Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

Глава 25

12 декабря. Понедельник.

ГДР. Дрезден.

«Ну, а что тут скажешь, конечно, я облажался. Чуда не произошло… Да этого, собственно, и следовало ожидать. Что так и будет, было понятно с самого начала концерта и даже раньше – ещё на репетиции. Я не могу петь, когда на меня смотрит столько народа, и не быть в определённой кондиции. Точнее сказать – не могу качественно исполнять композиции на трезвую голову. Для того, чтобы хорошо петь и качать аудиторию, нужна энергия, нужен праздник, нужно вдохновение и угар. Как веселиться и угорать, и при этом не быть навеселе или идиотом, я не знаю. Во всяком случае такое точно не в моих силах. Так чего же тогда я напрягаюсь и из кожи пытаюсь вылезти. Зачем себя терзаю муками, если ясно одно – так петь, как они хотят, на трезвую голову я однозначно не могу. Баста!» – корил я себя, глядя на покрасневшего от ора Лебедева, который придя к нам в номер устроил мне головомойку.

– Вот! – махнул он в очередной раз газетой. – Видал, как отзывается о тебе местная пресса. Всеми довольны. Кроме тебя. Один ты, понимаешь, и тут выделился. Как тут написано-то, – он открыл газету и стал искать: – Так, где это… Ага… вот… «Пел так, что у зрителей сложилось стойкое представление, что не этот мальчик поёт на пластинках исполнителя «Васиина» и что он является лишь блеклой копией того исполнителя», – смял газету в трубку. – И как это понимать? Это что навет или ты действительно пел: – вновь открыл газету и найдя подходящую строчку: – «Словно бы этот певец никогда не занимался музыкой и не только не знает, что такое ноты, но и что такое гармония».

– Чего, прям настолько плохо? – посмотрел я на представителя Госконцерта.

– Ну может и не настолько, но всё равно плохо, – безжалостно вбил гвоздь в крышку тот. – Это ещё хорошо, что площадка была на улице и зрителей было много.

– Что ж тут хорошего? Много зрителей – много позора, – казалось бы резонно заметил Лебедев, но оказался не прав.

– Не в нашем случае, – мотнул головой Минаев. – У нас именно размытость звука на большой объём площади, в купе с шумом танцующей и подпевающей толпы сыграло нам на руку. В противном случае результат мог быть катастрофическим.

– Ты слышишь, Васин?! Слышишь?! Катастрофическим! Вот до чего довело твоё разгильдяйство! – сделал акцент мидовец, погрозив пальцем, попыхтел и, чуть успокоившись, продолжил: – Скажу честно – я ничего такого о чём говорит товарищ Минаев и пишет пресса не заметил. На мой взгляд всё было вполне себе нормально. Но я, Васин, – он потряс газетой, – не профессионал. Поэтому не могу судить. А они, – вновь потряс, – сам видишь, чего пишут. И это, – свернул и убрал наконец газету в карман, – это ещё вполне дружелюбный отзыв, потому что наши германские друзья смогли внести кое-какие изменения в уже набранную статью.

– «Зер гуд», – кивнул пионер и, посмотрев на встревоженных членов комиссии, внёс рацпредложение: – Предлагаю для пользы дела снять меня с дистанции.

– Что? – не понял мидовец.

– Я говорю, что предлагаю вам отменить моё выступление на концерте. Пусть «Берёзка» и «Импульс» пляшут. А я пас.

– Да ты что… Обалдел что ль?! А ну отставить упаднические мысли!

– Нечего тут отставлять, – отмахнулся я. – Я изначально не хотел ехать в это грёбанное турне. Я сразу сказал, что на чужбине петь не могу и не хочу!

– Но ты же поехал! А раз поехал так и пой! На завтра концерт в Лейпциге отменили. Послезавтра отсюда поедем сразу в Берлин. Так что у тебя есть завтра целый день, чтобы наверстать упущенное и, учтя ошибки, выступить в столице ГДР как полагается советскому певцу.

– А я говорю: отмените!

– А я говорю: молчать! – неожиданно выкрикнул Лебедев. – Что ты о себе возомнил?! Буду выступать, не буду выступать… Хочу не хочу… Мы не в школе! Тебе выпала честь представлять нашу страну, и ты обязан спеть! Так что отставить сопли и нытьё! Завтра целый день тренируйся и пой, тебя никто трогать не будет. Учти, – он тыкнул в меня пальцем, – мы все надеемся на результат! Разбейся в лепёшку, но выступи достойно, как и подобает советскому человеку. Всё понял?!

– Не понял, – выразил я акт неповиновения, который мог объясниться подростковым характером, что проявляется при взрослении у некоторых человеческих особей. И дабы собеседник более полно понял пояснил: – Мне на*** ваши концерты не упёрлись!!

– Да ты… Да ты что?! – аж задохнулся визави и заорал: – А ну встать!

Я нехотя поднялся с кровати, сморщил морду лица и произнёс фразу из романа «Собачье сердце» Булгакова:

– Бить будете, папаша?

Кравцов хохотнул, а Лебедев повернулся к Минаеву:

– Проследи, чтобы из гостиницы никто из группы не выходил, а мы пойдём прогуляемся до магазина. Васину нужно ремень купить, – посмотрел на меня и, мотнув головой в сторону выхода, произнёс: – Пошли пройдёмся, свежим воздухом подышим. Глядишь ты и успокоишься, – и комитетчику: – Кравцов с нами.

Я не стал особо ерепениться и двинулся следом.

Вышли на улицу и пошли по тротуару.

– Ну в чём дело? – заложив руки за спину, вполне доброжелательно произнёс мидовец.

– Не в чём… Петь не хочу! И не могу!

– Васин – надо!

– Да по *** мне уже… – пооткровенничал пионер.

– Почему ты так себя ведёшь? – взял меня под локоть Лебедев и отвёл к стене здания, чтобы не мешать пешеходам.

Кравцов встал рядом и, делая вид, что ему не интересно, стал разглядывать витрину ателье.

– Да потому, что ты буквально з*** меня уже в корень. Мне голоса постоянно говорят, чтобы я тебя на *** послал! Ты сам-то понимаешь, что по кромке ходишь?! А я тебя не трогаю, хотя и могу! Встречусь с Брежневым и нажалуюсь на тебя! – заорал я.

– Что ты всё время про это говоришь, словно бы за мамкину юбку спрятаться собираешься?! Сам бедокуришь и правду, высказанную в глаза, выслушать не хочешь! – цыкнул Лебедев.

– Какую правду?! Я, блин, не покладая сил рублю для страны бабло! Валюту! Которая стране нужна! А вы всё мне палки в колёса ставите! То врага во мне ищите, то обвиняете не пойми в чём, то рассказываете, как и где мне петь! Нахрена вы это делаете? Я сам всё знаю!

– Знаешь?! Всё знаешь?!! – не сдержался мидовец и тоже заорал. – А знаешь ли ты, что люди Суслова вплотную занимаются тобой!?!

На его крик две проходящие рядом девушки остановились и в удивлении посмотрели на картину маслом – пятидесятилетний бюргер высказывает своему сыну своё «фи» на русском.

– «Данке шон, юнге фрау», – улыбнувшись им, произнёс я монументальную фразу из песенки группы «Агата Кристи», а потом чуть подумал и выдал всё что знаю на языке принимающей стороны: – «Я-я… дас ист фантастиш»!

Девушки переглянулись и, постоянно оглядываясь, быстрым шагом утопали по своим делам, а, вероятно, корящий себя за несдержанность, мидовец перешёл на шёпот.

– Да пойми ты! Копают не только под тебя, но и под нас всех?! Знаешь кто это такой? Знаешь, чем для нас это может закончиться!? Не знаешь? А я знаю! П**** это может закончиться! И закончится так обязательно, если ты не прекратишь вести себя как дурак!

– Я дурак? Да почему?!

– А потому, что тебе надо было всё согласовывать с Главлит и только потом уже выдвигать это на всеобщее обозрение. Тогда бы всё согласовывалось с Сусловым и только после этого согласования принималось бы решение. А ты его обошёл и получилось, как будто бы он вообще никто! Понял, чем это тебе теперь грозит? – он вздохнул и промокнул уголки рта платком. – Да и нам всем.

– И что ты предлагаешь делать?

– Не знаю, – вновь тяжело вздохнул тот. – Но по крайней мере не делать глупостей. Вести себя аккуратно. С иностранцами не болтать. И выступить не как вчера, а в два раза лучше. Возможно, хорошее и безупречное выступление сможет нас хоть как-то защитить.

– Гм… фигня какая-то…

– Ещё какая фигня. Ты знаешь, что Тейлор договорился о записи концерта телевидением ГДР?

– Нет, – пожал я плечами. – Но что тут такого?

– Как что? А если вы выступите плохо? А если будет не так как надо?

– С чего бы это? Вчера же нормально выступили. Да и потом… если что не так, то подотрём запись как надо и всего делов.

– Подотрём… всего делов… – передразнил меня мидовец. – Как ты подотрёшь, если это будут показывать в прямом эфире?

– Да?

– Вот так вот.

– Гм, – хмыкнул я. – Интересно, зачем это Тейлор сделал…

– Не знаю я, зачем он это всё делает. Он с министерством напрямую договаривается, а нас ставят в известность только потом. Теперь ты понимаешь, что может быть и что будет?

– Ну так…

– А я знаю! Если вы выступите плохо, то будет нам всем конец. А вот если выступление будет хорошим, то это пойдёт нам в плюс, когда наши персональные дела начнут разбирать, – скрипнул зубами и ухмыльнувшись добавил: – И зря ты так к этому халатно относишься. Если ты думаешь, что всё спишется на твой возраст, то не обольщайся. В персональном деле всё будет записано, что ты, как ты, и где ты. И когда будет нужно, об этом обязательно вспомнят.

– Мрачновато, – поёжился пионер.

– Да потому что это реальность, а не фантазии, которые ты себе придумал в голове. Тут всё без мишуры – только холодный расчёт.

– Ладно, с этим ясно, – махнул я рукой. – Я вот о чём хотел Вас попросить…

– Говори.

– Если вы действительно хотите, чтобы сегодняшний концерт был запоминающийся, то разрешите одеться ребятам в косухи, а девчатам в короткие чёрные юбки.

– Да ты чего, Васин?! Меня под монастырь хочешь подвести?! Какие ещё короткие юбки?! Ты хочешь, чтоб наши комсомолки выглядели как какие-то путаны? – произнёс он, закашлявшись от негодования: – Как девицы лёгкого поведения? Это не допустимо!

– А парни? Чем Вам косухи-то не нравятся?

– Ну… Насчёт этого ещё можно подумать. А насчёт девушек – категорически нет.

– Хорошо. А можно тогда им хотя бы какие-нибудь платья повеселее подобрать? А то уж очень не очень те, в которых они выходят на сцену.

– Какие платья? – спросил Лебедев и я стал пояснять в каких именно нарядах я вижу наших красавиц.

Через десять минут сошлись на том, что он выделит валюту на приобретение необходимого реквизита, но с условием – юбки или платья обязательно должны быть длинные – ниже колен, пусть и различных тонов, и расцветок.

Я хоть и не полностью был удовлетворён результатом, но всё же смирился и перед тем, как расстаться, невзначай сказал: – Товарищ Лебедев, выдели мне пожалуйста пару сотен на мороженное.

Кравцов аж закашлялся, услышав такое от меня.

– Зачем тебе, – чуть отойдя от ожидаемого шока спросил мидовец.

– Я ж сказал – на мороженное, – вновь пояснил пионер и потом в течении пяти минут строил разнообразные версии для чего мне вообще нужны деньги. Там была и версия с покупкой подарков маме и бабушке, версия с покупкой жвачек и конфет, версия с желанием покататься по городу, версия сходить в зоопарк и полуправдоподобная версия с покупкой магнитофона и кассет.

Естественно, весь мой поток сознания собеседник выслушал, привёл несколько контраргументов, главным из которых был: – Из гостиницы не выходить! Товарищ Кравцов, проследишь! – и в конечном итоге саму идею о том, что я должен владеть валютой, отмёл как абсолютно не нужную в данных реалиях: «У тебя и так всё в гостинице есть! А чего нет, то скажи, мы тебе купим всё что надо».

Хотел было пустить слезу, но, глядя на лицо собеседника, понял, что сие занятие абсолютно бесперспективно, поэтому вздохнул и констатировал: – Жадина!

– Не жадина, – тут же отмёл моё обвинение Лебедев. – Валюта подотчётная, а потратить ты её собираешься на сомнительные нужды.

– С чего это ты взял, что сомнительные, – всё же решил пионер покапризничать. – Может это в крайней мере крайне нужные нужды!

– Сомнительные, сомнительные, – отмахнулся тот, достал из внутреннего кармана портмоне, отсчитал две бумажки и протянул их Кравцову: – Вот тут двадцать марок. Купите себе по мороженному, по газировке, ремень для брюк и идите в гостиницу.

– Мало, – и видя поднятую бровь, обосновал: – А ребятам? Они ж тоже небось хотят.

Хмыкнул и протянул ещё две бумажки.

– Чеки не забудьте взять. А я поехал в посольство. Скоро связь с Москвой, – произнёс он, развернулся и пошёл к машине, которая, вероятно, была за ним закреплена.

Глава 26

– Ну так что, пошли за газировкой? – посмотрев вслед мидовцу, произнёс Лебедев.

– Какой, нафиг, ещё газировкой? – поморщился я. – Нам надо совсем другое, – и, посмотрев в глаза собеседнику, добавил: – Сейчас объясню.

И стал рассказывать комитетчику о нервозности, присущей вчерашнему концерту, и о том, как, по моему мнению, с этой напастью мне необходимо бороться.

Кравцов меня внимательно выслушал и резюмировал: – Не пойдёт.

– Ладно, – кивнул я, уже жалея, что попросил комитетчика, – тогда дай денег на мороженное.

– Я сам тебе куплю, – хмыкнул он и, показав на киоск, стоящий вдалеке, сказал: – Пошли.

– Отставить, – скомандовал пионер и, видя поднятую в удивлении бровь, пояснил: – Перехотелось уже. Пошли лучше в гостиницу. Возьмём ребят и поедем по магазинам за вещами.

– Так у меня денег нет на шмотки. Это тебе надо было у Лебедева спрашивать, – резонно заметил комитетчик.

– Просто песец, – выдохнул я, злясь на грёбанную бюрократию.

Пошли в гостиницу, где стали ждать мидовца. Выезд в Берлин планировался завтра, так что сегодня ещё была возможность успеть обновить гардеробчик ребят. Лебедев приехал через два часа и был хмур и не многословен. Я видел, что сейчас не лучшее время для разговора, но дело есть дело, поэтому в двух словах напомнил про вещи. К моему удивлению, тот о разговоре не забыл и дал команду Минаеву на сбор коллектива. Через десять минут ребята из ВИА, снабжённые моими рекомендациями, в сопровождении членов комиссии, выдвинулись по магазинам. Я же отказался от шопинга сославшись на плохое самочувствие. Получив приказ: «Из гостиницы не выходить!» пошёл к себе в номер, где сразу же стал рыться у себя в сумках. Мне срочно нужны были деньги. И я, невзирая ни на какие трудности, намеривался их достать.

Через десять минут вышел в коридор и покосился на двух сидевших в коридоре соглядатаях, одних из тех, кто был приставлен к нашей группе.

Цокнул языком и, не обращая на них никакого внимания, перекинув полотенце через плечо, пошёл в ванную, которая находилась в конце коридора. Сторожа проводили меня безразличным взглядом и, убедившись, что я не пошёл вниз, погрузились в чтение журналов. Я же аккуратно закрыл за собой дверь на щеколду, включил душ, поблагодарил строителей за то, что по проекту здания в номерах есть только туалеты и вылез в окно, после чего, посмотрев на землю, спрыгнул со второго этажа вниз.

Мой прыжок остался никем незамеченным, и я быстрым шагом направился к стоящему неподалеку заведению, которое заприметил ещё вчера.

Не то кафе, не то бар стилистически был чисто в «советском» стиле: большие окна, множество света, множество квадратных столиков со стульями. Витрины с блюдами. В общем-то, фактически это можно было бы назвать даже столовой, если бы не барная стойка и стоящий за ней мужчина средних лет.

Подошёл к бармену и поинтересовался у того: «Шпрехает ли он на инглише?»

Оказалось, что тот «оф кос» и я, достав из сумки товар, разложил его на стойке, дабы приступить к исконно туристическому делу – фарцовке.

– Уважаемый, наверняка в вашем заведении любят музыку, так почему бы вам не купить у меня несколько замечательных песенок, – сказал я, выложив три пластинки вряд.

– Парень, а если я сейчас вызову полицию? Сможешь объяснить, где ты их взял? – рассматривая конверт одного из миньонов произнёс тот.

– Легко. Это мои пластинки.

– Твои? Или родители купили?

– При чём тут родители? – хмыкнул пионер. – Когда я говорю, что мои, я имею в виду, что именно мои, – сказав это, снял очки и попросил: – Сравните, пожалуйста, мой фейс с фейсом, что изображён на обложке и убедитесь, что я это я.

Тот нахмурился покрутил пластинку в руках пристально на меня посмотрел, а затем расплывшись в улыбке произнёс фразу на немецком, которую можно было интерпретировать как: «Ну ни *** себе!!»

Через пять минут, сославшись на занятость, подписал все три винила, убрал два «шнапса» в сумку и попрощавшись с барменом, по имени Ганс, рванул к «себе» – в ванную. О том, что всё прошло быстро и гладко радоваться времени не было, ибо надо было спешить – соглядатаи в любой момент могли нагрянуть. Однако, если поразмыслить, то ничего необычного в таком обмене не было. Пластинки были редки и популярны и Ганс никак не мог в этом обмене проиграть, ибо всегда сможет продать винил, вернув свои деньги, да ещё и с прибылью.

Забежал во внутренний дворик гостиницы, перекинул сумку через руку и шею, залез на стоящее возле гостиницы дерево, оттуда перепрыгнул на карниз и пройдя по нему метров десять подошёл к открытым ставням ванны.

И тут случилось неожиданное. Как только я перекинул ногу через подоконник, за спиной со стороны улицы раздался громкий крик: «Аларм!!»

Обернулся и увидел старушку в очках, удерживающую одной рукой на поводке собаку, а в другой трость, которой тыкала в мою сторону и орала на «всю Елоховскую» на немецком.

– Чёртовы собаководы, – ругнулся пионер, перепрыгивая внутрь. Закрыл ставни, а заодно и шторы, после чего стал быстро раздеваться.

Через пару секунд в дверь застучали.

– Занято! – крикнул я, пытаясь стянуть с себя штанину.

– Васин, не медленно открой! – не переставали барабанить жаждущие помыться.

– Да погодите вы… Чего вам неймётся-то?! Ещё одна ванная комната есть на другом конце коридора. А эта занята!

Мой пассаж к положительным для меня итогам не привёл и кулаки страждущих не переставали стучать в дверь.

– Да говорю же: занято! – выкрикнул пионер и в этот момент одна нога у меня поскользнулась, я потерял равновесие, попытался «вырулить», но понял, что не успеваю. Тело, как юла, крутанулось вокруг своей оси, и я, падая, со всего размаха долбанул сумку о батарею.

Раздался звон разбитого стекла, и, упав на пол, я ощутил, как под моё лежащие на кафеле тело, начинает течь целебная и столь драгоценная жидкость, а воздух наполняется характерным запахом алкоголя.

– Вот же ж, б**, не фартит, – разочарованно произнёс Саша, глядя на ноги выбивших дверь охранников.

– Да ты ещё и алкоголик?! – орал на самого прекрасного из живущих на Земле приземлённый тип по фамилии – Лебедев. Как только он приехал с шопинга, его, естественно, поставили в курс о происшествии, и он, естественно, сразу же прибежал ко мне в номер, дабы отчитать. – Это ж ты посмотри, что удумал?! Дискредитировать нас вздумал?! И это в то время, когда на твоё выступление будет смотреть весь мир?! Ты что не в курсе, что будет снимать и транслировать в прямом эфире телевидение? Я разве тебе это не говорил? А ты что удумал?! Пить?!

– Это презент, – буркнул пионер, в душе проклиная глазастую бабку.

– Какой ещё презент?! Кому? Маме? Или бабушки? Так они у тебя не пьют! Они не пьяницы как их внук и сын! – ответственно заявил влезший в разговор Минаев.

– Я спать хочу. Давайте на этом закончим, – сказал я, ощущая, как веки от безысходности словно наливаются свинцом: – И кстати… Вы вещи-то купили?

– Мы-то всё купили! Потому, что мы ответственно относимся к делу, в отличии от некоторых, – язвительно проговорил Лебедев. – И не пьём в шестнадцать лет, как какие-то алкоголики! – и словно встрепенувшись: – Ты что вчера пил до концерта? Пьяный был? Поэтому все газеты говорят, что ты выступил плохо?

– Нет, конечно, – произнёс пионер, лёг на кровать и, отвернувшись к стенке, стал думать, что мне со всем этим делать.

Члены комиссии ещё немного побурчали и с чувством выполненного долга удалились, пообещав напоследок проблемы:

– Учти, Васин, по приезду в Москву тебя вызовут на комсомольское собрание, где пропесочат по полной программе. И будь уверен, сегодняшний инцидент никто не забудет! – пообещал Лебедев и ушёл, громко хлопнув дверью.

Я же глубоко вздохнул и потихонечку стал размышлять о небольшом налёте на всё тот же бар по схеме: надел на голову чулок, забежал, схватил две бутылки и убежал.

«Вряд ли бармен успеет воспрепятствовать такой наглости, – думал я, прикидывая, что быть может такую операцию имеет смысл провести не в баре, а, например, в продуктовом магазине. – А что тут такого? Найти магазин в соседнем районе, зайти внутрь, взять товар и, подойдя к кассе, рвануть на выход. Бегаю я быстро, поэтому вряд ли у кого-то будет шанс меня поймать. А сделать это всё завтра с утра за час до отъезда».

Естественно, такой вариант воровства мне не нравился, ибо по своей натуре я был честный человек, но другим вариантом могла быть только продажа чего-нибудь из вещей, ибо как по-другому вырулить деньги, я придумать не мог. Но вариант с продажей требовал времени, которого у меня категорически не было.

За такими раздумьями меня и застали Сева с Юлей, которые пришли в номер где-то через час.

Мне разговаривать ни с кем не хотелось, поэтому я лишь поздоровался, дабы те поняли, что я не сплю и поинтересовался: «Не следует ли мне выйти, дабы голубки могли заняться чем положено заниматься голубкам наедине?»

– Нет, Саша. Спасибо, – произнёс друг, присел рядом со мной на кровать и, положив руку мне на плечо, сказал: – Не волнуйся. Мы нашли выход.

Я быстро обернулся и с надеждой посмотрел на влюблённых, которые сумели-таки прийти на выручку в трудную минуту своему юному другу.

– Удалось раздобыть пару эликсиров?

– Нет. Мы же централизованно ездили. Где мы их найдём, – покачала головой Юля.

– Смогли вырулить деньги при покупке одежды? – предположил пионер.

– Тоже нет. Там Лебедев всем управлял и за всё расплачивался, – сказал Савелий и хитро переглянулся с возлюбленной.

– Тогда что? – вопросительно протянул я не понимая.

– А вот что, – торжественно сказал друг Савелий и стал из карманов доставать флакончики духов и одеколонов.

– Э-э…