Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

– А как же ещё, дорогие товарищи, интерпретировать его, так называемый, сценарий к фильму? Именно, что – самый настоящий подрыв! Вы же сейчас это художество смотрели вместе со мной. Быть может я чего-то не понял, но ответьте мне, уважаемые члены комиссии, на один вопрос: где в этом его будущем находится наша партия и правительство? Где министры? Где члены ЦК КПСС? Где наши прославленные военачальники – генералы и маршалы? Где все они? И почему нашими войсками руководит какой-то Женя Коноров? Кто это? Где наш всеми горячо любимый Генеральный секретарь ЦК КПСС? Что это за намёки такие?!

Глава 32

Через десять минут дебатов, на которых меня и мой сценарий опускали на дно всё глубже и глубже, я понял, что видимо не судьба, поэтому не отвечая больше на вопросы, стал собирать свои манатки, дабы побыстрее свалить из этого заповедника добра, чистоты и справедливости.

– Саша, ты куда? Мы ещё не закончили, – видя мои торопливые сборы, сказал замминистра.

– Это вы не закончили, а мы уже закончили, – зло произнёс неудачливый соискатель и, закинув в сумку проектор, быстрым шагом пошёл к двери.

– Васин, подожди. Оставь сценарий, – крикнул мне в след замминистра, а затем видя, что я не останавливаюсь крикнул ещё сильнее: – Кравцов, немедленно остановите его.

«Етить-колотить», – сказал я себе, услышав фамилию спецназовца экс-Малафеева и побежал.

Буквально вылетев в коридор, сразу же подбежал к окну и, запрыгнув на подоконник, собрался экстренно эвакуироваться, привычным для себя способом, пока мне не дали «люлей». Но, перед тем как открыть ставни и прыгать, посмотрел вниз и, вспомнив, что мы находимся на девятом этаже, возблагодарил Господа, что сейчас не лето и я бездумно не сиганул в открытую форточку. Однако рассусоливаться было некогда, преследователь уже «вышел на след», выбежав в коридор, поэтому я сделал сальто и рванул в сторону лестницы. Там на секунду обернулся и увидел бегущего за мной преследователя. Сходится с ним в рукопашной в мои планы не входило, поэтому, перепрыгивая через пять ступенек, я помчался вниз. Заметил, что, на крик Кравцова, снизу ему на помощь бегут какие-то люди в штатском, мелькающие в лестничных проёмах, поэтому свернул на третий этаж и побежал сломя голову сквозь него, абсолютно не понимая, а нафига я это делаю.

Мне картинки что ль жалко? Да нет, тем более, что у меня копии есть. Сценарий? Да и сценария у меня ещё три копии заныканы, ведь печатал я на машинке под копирку. Тогда быть может жалко проектор? Но дело в том, что как раз проектор им по всей видимости нафиг не нужен. Тогда зачем я убегаю? Инстинкт самосохранения? Не понятно… Впрочем непонятно и другое. Нафига им нужен мой сценарий, если они сами, всем скопом его категорически отвергли, о чём мне прямо и заявили, обгадив заодно его и меня с головой.

«Странная ситуация», – сказал я себе и, забежав в туалет, захлопнул за собой дверь, закрыв её на щеколду. Открыл окно и уже под звук ударов в дверь преследователя, выпрыгнул на улицу, благо этаж позволял это сделать, не разбившись наглушняк.

Всю дорогу до дома, ехав в пойманном мной такси, думал, на какой хрен я бежал и почему они так набросились с буквально зашкаливающей критикой на мой милый сценарий. Найти разумное объяснение, чтобы ответить на первый вопрос, можно было достаточно просто. Я обиделся вот и побежал, дабы сценарий не достался им.

А вот со вторым вопросом было непонятно. Неясности добавляло и то, что при презентации я отчётливо видел, что сценарий им нравится. Видел их лица после сеанса, и они были потрясены показом, так почему же они потом так истово придирались к каждой самой ничтожной мелочи? Неужели я ошибся, попытавшись замутить этот проект через Москву? Н-да… Наверняка, это, действительно, было ошибкой. Мне и дальше не следовало соваться в столицу. Достаточно было сориентировать Тейлора на какую-нибудь республику СССР и замутить фильм там, благо один раз у меня такое уже получилось. Ан нет же, захотелось снимать рядом с домом.

«Всё проклятущая лень моя, – корил себя пионер, глядя на проносящиеся за окном улицы. – Наметил себе «огород» – дом, деревня, Катя, Аня, и хотел пожить в таком комфорте. Вот теперь Саша и жни плоды своего лентяйства. Н-да… Значит, походу дела, с кино нужно завязывать, ибо другие фильмы я снимать не хочу, пока не возьму ту высокую планку, что перед собой поставил.

А так как музыка меня уже немного подз#@#@#, то возможно имеет смысл плюнуть на всё и заняться чем-нибудь другим. А может быть вообще послать всё к «такой-то матери», и изменить судьбу кардинально? Например заняться спортом? Физическая форма у меня великолепная так что в той области тоже может получиться полнейшее «чикибомбони». Сейчас 1977-й, а в 1980-м в Москве состоится всемирная Олимпиада. Н-да… Так, что, если прикинуть, у меня ещё много времени, дабы преуспеть в паре-тройке видов спорта и вознести нашу страну к неведомым высям, где льётся дождь из золотых медалей. Так может быть действительно сменить вектор движения, раз на пути стоят непреодолимые препятствия? Разумеется в это же время продолжать писать, надеясь, что может быть что-то из написанного опубликуют. Но в целом забить на бюрократию и быть индивидуалистом-спортсменом, благо, что помешать прыгать выше всех и бегать быстрее чем многие, мне не один до#@#@ запретить в спорте не сможет. Что ж, это стоит обдумать», – сказал себе я и, расплатившись с таксистом, и с лёгким сердцем пошёл домой.

Кинул на кресло сумку, повесил на вешалку верхнюю одежду, помыл руки и в этот момент зазвонил телефон.

Снял трубку и в неё тут же, вместе с треском, прорвался недовольный голос Мячикова.

– Васин, ты что себе позволяешь? Что за безобразные выходки?! Ты почему выпрыгиваешь с окон? Разбиться хочешь?! Хочешь, чтобы мать твоя плакала?! Тебя никто не отпускал! Почему ты ушёл?!

– А зачем мне там нужно было оставаться? Фильм Вам не понравился, вы его раскритиковали, а когда уже начали вписывать туда политику и дорогого Леонида Ильича, с которым, как Вы знаете, в ближайшее время я встречаюсь, – бездоказательно соврал я, – мне стало противно, и я решил сам себя с этого совещания удалить.

– Ты, Васин, брось демагогию разводить. Тебе говорили, не про кого-то конкретно, а о том, что по твоему сценарию всё наше руководство куда-то делось, – поучительным тоном пояснил замминистра и вновь перешёл на резкий и недовольный бас. – Но мы теперь из-за некоторых безответственных и чрезмерно обидчивых молодых людей не можем подправить этот момент потому, что ты не оставил сценарий, а как какой-то трус даже, не отстаивая свою точку зрения пустился наутёк.

– Ну вот, теперь меня ещё и Вы оскорбляете, – решил стебануть собеседника пионер.

– Никто тебя не оскорбляет. А здоровую критику у нас ещё никто не отменял. Так, что давай, собирайся, к тебе сейчас машина с водителем подъедет. Мы тебя ждём со сценарием и с твоими диафильмами.

– Но можно хотя бы… – стал говорить я, но был перебит.

– Нельзя, Саша! – категорически отрезали с того конца провода, даже не дослушав. – На нас сейчас, можно сказать, смотрит весь мир. Поэтому выброси своё лично «Я», свой индивидуализм и будь готов к конструктивному диалогу и цензуре некоторых чрезмерно жестоких сцен, в том числе и с животными. Понял меня? Всё. Ждём, – сказал тот и собрался было вешать трубку, но я его остановил.

– Иван Сергеевич, а как Вы смотрите на то, чтобы главную женскую роль отдать Екатерине Мячиковой?

– Гм, кому? Кате? Но почему ей? – несколько раз хмыкнув и кашлянув, негромко и крайне удивлённо спросил он.

– Ну так мы с ней работали уже. Она держится уверенно. Выполняет все поставленные требования. К тому же учится на актрису. Кому как не ей? Плюс, она фактурно подходит на эту роль. Я, когда писал сценарий специально подбирал диалоги исходя из того, как разговаривает она. В общем я уверен, что она справится с поставленной задачей, – пояснил малолетний режиссёр, на самом деле этим преследуя сразу несколько целей и одна из них та, что Катя, должна будет стать ретранслятором моих идей, которые ей вдолблю я, а она в свою очередь, в свободное от съёмок время, сумеет их вбить дома в голову своего любимого папочки.

– Хорошо, об этом мы поговорим, позже, когда актёрский состав будем обсуждать и утверждать. А сейчас собирайся, машина вот-вот к тебе подъедет, – ответила потенциальная будущая жертва внушения и повесила трубку.

****

– И куда же Вы, молодой человек, от нас убежали? – ехидно поинтересовался любитель кошек.

– Прошу пардону, товарищи. Неожиданно вспомнил про оставшийся на плите чайник, вот и пришлось сбегать, – пояснил пионер.

– Ну так, что дома? Всё нормально? – на этот раз спросил меня любитель собак.

– Естественно нормально. Это у меня старческий склероз разыгрался, – стебанул я сразу всех присутствующих и, улыбнувшись своей доброй белозубой улыбкой, предложил: – Что ж, приступим?

И мы приступили…

Да так приступили, что от моего сценария полетели перья в разные стороны, грозя оставить лишь синее застывшие в инее рожки да ножки.

Я бился как лев, но цензоры всё резали и резали и в конечном итоге, я стал сначала комнатным львом, а затем уже просто запуганным и забитым котёнком. Я говорил: нет, они говорили: да. Я запрещал, они настаивали. Я рычал, они рычали в ответ. Я блеял, но они были безжалостны и не прекращали рвать и метать! Приходилось терпеть и идти на попятную, однако было это до тех пор, пока их мерзкие лапы не потянулись к урезанию сцены с милиционерами. И в тот момент во мне вновь проснулись первородные инстинкты и сказал я: – РРРРррРРР!!!

– Не более пяти человек, – кричали цензоры.

– Но мне нужно хотя бы сто, – кричал в ответ я, маша перед их лицами сценарием.

– При этом расстреле мы можем пойти на уступки и выделить тебе пятнадцать жертв, которых отработает твой робот-убийца. Да и то, это максимальный запредельный и немыслимый порог жестокости в советском кинематографе, – утверждали они.

– Да, что вы говорите?!?! – манерно удивлялся я. – А как же фильмы про революцию и войну? В фильме «Чапаев», например, Анка-пулемётчица косит белых пачками. Получается ей можно, а роботу нельзя?

– Это другое, – отвечали цензоры, не переставая кромсать.

– Но этого мало! Сцена получится слишком мягкой и будет выглядеть неправдоподобно. Мне нужно хотя бы человек шестьдесят, – продолжал настаивать режиссёр.

– Какой ты, Васин, кровожадный, – говорили они и предлагали двадцать пять.

В конечном итоге сошлись на том, что при нападении «терма» на милицейское отделение там будет сорок милиционеров и не больше.

Такой подарок от них был отнюдь небольшим, если учесть тот факт, что они вырезали почти все именно для этого придуманные мной сцены. Когда же они собирались вырезать, что-то из оригинального сценария я соглашался на это и предлагал вместо предложенной к удалению сцены, вернуть уже ранее удалённую сцену нападение робота на морг или на стадион.

Цензоры крутили пальцем у виска и ненадолго отступали, после чего принимались вновь что-то выискивать и тут же пытаться это раскромсать.

Когда же мы добрались до тактико-технических характеристик киборга, полковник Кравцов, который, как мне стало понятно, испытывал тягу к техническим средствам, ибо работал в профильном управлении КГБ спросил:

– Так как твой робот вообще работает? Хоть и фантастика у тебя, но всё же должно быть какое-то техническое обоснование его функционирования.

Я хмыкнул и отобрав ручку у одного из любителей животных, который собирался ей что-то вычеркнуть, вздохнул и произнёс:

– Ввиду того, товарищи, что этот робот условно «наш», я имею ввиду, что этот фильм создаёт наша страна, то пущай у него будет система не на двоичном, а на троичном коде. Допустим, история возникновения разума будет такова: Первые системы были бинарные, и они были очень примитивные, а потому уступали во всём человеческому разуму, хоть и производили расчёты на порядок быстрее. Когда же машины добрались до разработок на территории бывшего СССР, были найдены программы на троичном коде и после нескольких лет работы с троичным кодом в режиме тестирования, главенствующие машины были обновлены на системы с этим самым троичным кодом. Вот тогда-то у них и появился псевдо-разум. Осознав, что они много быстрее и мощнее, машины стали теснить людей, загнав их под землю. Человечество было почти полностью уничтожено, но остались мелкие очаги сопротивления. В одном из таких очагов стал лидером Иван Коноров, который придал людям сил бороться.

– Гм, – произнёс Мячиков. – А до этого люди бороться не старались? Разве тебе мало примеров сопротивления людей агрессии? Это всегда было и наша история тому пример, – он на секунду задумался, а потом добавил: – Впрочем не только нашего, но и ещё некоторых других народов.

– Ну значит он научил их бороться так как они до этого не умели.

– А почему всё же троичная логика? Почему не принятая сейчас – двоичная? – поинтересовался Лебедев.

– Не нравится она мне, – произнёс я и, видя смешки собравшихся, пояснил: – Хотя у меня ещё мало данных, но уверен, что на бинарной логике настоящий ИИ не создать. Мне кажется, в будущем, когда у человечества появятся какие-нибудь квантовые компьютеры, разработчики вновь вернуться к троичной логике, которая, на мой взгляд, более вариативна, а посему лучше подходит для создания искусственного интеллекта.

– О#@#@#! – высказал общую мысль полковник Кравцов, закрыв от изумления рот.

В конце концов к одиннадцати часам вечера у нас оказался изрядно похудевший, но почти неизменённый, относительно оригинала, сценарий к фильму, который при других обстоятельствах в СССР 1977 года вряд ли вообще мог бы появиться на свет.

Глава 33

Несколькими часами ранее. Кабинет зам министра.

– Ух ёлки-палки, чуть-чуть не догнал. Пока дверь выламывал, он в окно сиганул и скрылся, – поглаживая своё левое плечо, сказал Кравцов и, видя удивление в глазах собравшихся, пояснил: – Только с третьего удара вылетела зараза. Толстое дерево и замок оказался хорошим.

– Товарищи, а я вот совсем не понимаю зачем вообще нужно было преследовать парнишку? – спросил псевдомидовец Лебедев.

– Что значит зачем? А если бы он этот сценарий уничтожил, чтобы мы тогда делали? – насупившись, сказал замминистра. – У нас же есть чёткое распоряжение по этому поводу.

– Ну так ведомство товарища Кравцова вело же аудиозапись нашей встречи, – пояснил он и обратившись к полковнику получил его подтверждение. – На бедующее же, нам, вероятно, нужно будет делать и видео-фиксацию происходящих докладов. Потом проще будет анализировать.

– Что ж, это хорошо, – согласился Мячиков и посмотрел на КГБэшника недовольно, – но почему Вы нас не предупредили о записи? Если бы мы это знали, то смогли бы избежать этого досадного инцидента.

– Не успел, – беззастенчиво соврал полковник, ибо он вообще никого не хотел предупреждать. Однако Лебедев, который стоял выше его по занимаемой должности и принимал главные решения по операции, решил открыть эту карту по каким-то своим причинам.

– Прошу Вас в следующий раз не забывать о таких серьёзных вещах, товарищ Кравцов, – сурово произнёс замминистра и, посмотрев на своего секретаря, отдал распоряжение: – Вызови водителя и пусть они вместе с товарищем Кравцовым едут на адрес Васина, – и обратившись к полковнику. – И как он появится сами мне позвоните, или пусть он позвонит.

– А если он вообще не появится? – спросил тот.

– Появится. Ему же вещи надо сложить, – сказал Мячиков, а потом, подумав, добавил: – Да и вообще он там живёт.

– Ну, а если…

– Никаких «если». Если не появится до вечера, то появится ночью. Сидите и ждите. Всё, езжайте, – приказал тот и, увидев идущего к двери полковника, остановил его: – Товарищ Кравцов, подождите, пожалуйста, минуту. Я вас сейчас спрошу кое о чём, присядьте пока на стул, – и переведя взгляд на комиссию. – Товарищи, я хочу Вам всем выразить своё недовольство! Ваши действия носили крайне деструктивный характер. Зачем Вы все так сильно напали на парня? Мы же договаривались перед этим совещанием совсем о другом. Мы договаривались, что каждый из вас в непринуждённой беседе будет, в закреплённое за ним пятиминутное время, которое должен был озвучивать мой секретарь, запоминать и записывать вопросы по этой части сценария, а затем в культурной форме, соблюдая очерёдность, задать докладчику каверзные вопросы, на которые он бы не смог найти ответ! А что устроили Вы в конечном итоге?

– Да у него на любой вопрос по десять ответов, – потирая ладони, сказал псевдомидовец Лебедев. – Скользкий, как угорь.

– Товарищ Лебедев, может он и скользкий, но, по-моему, и Вы и я получили чёткие указания сверху, что нам нужно в этой ситуации делать? Вы получали такие указания? Что Вам сказали – напугать режиссёра и завалить проект? Обвинить его в антисоветской деятельности за то, что робот напал на Москву? А за то, что он откусил кусок сердца у одного из гопстопников, его надо обвинить в античеловечености? Переборщили Вы! Увлеклись! Нужно было более аккуратно действовать, а не гиперболизировать дискуссию и не заводить обвинениями её в тупик! Уверен, вы именно такие инструкции получали, – он обвёл тяжёлым взглядом собравшихся и обратился к находившемуся у дверей Кравцову. – Какие вы получали указания от своего ведомства?

– Не вмешиваться и, если нужно, помочь, – ответил полковник.

– А вы вместо этого устроили настоящую травлю! – и он, глянув на представителя «Госконцерта», спросил: – Вот Вы, товарищ Минаев. Что Вы заладили со своей разрушенной Москвой?

– Ну а как же? Это же всё-таки древняя столица нашей… – стал оправдываться тот, но был прерван.

– И что, что столица? В Первую Отечественную её Наполеон захватил и сжёг. Ну и что из этого? Она сгорела тогда, почти дотла, а потом восстала как Феникс из пепла. В сценарии же вообще идёт речь о Третьей Мировой. Естественно, что при ядерном ужасе, который будет в той войне, уцелевших городов почти не останется. Тем более, если противнику, в виде этих роботов, никакие города вовсе не нужны. Согласны?

– Ну в общем – то да. Но я…

– Неважно что «я»… Важно, что всё это нагнетание обстановки и давление на парня началось именно с Ваших слов! Ясно?! Тогда теперь перейдём к кошководам и собакофилам, – он перевёл взгляд на рядом с ним сидящих деятелей культуры. – Что вы со своими животными пристали? Других проблем у нас нет?! Ведь абсолютно же очевидно, что нападение на цирк вставлено лишь для того, чтобы мы его вырезали. Как и многое другое. Кстати говоря, если вы не знали, то такой финт делают все наши режиссёры. Не знали? – и видя в отрицании мотающие головы. – Очень плохо, товарищи! Всё же кинематограф – это ваша стезя и вы должны бы интересоваться, что именно делают ваши режиссёры и сценаристы! Так, например, Леонид Гайдай в кинофильме «Бриллиантовая рука», в конце ленты якобы специально захотел вставить ядерный взрыв. Цензоры естественно вырезали этот фрагмент, зато сосредоточив всё внимание на гипотетической атомной бомбе не обратили внимание на другие, скажем прямо, сомнительные с точки зрения нравственности вещи в сценарии. Вы поняли, как вами крутят?

– У меня сложилось впечатление, что Васин, будь его воля, тоже бы ядерные взрывы в сценарий вписал. Просто он по своему малолетству не смог додуматься до этого, – зло произнёс мидовец, поправляя очки.

– Товарищ Лебедев. Вы ведёте себя крайне неконструктивно. Мне кажется, что у Вас сложилось какое-то предвзятое отношение к этому парню. На мой взгляд он сработал отлично. Его сценарий, несомненно после нашей с вами правки и доработки, станет очень неплох.

– Но всё же в нём много есть такого, что с душком и может трактоваться как сомнительное.

– Почти всё можно трактовать как сомнительное, если есть на это желание. Наша же задача всё это сомнительное убрать, оставив лишь качественную часть, – напомнил всем собравшимся Мячиков и обратился к другим членам большой комиссии: – Попрошу, товарищи, всех высказаться. Но вначале давайте выслушаем мнение товарища Кравцова и отпустим его по делу, – и обратившись к полковнику. – Что Вы нам можете сказать по этой теме?

– Моё мнение, такое же, как и у вас, товарищи. Сценарий бесспорно интересен, – по-военному коротко, ответил тот, но затем, чуть подумав, добавил: – А парень – гений.

– Спасибо, – сказал Мячиков и нелогично продолжил, – вы можете быть свободны и отправляться на задание, – а затем обратившись к другим собравшимся гражданам. – Прошу вас высказываться, товарищи.

Как и ожидалось рядовая часть деятелей культуры от продемонстрированного ранее зрелища были буквально поражены.

– Я в своей жизни многое видал. Но такого – никогда. Этот парень не просто гений, он великий гений. Так рассказать историю может далеко не каждый. Это уровень заслуженного деятеля культуры и профессора. По его лекции учебники нужно составлять, – произнёс один из лучших кинорежиссёров СССР, а потом хмыкнул и, постучав пальцами по столу, добавил: – Хотел бы я знать, где он всему этому научился и кто те кто его учил. Я бы сам не отказался у такого высокого профессионала взять десяток уроков.

– Ваша мечта может легко осуществится. Учителем Васина является режиссёр Хачикян. Не слышали о таком? Напрасно. Говорят, отличный режиссёр. Это он Васина обучал. Сейчас он во ВГИК преподаёт – иногда лекции читает, – сказал Лебедев. – Он, по-моему, сейчас в Москве.

Народ удивился неизвестной фамилии, вероятно величайшего режиссёра современности, и продолжил делиться своими впечатлениями от беспрецедентной демонстрации.

Замминистра же, одним ухом выслушивая хвалебные отзывы о сценарии, к другому уху прижал трубку и позвонив секретарю приказал тому начать дозваниваться до молодого сценариста. В скором времени с ним удалось связаться. Переговорив по телефону с подростком Мячиков обратился к комиссии, категорически потребовав от её членов, чтобы при следующем появлении Васина, они вели себя менее агрессивно и более конструктивно.

Прения продолжились.

Через пять минут секретарь доложил, что ожидаемо прибыл человек из Министерства финансов и ожидает в приёмной. Иван Сергеевич дал распоряжение пропустить и вскоре дверь кабинета распахнулась и в неё вошёл высокий брюнет средних лет.

– Извините, товарищи, – произнёс он и, удивлённо посмотрев на большое количество собравшихся, представился: – Я из Минфина. Вам по поводу меня должны были звонить.

– Да, да, – сказал замминистра и обратился к членам комиссии: – Товарищи, объявляю пятнадцатиминутный перерыв. Всех жду через четверть часа. В кабинете прошу остаться товарищей Лебедева, Минаева и товарища из Минфина.

Присутствующие деятели культуры сразу же прекратили свои разговоры и стали вставать со своих мест.

После того как дверь за последним рядовым членом большой комиссии закрылась, Мячиков обратился к товарищу из Минфина.

– Итак, какое у вас дело, товарищ…

– Ладов, – представился вновь прибывший.

– Хорошо. Давайте тогда сразу к делу. Мне сказали, что Вы нам привезёте новые рекомендации относительно договорённости с американцем. Прошу Вас озвучите их, но напоминаю, что прошлый контракт мы уже подписали, и если вы хотите изменить его, то я боюсь, что может произойти международный скандал. В это дело напрямую вмешен посол.

– Нет, товарищи. С американскими партнёрами, на данном этапе, нас контракт полностью устраивает.

– Тогда, что же взволновало министерство финансов? – не понял хозяин кабинета.

– Нас взволновал процент, который Вы пообещали своему режиссёру. Мне поручено уменьшить этот процент с прошлых и последующих сделок по договору.

– Но вы же сами одобрили договор?! Ваше же министерство само оформляло бумаги и именно ваши подписи стоят под ними!

– Ещё раз поясню, – улыбнулся Ладов. – Мы говорим не о контакте с продюсером. Мы говорим о тех восьми процентах, которые вы так опрометчиво пообещали вашему протеже – некоему Васину. А тем временем выяснилось, что он не состоит ни в каких творческих союзах и объединениях. Насколько мы поняли, он просто вчерашний школьник?! – и, обведя застывшие лица взглядом, спросил: – И как же, товарищи, так получилось, что вы шестнадцатилетнему, зелёному юнцу решили дать такие огромные деньги? Хочу отметить, что моё руководство желает знать детали этой договорённости и по результату проверки нам, возможно, к этому делу, придётся привлечь ОБХСС.

– Какие огромные деньги мы отдали? – растерянно спросил Мячиков.

– Как это какие? – демонстративно удивился минфиновец и, достав папку из портфеля, сказал: – Те самые. Сколько вы там ему пообещали? Восемь процентов?

– Не мы, а мы все вместе, в том числе и ваша организация, – встрял в разговор Лебедев, почувствовав в какую сторону может подуть ветер.

– Да, мы тоже согласились с вашим представлением, – не стал отрицать Ладов, – но, товарищи, мы же не знали тогда о каких суммах идёт речь!

– А мы откуда знали? Мы тоже не знали! – расслабляя галстук, громко произнёс Мячиков, который тоже понял, что сейчас озвучит пришлый.

И он не ошибся.

– Ну так давайте, товарищи, вместе с вами посчитаем сколько мы с вами и весь наш советский народ должны будем на днях заплатить вашему Васину, за то, что он попел одну неделю, – он открыл папку и ехидно спросил: – Считать я надеюсь все умеют? Ну тогда давайте посчитаем вместе. Даже если не исходить из того, что переведённая на наш счёт валюта не является окончательной суммой по контракту, просто посчитаем процент, что наше государство должно отдать в частные руки нашего же гражданина. Чтобы всем было проще и понятней давайте посчитаем просто, без всяких формул. Итак, американский продюсер перевёл сумму в пять миллионов долларов. Десять процентов от этой суммы будет пятьсот тысяч, следовательно, один процент будет равен пятидесяти тысячам. Сколько мы должны Васину? Восемь процентов? Ну тогда мы восемь умножаем на пятьдесят тысяч и получаем ответ. Получается, товарищи, вашими усилиями мы юноше за неделю работы должны выплатить четыреста тысяч инвалютных рублей. Поздравляю вас, вы…

Он ещё что-то хотел сказать, но тут не выдержал Лебедев и гаркнул: – Отставить! А ну встать! – и глядя на вскочившего минфиновца. – Что Вы тут кривляетесь перед нами?! Мы вам кто? Непослушные дети?! Много на себя берёте! Возьмите себя в руки и говорите по существу, – и чуть смягчившись: – Сядьте. Теперь говорите чётко, громко и только по делу. Выводы будем делать потом. До какого процента Минфин хочет урезать гонорар автора?

– Процента? – эхом растерянно повторил за мидовцем представитель министерства финансов СССР, а потом, несколько нервно, полистал папку и, найдя нужный документ, сконфуженно произнёс: – Да нет. Мы думаем, что даже процент – это много. Наше предложение заключается в том, что…