Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 170 (всего у книги 272 страниц)

– Сообщили уже, – поморщился я, посмотрев на пустой гранёный стакан, что стоял на полке. – Наверное петь всё же придётся.

– Да ты не волнуйся, – поняв мой скепсис, сказал Антон. – Там же не в живую петь нужно будет, а под фонограмму. Так что просто пооткрываешь рот и всё.

– Не прав ты, Антон. В живую петь нужно будет.

– Почему? С чего ты взял?

– А с того, что ты же сам сказал, что будет прямая трансляция. Петь под фанеру в прямом эфире – это палево не только на страну, но и на весь мир. Наши не пойдут на это, ибо прекрасно понимают, что 90 % исполнителей нормально отыграть свою роль на сцене не смогут и обязательно выкупятся.

– Но ведь конкурсы в прошлые годы… Они ведь тоже показывались по телевидению. И ничего. Никто не жаловался, – начал было собеседник, но я его прервал.

– Все они были сняты, а затем смонтированы. Были взяты лучшие и самые удачные моменты с множества камер, что стояли в зале. А все неудачные моменты с ракурсом, где исполнитель не попадает губами в слова, разумеется, в эфир не попали. Тут же речь идёт о прямой трансляции, а значит никакого монтажа проводится не может. Операторы будут просто снимать всё, что происходит на сцене, а режиссёр будет переключать камеры, чтобы сделать трансляцию более живой. Естественно, что, если исполнители будут петь «мимо», всё это будет хорошо видно. А «мимо» петь будут многие, ибо наши певцы и певицы пока ещё под фанеру петь не научились. Им ещё предстоит это сделать в будущем.

– Ну ты, старик, прям меня обломал. Я думал выйдем, по улыбаемся, по открываем рты и всё. А тут, оказывается, целое выступление намечается, – расстроился Антон.

– Ну насчёт «целого» ты загнул. Вам сколько песен нужно будет сыграть?

– Три. Одну пою я, другую Юля и третью Катя.

– Ну и что ты тогда так расстроился? Чего там петь-то? Особенно по сравнению с тем, что мы напели за кордоном, – подбодрил лидера группы я.

– Так ты поедешь на репу?

– Не. Не могу. Мне в МГК надо съездить. Вчера позвонили пригласили на сегодня. Уже выезжать надо.

– Ну давай, Сева за тобой заедет. Съездите по делам твоим, а потом приедете на студию.

– Сева?

– Да. Он как раз сейчас тебе будет звонить – мы так с ним договорились. Сначала я тебе наберу, потом он. – Пояснил лидер группы и ещё раз предложил: – Приезжай. Обговорим будущее выступление. Подскажешь нам что-нибудь. Ребят поддержишь. Да и сам порепетируешь…

– Антон, я, наверное, с вокалом завязываю. Сам знаешь, как тяжело мне это даётся…

– А «Песня»…

– Да хрен с ней… В смысле с конкурсом этим. Как-нибудь без меня обойдутся.

– Да ты что?! Кипишь же будет!

– Да и пофигу. Кипишем больше, кипишем меньше. А с исполнением музыки мне пора завязывать.

– А репертуар?

– Для «Импульса» хватит на сто лет. Вот вы и пойте. А я всё – пасс! Скажу голос сорвал и петь больше не могу. У меня и так в голове кавардак с голосами с АТ, а ещё и провалы в памяти с глюками начались. Короче – хорош!

– Ну это конечно правильно – раз так. Здоровье оно важнее, – согласился со мной Антон. Мы помолчали, а потом он аккуратно вернулся к теме разговора. – Ну так на репу-то всё равно приезжай. Петь-то тебя никто не заставляет. А наш репертуар прослушаешь. Может чего посоветуешь…

– Ладно. Ок. Съезжу на пару часиков, – решил поддержать своих детишек папочка. – Ты моему водителю не звони, я ему сейчас сам позвоню. Мы съездим в МГК, а потом только на базу. Так что мы опоздаем. Нас не ждите. Репетируйте. Всё пока.

– Давай, – сказал лидер ВИА и повесил трубку.

Я же набрал своему закадычному другу Савелию, скрывающемуся под псевдонимом Сева.

Глава 15

МГК – Московский городской комитет.

Доехали за полчаса, ибо пробок не было. Попросил Севу с Юлей обождать, а сам пошёл в здание. Пропуск на меня был заказан, поэтому раздевшись сразу двинулся на нужный этаж.

Зайдя в кабинет, где меня уже ждали, после обмена парой дежурных фраз, перешли сразу к делу.

– В общем, мы тут с товарищами переговорили и пришли к выводу, что снимать этот небольшой фильм лучше нам не на «Мосфильм», а на Киностудии имени Горького, – поставил меня в курс текущих дел второй секретарь московского горкома.

– Гм, неожиданно, – удивился я и поинтересовался: – А почему именно там?

– Потому, Саша, что «Мосфильм» – это большая Киностудия. Они очень загружены, а сейчас и так много фильмов снимают. Так что отвлекать их от работы, мы не будем. Нам проще снять на студии имени Горького. Или для тебя есть принципиальная разница?

– Нет, конечно. На «Горького», так «Горького», – решил я, что от добра, добра не ищут, подумав, что, вероятно, у МГК на этой киностудии больше завязок и влияния. А может быть, действительно, не хотят по мелочи напрягать серьёзный аппарат союзного значения. Ну, собственно, мне было всё равно.

– Значит договорились, – удовлетворённо кивнул собеседник.

– А мы сможем взять из «Мосфильм» для проведения съёмок пару-тройку человек, которые уже работали со мной?

– Что за люди?

– Оператор, оператор-постановщик, звукорежиссёр и монтажёр. Они мне помогали видеоклипы снимать. Просто мы с ними сработались и мне будет проще сделать проект с проверенными людьми, нежели, чем с новой командой.

– Ясно. Не думаю, что будет какая-то проблема попросить их командировать к нам на недельку. Ведь семи дней для съёмок будет достаточно? Или нужно больше времени?

– Да нет, что Вы. Мы управимся гораздо раньше. Если с костюмами и аппаратурой всё будет нормально и в срок, то мой план таков: день снимаем, на следующий день полдня монтируем и к вечеру уже всё будет готово.

– Вот как? Это прекрасно, – одобрил Хмельков. – И знаешь, что?.. Чтоб вообще никаких проволочек не было, я закреплю за тобой нашего человека. Это Горячев Дмитрий Сергеевич, ты с ним знаком. Это он тебя в аэропорту встречал. Человек он ответственный, так что всё, что тебе будет нужно, сделает.

Я это решение мог только приветствовать, а посему не возражал и предложил ещё раз перепроверить список реквизита, количество актёров и время проведение съёмок.

– Нам, Вячеслав Михайлович, для успешной реализации проекта необходимо вот что: актёров 50 человек, 25 из них должны быть одеты в военную форму солдат и офицеров. Остальные двадцать пять – гражданские: старики, женщины и дети. На всех на них должна быть одежда середины 40-х годов. Джинсы и болоньи куртки категорически запрещены. Всё должно быть аутентично! Далее… На час часть Белорусского вокзала нужно будет перекрыть милицией. Как там снимем, сразу же оцепление снимаем и перекрываем дальний перрон. Снимаем там. После этого проводим съёмку в сталинской коммунальной квартире, а точнее на неотремонтированной кухне этой коммуналки. Если таковая не найдётся, придётся разгромить отремонтированную, преобразив её в неустроенную кухню 40-х.

– Не надо ничего громить. Подходящая квартира без ремонта уже найдена в Останкино. Это товарища Мясоедова нужно поблагодарить. Это его район.

– Отлично, – кивнул я, не совсем поняв стебается ли собеседник или нет, ведь неотремонтированная квартира – это скорее трагедия и, на мой взгляд, тут хвалиться нечем, а уж выпячивать это всё на белый свет… Однако, судя по всему, визави не прикалывался и, кашлянув, продолжил.

– И так, теперь по актёрскому составу.

Роли:

Маленькая девочка (главная роль) – отведена, вашей внучке.

Добрую соседку будет играть ваша дочь.

…Осталось найти две кандидатуры. Первая – условно злая соседка бальзаковского возраста и вторая – солдат, который сидит на платформе.

– Ты уже нашёл кто их сыграет?

– Да там играть-то нечего. Любой справится. Но некоторые кандидатуры у меня есть, – ответил великий режиссёр, ничуть не соврав.

Роль одинокого солдата я собирался предложить Севе – молодой, безусый с простецким лицом – в общем то, что надо. Единственное, что не соответствует нужному образу так это очки. Но ничего – это поправимо. Снимем их и все дела… А на роль злой соседки я решил взять заведующую нашего ДК ЗИЛ. На мой взгляд, тётя в высшей мере колоритная, и сможет сыграть даже безо всякого вживания свою роль и наложении грима, ибо по фактуре и характеру она точь-в-точь, как актриса в оригинале.

Заметив, что собеседник чуть замялся, мгновенно уловил его настрой и аккуратно поинтересовался:

– Вячеслав Михайлович, а, может быть, Вы хотите пригласить на эти роли кого-то другого? Я, собственно, не против, ибо я ещё эти роли претендентам не предлагал.

– Да, Саша, признаться, у меня есть кандидаты. И тут ты должен меня понять, – доверительно произнёс он. – Я тоже загорелся твоей идеей снять фильм на Кубе, поэтому нам необходимо не только хорошо снять эту небольшую короткометражку, но и привлечь на нашу сторону нужных людей.

– То есть предложить роли их родственникам?

– Именно так, – указал на меня пальцем Хмельков. – Ты всё правильно понял. Ведь ты же говорил, что роли не сложные и что их может сыграть любой?! Так пусть же их сыграют нужные нам люди, а точнее их родня. Поверь, это большие люди, и они умеют быть благодарными. Если они решаться встать на нашу сторону, то, считай, съёмки на Кубе у нас в кармане.

– Э-э, – чуть опешил я, но в связи с тем, что мой компаньон был в общем-то прав – большие люди на нашей стороне – это хорошо, то возражать я и не собирался. К тому же исходя из того, что роли не сложные и каждый актёр скажет максимум по десять слов, решил согласится со вторым секретарём московского горкома и произнёс: – Но образ актёра должен в точности совпадать с той ролью что им отведана: солдат – худой и симпатичный, тётка – злая и слегка нагловатая.

– Именно таких я и хотел предложить, основываясь на твоих записях. Ты же мне сценарий оставлял? Оставлял. Так вот я его вчера весь вечер вдоль и поперёк перечитал несколько раз. И ты не поверишь, у меня всё это прям пред глазами встало. Тётку эту – злую соседку, без проблем сможет сыграть жена секретаря Ленинградского обкома товарища Зорькина. Поверь, это очень хороший и полезный человек. Ну а солдата, очевидно, сыграет двоюродный племянник второго секретаря Свердловского горкома товарища Иншина.

– А вы уже с ними побеседовали?

– Нет, но думаю они согласятся, когда узнают, что их будет снимать тот самый режиссёр, который снял фильм про робота-убийцу, что смотрит весь мир.

– Ух. Ну ладно. Давайте попробуем, – не стал противиться предложению я.

– Вот и хорошо. Значит теперь мы всё решили. Начало съёмок 28 декабря. Это будет среда. Кстати, вот тебе адрес и номер телефона, – вырвал лист из рабочей тетради. – Это замдиректора киностудии имени Горького. Он в курсе всего и будет помогать по технической части. Если что, то обращайся к нему.

– А разрешение на проведение съёмок получено? – на всякий случай поинтересовался я.

– Да. Это всё будет у моего помощника Горячева. Так что об этом не думай.

– А разрешение на съёмки в ботаническом саду? – задал я волнующий меня вопрос. – Помните, мы говорили, что для «Хищника» будет неплохо, если мы снимем небольшую сценку среди тропических растений и в дальнейшем продемонстрируем её принимающей решение комиссии. Чтобы им было легче понять, насколько хороший фильм мы будем снимать на Кубе.

– Да, это разрешение тоже получено, только, – он поднял палец вверх, – ни в коем случае не ломать и не рубить деревья и растения в этом павильоне! Тамошний директор слёзно умолял этого не делать, особенно когда узнал, что снимать там будешь ты, – произнёс хозяин кабинета, указав на меня указательным пальцем, и хохотнул. – Наверное вспомнил сцены из твоего фильма, где робот всё крушит и взрывает.

– Наверно, – согласился я, кивнув, и задал очередной интересующий меня вопрос: – Так, значит, я могу прямо сейчас отправится на киностудию и посмотреть аппаратуру?

– Можешь. Только Горячева с собой возьми. Я его сейчас вызову и дам ему инструкции. Теперь курировать тебя будет он, – сказал Хмельков, а затем посерьёзнел и, поджав губы, спросил: – Саша, насколько мне известно у тебя завтра комсомольское собрание?

– Да, – не показал удивления я.

– Мы знаем, что будет обсуждаться твоё необычное выступление в Германии. И не только. Многим не нравится, что ты, даже ещё не получив никаких званий и наград, так быстро пошёл в гору. Более того, у тебя же профессионального образования нет: ни режиссёрского, ни музыкального. Тем не менее, ты многих за пояс заткнул. И это, разумеется, их, откровенно говоря, выводит из себя. Завтра тебе будут припоминать всё. Ты это понимаешь? Сумеешь отбиться? Тебе есть что сказать своим товарищам?

– Не волнуйтесь Вячеслав Михайлович, мне всегда есть что сказать, – улыбнулся я.

– Это хорошо, что у тебя такой настрой. Но если что… Сразу же мне звони. Телефон мой у тебя есть. Позвонишь, мы подъедем и попробуем тебе помочь – уладим проблему, если она станет серьёзной. А она, скорее всего, таковой обязательно станет!

Я напрягся от таких деморализующих слов.

– В первую очередь я говорю о том, что тебя, Саша, возможно, завтра захотят из комсомола исключить, – произнёс второй секретарь.

– Ах, Вы об этом?! Об этом можете не волноваться. Я Вас уверяю, исключить они меня из рядов ВЛКСМ никогда не смогут, – облегчённо выдохнул пионер и улыбнулся, своей милой белозубой улыбкой, товарищу Хмелькову, который от моего махрового по****** откровенно обалдел.

Глава 16

Из здания МГК вышел в сопровождении Горячева и его коллеги.

– Товарищи, знакомьтесь, это Савелий, а эта девушка всемирно известная певица Юлия, – представил я своих коллег и обратился к Горячеву: – Вы на машине или Вам такси поймать? А то тесно будет впятером ехать.

– Нет. У нас свой транспорт, – поздоровавшись с ребятами, произнёс наш куратор, кивнув в сторону стоящего неподалёку автомобиля «Волга», серого цвета. – Вы за нами поедите или вам адрес сказать?

– Саша, а мы куда едем? На репетицию? – удивился Сева.

– Нет. Сначала на киностудию имени Горького заедем. Там посмотрим аппаратуру, переговорим с ответственными товарищами, а уже потом на базу. Ок?

Никто не возражал, поэтому мы, записав адрес, поехали за машиной мгкашников.

Дорога хоть и была заснежена, но к счастью обошлось без происшествий, а в компании болтающей без умолку красавицы, путь пролетел очень быстро.

На киностудии нас уже ждали. Я переговорил с прикреплённым к нам режиссёром и справился о работоспособности аппаратуры на морозе. «Всё будет работать как надо». Поинтересовался про реквизит. «Сейчас подбираем. Трое помощников художника по костюмам над этим работают. Разбираются и сортируют. Каких комплектов не хватит, завтра с других киностудий подвезём». А также спросил про актёрский состав массовки: «Список тех, кто нужен уже составлен. Завтра-послезавтра всех обзвоним. Ничего сложного тут нет. Так что на этот счёт беспокоиться не нужно».

– Отлично! – резюмировал я и вновь поинтересовался: – А у вас в реквизитном павильоне случайно нет какого-нибудь костюма зверя.

– Зверя? – переспросил режиссёр.

– Ну да. Зверя. Подобные костюмы надевают актёры на Новогодние праздники для детей.

Ответственный работник задумался, почесал залысину и, поправив очки, сказал:

– Гм, я думаю, что-то подобрать можно. Но разрешите поинтересоваться: зачем такой костюм в фильме о войне?

– Это не для военного кино. Это для других съёмок, которые мы будем проводить завтра с утра в Ботаническом саду. Вот список аппаратуры, которая для этого нужна.

Режиссёр взял его, прочитал, а потом, глянув на меня, удивлённо произнёс:

– Ну чёрный фон для экрана у нас есть, а вот инфракрасных приборов нет.

– Это вычеркните. Это с «Мосфильма» завтра прямо на съёмочную площадку привезут, – сказал Горячев и протянул режиссёру ручку.

Обговорив ещё некоторые детали, пошли на склад. Там, переговорив с кладовщиком, сумели-таки нарыть три костюма. Костюм слона нам не подошёл в виду его большой головы, костюм жирафа из-за длинной шеи тоже нам оказался без надобности, а вот костюм белки-переростка пришёлся как нельзя кстати.

– Это то что надо, – резюмировал мальчик, любивший животных. – Только хвост нужно оторвать – в смысле отцепить, а так для демонстрационного фрагмента этот облезлый «хищник» вполне сгодиться.

– Ну белки не совсем хищники, – произнёс всесторонне развитый режиссёр и, недоговорив, отвлёкся на подошедшую женщину, которая поинтересовалась нужно ли комплектовать зимней одеждой все комплекты, которые будут использоваться в короткометражке про войну.

Режиссёр вопросительно посмотрел на меня.

– Да, нет. Достаточно, наверное, будет десяти шинелей и пяти пальто. В них будут на заднем фоне ходить по платформе бойцы и некоторые встречающие, а наш герой в это время будет сидеть на лавочке и…

…и тут у меня моментально закружилась голова. Да так, что я аж присел, чтобы не упасть плашмя.

– Александр, что с тобой? – подхватив меня подмышку, удивился Горячев.

– Ой, Сашенька, что случилась? – тут же подбежала рыжуха в сопровождении Севы.

– Товарищи, всё нормально – переходный возраст. Голова просто кружится. Помогите мне, пожалуйста, куда-нибудь сесть. И попрошу чуть тишины…

– Конечно-конечно, вот здесь есть лавочка и кресла стоят, – засуетился режиссёр и меня, слегка поддерживая под руки, провели и усадили у большой капитальной стены. Судя по тому, что сидеть было мягко посадили на кресло, а не на лавку. Однако это не радовало. Как, впрочем, и всё остальное. Вот так в жизни, как правило, и бывает. Минуту назад я был счастлив, мир лежал у моих ног, я был, что называется, на коне, а вот теперь в полуобмороке сижу и ох**** от своей глупости. Тучи сгустились, и окружающая действительность вообще перестала радовать одного из многих мало адекватных жителей планеты.

И добил меня только что один небольшой фактор – погода. Точнее сказать – сезон года. В тот миг, когда я стал размышлять о шинелях, шубах и полушубках в чём, как правило, люди ходят зимой, меня словно обухом по голове огрело, а всё тело покрылось испариной.

«Какие нафиг шинели и шубы могут быть в мае-июне в Москве? Да и вообще, снег же кругом лежит! Как всё это может вписаться во временные рамки, заложенные в сценарии?!»

Да, тут я в своём сумасшествии переплюнул сам себя. Дело в том, что по сценарию дело происходит летом. Маленькая девочка в сарафанчике прибегает на вокзал встречать своего папу, который должен приехать с войны. Во круг же ребёнка идёт праздник. Солдаты и офицеры возвращаются. Их встречают семьи. Они обнимаются и празднуют Победу! Но Победу счастливые люди празднуют ту, которая произошла 9 мая 1945 года!!!!

А у меня снег… и шинели…

Вопрос: у меня вообще с головой как? Всё в порядке? Может быть лучше всё же к доктору? Может прилечь в больничку к частично ухайдаканным мной замам по культуре? Вдруг вылечат и я стану полноценным членом общества? Что на меня нашло, когда я решил предложить снимать фильм, который, по факту, зимой снять никак не получится? Что было в моей многострадальной голове?

Нужно было срочно исправлять ситуацию. Причём не просто ситуацию, а именно, что, безвыходную ситуацию! Абсолютно беспросветную, ибо такое количества снега, что намело к концу декабря не растопить никакими способами, кроме поливания напалмом. Идея конечно вполне перспективная, но я всё же сомневался, что власти города, да и страны в целом, мне разрешат палить напалм в центре Москвы средь бела дня.

«Тогда что же нам с тобой, Вася, делать? – сокрушался я, обхватив голову руками. Посидел так пару минут, взял волю в кулак и приказал себе собраться: «Соберись, тряпка!» А затем решил мыслить логически: – Итак… Съёмки отменить нельзя? Нельзя. Снег растопить нельзя? Нельзя. Тогда что? Тогда нужно чуть изменить сценарий! Как? Да очень просто, необходимо перенести место съёмки с открытого вокзала в закрытый. Но куда? Закрытых вокзалов для поездов в СССР этого времени попросту нет. Ну, тогда остаётся два варианта. Либо аэровокзал, то бишь – аэропорт, либо метро. – Обрадовавшись идеи, стал добивать я рабочую мысль: – Аэропорт – это слишком нереально для возвращения основной массы демобилизованных, а вот метро… а вот метро – это да…»

– Товарищ Горячев. У меня к вам очень серьёзное дело! Съёмки у нас назначены на девять утра 26 декабря в среду на Белорусском вокзале. Так?

– Да. Всё уже согласованно и нужные разрешения получены, – подтвердил тот.

– Так вот, место съёмок переносится с вокзала в метро на станцию «Комсомольская». Именно там и произойдёт встреча девочки и солдата. Что же касается съёмок на платформе, то мы используем архивные документальные кадры и вставим их в картину. Других вариантов просто нет. Поэтому съёмки начинаем двадцать шестого ночью, когда метрополитен закрыт, чтобы не мешать пассажиропотоку. Метро открывается в 5:30, у нас будет плюс-минус три часа. Успеем. Прошу вас срочно заняться получением необходимых разрешений. Товарищу Хмелькову я позвоню сам и всё объясню, – огорошил я куратора и, повернувшись к режиссёру, достал из внутреннего кармана пальто листок. – А Вас я жду завтра в восемь утра вместе с аппаратурой и реквизитом в виде белочки, автомата и описанной тут одежды по указанному там адресу. Вопросы товарищи ещё есть и всё всем ясно и понятно?

– Ну что теперь на студию? – спросила Юля, когда мы вышли на улицу.

– Погодите, ребята. Дайте отдышаться. Я сейчас чуть такой глобальный косяк не упорол, что вообще пипец… – тяжело выдохнул я и, подойдя к сугробу, порылся там, поискав снег почище, и, взяв в ладонь, вытер горящее лицо.

– А что там за проблема-то могла возникнуть? Может быть мы можем чем-нибудь помочь? – участливо спросил Сева.

– Да нет. Всё уже нормально. Я вовремя опомнился и исправил. А так вообще песец что могло бы получится, – вновь набрал я в руки снега.

А получится действительно мог «песец», ну или, как минимум, глобальный алогичный сюрреализм.

Сидит значит солдат, на лавочке. Один-одинёшеник. Демобилизовали его с фронта. А значит это конец весны – начало лета 1945 года. А вокруг все ходят в тулупах и идёт снег. Жесть… как же я так лопухнулся? Ну ладно я… Я человек без головы, ибо вновь обретённая молодость полностью оторвала мне её, но куда Хмельков-то смотрел? Он же сценарий вдоль и поперёк перечитал. Во всяком случае говорил, что перечитал… Так как же такой ляп можно было не заметить?! Просто апофеоз бездумности. И, кстати говоря, такой косяк мог сильно подорвать мой сверхпрофессиональный облик в глазах чиновничьего аппарата!.. Ох, как же мне повезло, что вовремя подошла женщина и поинтересовалась верхней одеждой. А то вместо предполагаемого триумфа меня могла бы поджидать глобальная катастрофа.

– Ну что отдышался? Поехали на репетицию, – вновь предложил Савелий.

В животе забурчало, и я вспомнил, что сегодня не завтракал. Сделал пробежку, быстро ополоснулся, а там и Сева с Юлей подъехали. Не хотел заставлять их ждать. А покушать бы надо…

– Да, поехали, – согласился босс и предложил: – Но сначала давайте заедем на Колхозную в мою любимую чебуречную и закупим там этих вкуснейших яств штук сто-сто пятьдесят, чтобы хватило всему коллективу. Помнишь мы с тобой пару месяцев назад туда заезжали.

– Да, – кивнул друг.

– Вот и поехали туда. А потом уже на базу. Возражения есть?

– Нет! – хором ответили рыжуха и мой адъютант.

– Ну тогда «го»! – скомандовал маршал, в моём лице, и мы погрузились в наш севиногопапымобиль.

Через полтора часа вся наша банда наелась от пуза. Запивали великолепные чебуреки, кто лимонадом «Буратино», кто лимонадом «Тархун», а кто и «Жигулёвским» пивом. Я, разумеется, как трезвенник-язвенник пил лимонад. Что же касается пива, то его я купил от щедрот, ибо очень был рад, что не попал в предполагаемый пи***! Купил десять бутылок для наших местных бухариков: Мефодия и Димы. Вот они сейчас его и попивали в прикуску с сочнейшими и вкуснейшими чебуречищами.

Закончив трапезу, поинтересовался, кто как будет проводить Новый год. Зря я это сделал. Все сразу же стали приглашать меня к себе в гости, обещая познакомит с мамами, папами и сёстрами. Отказывался как мог, аргументируя что Новый год нужно встречать в кругу именно своей семьи, а не чужой. В общем всем пообещал подумать и перешёл к более насущному.

– Товарищи – братья – друзья, всем вам Антон уже, наверняка, рассказал, что выступать вы будите не под фонограмму. Поэтому давайте-ка сейчас вы отыграете все свои композиции так, как вы будете играть перед зрителями в зале. Ну а я посмотрю и по окончанию выдам пару советов по поведению на сцене, если, разумеется, они будут нужны.

Никто не возражал. Сходили помыли руки, кто-то перекурил под мои неодобрительные взгляды, а кто-то в это время выпил ещё пивка.

Ну а потом они построились в боевой порядок – как я их учил, и начали…

Ну что сказать, в общем-то не всё было так плохо. Выступления в Германии явно закалили ребят. Конечно, сейчас перед ними не сидел зал в пять тысяч человек, а был только их приятель и папа Сашок, но тем не менее закалка явно чувствовалась. Что Антон, что девчата вели себя раскованно и, прохаживаясь по небольшой сцене, легко помахивали руками «зрителям» улыбались и даже чуть-чуть пританцовывали.

В общем выступление их мне понравилось. Естественно, были некоторые недочёты, и я им о них по окончании выступления сказал. Однако, но по большому счёту всё было «чикибамбонини» – общипанные цыплята стали оперяться.

Ребята всё внимательно выслушали и согласившись с моими доводами и советами и стали их обсуждать.

– Саша, ну давай сегодня встретимся, – прошептала мне на ухо подошедшая Катя. Да так близко приблизилась, что у меня аж мурашки по всему телу пошли.

– Да не где, – прошептал я в ответ, стараясь отодвинуться от фурии.

– Как это не где? А квартира твоей бабушки? Или она приехала из деревни? Тогда поехали в деревню, раз её там нет, – настаивала затейница.

– Бабушки в квартире нет, но там есть кое-что другое, – ответил я, вспоминая про проклятую прослушку, что установило там ведомство потерявшегося «за бугром» полковника Кравцова.

– Ну вот. Давай как здесь до репетируем, поедем туда и продолжим уже индивидуальные репетиционные занятия!

Подумал, подумал и, решив, что «семь бед – один ответ», согласился на это похабное, пошлое, но в тоже время, в высшей степени, манящее предложение.

Но пока было не до амурных дел. Шла репетиция. Ребята ещё три раза прогнали программу, которую будут исполнять на конкурсе. С каждым разом она получалась всё лучше и лучше.

Через час я констатировал, что, на мой взгляд, всё окей.

– Ну раз всё окей, как ты утверждаешь, – громко произнёс Антон, ставя электрогитару на стойку, – то давайте, товарищи музыканты, теперь посмотрим на выступление нашего Сашенции.

– И покритикуем! – хохотнув добавил Кеша.

– Не надо его критиковать. Наш Сашенька профессионал и споёт лучше всех, – тут же заступилась за меня рыжуха под улыбающийся взгляд Кати. – Да, Сашенька?

– Конечно, да! – не стал обманывать и миндальничать скромный Сашенька.

– Но всё равно спеть-то надо. Давай, мы хоть посмотрим, как это будет выглядеть со стороны. Врубим минусовку, споёшь, а мы посмотрим, – стал настаивать Антон.

– Серьёзно. Спой, – поддержал его Дима.

– Он не поёт, когда пьёт лимонад, – напомнил всем горькую правду Мефодий и заржал как конь.

Я пожал плечами и кивнул, соглашаясь с предыдущим оратором.

– Сашенька, а какую ты песню будешь исполнять на конкурсе? – поинтересовалась Юля.

– «Белые розы» – поморщился я, зная, что именно её отобрали для этого музыкального действа. Ну собственно такой вариант развития событий был ожидаем – все почты всех хоть как-то связанных с музыкой государственных учреждений были до верха набиты письмами трудящихся. А требовали народные массы только одного – песни про белые шипастые цветы.

Однако петь мне её не хотелось, ибо я знал, что без проблем спою в нужный момент так как надо. Сейчас я вспомнил о завтрашнем собрании комсомольцев и, понимая, что меня там ждёт, решил подстелить себе соломки. Для этого попросил своих детишек устроить большой перерыв и выделить мне час репетиционного времени для записи новой композиции, которую в дальнейшем я собирался использовать в личных, корыстных целях. Ребята хоть и удивились, но не возражали и предложили помочь. Я попросил их отдыхать, а сам за сорок минут записал все музыкальные инструменты. Мефодий к тому времени уже давно сходил в магазин. Десять минут я «бафался», а потом за пять минут записал всю вокальную партию – разумеется с первого дубля. Ребята, уже привыкшие к моим исполнениям, разумеется не были в шоке, а вот, пришедшая посмотреть на звёзд, заведующая ДК была всё же несколько фраппирована, застав меня пьющего горячительный сорокаградусный напиток, прямо из горла. Разумеется, этот напиток я пить не хотел, но других вариантов не было. Петь на трезвую голову я не мог, а спеть для записи было нужно обязательно. Эта новая записанная мной композиция должна была послужить лишь одной цели – спасти в нужный момент. Она не только была способна смягчить ожидаемый мощный удар, но и напрячь всех недоброжелателей, которые строят козни против этого практически святого Васисуалия – то есть меня.

Разумеется, я никогда бы не поставил всё на одну «лошадь» – понадеявшись лишь на песню. Но она способна была внести некоторые пертурбации, устроив панику в стане неприятеля. Да и вообще, музыка способна творить чудеса. В этом не раз и не два убеждались многие. Чего только стоит суперхит «Дядя Лёня, мы с тобой». Сколько жизней и судеб изменила эта композиция? Имя им – легион и нет им числа. А песен таких у меня в загашнике было много, как минимум ещё две. Правда те были уже «тяжёлым калибром», но всё же были, и если эта не поможет, то придётся «стрельнуть» ими. Но этого я делать всё же не хотел. Я надеялся, что сейчас будет достаточно лёгкой – «лайтовой» версии, ибо палить из всех стволов, устраивая грандиозный кипишь, мне пока совершенно не хотелось.

Ну а после репетиции, прибегнув к конспирации (мы вылезли на улицу через окно в женском туалете), я в сопровождении Екатерины, уже превращающейся в фурию прямо по дороге, поймав такси поехал на квартиру, дабы там предаться любви, ласке и даже, возможно, разврату.