Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 272 страниц)

Глава 33

Далее всё было как в тумане…

Я смутно помнил, как маляр кричал, что не надо никого вызывать, ибо он сам сотрудник органов, показывал свою «ксиву» и приказывал всем расходиться… Я бы с удовольствием выполнил бы его приказ и ушёл бы куда глаза глядят, но… Глаза мои были закрыты, а сам я прикован к злодею наручниками.

Затем помню, что это подозрительный тип меня поднял и моим же способом погрузив себе на плечо куда-то понёс…

С ума сойти… грязный оборванный хрен в шапочке из газеты уносит контуженного пионера фиг знает куда, а народ ничего не предпринимает. Вот, что значит доверие к документу в этом времени… Основная масса людей верит, что «милиция разберётся», и мешать ей не надо, а поэтому и не вмешивается в происходящие…

«Ё-моё! Люди! Это ведь может быть совсем не милиционер, а корочка у него липовая! Опомнитесь! Не дайте пионера на растерзание!» – негодовал я, трясясь на плече «киднепера».

«Блин… Походу дела нужно себе тоже какую-нибудь красную ксиву «забабахать», раз народ тут на это дело так падок и ведётся без проблем… А вообще «писец»!.. «Масленица»!.. Лёгкая жертва… Меня поймал маньяк и тащит к себе в логово, а я не могу даже оказать никакого сопротивления. Всё тело как будто не моё… Ну ничего сейчас я оклемаюсь, приду в себя и всю его «маньяколку» отобью на х**!.. – сердито думал я пытаясь открыть глаза. – А вообще в этом есть какой-то тайный смысл…Моё триумфальное музыкальное продвижение в этом времени началось с ДК «ЗИЛ», а закончилось печально из-за колымаги того самого автоконцерна… «Перст судьбы» … Рок… Фатум… Судьба… и никуда от неё не деться…

У Стругацких в романе «Понедельник начинается в субботу», есть стишок: «Вот по дороге едет ЗИМ и им я буду задавим…». В моём же случае, применительно к данной ситуации, это можно было бы перефразировать приблизительно так: «Вот по дороге ехал ЗИЛ, и ё**** водила дверь открыл!.. С***!!» – с негодованием подумал начинающий поэт и потерял сознание…

* * *

… Я на чём-то сидел, меня иногда трясли и о чём-то спрашивали. В голове был туман, она кружилась и хотелось, чтобы от меня отстали. Хотелось тишины и покоя. Хотелось лечь и заснуть, но меня всё время тревожили и о чём-то спрашивали… Мне обещали, что если я буду отвечать на вопросы, то меня оставят в покое и дадут отдохнуть. Дабы это поскорее случилось, я отвечал, но они не отставали, а всё спрашивали и спрашивали…

* * *

Сознание ко мне вернулось, когда меня не сильно похлопали по щекам и напоили водой.

Я открыл глаза и первым делом потрогал запястья. Наручников не было. Потрогал лоб. На нум нащупал шишку…

– О… очнулся! – радостно произнёс моляр улыбаясь мне прямо в лицо своей белозубой улыбкой.

«Ну это ты так лыбишься в последний раз, ибо зубы я тебе сейчас все выбью, – не менее радостно подумал я и было уже хотел слегка «рихтануть» кандидата в реанимацию, как увидел стоящего неподалёку милиционера, который в отличии от «фейкового» был в форме.

– Ладно. Раз он очнулся, то я пошёл, – сказал «настоящий» и вышел за дверь.

Я огляделся по сторонам…

«Гм… обычный класс с партами, на стенах висят стенды с инструкциями и какими-то изображениями. Всё ясно, походу дела я нахожусь в отделении милиции, а маляр оказался оперативным работником. Только вот остаётся открытым вопрос, почему он меня с самого начала решил арестовать? Я же ему ничего плохого не сделал. Да и вообще никому ничего не плохого не делал… Общественный порядок не нарушал. Шёл себе спокойно по улице, да шёл… Так зачем же меня хватать? Неужели он там «пасся» по мою душу?.. Гм… Ну ничего себе… Я что, своими кассетами всю милицию города на уши поставил?»

– Так где и с кем ты делал записи Васин? Говори!

– Какие ещё записи? – прошептал я, обалдевая от того, что опер знает мою фамилию.

– Васин мля, хватит дуру гнать! Я знаю кто ты! Ты же всё рассказал! И где учишься и где мама твоя работает, давай дальше уже говори… Раз сказал: «А», то говори и «Б»!

– А и Б, сидели на трубе… – начал я чистосердечное признание охреневая от своей разговорчивости. Неужели я всё разболтал, когда был без сознания?.. Интересно, а что именно?.. К примеру, про будущее я что-нибудь говорил? А про Щелокова и мои приключения здесь?.. Нда… Разведчик из меня тот ещё… И бить долго не надо, достаточно шибануть разок об дверь ЗИЛа и все тайны страны будут рассказаны как на духу… Проблема, однако…

– Говори с***! Хватит в игрушки играть! – вдруг ни с того ни с сего заорал опер. – Говори, а то хуже будет! Сгною тебя в камере!

– Слушай. Петров. Ты чё разошёлся-то? Чё я те сделал? На мозоль что ль наступил? – удивившись от такого внезапного перехода на агрессию тихонько проговорил я потирая шишару на лбу.

– Молчать! – вновь заорал «следак» как потерпевший. – Я живу тут, а ты меня щенок как мешок картошки по району таскаешь! Позоришь меня б**?! Честь мундира запятнать хочешь?! Я из-за тебя гадёныша уже вторую неделю все школы района обхожу! А ты значит тут, под боком окопался, вражина!.. Уже б** настолько охамел, что в открытую распространяешь самиздат неподалёку от отделения милиции?! Безнаказанность свою почуял?..

– Ну товарищ Ленин, тоже занимался самиздатом, – попытался парировать и довести информацию до ушей опера я, но был жёстко послан.

– Не трожь вождя б**! – заорал экс-маляр и вскакивая со стула. – Я тебя с*** выведу на «чистую воду»! Ты у меня всё расскажешь: кто, когда и с кем?!

– Готов ответить на заданные вопросы прямо сейчас, по списку! – не стал ломаться я опешивший от напора.

– Ну, – всемилостиво разрешили мне и присев на место приготовились записывать.

– Кто? Я! Когда? Всегда! С кем? Один!

– Что?.. Что ты сказал?! – задыхаясь от злости заорал сумасшедший и подбежав ко мне схватил меня «за грудки» подняв с табуретки.

– Я сказал, что есть ещё успокаивающие капли, которые при обострении помогают, – осознавая, что у товарища с юмором, впрочем, как и с психикой, серьёзные проблемы прошептал я, глядя прямо в глаза обезумевшему.

– Ах ты падла, – удивлённо прошептал в ответ опер и замахнулся кулаком.

«Во «писец» дядю «клинит». Дурачок… Он же сядет, а если нет, то инвалидом на всю жизнь останется. Возможно конечно, что он надеется на то, что самый гуманный суд в мире его оправдает и он не понесёт никакой ответственности за беспредел. Возможно думает, что в случае чего, начальство заступится и всё замнёт. Круговая порука она многое может… Может конечно, но… Кто его убережёт от инвалидности, которую без сомнения я ему обеспечу, если он меня ударит?.. Кто?..» – подумал я и зажмурился в преддверии боли.

Прошла вечность, или быть может секунд десять, а ничего не происходило.

Я приоткрыл один глаз дабы «пробить» обстановку.

Рыжий опер с неприязнью разглядывал меня и хмурился.

– Короче Васин! Мало тебя в детстве лупили! – сказал он, опустил руку и прошёл к себе за стол. – Не хочешь по-хорошему. Будет по-плохому! Завтра с матерью придёшь к девяти утра. Будем вам мозги вправлять! Распустила она тебя, понимаешь!.. И у неё неприятности будут! Ей на работу сообщим! Пусть её на собрании пропесочат, что ребёнка воспитать не может! Бандита вырастила! На милиционеров кидается! Звони матери, потом мне трубку дашь.

– Может обойдёмся без звонков, и вы меня отпустите? – попытался я произвести до судебного разбирательства. – К примеру, быть может пара бутылок коньяка компенсируют Ваше недельные поиски и сегодняшнюю суету?

– Ты чего Васин, мне взятку предлагаешь? – с ехидцей в голосе произнёс сотрудник. – А за сегодня тебе вообще надо голову оторвать! Нах** ты меня по району таскал?! Совсем ё*****?!

– Ну, что Вы. Какие могут быть взятки?! – сказал я, категорически проигнорировав воспоминания о сегодняшнем дне. – Мы ж свои люди…

– Никакие мы не свои! Ты преступник Васин! Тебе повезло, что тебе пятнадцать лет и ты несовершеннолетний! Хотя и несовершеннолетних тоже сажают. А так, по-хорошему, надо было бы тебя за похищения сотрудника органов расстрелять!

– Никого я не похищал… И кстати, а почему Вы называете меня преступником? Суда же не было? – задал я логичные вопросы.

– Ну не преступник, а подозреваемый в преступлении. Это не столь важно. Важно, что теперь тебе п*****! – усмехнулся тот в ответ и что-то записал на листке лежащим перед ним.

– Там видно будет, – хмыкнув неопределённо произнёс я и набрал номер телефона на работу родительнице.

* * *

Через час приехала мамуля…

Конечно же она была предупреждена мной о возможности такого исхода моей деятельности, но всё же разнервничалась и зашла в класс уже с мокрыми глазами…

* * *

– Как ты вообще воспитываешь сына?! – орал опер распекая её и меня на все лады… – Почему он шляется где не попадя? Почему не в школе?!

– Понимаете ли он… – трясущимся голосом и непрерывно вытирая платком уголки глаз произнесла мама, но была перебита.

– Молчать! Дома надо было говорить! А сейчас уже поздно! Теперь я буду говорить! Твой сын подозревается в антисоветской деятельности! Ты знаешь чем ему грозит? Нет?! Расстрелом! А если его всё же пожалеют по молодости лет, то можешь уже сухари ему сушить. Лет на пятнадцать он сядет точно! Ты понимаешь?! – зло проорал сумасшедший опер.

– А почему вы тыкаете моей маме? – попытался поставит на место я разошедшегося гражданина, на что получил однозначный ответ:

– А ты вообще заткнись!

– Почему Вы так разговариваете с ребёнком?! – вспыхнула мама, а я сжал ей ладонь и прошептал: – Тихо, тихо… Спокойно… Я же тебя просил…

– Я сказал, замолчите оба! Развели тут спор… – начал было мой наплечный «недомаляр», но тут раздался стук в дверь…

– Посидите две минуты! Я сейчас! – сказал мокрый от пота опер и вышел из класса.

Я прислонил палец к губам и прошептав маме: «чиии», тихонько подошёл к двери, где стал подслушивать разговор…

– Ну так, что у тебя тут? Получается? – негромко спросил чей-то голос.

– Получится сейчас… Я уже имя и фамилию его знаю, мать сейчас показания будет давать, и ещё кое-что…

– Денис. У тебя десять минут, а потом я тебя из класса выгоню. Скоро Тищенко приехать с операми должен. Увидит, хлопот потом не оберёшься. Да и Соколов, тоже может вернуться. Может всё же просто оформишь его?

– Нет. Это моё. С какого хера этим бездельникам дело отдавать…

– Ну, моё дело предложить, а там как знаешь… Но имей ввиду, у тебя десять минут и не минутой больше, а потом, либо оформляем его, либо отпускай на все четыре стороны.

– Гм… – недовольно произнесли за дверью.

– И не забудь, бутылка с тебя…

– Бля… ладно, ладно… хорошо… – нервно прошипел опер, и я ломанулся от двери на место…

– Вы вляпались и только чистосердечное раскаянье может вас спасти. Усвоили? – сказал он вернувшись в класс и присаживаясь за «учительскую» парту. – Всё! Разговор закончен! Подписывайте протокол!

Я ухмыльнулся и посмотрел в потолок.

– Мне вас искренне жаль, но только чистосердечное раскаянье может облегчить вашу судьбу и судьбу вашего сына, – участливо проговорил «добрый полицейский» глядя на маму, а затем протянул ей документ. – Подпишите. Тут ваши показания.

– Ого, – сказал я и не дотрагиваясь до исписанного листка пододвинул стул поближе к столу, для более тщательного исследования «наших» показаний.

Естественно, написан там был полный п****!! По-другому и не скажешь…

Там была: и антисоветская пропаганда, и незаконная агитация, и незаконное распространение плёнок и другой литературы, и оскорбление с последующим избиением сотрудников, и сопротивление при задержании и ещё много чего подобного… Что интересно, историю как я его таскал по району «следак» упомянуть забыл… Да и вообще, если я арестован, то почему он не хочет меня оформлять по закону? Выслужиться хочет? «Палку» получить? На мне в рай въехать?

«Ну, ну… Я те мля въеду…Есть такое итальянское слово – «черевато» …» – подумал я и с интересом посмотрел на дурака, дабы определить, прикалывается он или действительно м****?!

По виду этого ё******* на всю голову гражданина, можно было с уверенностью сказать, что тот «не прикалывается», а действительно решил подвести меня по меньшей мере под «вышак».

Мама взяла ручку и было собралась уже подписать протокол допроса, но я остановил её своим мало адекватным поступком.

Я схватил листок и быстро разорвал его на мелкие кусочки, после чего, ни секунды не мешкая открыл рот и съел его под изумлённые взгляды опера и мамы.

– Ты… Ты… Ты чего Васин… о****?! – задыхаясь от «нежности» произнёс Пахомов через несколько секунд и заорал: – Он же номерной!.. Подотчётный!..

– По-моему тут ох*** только ты! – сказал я, дожёвывая чистосердечное признание после чего чуть сплюнул в сторону и добавил: – Люблю номерные.

* * *

В течении получаса, нас обливали грязью и запугивали, после чего всё же устали, успокоились и попросили написать объяснительную, не упоминая сегодняшние события.

Я был не против такого поворота и быстренько накалякал своё виденье ситуации…

Опер прочитал, поморщился, но заявление принял его, а затем выписал маме повестку на завтра.

– Завтра, чтобы оба были к девяти утра. Иначе будет хуже. Во всесоюзный розыск вас объявим! – сказал он, кровожадно улыбаясь и отдал документ.

– Мам. Выйди пожалуйста, а я парой слов с гражданином начальником перекинусь, – попросил я мамулю.

Та кивнула, безропотно всё подписала, взяла повестку, попрощалась и вышла из кабинета.

– Чего тебе, Васин? – с презрением глядя на меня спросил опер, когда мы остались наедине. – У меня дел много из-за таких как ты. Говори быстрее.

– Товарищ Пахомов. Я всё же ещё раз прошу Вас хорошенько всё обдумать, взвесить и принять решение. Подумайте, так ли вам важно сломать мне жизнь? Быть может лучше «разойдёмся краями»? Вы меня не видели, я Вас тоже… Коньяк с меня… – понимая тщетность своей попытки всё же предложил вероятный сценарий я.

– Да тут у нашего начальника отделения дочка Лена учится!! А ты тут вражескую пропаганду распространяешь как антисоветский элемент!..

– И в чём же заключается такая пропаганда? Что там не так с текстами? Там хорошие песни…

– Найдём! Найдём, не сомневайся! Всё найдём! И антисоветскую деятельность тебе припишем в том числе! – заверили меня «опричник», после чего добавили: – Посажу я тебя гадёныша за то что ты так со мной!.. Таскает меня как картошку мля… в лужи обплёванные кидает… Я те б** всё припомню! Хорошо понял?!

– Хорошо… – подтвердил я и зевнул от скуки понимая, что с таким дол****** общаться мне больше не о чем.

– Раз понял, вали отсюда шпионская морда! Вали и готовься! Завтра с тобой другие будут говорить! – прошипел он и добавил: – КГБ!

– Вот даже как… – произнёс вероятный агент, поднимаясь со стула.

– Уже сейчас можно было бы тебя в оборот взять, но тебе повезло…. Начальник отделения сегодня в главке, а без него я принять решение не могу… Вот если бы ты был совершенно летним, – мечтательно произнёс кровожадный псих и улыбнувшись добавил: – Расстрел…

«Идиот!» – констатировал я и не прощаясь вышел из кабинета.

Глава 34

«Во дела. И что мне с этим дураком делать? Как быть? Да он мне просто выхода не оставляет,» – раздумывал я, когда мы вышли на улицу.

– Саша! Вот видишь, как всё произошло! Ну зачем тебе это? Пожалей ты меня! А если тебя посадят? Я ведь этого не переживу! А бабушка? Подумай о нас! – запричитала мама пока мы шли к метро.

– Мамуся, мы уже несколько раз с тобой обо всём говорили! Всё идёт как должно идти. Я же тебя предупреждал, что рано или поздно так случится. Так что же ты переживаешь?!

– Мне страшно…

– Не бойся. Всё предусмотрено. Ничего страшного не произойдёт.

– А вдруг тебя поставят на учёт?! Вдруг посадят?! – задавая резонный вопрос паниковала родительница.

– Да что ты его слушаешь-то?.. Видно же, что он нас запугивал. Никто меня не посадит, потому как не за что сажать. Кассеты мои куплены официально. Чеки есть. Музыка никакая не антисоветская, так что всё нормально. Не беспокойся, – сказал я, понимая, что хоть эти аргументы и были услышаны, но к сведению приняты абсолютно не были, а посему, «распил» меня был продолжен…

* * *

«Что же делать, что же делать, – анализировал я, заходя в вагон метро под непрерывающиеся причитания маман. – Как же меня так угораздило попасться?.. Нет, что рано или поздно меня поймают я практически не сомневался, но надеялся, что будет это когда я стану уже более-менее знаменит и смогу как-то влиять на следственный процесс… К примеру, через Щёлокова, написав ему рекомендации по спасению великого писателя, или спортсмена, или музыканта, или учёного, или… короче одним словом кем там я должен буду к тому времени стать… Сейчас же всё пошло не по плану. Я сейчас практически никто и звать меня ни как… Эх… грёбанный ЗИЛ… Это ж надо так было попасть… Может Армену позвонить?»

Доехали до кольцевой линии и сделали пересадку. Я продолжая выслушивать печальные картины нашего вероятного будущего, которые рисовала мама, ободряюще ей что-то отвечал, но сам был в себе обдумывая правильный вариант решения проблемы…

Пересадку на свою оранжевую ветку нам нужно было делать на станции «Проспект мира», но, когда мы подъехали к станции «Комсомольская», на которой и находились «три вокзала», решение проблемы было найдено. Да дерзкое. Да необычное. Да в меру не адекватное. Да странное и быть может даже мерзкое… Но всё же возможное, а посему действовать нужно было быстро…

Я повернулся к маме, сказал ей, что буду поздно вечером, после чего попрощался и выскочил из вагона в уже начинающиеся закрываться двери.

* * *

Сходил к камерам хранения и открыл ячейку с кассетами. Взял сумку на которой лежал листок с надписью «сто пятьдесят», после чего отправился обратно в Перово.

Всю дорогу пока ехал, напевал песню «Третье сентября» … Так как дорога занимала около часа, то спел я её раз двадцать и это меня в край взбесило.

«Ну что тебе от меня надо?! Я же тебя уже записал! Так нет же, опять привязалась!» – недоумевал я, разговаривая с песней(!) и понимая, что по всей видимости удар об дверь грузовика не прошёл бесследно, ибо у меня началась шизофрения сразу в последней стадии.

«Что ты мне всё про третье сентября-то твердишь, да твердишь?.. Мочи уже нет слушать и петь! Отстань!» – просил её музыкант, а в голове всё пело про перевёрнутый календарь, про то, что второго сентября всё было всерьёз, а вот третьего всё накрылось…

«И что? Что накрылось-то? Что ты мне всё поёшь?! На что ты намекаешь? Что произошло третьего сентября?!» – со злостью задал я вопрос композиции(?) подходя к отделению милиции и внутри всё похолодело.

Остановился и потерянно огляделся…

«А действительно, что произошло в тот день?.. Что было третьего сентября хрен знает какого года?.. Что?..» – спросил себя я и вытер выступивший на лбу пот.

«Ну нафига себе вопросик, да?.. Да!.. Все тексты в песнях на предмет крамолы я не раз и не два проверял-перепроверял… Так почему же я не разу не задал себе вопрос о цифрах и датах… А ведь в этом времени к датам относятся совершенно не так как в светлом будущем. Тут даты помнят и чтят. В каждом доме на стенке отрывной календарь висит… Так, что же случилось третьего сентября? Да там хрен знает, что может быть!..»

Огляделся вокруг на предмет, где бы присесть, но к сожалению лавочки, поблизости не обнаружил…

«Походу дела, мы на грани грандиозного шухера! Нужно срочно «пробить» информацию о дате! Нужно срочно ехать в деревню! Хорошо, что я оказался именно в Перово. Пару остановок на автобусе, и я на платформе. Эта ветка как раз та которая мне нужна, чтоб доехать до железнодорожной станции Бронницы… Решено. Быстро провожу операцию и мчусь в деревню. Всё нужно сделать за пару часов, ведь из деревни мне нужно вернуться тоже сегодня же, потому как завтра у меня… Ё-моё… Я же завтра с генералом встречаюсь… как раз в девять утра… Так как мне оказаться в милиции и на встречи с генералом? Я не Янус Полуэктович Невструев, который эту бы задачу решил на раз-два, ибо он один в двух лицах. Я к сожалению, разделятся не умею. (тут речь идёт о замечательном романе Братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу.» прим. Автора.) … Во шляпа-то… И что мне выбрать? Что для меня важнее?.. – я почесал затылок. – Как не крути, а генерал перспективней, при условии конечно, что генерал этот реально существует в нашей реальности, а не в фантазиях дедули-пенсионера… Ну, а милиция, что ж… подождёт милиция. Днём с мамой приедем… Какая разница?.. Как говорится, первым делом, первым делом генералы… а милиция? Милиция потом… – решил для себя великий стратег и лишь только, зашёл внутрь отделения тут же вспомнил, что с фанатом-дедулей я договорился на четырнадцатое число, а завтра будет только тринадцатое… – И почему у меня всё в голове-то перемешалось? Неужели из-за песни?.. Или из-за ЗИЛа?.. Так решил же, по песни еду сегодня, а по «ЗИЛу» решу сейчас!»

Песня перестала петь…

Я застыл в дверях отделения и ещё раз вытер пот со лба. Постоял несколько секунд прислушиваясь к себе и пошёл к сидящему за столом дежурному милиционеру.

– Тебе чего, малец? Забыл, что-то? – спросил тот отрываясь от заполнения какого-то журнала вероятно меня вспомнив.

– Здравствуйте ещё раз, – поздоровался культурный я. – А вы не скажете как фамилия начальника отделения?

– Соколов у него фамилия. Николай Владимирович. А зачем тебе?

– Да в школе просили узнать на чьё имя писать какое-то заявления. Я же рядом живу вот и пообещал узнать…

– Понятно, – сказал дежурный и потеряв ко мне интерес принялся за своё прежнее занятие.

«Счастливые милиционеры в этих годах, – перебрасывая сумку с одного плеча на другое подумал я. – Ни тебе бронированных стёкол, ни металлодетекторов, ни обыска сумки на предмет «адских машинок», ни автоматов с пистолетами… Ничего подобного невидно и в ближайшие лет десять в глаза бросятся не будет…

Нет, конечно всё это в отделении есть в наличии, но на практике практически не применяется… Также в этом времени у милиции нет на вооружении не только слезоточивого газа, электрошокеров, резиновых пуль, но даже и дубинок. Всё голыми руками, всё на авторитете и никто не «кипишует»» …

Попрощался с дежурным и выйдя на улицу пошёл в сторону столь любимой мной школы…

– О… Привет… Это опять ты? – обрадовались мне как родному ребята, играющая в футбол детвора и «подколола»: – Чего убежал-то? Испугался? Мы бы тебя не съели!.. Хахахах…

– Меня преследовали, – отвечал я.

– Кто? Хулиганы? – вопрошали они, оглядываясь по сторонам и потирая кулаки…

– Нет. Папа Лены Соколовой. Знаете, такую? Говорят в вашей школе учитсяю. Её отец милиционер и хочет меня посадить за песни в тюрьму.

– Не может быть! – искренне удивлялись они.

– Может, – с грустью отвечал я и протягивая кассеты с записью добавлял: – Возьмите и послушайте. Возможно, что это последние мои песни и меня вы больше никогда не увидите.

– Ну ни х** себе! – говорили ребята и уточняли: – Так как ты говоришь фамилия у его дочери?..

– Саша, Саша, это ты!.. Белые розы!.. Девочки!.. Это Саша Александров! Девочки!.. Песня Юлия!..

– Здравствуйте девушки. Возьмите кассеты. Это последние. Больше записей не будет!

– Как? Почему?

– Скоро меня посадят за песни в тюрьму… И виноват в этом папа Лены Соколовой.

– Не может быть! – восклицали девушки и добавляли: – Мы знаем Лену. И папу её знаем. Он милиционер.

– Вот он-то и хочет меня посадить в тюрьму навечно!

– Не может быть! Он не такой!

– Может! Такой!

– Вот же дурак! А Лена? Куда смотрит Лена? – возмущённо вскрикивали девочки и пытались меня обнять, чтобы пожалеть.

– Не знаю я кто куда смотрит. До свидания девочки! Прощайте! Мы больше никогда не увидимся, и вы никогда не услышите моих новых, ещё более прекрасных песен, ибо в тюрьме я скорее всего умру… – полу плача говорил я пытаясь вырваться.

– Аааа!.. Не умирай! Ты хороший! – вскрикивали девочки и закатывались в плаче.

– Простите меня за всё! Не поминайте лихом! – вскрикивал я и убегал…

– Пойдёмте все вместе к Лене и скажем ей в лицо какой её папа сволочь! – размазывая слёзы по всему лицу говорили девочки и бежали к телефонным автоматом обзванивать подруг!

За десять минут спокойный было район превратился в растревоженный улей. Я стоял на футбольном поле окружённый сотней галдящих детей и подростков, которые предлагали всё новые и новые варианты решения моей проблемы.

Самыми популярными из них были две: «Давай ты будешь жить у нас. Я с мамой и папой договорюсь» и «Давай убежим с тобой вместе куда-нибудь» … Также иногда вспыхивали идеи, пойти в милицию, или к Лене домой и потребовать, что бы от меня отстали… Некоторые девочки предлагали объявить не в чём неповинной Лене всеобщий школьный бойкот и не разговаривать с ней… Некоторые мальчики, предлагали в знак протеста завтра в школу не идти…

Были среди митингующих и такие младо-революционеры, которые постоянно бегали куда-то звонить, после чего из подъездов близлежащих домов выбегало подкрепление в лице детишек и даже их родителей.

Где-то через полчаса, оглядев толпу человек в двести, я залез на бревно и пока не приехала милиция и не пришёл участковый, толкнул пламенную речь…

В первую очередь я выступил с категорическим требованием, ни в коем случае не трогать Лену Соколову, ибо сын, в нашем случае дочь, за отца не отвечает! Я предостерёг тех, кто хоть словом, хоть делом её обидит, и пообещал, что с такими дружить не буду и больше к ним в гости никогда не приеду!

Народ внял и одобрительно зашумел!.. Я поблагодарил всех митингующих за сочувствие и участие, всплакнул, попрощался и сказав себе, «беги Форест, беги…», убежал, оставив митинг оппозиции без вождя…

Что там было дальше я не знал, но к счастью преследовать меня никто не решился, и через пятнадцать минут я был уже на железнодорожной платформе станции Перово.