Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 272 страниц)

Глава 23

2 Cентября. Ереван.

Пока ехал на такси на киностудию, пытался вспомнить, что там вообще было после записи…

Помню Сорокин гитару приволок, мы пели «Магадан», потом ещё что-то, далее он включил плёнку, и мы пошли к микрофонам, где уже пели дуэтом про Дядю Лёню. Потом он вроде солдат позвал, дал указания отвезти меня в аэропорт. Мы обнялись, а дальше… Дальше я вроде куда-то шёл… В общем очнулся я от того, что меня кто-то толкает. Открыл глаза, оказалось, что толкает меня стюардесса, которая любезно сообщила мне, что мы «прибыли» в столицу Советской Армении город Ереван.

* * *

– Блин, это какой-то телепорт! Заснул в одной части страны, а проснулся в другой, – пробурчал я, расплачиваясь с таксистом и анализируя последние воспоминания, после чего направился ко входу на киностудию.

Через десять минут за мной на проходную спустился монтажёр Гурген.

– А ты чего приехал-то? – поздоровавшись поинтересовался он, позёвывая, хотя на часах было уже 9:30.

– В смысле зачем, – удивился я и пояснил: – За плёнкой конечно.

– За плёнкой? – искренне удивился собеседник и кашлянув произнёс: – Так её же с самого утра уже забрали. Ты разве не знал?

– Эээ…

– Неужели не сказали? – не поверил собеседник.

– Нет, – коротко ответил я пытаясь понять «какого хрена» и поинтересовался: – А кто приезжал?

– Сказали, что кто-то из горкома. Я не знаю, как его зовут.

– Армен?

– Не знаю, меня тут не было. Я отсыпался.

– А кто тогда плёнку отдавал?

– Другой монтажёр, который титры помогал делать художнику. Сейчас его нет, он домой уехал после ночной смены. Они вчера весь вечер и всю ночь работали над титрами, – пояснил Гурген. – Я думал ты в курсе.

– А ты не знаешь зачем они плёнку взяли? – поинтересовался я, не «въезжая», что за «хрень» тут твориться.

– Как зачем? – вновь удивился тот. – Сегодня же закрытый показ в кинотеатре «Москва» будет. В шесть вечера.

– Как показ? – обомлел я, уставившись на монтажёра.

– Ну да, – подтвердил тот и пояснил: – Закрытый показа для руководства республики, города, актёров и съёмочной труппы. Меня тоже пригласили. А ты, что не знал, что ли?

– Я-то? Да нет, – вслух произнёс, а сам задумался: «А действительно, зачем меня предупреждать? Подумаешь, франт какой. Не велика птица! Просто придумал сценарий. Просто договорился о съёмке устроив бартер – песни в обмен на фильм. Просто нашёл актёров и уломал их ехать «за тридевять земель». И ещё много чего просто, просто, просто… Так, что в принципе можно конечно меня и не предупреждать… нда…»

Мысли метались, и я не мог сосредоточиться. Постояв так с пол минуты обратился к молчащему всё это время визави:

– Гурген, а меня кто-нибудь тут искал?

– Нет, – с готовностью ответил тот. – А должен был?

– По идеи да. Мы с музыкантами тут встретиться собирались… – пояснил расстроенный режиссёр, совершенно ничего не понимая ведь сегодня я должен был помогать разучивать песни для Роксаны и Фрунзика.

– Нет, никто тебя не спрашивал.

– Окей. Тогда такой вопрос: Ты копии сделал? – чуть отойдя от проживаний спросил я собеседника, которому заплатил за это сто рублей аванса.

– Да, две, – подтвердил тот. – Сейчас будешь забирать или, как и собирался раннее перед отъездом заберёшь?

– Давай-ка, на всякий случай сейчас, – сказал я решив перестраховаться.

– Пошли, – предложил Гурген и направился к проходной. – Только имей ввиду, там копии без титров, – напомнил он.

– Я понял, – ответил режиссёр, следуя за сопровождающим внутрь здания. Зачем я просил сделать копии? Да потому, что было предчувствие, что с фильмом может, что-то случиться. К примеру, потеряется он или испортится. А так у меня всегда будет копия, так сказать на всякий случай. Паранойя? Возможно. Однако мне очень не хотелось, чтобы все мои усилия и труды канули в небытие.

Поднялись в рабочее помещение, и монтажёр отдал мне две коробки с фильмом, а взамен получил очередные сто рублей.

– Гурген, а тут есть телефон? – обратился я к довольному товарищу. – Не местный, а городской, – и пояснил, – мне позвонить очень нужно.

– Конечно. Пойдём, – ответил тот, и повёл меня в соседнюю комнату типа кабинет-каморка. Это было небольшое помещение, в котором кроме стола с телефоном стояли три шкафа забитые какими-то киноплёнками и бумагами.

– Слушай, а можно я здесь музыкантов подожду? – попросил я. – Мы с ними на девять договаривались, так они по всей видимости опаздывают.

– Конечно Саша, о чём разговор, – добродушно ответил тот, – сиди жди сколько угодно. Вот телефон, звони куда хочешь, только девятку сначала нужно набрать, – пояснил он. – Бери чайник, если надо, там в шкафу есть заварка, песок и баранки. Хочешь пей.

Я поблагодарил товарища и тот сославшись на работу убежал по своим делам.

Сел на стул, подтянул к себе древний «видавший виды» телефон и кипя от злости набрал номер.

– Здравствуйте, – поздоровался культурный я, когда на том конце провода сняли трубку, – а Армена Николаевича можно подозвать к телефону?

– Это я, – ответил Армен и не дав мне вымолвить не слова перешёл в атаку: – Саша, ты куда пропал?! Мы тебя обыскались в аэропорту. Я водителя послал тебя встретить, а он тебя не нашёл. Почему сразу не позвонил? Ты где?

– Не позвонил, потому, что времени не было. Я опаздывал. А где там таксофон стоит я не знаю, – ответил я и перевёл разговор в интересующее меня русло. – Ты мне лучше скажи какого хрена мой фильм кто-то забрал без моего разрешения?

– Так тебя же не было, – резонно ответил «бывший лучший друг». – Ты же в Москве был. Как бы мы у тебя разрешения спросили? Монтажёр сказал, что всё готово. Мы подождали пока сделают титры и забрали фильм на предварительный просмотр.

– И как? Просмотрели? Всё ли понравилось? – язвительно осведомилась «молодая язва».

– Да, – не понял сарказма «подельник». – Узким кругом они его уже просмотрели и никакой «запрещёнки» к счастью не нашли, – объяснил он. – Я к сожалению, на просмотре не был, но они меня заверили, что с фильмом всё в порядке и он их устраивает.

– Аллилуйя! – облегчённо выдохнул я потому как с плеч упал огромный груз, а затем спросил: – Так когда ты говоришь я его могу забрать?

– После просмотра, – ответил Армен таким голосом словно это было само собой разумеющееся.

– После какого «на фиг» просмотра Армен Николаевич? Ты же сказал, что фильм уже просмотрели.

– Просмотрели, – не стал отказываться от своих слов «компаньон», – но просмотрели его не все заинтересованные лица. Поэтому и назначили закрытый показ на сегодня, дабы убедится, что в фильме нет ничего «такого» и фильм рекомендован к показу.

– Рекомендован к показу? – не понял я.

– Ну да, – ответил то и стал пояснять: – Ты пойми, ведь они волнуются. Мало ли чего ты там наснимал? У нас и так тут проблемы в начале года были, а тут ещё и фильм…

– Так согласовали же уже всё, – напомнил я и заверил, – Мы от сценария не отходили. Так, что там нормально всё.

– Нормально-то нормально, но ты и их пойми. Они не хотят лишний раз подставляться и по шапке получать, – как-то с грустью в голосе ответил собеседник, а затем словно встрепенувшись более жизнерадостным голосом продолжил: – Короче говоря, просмотр в 18:00. Понял?

– Понял, – ответил я и побарабанил пальцами по коробке с плёнкой.

– Кстати, а ты сейчас, где вообще? В гостинице? Я там у администратора для тебя сообщение оставил.

– Нет, я не в гостинице. Я в киностудии, как и договаривались. Сегодня же песню для Роксаны разучивать собирались, – напомнил режиссёр. – Я приехал, сижу в монтажной. Тут только сильно занятый Гурген, а музыкантов никаких нет.

– Слушай Саша, – подчёркнуто вкрадчиво мягким добродушным голосом произнёс собеседник, – я конечно в ваших музыкальных делах ничего не понимаю, но мне кажется, что скорее всего музыканты ждут тебя не в монтажной, а в музыкальной студии. Ты об этом не думал?

– Гм… логично, – согласился я с неоспоримым фактом поняв, что «затупил», – и где тут эта студия?

– Попроси Гургена, он тебя проводит, – ответил тот и перед тем как попрощаться напомнил мне, чтобы в 17:00 я был у входа в гостиницу, где нас будет ждать Икарус, который отвезёт нашу съемочную группу на просмотр киношедевра, после чего сказав: – Пока, – повесил трубку.

– Блин, как-то всё не так получается, – недовольно прошептал я, осматривая помещение, а затем встал и закрыл дверь на щеколду. Подошёл к шкафу с плёнками, порылся там и нашёл какой-то фильм в точно такой же коробке, как и у меня.

Прочитал название: «Неуловимые мстители».

«Подойдёт», – сказал я себе и вытащив плёнку из коробки заменил содержимое на свой суперхит, после чего плёнку с «псевдо мстителями» спрятал под батарею.

Осмотрелся, удовлетворённо хмыкнул и взяв сумку с фильмами пошёл искать Гургена.

* * *

Через десять минут пройдя в соседнее крыло мы с Гургеном подошли к музыкальной студии, где мой сопровождающий попрощался и ушёл восвояси, а я постучав вошёл внутрь.

Как и предсказал Армен, музыкальный ансамбль находился именно там.

Оказалось, товарищи музыканты, как и было договорено приехали к 9:00 и меня тут не обнаружив принялись ждать. Порадовало то, что это были не разрозненные музыканты, набранные с бора по сосенке, а полноценное ВИА, с гитаристом-вокалистом во главе. Их состав был укомплектован вполне обычно для тех лет: два гитариста, бас гитарист, клавишник и ударник. В общем состав точь-в-точь, как и у нас в «Импульсе». Вообще, когда мы только начинали «мутить это дело», я настаивал на том, чтобы Армен нашёл для записи толковых музыкантов-профессионалов, таких, чтобы они всё умели и им по сто раз ничего объяснять было не нужно. От музыкантов требоваться только одно, без прикосновенно исполнять любые мои указания, не задавая вопросов и ничего не меняя в партиях. Естественно они должны были не только хорошо играть на своих инструментах, но и знать нотную грамоту, хотя этот пункт, о нотах, я добавил по привычке, доставшейся мне из будущего. Дело в том, что музыканты этого времени и музыканты светлого «завтра» очень сильно отличаются друг от друга. К примеру, если в 1977 году 90 % музыкантов играющих эстрадную музыку знают ноты, а 10 % нет, то в 2019+ ситуация в точности наоборот. В будущем большинство музыкантов довольствуются плюс-минус семью нотами, про которые они когда-то, где-то слышали и этого им вполне достаточно для того, чтобы из всех щелей: интернета, радио, телевидения, гнать всю ту муть, что они наваяли.

Хотите пример? Пожалуйста. То, что происходит сейчас в музыкальной среде иначе чем полнейшим п**** назвать и нельзя. Это очень хорошо показал один человек записав ролик в ютуб. Ролик называется «Музыка из ничего». Говорящее название неправда ли? В ролике человек с ником Marmok записывает на микрофон как он цокает языком, чмокает губами, хлопает в ладоши и издаёт всевозможные звуки подражая барабанам, а затем с помощью компьютерной программы нарезает получившейся контент на отдельные фрагменты и монтирует их в мелодию. Далее получившийся результат он прогоняет через симулятор клавиш и всё, композиция готова. Судя по комментариям под видео, которое к слову сказать набрало двадцать четыре миллиона просмотров, народу музыка, которая получилась очень нравится.

https://www.youtube.com/watch?v=vMU7zJLx1CI Музыка из ничего:|

Мармок красавец и сумел показать всю правду о том, как сейчас пишут музыку. Теперь вы понимаете, как ваяется нынешняя попса?.. Вот я и говорю: катастрофа!

Однако, радовало то, что тут и сейчас народ ноты знает и уважает, а посему я надеялся, что никаких сложностей с записью не возникнет.

Прошёл в студию и поприветствовав коллег познакомился с ними, а затем извинился за опоздание сославшись на плохо летающие самолёты.

Те неискренне посочувствовали и удивлённо уставившись на меня стали разглядывать, ну а я в свою очередь стал осматривать аппарат, на котором нам предстояло записать несколько шлягеров.

Осмотрел аппарат и остался доволен. Он был вполне себе ничего и представлял из себя помесь советско-чешско-восточногерманской звукозаписывающей аппаратуры.

Удовлетворившись увиденным раздал музыкантам ноты для ознакомления, в общих чертах объяснил, что должно получиться, попросил гитару и сыграл без вокала все четыре песни, после чего, оставил ансамбль разучивать их, а сам пошёл в звукооператорскую, дабы рассмотреть поближе восьмидорожечный магнитофон «Tascam 80» который я заметил из далека, а заодно и познакомиться со звукорежиссёром.

– И откуда у вас это чудо? – спросил я звукача показывая на магнитофон поздоровавшись.

– Это конфискат, – ответил армянин по имени Степан и пояснил, видя моё удивление: – Нам из таможенного фонда перевели и на наш баланс поставили, вместе с клавишными. Видел Yamaha стоит? Вот, это тоже оттуда. Насколько я понял их незаконно хотели провести, толи к нам в республику, толи транзитом, вот пограничники и конфисковали.

– Повезло вам, – проговорил я, радуясь тому, что записаться можно вполне нормально и одновременно обалдевая от наглости и «безбашенности» контрабандистов. Нет, сама тема с магнитофоном конечно перспективная, ибо всевозможных ансамблей в последние годы развелось, как «грибов после дождя» и все хотят нормально записаться, однако я всегда думал, что такого рода грузы в СССР могут попасть только через дипломатические каналы. Ан нет, оказывается есть отчаянные люди, которые готовы рискнуть и протащить через железный занавес такого рода аппаратуру. Вообще, в эти годы, сей магнитофон, следствие и суд вполне может посчитать шпионской аппаратурой и предложить перевозчику, то есть уже фактически шпиону, небольшую расстрельную статью. А посему, что-то в этой истории было через чур мутным… ну кто в здравом уме потащит себя под расстрел? Есть такие? Вот и я о том же…

Окинул своим взором операторскую и удовлетворённо хмыкнул. Конечно, эту студию никак нельзя было сравнить с той, где я был вчера, однако для этого времени тут всё было вполне на уровне, а значит ожидаемый результат должен будет получиться вполне нормального качества. Посмотрел на год выпуска «контрабанды» – 1976. Совсем новый. Поинтересовался наличием для него достаточного количества плёнки. Оказалось, её более чем достаточно – тридцать катушек. Поинтересовался у Степана какие микрофоны у него есть в наличии. Тот ответил, что разные, но хороших всего три и все они японские.

– Отлично, – подвёл итог интересующих меня тем я и спросил: – А советские микрофоны есть? Те, которые «дико» искажают звук.

– Эээ, – впал в замешательство от такого странного вопроса звукач, а затем подумал и уточнил: – А сколько штук надо?

– Хотя бы два микрофона.

– Найдём, – ответил тот и ожидаемо проявил любопытство: – Александр, если не секрет, зачем они тебе. Они же плохие. Точнее сказать плохого качества. Ты прав, они очень сильно изменяют звук. Постоянно идёт перегруз.

– Вот именно поэтому они мне и нужны, – ответил его молодой коллега. – Мы через них в некоторых композициях барабаны записывать будем.

Оставив ничего непонимающего звукорежиссёра наедине со своими мыслями вернулся к музыкантам, которые от чего-то стояли с недовольными физиономиями и ничего не разучивали.

– Что случилось? – поинтересовался я, чувствуя всеобщее напряжение и узнал, что написаны песни неправильно и так никто не играет. Всю эту «бадягу» мне озвучил их лидер и гитарист в «одном флаконе». На вид ему было лет пятьдесят и выглядел он самым старым из них.

– А, что вас собственно не устраивает уважаемый? – поинтересовался я.

Как оказалось, его не устраивает практически всё.

– Это нэ музыка, а фарс какой-то, – говорил он наигрывая мне некоторые мотивы из «моих» композиций. – Просто какое-то нэдоразумение, – был вердикт соло-гитариста, каковым он мне представился.

– А кто ещё так считает? – осведомилось юное дарование обводя взглядом помещение.

Как оказалось, так считали практически все за исключением басиста который сказал, что музыка вроде ничего. После этих слов возникла некоторая неловкая пауза, в которой все присутствующие члены ансамбля посмотрели на «оторвавшегося от коллектива» такими взглядами, что тот быстро дал заднюю сделав вердикт, что всё же музыка не очень.

«Соло-гитарист» повернулся ко мне и покровительственно похлопав по плечу произнёс:

– Нэ волнуйся малчик, идеи у тэбя вроде бы есть, но сдэланны оны крайнэ нэ профэссионално, поэтому звучат будэт плохо. В общем давай вот как мы сдэлаем, – решил предложить он мне помощь, – мы эти пэсни возмём да и переделаем как надо и я думаю, недели через две-три, сможем начать их репетировать. Толко смэту надо будэт утвэрдить ещё на мэсяц, илы на два, на всакий случай и всо будэт хорошо. К тому жэ…

– Стоп! – прервал его фантазии я, недослушав, что же там за «к тому же…». – Не надо лишних слов. Спасибо, что приехали. Вы свободны.

– Как?! – опешил тот.

– Сядь да «покак»! Вот как! – разъяснил я логику действий. – До свидания.

– Эй малчик, ты што грубышь мнэ?! – недовольно проговорил тот. – А пэсни?

– А пэсни, – передразнил его грубиян, – это уже не ваша забота. Освободите студию звукозаписи, – и позвал на помощь звукача, – Степан, проводи товарищей на выход, дабы они не мешали творческому процессу. Они свободны.

Те недовольно побурчали, а затем немного поругавшись между собой на армянском языке собрались и ушли.

– Слушай, а почему они инструменты-то оставили? – спросил я звукача, когда тот вернулся, проводив «дорогих гостей».

– Так это студийные, – пояснил тот и спросил: – Ну так ты своих звать будешь, мне сказали, что у тебя своё ВИА есть, – и с надеждой в голосе, – или на сегодня всё?

– Что же делать? – протяжно проговорил я в слух, подходя к немецкой гитаре «Musima», и разглядывая её стал про себя размышлять: «Перенести запись на завтра, а сейчас поехать в гостиницу и лечь до вечера спать? Заманчиво конечно, но отоспаться можно и в Москве. Сейчас нужно ковать железо пока оно горячо, а то остынет… Тогда что?.. Сколько у нас на «ходиках», – посмотрел на наручные часы, – 10:10. Ясно. До половины пятого ещё куча времени, так нафига мне спать, если есть чем заняться?!»

– Давайте товарищ Степан звать никого не будем, а сами попробуем всё записать, – огласил вердикт музыкант.

– То есть как это записать? Ты сам один, что ли всё будешь записывать? – удивлённо спросил звукорежиссёр. – Все четыре песни?

– Оф кос, – скромно ответил великий и поправил визави: – Вообще-то записать нужно не четыре песни, а восемь.

– Почему восемь? – удивился тот. – Я договаривался только на четыре.

– Ну да, – согласился я с прошлой договорённостью, – но поймите Степан, те договорённости давно канули в Лету, – достал из кармана несколько бумажек. – Теперь же я предлагаю Вам договориться ещё раз. Вы заинтересованы в сотрудничестве или как?

– Заинтересован, – глядя на несколько денежные купюры сказал тот.

– Тогда договариваемся, так, – продолжил командовать парадом Саша, отсчитывая пятьдесят рублей. – Записываем восемь песен, но всем говорим, что записали четыре. Ясно?.. Окей. И за это вы получаете премию в размере, – я протянул ему пять красненьких, – ста рублей. Пятьдесят сейчас, пятьдесят в конце записи. Окей или не окей?

– Конечно окей! – радостно подтвердил тот забирая деньги и улыбаясь счастливой улыбкой человека срубившего «банк».

– О том, что никому ничего говорить нельзя – ясно?

– Абсолютно. Я нем как рыба, – заверил тот и поинтересовался: – С чего начнём?

– Начнём с метронома, – подвёл итог великий.

– С чего? – толи не понял, толи не расслышал тот.

– С записи метронома на дорожку, – пояснил музыкант. – Смотри вот в этой песни будет темп 125 ударов в минуту, вот в этих двух 140… – стал объяснять я, записывая в тетрадном листе номера композиций и их «ТТХ».

Время 10:40.

Настройка барабанов – 15 минут. Длинна каждой композиции в среднем пять минут. Запись восьми песен с первого дубля ~ час.

Запись бас гитары вместе с настройкой – час.

Запись двух основных «ритм» гитар ~ два часа. (каждая гитара пишется в «свою» колонку, то есть одна пишется в левую, другая в правую. Таким образом достигается более «живой» стереоэффект. Прим. автора.)

Общий фон на клавишах для нескольких песен – ещё час.

Посмотрел на «ходики». Стрелки показывали, что сейчас 16:20.

««Пора и честь знать», тем более я в пять должен быть у гостиницы», – решил я и объявил о конце рабочего дня.

Пока собирался под хвалебные рулады, которые мне пел звукорежиссёр, всё время пытался его перебить и напомнить, что бы язык держал за зубами.

Тот кивал и обещал никому не рассказывать о том, что совсем юный парень играет так, как не играет никто кого он знает. Ведь это же просто великолепно, бесподобно, немыслимо, замечательно, опять великолепно, в общем абсолютно фантастично!..

«Да, да», говорил я и раз за разом напоминал о конспирации, аргументируя это тем, что если узнают, то деньги у него отберут.

* * *

Вышел на улицу и поймал частника на автомобиле «Москвич», который любезно согласился за пять рублей довезти меня до гостиницы.

Пока ехали, традиционно начал размышлять о том, что происходит и анализировать, то что я делаю и собираюсь делать.

В принципе за неделю я добился значительно многого. Во-первых, снял и смонтировал фильм, во-вторых записал кучу песен на «Мелодии», в-третьих сейчас делаю запись как для Роксаны с Фрунзиком, так и для себя. Последнее вообще играет ключевую роль, ибо та запись, которая получится мне очень сильно понадобится в общении с гражданином, который скоро тут появится.

Можно подвести итоги: всё движется, всё работает, всё клёво.

Однако во всём этом благолепии, всё же есть один неприятный нюанс – алкоголь. Так получается, что в последнее время пью я если и не каждый день, но довольно-таки часто. Это не может не тревожить. Сейчас мне пятнадцать лет, организм ещё молодой и до конца не сформировался. Так стоит ли его губить «зелёным змием»? Ответ очевиден – категорически нет! Но… что делать если петь на трезвую у меня абсолютно не получается? Учиться петь? Ну так я пробовал! И не раз и не два… Всё равно не получается и всё тут! Не петь вовсе? Это конечно можно, но очень сильно сузит спектр моей деятельности, а посему пить к сожалению, всё же придётся, если конечно я хочу сделать то, что наметил.

Вообще любовь к выпивке, которая неведомым образом передалась мне из старого тела в новое, скорее всего носит характер – психологической травмы, или даже возможно привычки выработанной годами. Дело в том, что я музыкант, а музыкантам, как правило, свойственно проводить концерты и гастролировать. Пока едешь в поезде бухаешь. При приезде в гостиницу бухаешь. В ресторане/кафе бухаешь. С утра проснулся едешь на «саунд чек», попиваешь пиво, то есть в лёгкую бухаешь, конечно если это музыкант ответственный, а если нет, то сами знаете, что… Во время концерта бухаешь. После концерта в гримёрке естественно тоже бухаешь. Вечером/ночью попадаешь в гостиницу и снова пьёшь, если ещё в состоянии… На следующий день тебя обязательно пригласят местные побратимы либо в ресторан, либо на «хату», где абсолютно точно будет куча водки, трэша и угара… И это не частный случай, это непременный атрибут гастролей 99 % музыкантов даже сейчас, когда кроме «бухалова», есть ещё куча всяких «прелестей» …

«Нет, надо с этим делом завязывать, – думал я, вылезая из светло жёлтого москвичёнка. – Может действительно прекратить петь?»

* * *

– О, Саша приехал, – обрадовано сказала Юля и полезла обниматься.

– Всем привет, – поздоровался я со стоящими у входа в гостиницу актёрами и музыкантами, которые ожидали прибытия Икаруса.

– Где ты ходишь? Уже пять, – сказал Армен подойдя ко мне.

– Без десяти пять, – поправил я его и показал свои наручные часы. – Так, что я ещё и ополоснуться успею. Сейчас только у Севы ключ от номера заберу и быстренько сбегаю освежиться.

– Какой нафик освежится, – возмутился компаньон. – Вон автобус уже подъехал. Пошли. Потом помоешься, – сказал тот и резонно добавил: – Не могут же все ждать одного тебя. Знаешь пословицу: Семеро одного не ждут? Хорошо. Вот и пошли.

– Пошли, пошли, – согласился я, направляясь к чуду венгерского автопрома.

– Ну, как там у вас дела? Как музыканты? Выучили чего-нибудь? – спросил Армен пропуская актёров вперёд.

– Дела нормально, – ответил я останавливаясь. – А музыкантов я выгнал, – видя забеспокоившегося компаньона, – не волнуйся, я сам всё запишу. Хуже не будет. Роксану на послезавтра приглашай, на утро, да и Фрунзика, наверное, тоже, только его на дневное время зови, – а потом напомнил, – И не забудь, в конце недели я улетаю домой.

– Хорошо, – сказал Армен и поинтересовался. – А почему музыканты тебя не устроили? Играют плохо?

– Борзые какие-то? – пояснил не борзой. – в общем давай потом поговорим, – сказал я и подошёл к идущему в сторону автобуса Севе.

– Ну, товарищ Савелий, как у вас всё прошло? – улыбнувшись поинтересовался Саша, глядя на смущающегося друга.

– Саша, там такое было, такое было, – промямлил тот, опустив глаза, а затем добавил непонятное: – Ты извини меня пожалуйста.

– За, что? – не понял я и нас всех позвали в Икарус на посадку.

Москва. Студия фирмы «Мелодия».

– Саша, забирай группу и отходи! – скрежеща зубами от боли в ноге приказывал полковник Сорокин своему бойцу.

– Товарищ полковник, мы вас не бросим! – отвечал ему Александр Александров.

– Лейтенант, – обращался к нему полковник, перезаряжая магазин автомата, – это приказ! Пусть Завен начиняет подарками телегу и уходит вместе с вами. Я останусь здесь и буду прикрывать отход отряда!

– Товарищ полковник, от вас зависит очень многое. Вы самый нужный член нашей специальной группы, поэтому мы все как один останемся вместе с вами, – отвечал ему его молодой подчинённый перевязывая онемевшую ногу полковника.

– Хорошо, – отвечал тому командир. – Тогда скажи братьям, пусть оседлают вон ту гору.

– Будет сделано товарищ Сорокин, – отвечал Саша и уважительно добавлял: – Ещё, будут какие-нибудь гениальные предложения?

– Да. Мне очень хочется пить, – честно отвечал полковник и потирал свою ногу пытаясь вернуть ей подвижность. Это не приносило никакого результата, а тут ещё и какие-то взрывы раздались рядом, которые сотрясли всё вокруг.

«Сорокин!» … «Сорокин!» … «Встать!» – зазвучало в голове, и командир понял, что получил контузию.

– Саша, – закричал полковник, падая в укрытие, – За дядю Лёню! Вис ис Спарта! – прокричал он, предупреждая тем самым своих бойцов о начале миномётного обстрела… И в этот момент ему прямо в лицо сильно брызнуло водой и всё вокруг сразу же стало мокрым. Командир отдельной диверсионной группы не успел напиться и лишь вытер лицо удивлённый происходящим. Рядом с ним уже никого не было, а где-то вдалеке закричали:

– Б**! Полковник! Да ты придёшь в себя ё* *** м***?!

Раненый разлепил глаза и увидел сквозь серую пелену светлое лицо генерала.

– Наши… Подмога, – прошептал Сорокин лёжа на грязном полу. – Успели всё-таки…

– Успели ё***** в р**!! А ты тут х** пойми, что устроил! – негодовал старший офицер. – Какого х** ты напился, как свинья, полковник? – зло проговорил генерал Петров и ни с того ни с сего сильно гаркнул: – А ну-ка встать! Смирно!

– Товарищ генерал, – прохрипел Сорокин, – разрешите доложить, – сморщился он и стал подниматься, пытаясь поставить руками онемевшую «раненую» ногу на пол. То, что нога онемела было вполне логично, ведь отдыхал полковник в позе съёженного и вывернутого наизнанку осьминога. Наконец боец музыкального фронта смог сосредоточиться и со скрипом поднявшись с дивана вытянуться по стойке смирно, на сколько конечно это было возможно в его состоянии, и доложить: – Полковник Сорокин к докладу готов.

– К какому ещё докладу, – сморщившись как от лимона прорычал Петров. – Ты зачем всю студию по-пьяному делу разгромил? Тебя, что просили сделать? А ты чего натворил? Почему такой срач устроил?! Что вообще тут вчера произошло? Пожар?

– Почему пожар? – удивился Сорокин, осматривая частично разгромленную звукорежиссерскую.

– Я не знаю, почему у тебя электрогитара вся сгоревшая. Замкнуло что ль её?

Полковник повернул голову и увидел в коридоре действительно сгоревший корпус гитары.

«Гм… Как это могло произойти ведь гитары не могут самовозгораться. Они называются электрогитарами, а по факту работают от электричества сравнимого с электричеством самой маленькой батарейки», – ошарашенно думал полковник пытаясь вспомнить, что же произошло с инструментом. Естественно, что состояние, в котором Сорокин находился вчера не способствовало тому, чтобы чётко запоминать происходящие события, а посему вспоминалось всё с трудом и отдельными фрагментами… Именно поэтому музыкальный полковник не помнил, как Саша, повторил знаменитый трюк Джими Хендрикса и после угарного соло, поджёг деку гитары, облив её техническим спиртом, а затем стал молиться на горящий инструмент. https://www.youtube.com/watch?v=_-7toYWFEyk

– Да, произошло замыкание, – подтвердил несуразную гипотезу Сорокин, застёгивая рубашку и пытаясь рукой нащупать галстук, который через секунду обнаружился висящий на спине.

– Замыкание, – передразнил его генерал, глядя на потуги младшего по званию. – А с дверью, что у тебя случилось? Я вчера был тут, если ты конечно помнишь, и дверь стояла на месте, – негодовал он. – И почему на столе у тебя такой бардак, а по всей студии валяются пустые бутылки из-под коньяка?

– Насчёт двери, товарищ генерал, – стал на ходу придумывать и врать полковник, – так это мы колонки перетаскивали и дверь случайно задели. Наверное, её строители плохо установили, вот она и отвалилась.

– А бардак почему у тебя такой? – приняв одно объяснение генерал потребовал другое. – Видно же, что ты тут выпивал. С кем? И главное зачем? У нас ведь дело государственной важности! – рявкнул Петров. – Чёрт возьми, да ты же сам заинтересован в выполнении приказа! Заинтересован?

– Так точно! – ответил нерадивый временно подчинённый немного приходя в себя и осознавая, что «с этим делом» они вчера переборщили.

– Тогда, какого х** ты жрёшь?! – задал риторический вопрос Петров и перешёл к более конкретному: – Где музыкант? Почему не встретил? Пьяный был и проспал?!

– Никак нет товарищ генерал, – отрапортовал временно прикомандированный.

– Что никак нет? – не понял Петров.

– Музыкант вчера был и ваш приказ мы с ним выполнили!

– Докладывай, – коротко по-военному разрешил генерал, сел на стул и закинув ногу на ногу, приготовился внимать.

– Музыканта встретили как положено. Конечно меня удивил столь юный возраст «учителя», и я даже в начале усомнился, что плёнка записывалась при его непосредственном участии. Однако проверка показала, что на кассете действительно он, – докладывал Сорокин, а затем совершенно отступив от устава спросил: – Товарищ Петров разрешите попить воды.