Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 188 (всего у книги 272 страниц)

Глава 10

Леонид Ильич взял стакан в подстаканнике, в который был налит чай, и, глотнув, продолжил разговор, вернувшись к моему творчеству на ниве литературы.

Я рассказал, к каким романам собираюсь писать продолжения в первую очередь – «Звёзды» и «Гриша Ротор». И тут собеседник меня удивил.

– А что, гхм, к роману «Портал» ты продолжения писать не собираешься? Там помнится у тебя в главных героях, гхм, майор Леонид ходит.

«Ага, значит всё же увидел он в нём себя», – подумал я, а вслух аккуратно сказал: – Сейчас вторая книга находится на стадии завершения планирования.

– Значит план, гхм, уже есть?

– Да.

– Отлично, гхм. Будем ждать. Мне эта твоя книга, гхм, больше всего понравилась.

«Офигеть! Вас понял!» – кивнул Генсеку, решив, что необходимо срочно бросить все силы на вторую часть, ибо не собирался игнорировать очевидный шанс. Как говорится: «Куй железо пока горячо!»

Затем перешли к музыке. Он попросил рассказать о том, над чем работаю, о моих планах. И я было начал это делать, но толком разойтись в своём спиче не успел, потому что собеседник меня прервал.

– Вот, кстати, о чём я хотел тебе сказать. Мне доложили, что к сочинению песни, гхм, «Дядя Лёня» приложил руку ты. Я знаю, гхм, можешь не отпираться. И хотя написано на пластинке, что слова, гхм, народные, я знаю, что это ты.

Спорить и отрицать что-либо, было, по меньшей мере, глупо. У Генсека было в руках достаточно рычагов, чтобы докопаться до истины. Поэтому я не стал ничего говорить, а лишь пожал плечами.

– Так вот, Саша, гхм, в ней – в песне, я увидел намёк на себя. И хочу тебе сказать, что это не хорошо, гхм, – не скромно! Я работаю на ответственном посту, гхм. Товарищи смотрят на меня, и такая хвалебная песня, совершенно не делает руководителя государства скромным. Если хочешь, гхм, скажу по правде, при её прослушивании, мне, гхм, неудобно в глаза товарищам смотреть было. Краснел, как барышня, гхм, – отчитал меня хозяин дома. – Так что, впредь, ты больше такого не делай! Не надо, гхм. Договорились?

– Да, конечно, – расстроился я. Но не отчаялся, а собрался было убедить собеседника в его неправоте. Рассказать ему как важно в информационный век всячески поднимать авторитет не только страны, но и руководства. Это важно не только перед мировой общественностью, но и перед своими гражданами. Однако только я собрался приступить к убеждению, сразу же был прерван.

– Я сказал – не шали! Гхм… Без разрешения больше, таких песен, гхм, не писать! – отрезал Брежнев, и вступать со столь высокопоставленным лицом в научный дискус пионер на этот раз не стал, решив не будить лихо пока оно тихо.

Да и вообще, пионерам спорить со старшими, когда те являются Генеральными секретарями, не рекомендуется. Поэтому покорно кивнул головой и, потупив свой светлый взор, вновь принялся рассматривать чайник раздумывая.

«Что-то я не понял. В фильме ему майор Леонид нравится. А в песне дядя Лёня нет? Гм… Странно. Быть может думает, что в песне всё слишком очевидно и на поверхности, а в книге нет? Возможно и так. Ну да ладно. Не хочет пока песен, значит, не будем. Займёмся литературой».

– Раз мы с тобой договорились, то давай вот бери печенье, пей компот и ешь конфеты. Они, гхм, шоколадные. Мне нельзя, а ты, гхм, ешь. А сейчас уже в столовую пойдём, гхм, обедать.

– Большое спасибо, Леонид Ильич, – поблагодарил я и взял конфетку «Мишка на севере», искренне надеясь, что конфета не пророческая и по окончанию беседы я не окажусь вместо далёкой Кубы, на не менее далёком севере.

– Ешь. Сладости дети любят, – глядя, как я развернул конфету, усмехнулся хозяин дома и, отпив чая, произнёс: – Мы вот с тобой о песнях говорили. Я, гхм, твои песни, что ты записал – фронтовые, часто слушаю. Хорошие они у тебя получились, гхм. И очень душевные. Побольше бы тебе вот таких, гхм, надо песен писать. Они ведь, действительно, за душу, гхм, берут.

– Я пишу, – сказал пионер, и рассказал о новых проектах, процитировав пару стихов из композиций, которые собирался в будущем записать.

– Молодец! Хорошие, – похвалил меня Генеральный. – И молодёжные песни у тебя тоже хорошие. Мне, гхм, песня из фильма твоего здорово понравилась. Хорошие стихи в песне, гхм, и с запоминающейся мелодией, гхм.

– Спасибо, – обрадовался я высокой оценке моего творчества от понимающего в искусстве хозяина дома.

Однако, радовался не долго, потому что Леонид Ильич следующей фразой, буквально, огорошил меня:

– Ну, а фильм у тебя получился страшный.

– Э-э, почему? – не понял бывший великий режиссёр.

– А потому, что показаны у тебя там страшные вещи, гхм. Война, которая неумолимо грядёт там у тебя, гхм… это знаешь ли, гхм, да… – пространно пояснил Генсек, но я его прекрасно понял.

Уж не знаю, сам он дошёл до такого вывода или кто-то ему подсказал, но глобальный смысл картины он понял. В отличии от многих зрителей, которые думают, что в том фильме речь идёт лишь о противостоянии робота-убийцы с Колей и Светой.

– Как же это ты, гхм, такое придумать сумел? И почему у тебя кино получилось такое мрачное? – тем временем спросил Генсек.

– Леонид Ильич, – решил я пояснить своё режиссёрское виденье, – так ведь дело в том, что именно к такому будущему стремится практически всё человечество. Исключением является лишь наша страна и ещё парочка. Весь же остальной мир, полностью помешанный на прибыли, ничего кроме барышей не видит. Ему – миру, абсолютно наплевать какие последствия вызовет воздействие, так называемого, прогресса. И только ученые, и теоретики СССР способны понять, что не всё что приносит прибыль, действует во благо людям.

Сказать то сказал, но в одночасье сам же и испугался своих слов.

«А что если он сейчас так подумает в отношении моего фильма? Что если посчитает „Терма“ излишне влияющем на общество, и не взирая на сверхпопулярность и сверхприбыль, последует моему совету и, одним словом, просто картину запретит. Не сам, конечно, запретит, а даст указание. Но для меня особой разницы не будет. Фильм запретят, а значит „Оскара“ в этом году я получить, скорее всего, не смогу. А это очень плохо, ибо кардинально меняет мои стратегические планы».

Но оказалось, что переживал я зря. Леонид Ильич хмыкнул, улыбнувшись, произнёс:

– Вот видишь, как здраво ты рассуждаешь. А говоришь, гхм, в комсомол тебе рано, гхм. Не рано. Так что вступай. А что же касается фильма, то хоть он и страшный, но очень интересный. Я, гхм, его три раза смотрел, гхм. И каждый раз было интересно.

– Я очень рад, что Вам он понравился.

– Понравился, гхм. И не только мне. Но и супруге моей и детям с внуками. Мы семейный просмотр устроили, гхм – в кругу семьи, – вновь улыбнулся Генеральный, поставил стакан на стол и, положив руки себе на живот, спросил: – Ну, а есть у тебя ещё какие-то придумки? Какие у тебя, гхм, планы? Планируешь ещё что-то снимать?

– Да. Конечно. Планов громадьё, – произнёс я и стал рассказывать про фильм «Хищник», который планировал всё же попробовать снять на Кубе.

– Вот как? На Кубе? Молодец. Это ты, гхм, хорошо придумал. Нашему зрителю джунгли и пальмы, действительно, должны понравиться, гхм. С этим я с тобой спорить не буду, – похвалил меня Брежнев и тут же, уже традиционно, высказал своё «фи»: – Но вот спросить тебя хочу: почему ты опять фантастику снимать хочешь? Это же не реальность. Сказка. Пусть даже для взрослых. Ты же парень молодой, гхм, может быть, тебе имеет смысл сосредоточится на другом?

– На другом?.. Э-э… Это что Вы имеете в виду?

– На придумке и съёмке детских и юношеских фильмов. Они тебе по возрасту подходят, гхм. А подрастёшь – тогда уж и до взрослого кино доберёшься.

«Вот тебе и на… Значит, принимать взрослые решения, меняющие судьбу, имеется в виду вступление в ВЛКСМ, я в таком возрасте могу. А вот фильмы снимать, значит, нет?» – усмехнувшись, подумал я о непоследовательности в суждениях визави и сказал: – Мне сейчас интересней такой снять. Я его уже полностью придумал и всё обдумал. Министерство культуры, вроде бы не против, поэтому надеюсь, что в ближайшее время съёмки начнутся.

– Разные секретари, гхм, разных обкомов и горкомов, гхм, я смотрю тоже не против, – негромко буркнул Генеральный, по всей видимости, решив дать мне понять, что в курсе про мои замуты с МГК.

Я промолчал, не став заострять эту тему, ожидая, куда решит повернуть Брежнев. Но собеседник не стал углубляться в эти дебри, а поднялся с кресла и сказал:

– Ладно. Пошли, гхм. Обедать пора.

Вышли из кабинета и, увидев обстановку, я сразу понял, что вновь попал на допрос. На этот раз дело происходило за обеденным столом, где за чаем нас уже поджидала вся семья товарища Брежнева. Мне их никто не представлял, ибо они, при появлении меня (шутка), точнее сказать нас с дядей Лёней, все встали из-за стола.

– А, приехали, – хмыкнул мой дядя, – ну знакомьтесь – это Саша.

Они все вместе подошли к нам и по очереди представились.

– Ах вот ты какой, Саша. А я думала ты ребёнок, – это Галина, дочь генерального.

– Здравствуй, Саша. Моё имя Юрий Михайлович. Можешь называть меня дядя Юра, – представился муж Галины Брежневой заместитель министра МВД СССР генерал-лейтенант Чурбанов.

– Привет, Саша. Я – Виктория, – поздоровалась внучка Леонида Ильича.

Через минуту подошла женщина, в которой легко угадывалась, исходя из виденных мной документальных фотографий в той жизни, жена Генерального – Виктория Петровна.

Она также тепло поздоровалась со мной, и мы принялись за чаепитие. За которым, разумеется, мне пришлось повторить практически слово в слово недавние ответы, которые я давал хозяину дома. Ну, быть может, за исключением некоторых абсолютно никому не нужных нюансов.

Разумеется, речь не шла ни о пионерах, ни о комсомольцах, ни о мировой экономике. Речь шла совсем о другом. Семейство Леонида Ильича интересовали чисто житейские интересы: кино, музыка и книги. И, разумеется, всех их интересовал ответ на вопрос, как там в Германиях – ФРГ, ГДР, куда я в составе наших ансамблей недавно командировался.

Собственно разговор был дружеский, ко мне относились очень хорошо. Поэтому и рассказывать историю было легко. Естественно, для придания большей правдоподобности свой рассказ я немного преувеличил, где-то процентов на пятьдесят, но от этого история не стала менее сказочной. Это было сделано для интереса, для произведения нужного впечатления, а также для того, чтобы пропускать некоторые пикантные моменты, например, такие, как мои кувыркания с Мальвиной. Я решил, что не нужно знать таких интимных моментов этим хорошим людям, поэтому вместо попрыгушек с синеволосой красавицей в различных частях Берлина, я рассказывал о концерте, магазинах, автографах и море фанатов.

Рассказывая всё это, размышлял о том, что беседа была, с одной стороны, не совсем удачной для меня. Я так и не смог навязать строительство заводов и пароходов. Собственно, на первый взгляд я вообще никаких преференций, кроме вкусного обеда, не получил. Но это только на первый взгляд. На самом же деле, я теперь стал не просто Васей с 3-й Останкинской улицы, а, как минимум, Василием, которого зовёт к себе на обед Генеральный секретарь ЦК КПСС. И о чём мы тут ведём беседы никто не знает, и никогда не узнает!.. Н-да… Ну или почти никто. Тем не менее факт остаётся фактом, я вхож в дом Первого!

Глава 11

Чаёвничали часа три. Смеялись, рассказывали анекдоты. Причём рассказывал не только я, но и все присутствующие по очереди. Ну и, разумеется, пили, ели и ещё раз ели. В общем, довольно весело проводили время.

Однако когда никогда, а встречу в верхах всё же пришлось сворачивать.

В комнату вошёл помощник Генерального. Леонид Ильич встал из-за стола. Я тоже поднялся.

– Саша, гхм, хочу поздравить тебя с Наступившим Новым Годом, пожелать тебе всего самого хорошего. Чтобы ты рос, гхм, настоящим человеком, – начал прощаться Леонид Ильич, желая всего и сразу, в том числе здоровья, хороших оценок и успехов в творчестве. Закончил же он свой спич так: – А подарки для твоей семьи, гхм, тебя в машине ждут.

– Большое Вам спасибо, Леонид Ильич. Я тоже подарки привёз: кассеты и пластинки с нашими записями. Но они сейчас у товарища Кошкина.

– Не волнуйся, Саша, гхм, он их передаст. И вот ещё, что… Хочу тебя спросить.

Я стал вниманием.

– Ну, а отца-то ты своего не помнишь?

– Э-э… нет. Я ж ещё не родился, когда он без вести пропал. А мама толком ничего не рассказывает. Только спрошу – плакать начинает.

– Оно и понятно, что плакать. Женщина ведь. Представляешь, как ей тяжело было тебя на ноги поднять.

– Угу, – кивнул пионер, не совсем понимая куда Генеральный клонит.

Тот же не спеша произнёс:

– А между тем, Саша, отец твой, гхм, не без вести пропал. А погиб.

– Да ладно?! – ошарашено прошептал я.

– Вот тебе, гхм, и ладно, – подошёл к столу, взял стакан и хлебнул чая. – Погиб геройски. При выполнении воинского долга.

– Э-э…

– Отец твой служил в секретном военном учреждении и погиб при выполнения сверхсекретного задания.

– Э-э… Ик…

– Раньше ни матери твоей, ни твоей семье мы этого рассказать не могли, гхм. Сам понимаешь – секретность. Сейчас же, гхм, с течением времени, кое-что рассказать уже можно. Разумеется, гхм, не всё, – продолжил мистифицировать он.

– А где и когда он погиб, – решил прояснить я важный вопрос, ибо что-то не верилось мне в столь неожиданный поворот в семейной трагедии.

А поворот, нужно сказать, для реальности совершенно не типичный. Такого в жизни просто не бывает. Такие сюжетные линии живут и размножаются лишь в романах, да причём с ярко выраженной «сантабарборической» сюжетной линией.

– Ни место, гхм, ни время я тебе, гхм, не скажу. Ты парень взрослый, гхм, должен понимать. Военное дело оно такое… И секретность там такая, что многим знать не положено. Но биографию, гхм, и личность твоего отца мы установили полностью. Принято решение, гхм, наградить его посмертно. Со всеми причитающимися почестями и пенсией за все годы, – вновь ошарашил меня Брежнев. – Когда тебя повезут домой с тобой генерал поедет, гхм. Вот он твоей матери, гхм, и вручит, гхм, награду.

– Э-э, большое спасибо, Леонид Ильич, – еле ворочая челюстью, сказал я, не в силах понять правда это или вымысел.

Об истории своего отца я толком ничего не знал. Мама не любила поднимать эту тему. Да, был такой Сергей. Познакомился с мамой, а потом я родился. После этого этот Сергей исчез. Ни ответа, ни привета.

«Так что ж получается? Всё это время он где-то воевал? Гм… Охренеть можно. Не знаю, как сложится дальше, но даже хотя бы для разгадки этой семейной тайны стоило попасть в 70-е».

* * *

В пять часов вечера открыл дверь квартиры и, дабы не пугать маму, крикнул:

– Мам, я дома. Я не один.

Та, услышав мой голос, вышла из комнаты и, увидев ввалившуюся вместе со мной честную компанию, остолбенела. В глазах её застыл не то, чтоб страх, но даже, можно сказать, самый настоящий ужас. Оно и понятно, не каждый день сын возвращается домой в сопровождении двух генералов и трёх полковников.

– Саша, что случилось? Что ты натворил?! – тут же схватила она меня и, подтащив, прижала к себе, после чего резко спрятала за спину, пытаясь одновременно затолкать в соседнюю комнату и закрыть за мной дверь, типа: «тут никого нет».

– Мам, да всё нормально, – держась за косяк двери, упирался я. – Это товарищи по поводу нашего папы пришли. Гм… В смысле приехали.

– Папы? – удивилась мамуля и, перестав меня толкать, перевела взгляд на военных: – А что с папой?

– Уважаемая Вера Сергеевна, – начал было сопровождающий меня генерал-лейтенант, но я его прервал и пригласил пройти товарищей в большую комнату.

Прошли.

– Уважаемое семейство Васиных… – торжественно начал свою речь один из генералов.

Вручение награды прошло относительно торжественно и даже, можно сказать, церемониально.

Нам вручили медали и почётные грамоты. Сказали, что через пару дней позвонят, чтобы оформить пенсион. Оставили номера для экстренной связи.

Когда же почётная кавалькада, отказавшись в сотый раз от чая, нас покинула, мама вновь начала плакать, постоянно смотря на медали и грамоты, при этом причитая:

– Я знала, что он меня не бросил.

Я тоже был в растроганных чувствах. В своей жизни я отца ни разу не видел, но, тем не менее, мне тоже было грустно. Я сидел рядом с мамой и смотрел на красивые награды в её руках, пытаясь успокоить. Но она успокаиваться не собиралась, а ворошила воспоминания, рассказывала каким он был. Говорила, что всегда любила его…

Наконец через полчаса мне всё-таки удалось восстановить душевное спокойствие мамули. Она вытерла слёзы, тяжело вздохнула и, встав с дивана, понесла документы и награды к шкафу, чтобы убрать. Но прежде, чем сделать это, решила посмотреть на них ещё раз.

– Награждается медалью «За труд», старший сержант Васин Сергей Александрович, – прочитала она, вздохнула, кашлянула и, повернувшись ко мне, спросила: – Саш, а ты не знаешь, почему они отцу фамилию Васин сделали? Ведь Васина моя фамилия. Мы не расписаны с ним были. И он мою фамилию не брал. Как впрочем, и я его. А его фамилия другая – Александров. Так чего же они его Васиным сделали? Ты не знаешь?

– Ой-ё-ёй… – тяжело выдохнув, произнёс я, в очередной раз, обалдевая за сегодняшний день, и добавил: – Так положено, мамулечка. Так положено. Секретность.

Поднялся, поцеловал её в щёчку и пошёл к себе в комнату, дабы там, как можно быстрее, отойти ко сну и хотя бы на некоторое время покинуть этот окончательно сошедший с ума мир.

* * *

А где-то на Севере, на славном острове Врангеля, экспедиция геологов-разведчиков расположилась в большом бараке на поздний завтрак, ведь разница во времени с Москвой была десять часов.

На длинном деревянном столе, покрытым газетами, было расположено всё, что нужно для завтрака любому геологу перед предстоящей небольшой экспедицией: несколько открытых банок с килькой в томатном соусе и тефтелями в том же соусе, варёные яйца, вяленная красная рыба, порубленный батон «Докторской» колбасы, хлеб и трёхлитровая, уже початая, банка спирта.

– Опять вьюжит. Никуда сегодня не поедем. Наливай, – войдя с мороза и отряхивая унты, произнёс начальник экспедиции.

– Вот и отлично, значит, продолжаем гулять, – поддержал его рядовой состав в количестве восьми человек (четыре женщины и четверо мужчин).

Завтрак постепенно перешёл в обед, обед же плавно перетёк в ужин. Кто-то уходил, кто-то спал, кто-то просыпался, но в любое время за столом кто-то был, ел или пел. К ночи все выспались и приступили к позднему ужину. Начальник экспедиции проверил сводку погоды на утро (вьюжит и пурга), а потом констатировал, что и на следующий день экспедиция выйти не сможет.

– Значит, продолжаем отдыхать.

Выпили, закусили и тут один из бородатых геологов по имени Сергей, который почти восемнадцать лет назад приехал на Север на заработки за длинным рублём из самой Москвы, опрокинул пол гранёного стакана 90 % напитка, поставил тару на стол, вытер бороду и усы. Затем, неожиданно схватил, стоявшую у стены, шестиструнную гитару и, заиграв, под привычные подпевания геологов, запел их – геолого-разведывательную:

 
Bésame, bésame mucho,
Сomo si fuera esta noche la última vez.
Bésame, bésame mucho
Que tengo miedo tenerte y perderte después
 

https://youtu.be/qEli8vMISN0?t=25 Besame Mucho

Глава 12

4 января 1978 года. Среда

Саша

Проснулся. Оделся. И побежал. Ну да, пробежка, среди московских сугробов. А что делать – надо. Хочешь, не хочешь, а спорт обязательно нужен. А то заплыву ещё жиром, как в той далёкой моей первой жизни. В этом же втором шансе физическими упражнениями я намерен заниматься всю жизнь. Ведь что такое физкультура? Движение. А движение есть жизнь. Отсюда соответственно следует вывод, что чем меньше движения, тем меньше жизни. В этом времени нет компьютеров, нет интернета (разумеется, кроме моих заначек) поэтому народ, в основной своей массе, двигается намного больше, чем его будущие поколения. Поэтому и болезней, типа остеохондроз и подобной фигни, тут у людей меньше. А значит надо заниматься физкультурой и всё будет чикибамбини. Вот и бегу.

Сейчас, забегая в лесопарк, размышлял над тем, всё ли вчера я сделал для того, чтобы произвести положительное впечатление на принимающую сторону, или нет? Вот вопрос, так вопрос. Однако, если посмотреть на визит критически, то приходится констатировать, что по идее, вероятно, я мог бы произвести ещё более сильное впечатление на собравшихся за столом. Как? Например, я мог бы исполнить пару акробатических номеров да таких, от которых дух захватывает. Мог бы поразить их игрой на гитаре замысловатых гамм, с огромной скоростью двигая пальцами по всему грифу. Или спеть какую-нибудь интересную и ими не слышанную песню.

А так всё обошлось простыми разговорами, шутками и рассказами.

Правда, тут нужно уточнить, что гитару я не стал брать с собой в поездку специально. Я знал, что они будут меня просить спеть. Они и просили. А я говорил, что без гитары никак и при этом обещал, что в следующий раз обязательно привезу с собой инструмент и, более того, для каждого из присутствующих напишу отдельную песню про него самого и подарю эту песню каждому в подарок.

Интересное предложение? У многих ли людей в этом времени есть личные песни о нём самом? Думаю, что у немногих. Я не имею в виду гимны о прошлых героях и вождях, я имею в виду живущих сейчас. Может кто-нибудь, похвастаться, что, мол, эта песня, что звучит по радио или по телевидению, написана прям про него? Думаю, практически нет таких. Во всяком случае я знаю лишь одного человека, который жив и которому автор посвятил песню. И этот человек вчера сидел со мной за столом. А зовут его дядя Лёня. Вот у него да, есть песня. А у других вряд ли…

Вчера же я присутствующим на обеде там товарищам на полном серьёзе предложил написать подобные песни о каждом. Разумеется, многие из них подумали, что это шутка и засмеялись. Я тоже посмеялся с ними за компанию, но, заметив не поддельный интерес дочери Генерального к этой теме, понял, что угадал. Как известно, Галина Леонидовна Брежнева была человеком, любящим искусство и покровительствующим многим творческим людям этого времени. Как, где и кому она покровительствовала – это в данном случае абсолютно неважно. Важно, что разные люди творчества пользовались её возможностями. А кто из людей, ныне живущих в нашей стране и в мире в целом, может быть более творческий, чем я? Да нет таких. Поэтому и решил попробовать использовать данный козырь. Ведь теперь именно это может быть хорошим поводом для всех высоких сторон, чтобы пригласить милого мальчика ещё раз в гости.

Ну да ладно – это как получится. Вчера же хорошо посидели, прекрасно простились, чуть ли не пообещали созваниваться.

Тут нужно сказать, что Генеральный произвёл на меня крайне положительное впечатление. Держался хорошо, шутил, был относительно бодр. И хотя я знал, что он уже болен и болезнь прогрессирует, тем не менее, его здравомыслие и юмор были вполне адекватными.

https://www.youtube.com/watch?v=KY5sFgipdkЕЗаседание Президиума Верховного Совета СССР. Доклад Василия Кузнецова (1978)

(Очень интересное начало заседания. Прим Автора.)

В общем, хорошо посидели, прекрасно простились и чуть ли не пообещали созваниваться.

Дома же меня вновь поразили в самое сердце. Вручение наград и последующее понимание того, что это липа, чуть не заставили меня выпить, стоящий на кухне, флакон медицинского спирта. Хорошо, что сдержался. И хорошо, что во время понял замысел тех, кто стряпал эту фальсификацию – они просто сделали мне легенду. И нужна эта легенда была для того, чтобы вся мировая общественность знала, что у Великого Саши, папа тоже был Герой.

Н-да… Это, конечно, хорошо, что общественность будет теперь в курсе и спокойна, а каково нам с мамой?

В общем, как только отошел, пошёл смотреть на подарки, которые нам подарил Генсек.

Мама сказала, что не стала открывать и ждала, пока я проснусь. Я сказал, что напрасно она это делала, ведь, наверняка, ей было очень интересно узнать, что там внутри. Взял ножницы и открыл завёрнутую в разноцветную бумагу картонную коробку с системный блок размером.

Подарки! Подарки!! Подарки!!! Как же я люблю подарки!

Бабушке (а к чести тех, кто собирал презент, они про неё не забыли) была подарена праздничная открытка, коробка конфет, пуховый платок и набор серебряных ложек. Маме открытка, коробка конфет, банка кофе и чайный фарфоровый набор на шесть персон. Мне же открытка, кулёк с конфетами и… ТАДАМ!.. сверхсовременный, новый, удобный, модный, молодёжный плеер жёлтого цвета. К слову сказать, я со своей стороны Леониду Ильичу подарил два плеера и оба чёрного цвета. Кроме этого был праздничный продуктовый набор на всю семью: рыбные консервы, сервелат, икра и так далее.

Мы порадовались подаркам и ментально поблагодарили за них. Мама, видя, что я собираюсь положить модный подаренный девайс в стоящую коробку с его побратимами – то есть туда, где лежало ещё штук десять привезённых с завода плееров, категорически не рекомендовала мне это делать. Я спросил: почему? Она ответила, в том смысле, что, по её предположению, этот плеер может быть более лучшего качества, чем те, что есть у меня, ведь его делали для нужд САМОГО. Логика в её словах была, и я положил жёлтый плеер, на полку в своей комнате, радуясь, что тот не розового цвета.

Вот сейчас бегу с ним. Слушаю свои песенки и бегу. Очень удобно. Только надо по сторонам смотреть, чтобы ты в кого-нибудь не врезался или в тебя. Так что не зря я его придумал. Очень удобно и приятно бегать, когда в ушах звучит музыка. А как вернусь с презентации фильма из Армянской ССР, нужно будет попробовать продвинуться по техническим вопросам дальше. Полазить по интернету, прикинуть, что да как, а потом компаньону – инженеру Заварзину, мозг наморщить насчёт телефонии, а именно – сотовой связи. А вдруг получится? Вот это будет уже действительно масштаб.

Подбегая к дому, заметил большое скопление народа возле подъезда. Посмотрев на дорогу, обнаружил там кортеж из пяти автомобилей «Волга», один из которых был милицейским.

– Вот же ж, – буркнул я, остановившись рядом с соседним домом и риторически задал сам себе вопрос. – И к кому же вы все пожаловали?

В том, что весь этот люд намылился ко мне, я практически не сомневался. В прошлой жизни у нас во дворе ничего подобного не происходило. Следовательно, их визит связан именно с изменениями, которые я внёс в новую реальность.

Бояться мне собственно было нечего. Я мог легко и без боязни подойти и узнать ситуацию. Но в том то и беда, что хотя мне было очень интересно узнать, кто приехал, делать это я не собирался. И причина тут была одна. Я категорически не хотел сейчас окунаться в те самые заморочки которые без сомнения мне привезли эти достойные граждане. Ведь очевидно, что они будут от меня чего-то хотеть. А мне сейчас не до этого. У меня сейчас другие планы – мне на режиссёрский конкурс надо. Это сейчас главное, ведь призом там будет свой павильон.

Поэтому недолго думая развернулся и побежал в сторону метро, абсолютно забыв, что одет я в спортивный костюм и денег на поездку у меня нет.

Вход в метро сейчас стоит пять копеек. Вроде бы не большие деньги. Но мне-то, какая разница? Сколько бы ни стоил, денег-то у меня при себе так и так нет. Превратности судьбы – миллионер, а в карманах ветер гуляет.

При таких безденежных обстоятельствах, попасть внутрь метрополитена, условно бесплатно, можно несколькими способами. Можно перепрыгнуть через турникет. Можно пройти вместе с пассажиром, проходящим через этот самый турникет. Наконец, можно попросить столь небольшую сумму у входа в метро у обычных граждан – обязательно дадут. Но я пошёл другим путём.

Подошёл к контролёрше и сказал:

– Здравствуйте. Тётенька я деньги дома забыл. Пропустите, пожалуйста. Мне в министерство очень нужно.

Та осмотрела меня с ног до головы, хмыкнула и, махнув рукой, сказала:

– Проходи, забывчивый министр.

В связи с тем, что домой я попасть не мог, пришлось в начале заехать на киностудию и взять кассету с копией. На ней был записан смонтированный вариант эпизода, который мы недавно отсняли в Ботаническом саду.

В, пока ещё не полностью ассимилированное мной, Министерство культуры я приехал около десяти. В десять в кабинете замминистра должно было состояться заседание, в котором будет объявлен режиссёрский конкурс, ну или конкурс режиссёров, если вдруг так кому-то больше нравится.

В приёмной замминистра толпились люди, а из кабинета доносился смех нескольких человек.

При виде меня, все заулыбались, раздались смешки и перешёптывания.

– Здравствуйте, товарищи, – официальным голосом пробасил я.

– Здрасте, – закивали те, сдерживая смех.

– Александр, проходите, Вас ждут, – произнесла секретарша и открыла дверь в кабинет.

Внутри за столом совещаний сидело человек двадцать мужчин. Когда я вошёл, мужчины перевели взгляд на меня и заржали.

Поправил рукой волосы, вытащил из кармана носовой платок, протёр губы, лицо, нос. Осмотрел одежду. Чуть отвернулся к стенке и проверил, застёгнута ли ширинка на брюках. Убедился, что всё норм, ибо одет был в спортивные штаны, на которых ни ширинки ни молнии отроду не водились. Вновь пригладил волосы на голове, поправил олимпийку, ремень на спортивной сумке, что одолжил в киностудии, и повернулся к собравшимся.

При моём повороте основная часть тех, кто сидел за столом, стала ржать ещё сильнее.

Посмотрел на подходящего ко мне замминистра и, когда тот подошёл, негромко спросил:

– Вы тут употребляете что-то незаконное?