Текст книги ""Фантастика 2025-192". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Николай Новиков

Соавторы: Дарья Верескова,Сергей Тамбовский,,Владимир Кощеев,Андрей Корнеев,Вера Ширай,Наталья Алексина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 332 страниц)

Глава 16

– Почему не побеседовать с хорошим человеком, – философски заметил генсек, подумав про себя, впрочем, что вопрос о его хорошести слегка подвис в воздухе со вчерашнего дня.

Дежурный офицер сделал попытку вытянуться по стойке смирно, но Романов сделал ему знак оставаться на месте. Доложил он, впрочем, очень напряженным и звенящим голосом:

– Товарищ главнокомандующий, на линии председатель Комитета государственной безопасности товарищ Примаков, – и протянул ему вторые наушники.

Романов уселся на соседний стул и начал диалог.

– Рад наконец-то услышать вас, Евгений Максимович! Чем порадуете?

– Доброе утро, Григорий Васильевич, – глухо отозвался тот и ответил вопросом на вопрос, – как ваше здоровье? Как спалось на новом месте?

– Спасибо, неплохо и то, и это – и здоровье пока крепкое, совсем не такое, как сказали в программе Время, и спал отлично, без сновидений. Может, для разнообразия и вы что-нибудь расскажете? – уже с очевидной ноткой сарказма продолжил Романов.

– Вчера был очень суматошный день, – начал оправдываться Примаков, – приношу свои самые глубокие извинения, если что-то сказал или сделал не так.

– Да вы ничего и не сказали вчера, – продолжил язвить генсек, – кроме пары предложений, а потом исчезли. Итак… – сделал он многозначительную паузу с тем, чтобы главный кгб-шник страны, наконец, высказал что-нибудь существенное.

– Итак, – с некоторой задержкой, но отозвался Примаков, – вчера приблизительно в 13.30 в Кремле прошло заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором было принято решение отправить вас, Григорий Васильевич, в отставку по состоянию здоровья.

– Ну наконец-то конкретика пошла, – обрадовался Романов, – давайте теперь подробности – кто участвовал в заседании, как прошло голосование, кого передвинули на мое место.

– Участвовали все члены, кандидаты и секретари Политбюро, – ответил Примаков, – кроме вас, конечно. Всего пятнадцать единиц. За отставку проголосовали единогласно, а с новым генеральным случилась заминка, Алиев и Кунаев набрали равное число голосов.

– Пятнадцать же пополам не делится, – напомнил генсек.

– Трое воздержались, – устало ответил Примаков. – После этого было принято решение вернуться к обсуждению этого пункта завтра… ну то есть уже сегодня.

– Очень хорошо, – потер виски Романов, – без меня, что называется, меня женили. Что же моего-то мнения никто не спросил? И как Алиев с Кунаевым собрались обойтись с ядерным чемоданчиком?

– С чемоданчиком все просто, Григорий Васильевич – их же ведь собирают в трех экземплярах на предприятии-прозводителе… кстати находится оно в том же городе, где вы сейчас, НПО Полет называется.

– Спасибо, я в курсе, – отозвался Романов, – значит, мой чемодан просто отключили от связи – верно?

– Не совсем так… – замялся Примаков, – но в если в общем, то да, отключили.

– И у кого сейчас пульт управления РВСН?

– У Алиева…

– Отлично… – задумался Романов, – а почему вдруг случилось такое единодушие в Политбюро, не может уточнить? Ничего, как говорится, не предвещало такого, когда я позавчера улетал во Францию.

– Извините, Григорий Васильевич, – ответил тот, – непредвиденные события – я перезвоню через полчаса-час… – и в трубке раздались короткие гудки.

Воронцов, который все это время стоял за спиной генсека, осмелился подать голос.

– Что творится, товарищ Романов, что творится…

– И не говорите, Юлий Михайлович, – не смог не согласиться с ним генсек, – непотребные вещи творятся… просто какая-то вторая редакция октября 64 года.

В это время в дверь постучал, а потом зашел генерал Патрикеев.

– Разрешите обратиться, товарищ главнокомандующий? – зычным голосом спросил он.

– Давайте без чинов, – поморщился Романов, – что там у вас?

– Передвижная телевизионная установка прибыла, все готово к трансляции.

– Что за установка, покажите? – Романов встал и направился к выходу.

Генерал и Воронцов вышли вслед за ним, в зале заседаний стояла здоровенная телекамера, возле которой во фрунт вытянулись два молодца, очень одинаковых с лица.

– Вот, – перешел уже на более приземленный язык генерал, – передающий комплекс «Кедр-3А». Обеспечивает передачу телевизионного сигнала в радиусе пяти километров – как раз до телецентра на Белинке хватит. Можно начинать.

Романов внимательно рассмотрел установку, а следом сделал неожиданное заявление.

– Здесь же, кажется, статуя Минина неподалеку есть?

– Так точно, – взял под козырек Патрикеев, – даже две штуки, одна в Кремле, другая на площади Минина.

– Тогда концепция меняется, – повернулся Романов к выходу, – передачу будем делать с площади, и постарайтесь, чтобы Минин в кадр попал, сможете?

Лэнгли, русский отдел

С самого утра весь этаж здания ЦРУ, занимаемый русским отделом, стоял, что называется, на ушах. Еще бы – прохлопали такое важное событие, как самый натуральный путч в стране, относящейся к их ведомству. Руководитель всей службы Уильям Кейси прочно переселился в кабинет начальника отдела и отсюда напрямую руководил процессами.

– Нас ведь могут и разогнать за это, верно? – жалобно спрашивала помощница Джона Райана, заместителя начальника русского отдела, Памела Андерсон (нет, к той знаменитой секс-бомбе она отношения не имела, просто однофамилица, да и параметры у нее явно не доросли до аналогичных у звезды «Спасателей Малибу»).

– Это уж точно, – хмуро подтверждал Джон, перекладывая из одной стопки в другую очередные сводки из оперативного отдела, – могут. Но до тебя вряд ли эта волна дойдет, ограничатся верхушкой.

– И куда ты пойдешь в таком случае? – поинтересовалась Памела.

– Вернусь в МТИ, – пожал тот плечами, – я еще не все забыл, чему меня там научили.

– Джон, к шефу! – выглянул из своего кабинета начальник отдела Фил Кросби, – бегом!

Джон встал и не бегом, конечно, но быстрым шагом проследовал, куда велели… а там дым стоял коромыслом, так что отдаленные предметы видно было с трудом.

– Еще раз, – пролаял ему Кейси, – что известно на текущий момент… только коротко, без воды!

– Докладываю, шеф, – Джон все же позволил себе некоторую вольность и положил ногу на ногу, поудобнее устроившись в кресле для посетителей, – Романов сидит в городе Горьком, в Кремле продолжается борьба за власть, силовые ведомства пока не задействованы.

– Что такое Горький? – хмуро уточнил директор.

– Большой промышленный город, полтора миллиона населения, примерно в 250 милях от Москвы на восток, раньше назывался Нижний Новгород, переименован… – но тут Кейси прервал его движением руки.

– Это уже неважно, кто и как его переименовал – что там делает Романов?

– Первоначально предполагалось, что он из Варшавы полетит в Ленинград, второй по значению русский город…

– Я знаю, что такое Ленинград, не отвлекайся.

– Окей, не отвлекаюсь, – согласился Джон, – но уже в полете Романов вдруг изменил это решение и приказал сесть в этом Горьком…

– Почему?

– Это пока неясно… могу только предположить две причины – в Ленинграде Романова могли встретить не совсем дружественные люди, раз, и от Горького до Москвы почти вдвое ближе, это два.

– Ясно… – ответил со слегка перекошенным лицом директор, – у меня через… через двадцать минут связь с президентом – что прикажешь ему докладывать?

– Доложите, что ситуация под контролем, – выдал дежурную фразу Джон, – и что наше ведомство держит руку на пульсе событий.

– Это понятно, – поморщился Уильям, – но нужна какая-нибудь конкретика… например хотя бы примерный план наших действий… хотя бы на пару дней вперед например…

– Пожалуйста, – ни на секунду не замедлившись, Джон достал из заднего кармана джинсов сложенный листочек, развернул его и зачитал с выражением, – сегодня же направить нашего агента в город Горький, поближе к действующему президенту… ну то есть генеральному секретарю, это первое…

– Горький – закрытый город, – напомнил начальник русского отдела, – он туда сумеет проникнуть?

– Он закрыт только на словах, – парировал Джон, – в реальности туда ездят все, кому не лень – это не Арзамас-16 и не Свердловск-45, вокруг которых забор и колючая проволока.

– Продолжай, – подтолкнул его Кейси.

– Агенту надлежит разузнать все из первых рук, это как минимум, а как максимум… ну об этот пока помолчим. Перехожу ко второму пункту… второй наш источник в Кремле уже загружен новыми заданиями целиком и полностью, он пока молчит, но есть надежда получить более точную информацию о подковерной борьбе в ближайшие часы.

– А третье что? – спросил Кейси.

– На третье у нас будет аналитика относительно обоих возможных исходов кремлевского противостояния… она пока не до конца сформирована, но к концу дня точно будут первые прикидки…

– Надо ли связываться с Романовым и его конкурентами? – уточнил Кейси, – что насчет этого твоя аналитика говорит?

– Сложный вопрос, – Джон переложил левую ногу на правую, – лично я бы порекомендовал дождаться окончания противостояния, а затем уже присоединяться к победившей стороне.

– Все, – остановил Джона директор, – время Х, надо связываться с Рональдом…

– Нам выйти? – спросил начальник русского отдела.

– Да, пойдите перекурите пока, – и директор жестом показал, куда всем идти.

– У меня уже из ушей дым идет, – пожаловался начальник отдела Джону, когда они вышли в коридор, – не могу я больше курить.

Глава 17

И Минин такой молодой

Перед тем, как записывать свое обращение к народу, Романов все же позавтракал, чем бог послал. Точнее, чем послало управделами Горьковского обкома. К концу завтрака подтянулись и все прочие действующие лица, начиная с первого секретаря обкома.

– Товарищ Генеральный секретарь, – отдал под козырек генерал Патрикеев, – к вашему выступлению перед телекамерами все подготовлено, можно начинать.

– Хорошо, – Романов вытер руки салфеткой, – я тоже готов – далеко отсюда до памятника-то?

– Пять минут пешком или минута на машине, – счел нужным напомнить о себе Христораднов.

– Пойдем пешком, – решил Романов, – так мы ближе к народу будем, а заодно и ноги разомну.

И они поднялись на лифте на поверхность, а потом вышли по очереди на Верхне-Волжскую набережную. Охрана взяла подконтрольное лицо в плотную коробочку, так они и проследовали вплоть до Кремля, Валерия Павловича Чкалова, а затем свернули налево к Козьме Минину-Сухоруку, гордо простершему свою правую руку к небесам. Рядом суетились телевизионщики и чуть поодаль даже собралась небольшая группа любопытствующих граждан.

– Мне одному кажется, – спросил Романов, – что у него правая рука длинновата?

– В войну устанавливали, – начал оправдываться секретарь обкома, – возможно чего-то и недоглядели… а потом не до того было, все привыкли. Но у нас уже в планах заменить этот вариант на более новый, объявлен даже конкурс на лучший проект.

– Нет, так даже нагляднее, – не стал упираться Романов, – с длинной рукой – символизирует силу призыва к народу… но это мы отвлеклись – давайте начинать, – обратился он к генералу.

– Давайте, – засуетился тот, – вам наверно лучше всего будет встать вот на эту точку, – и он топнул ботинком по нужному месту, – тогда Минин очень хорошо попадет в кадр.

– Вопросов нет, встаю, – и Романов занял нужную позицию, а потом показал на любопытствующих, – а это случайные люди или специальная массовка?

– Пополам напополам, – откликнулся Христораднов, – охрана там тоже присутствует.

– Понятно, – кивнул генсек, – ну я готов, можно стартовать…

Камера надвинулась на него, он снял шляпу, обнажив редкие волосы, но без ощутимой лысины, и начал, глядя прямо в объектив.

– Товарищи! Братья и сестры! Я обращаюсь к вам из Нижнего Новгорода, города трудовой и боевой славы, непосредственно стоя рядом с памятником нашему великому соотечественнику Козьме Минину (он повернулся вполоборота и указал на длинную руку Козьмы). Сейчас, как и в далеком семнадцатом веке, наше Отечество стоит перед лицом серьезных испытаний. Если позволите, напомню некоторые факты из истории…

Собравшийся в сторонке народ как-то разом притих и молча внимал речам генерального, а тот скомкал свою шляпу в комок, зажал правой рукой и продолжил.

– После смерти Ивана Грозного на Руси образовалось что-то вроде вакуума власти, некоторое время правил сын Грозного Федор, а после его смерти династическая цепочка Рюриковичей полностью оборвалась. Бояре выбрали на царство Бориса Годунова, но ряд трагических случайностей привел к тому, что его правление запомнилось только голодом и бунтами. К тому же довольно странная кончина Димитрия, младшего сына Грозного, привела к тому, что в народе он считался выжившим и скрывающимся до поры до времени. Появился Лже-Дмитрий первый, который перехватил власть у Годунова. А за ним и второй с третьим… Пока верхушка делила власть, страна медленно, но верно погружалась в хаос и анархию – соседи, видя такие неурядицы, не преминули откусить по немаленькому кусочку от России.

Романов сделал паузу… народ по-прежнему безмолвствовал, да и телевизионщики с начальством ожидали, куда генсека вывезет эта кривая. И генсек не подкачал.

– Так вот, к началу десятых годов семнадцатого века Россия дошла до точки невозврата – дальше была либо полная дезинтеграция страны, либо возврат к поступательному развитию. Народ, видя разброд и шатания во властных структурах, решил саморганизоваться. Вот этот товарищ (Романов еще раз показал на длинную руку Минина) приблизительно на этом месте кликнул клич, призвав организовать народное ополчение и изгнать из пределов страны, а в первую очередь из столицы, иноземных захватчиков…

– И через год примерно, – продолжил Романов, – все, о чем говорил Козьма, воплотилось в реальность – поляков и шведов выгнали, руководство страны преодолело кризис безвластия и основало новую династию, династию Романовых. Я ни на что не намекаю, говоря о царях Романовых, – счел нужным пояснить он, – хотя и ношу ту же фамилию. Давайте уже от истории перейдем к современности…

Собравшиеся сдержанно загудели, ожидая новых откровений от главы государства.

– Вы все, конечно, видели вчерашний выпуск программы «Время», в котором было сказано, что я болен и попросил отставку с поста главы по состоянию здоровья… можете убедиться сами, что я жив-здоров и заверяю всех, что сам в отставку не просился. Без ложной скромности могу сказать, что за полгода своей деятельности на посту руководителя государства жизнь наших граждан изменилась к лучшему. И я твердо намерен продолжать этот курс на укрепление народного благосостояния. В отличие от узурпаторов в Кремле, которые за моей и вашими спинами готовят разворот на 180 градусов прямиком в русло застоя первой половины 80 годов.

А закончил Романов свою речь очень просто и эффектно – опять развернувшись вполоборота к памятнику, он сказал:

– За моей и вашими спинами, дорогие соотечественники, наши великие предки, наша история и наши победы. А за спинами тех, кто объявил себя, причем незаконно, правителями земли русской, только хаос, анархия и стремление к наживе и неограниченной власти. Вместе с вами и с Козьмой Мининым мы победим!

Он поднял руку с зажатой в ней шляпой, подражая жесту Минина, народ зашумел, и в этот шум вписался какой-то треск… Романов упал, обливаясь кровью, охрана частично накрыла его своими телами, а остальные бросились к толпе в поисках стрелявшего.

Стрелка тут же поймали и обезвредили, на него указали соседи – это оказалась, как это ни странно, женщина средних лет вся в сером, и пальто, и платок, и даже колготки на ней были серого цвета. А пистолет она до поры, до времени прятала в сумочке, тоже серой.

Галдеж собравшихся заглушила сирена Скорой помощи – РАФик, раскрашенный красными крестами, въехал прямо на пешеходную дорожку, соединяющую вход в Кремль и Минина, Романова подняли и загрузили внутрь. А главный по телевидению спросил у генерала Патрикеева, что ему делать с записью.

– Притормози пока с выпуском в эфир, – скомандовал генерал, – я позвоню через некоторое время. За пленку головой ответишь, если что, – добавил он металла в голосе.

А Романова с мигалками и машиной сопровождения оттранспортировали в областную больницу имени Семашко, это недалеко от площади Минина было. Христораднов и Воронцов отправились туда же, чтобы держать, так сказать, руку на пульсе темы…

Консилиум у постели раненого генсека проводил лично главврач областной больницы Михаил Лебедянцев. Он и вышел к заинтересованным лицам примерно через полчаса после начала совещания.

– Ничего страшного не случилось, – сразу успокоил он общество, – жизненно важные органы не задеты, однако для извлечения пули необходима операция. Под наркозом. В течение двух-трех часов пациент будет недоступен для общения.

– Что будем делать с ядерным чемоданчиком? – спросил Воронцов у всех остальных.

– Насколько я понял, – ответил ему Силаев, – чемоданчик генсека сейчас неактивен, реальное же устройство работает в Кремле. Так что ничего с ним делать не надо.

– А что с телевизионной записью будем делать? – задал волнующий вопрос генерал Патрикеев.

– И со стрелявшим на площади тоже надо что-то решить, – прорезался голос у главного областного КГБшника.

– Вот что, – решительным голосом ответил всем Воронцов, – сейчас я, как старший здесь по должности после Генерального секретаря, принимаю командование на себя.

Он обвел глазами всех, включая главврача Лебедянцева, глаза у которого стали совершенно круглыми от разыгравшейся сцены… возразить Воронцову никто не решился, тогда он продолжил.

– И отдаю следующие распоряжения – пленку с записью выступления Григория Васильевича немедленно запустить в эфир.

– Есть запустить, – автоматически вырвалось у Патрикеева.

– Здесь установить круглосуточный пост из двух… нет, из трех сотрудников девятого управления, смена через полдня.

Начальник охраны щелкнул каблуками и тоже сообщил, что приказание принято к исполнению.

– Вам, товарищ главврач, – он показал пальцем на Лебедянцева, – надлежит самым тщательным образом проконтролировать ход операции и доложить лично мне, когда пациент сможет общаться без вреда для здоровья.

– Слушаюсь, – быстро ответил главврач, подражая предыдущим товарищам.

– А лично я еду к задержанному стрелку, чтобы поучаствовать в допросе – он в милиции сейчас? – задал он вопрос КГБ-шнику.

– Никак нет, – ответил тот, – в областном управлении КГБ на улице Воробьева.

– Едем, – решительно сказал Воронцов, но тут вмешался Силаев.

– Я останусь здесь, Юлий Михайлович, – скромно сказал он, – с вашего разрешения. Надо же проконтролировать процессы…

– Нет возражений, Иван Степанович, – откликнулся Воронцов, и группа начальственных лиц разделилась – к выходу пошла большая часть, а здесь остались трое.

* * *

А тем временем на Воробьевке проходил допрос стрелявшей в генсека женщины… нет, это не подвале происходило, как могли бы подумать отдельные граждане, а на втором этаже в самом обычном кабинете с зелеными занавесками на окнах. Допрашиваемая сидела в углу, лицо у нее при этом было твердокаменным и без эмоций. Как у манекена в универмаге.

– Фамилия, имя отчество, год рождения? – пролаял ей главный по этому делу.

– Гольдберг Роза Моисеевна, 1955-й, – без запинки вылетело из нее.

– Место жительства, место работы, должность, – продолжил майор.

– Проспект Ленина, дом 95, квартира 12. НИИ химии, инженер второй категории, – по очереди ответила она и на это.

– Место рождения?

– Город Луцк, Волынская область, – по-прежнему безжизненным голосом отвечала она.

– Новая Фанни Каплан, значит, у нас образовалась, – впервые отошел от протокола майор. – Пистолет-то где взяла?

– Где взяла, там больше нет, – проявились у нее первые эмоции.

– И чем же тебе Романов помешал, если не секрет? – затянулся сигаретой майор. – Ты хоть понимаешь, что за такое дело тебе высшая мера светит?

Глава 18

Кремлевские разборки

В двенадцать-пятнадцать помощник доложил Алиеву о внеплановой передаче на Центральном телевидении. Алиев включил большой цветной телевизор Электрон, стоявший в углу его кабинета и внимательно ознакомился с записью речи Романова. В половине первого он набрал на вертушке номер председателя Гостелерадио Лапина.

– Слушаю вас, Гейдар Алиевич, – немедленно отозвался тот, как будто ждал этого звонка.

– Сергей Георгиевич, – начал разговор Алиев с металлическими нотками в голосе, – кто распорядился запустить эту пленку в эфир?

– Пришло распоряжение по официальному каналу от министра иностранных дел, – ответил Лапин.

– От Воронцова что ли? – упавшим голосом уточнил Алиев, – при чем здесь иностранные дела? – повысил он голос почти до крика.

– Воронцов подписался как временно исполняющий обязанности Генерального секретаря, – совсем упавшим тоном сообщил председатель.

– Готовьтесь к сдаче дел преемнику, – так закончил свои мысли Алиев, – я пришлю его в ваше ведомство через полчаса. И до передачи полномочий чтоб больше никакой отсебятины.

Но как только он повесил трубку, по параллельной линии позвонил Кунаев.

– Видел передачу? – с ходу взял тот быка за рога.

– А как же, – ответил Алиев, – даже успел снять Лапина.

– Лапин это хорошо, – даже на расстоянии было ясно, как Кунаев поморщился, – а со всем прочим что теперь делать будем?

– Что наметили, то и будем, – отрезал Алиев, – пресс-конференция в шесть вечера на том же Первом канале.

– Я выхожу из игры, – чуть ли не по слогам произнес Кунаев, – самолет в Алма-Ату уже заправлен и ждет меня.

– Ты хорошо все обдумал? – уточнил Алиев.

– Лучше не бывает…

– В случае чего все равно на тебя повесят ровно тех же собак, что и на остальных, – предупредил Гейдар, – отсидеться в Казахстане не получится.

– Собаки это у корейцев, а я баранину предпочитаю, – витиевато отговорился Кунаев и дал отбой.

Алиев тяжело и с надрывом вздохнул, но телефон зазвонил вновь. Со Снегуром и Щербицким он договорился – они оба подтвердили свои договоренности. Ну и отлично, подумал Алиев, одним конкурентом меньше…

Он просидел в своем кресле с закрытыми глазами не меньше четверти часа, после чего в дверь даже не постучался, а поскребся секретарь.

– Чего там у тебя? – грозно спросил Гейдар.

– Несанкционированный митинг, Гейдар Алиевич, – еле слышно произнес он, – прямо на Красной площади.

– Ладно еще, что не на Ивановской, – нашел в себе силы пошутить Алиев. – Сколько народу собралось? Какие лозунги у масс?

– По моим прикидкам человек 300–400, – ответил секретарь, – написанных лозунгов пока никаких нет, а на словах требуют вернуть Романова. А на Ивановскую площадь их охрана точно бы не пропустила…

– Романова, значит, обратно на царство требуют, – усмехнулся Алиев, – совсем как в семнадцатом веке…

– Да, есть определенное сходство, – согласился секретарь, – какие будут распоряжения?

– Очистить Красную площадь, причем немедленно, – вылетело из него.

– Тогда они на Манежной соберутся, – предположил секретарь, – или с другой стороны, на Васильевском спуске.

– Оцепление надо поставить вплоть до проспекта Маркса с одной стороны и до Москворецкого моста с другой, – блеснул знанием московской географии Алиев, – а дальше пусть собираются. Вспомнил, что еще хотел спросить – Примаков с Соколовым не проявлялись?

– Никак нет, Гейдар Алиевич, – вытянулся в струнку секретарь, – нырнули на дно, как эти… как подводные лодки.

– Ну и хорошо, без них спокойнее… если будут какие-то новости из Горького, сразу мне на стол.

– Был звонок от Чаушеску, – вспомнил секретарь.

– Таак, – протянул Алиев, – и что надо было Чаушеску?

– Заверил, что румынская сторона поддержит сильную власть в Союзе… с вами я не соединял, вы были очень заняты…

– Правильно, не до румын сейчас… больше из-за границы никто не звонил?

– Нет, оттуда никто… товарищ Щербицкий просил соединить, когда вы освободитесь.

– Что же ты молчал-то – соединяй конечно.

* * *

Дивизия имени Дзержинского сработала в штатном режиме и освободила Красную площадь от митингующих граждан за рекордные полчаса. На смену председателю Гостелерадио Лапину прибыл товарищ Сметанников из резерва ЦК – когда-то он заведовал областной газетой, поэтому Алиев счел, что справится с новым фронтом работ. Программу передач он решил не трогать вплоть до вечернего выпуска новостей, который обычно начинался в шесть часов. А вот вместо этого выпуска сначала пошла заставка Интервидения почему-то, а затем включился Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, где в дальнем конце рядом с зашторенными окнами поставили стол для президиума, а на приличествующем расстоянии от него несколько рядов стульев для корреспондентов и обозревателей. Телекамер там было ровно две штуки, обе с Первого канала, основная и резервная.

Горький, больница имени Семашко

– А кто такой Семашко и почему ваша больница носит его имя? – задал неожиданный вопрос Романов, когда очнулся после наркоза – ему бросилось в глаза полотенце, где был отпечатан штамп этой больницы, а на нем фамилия.

Отвечать ему взялся начитанный главврач Лебедянцев.

– Советский партийный и государственный деятель, – быстро ответил он, – стоял у истоков развития советской медицины. Как вы себя чувствуете, Григорий Васильевич? – перешел на более близкие темы.

– Могло бы, конечно, быть и получше, – поморщился Романов, – но и так, как есть, сойдет… про Семашко я в целом в курсе, – продолжил он начатое, – но хотелось бы узнать, какое отношение он имеет к городу Горькому.

– Все просто, Григорий Васильевич, – вздохнул Лебедянцев, – во время революции 1905 года он жил здесь и участвовал в организации стачки на Сормовском заводе.

– Вот теперь все стало на свои места, – улыбнулся Романов, – Семашко еще, если не ошибаюсь, упоминается в романе «12 стульев»…

– Да-да, – потер лоб главврач, – Остап Бендер там пошутил, что общежитие носит имя монаха Бертольда Шварца, а потом поправился, что имени Семашко – он в двадцатые годы уже знаменит был, Семашко… однако у меня есть одно поручение от товарища Воронцова, – так закончил он свое высказывание.

– Какое? – немедленно переспросил Романов.

– Связаться с ним, когда вы будете в силах общаться без угрозы для своего здоровья… общаться вы, как я вижу, можете, даже шутите иногда – так я докладываю Воронцову?

– Конечно, – наклонил голову Романов, – докладывайте. А почему, кстати, Воронцову?

– А он принял на себя руководство, – доложил врач, – как старший по должности… по крайней мере это то, что я услышал в нашем коридоре перед тем, как мы начали операцию.

– Ну принял и хорошо, – Романов попытался повернуться на бок и не сумел.

– А вот ворочаться, Григорий Васильевич, – заметил Лебедянцев, – вам пока не рекомендуется – лежите на спине, пока швы не затянутся.

А пока главврач звонил министру иностранных дел, в палату незаметно просочился другой министр, авиационной промышленности, Силаев.

– А, Иван Степанович, – через силу улыбнулся ему Романов, – рад вас видеть… что нового в мире случилось, пока я тут отлеживался?

– Добрый день, Григорий Васильевич, – ответно улыбнулся ему Силаев, – никаких особенных новостей не приходило… ну если не считать нового анонса пресс-конференции в Кремле.

– Правда? – удивился Романов, – Алиев, значит, все же решил выйти к народу… было бы интересно посмотреть – когда там начало?

– Через… – Силаев посмотрел на наручные часы, – через пятнадцать минут, если ничего вдруг не изменится. Я тогда распоряжусь, чтобы сюда телевизор прикатили – хорошо?

– Хорошо, пусть прикатывают, – ответил Романов и прикрыл глаза, общение все же вызывало у него некоторые трудности.

Силаев вышел и вернулся буквально через пять минут в сопровождении главврача.

– Вы хотите посмотреть новости? – спросил тот у Романова, – я не возражаю, но чтобы не очень долго – телевизор сейчас привезут.

– Что там Воронцов? – напомнил генсек.

– Уже едет сюда в сопровождении Христораднова.

Телевизор прикатили два санитара, на той же тележке, на которой тут лежачих больных возили. Аппарат оказался достаточно новым, назывался он Чайка-Ц280Д.

– Наш завод делает, – похвалился Лебедянцев, – Горьковский телевизионный, совсем новая модель, в продаже еще нет.

Романов никак не отреагировал на эти слова, а просто лежал и ждал начала трансляции. А телевизор, хоть и новейшей модели был, но показывал с откровенной рябью и дрожанием на экране. Но хотя бы со звуком проблем не случилось, слышно все было отчетливо. Сначала на экране появилась Анна Шатилова, причем даже невооруженным глазом было видно, как она волнуется. Она и прочитала по бумажке объявление о внеочередном общении с прессой нового главы государства. Потом пошла заставка Интервидения, музыку проиграли аж четыре раза, а следом включился Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца. За столом президиума сидели трое – Алиев, Щербицкий и Снегур.

Ого, невольно подумал Романов, а Динмухаммед-то Ахмедович самоустранился от этой компании… очень любопытный расклад. А тем временем ведущий этого действа, на эту роль выбрали Игоря Кириллова, зачитал дежурные фразы по бумажке и предоставил слово товарищу Гейдару Алиевичу Алиеву.

– Товарищи, – начал тот, тоже сверяясь со своим текстом, – мы сегодня собрались здесь по особому случаю. Как вы все, наверно, хорошо знаете, товарищ Романов тяжело болен, в связи с чем он попросил о своей отставке. Временно исполняющим обязанности Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума Верховного Совета СССР по решению Политбюро назначен я.

И далее пошли трескучие фразы о преемственности ленинской политике, нерушимом единстве партии с народом и миролюбивом внешнеполитическом курсе, которые остаются неизменными. Следом выступил Щербицкий, текст которого не слишком отличался от предыдущего за тем разве что исключением, что он горячо поддержал назначение Алиева на этот высокий пост. Снегуру слова почему-то не дали, сразу перешли к вопросам собравшихся в зале корреспондентов. Но тут в палату с Романовым без стука вошел Воронцов и попросил всех остальных очистить помещение.

– Что-то случилось, Юлий Михайлович? – спросил Романов.

– Случилось, Григорий Васильевич, – ответил тот, – самолет с Кунаевым полчаса назад сел в местном аэропорту и сейчас он едет сюда…