Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

Глава 40

1 января 1978 года

Утро

– Ты меня понимаешь, Саша? – негромко спросил второй секретарь МГК.

– Почти, – зевнул Саша и поёжился, покачиваясь на табуретке.

Мы сидели в моей квартире на кухне и я, откровенно говоря, не совсем понимал, что от меня хочет товарищ в самом начале 1978 года.

Он приехал ко мне пять минут назад и, заявив, что нам срочно нужно поговорить, находясь в весёлом и праздничном настроении духа, буквально впёрся ко мне на кухню, вместе с Горячевым, от которого тоже слегка пахло алкоголем.

Не, ну я, конечно, понимаю, что они отметили, но нафига народ-то спозаранку будить? Да я, собственно, сам никогда не был против этого хорошего дела – лясы поточить, вот просто на часах было 5:01, а легли мы спать, отпраздновав Новый год, лишь полтора часа назад.

Вчера, как только часы пробили двенадцать, мы с мамой и бабушкой чокнулись фужерами – они с шампанским, а я с соком и поздравили друг друга с Новым 1978-м годом. Пожелали друг другу здоровья, счастья, благополучия. Договорились, что будем жить в мире и согласии, как и в прежние времена, а потом я дал обещание, что обязательно окончу какой-нибудь институт.

– Высшее образование всегда пригодится, Сашенька, – сказала бабушка и я, не вполне соглашаясь с ней, всё же согласившись, кивнул.

Ну а после поздравлений, мы, естественно, приступили к трапезе.

Я, по своему обыкновению, положил себе в тарелку здоровенный кусок холодца, пару ложек салата «Оливье» и два бутерброда с красной икрой. Не знаю почему, но именно такой набор «первых» блюд я накладывал себе в тарелку на протяжении всей предыдущей своей жизни. Так стоит ли менять привычки в этой?

После разогревочных закусок, пришла очередь горячего: варёной картошки, заливной рыбы, жареной курицы и мяса в панировке.

Я, до этого момента, съев за первым куском холодца второй и закусив всё эту вкуснотищу салатами, (кроме «Оливье» на столе стояли «мимоза», «селёдка под шубой» и «винегрет»), не знал, как и куда в меня влезет горячее. А посему положил лишь три не большие картошины и маленькую куриную ножку.

– Ну не пропадать же добру, – сказал милый пионер сам себе и продолжил пир.

Ничего, в конечном итоге, всё вполне себе влезло…

…А к тому времени уже подступило время подарков…

В прошлой своей жизни, как правило, дорогие подарки мы никогда друг другу не дарили. И это было связанно с тем, что, например, я этого сделать не мог из-за очевидной причины – учился в школе и своих денег у меня попросту не было. Если, конечно, не считать деньги на школьные завтраки, что мне давала мама или, скажем, на мороженное и кино. Бабушка была пенсионеркой, а на пенсию, как известно, не разгуляешься. Поэтому тут с «богатствами» тоже было всё очевидно. Ну, а у мамы была не большая зарплата и если учесть, что она тянула меня, то денег нам хватало практически впритык – от зарплаты до зарплаты. Поэтому подарки на праздники и торжества мы дарили друг другу чисто символические, прекрасно всё понимая.

Сейчас же, когда я стал фактически и практически миллионером я мог себе позволить купить всё что угодно – в разумных пределах, конечно. Однако оставался открытым вопрос: что? И если маме, достаточно легко было подобрать какой-нибудь подарок, ведь она у меня была совсем молоденькой женщиной, то вот с выбором, что именно подарить бабушке, пришлось поморочиться.

Что нужно человеку на пенсии, который, к тому же, при любом удобном случае говорит, что ей ничего не нужно и у неё всё есть?

Вот и задался таким вопросом…

Но первой дарила подарки бабушка…

Она подошла к своей сумке-тележке и вытащила оттуда свои подарки, которые собиралась нам подарить. Маме досталась перламутровая помада, пудра и открытка, в которой обнаружилось сто рублей. Мама удивлённо поблагодарила, но не стала напоминать своей маме, что с деньгами в последнее время у нас всё в порядке.

Мне же бабушка презентовала связанный ею шерстенной свитер коричневого цвета с высоким воротником и варежки, что были связаны из тех же ниток. Почему именно варежки, а не перчатки? Потому, что варежки мне нравятся из-за своей практичности на много больше, ибо в суровые зимы, которые тут не редки, в них кистям рук намного теплее. Об этом прекрасно знала бабуля, а потому и связала любимому внучку сей необходимый девайс: «Чтобы у тебя, Сашенька, рученьки не мёрзли».

Мы поблагодарили старшую в нашем роду и поцеловали её в щёки.

– Мам, давай теперь ты, – предложил я, садясь на свой стул, ибо рассчитывал, что буду дарить последним.

– Нет… Я после тебя. Так что давай ты. Я же вижу, что ты нам какой-то сюрприз приготовил и тебе не терпится. Вон как улыбаешься и ёрзаешь на стуле, – засмеялась мамуля своим весёлым звонким смехом и мне пришлось вновь вставать, подчиняясь воле любимой родительницы.

Сходил к себе в комнату и принёс две картонные коробки, куб с гранью приблизительно в 50 сантиметров, которые одолжил, по случаю, в продуктовом магазине.

Под удивлёнными взглядами любимых людей, раздал им их и пожелал: – Всего самого хорошего в новом году! Здоровья и счастья!

Через минуту, крайне удивлённые любимые родственники рассматривали свои подарки, держа в руках по десятитысячной пачке новеньких банковских купюр.

Кроме этого у мамы в коробке оказался: ГДРовский джинсовый костюм (пришлось вспомнить размеры и дать три рубля продавщице, чтобы та померила), золотые серёжки без камней (не нужно привлекать лишнего внимания), набор чешских кремов для кожи (в той жизни таких не видел) и большую шкатулку с французской парфюмерией (именно этот продукт я купил в последний момент).

Бабушке же дед Мороз принёс, кроме денежных средств: пуховый платок, ситцевый платок, набор столовых приборов – ложки, вилки, ножи, не большие золотые наручные часики круглой формы и всё тот же парфюмерный французский набор, как и у мамы.

Чуть отойдя от шока, женщины, конечно, поблагодарили заботливого меня, но задали один, с их точки зрения, важный вопрос, который можно на нормальный язык перевести так:

– На какой хрен ты, милый Саша, притащил такие деньжищи домой? Хочешь, чтобы бандиты узнали и нас ограбили?

На эту, вполне логичную, претензию я ответил, как и подобает любимому, но облажавшемуся, человеку:

– Я не знаю…

«Блин… и действительно, я что дурак? Нафига, я это сделал? Нафига приволок гигантскую, для этого времени, сумму в квартиру?.. Ну да – хотел удивить… Но с другой стороны – кого и чем я хотел удивить? Ведь они знали о суммах, что лежат на сберкнижке и, в конечном итоге, всё равно сюрприза бы не вышло. Разве что я приволок бы домой пару-тройку миллионов… но, к счастью, я до этого не додумался, да и на моём счету в тот момент таких денег не было. Тогда стоило ли так напрягаться в сберкассе, заказывая такую сумму у недоверчивых кассиров? Н-да… Опять, по ходу дела, в одном месте детство играет… Хвастун», – укорил я себя и пообещал, второго января все деньги вновь вернуть в сберкассу.

Женщины успокоились, не став меня и дальше терзать нравоучениями, (и так двадцать минут слушал) после чего с интересом принялись рассматривать другие подарки и благодарить такого заботливого мальчика – то есть меня.

Я краснел, смущался и говорил, что очень рад, что им вещи нравятся.

Так на самом деле и оказалось. Бабушке очень понравились платки, а мама примерила джинсовый костюм, который, к счастью, ей был впору, была просто на седьмом небе от счастья, справедливо предполагая, что «девчонки на работе от зависти лопнут».

Затем настала очередь подарков от мамы.

Она встала со стула, подошла к серванту, достала оттуда две коробки конфет «Вечерний звон» и положила на стол перед нами.

– О! Какие я и люблю! – радостно вскрикнул я, пытаясь реабилитироваться перед всеми, в том числе и собой. – Спасибо, мамуля!

– Кушайте на здоровье, мои дорогие! А чтобы вы не только ели «вечерний звон», но и слышали звон, я вам сейчас позвеню, – с этими словами она достала из серванта связку с двумя ключами и потрясла ими.

Раздался негромкий звон, который вполне можно было назвать – вечерним.

– А это что за ключи, Верочка? Вы машину купили? – удивилась бабушка.

– Ура, мама! Теперь ты у нас станешь автоледи! – радостно закричал я, хотя уже понимал, что именно это за ключи.

– Нет, любимые мои. Машину мы, конечно, купим, но вообще-то мне нужно сначала на права выучиться. Саше ещё рано водить, поэтому весной я пойду в автошколу ДОСАФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту), – улыбаясь, радостно произнесла мамуля и перешла на торжественный тон: – Ключи же эти от нового летнего гнезда семейства Васиных. Которое находится где?.. – она выдержала секундную паузу и громко произнесла: – В Крыму!

– Как в Крыму? – сделал по-идиотски удивленное лицо я, подыгрывая маме.

– В Крыму! – подтвердила она и звонко засмеялась.

Я взвизгнул и, изображая при этом безумный детский восторг, подпрыгнул к ней, после чего, обняв, прокричал:

– Ура, мама! Ура нашей мамулечке!

– Ура, Саша! – закричала мама, в ответ, обнимая меня.

И мы, так и не перестав обниматься, стали, радостно смеясь, прыгать скандируя: «Ура!» «Ура!!» «Ура!!!»

В какой-то момент перевели взгляд на бабушку, решив пригласить её к нашему веселью, но, к удивлению, увидели, что та нашего восторга не поддерживает, а сидит с поникшей головой.

– Мама… – произнесла моя мама и подбежала к бабушке. – Что случилось?

– Вы купили дом в Крыму? – ошеломлённо произнесла та, подняв глаза, которые готовы были заплакать в любой момент. – А я? А как же наша деревня?..

Мы с мамой удивлённо переглянулись и тут я понял то, отчего бабушке стало так грустно. Мы с мамой живём в Москве. Бабушка в деревне. Когда у нас есть свободное время, мы, естественно, приезжаем к ней – и навестить и по хозяйству помочь. Так что же в её представлении будет теперь, когда мы купили новую дачу? Да всё очень просто – мы с мамой будем улетать не в Подмосковное Ключино, а на ЮБК (Южный берег Крыма). Разумеется, при этом мы всячески будем звать с собой и её… Но тогда возникал вопрос: что будет с огородом, если его не поливать и не ухаживать за ним, скажем, целый летний месяц? А если два? А что будет с домом? С сараями, в которых хранится добро (до которого руки не доходят, чтобы его выкинуть)? С урожаем?

Вот что увидела бабушка, и вот чего вначале не поняли ни я, ни мама.

Успокаивали мы бабушку минут десять, постоянно объясняя, что не собираемся забывать ни о ней, ни о доме в Ключино, ссылаясь, что на юг будем ездить лишь тогда, когда найдём того, кто присмотрит в наше отсутствие за домом.

– Да кто ж присмотрит-то? – не понимала она.

– Да кто угодно. У нас теперь, есть деньги. Оплатим труд и найдём кого-нибудь из наших местных, кто не прочь подхалтурить, – резонно отметил я. – Разве у нас в деревне нет таких?

Бабушка задумалась, но потом согласилась, что, как возможный вариант, это выглядит не плохо.

Облегчённо вздохнув, мама достала документы на дом с участком и зачитала ТТХ.

Площадь одноэтажного дома была 56 квадратных метров. Весь участок – 36 соток и находился он на окраине города Алушта в трёхстах метрах от моря.

Ну, собственно, что-то подобное я и ожидал услышать, ибо давал примерные параметры Армену именно такие. Мама же была просто счастлива от осознания того, что теперь у нас есть свой дом на море.

Бабушка, видя, как мама безмерно рада, в конечном итоге, тоже оттаяла, и они принялись мечтать, как будет прекрасно встать часов в семь утра и пойти купаться в тёплом и ласковом море.

А потом мы решили прогуляться.

Погода была тёплая. Температура всего минус два градуса по Цельсию. Это способствовало тому, что людей на улице было много. Все поздравляли друг друга с праздником, обнимались, играли в снежки, пели, а некоторые даже плясали. Такое поведение граждан было в те времена обыденным делом и у меня вновь сжалось сердце, вспоминая абсолютно не праздничный настрой в дни празднования последних лет. Не было в них этой простоты, искренности и первородной бескорыстной чистоты. Всё свелось к какому-то суррогату без капли истинного торжества.

Впрочем, вполне возможно, что я абсолютно не прав и во мне говорит старый закостенелый сноб. Тем не менее, лично для меня, те праздники были крайне пресными и радости в душе от них я почти не испытывал.

Мы степенно прошлись по нашему традиционному маршруту до входа на ВДНХ, где гуляния были уже в самом разгаре и повернули домой.

Вернулись, попили чая с тортом и посмотрели по видаку заранее записанный фильм про гражданина Лукашина, ибо как бы этот фильм уже не надоел, без него, ровно, как и без салата «Оливье», Новый год за Новый год моё зомбированное сознание считать напрочь отказывалось.

В конце картины, дав своим барышням насладится моментом создания новой советской семьи, отнёс всё что было на столе на кухню, часть поставил в холодильник, что не влезло выставил на балкон, и помыл посуду.

К тому времени фильм закончился, мама с бабушкой довольные и уставшие пожелали мне спокойной ночи, и мы все разбрелись по комнатам спать.

И буквально только закрыл глаза, как услышал звонок в дверь.

В наполовину спящем состоянии, открыл засов, даже позабыв спросить: «Кто там?» и прямо с порога услышал:

– Саша, надо поговорить…

Прошли на кухню и вот уже говорим пять минут. Точнее не говорим, а он – Хмельков говорит, Горячев, сидя рядом на табуретки кивает, а я, почёсывая через майку живот, зевая, пытаюсь понять: какого фига тут происходит, прекрасно осознавая с каждой секундой, что не понимаю, чего они от меня хотят…

– Ну, так ты уяснил?

– Кажется, да, – наконец кивнул я, убедившись, что не сплю. Но на всякий случай долбанул себе ладонью по лицу. Стало легче и труднее одновременно. Легче, потому что точно понял, что это не сон. А труднее потому, что обалдел от этого, но, к своему сожалению, понял, что это не сон.

Взял листок со стола и, посмотрев на него, часто заморгал – иллюзия не улетучилась. Положил бумагу на скатерть и стал тереть глаза руками, чтобы полностью прогнать эту иллюзию нереальности происходящего. Посмотрел на стол и понял, что не получилось – лист лежал на месте. Дабы всё же окончательно прогнать это наваждение, подошёл к раковине на кухне и умылся холодной водой, быстро вытерся ухонным полотенцем, шлёпнул себя по щекам десять раз и вернувшись на своё место, под крайне обалдевшими взглядами гостей вновь взял белый лист в руки и внимательно посмотрел на него.

Морок не исчез, а потому становилось очевидным, что это самая настоящая реальность.

Кашлянул и, подняв голову посмотрел на второго секретаря московского горкома, и негромко, прохрипел:

– Что… Что это?

– Это, Саша, список детей и родственников наших уважаемых и ответственных товарищей, – сказал тот и продолжил забивать последний гвоздь в последнюю крышку. – Вчера, как ты понимаешь, был очень хороший момент. У всех товарищей было праздничное настроение, и я решил этим воспользоваться. Я обзвонил их и, переговорив, окончательно перетянул на нашу сторону! Теперь вопрос с поездкой практически решён!

– Да Вы, что?!?! – закашлялся я от неожиданной новости. – Это, конечно, замечательно… Но, как же…

– Никаких «но»!

– Ну… А это…

– И никаких тут «ну»!

– Э-э… Тогда просто скажите: это куда я их всех засунуть-то должен? – наконец подобрал я подходящую фразу, вскочил на ноги и потряс листом перед лицом собеседника. – Куда они все влезут-то? Они же даже не профессиональные актёры!!

– Ну и ты не шибко профессиональный режиссёр, – напомнили мне, – но ничего – отличные фильмы снимаешь. Так с чего ты взял, что, например, моя дочь или вот сын Аркадия Леонидовича могут хуже? – он хмыкнул. – Найдём толковых наставников-актёров и приставим их к группе. И вопрос решён.

– Но… – не нашёлся Саша на такой экспромт.

– Никаких «но», – вновь одёрнули меня. – Ты точно хочешь на Кубе снимать? Тогда это единственный выход!

– Тридцать восемь человек… Ё* тв** м***, – прошептал я, и сев на табуретку, закрыл глаза. – Да они ж там всех «хищников» в джунглях распугают. И где ж этих несчастных мы будем тогда искать? Хоть остров и не велик, но…

Конец десятой книги

20.05.2022 год

Максим Арх

11. Второй Карибский кризис 1978

Глава 1

Конец 70-х. Март

Атлантика. 40-я параллель северной широты

Моим позывным, на время проведения операции, стал – «ВАС». Это было сделано не только исходя из требований секретности предстоящего похода, но и для более быстрого обращения друг к другу в экстренных и экстремальных условиях. Именно в этих условиях должен был действовать сформированный отряд специального назначения, в состав которого вошла лишь отборная элита.

«Элита и только элита», – был приказ сверху, и даже я не смог на него повлиять.

Руководство обозначило цель: изыскать средства, выделить ресурсы и приказало, во что бы то ни стало осуществить немыслимое. Многие во всех ведомствах были шокированы такой дерзостью предстоящей операции. Некоторые из них пытались отговорить руководство от, якобы, не обдуманных, по их мнению, шагов. Но сплоченность партийного аппарата, их воля, их коллективный подход к решению любой, пусть даже самой сложной задачи, не дрогнул под натиском некоторых паникёров. Не дрогнул, выстоял и принял важное, как для страны, так и для человечества в целом, решение – в ближайшее время отобрать элитных бойцов и отправить их на другой конец мира.

Решение было принято и сложные механизмы бюрократии и чиновничества мгновенно закрутились, ибо по специально распущенным слухам, любой саботаж предстоящей компании приравнивался к измене Родине с соответствующим наказанием – расстрелом.

Естественно, что никто противодействовать даже и не пытался. Более того, наоборот, многие чиновники в министерствах и ведомствах проявляли похвальную расторопность в решении любой проблемы. Конечно, тут явно читался и их шкурный интерес. Сделали в точности, что от них требуется и перекрестившись, что не облажались, принялись заниматься своими делами. Но это был уже другой вопрос. Главное – дело делалось быстро – экспедиция формировалась в ускоренном темпе, а на качестве подготовки это никак не сказывалось.

В середине января 1978-го года ЦК Политбюро, после согласований с Министерством обороны СССР, приняли постановление о привлечения к этой сверхсекретной специальной операции меня. Узнав все детали и изучив театр будущих действий, я впал в ступор, а потом решил отказаться, попросив лист бумаги, дабы написать рапорт. Разумеется, такое моё решение абсолютно не было спонтанным. Узнав, конкретно, кого мне придётся возглавить, а также то, что операция будет проходить всего в пятистах километрах от границы США – то есть под самым носом у вероятного противника, я смел предположить, что не справлюсь. И боязнь моя была связанна не с местом предполагаемого театра будущих действий, а с тем, что возглавить мне было предложено не просто обычные войска, а элитарную часть.

Именно с этим была связана моя робость. Я просто опасался, что у меня, банально, не хватит авторитета, дабы обуздать их гордыню и спесь. Ведь, не в обиду будет им сказано, иногда уж очень нескромно их поведение по отношению к простым людям. Да и мнят о себе некоторые бойцы непомерно много. Нет, конечно, все они славные ребята, однако бывают среди них чрезмерно высокомерные индивиды. Чтобы справится с такими, необходимо было обладать не только данной тебе правительством властью, но и непререкаемым авторитетом. А авторитет на дороге не валяется. Его нужно заслужить и доказать отряду, что их командир достоин ими командовать. Разумеется, я, в конечном итоге, справился с поставленной перед собой задачей и доказал, что я не хуже, чем любой из них, но до этого пришлось очень постараться и многое сделать…

Впрочем, не будем забегать вперёд, до этого момента пройдёт ещё не мало времени и будет пролито много слёз, потрачено много нервов, много злости и много крови.

В тот день, когда мне огласили приказ о назначении, услышав мой ответ, начальство в категорической форме запретило мне даже помыслить о добровольном отказе. Как оказалось отряд уже был практически сформирован. Комплектация личного состава на тот день достигала не менее девяносто двух процентов от необходимого их числа. Моё несогласие предполагало полный отказ от операции. Бойцы уже знали о предстоящей миссии и горели желанием побыстрее приступить к её выполнению. Поэтому, расформирование специального отряда было невозможно, ибо деморализация личного состава была бы колоссальной.

Мотивация бойцов, их желание и их стремление выполнить задачу любым из возможных, и даже невероятных способов, убедили меня в том, что я тоже не могу теперь отступить.

И я принял свою судьбу, с головой погрузившись в организацию этой экспедиции.

Услышал звуки шагов справа и обернулся.

– Товарищ командующий специального экспедиционного корпуса, я хотел Вам сообщить, что… – начал было доклад мой подошедший адъютант, но я его перебил.

– Запомни, сынок, мы не на отдыхе. Мы фактически в тылу врага. А если ещё нет, то очень скоро там окажемся. Пока ты будешь говорить такие длинные приветствия обстановка на фронте уже сто раз изменится. А ну-ка соберись и доложи, как полагается, кратко и по существу, – приказал я.

Тот на секунду замялся, задумавшись, но лишь на секунду, а потом вытянулся по стойке смирно и громким чётким голосом произнёс:

– Товарищ командир «ВАС», разрешите обратиться?

– Лучше, товарищ «Се». Уже намного лучше, – похвалил я своего помощника. – Запомните. Краткость – сестра таланта. Обращение вовремя спецоперации должно быть ёмким и быстрым, как пуля, выпущенная по неприятелю. Усвоили?

– Так точно!

– То-то!

– Товарищ командир, а может быть тогда, чтобы ещё больше сократить обращение Вас называть просто – команданте? – несмело предложил молодой и тут же испугался своей опрометчивости – обратившись к старшему по званию без разрешения. Это было серьезное нарушение устава и каралось серьёзным дисциплинарным взысканием, вплоть до пятнадцати суток ареста. Введение таких суровых наказаний я ещё не практиковал, но суровые условия порождают суровые решения. Я знал, что когда-нибудь мне придётся сломать свою жалость к себе и к своим бойцам и начать требовать от людей полного соблюдения устава в условиях, фактически приближённых к боевым действиям. Однако сейчас не стал наказывать подчинённого и даже более того решил разъяснить тому причины и следствия моего решения.

– Это лишнее, боец. Мы плывём в дружественную нам страну и там есть свои команданте. Это великие люди и нам не следует пытаться называться как они. Во-первых, это может не понравится окружающим людям. Во-вторых, это может не понравится принимающей стороне. В-третьих же, такое панибратство может не понравится в Москве. А это уже совсем плохо. То, что наша экспедиция началась, это уже феноменальное везение. Поэтому, как говорится: не будем лишний раз дразнить гусей.

Посмотрел в глаза адъютанту и, видя, что он расстроен, произнёс:

– Не нужно, сынок, так близко принимать это к сердцу. Если мы выполним возложенную на нас партией и правительством миссию, то наш и братский нам народ сами решат какими словами нас отблагодарить и наградить.

– Очень надеюсь, что слова эти не будут матерными, – буркнул подчинённый, думая, что я его не слышу.

Погрозил ему пальцем и, увидев вытянувшегося по стойке смирно, ловящего каждый мой жест адъютанта, вновь решил того не наказывать. Это был преданный человек. Он был предан мне лично и беззаветно предан нашему делу. С ним мы буквально прошли огонь и воду. Спецоперации в дружественных странах и странах капиталистического мира закалили моего соратника. Он уже не был безусым юнцом, каким я его встретил впервые. Это был выкованный из стали боец, готовый ради наших целей пойти до конца, что не раз доказывал делом.

Но всё же субординация – наше всё. Без неё в воинстве может мгновенно наступить хаос, который в самое ближайшее время начнёт свои разрушительные действия. Те же в свою очередь быстро могут привести к самым плачевным последствиям – к провалу нашей важной операции. Этого нам народ мог не простить! И народ был бы прав!

А потому я вновь погрозил пальцем адъютанту и, разглядев в глазах полную лояльность и желание служить, разрешил тому называть меня не команданте, а камрад.

– В переводе с немецкого означает – товарищ.

– Есть, камрад ВАС, – отдал честь сообразительный помощник.

– Докладывай, как настроение бойцов? – перешёл я к делу.

– Весь личный состав элитного спецподразделения проводит общую утреннюю зарядку и занятия по боевому искусству Ушу. По вашему личному распоряжению её проводит полковник «Кра».

– Вижу, – кивнул головой я и, отпустив адъютанта, посмотрел на то, как сотрудник КГБ, стоя на большом прямоугольном ящике, возвышаясь над бойцами во весь рост, принимает стойку аиста из этого боевого искусства.

Перед ним же, чуть ниже, прямо на палубе, стояли бойцы, расположившиеся в двенадцать шеренг по десять человек в каждом. Они смотрят на моего помощника по боевой подготовке с восторгом и тут же повторяют его действия, стараясь сделать точь-в-точь как он. И правильно делают. У этого боевого офицера есть чему поучиться. За его плечами служба в ОМСБОН во времена ВОВ, после этого Корея, Африка, в общем много, где ему пришлось повоевать. Если бы не его вспыльчивый характер, то он, наверняка, в свои годы уже стал бы генералом. Однако судьба распорядилась по-другому и сейчас он является фактически моей правой рукой, взяв на себя физическую и психологическую подготовку моего отряда.

А отряд неустанно требовал внимания. Фактически это была элитная рота специально назначения. Можно сказать – элита элит. Только лучшие из лучших сумели сюда попасть. По поручению правительства был проведён серьёзный отбор среди тысяч участников. Претенденты не раз и не два сдавали различные тесты, анализы. Проверялись их личные навыки, на умение действовать двойками или небольшими подразделениями. Умеют ли слаженно работать в коллективе, а также подчиняться любым приказам командира, было одно из важнейших требований к курсанту.

Месячный курс боевого слаживания роты проходил в пионерском лагере под городом Клин, специально переданным нам местным горкомом под тренировки. Выходных у курсантов не было. Утренняя зарядка, завтрак, индивидуальные занятия по их специальности. Всем личным составом ОФП. Обед и вновь индивидуальные занятия, после них – тренировки. И так до вечера. Затем ужин и вновь тренировки. В 22:00 – отбой.

Претенденты буквально валились с ног. Да они были подготовлены. У многих был богатый жизненный опыт, но даже некоторые из них не выдерживали. Мы расставались с такими без сожаления, ибо не можешь выполнить поставленную задачу здесь – практически в тепличных условиях, там ты её не выполнишь сто процентов. А такой исход операции был неприемлем!

По сути, отчисленные курсанты были не плохими бойцами и многое умели. Но, к сожалению, для предстоящей спецоперации на другом конце Земли этого было недостаточно.

В конце концов с пятью претендентами нам пришлось расстаться. Те плакали, просили их не отчислять, но я доказал своему начальству их непригодность для опасной миссии: – Подведут! – И командование, проскрежетав зубами, приняло моё решение как должное. Остальные же выдержали непомерные и завышенные нормативы инструкторов и вопреки всему сдали выпускные экзамены. Я лично принимал их и нужно сказать, что они произвели на меня неизгладимое впечатление.

В конце января правительство СССР приняло ещё одно постановление. В нём министерству обороны СССР поручалось к середине февраля 1978 года создать оперативно-тактическую группу боевых кораблей для сопровождения специального рейса четырёхпалубного лайнера под номером 101 – «Михаил Калинин».

Отплытие должно было состоятся из Ленинграда, где базировался лайнер. Сопровождать в самом начале операции нас должны были береговые силы Западного военного округа и четыре корабля сопровождения – малые ракетные корабли проекта 1234: «Волна», «Заря», «Зарница» и «Радуга». Прикрытие с воздуха осуществляли истребители наземного базирования – СУ-17. После выхода эскадры из территориальных вод СССР на океанский просто, сопровождение, должны были взять на себя самолёты дальней авиации. Именно им в дальнейшем предписывалось осуществлять поддержку с воздуха.

И вот наконец подошёл долгожданный день. Не было ни церемоний, ни прощаний. Секретность брала своё.

Погрузились под утро на борт океанского лайнера, заняли места согласно штатному расписанию и отшвартовались от пирса.

Преодоление балтийского рубежа прошло по плану. Без происшествий вышли в нужную нам точку рандеву в Северном море. Там произошла передача нашего лайнера более мощным силам: крейсерам. К нам присоединился тяжёлый авианесущий крейсер (ТАВКР) Северного флота СССР. Он пришёл из мест базирования в городе Североморск. Под вечер того же дня к нам присоединился ракетный крейсер проекта 58 «Адмирал Головко» и танкер со странным названием «МНС-692500» проекта 1844Д с топливом на борту.

А на следующий день мы увидели приближающиеся к нам пять кораблей. Сигнала тревоги никто не сыграл, а значит пожаловали свои, которых мы и ожидали. Ими оказались ракетный крейсер проекта 1134 «Севастополь», эсминец проекта 56 ПЛО «Смышленый», эсминец проекта 56А «Скромный», средний морской танкер (СМТ) «Олекма» и плавбаза – учебный корабль ПБПЛ проекта 1886У «Бородино». Как в последствии мне доложили на «Бородино» располагалось две роты спецназа ГРУ, которые должны были нас прикрывать в ходе предстоящей спецоперации.

Идти в ордере вместе с нами крейсера собирались до Бермудских островов, после чего они должны были с нами расстаться и начать боевое патрулирование в двухстах километрах южнее оных. Разумеется, это только называлось патрулирование, на самом деле их приказом было ждать окончания нашей компании, чтобы сопроводить наш корабль по пути домой. Однако кроме этого была у них и ещё одна функция – прикрывать мой элитарный отряд, вселяя ужас в потенциального противника одним своим присутствием.

После того как эскадра для перехода через Атлантический океан окончательно сформировалась, малые ракетные корабли вернулись в Балтийское море, а мы построившись боевым ордером вышли в Атлантику.

Встретила нас бескрайняя морская «гладь» не ласково. Мощные порывы ветра, ледяные брызги солёной воды, накрывающие корабли многометровые волны, обрушились на нас с неимоверной силой. Мрачное свинцовые тучи закрывающее солнце словно твердило нам, что не пустит в Новый свет. Ураганные ветра и холодный дождь яростно били по палубе. Грозовые раскаты грома и молний грохотали в небесах. Казалось, все стихии ополчились на нас. Но мы не дрогнули – выстояли и не отвернули назад, а, невзирая на все трудности, сжав волю в кулак, продолжили неумолимо продвигаться вперёд к нашей благородной цели.