Текст книги ""Фантастика 2025-161". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Гедеон

Соавторы: Павел Барчук,Мила Бачурова,Елена Шатилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 282 страниц)

Глава 29

Эри. Горная дорога. 1503 км от Бункера

Дорога спустилась с гор в долину. Жуткие обрывы, мучительный подъем и тяжелый спуск остались позади. Тропа стала шире, с обеих сторон ее обступили незнакомые деревья с гладкими стволами и большими резными листьям, похожими на кленовые. Стволы ужасно хотелось потрогать, а под деревьями прилечь. Эри поглядывала на часы, дожидаясь заветного слова «привал». Но привала не получилось. Выйдя из-за поворота дороги, они увидели висящий над обочиной труп.

То есть, увидели адапты. Сначала сбился с шага и застыл, напряженно глядя вдаль, Мрак, потом рядом с ним замер Серый:

– Что?

Мрак молча указал вперед. Серый подобрался, присматриваясь. Эри тоже пригляделась и в свете луны увидела, что со стоящего у дороги дерева свисает странное: как будто большая, в человеческий рост, кукла.

Адапты синхронно выхватили оружие. Серый дернул Эри за руку, заставляя сместиться к краю дороги. Задвинул ее за спину, вполголоса предупредил:

– Цыц.

Кивнул Мраку, указывая подбородком на дерево. Мрак пригнулся и через пару шагов растворился темноте. К тому, что адапты умеют сливаться с местностью так, что кажутся ее частью, Эри успела привыкнуть. Мрак просто исчез, а появился уже под деревом.

Обернулся к Серому и Эри, махнул рукой.

– Безопасно, – перевел жест Серый, – идем.

Они подошли к Мраку. Сначала Эри разглядела его хмурое, окаменевшее лицо. А завизжала уже потом, когда поняла, что висящая на толстом суку фигура, принятая ею за куклу – труп. И что труп одет в знакомые по снаряжению адаптов камуфляжные штаны. То есть, попробовала завизжать – Серый, похоже, был готов к такой реакции и за мгновение до вскрика зажал ей рот.

А потом вопль как-то умер сам. Эри мотнула головой, вырываясь.

«Двое», – подсчитал кто-то у нее в голове. Мозг заработал, будто не имея отношения к чувствам, цинично прикидывал варианты.

Если бы здесь висел Кирилл, или под табличкой на перевале лежал Кирилл, оставшиеся двое повернули бы назад и уже сто раз вернулись. А, раз они не вернулись – значит, досюда Кирилл точно дошел. И есть еще Джек – который, по словам адаптов, слишком крут для того, чтобы умереть. И Олеся – которая, если Эри правильно поняла, по части крутизны могла бы поспорить с Джеком. Значит, погибли самые слабые. Кирилл пошел дальше в сопровождении кого-то из своих старых союзников.

И не вернулся. Скорее всего, тоже погиб. И впереди их ждут еще одна табличка и еще один труп, потому что прибить последнюю табличку будет некому. Эрик – не из старых друзей Кирилла. А значит...

Всё, хватит! – поняла вдруг Эри.

Мысль была обжигающе холодной и какой-то посторонней, будто не своей. Та Эри, которая жила в Бункере, испугалась бы ее настолько, что мгновенно отогнала прочь. Но под деревом с гладким стволом и резными листьями стояла совсем другая Эри.

Ее отец погиб. Ей незачем идти дальше. Но и вернуться она не сможет – одна, без адаптов, не дойдет. А они не согласятся возвращаться. Умолять бесполезно, Эри слишком хорошо изучила обоих. Серый и Мрак бросят ее на съедение волкам, или шакалам, или кто тут еще водится, и пойдут себе дальше. «Мы обязаны сделать то, за чем идем, – сказал однажды Серый. – И мы это, хоть расшибемся, сделаем». Забота об Эри в планы Серого определенно не входила. А значит, нужно позаботиться о себе самой.

Давным-давно, в стылом доме чужого поселка, в самом начале пути, Эри пообещала Серому, что воздействовать на их с Мраком эмоции не будет и пытаться. И все эти ночи держала слово, честно не прислушивалась ни к нему, ни к Мраку. Сорвалась единственный раз – когда испугалась, что Серый убьет пленного, но тогда сделала это не нарочно, сама не сразу поняла, что произошло. А сейчас все по-другому. Сейчас она полностью отдает себе отчет в том, что собирается делать. Ей это не нравится, и в прошлой жизни никогда бы так не поступила. Она не хочет этого делать, но...

– Снимаем? – Эри так задумалась, что от голоса Мрака вздрогнула. Адапт, задрав голову, разглядывал труп. – Веревку обрезать недолго.

– Не надо. – Серый тоже смотрел вверх. – На нем куртка, видишь? Даже не сопрела, вроде.

Эри тоже, машинально, подняла голову вверх. Куртку в темноте почти не видела, но разглядела, что одна из камуфляжных штанин задралась, обнажив лодыжку погибшего.

Темная кожа ссохлась, нога истончилась – если бы не шнурок, ботинок давно бы свалился. Эри подумала, что нога напоминает лапу огромной птицы. А еще разглядела, что кожа над ботинком треснула.

Эри зажмурилась – показалось, что трещина шевелится. А когда открыла глаза, увидела, что из трещины выбралась многоножка и деловито поползла по ноге вверх. Эри с трудом удержалась, чтобы не заорать. Почувствовала, что ее мутит.

«Меня, кажется, сейчас вырвет... Ох, только не это! Пожалуйста!» Потихоньку отступила в сторону и уговаривала организм, как могла. Слова адаптов долетали, казалось, откуда-то издали.

– Значит, давно висит, – продолжил Серый, – с холодов еще. Снег, дождь, птицы клевали... Там от лица-то, поди, ничего не осталось.

Эри зачем-то представила, как может выглядеть лицо повешенного. И не выдержала – упала на колени, захлебываясь спазмами.

Ее рвало, но голова работала на удивление ясно. Если до сих пор Эри колебалась, то сейчас приняла решение бесповоротно.

Она не хочет увидеть то, во что могут превратиться Серый и Мрак, выполняя идиотский приказ – отданный человеком, который погиб сам и загубил своих соратников. Для чего им слушаться Кирилла? Чтобы ее, Серого и Мрака постигла участь того, кто висит на дереве? Нет! Это для адаптов Кирилл – почти бог, они задуматься не посмеют о том, чтобы поступить по-своему. Но она-то – тайно сбежавшая из Бункера?.. Она, уже преступившая все возможные запреты?.. Неужели тоже отправится дальше, искать тех, кто убил этого несчастного?

Нет. Она не позволит Кириллу командовать собой. Она никуда не пойдет! И не пустит адаптов.

Серый и Мрак не виноваты в том, что их с малолетства учили подчиняться приказам – так же, как ее учили слушаться старших. Но у нее хватило смелости пойти наперекор, а Серый с Мраком о таком пока не задумываются. И, если она открыто начнет призывать к бунту, ничем хорошим это не закончится. Значит, действовать придется исподтишка. Так, чтобы Серый сам не понял, что происходит, и Мраку не позволил задуматься.

– А-а-а!!! Ы-ы-ы!!! – приняв решение, Эри повалилась наземь. От души надеялась, что истерику изображает достоверно.

– Ты чего? – Серый кинулся к ней. Схватил за плечи, затряс: – Алё!

Эри старательно не реагировала.

– За батей ревит, – решил Мрак. – Думает, что Эрик тут.

– Да за каким «батей»?! Она его в глаза ни разу не видала.

– Ы-ы-ы, – еще пуще заревела Эри.

Кирилл. Туапсе. 1524 км. от Бункера

За день Олеся, переждав самые светлые, тяжелые для организма часы и вернувшись к работе ранним вечером, перепилила решетку на окне Кирилла в нескольких местах. Пропилы замазала ржавчиной, смешанной с землей. Прутья теперь держались на честном слове, единственного сильного нажатия хватило бы на то, чтобы выдавить часть решетки.

– К Жеке я тоже сбегала, – доложила Кириллу Олеся. – Завтра его решетку перепилю, и валим.

– На ночь глядя? – удивился Кирилл. – Чтобы нас пришли будить, не нашли и бросились догонять? Нет. Бежать нужно на рассвете, когда все в поселке улягутся, так мы выиграем запас во времени.

– Нельзя на рассвете.

– Почему?

– Пацан с нами пойдет. А он по светлому не сможет.

Кирилл, сообразив, что за «пацан», схватился за голову:

– Лазарь?! Ты с ума сошла? Вместе с Джеком – я так понимаю, идея его? Что за бред, мальчишку с собой тащить? Измучаем и его, и себя.

– Джек сказал, что измучают его, если останется, – мрачно объяснила Олеся. Ей, судя по всему, такая перспектива тоже не улыбалась. – Сказал, Шаман рано или поздно срисует, что он нам помогал, и тогда пацану не жить. Нельзя его бросать, Джек пообещал.

– Жениться бы он так обещал, – в сердцах бросил Кирилл.

Хотя уже и сам сообразил, что Джек прав. Какими способностями обладает Шаман, понял, кажется, куда лучше него самого. Если думает, что Шаман сумеет вычислить предателя и заставить его рассказать правду – скорее всего, так оно и есть. Какая участь ждет в этом случае Лазаря, лучше не думать.

– Я ему свой комбез отдам, – сказала Олеся. – Пару часов на закате продержится, а там уж далеко будем. И места здешние знает, поди, получше нас.

Кирилл покачал головой:

– Вот в этом не уверен. Детишек тут берегут, из поселков почти не выпускают. Это наши с трех лет – кто с отцом на лесопилку, кто с матерью на ферму, кто с братьями-сестрами по грибы. А здесь другой уклад... Но неважно. Бросать пацана нельзя, Джек прав. Комбез, значит комбез.

***

Поселок покидали «дальними огородами» – так назвал Лазарь ряды длиннющих грядок, разбитые за садом.

– Мы тут играем иногда, – объяснил он, – и в поле еще, когда мать Серафима не видит. В поле мы один раз даже шалаш сделали! Но потом она нас поймала и заругалась, что не пристало человеку, как собаке, на улице жить. А у вас можно шалаши строить?

– Можно, – успокоил Кирилл. Подумав о том, что в их мире ровесники Лазаря вовсю помогают взрослым на строительстве настоящих домов.

– Это хорошо, – довольный Лазарь заспешил дальше.

Закутанный в комбинезон Олеси, выглядел мальчишка забавно – слишком длинные, подвернутые рукава и штанины, слишком просторный капюшон.

Впрочем, выглядели они все, мягко говоря, странновато – по словам Джека, «как из дурки сбежали». Штаны и рубахи местного пошива – так же, как куртки из грубой ткани, подбитые войлоком, с наступлением холодов выданные Кириллу с Джеком в качестве верхней одежды – свою функцию рабочих спецовок выполняли неплохо, но для похода не годились категорически. Хорошо, что пленникам вернули хотя бы обувь, должно быть, не подобрали аналогов нужного размера. Сами аборигены носили что-то вроде лаптей, Джек обозвал их «сраными калошами». Идти в таких по каменистой дороге – не вариант, конечно, быстро развалятся.

Вооружена из всего отряда была только Олеся. Впрочем, она единственная и одета была как надо, готовая к любой погоде и любым препятствиям. Олеся сказала, что в поселке на берегу Дона обшарила каждый дом и пообещала, что уж там «барахло» точно отыщется. Хотя, скорее всего, раньше что-то подберут, брошенного жилья вокруг полно – главное, уйти от погони.

Пояс Джека украшал ремень с чехлом для ножа, а из чехла торчал нож.

– Мать Серафима его на кухню приспособила, – рассказал Лазарь, – а ремень прибрала. Я подсмотрел, куда. Я ж запомнил, что это твой, – и преданно взглянул на Джека. Тот, похоже, в глазах мальчишки успел превратиться в нечто вроде божества.

– Молодец, – похвалил Джек. – Жаль, пистолет не нашел.

– Его Шаман унес. – Лазарь вздохнул. – Широкие ножи женщинам отдал, для хозяйства, а узкие унес. И пистолеты тоже... А зачем вам узкие? Что ими резать?

– Ничего не резать, – фыркнул Джек, – пацанов болтливых в задницу колоть, чтоб бегали быстрее.

– Я и так быстро иду!

– А надо еще быстрее.

– Это метательный нож, – вмешалась вдруг Олеся, – его кидают. Если стрелять нельзя, или патроны закончились.

– А ты, что, тоже кидать умеешь?

– Она не «тоже», – улыбнулся Кирилл, – она круче нас ножи кидает.

– Женщина?! – не поверил Лазарь. – И ножи?

– Да. Иди, не болтай.

Лазарь ускорился.

Беглецы вышли из поселка и начали подниматься в гору. Лазарь с интересом вертел головой по сторонам.

– Ты что, никогда тут не был?

– Нет. В горах опасно, вдруг обвал или змея?

– И ты из поселка вообще не выходишь?

– Мы иногда к морю ходим, купаться. Но это, если у матери Марии время есть. А у вас можно одним к морю ходить?

– У нас нет моря.

– Вообще?! Как это?!

– Ну вот так, не повезло. Зато у нас речка есть. Когда пароход пройдет, тоже волны получаются, как на море... Иди.

Через два часа подошли к памятному перевалу – тому, где погиб Эрик. По словам Олеси, крюки над пропастью были вбиты надежно. По крайней мере, трое суток назад она прошла тут без проблем.

Лазарь, по счастью, обрывов не боялся. Наоборот, переходя пропасть, взвизгивал от восторга, Кириллу смелый мальчишка нравился все больше.

Остановиться решили через час – Лазарь тяжело дышал, хотя, конечно, не сознался бы в том, что устал, ни за какие коврижки. Да и Кириллу с Джеком шаманская диета явно не пошла на пользу.

– Пипец – вы тощие, – оглядев их, поставила диагноз Олеся, – знала бы, жратвы б побольше запасла.

– Я тоже взял еду! – похвастался Лазарь. – Хлеб, сыр и клубнику. Это третьего урожая, тепличная! Последняя, теперь уж ее долго не будет.

– Молодец, – нашел в себе силы не съязвить Джек. Потрепал пацана по волосам. – Прям не знаю, что б мы делали без клубники.

Лазарь расцвел в счастливой улыбке.

Съели, в итоге, и большую часть припасов Олеси, и хлеб с сыром, которые захватил с собой Лазарь. Олеся, заметил Кирилл, к клубнике едва притронулась – съев пару ягод, потихоньку пересыпала остатки своей порции Лазарю. Должно быть, поняла, кто у них в компании главный любитель полакомиться. Пацан уловку не заметил, смел клубнику быстрее всех.

– Ничего, – успокоила Олеся, – со жратвой тут нормально. Там, дальше, я кролей диких видала, куропаток.

– Главное, что мы выбрались, – сказал Кирилл, – дальше справимся. Погони пока нет?

Олеся мотнула головой:

– Все чисто.

– Значит, идем.

Тронулись.

Прошло еще около часа. Олеся остановилась.

– Люди.

Ну, как и следовало ожидать.

– Далеко?

– Пока да. Километра два.

– Идем максимально быстро, – решил Кирилл. – Ищем место, где можно надежно спрятаться. Как только увидим – останавливаемся, пропускаем погоню... Лазарь! Ты чего?

– Живот. – Мальчишка вдруг побледнел, как полотно, схватился за живот руками. Согнулся пополам. – Болит!.. Не могу. – Упал на колени, потом на бок, сжавшись в позу эмбриона.

Кирилл наклонился к нему, пощупал живот, но понять ожидаемо ничего не сумел. Может, банально отравился непривычной пищей – вяленым мясом, например, – а может, и приступ аппендицита.

– Олесь, из лекарств что-то есть?

– Уголь.

– Давай хоть его.

Кирилл заставил Лазаря выпить порошок. Взял мальчишку на руки.

– Ищем место, где спрятаться. Быстро.

Скоро Джек объявил, что место нашлось – ложбина в стороне от дороги. Ее надежно скрывал кустарник. Однако до ложбины Кирилл не дошел.

Он вдруг почувствовал страшную резь в животе. Такую, что слезы из глаз брызнули. Едва не уронил Лазаря.

– Жека!

Джек обернулся.

– Возьми пацана. Мне что-то тоже... – Кирилл понял, что стоять больше не в силах.

– Что – «тоже»?! – Джек бросился к нему, подхватил Лазаря. – Что, блин, «тоже»?!

– Живот. – Кирилл не сдержался, застонал. От боли потемнело в глазах.

– Шаман, падла, – зло бросил Джек.

– Что?

– Клубника, «что»! Не зря, видать, эта Серафима, мать ее, на столе оставила! Она отравленная!

Кирилл поверил сразу, подлость была вполне в духе Шамана. Из поселка они не сбежали – их отпустили намеренно. С какой целью, непонятно, и мозг сейчас не готов об этом думать.

Из последних сил Кирилл позвал:

– Олесь. Беги! Жеку сейчас тоже накроет, а ты ягоды почти не ела.

– Уже кроет, – отозвался Джек. Он заметно побледнел.

– Беги, – повторил Кирилл.

– Бросить вас? – Кирилл никогда не видел Олесю такой растерянной.

– Да! Про тебя никто не знает. Искать не будут. Цель похода помнишь? Мы здесь для того, чтобы разведать местность и вернуться! Уходи.

Олеся повернулась к Джеку.

– Уходи, – эхом повторил за Кириллом тот. – Ты одна, их много. Не справишься.

Вместо ответа Олеся молча схватила Лазаря за подмышки и поволокла в сторону лощины. Потом помогла дойти Кириллу, Джек доковылял сам.

Олеся поправила винтовку на плече. Обвела глазами корчащихся от боли друзей. Надавила себе на горло – хотела, наверное, что-то сказать, но не нашла слов. Развернулась и, действительно бегом, бросилась прочь.

Кирилл очень старался не стонать. И Лазарю пытался зажимать рот – мальчишка орал на крик. Однако в сознании Кирилл оставался недолго. Скоро в глазах потемнело, и они сами собой закрылись.

Глава 30

Кирилл. Горная дорога. 1503 км от Бункера

Возвращалось сознание медленно и неохотно.

Кирилла поливали водой. Потом куда-то несли. Потом снова поливали.

Вокруг ходили какие-то люди, звучали, словно в отдалении, голоса – Кирилл не мог выхватить из потока ни слова, всё сливалось в неразборчивый гул. Когда сумел открыть глаза, увидел над собой ясное, усыпанное звездами небо.

Страшно болела голова. И живот – казалось, что его раздавили прессом. На этом фоне зуд в предплечье ощущался ерундой, но ерундой, показавшейся слишком знакомой.

Кирилл поднял руку. Так и есть, след укола. Ему ввели противоядие. Чтобы спасти от того, чем отравили.

– Рад, что ты очнулся.

Для того, чтобы узнать этот мягкий, с первых звуков располагающий к себе, голос, поворачивать голову Кириллу не пришлось.

– Не сказал бы, что тоже рад, – откашлявшись, прохрипел он.

– Ну, еще бы. Ты ведь думал, что можешь поспорить с Матерью Доброты. Уйти, не закончив служение Ей. А Мать не прощает такой самонадеянности.

– Как же ты задолбал со своей Матерью. – Кирилл рванулся – хотел то ли посмотреть Шаману в глаза, то ли по морде заехать. Лучше, конечно, по морде.

Но увидел лишь темный капюшон, скрывающий лицо. И понял, что сил у него нет – голова закружилась, ослабевшие пальцы так и не сжались в кулак. Снова рухнул туда, где лежал – на сухую, смешанную с камнями землю, покрытую островками колкой травы.

Обочина дороги, судя по всему. Значит, отнесли его не так далеко от той лощины. В поселок тащить не стали... Убьют здесь?

– Никто не смеет неуважительно говорить о Матери.

В лицо Кириллу плеснули водой – щедро, не меньше, чем полведра опрокинули. Он захлебнулся, закашлялся.

– Вставай.

Его рывком за плечи заставили сесть. Потом поставили на ноги, придерживая с двух сторон. Кирилл немного покачался и со злобным удовольствием блеванул на лапоть мужика, который держал его справа. Ему снова плеснули в лицо. Заставили поднять голову и смотреть на Шамана.

– Не хочешь спросить, что с твоими людьми?

Мягкий голос прокрадывался, казалось, в самый мозг. Ему страшно хотелось подчиниться. Обнять колени обладателя голоса и плакать навзрыд о том, какую ужасную жизнь вел до сих пор. И о том, как теперь все пойдет по-другому. Вот, прямо с этой минуты...

– Прекрати, – обращаясь к Шаману, процедил Кирилл. Встряхнул головой, стараясь отогнать наваждение. – Мы не в твоей власти – ни я, ни Джек. Ты с самого начала это понял. Так и смысл, метать бисер перед свиньями?

– Мать Доброты любит всех. Всех, кто готов услышать Ее.

– А те, кто не готов – умирают, да? От голода, например. Или от внезапной болезни – как те, в сожженном поселке. Так? Что они натворили, расскажешь?

– Я не понимаю, о чем ты, – в мягком голосе прорезалась тревожная нотка.

– Все ты понимаешь. Сколько живу, ни разу не слышал о такой болезни, как мышьяк в колодце. – Кириллу показалось, что при этих словах темный капюшон вздрогнул. И не удержался от злобного смешка: – Что, не ожидал? До сих пор рядом не было никого умнее тебя? Или... – он подался вперед. Правда, не сумел сделать и шагу, удержали за локти. А рот не заткнули, идиоты – Шаман, вероятно, не привык к тому, что кто-то может противиться его воле. Интересно, с чем связано то, что я могу сопротивляться? – думал Кирилл. Неужели с адаптированностью организма? Джек – понятно, он и сам по себе тот еще фрукт, – но я? Сроду за собой ничего, похожего на способности адаптов, не замечал... А, ладно. Не это сейчас важно. И Кирилл продолжил – быстро, пока Шаман не сообразил, что еретика, несущего в умы аборигенов смятение, надо бы заткнуть: – Или эти люди просто-напросто очень быстро умирали, потому что их «наказывала» Мать Доброты – как тех, в сожженном поселке?.. Так на кого же ты учился, Шаман? Финансовые менеджеры не разбираются в агротехнике. Как говорит Джек, дураков ищи в зеркале. Биология, верно? Агрономия, почвоведение? Знание садовых и злаковых культур, а в числе прочего – веществ, которые могут обогащать почвы или бороться с сорняками. И с грызунами-вредителями. А крупные вредители, вроде нас, от мелких недалеко ушли.

Шамана наконец прорвало.

– Замолчи! – рявкнул он. – Все, что делает Мать Доброты, происходит во имя мира и любви!

Кирилл пожал плечами:

– Не знаю, учил ли ты историю. Полагаю, что нет – иначе знал бы, что никто из тех, кого впоследствии окрестили кровавыми тиранами, не собирался причинять зло. Все они, как один, желали исключительно мира и добра. Во имя и по велению Бога, царя, идеологии – перечислять можно долго. А сколько людей погибнет, пока цель будет достигнута – неважно, правда? Скажи, скольких ты уже загубил, Шаман? И скольких еще загубишь?

Шаман, судя по всему, сумел справиться с порывом злости. Скорбно опустил голову.

– Болезнь затуманила твой разум. – В мягком голосе зазвучала неподдельная грусть. – Ты говоришь странные вещи. Будь на твоем месте я, не рассуждал бы сейчас о давно ушедших властителях или других вещах, которые к нам, сущим, никак не относятся. Я спросил бы, что за участь постигла людей, доверившихся мне. Например, невинного отрока, прельстившегося на красивые слова и лживые обещания.

– Ты не тронешь его! – Кирилл снова попробовал дернуться, и снова замер, будто зажатый в тиски. – Не смей! Мальчик ни в чем не виноват!

– Он виноват в том, что оказался слаб. Это объяснимо – он прожил недолго, не успел напитаться мудростью Матери Доброты...

– Да, – поспешно согласился Кирилл. Оглянулся на тех, кто его держал, и сообразил, что выражаться надо бы в духе Шамана. – Пожалуйста, попроси Мать Доброты не наказывать его! Пусть она накажет меня. Это я говорил отроку красивые слова и давал лживые обещания.

– ... и Мать даровала своему сыну легкую смерть, – закончил Шаман. – Это все, чего он достоин. Войти в ее чертоги он, конечно...

– Сволочь!!!

Кирилл не помнил, что говорил дальше. Так же, как не помнил, когда и при каких обстоятельствах в последний раз употреблял слова, которые произносил.

Отрезвило его очередное ведро воды, выплеснутое в лицо. И мягкий, вкрадчивый голос Шамана:

– Тебя не интересует никто, кроме маленького глупого мальчишки? Судьбы твоего друга и твоей женщины тебе безразличны?

Олеся

Олеся шла быстро, как могла.

Заставила себя ни о чем не думать. Ни о покинутых друзьях, ни о том, что может ждать их дальше. Она просто очень быстро шла.

«Цель похода помнишь?» – спросил бункерный.

Олеся помнила. И шла. Упрямо лезла в гору, все выше и выше. Добравшись до следующего перехода над пропастью, выругалась. Там ждало внезапное – крюки, вбитые в скалу и привязанную к ним веревку будто корова языком слизнула.

Олеся принюхалась. Погоня приближалась.

«Шаман принял меры, – поняла Олеся. – К тому, чтобы никто из нас не смог далеко уйти... Хрен тебе! Не дождешься».

Она встала на карниз.

«Черт с ней, с веревкой. Пройду».

Повторяла это, как мантру, двигаясь над бездонной пропастью. Мерно, не спеша. Шагнуть – приставить ногу. Шагнуть – приставить. Один раз покачнулась, вцепилась в скалу. Ерунда, бывает. Отдышалась, снова поймала равновесие.

Шагнуть – приставить. Шагнуть – приставить. Главное, не смотреть вниз.

В детстве Олеся боялась высоты. Когда лазили с ребятами по завалам, на высокие этажи не забиралась. А однажды Ларка, сейчас уже не вспомнить, каким образом ей это удалось, затащила подругу на самый верх. На двадцать четвертый этаж жилого дома – цифру Олеся запомнила навсегда. Ларка, хохоча, пыталась подтащить ее к краю.

«Идем, не ссы! Там прикольно!»

В ушах свистел ветер. Олеся упиралась. Ей казалось, что старый, переживший то как все случилось дом раскачивается. Он рухнет. Вот-вот рухнет! Или ветер сдует их отсюда.

«Нет!» – попыталась завопить Олеся.

За горло не схватилась, в панике с ней такое бывало. И Ларка, наверное, не услышала ничего, кроме отчаянного хрипа. Продолжила тащить Олесю за собой – была тогда крупнее и сильнее, едва ли не вдвое. У нее уже и грудь прорезалась, и попа округлилась – пацаны заглядывались.

«Нет!» – Олесю вдруг накрыло злостью.

Размахнулась и ударила – не целясь, куда попало. Но Ларке хватило – кулак пришелся, должно быть, в солнечное сплетение, она захватала ртом воздух.

«Ты чего? – услышала перепуганная Олеся, наклонившись к скрючившейся подруге. – Ты чего?!»

Помогала Ларе спуститься вниз, обливаясь слезами. Кто рассказал о происшествии Герману, так и не узнала. Наверное, кто-то из пацанов, бывших с ними на крыше, протрепался, или Ларка с перепугу выболтала Инне. Но на следующую ночь к Олесе подошел Герман.

«Я хочу, чтобы Рэд взял тебя в отряд», – сказал он.

Сердце Олеси заколотилось так, будто собиралось выпрыгнуть. Она схватилась за горло – чтобы сказать слова, которые придут. Но они, как на грех, не приходили, Олеся вообще плохо подбирала слова.

«Ты умница, – продолжил Герман, – ты круче многих мальчишек. А то, что боишься высоты, ерунда. Это легко исправить».

И слово наконец нашлось:

«Правда?!»

«Да. Идем».

Герман взял Олесю за руку и куда-то повел.

«Бояться – нормально, – рассказывал по дороге он. – Есть такая штука, называется инстинкт самосохранения. Если бы он не был зашит в наши организмы, мы давно бы вымерли. У каждого свои страхи. Кто-то боится высоты, кто-то – утонуть, кто-то – пауков или мышей».

«Пауков с мышами только дуры боятся», – проворчала Олеся.

«Вот. А ты ведь не дура? Ты сейчас будешь слушать меня и делать то, что я скажу. Окей?»

Олеся кивнула.

Герман привел ее к недостроенному коровнику. Поднялся вместе с Олесей на стропила.

«Страшно?»

«Ну...» – Олеся посмотрела вниз.

Высота. Но вроде не выше второго этажа, где она жила.

«На самом деле, вообще не страшно, – успокоил Герман. – Тебе кажется. Я сейчас спрыгну, а ты за мной. Ладно?»

Олеся снова кивнула.

Герман спрыгнул – в подстеленное внизу сено. Тогда Олеся не сообразила, откуда оно взялось, а позже догадалась, что Герман подготовился заранее. Выпрямившись, подбодрил:

«Видишь? Ничего со мной не случилось. А ты легче меня, с тобой тем более ничего не случится. Давай!»

Олеся посмотрела вниз. Потом на Германа.

«Я в два раза тяжелее, – повторил он, – и нормально, не разбился. Давай!»

Олеся зажмурилась и прыгнула. И с ней действительно ничего не случилось.

Потом они с Германом ходили в завалы – покинутые многоэтажки. С каждым разом забирались все выше. И однажды поднялись на крышу того дома, где Олеся подралась с Ларой.

«Страшно, правда? – они смотрели вниз, Олеся и Герман. – Но ты уже можешь туда смотреть и не отворачиваться. Ты одолела свой страх. Ты молодец, Олеська!»

Герман протянул ей руку и крепко пожал. А она, как дура, заревела, уткнувшись Герману в плечо... Как же давно это было.

***

Олеся шла по краю пропасти.

«Ты легче меня. С тобой тем более ничего не случится»....

Она – легкая, гибкая. И она одолела свой страх. Перейти пропасть – да тьфу! Олесе показалось, что Герман снова протянул ей руку, как тогда, в детстве. И она пошла навстречу этой руке.

Шаг. Еще. Шагнуть – приставить ногу. Фигня, а не пропасть, видали хуже.

Уф-ф, закончилась.

Олеся добралась до широкого участка. Расправила плечи. Почувствовала, что ноги все-таки дрожат... Ерунда, бывает. Скоро пройдет. Рука машинально поправила винтовку, потянулась к фляжке на бедре.

Пережитый страх отключил чутье. Чужой запах Олеся почувствовала слишком поздно.

Кирилл

– Твоя женщина убила невинного человека. Мать Доброты не допускает вмешательства в жизненный путь. Твоя женщина должна умереть.

Они стояли на площади перед домом Шамана, в том месте, где обычно население поселка исполняло псалмы. Все трое: Кирилл, Джек и Олеся. Местные тоже собрались на площади – пришли, должно быть, все, Кирилл и не подозревал, что в поселке так много жителей.

Площадь нарядно освещали масляные фонари. С неба медленно, торжественно падали снежинки, с гор принесло первый в этом году снегопад. Кирилл догадывался, что долго снег не пролежит, растает, но пока всё вокруг было укутано красивым белым покрывалом. Почти как дома...

Кириллу не позволили перемолвиться с друзьями ни словом. От перевала до самого поселка их вели, по-прежнему удерживая с двух сторон. Рты завязали всем троим, поумнел Шаман.

Развязал рот только Олесе. Сейчас.

– Я предлагаю тебе добровольно выпить напиток ухода. – Шаман обращался к Олесе. Кивнул на Ангелину, та держала в руках широкую глиняную чашу. – Позвольте ей говорить.

Охранник вынул кляп у Олеси изо рта.

– Ты согласна с тем, что совершила преступление? Что загубила невинного?

Сколько «невинных» напало на Олесю, ожидая в засаде у пропасти, Кирилл не знал. Но подозревал, что не меньше двоих, с двумя она бы справилась.

Олеся молча мотнула головой.

– Ты зарезала человека. – голос Шамана звучал по-прежнему мягко, но от этой мягкости становилось жутко. – Вонзила нож в живую человеческую плоть.

Значит, выстрелить не успела, – понял Кирилл. Гонцы Шамана навалились и скрутили – раньше, чем Олеся их почуяла. Отбивалась ножом. Сколько же их было, если раскидать не смогла?! Не один-два, бросившихся в погоню и сумевших догнать, это точно. Видимо, то были предупрежденные Шаманом – на случай, если мы не станем есть отравленную клубнику – жители следующего на пути поселка. Нас ждали, караулили в засаде. Но почему же Олеська их не почуяла?.. Почему?!

– Ты лишила жизни достойного человека, – продолжил Шаман. – Его жены скорбят. – Он вскинул руку. Из толпы синхронно выдвинулись две женщины. В длинных платьях и накидках, подбитых войлоком, головы вместо «летних» косынок повязаны теплыми платками. Женщины были удивительно похожи друг на друга, Кирилл подумал, что разнообразием вкуса их покойный супруг не отличался. – И еще одного человека ты серьезно ранила.

– Зато остальные молодцы. – Олеся говорила, вывернув голову под странным углом и прижав ее к плечу – по-другому давить себе на горло не могла, не позволяли связанные за спиной руки. Голос звучал неестественно, гулко. – С бабой справились.

– То есть, ты не признаешь свою вину?

Олеся мотнула головой. Выпрямилась, дерзко глядя в глаза Шаману:

– Нет.

– Что ж, ты выбрала сама. Того, кто станет твоим убийцей, определит Мать Доброты.

По толпе прокатился ропот. Люди переглядывались. Вытягивали шеи – должно быть, пытались вычислить того, на кого укажет Мать. Шаман поднял руку, останавливая шум. Будто взмахнул волшебной палочкой – через мгновение установилась мертвая тишина. И в этой тишине Кирилл шагнул вперед.

Нога шагнула сама, Кирилл вдруг с ужасом понял, что тело ему больше не принадлежит. И даже закричать от ужаса он не может.

Шаг. Еще один.

Кирилл, пытаясь сопротивляться и понимая, что это бесполезно, на ватных, подламывающихся ногах доковылял до Олеси.