Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 136 (всего у книги 272 страниц)

– Вот как…

– Ну да. Рассказал тому о нашем ВИА. О выпуске пластинок на западе. Показал уже выпущенные пластинки – наши и зарубежные. Рассказал о тебе и о наших взаимоотношениях с Министерством Культуры. В общем всё рассказал.

– И что он?

– А что он? Посмотрел на выпущенные пластинки. Удивился тому, что не вкурсе. Пообещал влепить своим заместителям выговоры и вызвал к себе заведующую Дома Культуры и приказал внести наше выступление в программу вечера.

– Прекрасно, – порадовался я.

– А то, – усмехнулся тот. – Ну ладно. Не буду тебя отвлекать, завтра увидимся и поговорим.

– Пока, – попрощался я и повесил трубку.

То, что они сами сумели организовать концерт, говорило о двух вещах: Во-первых, с Моисеевичем я не ошибся. Теперь он взялся за коллектив и будет с ним работать. А во-вторых, мои «груднички» выросли и, немного возмужав, встали на ножки и даже пытаются самостоятельно ходить. Это не могло не радовать, ибо получалось, что коллектив стал жить своей жизнью и теперь мне ненужно постоянно суетиться вокруг них с «подгузничками и слюнявчиками».

– Саша, у тебя всё в порядке? – спросила мама.

– Да, мам, – ответил я и пробурчал себе под нос: – Гм… Неожиданно. Интересно будет оценить это выступление со стороны и посмотреть на реакцию публики.

Постоял, подумал, почесал макушку, после чего позвонил Кате и пригласил её на завтрашний концерт. Затем вновь немного подумал и набрал номер Ани, которую тоже пригласил.

Та моему звонку от чего-то была чрезмерно рада, будто бы мы не расстались полтора часа назад, а как минимум целую вечность не виделись и с удовольствием приняла приглашение.

Повесив трубку и стараясь не думать ни о чём кроме «палов и секамов», о которых я случайно вспомнил сегодня утром, пошёл настраивать два иноземных агрегата.

* * *

Глава 26

7 Ноября.

События дня:

– 60-летие Великой Октябрьской революции

– в Ташкенте открыт метрополитен

С утра мне позвонила Екатерина.

– Ты что делаешь? – спросила она после того, как мы поздоровались.

– Парад собираюсь смотреть? А ты?

– Я тоже с родителями собираюсь. Мы стол накрыли.

– Мы тоже, – произнёс я, учуяв аппетитный запах жарящихся оладушек, доносившийся с кухни. Мама готовила, а я должен был накрывать на стол, поэтому поторопил собеседницу: – Катя, мне отойти надо. Ты что-то хотела мне сказать? Или ты так просто позвонила? – и напомнил: – Не забудь: сегодня концерт. Встречаемся в половине пятого у входа в ДК «ЗИЛ».

– Я… – она немного замялась, – я хотела предложить после парада порепетировать. Мне кажется это необходимо, чтобы лучше понять будущую сцену перестрелки в баре, – и шёпотом: – Также сцена в гостинице требует отдельной репетиции.

– Так сегодня же нам запретили этим заниматься, – прекрасно поняв, что на самом деле имеет в виду красавица, сказал я, делая вид, что я ничего не понимающий идиот. Впрочем, вполне возможно, что именно так оно и было и никакой «вид» мне делать было, абсолютно, не надо.

– А мы займёмся другим, – шёпотом пообещала девушка. – Ну так что, встречаемся в час дня у метро?

– Я только «за», – произнёс пионер, ибо за такие репетиции он был всегда только «за».

Постелил белую скатерть на раздвинутый деревянный стол, поставленный посредине большой комнаты, прибавил чуть громкости телевизору и пошёл делать первую ходку, дабы с кухни перенести посуду и снедь для праздничного пира.

По старой, заведённой давным-давно, традиции, любой значимый праздник мы отмечали в кругу семьи – я, мама и бабушка. К сожалению, бабушка приехать в этот раз не смогла, так как, по стечению обстоятельств, именно в этот день, как назло, должна была к ней в гости приехать, навестить её, старая приятельница, которая жила в Новосибирске и была в Москве проездом.

– Мам, парад начался, – крикнул я, глядя на радостных людей, на которых смотрел в телевизоре, и пошёл на кухню, подумав: – «И зачем я так орал, если через пару секунд всё равно туда собирался идти? В натуре, что-то с головой у меня определённо сегодня не то».

В телевизоре же слово взял руководитель страны Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев.

Забрал с кухни и отнёс в комнату чайные чашки, сходил за вазочкой с шоколадными конфетами, а заодно принёс чайные ложечки и вилки.

Мама уже дожарила оладушки и омлет, поэтому, в предвкушении и глотая слюну, отнёс всё в комнату.

Сели напротив друг друга, разложили по порциям еду и чокнулись стаканами с вишнёвым компотом, поздравили друг друга с праздником.

Тем временем по телевизору уже вовсю шёл парад. Советский Союз планомерно и непреклонно показывал всему миру своё миролюбие и железную волю, запугивая капиталистов планеты, без преувеличения, лучшим оружием в мире.

– Саша, а нам на работе сказали, что на Первомайскую демонстрацию на Красной площади, от нашего коллектива, возможно, будут делегированы пятнадцать лучших сотрудников. Мне шепнули, что я в списке, – как бы невзначай произнесла мама, при этом она резала торт, хотя по её лицу было видно, что очень горда, тем что оказалась достойна! И я был уверен, что чувства её искренни и она, действительно, очень горда за себя, за меня, за её коллег, которые рядом с ней, плечом к плечу, понесут красные знамёна и транспаранты, в которых будет говориться, что всё у нас хорошо, а в скором времени будет ещё лучше…

– Хорошая новость, мам, – порадовался за добрую и любимую мамочку любящий сын и вернулся к просмотру.

А там всё ещё продолжались приветственные речи вождей, которые говорили в микрофон, стоя на трибуне мавзолея.

И вот речи закончились и начался, собственно, сам парад.

Чеканя шаг, стройные коробочки одетых в парадную форму солдат, ровными рядами и колоннами, с блеском и счастьем в глазах, маршировали вдоль членов политбюро, ответственных лиц и глав различных делегаций.

В этом году на парад приехали со всего мира разные товарищи.

На трибуне Мавзолея, не считая наших, стояли и высокопоставленные лица других стран, и диктор не преминула упомянуть всех гостей:

Германская Демократическая Республика – Эрих Хонеккер.

Монгольская Народная Республика – Юмджаагийн Цеденбал.

Чехословацкая Социалистическая Республика – Густав Гусак.

Народная Республика Болгария – Тодор Живков.

Социалистическая Республика Румыния – Николае Чаушеску.

Венгерская Народная Республика – Янош Кадар.

Польская Народная Республика – Хенрик Яблоньски.

Демократическая Кампучия – Нородом Сианук.

Слушая названия этих стран, я не усмехался, а просто ржал, разумеется про себя, ибо так мерзко и фальшиво всё это звучало и выглядело. Пройдёт каких-то двенадцать лет и все они отвернутся от нас, став врагами и войдя в НАТО. Разумеется, там была и наша вина, точнее не наша, а нашего руководства, но, тем не менее, смотреть на такую фальшь было крайне противно.

На всё это я мог сказать только строчкой из песни группы «S.P.O.R.T.»: «А я не поехал. Я купил мотыля и пошёл на реку. Я люблю рыбалку!..»

https://youtu.be/7rLKK-TENrU?t=49 S.P.O.R.T. – Рыбалка

Впрочем, хрен с ними со всеми. В этой реальности они не успеют послать нас, ибо мы сами их пошлём первыми, оставив в друзьях разве что ГДР и Монголию, применив девиз: никто не забыт и ни что не забыто.

Что же касается упомянутой мной песни, то нужно сказать, иногда напевая её про себя, я думал: «А возможно ли такой бесспорный шедевр, адаптировать к местным реалиям», и однозначного ответа не находил, ибо песня, нужно сказать, подчёркивала сухость и пресность повседневных новостей этого времени.

Тем временем парад вступил в самую интересную фазу – проход военной бронетехники.

Собственно сама бронетехника была, по-моему мнению, старовата, ибо я видел и получше, но это только по-моему… Однако это я… Другие же участники парада и зрители, глядя на всю боевую мощь нашей армии, смотрели на боевые машины, что называется: во все глаза.

Лязг гусениц и рычание дизелей, закоптив «пол неба», в скором времени закончился и в самом начале Красной площади – рядом с музеем Ленина, стали формироваться колонны тружеников с красными транспарантами в руках.

Такая массовая демонстрация трудящихся, приехавших в этот день на главную площадь страны, должна была показать всему миру правильность нами выбранного пути и сплочённость партии, правительства и народа вокруг светлой идеи.

Я разлил по чашкам чай, отрезал нам с мамой по кусочку торта и стал всматриваться в первые формирующиеся ряды, пытаясь прочитать, что написано на больших транспарантах красного цвета, которые демонстранты держали в руках.

Вот камера приблизила картинку и стало ясно, что впереди всех демонстрантов в первом ряду, поделённом на сектора, стоят люди с транспарантами, на которых написаны все районы города Москвы 1977 года: Москворецкий, Пролетарский, Ленинский, Красная Пресня, Фрунзенский, Свердловский, Дзержинский, Бауманский и другие районы.

https://youtu.be/Q5IvethuPMw?t=5004

В груди защемило. Я вновь испытал чувство чего-то родного близкого и одновременно далёкого. Чего-то любимого и безвозвратно потерянного навсегда. На душе моментально стало пусто. Было ощущение, что из меня буквально ножом, без всякого наркоза, по живому, вырезали огромный кусок меня, моей сути. Вырезали и выкинули, за ненадобностью, прямо у меня на глазах в грязную и вонючую канаву.

В груди всё сжалось, а дыхание перехватило.

– Ёлки-палки, – прошептал я, вытирая вдруг заслезившиеся глаза.

– Саша, что случилось? Ты что плачешь? – удивилась мама.

– Нет, мам, это просто слёзы счастья, – абсолютно нелогично произнёс я, пытаясь сдержать нарастающую истерику. – Просто мне хорошо, вот что-то и накатило.

– Экий ты у меня чувствительный, – сказала она и, подойдя ко мне, погладила по голове.

И я заплакал…

Успокаивался я несколько минут. А потом мама решила отвлечь меня, предложив съесть ещё по кусочку вкусного «Ленинградского» торта.

Я был не против. Быстро сходил в ванну и умылся, по дороге пытаясь проанализировать, что со мной только что произошло.

На самом деле я понял, что это был какой-то незапланированный и неожиданный приступ ностальгии, но абсолютно непонятно было с чего бы мне вдруг грустить и ностальгировать? Если бы такая ситуация произошла в прошлом – будущем, как бы абсурдна эта формулировка не звучала, то я это понять смог бы легко. Допустим, я сидел бы вечером перед компьютером, смотрел бы парад 1977 года и выпивал бы, что называется: за Родину! За Сталина!

Это бы было понятно…

Прошедшая молодость… Погибшая страна… Ушедшие родные… Такой приступ был бы абсолютно оправдан и мотивирован. Но не этот… С чего бы ностальгии накатывать сейчас, когда я молод, удачлив, богат, красив и у меня вся жизнь впереди?

Ответ был один – переутомление. Как ни крути, а темп, в котором я живу с момента попадания сюда, крайне напряжён. Следовательно, нужно было бы забить на все сегодняшние дела, отключить телефон и тупо отдохнуть. Однако было это не так просто сделать, как казалось.

Во-первых, концерт ребят, который пропускать ни в коем случае нельзя. А во-вторых, симпатичная, губастенькая красавица, которая сама предложила провести незапланированную репетицию. И кто бы на моём месте из-за какого-то невнятного переутомления решился бы отменить второй пункт?

Вот и я не мог решиться на такое безрассудство… как говориться, переутомление переутомлением, а такое пропускать нельзя!

Джентльмен я или не джентльмен в конце концов?! По моему разумению – джентльмен! А раз так, то дамам джентльмены никогда не отказывают. Тем более таким милым…

Выкинув дурные мысли, сосредоточился на экране телевизора. А тот тем временем показал трибуну вождей, которые приветствовали демонстрантов.

«Нескончаемо движение краснозвездных поколений.

В каждом нашем достижении революция и Ленин.

Продолжайся наступление вдохновенного труда.

Революция и Ленин в нашем сердце навсегда!»

Прочитал диктор стихи неизвестного поэта и камера показала радостно машущие руками эти самые поколения.

https://youtu.be/apQ2th9°0d0?t=2080

Я вздохнул, вновь пытаясь понять, как же произошло так, что эти же люди будут через десять лет с таким остервенением и радостью втаптывать всё, во что они сейчас верят, в грязь…

На экране телевизора, тем временем, пошло какое-то шевеление и диктор объявил:

– Демонстрация пеших колонн трудящихся началась.

И действительно, людское море колыхаясь, медленно двинулось от края Красной площади к её центру.

Играла музыка, участники демонстрации весело махали руками, плакатами и разноцветными воздушными шариками.

В самом начале и в центре толпы медленно двигалось несколько грузовиков буквально переделанных в движущиеся транспаранты.

Вся Красная площадь окрасилась во все оттенки красного цвета.

Демонстрация, тем временем, не спеша подходила к Мавзолею, с трибуны которого людскую массу приветствовали высокопоставленные чиновники.

Первый ряд демонстрантов стал проходить мимо торжественной трибуны и не переставая радостно махать руками разрозненные людские массы стали скандировать различные лозунги.

Они были разными и всех их объединяло постоянно вклинивающееся радостное: «Ура!»

Но вот неожиданно хаотичные крики стали преобразовываться в одну единую ещё не совсем понятную слуху фразу.

Сначала она просто еле-еле, неуловимо витала в воздухе, но вот её всё чаще и чаще стали подхватывать демонстранты и в конечном итоге этот лозунг массово начали скандировать все люди, включая и тех, кто стоял на правительственной трибуне.

Диктор своим холодным и чётким голосом проговорил:

– И вновь трудящиеся районов города Москвы скандируют: Дядя Лёня, мы с тобой! Их клич подхватывают работники ткацкого производства Ивановской фабрики, которым вторят врачи и учителя подмосковных больниц, школ и вузов! Дядя Лёня, мы с тобой, скандируют по всей стране от Бреста до Владивостока, от Певека до Севастополя. Дядя Лёня, мы с тобой, говорят все люди доброй воли во всех уголках планеты Земля, тем самым показывая всему миру, кто именно достоин вести человечество к радостному завтра, к грядущему и неизбежному светлому будущему!!

Я повернулся к маме и спросил:

– Ты компота хочешь?

Но мама не ответила. Она с широко открытыми ошалелыми глазами повернулась ко мне беззвучно открывая и закрывая рот, вероятно, при этом забыв издавать хоть какие-то звуки.

– Дорогая мама, а не хотела бы ты взять отпуск за свой счёт и уехать на некоторое время в деревню к бабушке? – предложил любящий сын и безвинно помахал своими длинными ресницами.

* * *

Глава 27

С Катей мы сегодня начали репетировать прям в коридоре, как только зашли в квартиру. Не знаю, что на неё нашло, но приставать она ко мне начала первая и сразу, как только была закрыта входная дверь.

Говорят, девушки любят успешных мужчин ещё больше нежели неуспешных… Хрен его знает. Возможно оно и так, но с другой стороны – это смотря как посмотреть. Если же задать себе вопрос: «Что такое успех?», то вряд ли найдётся один определённый ответ, ибо успех для одних одно, а для других другое.

Так был ли я успешен? Да так – не очень. Во всяком случае по сравнению с теми, кто сегодня стояли на трибуне Мавзолея.

Конечно возможно, сравнение не корректное, но те, кто там стоял могли принимать судьбоносные для страны и мира решения, а я нет. А значит они намного успешнее меня, хотя слова «успешней» и «успех» меня бесят.

– Ну ничего себе с кем ты себя пытаешься сравнить?! То ж культовые личности! – сказал бы кто-нибудь, кто сумел бы в этот момент влезть в мои мысли и прочитать их.

– А я что не культовый? Ну тогда подождите немного, и я всё же стану суперкультовым, – пообещал бы я в ответ.

А вообще, если положить руку на сердце, остаётся только признать, что в этом времени я уже порядком натворил всяких дел. Теперь история, наверняка, изменится кардинально.

Взять хотя бы эту песню, которую час назад пела вся Красная площадь.

О том, что песню эту написал и исполнил я, знали все заинтересованные лица. Естественно, после долгих размышлений и под принуждением было решено, что слова этой песни написал не какой-то отдельный поэт или автор, а народ, значит и песня эта – народная. Но сути это не меняло, все ребята, и Катя в том числе, знали, что песню написал именно я, а посему она, естественно, видела во мне перспективу.

Да и не только из-за этого она ко мне лезла. Я же действительно был «крут» для этого времени. А то, что я мог штамповать песни и снимать фильмы в промышленных масштабах, говорило о том, что со мной можно хапнуть много радости, известности и счастья, если разумеется меня не упекут в тюрьму, в подвалы или в психушку.

Одним словом, нарепетировались мы вдоволь и даже пару сцен диалога между Светой и Колей отработали. Особенно нам понравилась сцена в гостинице…

Однако всё хорошее, как правило, быстро заканчивается, подошло к концу и время репетиции. Пора было выдвигаться на праздничный концерт.

На проходной встретили Аню, которая стояла в двух шагах от моего старого знакомого – вахтёра Кузьмича, которого я не раз и не два спонсировал на предмет закупки горячительных напитков.

Он меня тоже узнал и, обрадовавшись, как родному, под изумлённые взгляды находившихся неподалёку людей, без проблем пропустил меня со спутницами, разумеется получив при этом мзду в виде трёх рублей на празднование праздника.

В зале и в вестибюле было полно народа. Для того, чтобы людям было веселее ждать начало концерта, из колонок звучали революционные песни.

Просачиваясь сквозь толпу людей, я с подругами в конце концов пробрался к гримёрке, где застал весь состав наше группы «Импульс».

– Молодец, что приехал, – сказал Антон, пожимая мне руку, и обратился к моим «телохранительницам»: – Привет, девчонки, – а потом посмотрев на Катю, – ты спеть не хочешь?

– Нет, – замотала она головой.

Я со всеми поздоровался и, подойдя к Севе, поинтересовался: – Как нога, братан?

– Да вроде заживает. Ты как? – в свою очередь поинтересовался он.

– Нормально, – ответил пионер и спросил: – Ты завтра подъедешь? Помнишь, что ты милиционера играешь, которого робот о машину долбанёт, а потом сядет за руль и укатит по своим киборговским делам?

– Да, конечно, помню. Как договаривались – в пять вечера буду, – заверил меня тот.

– Вот и отлично. В общем завтра после съёмок поговорим, – похлопал я его по плечу и обратился ко всем: – Ребята, не будем вас отвлекать перед выступлением. Готовьтесь. Главное не нервничайте. Облажались, прекращайте играть, прислушивайтесь к ансамблю и со следующего такта встраиваетесь. Главное не торопитесь и всё будет ровно и красиво!

– А чикибамбони будет? – усмехнулась Юля.

– Естественно, да! И чикибамбони, и чикибамбини. Короче, всё будет и все будут, – заверил я ребят, и мы засмеялись.

– Саша, а может быть и ты споёшь? – предложил Иннокентий, которого я с недавних пор, за то, что он меня не сдал комитетчикам, зауважал.

– Не, ребята. У нас с девушками сегодня выходной, поэтому мы в зале побудем и посмотрим ваше выступление оттуда, – пояснил я и спросил у Кати: – Если есть желание, то спой.

– Саша, у меня же только на английском языке репертуар. Не думаю, что в честь праздника победы революции мне будет уместно петь песню про любовь, да ещё и как ты говоришь: на языке вероятного противника.

– Моё упущение, – сказал я вздохнув и опомнился: – Всё ребята. Готовьтесь. Мы ушли.

– Пойдёмте я Вас до мест провожу. Я тебе правда всего два места и зарезервировал, но мы там кого-нибудь попросим подвинуться, – произнёс Антон и мы вышли из гримёрки.

Оказалось, что зарезервированные для меня места были рядом с худруком ансамбля Яковом Моисеевичем, который сидел в третьем ряду. Увидев меня, тот радостно заулыбался и замахал мне руками.

– Что, Антон, Сашу тоже выгнали? Как и меня? – спросил он гитариста, пожимая мне руку.

– Нельзя тревожить музыкантов перед выступлением. Должна быть тишина и покой, – сказал я, отвечая на рукопожатие. – А вообще, нужно выступать первыми. Нафиг это «хэдлайнерство». Отыграл. И свободен. Хочешь пиво пей, а хочешь квас, – осмотрел битком набитый зал и продолжил пояснение: – А то ждёшь, ждёшь, когда это всё закончиться и наступит твоё время для выступления… Вот и сидишь, пока другие выступают, весь на нервах.

На самом деле говорил я это не просто так, а вспоминая истории из своей прошлой жизни. Проблема была в том, как скоротать время, если твоя группа играет в конце вечера. Нужно сказать, что это получалось далеко не у всех. Точнее скоротать-то получалось, а вот играть после этого коротания могли далеко не все. Я сам видел, крайне уставшего после коротания времени клавишника, который вышел на сцену и пока дошёл до своего, стоящего на подставке, инструмента упал пять раз.

Усадил рядом с худруком девушек, а сам встал в проходе, сказав, что я сидеть не хочу.

Однако через пару минут к нам подошла заведующая ДК, поздоровалась со мной и освободила для меня место начальственно попросив двух мужчин пересесть, с формулировкой: – Эти места забронированы!

Я попытался вмешаться и сказал, что постою, но услышав в ответ: – Не положено. Вы должны сидеть! – стоически принял свою судьбу и расположился рядом с нашим худруком.

Заведующая же увидев, что я сел, удовлетворённо кивнула, потом помахала кому-то рукой и к ней немедленно подошли трое человек – мужчина и две женщины. Она им что-то сказала, и они быстро стали пересаживать людей, сгоняя их с первого ряда.

– Всё ясно, – произнёс я. – По ходу дела начальство завода пожаловало.

– Возможно, – согласился со мной Яков Моисеевич и завёл разговор. – Знаешь, Саша, это очень хорошо, что ты приехал. Мне как раз нужно было с тобой поговорить.

Но договорить он не успел, ибо кто-то неожиданно сзади положил мне руку на плечо.

Я дёрнулся от испуга и вскочил на ноги, готовясь к любой внештатной ситуации, однако быстро оценив обстановку тут же обломался и обречённо вымолвил: – Ну тебе-то что тут понадобилось? От тебя блин никуда не денешься просто!

– Отойдём, – произнёс мне незваный гость и, улыбнувшись девушкам и худруку, поздоровался с ними.

– И что тебе надо? Не видишь люди культурно отдыхают?! – предъявил я своё «фи», как только мы вышли из зала в боковой выход и оказались в вестибюле.

– Не хами, Саша. Тебе это не идёт. Концерт с коллегами пришёл посмотреть? – произнёс Кравцов улыбнувшись, кивнув на моих спутниц, которые что-то живо обсуждали, переговариваясь между собой.

– Решил выведать все секреты Дома Культуры завода «ЗИЛ» и слить их через Тейлора на Запад за жвачку и колу. Вы ведь это от меня хотели бы услышать?

– Опять хамишь, Васин. Опять нервничаешь. Имей в виду, все разведчики «сыпятся» либо из-за женщин, либо из-за пьянства, либо из-за нервов.

– Ладно, допустим, я иностранный шпион и уже давно сам себя разоблачил. Так нафига ты мне мешаешь полностью засыпаться и «самоизобличиться»? Зачем ты вообще сюда приехал?

– Работа у меня такая, – хмыкнул тот.

Я думал он в первую очередь затронет тему демонстрации, но он либо забыл кто придумал скандирование, что выкрикивали трудящиеся утром на Красной площади, либо не счёл нужным об этом говорить. Исходя из этого я решил держаться хамовато, дабы тому стал неприятен наш разговор и он от меня отстал.

– Слушай, товарищ Кравцов, ты ж понимаешь, что я вот-вот попаду в Кремль и встречусь с «САМИМ». И от того, что я там скажу будет зависеть и моя и ваши карьеры. Имей в виду, вы своими действиями настраиваете меня против себя. Да вы мне просто выбора не оставляете, как только на вас нажаловаться и сделать всё, чтобы от вас избавиться. Меня ваша слежка за мной напрягает и мешает работать. Скорее всего, если вы не прекратите, вас всех придётся заменить на менее назойливых товарищей, – решил попугать комитетчика пионер.

– Ха-ха, – хохотнул тот. – Хочу тебе сказать, Саша, что ты на наш счёт заблуждаешься. Причём очень сильно. Это мы можем устроить тебе весёлую жизнь и сделать так, что ты вообще никогда и никуда не попадёшь.

– Ну так чего не делаете-то? Запарил ты уже со своими подозрениями и намёками. Считаете, что я вражеский шпион? Ну так арестуйте и расстреляйте уже нах#@#, только прекратите е#@# мозги!

– Арестовывать тебя, Васин, ещё рано, – нарочито спокойно и даже в какой-то мере доброжелательно, произнёс Кравцов. – Мы пока выжидаем и смотрим за ситуацией.

– И что вы там высмотреть-то пытаетесь? То что я денег слишком много потребовал? Так это доля моя законная, которая, кстати говоря, согласована была.

– Мы прекрасно знаем это и понимаем, что за это тебя арестовывать нельзя.

– А тогда за что?

– Да можно придумать…

– Например?

– Например, – он сделал паузу. – Интересные у тебя репетиции в квартире твоей бабушки происходят регулярно, кстати говоря…

– А чем они тебе не нравятся? Там ничего интересного для вас быть не может – просто репетиции и всё. За них что ль зацепиться хотите, так там ничего запрещённого нет.

– По поводу тебя может и нет, а вот дочь Мячикова можно попробовать привлечь… За… гм…

– За х#@ нельзя её привлечь? – сморщившись произнёс я и грубо продолжил: – Сказано же тебе: ничего там кроме репетиций не происходило и не будет происходить впредь. Не мотайте нервы ни себе ни людям! Ничего и никогда не было! Другую версию буду считать актом агрессии и провокацией, а, следовательно, буду действовать не адекватно, – в этот момент мне пришла ошеломляющая мысль и я с замиранием сердца прошептал: – Или вы уже прослушку установить там успели?

– Нет. Не успели пока. Но обязательно установим. Санкция уже получена, – неожиданно рассказал мне всю подноготную собеседник. – Так, что ты думай, что и где говоришь, и что, где и с кем делаешь.

– Ни#@# себе! Да вы ё*** что ль?! Зачем это?

– Есть приказ. Наше дело его выполнить.

– И ты так открыто это мне об этом рассказываешь? Так открыто, непринуждённо и между делом признаёшься в таком?! – обалдел я.

– Говорю это тебе, чтобы ты выкинул всю фигню из головы и вёл себя серьёзно! Шутки и детство уже закончилось! Ты сам решил поиграть в эти игры! Сам себя выпятил! И на этом началась взрослая жизнь. А тут всё иначе, чем в детстве. Ты вообще подумал с кем ты там шашни решил покрутить? Это всё-таки дочь замминистра! Нам такие скандалы ни к чему. Представляешь, если иностранные репортёры о твоей интрижке узнают и понесут… Это же конец всему будет. Тебе такое никогда не простят.

– А твой интерес в чём? Зачем ты мне это рассказал?

– На карту многое поставлено и от успеха фильма будет многое зависеть. Я не хочу, чтобы из-за твоего провала меня досрочно отправили на пенсию.

– Ну так помогай тогда, а не мешай. Давай я тебе подскажу, что делать и даже деньгами смогу помочь, – неожиданно для нас обоих и в первую очередь для себя, выпалил я, не вполне понимая, что моя фраза звучит как вербовка живого сотрудника КГБ.

– Знаешь, Васин, – отойдя от шока через пару секунд выдохнул Кравцов, – если бы не весь этот кавардак, который творится из-за тебя, и вокруг тебя, тебя бы следовало арестовать.

– Потому что я не люблю пролетариат? – вспомнил я подобный диалог из романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Собачье сердце», в котором заведующий, то есть заведующая культотделом «нашего дома», пытается впарить профессору Преображенскому журналы по полтиннику за штуку, для помощи детям Германии.

– Да, Васин, ты не любишь пролетариат, – произнёс собеседник, не обманув моих ожиданий, и улыбнулся.

– Слушай, гражданин начальник, коли ты меня не хочешь арестовывать, то тогда не мешай отдыхать уже! Чего ты меня уволок? Сейчас праздничный концерт начнётся. Самодеятельность будет выступать. Да и мои ребята петь будут.

– Не начнётся и пока выступать никто не будет.

– В смысле? – не понял я.

– Я имею в виду не начнётся пока сюда не прибудут некоторые гости.

– Что за гости?

– Вообще-то – это секрет, но тебе, как своему, расскажу.

– Ты уж определись, товарищ полковник – свой я тебе али нет. Ты ж меня со своим ведомством в шпионы уже давно определил, так чего ж тебе со мной откровенничать-то?

– Хорош дуться, Саша. Ты уже взрослый парень и сам должен понимать, что пока мы не докопаемся до истины, мы с тебя с живого не слезем.

– То есть для того, чтобы вы от меня отстали мне нужно умереть? К самоубийству толкаете, гражданин экс-Малафеев. А свои слова при прокуроре подтвердите или дадите заднюю? Слабо, как говорится, за базар ответить!

– Ты б за языком следил бы что ль… Ты кому такое говоришь? Совсем с ума сошёл, – он сделал рукой полукруг и пристыдил малолетнего хама: – Да и неудобно. Люди же кругом.

– Прошу «пардону», – тут же извинился пионер, но от разговора не отступил: – Ну так, что, подтвердите свои слова при прокуроре?

– При прокуроре… Подтвердите… – передразнил меня КГБэшник. – Ты же «палишься» на каждой фразе. На каждом слове. Ну кто ж в твоём-то возрасте так будет разговаривать, в подобном тоне, с действующим полковником КГБ, который, кстати говоря, почти в три раза старше? А? Молчишь? – он хмыкнул. – Вот и молчи лучше – за умного сойдёшь.

– Ну, так скажешь ты кто приедет или нет? Если нет, то нафига ты вообще этот разговор затеял, коль не хочешь говорить?

– Не нервничай, а то расколешься раньше времени, – хохотнул Кравцов, посмотрев через двери на сцену.

Это меня вконец достало, я развернулся и собрался было пойти к своим дамам, но комитетчик меня остановил.

– Короче говоря, примерно через полчаса сюда подъедут, – негромко произнёс он, посмотрел по сторонам и, видя, что остальные труженики находятся от нас относительно далеко, начал перечислять: – Товарищ Мячиков и товарищ Лебедев с…

– То-то я смотрю, что всё начальство так забегало и на первые два ряда никого не пускают. Да и милиционеров уж больно много стало, – перебил я собеседника.

– Ты не дал мне договорить, – сморившись произнёс тот. – Так вот, кроме этих ответственных товарищей приедет ещё их начальство.

– Э-э, в смысле? Это кого ты имеешь в виду? – не понял пионер.

– Я имею в виду: товарища Демичева и товарища Громыко.

– Ну ни#@# себе?! – только и смог вымолвить я, услышав фамилии министров СССР.