Текст книги ""Фантастика 2025-192". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Николай Новиков

Соавторы: Дарья Верескова,Сергей Тамбовский,,Владимир Кощеев,Андрей Корнеев,Вера Ширай,Наталья Алексина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 332 страниц)

Глава 16

– Но в итоге этот план поменяли же? – полу-утвердительно сказал Алиев, – в декабре 1922-го был подписан союзный договор.

– Правильно, Гейдар Алиевич, – одобрил его слова Романов, – в декабре 22-го подписали именно то, что остается в основе нашего государства уже семьдесят с лишним лет – союзные республики имеют право свободного выхода из Союза. А автономные республики и округа нет… согласитесь, довольно странная конструкция, не имеющая мировых аналогов.

– Так и СССР на тот момент не имел никаких аналогов, – нашелся Щербицкий, – все с чистого листа начиналось, общим голосованием решили, что такой вариант лучший.

– То, что такой вариант имеет преимущества перед другими, решил в основном Владимир Ильич, – напомнил Романов, – если кто-то забыл, то я сейчас освежу его память…

Никто не решился оспорить слова генсека, поэтому он продолжил.

– Итак, некоторые подробности жизни нашего вождя в 22–23 годах… первый инсульт у Владимира Ильича случился 26 мая 1922 года – он был весьма умеренным, отказала правая половина тела, да и то ненадолго. Но Ленин пришел в такое состояние, что обсуждал со Сталиным возможность самоубийства с помощью цианистого калия. Однако он справился со своими нервами и уже в июне снова вошел в активную политическую жизнь. В последующие 2 месяца его преследуют временные параличи, которые быстро проходят, но 4 августа опять сильнейший приступ, в результате которого он не узнает самых близких людей и с трудом произносит простейшие слова.

– Григорий Васильевич, – не выдержал Кунаев, – зачем вы все это нам рассказываете?

– Сейчас поймете, Динмухамед Ахмедович, – успокоил его Романов, – итак, продолжаю краткий экскурс в 1922 год. Значит, Ленин восстанавливается и произносит вдохновенную речь на конгрессе Коминтерна 5 ноября. Потом еще у него было выступление на пленуме Моссовета 20 ноября, ну а далее последовал второй обширный инсульт 16 декабря…

– Григорий Васильевич, – не выдержал Щербицкий, – а можно чуть ближе к теме сегодняшнего собрания?

– Можно, Владимир Васильевич, – любезно ответил ему Романов, – приступаю к заключительной части своего выступления. Итак, 23 сентября Сталин предлагает комиссии по образованию СССР свои тезисы, в основе которых лежит автономизация, включение всех национальных окраин в состав России на основах автономии… по этому пути, кстати, через 30 лет пошел Китай, у них ведь нет никаких союзных республик, а есть автономные районы – Синьцзян-Уйгур, Тибет, Внутренняя Монголия. А 26 сентября Владимир Ильич, у которого случилась ремиссия после очередного приступа, выступил с ответным посланием, где камня на камне не оставил от тезисов Сталина. И в итоге приняли вариант Ленина…

– Но ведь СССР худо-бедно просуществовал на ленинских принципах все семьдесят лет, – подал голос Алиев, – может быть, имеет смысл не менять то, что работает?

– Может быть да, Гейдар Алиевич, – задумчиво отвечал ему Романов, – а может и нет. Вся концепция объединения в Союз равноправных республик была ведь заточена под будущую мировую революцию и присоединение угнетенных наций из Азии и Африки, верно?

Романов оглядел строгим взглядом собравшихся и, поскольку возражать никто не спешил, продолжил сам.

– Но идея мировой революции, к сожалению, оказалась красивой на бумаге, но неработоспособной на деле. Так что этот лозунг отставили еще в тридцатые годы. А объединение республик Российской империи (при этих словах многие поежились, но сказать ничего не решились) в рыхлый конгломерат с возможностью беспрепятственного выхода пережило мировую революцию на полвека… поэтому сейчас, в середине восьмидесятых, этот вопрос встал, что называется, ребром.

– То есть вы хотите сказать, Григорий Васильевич, – тихо высказался Щербицкий, – что в двадцать втором году прав был не Ленин, а Сталин?

– Да, Владимир Васильевич, – ответил, прямо глядя ему в глаза, Романов, – в двадцать втором году был прав Сталин, а не Ленин. И мы, как истинные марксисты, должны уметь признавать совершенные ошибки, а не цепляться за изжившие свой век доктрины…

– Конкретно что вы предлагаете, Григорий Васильевич? – решился на прямой вопрос Кунаев.

– Объясняю по пунктам, дорогие товарищи, – объявил Романов, вытащил откуда-то из стола блокнот и начал зачитывать эти пункты, – номер один – выставить на народное обсуждение проект новой Конституции Союза, где не будет пункта о свободном выходе республик. Номер два – установить русский язык единым языком межнационального общения в СССР. Подпункты в этом разделе – отменить обязательные национальные квоты в любых сферах деятельности… в обучении, в культуре, в государственных органах и так далее. Пусть, как сказал один классик, расцветает сто цветов, но самостоятельно, без указок от властей. И номер три – вывести из зоны умолчания слово «русский». А то ведь как получается, товарищи – если что-то хорошее у нас делают, то раздаются голоса, что у нас многонациональное государство. А если что-то плохое, вот тут всегда виноваты русские. А это неправильно…

– И, наконец, четвертое – необходимо инициировать референдум в Крыму по вопросу, в какую республику Союза хотят входить крымчане…

– Почему в Крыму? – немедленно взвился Щербицкий, – зачем в Крыму? Вопрос вхождения Крыма в Украинскую ССР был закрыт в 1954 году – не понимаю, зачем к нему возвращаться.

– В 1954 году, Владимир Васильевич, был грубо нарушен процесс перехода территориального образования из одной республики в другую, – холодным тоном поставил его на место Романов, – теперь надлежит восстановить историческую справедливость.

– И в чем же состояло нарушение, Григорий Васильевич? – не отступал от своего мнения Щербицкий.

– Во-первых, Владимир Васильевич, – начал отвечать Романов, – никто не озаботился выяснить мнение крымчан, согласны ли они сменить свою юрисдикцию.

– Так время-то какое было, – слабо возразил Щербицкий, – тогда никто ни у кого мнений не спрашивал.

– И тем не менее это первое нарушение, но далеко не последнее. Указ о передаче территории подписал Президиум Верховного Совета, хотя не имел на это никакого права. Даже и сессию Верховного Совета не созвали хотя бы ради приличия. Это два. И третье состоит в том, что никаких постановлений по изменению границ России и Украины тогда не последовало… то есть Крым уплыл чисто на бумаге.

– Это уже бюрократия, – попытался парировать аргумент Щербицкий.

– И тем не менее бюрократические процедуры необходимо было соблюсти… вот сейчас мы и исправим ошибки былых времен, спросив у крымчан, где они хотят жить…

– Это вызовет серьезные волнения на Украине, – заметил Щербицкий.

– Мы как-нибудь это переживем, – спокойно ответил Романов, – а лично вам, Владимир Васильевич, я бы посоветовал умерить пыл украинизации на вверенной территории, иначе в Россию захотят перейти и другие регионы, где численность русскоязычного населения много больше половины… как Одесса и Донецк, например…

Щербицкий сделался красным, как сваренный рак, но больше рта не раскрыл до конца заседания.

Вечер трудного дня

Где-то к девяти вечера Романов наконец добрался до своей квартиры, где его ждала супруга Анна Степановна. Она немедленно налила ему тарелку огненно-горячего борща с мозговой косточкой, поставила рядом бутылку Московской и села рядом, подперев рукой щеку.

– Ох, Гришенька, доиграешься ты в конце концов… – сказала она, смахнув набежавшую слезу, – точно доиграешься.

– Поясни, – попросил Романов, – я в конце рабочего дня намеки плохо понимаю.

– Зачем ты затеял эту бузу с перекройкой границ? – перешла она к конкретике, – других забот мало?

– Понимаешь, Аня, – ответил он, махом вылив в горло полстакана Московской, – тут как в хирургии – если запустить лечение огнестрельной раны, например, то в итоге придется удалять руку или ногу, куда там пуля попала… а если и этого не сделать, то далее идет гангрена и гроб с музыкой.

– Хочешь сказать, что Украина ранена в ногу?

– Да, причем очень давно, так что процессы зашли дальше некуда… будешь водку?

Анна не отказалась, и они выпили еще по рюмочке.

– Так что надо отрубать хвост собаке быстро и целиком, а не по маленькому кусочку, как в анекдоте. И лечить заболевание радикальными методами, иначе будет поздно.

– Их же больше, этих товарищей из республик, – с тревогой продолжила Анна, – если они объединятся, то это будет твой последний день в должности генсека…

– Знаю, – Романов доел борщ, не забыл поблагодарить супругу, потом продолжил, – мне уже пара сигналов поступила на этот счет… таким же лопухом, как Никита Сергеевич, я точно не буду.

– А что там в Казахстане случилось? – задала она следующий наболевший вопрос, – слухи такие ходят, что там чуть ли не сотнями партийных руководителей на фонарях перевешали.

– Вранье, – веско возразил Романов, – всего погибло шестеро руководителей, да и никто их не вешал, просто палками и камнями забили. Сейчас зачинщики под судом, а обстановка там полностью вошла в рамки закона.

– С Казахстаном ты тоже планируешь поступить, как с Украиной?

– Знаешь что, – ответил он супруге, – давай не будем бежать впереди паровоза и переживать неприятности по мере их поступления. Сначала надо с Украиной разобраться, а там видно будет… если совсем честно, то Казахстан это такой кадавр, выращенный советской властью на этапе становления. Те земли, что ему нарезали, всегда были ничейной зоной… да и Гурьев с Уральском никак не казахская земля, там русские казаки всю жизнь обитали… да и само название-то, казахи, придумали в совете по делам национальностей в начале тридцатых, а до этого их киргизами называли. Но повторюсь, об этом мы подумаем потом…

Глава 17

Черноморское пароходство

На этой неделе руки неутомимого руководителя Союза дошли и до водного транспорта, начать решено было со старейшего Черноморского морского пароходства, головная контора которого располагалась в славном городе Одессе. Встречали генсека первый секретарь Одесского обкома, естественно, Боделан Руслан Борисович и генеральный директор пароходства Пилипенко Владимир Владимирович.

– Рады приветствовать на гостеприимной одесской земле такого замечательного человека, – сказал секретарь, но на этом, собственно, его роль закончилась, далее Романов беседовал исключительно с Пилипенко.

– Владимир Владимирович, – уважительно обратился он к убеленному сединами старому морскому волку, – вкратце введите меня в курс дела по пароходству.

Пилипенко, если честно, был не в курсе, зачем и почему генсек свалился на его голову, поэтому начал издалека.

– История нашего пароходства, Григорий Васильевич, – начал он задушевным тоном, когда они уже ехали из международного аэропорта в город, – уходит своими корнями в девятнадцатый век. В двадцатых годах этого века генерал-губернатором края был назначен граф Воронцов, он и организовал производство и эксплуатацию первых российских судов на Черном море.

– Это про которого Пушкин эпиграмму написал? – проявил неожиданное знание подробностей Романов.

– Да, тот самый, – подтвердил Пилипенко, – полумилорд, полукупец… и так далее. Кстати, довольно злая и неточная эпиграмма – Воронцов сделал очень много для развития всего Причерноморья вообще и пароходства в частности, так что спишем ее на особенности взросления Александра Сергеевича…

Романов никак не прореагировал на эту ремарку, поэтому Пилипенко продолжил.

– При царской власти единого пароходства, как такового, не существовало – имелся целый зоопарк мелких компаний, Доброфлот, Азово-Черноморское товарищество, Русско-Дунайское общество и так далее. И только по окончании Гражданской войны советская власть упорядочила флотские вопросы и начала восстанавливать торгово-пассажирский флот. Военные годы пропустим, а вот в пятидесятые начался резкий рост товарооборота Черноморского флота с освободившимися от колониального гнета странами. В первую очередь с Вьетнамом и Кубой.

– Все это очень интересно, – тормознул его Романов, – но давайте все же ближе к сегодняшнему дню.

– Хорошо, – вздохнул Пилипенко, – перехожу к современности. На текущем этапе Черноморское пароходство разбито на две примерно равные составляющие – в шестидесятых годах от Одессы отделился Новороссийск. Но там, в основном, числятся танкерные суды, обеспечивающие перевозки нефти и нефтепродуктов. На сегодня в составе Черноморского пароходства значится 21 пассажирское судно общей вместимостью 12 тысяч пассажиромест, а также 260 универсальных судов различных классов дедвейтом 5 миллионов тонн и 79 вспомогательных судов. Итого 360 штук, – тут Пилипенко остановился и внимательно посмотрел на Романова, ожидая дальнейших указаний.

– А всего в СССР какой тоннаж морского флота? – спросил тот.

– Насколько я знаю, – ответил Пилипенко, – он составляет около 22 миллионов тонн.

– То есть на Черном море примерно четверть от этого количества, – поделил цифры в уме Романов, – это хорошо… а что насчет прибыли – есть у вас такие сведения? К примеру, за прошлый год сколько заработало Черноморское пароходство?

– Давайте в долларах скажу, так привычнее, – Романов никак не отреагировал, поэтому Пилипенко продолжил, – в 84 году чистая прибыль пароходства… включая Новороссийск… составила 880 миллионов долларов. А 83-м была еще больше – миллиард тридцать три миллиона долларов.

– Солидно, – согласился Романов, – сопоставимо с продажей оружия за рубеж… а почему, кстати, произошло снижение прибыли в 84 году?

Пилипенко немного замялся, но все же ответил:

– Вывели в сухие доки четыре танкера и два сухогруза – капитальный ремонт по плану.

– То есть имеются надежда, что в 85 году прибыль вернется на уровень миллиарда?

– Да, причем обоснованные надежды, – заметил Пилипенко.

– Это хорошо, это хорошо, – погрузился в какие-то свои размышления Романов, но тут включился в беседу забытый секретарь обкома.

– Григорий Васильевич, а мы уже приехали, – Волга с генсеком миновала ворота в торговый порт, возле которых отдавали под козырек два охранника. – Может быть, отобедаете с дороги?

– Давайте лучше прокатимся по морю, – отмел его предложения Романов, – хочу посмотреть, как выглядит Черноморское пароходство с Черного моря.

Для высокого гостя немедленно организовали прогулочное судно, на котором они все вместе и вышли примерно в середину бухты. У дальнего левого причала стояли огромные пассажирские суда, привлекшие внимание Романова.

– Это все ведь по репарациям получено? – спросил он у Пилипенко.

– Точно так, Григорий Васильевич, – отвечал тот, – самый большой, тот, что справа, это Россия, бывшая Патрия, дедвейт 7700 тонн, пассажировместимость 790 человек. А рядом Победа – это бывшая Магдалена, чуть поменьше, но тоже приличных размеров.

– Эта Победа мне чем-то знакома, – задумался Романов.

– Так она же в «Бриллиантовой руке» засветилась, – пояснил Пилипенко, – только там поменяли название на «Михаил Светлов».

– Вспомнил, – улыбнулся Романов, – а крайнее слева, что за судно?

– Адмирал Нахимов, товарищ генсек, – отрапортовал Пилипенко, – в девичестве Берлин, он на внутренних, в основном, линиях работает – Одесса-Батуми и Одесса-Сочи.

– Так-так-так, – забрезжило узнавание в мозгу генсека, – и кто там капитанствует, на этом Нахимове?

– Так Марков же, – не совсем понял вопроса Пилипенко, – Вадим Георгиевич, – он давно там капитанит, лет 7 уже… если не 8.

– Я хочу с ним поговорить, – сказал Романов, на что Пилипенко не смог ничего ответить, кроме как «организуем».

А Романов продолжил высказывать свои глубокие мысли.

– А с правой стороны у причалов что за судна стоят?

Пилипенко не совсем понял посыла генсека, но раз вопрос задан, надо было отвечать.

– Слева направо по порядку, – начал он, – Нежин, сухогруз типа Коломна, готовится к отплытию в Канаду за зерном. Три сухогруза типа Ленинский комсомол, Байков, Курчатов и Амосов – отплывают на Кубу и во Вьетнам в течение суток. Грузовые судна класса Либерти, Алатау, Карпаты, Хибины, отправляются за зерном в Бразилию и Аргентину. И крайние справа это два грузовика класса Коммунист, Энгельс и Тельман, первый отплывает в Канаду, второй в Либерию.

– То есть абсолютное большинство судов Черноморского пароходства занимается извозом зерна из зарубежья в Союз, я правильно понял? – спросил Романов.

– Вы все верно уловили, – подтвердил Пилипенко, – процентов 60–65 оборота Одессы и прилегающих портов, это импорт зерна из зарубежья.

– Грустно все это, – сказал Романов, – надо исправлять…

На это Пилипенко совсем уже ничего не смог ответить, поэтому благоразумно промолчал. А чуть позже состоялся основательный разбор деятельности Черноморского пароходства в администрации порта.

– Итак, – начал свою речь Романов, – в целом мне все понравилось, работа предприятия выстроена тщательно, валюта в карман государства поступает исправно, руководство держит руку на пульсе и так далее. Хотелось бы только остановиться не некоторых моментах…

Романов оглядел собравшихся, обратившихся в слух – не каждый день глава государства обращает на них внимание.

– Миллиард долларов это очень неплохая прибыль, согласен, однако нам не годится успокаиваться на достигнутом… кто-то из присутствующих знаком с понятием «открытого флага»? – спросил Романов.

– Я слышал, – поднял руку один из капитанов, – по такому принципу работают, кажется, Либерия и Панама.

– Правильно, – одобрил его выступление генсек, – эти две страны сейчас лидеры по тоннажу торгового флота, у Либерии, если не ошибаюсь, 62 миллиона брутто-регистровых тонн и 5,5 тысяч судов, а у Панамы – 71 миллиона и около 7 тысяч судов под своим флагом. Для СССР для справки эти цифры составляют 22 млн и 3,5 тысячи судов. И знаете, почему эти крохотные по размеру и валовому внутреннему продукту державы сумели заполучить такой тоннаж?

На это вопрос не решился ответить никто, поэтому продолжил тот же генсек.

– Могу пояснить – все дело в принципе «открытого» или «удобного флага» по разным транскрипциям. Первое – очень льготные налоги на суда, 0,2 доллара за тонну за регистрацию и 0,1 доллара за ту же тонну ежегодно. В других странах на порядок больше берут.

Романов строго посмотрел на собрание, налил себе в стакан минералки, потом продолжил.

– Второе – имя собственника судна не подлежит разглашению, это важно для многих судовладельцев. Третье – возможность двойной регистрации… Панама, например, не требует дисрегистрации судна, если оно уже где-то числится. Ну и еще разные приятные мелочи типа минимума бюрократии или возможности регистрации на этапе строительства. Итог налицо – более половины тоннажа сухогрузов и танкеров в мире сейчас приходится на эти две страны, на Либерию и Панаму.

– Григорий Васильевич, – не выдержал Пилипенко, – вы предлагаете нам сейчас перенимать опыт буржуазных предпринимателей?

– А почем нет, Владимир Владимирович, – улыбнулся Романов, – китайские мудрецы недаром придумали такую поговорку – неважно, какого цвета кошка, если она исправно ловит мышей. Пусть они будут хоть трижды эксплуататорами, но если их опыт поможет нашей социалистической родине, то грех от такого отказываться.

Некоторое время собрание посидело молча, переваривая высказанное генсеком, но что-то цельное сформулировал только тот же Пилипенко.

– Григорий Васильевич, – с трудом высказал он свою мысль, – а если перейти к конкретике, то что бы вы могли нам посоветовать.

– Хорошо, – легко согласился Романов, – переходим к конкретике. В рамках создаваемой особой экономической зоны в районе Одессы предлагается сделать льготный порядок регистрации иностранных судов. Срок исполнения – год, начиная с сегодняшней даты. Потребуются, очевидно, новые причальные стенки и разгрузочно-погрузочные мощности, этой задачей уже озабочен Совет Министров. Цель – через пять лет увеличить тоннаж судов, ходящих под советским флагом вдвое, с нынешних 22 миллионов тонн до будущих 45 миллионов.

Собравшиеся рефлекторно сглотнули слюну, но высказаться никто не решился.

– Безобразие с неумеренными закупками иностранного зерна мы будем исправлять, но этот вопрос лежит уже за рамками сегодняшнего заседания. Упор надлежит сделать на перевозках таких сельскохозяйственных культур, как соя, рапс и подсолнечное масло – это восходящий тренд будущих десятилетий.

Глава 18

Романов еще некоторое время развивал свою мысль, но уже второстепенными деталями. А по окончании совещания Пилипенко подвел к нему моряка с нашивками капитана, вензель и три полоски снизу, и представил его, как Вадима Георгиевича Маркова, начальника круизного судна «Адмирал Нахимов».

– Рад знакомству, – потряс тот руку генсека, – однако, не совсем понимаю вашего интереса ко мне.

– Сейчас поймете, – ответил Романов, заводя его в комнатушку позади сцены. – Давно служите на Нахимове? – задал он конкретный вопрос.

– Двенадцать лет, – ответил тот, – если совсем точно, то 12 лет и 5 месяцев. Сначала помощником, потом старпомом, последние четыре года капитаном.

– Как судно, не подводит?

– Немцы на совесть строили, – честно отвечал Марков, – возраст у Нахимова, конечно, солидный, шестьдесят лет недавно исполнилось, но функционирует он вполне исправно.

– Хорошо, – задумался на пару секунд Романов. – Каков график движения Нахимова на следующий год, можете сказать?

– Он пока не утвержден, Григорий Васильевич, – отвечал Марков, – но я думаю, не сильно будет отличаться от текущего года – раз в две недели рейс Одесса-Батуми, раз в месяц Одесса-Сочи.

– Остановки где у вас обычно бывают?

– В Севастополе, Ялте, Новороссийске, Сочи и Сухуми, если длинный рейс, – отрапортовал капитан, все еще недоумевая, зачем все это надо генсеку.

– Часто ли случаются нештатные ситуации во время рейсов? – поинтересовался Романов.

– Скрывать не буду, случается и такое, но не часто… – в некотором замешательстве отвечал Марков, – в этом году, например, было два случая – один пассажир выпал за борт в районе Ялты, мы его быстро подняли обратно, а еще в июле сломался один двигатель из двух – обратно из Батуми шли только на правом… но в Одессе все починили в короткие сроки.

– Посадок на мель или столкновений не случалось?

– Слава богу, – не совсем по-советски ответил Марков, – во время моей службы на Нахимове такого ни разу не было. Да и какие мели в Черном море, нет их тут практически.

– Мне все ясно, Вадим Георгиевич, – вторично пожал ему руку Романов, – спасибо за интересную информацию.

А потом он добавил в адрес Пилипенко, ожидавшего неподалеку:

– Заходы в Новороссийск для круизных судов Черноморского пароходства в следующем году надо отменить… там рядом Геленджикская бухты, она прекрасным заменителем будет.

– Но почему, Григорий Васильевич? – не смог скрыть своего недоумения Пилипенко.

– Оперативная информация, – отрезал Романов, – не имею права разглашать ни причины, ни источники.

Украина понад усе

Щербицкий вернулся в Киев с того памятного совещания в Кремле в раздрызганных чувствах – никогда еще до этого его не ставили в такое униженное положение, никто не заставлял его так резко идти против внутренних убеждений. Он отменил все мероприятия на сегодня и прямо из Борисполя укатил в свою загородную резиденцию Межигорье. Когда-то здесь находился знаменитый Межигорский монастырь, но в 1935 году, после перевода столицы УССР из Харькова в Киев, в верхах было принято решение монастырь закрыть, а на его территории сделать загородную резиденцию для правительственных чиновников.

Находилась она на берегу Киевского водохранилища, занимала площадь около сотни гектар и охранялась очень рьяно со всех сторон, включая Днепр. Щербицкий хлопнул, что было силы, дверцей черной Волги, доставившей его сюда из аэропорта, крикнул шоферу, что он больше не нужен, и побрел через клумбы и аллеи к главному входу в резиденцию. Ничего особенного она из себя не представляла – двухэтажное строение из красного кирпича с башенкой в правом крыле.

– Как добрались, Владимир Васильевич? – спросил его управляющий хозяйством, стоявший на крыльце дома.

– Без проблем, – буркнул в ответ тот, а потом добавил, – меня ни для кого нет… кроме Осипова и Мухи.

Осипов Владимир Васильевич (полный тезка Щербицкого) был командующим Киевским военным округом, а Степан Нестерович Муха – председателем республиканского КГБ.

– Вызвать их? – справился управделами.

– Не надо, я сам, – вторично пробурчал Щербицкий, добавив, – свободен до завтра.

В своем кабинете он немного посидел в глубоком и удобном кресле (было сработано под заказ под конкретные требования первого лица), а потом поднял трубку черного аппарата АТС-1.

– Здравствуйте, Владимир Васильевич, – начал он с военного чина, – спасибо, вашими молитвами… посадка была мягкой… а относительно переговоров в Кремле хотелось бы пообщаться в личной беседе… к шести подъезжайте в Межигорье… жду.

Последующие переговоры с Мухой не слишком отличались от предыдущих, и тот также получил приглашение на шесть часов.

Щербицкий, пока ожидал приезда гостей, успел сходить в душ и накатить сто грамм коньяка – без него совсем невмоготу было ждать. Первым появился генерал Осипов, емустукнуло всего 52 года на текущий момент, молодежь по сравнению со стандартным возрастом Политбюро.

– Рад видеть, Владимир Васильевич, – потряс ему руку Щербицкий, – как здоровье?

– В норме, товарищ секретарь, – в замешательстве отвечал тот, – какие мои годы, живу и радуюсь.

– Это хорошо, что радуетесь, – ответил Щербицкий, – коньяк будете?

– Не откажусь, – уселся за столик в углу генерал, – тем более от хорошего.

– У нас плохого не бывает, – успокоил его секретарь, – экспортный вариант, семь звездочек.

Выпили без тостов, после чего генерал осведомился:

– Что-нибудь экстраординарное произошло в Москве? Просто раньше вы меня никогда так резко не вызывали…

– Что-нибудь произошло, – задумчиво сказал Щербицкий, – о, а это и Степан Нестерович прибыл.

В кабинет, постучав предварительно, вошел человек в гражданском костюме и с лицом, наискось перечеркнутым суровым шрамом… верхняя губа у него из-за этого была слегка приподнята и казалось, что он все время слегка ухмыляется.

– Доброго здравия всей честной компании, – сообщил он с порога, а Щербицкий тут же налил ему полную рюмку коньяку и сказал:

– Вира опоздавшему.

Муха без лишних слов вылил эту рюмку в свой бездонный рот, сел на соседний со столиком стул и сказал:

– Похоже, что у нас большие проблемы, Владимир Васильевич.

– Вы как всегда в корень зрите, Степан Нестерович, – отозвался тот, – проблемы действительно немалые, причем на ровном месте, слушайте…

И в следующие десять минут Щербицкий посвятил своих силовых министров в кремлевские хитросплетения последних суток.

– Что, прямо так и сказал – умерить пыл украинизации? – уточнил Муха по окончании речи секретаря.

– Буквально этими словами, – подтвердил тот, – и про Крым я все дословно передал.

– Грустно, – высказался Осипов, – все это может закончиться большой кровью.

– В 54-м году все гладко прошло, – высказал свое мнение Муха, – почему сейчас должно что-то измениться?

– В 54 году у нас была другая страна, – заметил Щербицкий, – Иосиф Виссарионович только что умер, у всех была жива память про 37 год… там и не могло быть никаких волнений.

– А сейчас, значит, они могут случиться? – заметил Муха.

– Вполне, – решительно бросился на амбразуру секретарь, – если мы поспособствуем этому.

– Давайте составим план действий, – перешел в практическую плоскость армейский начальник, – а для начала констатируем факты… никто из нас не желает передачи Крыма из состава Украины, верно?

С этим спорить никто не стал, поэтому Осипов продолжил:

– Тогда надо восстанавливать против этого общественное мнение, раз, и держать порох сухим в пороховницах, два.

– Можно начать соответствующую кампанию в средствах массовой информации, – осторожно поддержал его Муха, – у нас же сейчас послабления в этой сфере. А еще подготовить массовые протесты… хотя бы один… лучше, если в Крыму, но в Киеве или Львове тоже можно. Сидячую демонстрацию, в конце концов, организовать на Крещатике.

– Отлично, – одобрил его слова Щербицкий, одновременно разливая остатки коньяка по рюмкам, – Украина это не Карабах, тут такие методы не пройдут.

Вашингтон, округ Колумбия

Рональд Рейган проводил очередное заседание в своем овальном кабинете, посвященное внешней политике. Госсекретарь Шульц докладывал о последних событиях в мире.

– Землетрясение в Мексике, мистер президент, – начал Шульц свое выступление, – было просто катастрофическим. Больше 20 тысяч погибших, и это только официально… под завалами остаются еще многие тысячи.

– Надо помочь мексиканцам, – поморщился Рейган, – все-таки соседи… пошлите туда наших спасателей, но не слишком много, батальона хватит. Что еще?

– Тэтчер справилась с забастовкой на угольных шахтах, – продолжил Шульц, – жесткими методами, но справилась.

– Это не слишком интересно, – вторично поморщился Рональд, – дальше.

– В Афганистане наблюдается временное затишье, уже больше месяца никаких активных действий с обеих сторон.

– Это правильно, надо притормозить с этим направлением… следующий вопрос.

– Непонятные известия из России, мистер президент, – продолжил Шульц.

– Ну-ка, ну-ка, – оживился Рейган, – излагайте.

– У Романова, по сведениям нашего источника, вырос большой зуб на Украину и на украинского лидера… Стчербитского… так, кажется. Планируется, если источник не врет, референдум в Крыму по аналогии с Карабахом.

– Так-так-так, – Рейган побарабанил пальцами по столу, – продолжайте.

– История с Крымским полуостровом сложна и запутанна, мистер Рейган, – Шульц открыл свои записи на столе, – при царях он был центром так называемой Таврической губернии, а после революции 17 года вошел составной частью в Российскую федерацию, тогда как все прилегающие территории большевики присоединили к Украине.

– И как же он оказался в составе Украины?

– В 1954 году, это сразу после смерти Сталина, – продолжил Шульц, – тогдашний советский лидер Хрущев…

– Это который обещал закопать Америку? – уточнил Рейган.

– Да, он самый… так вот, в борьбе за власть Хрущев… а реальными конкурентами у него тогда были Маленков и Молотов… решил завоевать голоса украинцев, которых в верхних эшелонах власти было немало. И организовал передачу Крыму из России на Украину – у них это достаточно простая процедура на тот момент была.

– А теперь Романов решил исправить историческую ошибку и забрать Крым назад, так? – справился Рейган.