Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 270 (всего у книги 272 страниц)

И, в конце концов, тот долгожданный день настал.

Несмотря на то, что на улице была ночь, мы всем нашим табором приехали на ВДНХ и приступили к съёмкам первой сцены – судьбоносное монументальное прибытие в фонтан жидкометаллического робота-убийцы.

Глава 23
Съемка шедевра

Согласно сценарию, было так: вспышка света, туман и среди золотых статуй фонтана «Дружба народов» появляется обнажённый и словно только что из стали выкованный киборг.

Я стоял с мегафоном и кричал:

– Внимание, готовность номер один! Световики, включите прожекторы. Машинисты, готовьте дым-машины. Камеры к бою!

Ночь выдалась прохладной. Народ из группы кутался в куртки, кто-то прятал руки в карманы. Актёр, игравший робота-убийцу, стоял рядом, нервно потирая плечи.

– Саша, – сказал он мне, – ну как же так? Я ж в этой сцене почти голый.

– Не волнуйся, этого никто не увидит. Мы всё скроем, – ответил я.

– Но мне холодно. У меня мурашки по коже бегают.

– Терпи! Вспомни – ты не просто человек, ты символ неумолимой силы. Когда зритель увидит, как ты идёшь между золотых девушек на фонтане в клубах дыма, у них тоже мурашки пойдут. И в гораздо большем количестве, чем у тебя сейчас!

Игорь тяжело вздохнул, но кивнул.

Мы дали сигнал, включили прожекторы, пустили дым. Вспышка пиротехники озарила статуи, вода в фонтане засверкала. «Киборг» шагнул в кадр, медленно, как будто двигался не человек, а машина.

– Мотор! – крикнул я, заворожено смотря в монитор. – Камера, пошёл!

И он пошёл – величаво, мощно, без единой эмоции. И увидев это, я осознал, что именно так, а никак иначе отныне и навеки теперь будут ходить бездушные машины в умах обывателей. Ибо это выглядело так круто, что обязательно запомнится всем, кто когда-либо хоть раз увидит этот фильм.

Следующей была сцена прибытия киборга-защитника. Дело происходило на станции метро «Комсомольская». Ах, какие мы там испытали муки! Добыть разрешение на ночную съёмку в метро было целым подвигом. Чиновники из «Мосметростроя» хоть и склонялись перед решением Совмина СССР, но морщили лбы:

– Вы хотите у нас тут снимать фантастику с железными людьми? На станции? Да тут же электричество! До короткого замыкания будет всего один шаг! Железо же очень хороший проводник! А тысячи пассажиров, которые утром на работу едут! Мы не можем устраивать коллапс! И прочие абсурдно-бюрократические доводы в свою пользу.

Я улыбался, уговаривал:

– Товарищи, роботы будут не настоящие, так что опасаться вам не нужно. А нужно готовиться к славе! Почему? Так ваша станция войдёт в историю мирового кино. А пассажирам мы совсем мешать не будем, потому что съёмки будут происходить ночью, когда метро закрыто.

Но сдаваться местные начальники так просто не собирались. Увидев, что их аргументы биты, они, было, решили сослаться на секретность стратегического объекта, которым всегда являлся метрополитен. Но и тут потуги их оказались тщетны. У нас к этому моменту вся документация уже была подготовлена, и на руках были разрешения от горкома, МВД и даже КГБ.

Этого уже хватило с лихвой и, так как аргументы у принимающей стороны закончились, нам дали добро на два ночи.

Расставили камеры так, чтобы показать потолочные мозаики, на которых изображены русские полководцы, упомянутые в речи Сталина 7 ноября 1941 года. Величие прошлых веков, грандиозность свершений прошлого, сила и история Советского Союза, вот на этом фоне появляется холодный взгляд защитника.

Когда вспышка осветила станцию и «Железный Юрий» шагнул по мраморному полу, я едва не закричал от восторга:

– Превосходно!

Но потом, неожиданно, возникла проблема: мраморный пол оказался чересчур скользким после того, как уборщицы метрополитена, явно пуская пыль в глаза многочисленному начальству, присутствующему на съёмочной площадке, помыли этот самый мрамор с шампунем. Да так намыли, что актёр при первом же шаге поскользнулся и едва не упал.

Съёмочная группа прыснула со смеху, но я поднял руку:

– Так, товарищи, не ржать! Помните: мы снимаем кино мирового уровня. Постелите резиновый коврик – всё равно в кадре его видно не будет.

Техники тут же выполнили указание, и уже следующий дубль получился великолепным.

Дальше начались поиски Светланы.

Приступили к съёмкам проход робота через общежитие МГУ. Я старался показать советскую Москву глазами неумолимой машины.

Студенты, жившие в общаге, вначале возмутились:

– Нам завтра доклады сдавать да к контрольным готовиться надо, а вы тут кино снимаете! А ну гоните компенсацию!

Я подошёл к ним и сказал:

– Ребята, если получится хорошо, вы потом будете детям рассказывать, что в вашей общаге снимали «Терма-2».

Местные жители переглянулись, поняв, что я не шучу, и действительно снимается не просто кино, а КИНО с большой буквы, тут же взяли у меня и у главных героев автографы и начали помогать: таскали кабели, передвигали мебель и реквизит, держали прожектора осветителей. Киборг же, идущий мимо стендов с лозунгами «Учиться, учиться и ещё раз учиться», выглядел особенно жутко – бездушный металл в сердце советской молодости.

После МГУ был дом культуры ЗИЛ – огромный зал, пустые ряды кресел. В этом, разумеется, можно было тоже найти символизм: в свете мигания красных ламп идущая напролом сквозь советскую культуру безжалостная техника совсем не светлого будущего. Жуть, да и только…

При утренних съёмках на Ярославском вокзале нам помогали милиционеры. Они отгоняли любопытных пассажиров, пока мим с безразличным лицом проходил мимо табло с надписью «Поезд на Владивосток».

– Отлично! – кричал я, видя в этом кадре не только очередной символизм, но и масштаб. – Он будто бы идёт не только по Москве, а через всю страну! Его не остановить! И это должны почувствовать все и каждый!

Кульминация первой половины картины должна была быть снята в библиотеке психиатрической клиники. Согласно сценарию именно там защитник впервые встречает Светлану.

Мы выбрали огромный зал с длинными стеллажами. Тишина была почти мистическая. Я сказал Юрию Петровичу:

– Смотрите, здесь важен не ваш бицепс, а ваша фраза. Вы должны сказать её так, чтобы у зрителя холодок прошёл по спине.

«Железный Юрий» кивнул.

Камера навелась.

– Мотор!

Киборг медленно шагнул к Кате. Та дрожала, прикрываясь, как щитом, книгой в руках. И в этот момент Юрий Петрович произнёс:

– Со мной ты выживешь.

На съёмочной площадке повисла тишина. Члены съёмочной группы даже дышать перестали.

Катя прошептала:

– Я не верю… – и словно бы от безысходности, неожиданно для всех заплакала по-настоящему.

В этот момент, по сценарию, раздался грохот, и в библиотеку ворвался киборг-убийца.

Тут нами был поставлен трюк: стена «ломается», летят искры и, конечно же, дым и пыль.

Тут в суматохе грандиозного кипиша появляется мальчик – сын Светланы. Маленький актёр, десятилетний парнишка, так вжился в роль, что выскочил из-за стеллажа и закричал:

– Мама!

Да так искренне, что я тут же про себя пообещал премировать коллег, кто занимался кастингом. Актёра они подобрали действительно талантливого, несмотря на его возраст.

После того, как мы отсняли сцену в библиотеке, многим показалось, что всё– вершина драматургии пройдена. Но нет, будущая встреча с учёным тоже должна была быть максимально психологичной. А пока Света сидит у костра, и вдруг в её глазах вспыхивает решимость.

Мы снимали крупный план: её лицо, отблески огня и фраза после принятия непростого, но, казалось бы, единственно правильного решения:

– Если я его убью… всё изменится.

Я дал команду оператору:

– Не тряси камеру и очень медленно приближайся. Нам нужно, чтобы зритель понял, сейчас здесь не просто Света твёрдо решила свою судьбу и судьбу учёного, но и вообще судьбу всего человечества.

И, нужно сказать, кадры получились сильными!

Ну, а дальше началось веселье. Вначале отсняли сцены в доме учёного, а затем в институте, в котором он работал. Тут для съёмок нам нужны были силовики. И мы привлекли настоящих курсантов из военной академии в массовку. Часть переодели в милицейскую форму патрульных и сотрудников ГАИ, а часть должны были играть бойцов спецназа. Им выдали автоматы и сказали: «Бегите, стреляйте холостыми в указанном направлении и не забывайте при этом падать красиво согласно очерёдности».

Робот-защитник с огромным роторным пулемётом выглядел как машина смерти.

Перед съёмкой я напутствовал Юрия Петровича такими словами:

– Помните, вы в этой второй части нашей саги хороший. В милиционеров вы попадать не будете. Ваши пули будут лететь исключительно по машинам и стенам.

Врубили камеру и «Железный Юрий» начал крошить картонные «уазики», «копейки» и даже «волги». В воздухе запахло порохом, а дым пошёл стеной.

Вдруг один курсант от переизбытка энтузиазма упал неудачно и сильно приложился носом. Это произошло рядом с кинокамерой, и данный кадр был заснят, перед тем как съёмка была остановлена.

Оказалось, у курсанта пошла носом кровь.

– Медиков срочно сюда! – закричал я.

Сам же подбежал и помог парню подняться. Он улыбнулся сквозь кровь, вытер её рукавом и спросил меня:

– А вроде бы неплохо и правдоподобно получилось? Правда?

В итоге действительно вышло хорошо, и мы оставили этот кадр.

Отсняв бой со спецназом, перенесли съёмки в центр города. Вот тут мы столкнулись с настоящим адом. Только представьте: Арбат, толпы москвичей, бабушки с детьми и мороженым, уличные музыканты и вдруг посреди всего этого несутся две машины и мотоцикл.

– Саша, да это же катастрофа будет! – сказал начальник из Госконцерта. – Люди подумают, что на город произошло нападение!

– Ничего страшного не произойдёт, – ответил я. – Мы всё хорошенько рассчитаем, и народу наша погоня даже понравится.

Когда прибыли на место и начали разгружаться и устанавливатьаппаратуру, вокруг, конечно же, сразу стала образовываться толпа зевак.

– Товарищи, – крикнул я в мегафон, – кто хочет принять участие в съёмках нового фильма про роботов и войти в легенду, прошу подойти вон к тому автобусу и записаться. А остальных попрошу отойти в сторону и, не мешая нам, просто смотреть, как мы создаём эту самую легенду.

Разумеется, в легенду войти собрались буквально все, а потому очередь на запись выросла просто до огромных размеров. Наверное, длиннее самого Арбата.

Ассистенты сбивались с ног, проверяя паспорта и объясняя новым актёрам массовки их задачи, которые, к слову сказать, были хоть и довольно простыми, но не обычными для спокойных времён СССР 1978 года. Нужно было вести себя как люди, попавшие в экстраординарную ситуацию: вначале идут себе по своим делам, потом, когда слышат стрельбу и крики – пугаются и бегут куда подальше от места ЧП.

Для того чтобы кадры получились максимально правдоподобными, ранее нами были наняты каскадёры из «Мосфильма». Ребята были профессионалами и буквально рвались в бой.

И пошло – поехало…

Машины ревут, толпа разбегается. А я кричу:

– Все в массовке! Помните, вы обычные прохожие! Кричите, падайте, прячьтесь!

И с местными жителями нам в этот день повезло – люди играли с таким азартом, что в мониторе казалось, будто бы это реальная паника.

Курьёз случился, когда один уличный музыкант, настоящий гитарист, вдруг подумал, что это не кино, а реальная погоня со стрельбой. Он бросил свою гитару и сиганул в ближайший киоск. Гитару мы потом нашли разбитой в лепёшку, но в кадре этот момент смотрелся так натурально, что я даже не думал, стоит ли включать шедевральный панический прыжок в фильм. Конечно, стоит! А опешившему музыканту я предложил в качестве компенсации новую гитару с моим автографом чуть позже, после съёмок. Тот с радостью принял предложение великого режиссёра, несравненного драматурга и исполнителя эстрадных хитов и переместился в толпу зевак.

Сняв погоню, переместились на Садовое кольцо. И уже здесь отсняли самый настоящий хаос. Шины по асфальту визжат, дым стелется, мотоцикл уходит в занос. Один из каскадёров, разогнавшись, слишком резко дал по тормозам и снес уличный фонарь. Мы замерли, но он поднялся, отряхнулся, помахав руками, крикнул:

– Не волнуйтесь! Я живой!

А зрелище получилось более чем эффектным и, несомненно, это тоже должно будет войти в фильм при монтаже.

Финальную битву на ТЭЦ в Мытищах я, наверное, ждал больше всего.

Огромные мрачные трубы, пар валит безмолвными клубами, стоит утробный гул турбин – одним словом, атмосфера самая что ни на есть постапокалиптическая. Вдобавок к этому расставили десятки прожекторов и включили сирены. Получилось настоящее индустриальное адажио.

Киборги сошлись среди пара и огня. Один – холодная машина-убийца, другой – защитник-убийца. Где как не тут им решать судьбу человечества⁈

– Ребята, это ваш балет. Каждый удар – это словно ваш танец. Давайте сделаем эту сцену безжалостной и красивой! – объяснил я задачу актёрам и, отойдя к камере, произнёс: – Готовность номер один! Готовы? Мотор!

Они дрались так, что у всей группы дух захватывало. Металл звенел, искры летели, бетон трещал.

Сам финал был особенно тяжёлый: по сценарию хороший киборг жертвует собой, чтобы уничтожить врага. Для этого мы придумали и установили чан с подсвеченной водой и дымом.

Актёр сыграл потрясающе: последний взгляд на Свету, её лицо, застывшее в молчаливом осознании трагичной неизбежности происходящего, и киборг медленно погружается в пар. Камера взяла крупный план и запечатлела неподдельные скупые слёзы главной героини и её сына.

Я взял громкоговоритель и, повернувшись ко всем присутствующим на съёмочной площадке, сказал:

– Товарищи, на этом съёмки на натуре закончены. Далее будем снимать в павильонах. Работы ещё много, поэтому расслабляться рано! Но данный этап мы прошли, поэтому всех поздравляю и отпускаю на сегодня по домам! Всем пока! Встретимся завтра в семь утра!

Глава 24
Шокирование масс

К тому моменту, как мы закончили съёмки на натуре, практически все декорации в павильонах были готовы. В начале пути, когда я только впервые озвучивал техническое задание, в котором рассказывалось о ядерном ударе по городу, все на студии переглядывались: «Ну и как это показывать? Компьютеры компьютерами, но даже с ними не удастся достигнуть реалистичности». Казалось бы, встала неразрешимая проблема. Но я, подключив к работе над созданием картины величайшего профессионала в области киноиндустрии и в том числе специальных эффектов Павла Владимировича Клушанцева, не сомневался, что с задачей мы справимся.

На собрании в цехе спецэффектов, собрав художников-постановщиков, пиротехников и операторов, я тогда сказал:

– Товарищи, нам нужен взрыв, от которого у зрителя душа уйдёт в пятки. Не фейерверк, не салют – а именно апокалипсис.

Все переглянулись. Старший художник покачал головой:

– Это ж наш город, Александр. Мы не можем…

Я покачал головой и успокоил коллег:

– Мы и не будем делать макет нашей столицы. Мы сделаем макет некого безымянного нейтрального города. И даже не факт, что по архитектуре он будет выглядеть как советский. Это связано не только с политическим аспектом, но в первую очередь с этическими нормами и моралью. На наши города мы беду накликивать не будем. Да и на другие тоже! А потому поступим с точностью до наоборот от «кликушества» и понастроим побольше небоскрёбов. Таким образом, проблема решится сама собой – город будет выглядеть в точности как город вероятного противника, но и там без стопроцентного сходства. Так устроит? Заодно и вам проще будет – нет нужды достоверно копировать городской вид.

Как только предстоящая задача предстала в такой плоскости, все тут же облегчённо вздохнули и оживились.

За взрыв отвечали военные пиротехники. Они привезли целый грузовик дымовых шашек, зарядов и даже некие секретные наработки, которые обычно использовались в учениях. Разумеется, пришлось подписать кучу бумаг о неразглашении и сохранении секретности, ну, как это принято, но никто не роптал.

Суть трюка была такой: внутри макета проложили тонкие трубки с пороховой смесью. В центр поставили скрытый заряд, который должен был дать грибовидное облако. Всё это снималось камерами со скоростью в несколько раз выше обычной, чтобы на экране взрыв выглядел мощнее и медленнее.

В день съёмок павильон напоминал армейский штаб в ходе ведения боевых действий. Камеры стояли на рельсах, операторы прятались за мешками с песком в касках, везде сновали военные в звании от капитана и выше, кажется, я даже целого полковника видел. А ведь вроде бы рутинная для сапёра работа – бабахнуть, ан нет, Минобороны подошло к задаче предельно серьёзно.

Когда всё было готово, я лично проверил каждый провод, потому что знал, что у нас всего одна попытка. Ведь если макет сгорит не так, как нужно, и мы не получим красивый кадр, то придётся вновь напрягаться и строить новый макет. И даже куча камер на разных ракурсах нас не спасёт.

– Мотор! – крикнул я, убедившись, что рядом с предназначенным для уничтожения макетом никого нет.

Включили камеры. Первым пошёл световой всполох – ослепляющая лампа на крановой установке, замаскированная фильтрами. В этот момент весь минигород будто осветился белым пламенем. Практически сразу же взорвались термические заряды разной мощности: сперва вспыхнули и мгновенно превратились в пепел дома ближе к эпицентру, потом полыхнули ярким заревом пожара модели на окраинах. Через секунду грохнул взрыв, имитирующий ударную волну. Потоком воздуха разнесло кусочки «бетонных» панелей, стеклянные витрины разлетелись вдребезги, беспомощно кувыркались и бились об оставшиеся стены разлетающиеся как спичечные коробки модели машин. Павильон заполнил такой жар, что у операторов запотели линзы, но никто даже не моргнул. Все заворожённо смотрели на горящий город и, вероятно, молились, чтобы в их жизни такого в реальности никогда бы не произошло.

Когда дым рассеялся, павильон был похож на поле боя. Обгоревшие обломки, запах пороха, копоть на лицах. Я машинально отметил, что тут собрались вообще все, в том числе даже пара гримёров из совсем другого съёмочного цеха.

Один молодой ассистент прошептал:

– Товарищ режиссёр, у меня сердце чуть не остановилось.

Я только вытер сажу с лица и кивнул:

– Значит, зритель тоже поверит, – а затем повернулся к оператору и угрожающе прошипел: – Только не говори, что ты камеры забыл включить.

Но, к счастью, тот выполнил свою работу, и всё прошло штатно.

Осмотрев оперативно проявленную плёнку с кадрами взрыва, понял, что кое-чего в эпичности картинки нам не хватает. Для того чтобы сцена получилась ещё более яркая, нам нужно было заснять грибовидное облако крупным планом. Да так, чтобы зритель при виде него замер. Взрыв макета получился впечатляющим, но настоящая магия кино всегда в деталях.

Собрал операторов и сказал:

– Товарищи, мы сделаем гриб в аквариуме.

Двое понимающе кивнули, остальные переспросили:

– В аквариуме?

– Именно. Это старый приём. В Голливуде его используют, когда нет миллионов на настоящие взрывы. Мы тоже можем, но для этого придётся постараться.

Притащили огромный аквариум – литров на двести. Воду залили дистиллированную, чтобы не было пузырей. Сверху поставили прожекторы, а снизу закрепили чёрную ткань, чтобы фон уходил в бесконечность.

– Теперь внимание, – сказал я, – главная хитрость: молоко и тушь.

В верхнюю часть аквариума аккуратно вливалось молоко – оно давало густое белое облако, расползающееся вниз. В центр медленно впускали тушь, разведённую в спирте. Она падала тяжёлым столбом, а молоко вокруг начинало подниматься, образуя характерный «гриб». Всё это фиксировалось в замедленной съёмке снизу вверх, так что казалось, что это гигантский взрыв в небе.

Когда первый раз запустили тушь, я сам замер. Вода закипела от света прожекторов, белые облака молока начали клубиться, подниматься, а в середине зародился чёрный столб. Через секунду он выгнулся в шляпу гриба.

– Стоп! Снято! – крикнул я, радуясь, что опять получилось так, как нужно.

Ждать, разумеется, я не собирался, и тут же дал команду на проявку плёнки, а когда всё было готово, приступили к монтажу. Снятый «аквариумный гриб» потом наложили на кадры с макетом города, после этого для создания нужной атмосферы обречённости добавили звуковую дорожку с гулом, как будто земля сама стонет. И уже под утро, собрав эту сцену целиком и добавив все звуки – гул, вой, плач, – мы сами не поверили глазам, насколько круто у нас получилось. Казалось, что это не кино, а реальная хроника конца света!

Разумеется, ещё на этапе утверждения сценария данная сцена была поставлена под особый надзор. Поэтому прежде чем вставлять эти кадры в фильм, по ранее достигнутым договоренностям мы должны были продемонстрировать их членам различных комиссий на предмет цензуры.

Зал показов киностудии был полон – режиссёры, операторы, консультанты и, самое главное, начальство. Представители Госкино, Минкульт, пара генералов в штатском и даже несколько товарищей с характерными лицами, явно из тех органов, которые следят, чтобы в кино не пробралась вредная идеология.

Включили проектор. Шум плёнки, приглушённый свет. На экране город. Сначала – тишина, затем ослепительная вспышка. Макет рушится, улицы словно взлетают в воздух. Сносит, как бумажный, многотонный тепловоз со станции на окраине города, раскидывает как спички шпалы, узлами завязывает рельсы – на этот маленький макет один из операторов с самого начала навёл камеру и не прогадал. Звучит зловещая музыка. Крики людей. И тут медленно, величественно начинает расти белый гриб. Камера идёт снизу вверх. Гул, стон земли и сгорающие в пламени тела… И огромная могильно-мрачная тень гриба закрывает солнце, пируя на останках мегаполиса.

Когда зажёгся свет, все присутствующие были настолько потрясены увиденным, что никто не проронил ни слова.

Прошло не менее минуты зловещей тишины, прежде чем один генерал, кашлянув в кулак, пробормотал:

– М-да… впечатляет… до дрожи в коленях впечатляет. Я видел несколько кинохроник, отснятых на… кхм… одном из наших полигонов, но в таких подробностях и с таким реализмом мне видеть подобное ещё не приходилось.

– Да, я полностью согласен, – подтвердил коллега генерала.

Начальник Госкино сдвинул брови:

– Товарищ Васин… – он повернулся ко мне. – Вы понимаете, что показываете на экране уничтожение советского города?

– Понимаю. Но есть один нюанс – город не советский, – поднялся я.

– А чей же?

– Да чей угодно, но главное – точно не наш. Вы же видели там небоскрёбы! У нас таких нет, и пока не предвидится. Так что с этой точки зрения тут всё нормально. Да и вообще, не нужно забывать, что мы делаем не документалку, а художественное кино. Это предупреждение. Мы показываем, что будет, если человечество не остановится. Пусть зритель увидит возможный финал цивилизации и ужаснётся. Пусть поймёт, что такое война, и захочет мира.

Вновь повисла пауза.

И вдруг одна женщина из худсовета, седая, в больших очках, сказала негромко:

– А ведь он прав. Это страшно… но убедительно. Лучше пусть зритель увидит этот кошмар на экране, чем в жизни. Глядишь, и милитаристы западных стран поумнеют!

– Это вряд ли. – Поморщился генерал и, повернувшись ко мне, восхищённо цокнул: – Ну, и фантазия у тебя, Александр. До сих пор сердце колотится. Это ж надо так правдоподобно снять! Как будто настоящая катастрофа! В жизни не подумаешь, что это всё понарошку!

С этим выводом были согласны все, и после небольшого обсуждения данная сцена была признана поучительной для человечества и пригодной для фильма.

Как только добро было получено, я тут же направился в павильон, где мы проводили эти сложные съёмки.

По моему распоряжению секретари и ассистенты оповестили всех причастных к изготовлению этой сцены сотрудников и актёров, и там собрались все.

Люди надеялись услышать от меня те самые важные слова, которые они жаждали услышать все долгих четыре дня съёмок. И я их не подвёл.

– Товарищи! – сказал я как можно громче. – Съёмки фильма про роботов-убийц часть два закончены! Всем спасибо! Все молодцы, и теперь могут поехать домой и отдохнуть! Но, товарищи, учтите одно – когда фильм «выстрелит», а это непременно произойдёт очень скоро, нас попросят и даже потребуют снять продолжение! А это значит, что мы вновь соберёмся здесь, и нам вновь придётся изменить всю мировую историю!

Люди захлопали в ладоши и стали обнимать друг друга, ликуя от радости. Мне тоже было приятно осознавать, что всё у меня идёт по плану. И хотя лично у Васина, видеомонтажёров, работников компьютерного цеха и звукорежиссёров работа только начиналась, всё равно приятно было думать, что мы вышли на финишную прямую и фильму теперь уж точно быть!