Текст книги ""Фантастика 2025-161". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Гедеон

Соавторы: Павел Барчук,Мила Бачурова,Елена Шатилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 282 страниц)

Глава 27

Серый

– Мы ждали тебя. – Ариадна склонила голову. Странно, что на колени не упала, мелькнуло в голове у Серого. Ей-богу, не удивился бы. – Все вокруг разуверились и отчаялись! Люди поддались лживым словам и обещаниям! – она с ненавистью посмотрела на Серого. – Никто не захотел бороться со злом! Только мы. – Ариадна крепче прижала к себе Лазаря.

Лицо Георгия пылало. Мария, сжав губы, смотрела в пол.

– Люди слабы. – Голос Шамана из-под капюшона звучал негромко и печально. – Оставшись без поводырей, они ослепли. Не знали, куда идти. Если вера не тверда, такое случается.

– Мы тверды верой, Шаман! – Георгий чуть не плакал. – Клянусь тебе, я делал всё, что мог!

– Знаю. – Шаман тронул его за плечо. Если бы доставал – наверное, по голове бы погладил. Но роста Шаману не хватало, со стороны это выглядело бы смешно, а Шаман скорее умер бы, чем позволил себе показаться смешным. – Я знаю тебя, Георгий, как знаю каждого из вас. Все вы – дети Матери Доброты, и я, даже будучи пленён врагами, душой оставался здесь. То, что творилось в посёлке, не вина ваша, а беда. Вы растерялись. Но теперь я вернулся и больше подобного не допущу.

Георгий смотрел на Шамана с такой собачьей преданностью, что Серому стало противно. И у Марии в глазах он заметил похожее выражение – отрешённо-восторженное, сейчас уже странно было, что ещё вечером эта тётка казалась самой разумной из всех. Вот интересно, почему лупятся на Шамана они, а противно ему?

– А ну, с этого момента поподробней, – потребовал Серый. – Ты как здесь оказался? Свинтил, что ли?

– Мои душа и сердце стремились вернуться туда, где без моей помощи не обойтись, – торжественно объявил Шаман. – Меня вела Мать Доброты, и вот я здесь.

– Свинтил, – кивнул сам себе, подтверждая догадку, Серый. – Ладно, детали потом. Нарисовался – валяй, наводи порядок. А то притомились тут за тебя разруливать. То пожар, то махач, то эта дура, – он кивнул на Ариадну. – Сперва скот и посевы травила, потом за людей взялась. Докладывали тебе уже?

– В отсутствие тебя и матери Ангелины у девочки помутился разум, – торопливо выдвинул спасительную версию Георгий. – Она...

– Ариадну так же, как и меня, вела Мать Доброты. – Шаман подошёл к девчонке, гордо вскинувшей голову, положил руку ей на плечо. – Она и Лазарь – единственные, кто знали о смерти матери Ангелины. И они пытались бороться с злом, как могли.

Мария ахнула:

– Мать Ангелина умерла?!

– Мать Ангелина зверски убита. – Шаман повернулся к Серому. Обвиняюще ткнул в него пальцем. – И ты об этом знал. Виновник её смерти – злой человек со шрамом на виске. – Повернулся к Эри. – Твой отец.

– Нет! – Эри аж отшатнулась. – Не может быть!

– Спроси у своего товарища, – голова в капюшоне кивнула на Серого. – Надеюсь, у него достанет мужества сказать правду.

– Серый?.. – Эри тоже повернулась к нему.

Блин, надо было всё-таки ей рассказать, – мелькнуло в голове у Серого, – тогда, наверное, не чувствовал бы себя таким идиотом. Мысленно обругал Джека, который не позволил это сделать. Буркнул:

– Ну, что – «Серый»? Ангелина нас догнала. Напала на Джека – рано вечером, когда все спали. Я один не спал, по лагерю дежурил. А Джек потихоньку мимо меня прошёл и на могилу Олеси вернулся. Видать, чувствовал что-то. А там эта – в комбезе, с ножом. Джек-то безоружный был, да еще раненный. Если бы не он её, она бы его зарезала.

– Мать Ангелина не могла зарезать человека!

Лазарь отлепился от Ариадны. Шагнул к Серому. О том, как жаловался Эри, что мать Ангелина «сошла с ума» и его «застыла», судя по всему, забыл напрочь.

Короткой памяти жителей посёлка Серый уже не удивлялся – здесь было, кому заставлять людей помнить то, чего не было, и забывать о том, что было.

– И не было у неё никакого ножа! Это ваш нож, я его запомнил. Он не чтобы резать, а чтобы кидать. Это я нашёл мать Ангелину. Я хотел вас догнать. Потому что... неважно. – пацан потупился.

«По Джеку заскучал, – понял Серый. – Стыдно стало за истерику, которую в больничке устроил. С нами хотел уйти, вот и бросился догонять».

– А там кровь, – выпрямившись, продолжил Лазарь. – Трава вытоптана, и кровь! И след в сторону уходит, на сухой траве хорошо заметно. Я по этому следу пошёл и увидел. Мать Ангелина раздетая была, и... – Лазарь запнулся. – Её уже шакалы глодать начали. Я только по волосам и признал, таких длинных ни у кого в посёлке нету. А нож в груди был воткнут.

«А ведь точно, – вспомнил Серый, – Джек не вытащил нож. Специально оставил – что, типа, не просто убил, а отомстил за Олесю... Дурак». Вслух буркнул:

– Это он когда-то был наш. У нас много чего было, а потом не стало. Вон, у него спроси, почему, – кивнул на Шамана. – Ангелина напала первой. Джек победил честно.

Ариадна расхохоталась.

– Зарезать беззащитную женщину – честно? Что ж, ничего другого я не ждала.

– Блин, да какая ж ты дура! – вскипел Серый. – Это Ангелина-то беззащитная? Да она...

– Её защищала Мать Доброты. Как защищала каждого из своих детей, – перебил Шаман. – Так было в нашем мире всегда – до тех пор, пока не пришли вы. С вашим приходом зла стало слишком много. Мать Ангелина пыталась бороться, но что она могла сделать – слабая женщина против сильного, вооружённого мужчины? Мать Ангелина погибла, защищая своих детей.

– И Мать Доброты тоже пыталась отвести от нас беду. – Ариадна, глядя на Серого, от ненависти едва не дымилась. – Она выбрала своими проводниками меня и Дария. Бедный мальчик убежал из Джубги, потому что хотел догнать вас! Он верил злому человеку – а нашёл истерзанное тело матери Ангелины. От переживаний Дарий заболел. Когда я пришла в Джубгу, он метался в горячке. Не мог поверить тому, что видели его глаза, и боялся об этом рассказывать. Мне понадобилась не одна ночь, чтобы уговорить Дария рассказать, что случилось. Терпение Матери Доброты переполнилось! Злой человек должен был погибнуть.

– Злой, ага, – горько усмехнулся Серый. – То, что этот человек был ранен, чуть живой от голода – неважно. А ещё этого человека ни Ангелинин дурман, ни твои пули не взяли! Видать, Мать Доброты ему сказать забыла, что должен погибнуть.

– Злой человек погиб. – Даже самый придирчивый слух не распознал бы в голосе Шамана торжество. Он говорил негромко и печально, скорбь казалась искренней. – Мать Доброты не раз пыталась направить злого человека на верный путь, но он остался глух к её...

– Что?! – Эри вскочила.

Серый и сам не сразу осознал смысл сказанного.

Джек – погиб?!

– Звездишь, сволочь! – выпалил он.

Шаман смиренно стерпел ругань. Опустил голову.

– Я и не ожидал, что ты поверишь. В своём мире вы привыкли к тому, что вас окружает ложь.

– Злой человек умер, – вмешался Лазарь. – Я видел. – Голос у пацана дрогнул.

– «Злой человек»? – горько повторил Серый. – И ты туда же? Даже имя успел забыть?

– Я не верил, что это он убил мать Ангелину! – на глазах у Лазаря проступили слёзы, сердитые и отчаянные. – Ариадна сразу сказала, что это он, но я не верил! А потом Джек умер. Когда вернулся Шаман, и мы нашли место, где он поселился. Он был живой, смеялся, как всегда. Слова говорил неприличные. Шаман ему, что мать Ангелина пропала, а он: «Не ходил ни кот, ни кошка – пропала пи*да с окошка!» Твоя, говорит, баба, ты и ищи. А ещё он говорил, что не умрёт. Что у Матери Доброты одолелка не выросла – его одолеть. А сам вдруг как стал белый! Как помертвел. Упал и не встал больше.

– Не может быть, – потерянным, не своим голосом пробормотала Эри. Опустилась на лавку – почувствовала, должно быть, что ноги не держат. – Джек обещал, что вернётся! Он...

– Он и мне обещал, – со злой обидой выпалил Лазарь. – Что мы с ним в море поплывем на корабле. А оказалось, что у него есть ты! – сверкнул глазами на Эри.

– Ты ещё мал, Дарий, – вмешался Шаман. Привлёк пацана к себе, провёл рукой по волосам. – Ты привык доверять людям. И не знаешь, что не все они говорят правду. Злой человек обманывал тебя – так же, как обманывал этих детей. – Лица Шамана Серый за капюшоном не видел, но откуда-то знал, что смотрит он на него и Эри. – Злой человек погиб – такова воля Матери Доброты. А их, в отличие от злого человека, ещё можно спасти. Мать Доброты им поможет...

Голос Шамана отчего-то стал доноситься глухо, будто сквозь вату.

Серый вдруг понял, что страшно хочет спать. Веки отяжелели, голова начала клониться на грудь. Чтобы не упасть, ему пришлось схватиться рукой за край стола.

Последнее, что успел сделать – понять, что внезапная сонливость навалилась не просто так. Посмотреть на Эри. Крикнуть:

– Это он! Шаман! Сделай что-нибудь! – и увидеть, что Эри уже спит. Бессильно уронила руки на стол, а голову на руки.

Ни удивиться, ни закричать снова Серый не успел. Вырубился.

***

– Почему ты не сопротивлялась? Даже до меня дошло, что не просто так спать захотел!

Серый и Эри очнулись в незнакомом помещении. Голые бетонные стены, бетонное крошево на грязном полу. Крошечное, в тетрадный лист, заколоченное доской окошко под самым потолком. Их обоих, связанных по рукам и ногам, бросили на пол.

Серый очнулся раньше Эри. Освободиться не сумел, толкал девчонку плечом. Потом, извернувшись, ногой – пока не разбудил.

– Я не могла.

– В смысле – не могла? – Серый, кряхтя, перевернулся на бок. Поднял голову, сумел заглянуть Эри в лицо. – Ты даже Ангелину скрутила – а она сильнее Шамана!

– Я не знаю. – Эри смотрела мимо Серого. – Джек погиб. Понимаешь? Погиб!

– Брехня, – буркнул Серый.

Эри приподнялась, с надеждой уставилась на него:

– Лазарь нас обманул? Да?

Серый замолчал.

Лазарь не врал. Сцену, которую описал – о том, как Джек побледнел и упал, точно видел своими глазами, сочинить такое не сумел бы. И слова такие ему негде было подслушать, это Серый и не будучи эмпатом понимал. А уж Эри – тем более, она сейчас хваталась за соломинку. Которой неоткуда было взяться.

– Джек сам притянул к себе беду, – мёртвым, не своим голосом проговорила вдруг Эри. – Он говорил, что у него внутри пусто, как в горелом лесу. Будто бы смеялся, а на самом деле – он не хотел жить. Я чувствовала, просто не понимала тогда, как это?.. Не бывает ведь такого, чтобы не хотеть?.. Мы разговаривали перед тем, как Джек ушёл. И он тогда сказал, что ему главное – от нас с тобой беду отвести. А там уж и помирать не жалко.

– Бред, – сердито отрезал Серый. – Отец всю жизнь что на Джека, что на Сталкера за суеверия ругается, а теперь ты туда же?! Уж тебе-то в Бункере должны были объяснить, что спотыкаются на ровном месте не когда чёрная кошка дорогу перебежит, а когда под ноги не смотрят. Фаталисты, блин! Жаль, отца здесь нет, он бы и тебе и Джеку быстро мозги поправил.

Эри не ответила.

– С тобой-то что? – помолчав, спросил Серый. – Почему ты не сопротивлялась? Если даже я отдуплил, что не просто так спать хочу, уж ты-то?..

– Я же сказала. – Эри роняла слова неохотно, через силу. Как будто ей приходилось заставлять себя говорить. – Я не могла сопротивляться. У меня... не знаю, как объяснить. Звуки пропали. Совсем. Я словно оглохла, даже тебя сейчас не слышу. Вот ты говоришь, что понял – а я в тот момент ничего не слышала. И не понимала, что происходит, пока ты сейчас не сказал. – Эри так и смотрела мимо Серого.

Он почувствовал, что холодеет. Успел, оказывается, привыкнуть к тому, что на крайний случай у них всегда есть козырь в рукаве. Осторожно спросил:

– А раньше было такое?

Эри мотнула головой:

– Нет. Никогда.

– И что с этим делать?

– Не знаю.

«И мне всё равно». Девчонка не договорила, но это и не требовалось, читалось по лицу – устало-равнодушному.

– Слушай, очнись уже, а? – разозлился Серый. – Включай мозги, страдать потом будешь! Где хоть мы? Куда он нас притащил?

Эри пожала плечами. Даже оглядеться по сторонам не попыталась.

– Один бы этот шибздик не справился, – рассуждал вслух Серый, – силёнок бы не хватило. Значит, Георгию с Марией мозги шлифанул. Заставил нас связать, приволочь сюда. Вряд ли это в их посёлке, иначе хлебальники нам заткнул бы, чтоб не орали. Но и вряд ли от посёлка далеко, тащить упаришься. Вопрос – зачем тащил? Почему не убил сразу?

Эри всё так же равнодушно молчала, уставившись в одну точку.

– Ты верёвки пыталась дёргать? – перевёл разговор Серый. – Я свои тянул – крепко завязаны.

Эри молчала. Последние его слова, кажется, даже не услышала.

– Эй! – взорвался Серый. – Прекращай эту дурь, слышь?

Эри молчала.

Серый тоже замолчал. Были бы свободны руки, схватил бы девку, встряхнул как следует – глядишь, попустило бы. А связанным он только ругаться и мог. Но на ругань Эри не реагировала.

Серый, извернувшись, пнул её ногой. Эри повернула к нему голову. Скользнула по лицу Серого невидящим взглядом и снова отвернулась. Всё глубже и глубже уходила в себя.

Серый едва не взвыл от отчаяния. Он не знал, как заставить девчонку очухаться. А со стороны двери заскрежетало – кто-то отодвинул засов.

Серый подобрался. Ещё раз хорошенько лягнул Эри. Прошипел:

– Не смей сдаваться! Это он убил Джека! Тот гад, который сейчас войдёт. Джек, если бы глядел сейчас, сам бы тебе по шее двинул.

– Ты напрасно стараешься. – В каморку вошёл Шаман, прикрыл за собой дверь.

В этот раз он был один.

Без свидетелей явился, – мелькнуло в голове у Серого. И плащ спереди странно выпячен, как будто прячет под ним что-то.

– Девочка уже готова принять Мать Доброты. Верно? – голова в капюшоне повернулась к Эри. – Мы оба знаем, что ты лишилась особого дара. Была им наделена, но пыталась употребить во зло. И теперь этот дар исчез. Так?

– Да, – как завороженная, пробормотала Эри.

– Ман*а! – взбесился Серый. – Как исчез, так и вернётся. Давай, очухивайся! Врежь этому уроду!

Шаман укоризненно покачал головой.

– В тебе по-прежнему говорит зло. А девочка уже поняла то, что дети Матери Доброты знают с начала Нового Мира. С тех пор, как старый мир перевернулся. Она ещё может увидеться со своим отцом. С человеком, который дорог ей больше всего на свете... Ведь так?

Эри кивнула – всё так же завороженно. До Серого наконец начало доходить, что происходит.

Эри, вдруг утратив способности – подкосило, видимо, известие о смерти Джека, – стала такой же, как все вокруг. Такой же, какими были люди во всех южных посёлках, беспомощной перед воздействием Шамана. И Шаман морочит ей голову так же, как другим. С Серым этот фокус не проканал – но, походу, до поры. Разберётся уродец с Эри, возьмётся за него.

А голос Шамана тёк и тёк, как стекает мёд по ложке. Обволакивал. Укутывал – будто мамка в детстве тёплым пушистым одеялом.

Не спеши. Расслабься. Тебе нечего бояться. Не нужно ничего делать. Не нужно ни о чём думать. Просто поддайся этому ласковому голосу. Он желает тебе только добра. Позволь ему управлять тобой. Это ведь так приятно – не бояться...

– Дети Матери Доброты знают, что смерть – это новая жизнь, – тёк голос Шамана. – Умерев, мы встретим всех, кого уже нет среди нас. После смерти дети Матери Доброты будут жить вечно, в гармонии и покое. В окружении тех, кто им дорог. Любящие уже никогда не расстанутся. И всё, что для этого нужно – сделать единственный шаг...

Серый уплывал куда-то, вслед за ласковым голосом. Картинка перед глазами будто размывалась. Шаман, казалось, только что стоял у двери – и вот он уже рядом с Эри.

На коленях на полу, в руках что-то вроде кубка. Фигура, укутанная тёмным плащом, едва заметно покачивается – в ритм навязчивой мелодии, которая, оказывается, давно уже звучит у Серого в голове.

– Это напиток ухода. Тебе не будет больно. Не будет страшно. Тебе ведь уже не страшно, правда? Ты сама этого хочешь...

Шаман поднёс кубок к губам Эри.

– Ты встретишься со своим отцом. И вы будете жить вечно. Вместе, рядом – навсегда. Пей.

Эри, глядя на Шамана так же преданно, как смотрели Георгий и Мария, наклонилась вперёд. И прильнула губами к краю чаши.

Глава 28

Серый

Шаману не хватило мгновений. Даже не секунд, доли секунды.

В мозгу у Серого вспыхнуло – Георгий, Мария. Преданный собачий взгляд. Противно... Стряхивать наваждение не пришлось – исчезло само.

– Дура!!!

Серый напрягся всем телом. Рванулся к Эри и, выбросив вперёд связанные ноги, выбил чашу у Шамана из рук. Рифленой подошвой ботинка задел девчонку по губам, брызнула кровь. Эри охнула, отшатнулась.

– Очнись! – снова рявкнул Серый. Чаша, выбитая из рук Шамана, покатилась по полу, расплёскивая содержимое. – Это яд!

Серый вспомнил рассказ отца – о том, что детям Матери Доброты претит прямое убийство. Если бы Эри выпила «напиток забвения» сама, Шаман записал бы на свой счёт безоговорочную победу. И ведь у него почти получилось...

– Что, обосрался? – Серый яростно смотрел на Шамана. – Не проканали твои фокусы?

Он врезал бы ему и ещё, но, видимо, общение с отцом и Мраком не прошло для Шамана даром. Урод проворно вскочил на ноги и метнулся в сторону, на расстояние, с которого Серый его бы точно не достал.

– Дальше что? – Серый, поняв, что дотянуться до Шамана не получится, перевернулся на бок – принял позу, в которой, разговаривая, не чувствовал себя идиотом. Покосился на Эри – та пыталась вытереть кровь с разбитых губ. – Зарежешь? Пристрелишь?

Шаман молчал.

– Не, пристрелить или зарезать – не вариант, – продолжал рассуждать Серый. – Мать Доброты запрещает убийство, а раны просто так не скрыть. И о том, что мы друг друга перестреляли или глотки вскрыли, не наврать. Где бы оружие-то взяли? Хомячки твои – дурные, конечно, но в такой лютый бред даже они не поверят. Да и слабоват ты, смотрю, без Ангелины. Со своими управиться ещё можешь, а вот со мной – уже хрен там плавал. И голодом нас заморить времени не хватит. Наши раньше придут, чем подохнем.

– Есть вещи пострашнее голода. – Если Шаману и не легко было справиться с собой, внешне это никак не отразилось. Лица под капюшоном не видно, а голос у него не изменился. – Ты отказался от напитка ухода и не позволил этой несчастной сделать свой выбор, – голова в капюшоне качнулась в сторону Эри. – Тем самым обрёк на страдания и себя, и её.

– Ничего, пострадает, – буркнул Серый. – Ей не привыкать. Ты сам, гляди, по бабе своей страдай аккуратнее. Руки не сотри.

Сообразил Шаман не сразу. Но, видимо, всё же сообразил – это Серый понял по тому, как гневно взметнулись полы его плаща.

– Я давал вам шанс принять Мать Доброты. Ты отказался. Да ещё пытаешься оскорбить меня, не понимая, что для познавшего Истинную Доброту любые гнусности – пустая шелуха. В шуме ветра больше смысла, чем в твоих словах... Я вернусь через трое суток.

– Не спеши, – хмыкнул Серый, – скучать не будем.

– Я вернусь через трое суток, – будто не услышав, повторил Шаман. – Заберу ваши трупы и сброшу их в пропасть. Оставлять тела гнить и разлагаться здесь – не позволительно. Дни становятся всё жарче. И тем мучительнее будет ваша смерть.

Он вышел и захлопнул за собой дверь. Серый услышал, как в петлях громыхнул замок.

Мрак

Пуля Шамана прошла у Стафки под ключицей. Задела кость или нет, этого Мрак определить не мог, но всё же с облегчением выругался. Не самая серьёзная рана, прилети такое ему самому, может, и дальше бы скакал. А пацан от боли да со страху сомлел, вот и рухнул с седла.

Очухался Стафка быстро. Закончив с ним, Мрак осмотрел свою рану. Убедившись, что плёвая, выдохнул. Снова взялся за аптечку.

– Мрак.

Голос Стафки прошелестел чуть слышно. Мрак, сосредоточенный на себе, сперва и не понял, что его зовут. Обернувшись, удивился:

– Чего ты? Куда тебя чёрт несёт?

Стафка пытался подняться.

Лохматая башка на тонкой шее торчала над бинтами, будто у высунувшегося из гнезда птенца. Было видно, что сохранять такое положение Стафке неудобно, но опускаться обратно на траву пацан не спешил. Пытливо, пристально смотрел на Мрака. Качнул головой:

– Никуда. Спросить хочу. Это ведь... – Стафка сглотнул. И замолчал – то ли собираясь с силами, то ли не решаясь продолжить.

– Ну? – поторопил Мрак.

Он держал в зубах конец бинта, ему сейчас было только разговоры разговаривать.

– Это Шаман, да? – сумел выговорить Стафка.

– То есть? – не понял Мрак. – Что – Шаман?

– Ну... – Стафка неловко коснулся повязки. – Вот это... Это он?

– Дурной, что ли? – удивился Мрак. – Меня от Шамана не отличаешь? Башкой не бился, вроде...

– Да не. – Стафка поморщился. – Что ты меня перевязывал, я знаю. Я про... ну, про выстрел. – Потупился, однако сумел снова поднять голову. – Это он в меня стрелял, да? Шаман?

И впился в Мрака глазами – с непонятной, какой-то отчаянной надеждой. Мрак не сразу врубился. А когда дошло, почувствовал, что со злости сдавило горло.

Стафка не хотел, чтобы Шаман – человек, в которого верил, как в доброе божество, оказался сволочью. Пацан до слёз жаждал обмануться. Отказывался верить самому себе, тому, что видел собственными глазами и почувствовал на собственной шкуре. Не верил даже своей ране, даже испытанной впервые в жизни настоящей боли. Он ничего не жаждал сейчас так, как слов Мрака: «Да ну, брось. Какой Шаман? Это тебе померещилось. Медведь из леса притопал, он и выстрелил».

Стафка поверил бы любому бреду, это Мрак точно знал. Не привыкать, поди. Взрослые-то у них тут на всю башку скособоченные, что уж с пацана взять?

– Да, – зло бросил Мрак.

Сплюнул бинт. И продолжил, глядя на Стафку в упор и чеканя каждое слово, безжалостно втаптывая в грязь последние надежды:

– В тебя. Стрелял. Шаман.

Стафка какое-то время ещё глядел на него, хлопая глазами. Не мог поверить. А потом, видать, прорвало – разревелся.

Мужественно выдержавший обработку раны и перевязку, в кровь искусавший губы, но не издавший ни звука (Мрак велел не орать, не дай бог кто услышит, и Стафка сдерживался как мог), рыдал он беззвучно. Но до того горько и отчаянно, что Мрак аж напрягся.

На всякий случай придвинулся ближе к пацану. Решил, что если минут через пять не попустит, воды ему в рожу плеснёт.

– За что?! – приглушённо, сквозь рыдания донеслось вдруг до него. – Что я ему сделал?!

– Не «за что», а «почему», – проворчал Мрак.

В душе порадовался, что Стафка заговорил. Пусть лучше так, чем молча плечами трясёт.

– И почему?!

– Потому что Шаман – старый охеревший мудак.

Стафка всхлипнул и заткнулся. Резко, будто выключили. Убрал ладони от мокрого лица, посмотрел на Мрака.

– Чего уставился? – буркнул тот. – Не расслышал, так повторить могу. Шаман – старый охеревший мудак! Ездил вам по ушам, шлифовал мозги – а вы велись, потому что сопротивляться не умеете. Что они с Ангелиной мутили, я тебе даже рассказывать не буду, всё равно не поверишь. А сейчас мы появились и всю малину ему обгадили. И хоть сто раз пообещали, что ваши посёлки по дальней дуге обходить будем, этот упырь всё равно обосрался. Понял, что трон под ним шатается, а дальше хуже будет. Потому от нас и сбежал. Оттого так и рвётся к себе посёлок – чтобы хоть там зацепиться! Чтобы хоть эта делянка при нём осталась. А ты говоришь, почему... Да он таких, как ты, десяток положил бы и не поморщился, кабы мешали! Мать Доброты простит, известное дело. Уж с ней-то договорится. Без вашей веры, без тех, кто на него молиться готов, Шаман – пустое место.

Мрак замолчал. Стафка тоже обалдело притих. Задумался о своём. Ну, хоть рыдать прекратил, и то ладно.

Думай, пацан. Думай. Ты ведь не дурак – дураков в Бункере, походу, не делают. Настрогал Вадя на свою голову... Погоди, родной! Погоди. Тебе твой Антип ещё даст прокашляться. Если уж у Стафки, которому башку с младенчества всякой мутью забивали, так лихо мозги ворочаются, бункерным, поди, сам бог велел... Мрак вернулся к перевязке.

Стафку он сперва хотел подкинуть в посёлок с железкой – просто оставить у ворот и наказать, чтоб вопил погромче. Не дурак же Шаман, рассказывать кому-то, что пацана подстрелил. Но на подходе к посёлку Мрак увидел, что дорогу охраняют. В полукилометре от него шарились вдоль леса два вооружённых мужика – наверняка получившие приказ сперва стрелять по чужаку, а уж потом разбираться. Мимо не проскочишь. Пришлось обходить посёлок задами.

Стафкину кобылу Мрак отпустил, своего коня вёл в поводу, придерживая привязанного к седлу Стафку – пацан то оклемывался, то снова впадал в забытьё.

Пробравшись на зады, к огородам, Мрак разглядел, что столбы ограды местами покривились, а натянутая между ними металлическая сетка просела, кое-где вовсе отошла. Зверю – по-прежнему преграда, а вот сам бы он пролезть сумел, да и Стафку за собой протащил. Наверное. Но пацан, как на грех, в очередной раз вырубился и начал стонать. Затыкать его – не вариант, задохнётся. Тащить стонущего – спалят, и больше уже Мрака из посёлка живым не выпустят. Придётся ехать дальше.

Недалеко от ограды сушилось развешанное на верёвках бельё: домотканые платья, штаны, рубахи. Мрак сперва поглядел равнодушно, а потом вдруг сообразил, что местные шмотки ему ой как пригодятся. В своём камуфляже он среди детей Матери Доброты что енот в курятнике, Шаман наверняка в красках расписал, как выглядит «зло». Переодеться лишним не будет.

Мрак отвёл коня подальше от дороги, в подлесок. Стонущего Стафку отвязал от седла, уложил на траву – пусть передохнёт. Пацан тут же благодарно смолк.

Мрак вернулся к забору. Отогнул сбоку проржавевшую сетку, протиснулся в образовавшуюся прореху. В несколько быстрых шагов оказался возле веревки с бельём, сдёрнул штаны и рубаху – не выбирая, какие под руку попались. И тут же назад. С замирающим сердцем прислушался: тишина. Повезло, никто его не срисовал.

В тех же кустах переоделся. Стащил свои штаны и майку, напялил местное шмотьё. Порадовался, что с размером почти угадал. Штаны вообще сели, как на родного, рубаха в плечах тесновата, ну да чёрт с ней. Могло быть хуже.

Мрак пристроил поверх длиннополой рубахи пистолетную кобуру. Оглядел себя и скривился – вот уж, реально, седло на корову. И как они эту дрянь носят? Неудобно же... Ладно, хрен с ним. Не жениться, поди. Примут за своего, сразу не пристрелят, и то хлеб. Понятное дело, что тащить Стафку в соседний посёлок – тоже риск, но вариантов нет. Пуля у пацана под ключицей засела так, что самому не вытащить. Инструмент нужен, да и руки – половчее, чем у него. Это ему опять повезло, в мякоть попало. Заживёт, как на собаке. А раненного мальчишку далеко не утащишь.

– Терпи, пацан, – сочувственно пробормотал Мрак, снова подсаживая в седло перебинтованного Стафку. – Эта мразь торопится, а до следующего посёлка не шибко далеко. Может, он там не останавливался, и караулов нету.

Караулов на дороге в следующем посёлке действительно не оказалось.

– Я посланник Шамана, – набравшись наглости, объявил Мрак, когда постучал в запертые ворота, а оттуда сразу же отозвались – скорее удивленно, чем настороженно. – На север иду, от врагов вас защищать. И вот, на пацана раненного наткнулся. Пустите в больничку?

– Пацана? – ахнули за воротами. – Ты хочешь сказать, что кто-то ранил ребёнка?!

Сбоку от ворот распахнулась калитка. Мужик, который её открыл, чем-то неуловимо напомнил Мраку Георгия – хотя и ростом, и статью был мельче, да ещё хромал, одна нога то ли перебита, то ли от природы короче другой. Потому его, видать, к воротам и посадили.

– Показать хочу, – буркнул Мрак. – Пустишь?

– Конечно! – засуетился мужик. – Заходи, – отворил воротину.

Задерживаться в посёлке Мрак не собирался. Думал, что прямо у ворот сдаст Стафку с рук на руки хоть кому, да свалит поскорее. Он уже начал распутывать верёвку, которая удерживала Стафку в седле, когда едва не подпрыгнул от оглушительного звона. В руках у привратника неведомо откуда появился обломок металлического прута, которым он со всей дури жахнул по подвешенному рядом с воротами ведру.

Испуганный конь заржал, Мрак схватил его под уздцы. А привратник продолжил лупить по ведру – раз, другой, третий. Народ созывает, – сообразил Мрак. В его родном посёлке для этого звонили в колокол. Настоящий церковный, уцелевший ещё со времен до того как всё случилось. А в других посёлках, где колоколен не было, фигачили абы во что – кто в подвешенный рельс, кто просто в железный лист. Здесь вот ведро приспособили.

– Чего буянишь? – дождавшись, пока звон прекратится, проворчал Мрак.

– Людей зову, – удивился привратник. – Слыханное ли дело – ребёнок ранен?!

И правда.

Мрак мысленно выругался – на себя. Мог бы сообразить, чем обернётся сообщение о «раненном пацане». Это в Стафкином посёлке, у ихней Эльвиры – свои загоны, а так то они здесь на детей молятся разве что чуть послабже, чем на Мать Доброты.

В Цепи, узнав о том, что кто-то стрелял в ребёнка, тоже всколыхнулись бы, конечно. Но сгонять за ради поделиться новостью всё население, отрывать от работы и прочих дел точно никто бы не стал, будь этот самый ребёнок хоть при смерти. Свели бы к Ларе или к другой фельдшерице, а уж те своё дело туго знают, им ротозеи не нужны. А здесь – прям событие. И не смоешься теперь, вон уж отовсюду несутся. Пока он верёвку размотает, пока стащит Стафку с седла, уже тут как тут будут. А если увидят, что он свинтить торопится, могут заподозрить, что дело нечисто, обратно за ворота хрен выпустят. Привратник-то ему поверил... Теперь только надеяться на то, что и с остальными проканает.

Мрак осторожно, стараясь лишний раз не тревожить, снял Стафку с седла. Досадливо огляделся – к воротам подбежало уже с десяток человек.

– Кто это?.. Что случилось?.. – летело со всех сторон.

Привратник охотно рассказывал, что «парень» – посланник Шамана. Ехал на север и нашёл на дороге истекающее кровью, смертельно раненное «дитя», которому нужно как можно быстрее оказать медицинскую помощь. С каждым вновь подошедшим история обрастала всё новыми ужасающими подробностями, к лечебнице Мрака, который нёс Стафку на руках, сопровождала уже целая толпа.

Люди задавали друг другу вопросы, тут же на них отвечали, и на разные голоса ужасались страшному злодейству. Мраку пришлось стиснуть зубы, чтобы ни на кого не рявкнуть. Спросить, не нужна ли помощь ему самому, с пацаном на руках и рюкзаком за плечами, почему-то никому в голову не пришло. Благо, хоть лечебница оказалась недалеко от ворот, всего два дома пройти.

***

– Ай!

– Тихо, тихо. Потерпи, малыш.

Над Стафкой захлопотала женщина в косынке и длинном платье.

– Кто тебя так, миленький? А?

Стафка покосился на Мрака. Тот чуть заметно кивнул. Правду говорить – дело гиблое, это он Стафке в башку успел впихнуть. «Ты сам-то до конца не веришь, а ваши тем более не поверят. Спросят, что случилось – глаза закатывай и ври, что не помнишь ни хрена».

Стафка послушно закатил глаза. Страдальчески произнёс:

– Я не помню.

– Видать, башкой приложился, – подыграл Мрак. – Не лезла бы ты к нему.

– И то правда, – виновато кивнула женщина. И решительно выпрямилась. – Посторонние, выйдите из лечебницы! Ребёнку нужен покой.