Текст книги ""Фантастика 2025-161". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Гедеон

Соавторы: Павел Барчук,Мила Бачурова,Елена Шатилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 282 страниц)

Он взъерошил ей волосы.

– Затем, что, если останусь, покоя нам не будет.

– Мы можем уйти все втроём, – сказал Серый. – Так, как ты говоришь. Затихариться в брошенном посёлке и ждать наших. Отец ведь так и сказал – если поймём, что от нашего вмешательства стало хуже, уходить.

– Давайте! – вскинулась Эри. – Мне здесь... неприятно.

Джек покачал головой:

– Никому не приятно. А уходить, пока совсем не припёрло, нельзя.

– Почему?

– Да потому что если этой сволоте, которая деревья потравила, свой посёлок не жалко, то с чужаками церемониться он тем более не будет, – зло бросил Джек. – Чёрт его знает, что ещё учудить может, и какую встречу нашим приготовить. А пока вы здесь, хоть пасти его сможете. Увидите, что пропал кто-то надолго, или ещё чего подозрительное – сразу колите Георгия и Марию, что стряслось. Они, может, сами и не при делах будут, но что происходит, скажут. А там уж не дураки, додумаете. Без пригляда посёлок бросать нельзя. Если мыслю я правильно, и это на меня попёр кто-то, то с моим уходом всё прекратится. Хотя, скорее всего, на какое-то время так и так прекратится.

– Почему?

– Ранил я его, – объяснил Джек. – Вряд ли серьёзно, но зацепил, там кровь на кустах была. Потом-то, видать, сообразил рану зажать – когда я из кустов на камни выскочил, следов уже не увидел. И чёрт знает, где этого гада искать, я потому и не побежал никуда. Так что на какое-то время он точно затихнет, пока не залижется. И если всё так, как я сказал, то вслед за мной потянется. А там уж разберёмся.

Эри ахнула.

– Но это опасно! Как же ты, один?

Джек усмехнулся.

– Я, лапушка, всю дорогу один. Не переживай, время придёт – помру не хуже других. А пока бьют меня, бьют – добить не могут. Стало быть, время не пришло.

– Не пори чушь, – поморщился Серый. – Тоже мне, фаталист! Не надо тебе никуда уходить.

– А что надо делать? На жопе сидеть и ждать, пока следующая пуля вместо меня в неё прилетит? – Джек мотнул головой в сторону Эри. – Нет уж.

– Но...

– Говно, – отрезал Джек. – Будет так, как я сказал. Всё, точка.

Серый понял, что спорить бесполезно. Ну и, если отринуть эмоции, получалось, что Джек прав. Если цель неведомого мстителя – действительно он, находиться рядом опасно, как для Эри, так и для самого Серого. Что стоило сегодняшней пуле прилететь не в изгородь, а в кого-то из них? И что устроит этот подонок в следующий раз? Серый-то, случись чего, хоть сообразит, что делать. А Эри, пока по сторонам поглядит, да пока поверит в этакую подлость – уже поздно будет.

– И далеко ты собрался? – спросил Серый.

– Посмотрим, – уклончиво отозвался Джек. – Потом скажу.

Глаза Эри стремительно наполнились слезами. Она всхлипнула и ткнулась лбом в плечо отца. Упрямо пробормотала:

– Не уходи. Пожалуйста!

Глава 13

Эри

После того, как Джек сказал: «я уйду», у Эри будто застыло сердце. Они были рядом чуть больше месяца, но за это время Эри слишком хорошо научилась его понимать. Можно ругаться, уговаривать, даже плакать – Джек не передумает, она это знала. Со стороны, кому-то постороннему, Джек мог казаться человеком, которому на всё наплевать. Скажет – и забудет. Пообещает – и удивится, когда напомнят, что обещал. А Эри знала, что он не такой. Вовсе не тот беспечный весельчак, которого изображает. За насмешливой улыбкой и неприличными шутками прятался совсем другой человек. Эри была уверена, что когда-нибудь Джек научится по-настоящему ей доверять. Когда-нибудь расскажет обо всём, что носит в душе. Просто это будет не сейчас, должно пройти время... И вдруг Джек уходит. Из-за того, что вбил себе в голову – его присутствие рядом с Эри и Серым опасно. И единственный способ устранить опасность – увести её за собой.

В душе у Эри теплилась надежда на Марию. На то, что женщине удастся договориться с жителями посёлка, объяснить, что чужаки не желают им зла... Но когда увидела в окно идущую к их дому понурую Марию, поняла, что надеялась зря. Раньше, чем услышала, что чувствует женщина.

Упавшим голосом сказала:

– Мария идёт.

Джек тоже посмотрел в окно. Молча кивнул каким-то своим мыслям и пошёл открывать дверь.

– Тебе действительно лучше уйти, – войдя, глухо проговорила Мария. На Джека она не смотрела, отвела глаза. – А Сергей и Эрида могут остаться.

– Окей. На закате свалю, – пообещал Джек. Кивнул на рюкзак, которым давным-давно, ещё в прошлой жизни снабдила Эри в посёлке адаптов Лара. От большого рюкзака, принадлежащего Серому, Джек отказался, сказав, что и такого хватит. – Вон, уже и котомку набил. Ты передала своим, что я велел?

– Да.

– И что они?

– Как я и предполагала, люди удивились. Они не поняли, почему ты ставишь такие странные условия.

Джек удовлетворённо кивнул.

– Ничего. Кому надо, у того понималки хватит... Всё?

– Да, но... – Мария сбилась, замолчала.

Джек и Эри смотрели выжидающе. Серого в комнате не было – ставил заплатку на прохудившуюся куртку, да так и задремал с шитьём в руках, Джек велел до ужина его не будить.

– Ну? – поторопил Марию Джек.

Женщина вдруг покраснела.

– Мы с тобой... могли бы поговорить наедине?

Джек усмехнулся.

– Давай попробуем. Чем другим с тобой наедине заниматься – это мне, чую, вряд ли светит.

Мария покраснела ещё больше. Джек повернулся к Эри:

– Выйдешь?

Эри встала. Неохотно – Мария относилась к их троице лучше всех в посёлке, и за это Эри была ей благодарна. Но оставлять женщину наедине с Джеком почему-то ужасно не хотелось. Что, интересно, такого она собирается сказать, что нельзя произнести при Эри? У Джека нет тайн от неё и Серого! И жаль, что Мария этого не понимает.

Джек заметил её недовольство, подмигнул:

– Не дуйся, а то лопнешь.

Эри сердито фыркнула и вышла в другую комнату – маленькую, отделённую от той, в которой остались Мария и Джек, сколоченной из досок дверью.

Серый по-прежнему спал, уронив голову на руки. Эри вошла тихо, он не проснулся. Хотя, будь на её месте, например, Мария, или кто-то ещё из посторонних, наверняка бы вскочил. А к Эри он привык, знаменитое адаптское чутьё не срабатывало.

Эри села на кровать, посидела. Посмотрела в окно – ничего интересного. Серый спал. Разговор Джека и Марии доносился из-за закрытой двери неясными, приглушёнными звуками.

Чем дольше Эри сидела в одиночестве – дрыхнущий Серый не в счёт, – тем больше её подмывало послушать, о чём они говорят. Джек ведь наверняка ей всё потом расскажет! Ну что там, в самом деле, за секреты могут быть, о которых нельзя говорить при ней? А дверные доски от старости рассохлись, щели между ними здоровые. Если подойти поближе... В общем, Эри сама не поняла, как это случилось. Просто в какой-то момент уже стояла возле двери и смотрела в щель. Теперь и разговор можно было разобрать.

– ... я не понимаю, что со мной, – говорила Мария.

Она сидела на лавке у стола. Джек стоял, сунув руки в карманы, привалившись плечом к дверному косяку. Рядом с Марией почему-то не сел.

– Я ведь... я люблю Шамана! Уважаю его. Знаю, что он великий человек. Всем, что у нас есть, мы обязаны ему. Мы живы благодаря ему! И быть его женой – великая честь для меня.

Джек скучающе зевнул.

– Это я в курсе. Про честь, и всё такое – вы уж мне своим Шаманом черепушку насквозь проклевали. Любишь – ну, люби на здоровье, по этой теме у всех свои загоны, тут чужую башку не приделать. От меня-то чего хочешь? Благословления?

Мария покачала головой. И прошептала:

– Я – жена Шамана. Но думаю я о тебе. – Она густо покраснела, замолчала. Справилась с собой и продолжила с новой силой: – Каждую ночь я молю Мать Доброты, чтобы помогла не думать, не вспоминать тебя! Чтобы отвела эти мысли. Знаю, что они дурные, что это грешно и постыдно. Но ничего с собой поделать не могу.

Джек присвистнул:

– Зашибись дела.

Мария спрятала лицо в ладонях. Плечи у неё затряслись. Женщина плакала.

– У-у, ну только этого не хватало. – Джек отлепился от стены. Подошёл, присел перед Марией на корточки. Взял за руки, отвёл ладони от лица. И со странной интонацией проговорил: – Не тот я человек, по которому убиваться надо, лапушка.

– Почему? – Глаза Марии, полные слёз, смотрели на Джека с недоумением. – Почему – не тот?

– Шаман тебя целовал хоть раз? – вместо ответа спросил он.

– Да, – удивилась Мария, – конечно. Перед тем, как мы отправлялись спать, он всегда...

Джек покачал головой.

– Не, лапушка. Я не про то. Как в кино целуются – видала?

Мария промолчала, стыдливо отвернулась.

– Видала, – заключил Джек. – А с Шаманом у тебя такого не было, верно? И всего остального, что после поцелуев бывает, тоже никогда не было. Так?

– При чём тут это?

Мария говорила с трудом, почти шептала. Эри еле разбирала её слова.

– При том, что была бы ты нормальной бабой – уж я нашёл бы, как тебя утешить, не сомневайся. Раз, другой, десятый – а там, глядишь, надоел бы, и думать бы забыла про меня.

– Нет! – вскинулась Мария.

– Да, лапушка. Уж мне ли не знать, как оно бывает... Но только фигня в том, что с тобой так не получится.

– Почему?

– Да потому, что потом сама себя поедом сожрёшь, – сердито бросил Джек. – Переживать будешь, что Шаману изменила. Оно-то ладно – кабы я при тебе остался. Но я ведь не останусь.

– Почему? – снова спросила Мария. Она подалась к Джеку, с горьким недоумением заглянула ему в глаза. – Почему?

– Потому что не привык пристёгнутым сидеть, и меняться мне поздно. Влюбилась бы ты в нормального мужика, я бы тебе первый счастья пожелал, да сказал – чего сидишь, дура, беги к нему! Плюнь на своего Шамана, да разотри. Вон, хоть Георгий – глаз с тебя не сводит. Был бы не такой дурень, давно бы яйца подкатил. А со мной тебе связываться нельзя. И мужа не получишь, и свои, если узнают, заклюют. Я-то уйду, а тебе оставаться.

– Я... могла бы уйти с тобой.

– Нет. Не могла бы. – Джек поднялся, отошёл и снова привалился к стене.

– Почему?

– Потому что не возьму. Всё, лапушка, – отрезал Джек. – Побыли наедине – хорош. Иди домой, ужинать пора. А то с утра не жрамши, поди.

Мария встала. Дойдя до двери, задержалась, повернулась к Джеку.

Горячо прошептала:

– Я буду ждать тебя, – и быстро вышла из комнаты.

– Зря, – сказал закрывшейся двери Джек. И, не меняя интонации: – Уши там у некоторых не оплавились ещё?

Эри вспыхнула, отскочила назад. Через секунду щелястая дверь распахнулась – по всей видимости, от пинка. За ней стоял ухмыляющийся Джек.

Подскочил проснувшийся Серый:

– А?!

– Х@й на, – назидательно сказал Джек. – Выдрыхся? Вставай, пошли за стол.

Кирилл

– Присаживайся. – Григорий Алексеевич кивнул на стоящий у входа в бетонную будку матерчатый раскладной стульчик. Сам грузно опустился на второй, стоящий рядом.

– Вы подготовились, – заметил Кирилл.

– Знал, что ты придёшь.

– Я не один.

Григорий Алексеевич кивнул:

– И об этом догадывался. Позови Рэда, если хочешь. Мне нечего скрывать.

Кирилл свистнул. Ветки деревьев над сеткой закачались, калитку ловко, одним движением, перемахнула тёмная фигура.

– Мог бы не перелезать, – пожурил Мрака Григорий Алексеевич. – Там открыто.

– Не разглядел, – буркнул Мрак.

Григорий Алексеевич улыбнулся:

– Похож на отца. – Повернулся к Кириллу: – А почему твой сын не пришёл?

Кирилла будто ножом по сердцу полоснуло.

– Потому что мой сын остался на юге.

– Надеюсь, с ним всё в порядке?

– Я тоже надеюсь. – Кирилл внушал себе это каждую ночь.

С Серым остался Джек. Шамана увели. Ангелина пропала. С Серым и девчонкой ничего не случится! Но сердце плохо прислушивалось к уговорам. Оно ныло. Не давало спать, заставляя снова и снова прокручивать в голове варианты: как ещё можно было поступить, чтобы не подвергать сына опасности. Кирилл знал, что других вариантов не было. И всё же не мог об этом не думать.

– Вы не представляете, Григорий Алексеевич, какую кашу заварили, – горько проговорил он. – Просто не представляете!

Григорий Алексеевич нахмурился, подобрался.

– О чём ты говоришь? Что случилось?

Удивлялся он искренне. Кирилл и Мрак переглянулись.

– Давайте так, – предложил Кирилл. – Сначала я задаю вопросы, а вы на них отвечаете. Потом, если захотите, можете задать вопросы нам. Устроит?

Григорий Алексеевич кивнул:

– Вполне.

– Хорошо. Первый вопрос, самый важный: для чего вы передавали детей на поверхность?

Григорий Алексеевич развёл руками:

– Я был уверен, что ты догадаешься. Это была вынужденная мера.

– Вадим не сумел правильно соотнести производительность инкубатора и ресурсы Бункера? В какой-то момент детей стало слишком много?

– Да, верно.

– Я правильно понимаю, что никто другой в Бункере не знает о вашей... деятельности?

– Правильно. – Григорий Алексеевич смотрел спокойно и прямо.

– То есть, Вадиму вы сказали, что дети умерли? Самые первые дети – те, которым сейчас по шестнадцать-пятнадцать лет? Ариадна, Борей...

– И Виссарион, – спокойно закончил Григорий Алексеевич. – Ариадне было два года, Борею – год, Виссариону едва сровнялось три месяца. Корь – если хочешь знать диагноз. Прививку сделали слишком поздно, слабые организмы не смогли преодолеть вирус. На кладбище вместо тел закопали мешки с песком. Я никому не позволил к ним приближаться.

– Зачем? – Кирилл едва сдержался, чтобы не закричать. – Для чего понадобилась эта несусветная ложь?!

– Альтернативным решением была бы остановка инкубатора. – Григорий Алексеевич отвечал на вопросы так, будто каждую ночь репетировал сегодняшнюю встречу. Все свои ответы выучил заранее. – Мы потеряли бы год, а то и больше. Ты ведь знаешь Вадима! Обжегшись на молоке, он начинает дуть на воду. Кроме того, не думаю, что открою секрет – для Вадима был важен сам факт изобретения вакцины. Он сумел это сделать. Создал новых людей, новую расу, эксперимент удался! А последствия представлял себе крайне смутно. Ему попросту неинтересно было об этом думать. Он спешил дальше, к новым открытиям! – Григорий Алексеевич горько засмеялся. – Знаешь, Кирюша... Иной раз мне кажется, что после смерти Сергея Евгеньевича и Тимофея я остался единственным взрослым человеком в этом пионерлагере для одарённых. Ни у Вадика, ни у Лены нет жизненного опыта. Опыта обычной, человеческой жизни, понимаешь? А все остальные заглядывают им в рот. Объяснимо, в общем-то – как учёные, Вадик и Лена заткнут за пояс любого из своих коллег. Оба – выдающиеся люди, они и до того как всё случилось достигли бы немалых высот. Но в житейском плане – это дети малые. Не успевшие повзрослеть до катастрофы – а здесь, в Бункере, создавшие реальность, которая нравится им. Вы ведь знакомы с Эри?

– Видали, – вдруг подал голос Мрак.

Григорий Алексеевич повернулся к нему. Кивнул. Спросил у Кирилла:

– Кто её отец – думаю, нет нужды объяснять? Ты не слепой, да и сопоставить сроки наверняка сумел. Так вот: Лена скрывала беременность. Пока позволяла фигура, она носила просторную одежду, а потом «серьёзно заболела» и не выходила из клиники, на люди не показывалась. Я думал, что рождение дочери всё изменит... Как бы не так! Не изменилось ничего. Понимаешь – ровным счётом ни-че-го! Лена по-прежнему относилась к ребёнку, как к досадной помехе. Возможно, тут есть и часть моей вины. Возможно, это я не сумел объяснить, не донёс до неё, что такое материнство, и как важно...

– Григорий Алексеевич. Прекратите. – Кирилл поморщился. – Знаете, я тоже не планировал рождение сына! И мать Сергея, в отличие от Елены Викторовны, не намного старше меня. Она прекрасно понимала, что наша связь – из тех, что принято называть случайными. Понимала, что я не останусь с ней, что уйду, как только подрастёт ребёнок. Но, тем не менее – у Серого есть мать. Настоящая, любящая! Которой, говоря вашим языком, никто ничего не объяснял и не пытался «донести». Она заботилась о своём ребёнке просто потому, что ей в голову бы не пришло, что можно поступить иначе.

– Моя мамка тоже была хорошая, – вдруг сказал Мрак. Из-под сведённых бровей по-сталкеровски сверкнули глаза. – Она не виновата, что померла.

– Марина – моя ровесница, – глядя на Григория Алексеевича, сказал Кирилл. – Когда родился Мрак, ей было восемнадцать лет.

– Знаю. – Григорий Алексеевич опустил голову. Помолчал. – Я, в общем-то, об этом и говорю. Дело не в возрасте. У вас – другое общество, понимаешь? То, которое начал формировать Герман, а продолжил ты. В этом обществе человек живёт не только собой и своими амбициями. А здесь, к сожалению, после смерти Сергея Евгеньевича слишком многое изменилось. Вадим, разумеется, ни за что со мной не согласится, будет спорить до посинения. А я считаю, что от его идеи «чистого разума» рукой подать до геноцида. Их разделяет единственный шаг, и если не нынешнее поколение, то следующее этот шаг непременно сделает. Потому я и хотел, чтобы дети вырвались отсюда! Хотя бы часть детей. Чтобы они получили возможность жить иначе. И, возможно, потом им было бы проще найти общий язык с теми, кто растёт здесь. Собратья, всё-таки – в каком-то смысле.

– Но почему вы не обратились ко мне? – Кирилл вскочил. – Я же – вот он, рядом! Только руку протяни. Неужели мы не приютили бы детей?

– А сам не догадываешься, почему? – Григорий Алексеевич знакомо захлопал по карманам в поисках сигарет. Вспомнил, видимо, что одет в комбинезон, чертыхнулся. Мрак достал портсигар, открыл и протянул. Григорий Алексеевич, вытащив сигарету, благодарно кивнул. Прикурил от поднесённой спички. И закончил: – Вадик не позволил бы мне это сделать. Из-за своих дурацких амбиций, из-за понимания того, что ты оказался дальновиднее, чем он – чёрт знает, почему ещё. Но я больше, чем уверен – он придумал бы сотню причин. А скрыть факт передачи детей не получилось бы. Да ты бы и сам не пошёл на обман. Ведь так?

Кирилл сел. Хмуро кивнул.

– Мало быть гениальным учёным, Кирюша, – грустно закончил Григорий Алексеевич. – Надо быть ещё и человеком, понимаешь? И я пытался дать возможность хотя бы этим детям – жить по-другому. Не так, как придумал Вадик в своём придуманном мире.

– Благими намерениями, – пробормотал Кирилл. – Снова – благими намерениями!

Григорий Алексеевич нахмурился:

– Это ты к чему?

– Расскажите, как вы познакомились с Шаманом, – попросил Кирилл.

Григорий Алексеевич приподнял брови:

– С Шаманом?

– Так называют человека, который приходил за детьми.

– Надо же, не знал. Его зовут Егор.

– Возможно. – Кирилл вдруг понял, что настоящего имени Шамана не знает. – Инвалид, физически неполноценный. Низкорослый, с недоразвитыми ногами и ярко выраженными лицевыми дефектами.

– Нет, что ты! – Григорий Алексеевич явно удивился. – Егор не инвалид, он здоровее нас с тобой. Рослый, крепкий. Глава наших южных соседей – неужели не знаешь?

– Ах, вот как, – медленно проговорил Кирилл. – Егор, значит?

– Ну, конечно. Мы знакомы давно, он и раньше ко мне обращался. Я обследовал его жену, когда она заболела. А человека, которого ты описываешь, никогда не встречал.

– Вот сволота! – вырвалось у Мрака. – И тут, скотина, чужими руками жар загребал! Свою рожу показывать застремался, поди. Егору мозги запудрил, а тот и рад стараться.

– Да, – задумчиво проговорил Кирилл. – Это действительно многое объясняет.

– О чём вы говорите? – Григорий Алексеевич переводил недоумённый взгляд с Кирилла на Мрака и обратно.

Кирилл тяжело выдохнул.

– Давайте сначала всё-таки дослушаем вас. Итак. Егор?

Глава 14

Кирилл

– Как я уже говорил, жена Егора больна, – рассказывал Григорий Алексеевич. – Не буду утомлять медицинскими подробностями, но суть та, что хотя бы раз в полгода ей нужно проходить обследование. Ну и, естественно, пока суть да дело, мы с Егором немного общались. А Егор – человек сметливый, крепкий хозяйственник, глаз у него на непорядок намётан – будь здоров. По ряду признаков он, вероятно, догадался, что мы откусили кусок, который не в состоянии проглотить – я имею в виду детей. После того, как я закончил очередное обследование жены Егора, и он забрал её отсюда, через месяц внезапно появился вновь. Я решил, что женщине стало хуже, но оказалось, что причина не в ней. Егор предложил нам помощь.

– То есть, забрать детей? – уточнил Кирилл.

– Да. Ты не представляешь, что здесь творилось, Кирюша! Просто не представляешь. Мы сбивались с ног – уже не молодые, в большинстве своем, люди, – а в инкубаторе подрастали новые зародыши. То, что мы не справляемся, стало очевидным уже даже для Вадима. Но на то, чтобы остановить процесс, идущий в инкубаторе, просто рука бы не поднялась. Предложение Егора меня поначалу шокировало. Я сказал, что Вадим подобное даже обсуждать не захочет, и Егора выпроводил. А он, представь, ничуть не обиделся. Просто пообещал, что зайдёт ещё раз, через недельку.

– Молодец, – усмехнулся Кирилл. – Настоящий торгаш, чувствует, когда нужно выждать. Через неделю его предложение вас уже не так шокировало, верно?

– Ну... я, по крайней мере, согласился выслушать. Егор пообещал, что в его посёлке дети не останутся. Они отправятся на юг – где, по его словам, сытнее и безопаснее. Егор сказал, что твоим людям южное направление не интересно – вспомни, климат тогда ещё не начал меняться, – в тех местах они не бывают и в обозримом будущем вряд ли доберутся. Егор пообещал, что для проживания детям будут созданы самые лучшие условия, какие только можно представить, что они ни в чём не будут нуждаться. А жители посёлков, в которые будут доставлены дети, тайну их происхождения не узнают никогда.

– И вы не спросили, как именно Егор собирается объяснять происхождение?

– Спросил. Он ответил, что передаст детей будущим воспитателям лишь на том условии, что подробностями их рождения они интересоваться не станут. Люди, дескать, и сами-то вряд ли будут спрашивать, побоятся. Я рассудил, что, скорее всего, так и есть.

– А в чём заключается интерес самого Егора, он объяснил? Если дети не останутся в его посёлке, для чего он вообще всё это затеял?

– Разумеется, это было первым, о чём я спросил. Егора знал, в общем-то, неплохо, и об ответе догадывался. А он даже не пытался юлить. Честно ответил, что интерес корыстный. На юге освоено производство тканей из льна и хлопка, гончарное дело, там растут «невиданные», по словам Егора, фрукты и злаки – в общем, у южан найдётся, чем его отблагодарить.

– А вам долю не предложил? – прозвучало резче, чем хотелось, но сдержаться Кирилл не сумел.

Григорий Алексеевич спокойно кивнул:

– Предложил, разумеется. Егор, как ты верно заметил, человек деловой. И других привык измерять собственной мерой.

– Вы отказались?

– Естественно.

– Зря.

– Ещё одно слово в таком тоне, – не меняя интонации, пообещал Григорий Алексеевич, – и я тебя ударю. Не посмотрю, что ты моложе и сильнее.

– Как интересно, – хмыкнул Кирилл. – Детьми торговали вы, а по морде – мне. – И едва успел уклониться от удара в челюсть.

– Я не торговал детьми! – со злой горечью бросил Григорий Алексеевич. – И не смей говорить, что этого не понимаешь. Не торговал – хотя бы потому, что торговля предполагает обогащение, а я не приобрёл ничего, кроме головной боли. Поставь себя на моё место, в конце концов! Что бы ты делал?

– Рассказал бы о предложении Егора Вадиму.

– И что услышал бы в ответ?

– Не знаю. Вы ведь не спрашивали.

Григорий Алексеевич покачал головой:

– Не лукавь, Кирюша. Всё ты прекрасно знаешь! О том, чтобы передать детей на поверхность, речи быть не может. Они появились на свет не для того, чтобы стать дикарями. Надлежащее воспитание дети могут получить только здесь, в Бункере – и далее по тексту. После этого я, разумеется, не смог бы бесконтрольно даже шагу ступить, тем самым отрезав детям путь на поверхность навсегда.

– Вы поступили бесчестно, – упрямо повторил Кирилл.

– С этим я не спорю. Но, вспомни – Герман когда-то, забрав тебя из Бункера, поступил так же. И его поступок ты оправдываешь.

– Мне было семнадцать лет! Полгода из них я провёл в компании Рэда и других ребят. К тому времени был уже отнюдь не беспомощным младенцем, и Герман это знал.

– Тем не менее. Он передал тебя психу, одержимому жаждой власти. Человеку, от которого можно было ожидать чего угодно, любого зверства! А я отдавал детей под гарантию Егора, что с ними всё будет в порядке.

– Хотите сказать, что каким-то образом следили за их судьбой?

– Разумеется. Как же иначе? Егор регулярно докладывал мне об их здоровье. Передавал детские рисунки, это было одним из обязательных условий. И – ты можешь не верить, конечно, но по этим рисункам я видел, что дети счастливы. Окружены заботой и вниманием. Со временем на рисунках стали появляться подписи – детей обучали в том числе и грамоте. И я всё более убеждался в том, что поступил правильно.

– Херню ты творил, – буркнул Мрак. – Шаман твоими детишками весь юг к рукам прибрал и до сих пор в узде держит.

– Да кто такой этот Шаман?! – взорвался Григорий Алексеевич. – Я рассказал всё – могу, в конце концов, узнать, что происходит?

– Говори, – дёрнув Кирилла за рукав, потребовал Мрак.

Кирилл кивнул:

– Скажу. Только предупреждаю, Григорий Алексеевич – слушать вам будет крайне неприятно.

Григорий Алексеевич горько усмехнулся.

– Кирюша. Мне за шестьдесят. И в последние тридцать лет приятными сюрпризами жизнь не баловала, поверь. Так что говори, не стесняйся.

– Что ж, я предупредил. – И Кирилл начал рассказывать.

О Матери Доброты. О детях, появляющихся в Лунном Кругу. О брошенном посёлке с отравленными людьми. О Шамане, об Ангелине. О смерти Лёхи, Эрика, Олеси. О битве на дороге, о невероятных способностях Эри, о ранении Джека. О том, как «чужаки» ушли, захватив с собой Шамана, о том, как их догнал Георгий, и Джеку вместе с Серым и Эри пришлось вернуться.

– Это... какое-то безумие. – Григорий Алексеевич выглядел абсолютно обескураженным. – Псалмы, молельни, массовое покарание грешников... Не то средневековье, не то язычество. Понятие доброты, даже не вывернутое наизнанку, а деформированное до неузнаваемости... Прости, Кирюша, но я просто не могу поверить.

– Он правду говорит, – буркнул Мрак.

– Понимаю, что правду. Но в голове не укладывается. Тем более, что получается – этот безумный фарс разыгрывали при моём непосредственном участии.

Григорий Алексеевич сгорбился. Неизменно прямой, подтянутый несмотря на возраст – сказывалась военная служба, – он будто вмиг постарел на десяток лет. Смотрел потухшим взглядом в одну точку.

«А ведь он по нынешним меркам – глубокий старик, – кольнуло вдруг Кирилла. – На поверхности его ровесников наверняка уже вовсе не осталось. Только в Бункере и живут».

– Григорий Алексеевич. – Кирилл придвинулся поближе. – Я понимаю, что для вас это – тяжёлый удар. Честно говоря, направляясь сюда, предполагал совсем другой диалог. Почему-то был уверен, что Вадим как минимум в курсе происходящего. И, разумеется, даже представления не имел, что Шаман действовал не напрямую, а через посредника.

Кирилл замолчал. Слова, которые собирался сказать, были приготовлены для Вадима. Это на него он собирался выплеснуть всю накопившуюся горечь. Его обвинить в преступном безрассудстве! Готовился к пафосным, напыщенным фразам в ответ, к горделивым позам и надменному противостоянию. А встретил пожилого, бесконечно усталого человека. Который был виноват лишь в том, что пытался, как мог, изменить судьбу детей, рождённых в Бункере.

– Зажился я на свете, – глухо проговорил Григорий Алексеевич. – Слушаю тебя – и будто передачу смотрю. Научно-познавательную, о невиданных народах. Были в моё время такие, путешественники забирались в разные дикие уголки и оттуда вели трансляции. А Шаман этот твой – вот он, под боком. Вы, ваша жизнь – ещё ближе. Да что далеко ходить, у меня на глазах растёт поколение, убеждённое в том, что они единственный на планете очаг цивилизации! Прочие люди вокруг – дикари настолько, что уже почти и не люди. А я за этим всем словно из аквариума наблюдаю. Жизнь вроде идёт, но совсем не так, как я привык. И я от неё – всё дальше и дальше. Хотел как лучше, а наворотил такого, что аж думать тошно... Зажился, старый маразматик. Помирать пора.

– Перестаньте. – Кирилл положил руку ему на плечо. – Того, что сделано, уже не исправить.

– Не исправить, – эхом откликнулся Григорий Алексеевич. – Это точно... Что дальше? – он поднял голову, прямо и спокойно посмотрел на Кирилла. – Идём к Вадиму?

– Сейчас? – растерялся Кирилл.

– А чего тянуть? – Григорий Алексеевич усмехнулся. – Не хочу я больше скрываться, Кирюша. Тринадцать лет с этими тайнами живу. Устал. Да и... – он не договорил.

Лицо вдруг перекосило гримасой боли, Григорий Алексеевич схватился за грудь.

– Что с вами? – Кирилл придержал врача за плечи, заглянул в побледневшее лицо. – Сердце?

Григорий Алексеевич с трудом, через силу, кивнул. Попытался что-то сказать, но звуков Кирилл не разобрал.

– Говорит: «в кармане», – прочитал по губам врача подскочивший ближе Мрак. И зашарил по карманам его комбинезона. Вытащил небольшой пузырёк: – Оно?

Кирилл быстро скрутил с пузырька крышку. Резкий запах сердечных капель говорил сам за себя.

– Да.

Кирилл отцепил от ремня фляжку с водой. Помог Григорию Алексеевичу выпить лекарство. Подождал, пока тот медленно, тяжело выпрямится. Неловко спросил:

– Давно у вас приступы?

– Второй год. – На лицо врача медленно возвращались краски. – Не в первый раз, и точно не в последний. Говорю же, помирать скоро. Сергей с Тимофеем меня уж заждались, поди...

– Прекратите. – Кирилл поморщился. Протянул Григорию Алексеевичу руку: – Держитесь. До своей комнаты сумеете дойти? Вам необходимо лечь.

Врач тяжело поднялся. Кивнул:

– Дойду. Только не до своей комнаты, а до Вадимовой. Идём, расскажешь ему то, что рассказал мне. А у меня ещё будет время на то, чтобы належаться. На том свете времени у всех полно... Идём?

– Вадим наверняка уже спит.

– Ничего, по такому поводу проснётся. Не каждую ночь узнаёт, что умершие дети на самом деле не умерли... Я к этому разговору давно готов, Кирюша. Не стоит его откладывать из-за капризов стариковского организма.

– Я не готов, – отрезал Кирилл. – Уходите, Григорий Алексеевич. Необходимости в разговоре нет, а вам надо отдохнуть. – Он взял врача под локоть, решительно заставил развернуться в сторону бункера.

– Вы кто?! – дверь вдруг распахнулась.

На поляну выскочил подросток в защитном комбинезоне, бросился к Кириллу.

– Не трогайте Григория Алексеевича!

– Мрак!..

– Антип!..

Кирилл и врач выкрикнули это одновременно. Мрак перехватил парня, не позволив кинуться на Кирилла с кулаками, умело завернул ему руки назад.

– Антип, всё в порядке, – веско сказал Григорий Алексеевич. – Успокойся!

– Отпусти его, – приказал Мраку Кирилл.

Мрак, помедлив, выпустил парня.

– Что ты здесь делаешь? – Григорий Алексеевич пытался говорить строго, но голос, всё ещё слабый, подводил. – Почему не спишь? И кто тебе позволил в это время выходить на поверхность? Шагом марш домой!