Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 217 (всего у книги 272 страниц)

Глава 31

– Саша, ты зачем это сделал?! Ты меня предал! – произнесла Маша в который раз.

– Тяжёлый случай, но если даже это и так, то это вовсе не означает, что надо врываться без стука и двери выламывать! – напомнил я.

– Давай сделаем это прямо сейчас! – по-своему поняла она.

– Что сделаем? Успокойся, – попытался утихомирить однокурсник явно разъярённую однокурсницу.

Две минуты назад она буквально вломилась ко мне в комнату и сразу же устроила истерику.

Какие-то неясные не связанные между собой фразы, какие-то обвинения, претензии и даже угрозы. Всё это Маша вывалила на меня с такой скоростью что я и понять толком ничего не успел. И вот теперь она перешла к конкретике и стала обвинять в каком-то предательстве.

– Папа мне говорил, что ты скользкий тип, но что ты настолько скользкий и чёрствый я и представить себе не могла! – зарыдала девушка и вновь попыталась меня обнять.

– Да что случилось-то? – в очередной раз попробовал прояснить ситуацию я и, проанализировав услышанное и отойдя от неё на шаг, спросил: – Что-то с твоим папой?

– Нет! Не с папой! Со мной! Со мной случилось!

– Что конкретно?

– А ты не знаешь? Не знаешь?!

И тут я заметил в её руке лист бумаги, на котором был напечатан текст.

– Что это?

– Как ты мог?! Как тебе не стыдно?! За что ты это со мной сделал?! – и она кинула листок мне в лицо. – Зачем ты так?!?!

Это меня мгновенно вывело из себя.

– Чего за фигня? Хрен ли ты тут мусоришь? – зарычал я, поняв, что с меня хватит. – Вали на выход!

Схватил дебоширку за локоть и потащил к двери.

– Саша! Нет! Подожди! Извини! – закричала она. – Прошу – прости! Я не хотела.

– Не хотела, не кинула бы, – процедил я, но остановился и локоть отпустил.

Маша сразу же подняла листок с пола и, не переставая плакать, протянула мне его.

– Прочитай.

Я сделал пару шагов назад к окну и покачал головой.

– Прочти, – приблизилась она.

– Грязную писанину, найденную на полу, не читаю, – поморщился я, опершись рукой на подоконник. И хотя мне было очень интересно, что там написано такое, что её так взбесило, но я решил обуздать любопытство и держать себя с взбалмошной девицей показательно холодно. – Так что забирай свою бумажку и вали отсюда нафиг – свободна.

– Почитай. Это из Москвы. Мне этот лист товарищ Лебедев дал.

– Если он тебе его дал, то зачем его читать мне?

– Потому что он предназначен для тебя.

– Офигеть можно! – нахмурился я. – Если это информация для меня, то какого хрена читаешь её ты?

– Товарищ Лебедев попросил, чтобы я тебе этот листок передала, зная, что мы друзья.

– Передала, но не почитала!

– Так листок не запечатан был. Вот я и глянула, – вытерла она ладонью слёзы.

– И что там?

– Это часть текста статьи, что вчера вышла во всех наших передовицах. Её по телефону сообщили, и товарищ Лебедев часть текста приказал напечатать для тебя, – сказав это, Маша вновь горько заплакала.

– И что там тебя так расстроило? – удивился я, ничего не понимая. – Кто-то умер?

– Нет! Там о тебе пишут омерзительные вещи!

– Гадости? – поднял бровь Великий.

– Да! Присядь на кровать и прочти! – хлюпнула она носом, протягивая смятый листок.

И любопытство победило. На кровать – во избежание, я, разумеется, садиться не стал.

«Мало ли. Завалит сейчас меня… и всё».

Взял текст, и чуть повернувшись к окну, стал читать.

Выдержка из статьи, вышедшей во всех центральных газетах на последней полосе 20 марта 1978 года.

«… По заявлению Веры Сергеевной Васиной, всё детство Александр очень болел и заметно отставал в развитии как физиологическом, так и психическом от своих сверстников. Он значительно уступал им во всём. А это значило, что в свои восемь лет он в школу пойти не мог – его разум ещё дремал. Мама не знала, что делать и обратилась в Останкинский райком партии. Руководящие товарищи мгновенно вникли в суть проблемы и посчитали нужным для более эффективного решения вопроса подключить товарищей из МГК, а также некоторых профильных Министерств СССР. В результате своевременного и вполне обычного для нашей страны взаимодействия различных руководящих структур нашим советским учёным удалось разработать специальную программу подготовки маленького Саши к школе. Два долгих и тяжёлых года Саша с мамой под чутким руководством специалистов и неусыпным кураторством ответственных товарищей из МГК не покладая рук боролись с болезнью. И, в конце концов, они сумели её победить. Саша стал готов к тому, чтобы, как и многие другие советские школьники начать учиться. Но неожиданно возник другой вопрос – вопрос возраста. Учёные специалисты побоялись нанести ещё совсем юному Саше психологический вред, отдав его десятилетнего учиться с ребятами гораздо моложе себя. Ведь в первый класс дети идут в семи-восьмилетнем возрасте. Посоветовавшись с Верой Сергеевной, учёные написали письмо в Министерство образования СССР. В Министерстве давно знали о данной проблеме, следили за её развитием, поэтому сразу же включись в работу. Они согласились с выводами учёных и обратились в МВД СССР с просьбой о снижении возраста мальчика во всех метриках. Милиция, как и всегда, пришла на помощь своим гражданам и согласилась, учитывая все обстоятельства, изменить дату рождения мальчика. Таким образом, Александр Сергеевич Васин по документам стал на два года моложе, чем ему было на самом деле.

Сейчас же, когда болезнь отступила и Саша вошёл в большую жизнь, начиная раскрывать свой талант, скрывать его возраст больше не имеет смысла. Поэтому по ходатайству мамы юноши ему вновь вернули его настоящий биологический возраст. Таким образом, Александру теперь 18 лет, что его, как нам стал известно, очень радует. Дело в том, что в ближайшее время, возможно, Александр собирается жениться. Свою вторую половинку он нашёл в далёком ФРГ, когда был там на гастролях. Но не будем забегать вперёд. Главное, что теперь, когда Саша полностью здоров, мы можем рассказать гражданам нашей страны о необычном случае.

Эта удивительная история, в которую сложно поверить, происходила фактически на наших глазах, и все мы с вами, её современники, были невольными свидетелями торжества советской науки, которая благодаря неусыпной заботе о наших гражданах со стороны партии, правительства и лично…»

Дальше я читать не стал. Отложил листок в сторону, потёр руками лицо и, постаравшись придать голосу уверенность, сорвавшись на фальцет, произнёс:

– И что тебя так расстроило?

– То, что ты женишься на этой проклятой немке, а не на мне!

– С чего ты взяла?

– Да там так написано!

– Ну, мало ли что на заборе пишут, – задумчиво произнёс и, посмотрев на девушку, хмыкнул: – И кстати, а я разве обещал жениться на тебе?

– Нет, но я думала…

– Ясно. Ладно. Успокойся, – я постучал пальцами по подоконнику, размышляя, какими матерными словами мне лучше приветствовать товарища Лебедева, когда тот в следующий раз попадётся мне на глаза.

Но ещё нужно было что-то сказать здесь и сейчас. Что-то такое, чтобы разрядить обстановку. Мысли в голове путались, и я не знал с чего начать. Хотелось побыть одному. Хотелось всех послать далеко и надолго, и в первую очередь нужно было послать эту наглую девицу. Потому что именно она мешала мне сейчас сосредоточиться на анализе полученной информации.

О том, что в Москве явно охренели, я и так знал, но что настолько, что решили-таки без меня меня женить, я не подозревал. Хотелось рвать и метать! Хотелось прямо сейчас поехать в посольство, позвонить Мячикову и устроить грандиозный скандал.

И когда я собрался было это предпринять, я выдохнул и подумал:

«Какого чёрта? Действительно – мало ли чего там и где написано? Может, это вообще дезинформация? Пусть пишут что хотят. Жениться я всё равно не собираюсь, и хрен они меня заставят. И это главное».

– Что ты молчишь, – вывела меня из раздумий истеричка. – Скажи мне что-нибудь!

– Сказать? Хорошо, – набычился я, уже видя все формулировки недовольства прямо перед глазами.

«Да, меня не спросили! Да, мне незаконно увеличили возраст! Да, они это всё сделали без разрешения и не согласовав со мной. Всё – да! Но есть одно но! Все эти вопросы это моё дело! Это мои проблемы! Мои, мамины и начальства! Ты то тут какого хрена в это всё свой любопытный нос суёшь?! Любишь меня? Ну и чего? Теперь я должен под твои хотелки прыгать? Да хрен тебе по всей роже! Обнаглела, блин, вконец! Хочу этого, хочу того, а хрен тебе! Пошла нафиг отсюда, чтобы я тебя больше не видел!»

Я собрался было всё это ей высказать прямо в лицо, но увидев поникшую несчастную девушку, моментально выкинул гнев и, вздохнув, произнес, желая успокоить:

– Маша, неважно, что пишут в газетах. Главное – это то, что мы с тобой не пара. И я прошу тебя выкинуть меня из головы. Мы не подходим друг другу и нам не суждено быть вместе. Я тебя не…

Дальше я договорить не успел.

– Ах, ты сволочь! Предатель! Папа правильно говорил, что тебе лишь бы за границу побыстрее сбежать! К немке своей уехать хочешь? Не пущу!

С этими словами она выхватила из-за под блузки огромный столовый нож и закричала:

– Я сейчас не знаю, что с собой сделаю!

– Успокойся, Маша, – обалдел я, понимая, что детский сад не только не закончился, а ещё и перешёл на более взрослый уровень. – Порежешься ещё.

«Чёрт, неужели вены вскрывать собралась? И у меня в комнате… Во дела… Крыша, по ходу дела, у девицы точно поехала. Может, весна? Обострение? Просто жесть!.. И зачем я её с собой взял?!?!? Дурак я дурак!!!».

– Ты женишься на мне? Отвечай! – тем временем закричала та.

– Давай мы об этом поговорим позже. А сейчас просто убери нож, – предложил я, прикидывая, как лучше выбить оружие из руки девушки.

– Я тебе сказала: отвечай! – потребовала Маша.

– Да я отвечаю, – попытался запутать её я и покосился на открытую дверь, в проёме которой показались силуэты Лебедева и Кравцова. – Убери, пожалуйста, эту саблю, и давай спокойно поговорим.

– Не уберу! Отвечай: женишься на мне или нет? – заплакала она, закатывая рукав кофточки.

– Маша, мы это обсудим позже, – предложил я и протянул свою руку. – А сейчас успокойся и отдай нож мне.

– Тебе? – она перестала плакать. – Тебе нужно нож? – приблизилась ко мне, а затем неожиданно закричав: – Не будешь моим – не будешь ничей! – прыгнула в мою сторону, держа кухонный тесак перед собой. – Умри, сволочь!

Хорошо, что сработала реакция, и я сумел за мгновение увернуться в сторону, а то была бы во мне небольшая сквозная 5-сантиметровая дырка в животе.

Но вот увернуться-то я увернулся, а на большее скорости не хватило.

И Маша со всего маха воткнула нож в оконное стекло, которое, разбившись, со звоном опустилось ей на руки.

Она ещё не поняла, что произошло, а в комнату уже влетели мидовец с комитетчиком.

– Откуда вы тут? – не обращая внимания на крики упавшей на пол Маши, спросил я полковника, вытаскивая из-под кровати чемодан, в котором лежала аптечка первой помощи.

– Вернулся с пляжа. Вижу, она бежит к тебе. Решил посмотреть, что ей надо, – пояснил Кравцов, перематывая жгутом руку полной дуры. – А тут уже и товарищ Лебедев подошёл, – потуже перетянул руки и добавил: – Вроде нормально, – посмотрел на меня. – Надо за медиками сбегать.

– Конечно, – вздохнул я и убежал в дом, где жили врачи.

Через пятнадцать минут наш доктор, Кравцов, Рюмин и Маша уехали вместе с вызванной скорой помощью в больницу – будут спасать руку. Девушка не только умудрилась порезать вены битым стеклом, но и повредить сухожилия. Работы медикам предстояло много.

Посмотрев вслед машине, мысленно пожелал удачи и, обернувшись к народу, который вышел из своих жилищ, напомнил, что уже отбой, что пора спать, и что завтра нам предстоит работа.

Ко мне подошёл Лебедев, отвёл чуть в сторону в сторону и негромко произнёс:

– Что это сейчас было? Что ты ей сделал?

– Ни хрена я ей не делал. У неё явно крыша поехала. Вы ж видели, как всё было.

– Видел. Но из-за чего это было? Не просто же так она на тебя с ножом бросилась. О чём вы говорили?

– Да особо ни о чём. До этого она всё приставала, мол, люблю. Но я отвечал, как вы меня учили.

– В смысле?

– Ну, что мол, не до этого мне. Что, мол, я ещё молод. А она не отставала. Просто надоедала и всё, а вот сегодня устроила вот этот спектакль. – А с чего всё началось?

– Да ни с чего. Она словно бешеная прибежала. Размахивала листком и орала. Потом мне его дала почитать.

– Листком? Каким? Полученной радиограммой, в которой вырезка из газеты?

– Да. Откуда она его взяла?

– Я ей дал. Когда ехали обратно. Чтобы скоротать время, решил обрадовать твою однокурсницу хорошей новостью о тебе. И зачитал отрывок. Она так запереживала. Сказала, что очень рада за тебя и захотела сама передать тебе этот текст. Я был не против, – вздохнул Лебедев. – Кто ж знал, что так получится.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Удружили. Теперь ещё этот геморрой разгуливать надо.

– Что делать. Разрулим, – сосредоточился мидовец и уточнил: – Так значит, про нож не рассказываем и действуем, как посоветовал товарищ Кравцов?

– Конечно. Ему уж точно видней, – согласился я.

Товарищ Кравцов же ещё до приезда медиков объяснил нам всем, в том числе и Маше, как всё было на самом деле.

Маша пришла к режиссёру отрепетировать не получившийся фрагмент её роли. При показе миниатюры она не рассчитала расстояние и, случайно махнув рукой, разбила стекло. О наличии ножа и действий с этим столовым инструментом всем нам предлагалось крепко-накрепко забыть.

«Поверьте, мальчишки и девчонки, это в общих наших интересах», – сказал тот и, в общем-то, никто с ним спорить не стал.

Такого рода скандал был бы нам совсем ни к чему. Я уж не говорю, что после того, как правда стала бы известна, на карьере Маши можно было бы смело ставить крест. Да и не только на карьере, ведь попытка, пусть даже неосознанная, посягательства на жизнь и здоровье гражданина – это уже как минимум уголовная статья.

Одним словом, решили это забыть, но я поставил категорическое условие – чтобы больше эта девица мне на глаза никогда и ни при каких обстоятельствах не попадалась!

Все заинтересованные лица, включая ревущую девушку, подтвердили этот договор, и мы вызвали скорую.

– Что скажешь про статью? – перешёл к теме Лебедев и сразу же высказал своё мнение: – Мне кажется, товарищи всё правильно написали.

– Чего? Вы тоже туда же? Совсем что ль? – стал заводиться я.

– А что тебя не устроило?

– Да всё!

– А конкретней.

– В первую очередь – свадьба. Я никакого согласия на такую фигню не давал.

– Так там напрямую и не сказано, что ты жениться будешь. Просто высказано предположение. Неужели ты не понял, что статья – фикция, которая призвана успокоить иностранных коллег. И она их успокоит. Пусть не переживают и продолжают исполнять контракты.

– Ну а то, что из меня дурака сделали в детстве? Это вы тоже считаете нормальным?

– А как бы ещё можно было объяснить твой возраст? – пожал плечами мидовец. – Мне кажется, что такое придуманное объяснение было более чем удачным.

– Может и так, но мама расстроится, – констатировал очевидный факт прилежный сын.

– А вот чтобы мама не расстраивалась, мы сейчас с тобой пойдём к ней. Покажем статью и проведём беседу, объяснив необходимость таких шагов. Она у тебя женщина умная и понимает, на каком уровне сейчас работает её сын. Уверен она поймёт. И чтобы всё прошло, как ты говоришь, чикибамбини, нужно, чтобы ты помог маме всё разъяснить.

– Чикибамбони. – Машинально поправил я Лебедева. – А бабушка? Она-то о том, что её внуку восемнадцать лет и что он больной дистрофик, не знает, – прилежный внук.

– Не волнуйся. С ней уже наши товарищи провели беседу. Она всё поняла и будет действовать согласно общей легенде, – пояснил мидовец и, увидев, что я встревожился, добавил: – Саша, общавшиеся с ней сотрудники были крайне корректны, так что с твоей бабушкой всё в порядке – не переживай.

– Я надеюсь, что это так.

– Это так.

– Идём к маме? – повернулся я в сторону домиков.

– Да. Сейчас пойдём. Только ещё один вопрос решим, – кашлянул мидовец и из папки, которую держал в руках, достал ещё один листок с текстом.

Я устало вздохнул и спросил:

– А нож когда вы достанете?

– Тут обойдёмся без него, – крякнул мидовец и напомнил: – И хватит о ножах. Договорились же – забыли навсегда!

– Извиняюсь. Забыли, – подтвердил я, глядя как Лебедев, всматривается в листок, вероятно, пытаясь в темноте разобрать буквы. – Может, под фонарь отойдём?

– Да чего отходить, я и так помню. На, это тебе, – сказал он и передав мне бумагу. – В комнате у себя почитаешь.

– А что здесь?

– Это результаты конкурса.

– И… – поторопил я замявшегося собеседника.

– Крепись. Жюри конкурса режиссёров присудило твоему фильму четвёртое место, а это значит, что…

– … что павильона в новой строящейся киностудии мне не видать, как своих ушей, – закончил я за Лебедева, подняв голову к небу, медленно произнёс: – Офигеть можно. Хотел бы я увидеть те шедевры, что оказались лучше, чем мой фильм.

– Аналогично, – вздохнул Лебедев и тоже посмотрел на бескрайнее звёздное небо.

Глава 32

День одиннадцатый

В общем, не получилось мне уложиться в девять дней, как я планировал ранее.

Ну да ничего, снять сериал меньше, чем за две недели, тоже неплохой результат. Основная масса съёмок закончилась. Вчера вечером мы сняли взрыв люка бункера и эпичную сцену, как Катя отважно спускается внутрь.

Естественно, копать огромный колодец мы не стали, а пошли на хитрость. Один конец двадцатипятиметровой трубы большого диаметра положили на метровый бетонный блок. Таким образом, один конец стал выше другого. Приварили внутри трубы металлические дуги, сделав ступеньки. Установили под определённым углом камеру внизу. Актёров, что должны были стоять в кадре у входа в люк, частично подвесили на тросах. Под наклоном установили растительность. И отсняли якобы спуск внутрь бункера, что расположен на глубине.

Дальнейшие действия в самом бункере будут только во втором сезоне, и для проведения съёмок необходимо будет построить декорации в закрытом помещении. Они и будут являться внутренностями подземного убежища. Но то будет потом, а сейчас мне осталось снять только кадры с монстром, который в первом сезоне представляет из себя летающий столб дыма.

Для того чтобы в кадре клубы дыма действительно являлись клубами, решено было снимать это так:

Гелием были надуто три десятка детских воздушных шаров. Все они друг за другом были помещены в длинный чехол, сшитый из ткани. К самой ткани было пришито множество различных ленточек шириной пять и длиной десять-тридцать сантиметров. Таким образом, у нас получилась летающая волосатая «гусеница». К «носу» этого летающего монстра была привязана тонкая верёвка, за которую это его можно было передвигать.

Естественно, что сняв в кадре такой летающий объект и оставив его без изменений, мы моментально убили бы всю серьёзность киносаги, превратив её в фарс. Естественно, этого мы допустить не могли. Поэтому, как только «гусеница» была готова, начиналась магия кино.

На специально сделанные большие экраны, установленные прямо посреди джунглей, натянули специальную ткань. Установили инфракрасные лампы и на кинокамеру, способную снимать сразу две плёнки, стали снимать сцены «гусеницы» и актёров, облучая прожекторами фон.

(« Ну а далее весь процесс будет выглядеть так… В кинокамеру заряжается две плёнки. Одна из них обычная – негативная. После съёмок она будет перепечатана в позитив. Другая плёнка – чёрно-белая инфрахроматическая, то есть чувствительная к инфракрасному излучению. Далее идёт съёмка сцены. Съёмки производятся на обе плёнки сразу. Обычная плёнка фиксирует актёра на чёрном фоне. Эту плёнку до поры не трогают. Вторая же плёнка отправляется на проявку, в процессе которой заодно сильно увеличивают контраст. В результате получается отчётливая маска чёрного силуэта с прозрачным фоном, вместо чёрного экрана. Именно для этого и нужны облучающие его приборы. Дальше всё происходит по принципу двойной экспозиции. Первая (обычная плёнка) не проявлена и меняется местами со второй (с чёрной силуэтной маской), уступая ей место ближе к объективу. Таким образом, плёнка с маской становится щитом, прикрывающим вторую плёнку с обычной экспозицией. После этого происходит съёмка пейзажа. Затем убираем плёнку – «щит» (с чёрной силуэтной маской) и на выходе получаем джунгли плюс прозрачная «гусеница». После этого останется лишь превратить эту прозрачную фигуру в злой дым. Сделано это будет простым и сверхэффективным способом – второй плёнкой на этот раз будет служить снятый дым от покрышек, который мы подложим под отснятую плёнку с прозрачной фигурой. На выходе прозрачный силуэт «гусеницы» становится чёрным дымом, и мы несём плёнку в проявку».)

((с) Небольшой адаптированный фрагмент текста из «Регрессор в СССР. Куба далеко? Куба рядом!» Книга 10. Глава 17. /reader/156628/1552494 Прим. автора)

Убрали экраны и сняли общий фон. После этого подожгли пару покрышек и отсняли чёрный дым. Затем переместились на другую площадку и снова сняли сначала при включённых инфракрасных прожекторах, а затем без них.

В конечном итоге должно было получиться вот что.

На фоне джунглей парило прозрачное продолговатое нечто. Для того чтобы кадры выглядели более убедительно, после монтажа художники-аниматоры должны будут заретушировать верёвку и немного подкрасить контуры «гусеницы», чуть размыв границы силуэта.

В этом сериале я применил технологию, которую испытывал в Ботаническом саду в Москве, когда снимал «белочку» Севу среди растений. Именно там обкаталась технология, что будет применена при создании не только фильма про инопланетянина-убийцу, но и многосерийки про остров.

К вечеру всё было снято, и я объявил общий сбор.

– Товарищи, разрешите поздравить Вас с окончанием съёмок.

– Ура! – воскликнули люди, захлопав в ладоши.

Величайший режиссёр всех времён и народов выдержал небольшую паузу, давая коллективу насладится моментом и, почесав затылок, продолжил:

– Но работа с картиной на этом ещё не закончена. Она переходит на этап монтажа и переозвучки большей части сцен. Вообще, по плану сейчас нам нужно было бы начинать снимать новый фильм, а монтажом заняться позже, но так как мы опередили любые мыслимые сроки раз в пять, то, чтобы не терять время даром, будем монтировать и переозвучивать не дома, а здесь – то есть в студии, что находится на барже «Ласточка». А это значит, что как минимум на неделю мы переселяемся отсюда на пароход, где будем жить и работать, перемещаясь между пароходом и морской баржей на катере. И произойдёт это переселение завтра.

Раздалось расстроенное:

«У-у-у!!»

Оно собственно было и понятно, ведь никому не хотелось уезжать из Рая.

Я поднял руку и продолжил:

– Но уедут отсюда не все. Съёмочная группа и бригада строителей во главе с Яковом Евсеевичем Корнеевым останутся тут и займутся поиском необходимых видов пейзажа, согласованием найденных мест с администрацией города и оборудованием будущих съёмочных площадок.

На этот раз раздалось множество радостных голосов.

– Ура!

И это тоже было понятно, ибо Рай есть Рай и в нём пожить лишнюю недельку-другую хочется всем и каждому.

После этого отошёл чуть в сторону, тем самым уступая место спикера товарищу Лебедеву.

Тот, в общем, ничего нового не сказал. Так же как и я, поздравил, так же как и я, поблагодарил, а кроме того, напомнил о дисциплине и ответственности перед страной.

В завершении мидовец пожелал всем дальнейших успехов и сообщил, что завтра подъём не в семь, а в шесть. В семь будет завтрак, а в восемь за нами приедут автобусы.

– Ну что, Васин, тебя, значит, можно поздравить с промежуточным результатом, – по окончании собрания обратился ко мне Лебедев.

– Можно, – сказал я, в очередной раз за сегодня почесав волосы на голове.

– Ну, тогда поздравляю и хочу спросить: Чего ты чешешься-то? Голову не мыл?

– Мыл.

– Тогда чего? Вши, что ль, завелись?

– Нет у меня никаких вшей. Во всяком случае, медики педикулеза не обнаружили.

– Тогда что – аллергия?

– Если только на жару, – поморщился я и сообщил: – Вообще, если честно, меня волосы уже начали бесить. Пожалуй, пойду сейчас в город и постригусь.

– Постригись, – кивнул тот, но чуть подумав, добавил: – Э-э, погоди. Ты что, стричься собрался?

– А я о чём только что говорил?

– Э-э, ну да… Но, может, не надо?

– Это почему?

– Ты, наверное, знаешь, я к таким, как у тебя, причёскам отношусь скептически, но ведь ты не только режиссёр, но ещё и певец.

– И что?

– Так причёска это же твой товарный знак – это марка. Если ты пострижёшься, тебя никто узнавать не будет.

– Да я петь-то собственно больше и не собираюсь, – ответил я. – Так что по фигу.

– Как это? Вообще?

– Если про «по фигу», то вообще, а если про пение, то… надоело мне петь. Не хочу. Не нравится мне на сцене скакать. Так что с исполнением я завязываю. Во всяком случае – пока. Ну а если соберусь, то к тому времени волосы уже отрастут.

– Раз так, то стригись, наверное, только… – неуверенно произнёс собеседник.

– Только не говорите, что этот вопрос нужно решать с Москвой.

– Вообще-то, наверное, нужно. Ты фигура Союзного масштаба и решения по тебе уже давно принимаются на высшем уровне.

– Отрастут, – махнул я рукой, и собрался было пойти и обкорнаться прямо сейчас, пока Москва мне не запретила, но остановился, вспомнив о том, что не снял ещё клип, который собирался.

«Блин, а ведь там я должен быть не стриженный, а с причёской», – вздохнул я и, посмотрев на море, почесал себе шевелюру.

– Что, передумал? – увидев мои колебания, спросил мидовец.

– Нет. Просто отложил, – пояснил я и спросил: – А когда у вас связь с «Центром»?

– Завтра. А что ты хотел?

– Тексты песен им передать. Чтоб они отцензурировали.

– Пиши их сейчас. Завтра днём будет радиосвязь. Я их передам и, думаю, к вечеру мы получим ответ, – сказал Лебедев, а затем уточнил: – Текстов несколько?

– Да, – кивнул я. – Один для меня, два для американок. Тот, что для меня, уже цензуру прошёл. И именно для того клипа у вас в сейфе на корабле лежит килограммовая золотая цепь, полукилограммовый золотой браслет и три огромных перстня.

Да, чтобы получить этот реквизит мне пришлось пободаться. Ну ни в какую никто из больших начальников не хотел разрешать мне скупить полтора килограмма золота и сделать из них необходимый атрибут.

Чиновники всех министерств и ведомств категорически заявляли, что такого барства ни в каких советских клипах никогда не было и быть не может.

На это я говорил, что клип будет не советским.

А они отвечали, что им всё равно.

А уж когда посчитали стоимость золота, то вообще перестали со мной говорить, а лишь крутили пальцем у виска.

Я плюнул на них, сам посчитал стоимость. Оказалось, что сейчас стоимость золота 583-й пробы – 24 рубля 80 копеек за грамм. А золото 999-ой пробы – 42 рубля 88 копеек за грамм. Я не был мажором, поэтому посчитал, что 999 проба – это будет не только чрезмерно расточительным, но и крайне вызывающим. Негоже советскому комсомольцу козырять такими высокими пробами. А потому решил не выделяться из народа и купить два килограмма золота низшей – 583-ей пробы. После небольших подсчётов становилось очевидным, что для этого мне понадобится 49 600 рублей. Вполне возможно, что моя идея обойдётся дороже, ведь без помощи административного ресурса скупать золото мне предстоит в изделиях в магазинах. А это, скорее всего, лишние затраты.

«Ну да ничего – искусство требует жертв, – решил я. – Скуплю, найду ювелира, он сделает работу, а после съемок это золотишко можно будет и продать, ведь всем известно, что золото есть золото. А значит, обязательно найдётся тот, кто захочет его купить».

Но наши бюрократы, узнав о моём хитром плане, вновь устроили кипиш, заявив, что комсомолец и полтора килограмма золота – две вещи абсолютно несовместимые, диаметрально противоположные и вообще находящиеся на разных полюсах мироздания.

Я хотел было парировать эти слова, рассказав про комсомольцев девяностых, которые, с лёгкостью приватизировав предприятия, положили к себе в карманы не килограммы, а сотни тонн золота, но не успел, ибо, видя мои непоколебимые намерения, в конце концов мне вынесли приговор:

– Вывоз за границу драгоценных металлов в больших количествах гражданам страны категорически запрещён!

Удар был сильный. И хотя в самом клипе золотая атрибутика занимает немного времени, но, тем не менее, она является важным элементом, который запоминается зрителю. Пришлось идти на фальсификацию и, к радости бюрократов, отказаться от идеи золотой бижутерии. И, вспомнив пословицу: «Не всё то золото, что блестит», заменить золото на латунь.

И хотя латунь была тоже недешёвым металлом, но ни в какое сравнение с золотом в это время она не шла. Поэтому мне относительно легко удалось заказать и в конечном итоге получить суперкультовые вещи любого бандоса девяностых, при виде массивности которых многие бы из подобного контингента обзавидовались бы и обязательно упали бы в обморок.

Тем временем мидовец кивнул и сказал:

– Помню, что лежат твои побрякушки, только не помню, что за клип ты собрался снять.

– Это будет сюрпризом.

– Не уверен, что такие сюрпризы нам понравятся, – хмыкнул мидовец. – Что же касается несогласованных ещё текстов, то напиши нейтральные – без иносказаний и двойных смыслов, и никаких сложностей с цензурой не будет.

– Подумаю, – пообещал я.

На самом деле одной из американок я хотел предложить композицию, в которой текст был не совсем нейтральный и даже, можно сказать, совсем не нейтральный.

В том, что моя идея прокатит, я очень сомневался. Но уж больно хотелось мне эту песенку запустить в мир. А вдруг прокатит? Не так, так этак… А значит, надо было действовать. Ведь одно дело просто прочитать текст, а другое дело – слушать текст вместе с музыкой.

Поэтому я решил отправиться записывать песни уже сегодня.

Мобилизовав Юлю с Севой, затарилсь продуктами с кухни, и водитель Лебедева любезно согласился отвёзти нас в Гавану. По дороге в продуктовом магазине закупились необходимыми для творчества эликсирами, и уже через полтора часа оказались у себя – в звукозаписывающей студии.

На следующее утро в начале десятого автобусы с актёрами прибыли в столицу Кубы. Пока актёры размещались в своих каютах на лайнере «Михаил Калинин», я уже давно смонтировал первую серию сериала и занимался второй. Актёров первого плана на баржу привёз катер. Я провёл их в студию, которая была предназначена для дубляжа. Рассказал, как они будут работать, сняли пробный дубль и я, убедившись, что всё нормально, оставил их наедине с двумя звукорежиссёрами, а сам удалился в кабинет монтажа, где продолжил работать.

В двенадцать часов дня появились члены «тройки плюс».