривычный к такому ведению переговоров сосед не очухался: – Всё было так, как он говорит? – повернулся к Георгию. – Пахали и сеяли – они?

Георгий, лицо которого расплылось было в довольной улыбке, поджал губы.

– Так мы жили всегда, – упрямо повторил он. – Шаман, с благословления Матери Доброты, привозил семена...

– Ясное дело, – буркнул Павел. На пистолет и тяпку он поглядывал с опаской. Подняться больше не решался. – Сами-то, где б мы их взяли? Кто бы нас к тем семенам подпустил-то?

– Понятно, – кивнул Серый. – Шаман привозил семена и руководил работами. Так?

– Ну.

– А дальше?

– Дальше – известно. Лён вызревал, мы его убирали. Сушили, чесали. Станки ткацкие, опять же, у нас в посёлке стоят. А Шаман только приглядывал. Приезжал потом, да ткань готовую забирал.

– Ты говоришь неправду! – вскинулся Георгий. – Вместо ткани Шаман привозил вам то, чем богаты другие посёлки! Он поступал так, как учила Мать Доброты. Без её учения вы никогда бы не наладили производство.

– Может, и не наладили бы, – упрямо проворчал Павел. – Да только то когда было? Сколько лет прошло, давно уж сами всё умеем. И кабы в других посёлках ткани меняли сами, куда богаче жили бы. И меняли бы на то, что нам нужно, а не хватали бы без разбору, что Шаман привезёт.

– Шаман слушал Мать Доброты! Её мудрость безгранична, и только Ей ведомо, в чём вы на самом деле нуждаетесь.

– Вот заладил, – сплюнул Павел. – Ей, может, и ведомо. Только ведун пропал! И дальше, я так мыслю, самим соображать надо, как жить.

– А вот это верно мыслишь, – Серый согласно кивнул. Протянул Павлу руку. – Да вставай, не ссы! Не будешь быковать, так и я не трону.

Павел, недоверчиво глядя на него, поднялся. Проворчал:

– А чего налетел тогда?

– А чтоб ты понял, что тут и без Шамана на тебя управа найдётся, – ухмыльнулся Серый. – И чтоб за базаром следил – в гости пришёл, всё-таки. Я уже сказал, что мы скоро уйдём. Мы здесь вынужденно, своих дожидаемся. Когда уйдём, никому мешать не будем. Но пока живём тут, это и наш дом тоже. И вести себя в нём надо прилично, нечего на хозяев хлебало разевать. Ясно?

Павел насупленно промолчал.

– А про лён, – продолжил Серый, – я считаю, всё верно ты говоришь. Вы сеяли, ухаживали, обрабатывать будете – значит, и ткани ваши.

– Во! – вскинулся Павел. – Пришлый, и тот понимает!

Толпа за спиной у Серого недовольно загудела.

– Что не так? – резко обернулся он. – Привезут вам по осени ткани, обменяют на овёс да кукурузу – чем плохо? Неужто без Шамана договориться не сумеете, сколько взять да сколько за это отдать?

– Сумеем, – подала вдруг голос Мария. – Это будет... справедливо.

Георгий зыркнул на женщину, как на предательницу.

– Нам не нужно ни с кем ни о чём договариваться! Шаман вернётся, снова понесёт людям мудрость Матери Доброты, и всё будет, как раньше.

– Посмотрим, – набычился Павел

– Верно, – торопливо вмешался Серый. – Вернётся – посмотрите. А пока не вернулся, можно и своей головой подумать маленько. Она всё ж таки не только для того, чтобы панамку носить. Так ведь? – подмигнул Павлу.

Тот машинально поправил головной убор – здесь, на юге, мужчины действительно носили что-то вроде панам, матерчатые шляпы с неширокими полями, – и вдруг усмехнулся.

– Ох, и ушлый ты парень! У вас на севере все такие?

– Через одного, – подмигнул Серый. – Отец мой, к примеру – жуть до чего серьёзный. Он, кстати, раньше тут... жил. Не встречал?

Павел покачал головой:

– Не доводилось. Да мы раньше с посёлка не больно и вылезали. Слыхали краем уха, что Шаман северян приютил, но... Стой. – Он вдруг нахмурился. – Как ты сказал? Отец?

– Ну да. – Серый не сразу сообразил, чему Павел так удивляется.

– Небесный? – уточнил тот. – Воспитывал тебя?

– Ну... и воспитывал тоже, понятное дело. Но в Лунном Кругу меня не находили, если ты об этом. У нас по старинке всё. Детей женщины рожают.

Павел переглянулся со своими. Толпа за спиной у Серого снова загудела.

– Вот! – торжествующе объявил Георгий. – Шаман говорил об этом. Они погрязли во грехе! На севере царствуют злоба, ненависть и разврат. Ты видишь у него оружие? – он брезгливо ткнул пальцем в пистолет на поясе у Серого. – Он набросился на тебя! Он рождён обычной женщиной, воспитан в злобе и гордыне. Он...

– Да погоди ты, – словно от надоедливой мухи, отмахнулся Павел. И опять повернулся к Серому. – То есть... у вас всё так, как было раньше? До того как мир перевернулся?

– Ну да. Пока вас тут Материными сказками кормили, у нас мозгами шевелили. Долго ничего не получалось, дети не рождались почти восемнадцать лет. Я – первый, кто родился. Зато после меня... – Серый улыбнулся. – Сейчас уж и со счёта сбились, сколько.

– Правда? – ахнул один из сопровождающих Павла.

– Правда, – подтвердила Эри. Пробилась сквозь толпу и встала рядом с Серым.

– Ты гляди-ка, – всплеснул руками всё тот же сопровождающий, – и девочка ещё! Да светленькая какая...

Серый развёл руками.

– Игра генов, – отбрехался умным словом. – А к нам – я бы вас пригласил, чтоб своими глазами поглядели, да разве ж вы соберётесь?

– Может, и соберёмся, – помолчав, серьёзно сказал Павел.

Распрощались уже совсем мирно. Соседи ушли.