Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 203 (всего у книги 272 страниц)

Но сделать это не успел.

Распахнулась дверь и на капитанский мостик, даже не спросив разрешение у капитана, буквально ввалилось ещё с десять человек обличённых властью и входящие в специальную, созданную для командировки, комиссию. Все они стали дико орать, осуждая меня, Лебедева и Кравцова. А уже через минуту все, как один, набросились на капитана, приказывая тому срочно соединить их с Москвой. Капитан пытался пояснить, что связь из-за погодных условий сейчас не возможна, но это их не останавливало. Они стали ссылаться на дело государственной важности и настаивать на срочной связи. Командир корабля, к его глубокому сожалению, им не мог в этом помочь, вновь поясняя и разъясняя о невозможности данной опции именно сейчас. Отрицательный ответ капитана их категорически не удовлетворил, а потому они, достав из кармана различные ксивы, начали угрожать всем и вся.

Начался полный бедлам…

Крики, ор и поиски виновных. Причём, что удивительно, в массовом обсуждении моего аморального поведения, участвовали какие-то левые люди, которые плыли с нами как представители различных органов советских министерств и ведомств. Я, например, их знать не знал, и слыхом о них не слыхивал. Однако все они сейчас, как один, принялись не только обсуждать меня всуе, не только нападать на Лебедева с Кравцовым, которые давно мне стали как родные, но и высказывать свои претензии маме, которая была самой родной на этой планете и в её окрестностях.

А посему, этот неорганизованный шабаш, я решил в категорической форме прекращать!

Кроме меня этого хотел и капитан корабля, который безуспешно пытался всех выгнать с мостика. Но это было не в его силах. Члены различных ведомств разошлись не на шутку. Страсти кипели настолько серьёзные, что остудить их было не просто. Все эти «замзамминистры», особы с поручениями, «чрезвычайные и полномочные», заместители первых и вторых секретарей галдели, шумели и кипели как раскалённые кастрюли. Им никто в этом мире был не указ, поэтому слова капитана они попросту игнорировали, не переставая навязывать всем и каждому единственно правильную точку зрения: «Васин распустился! Стал фактически иностранным гражданином!» «Среди нас реальный иностранный агент!» «Мать воспитанием ребёнка не занимается!» «Лебедев и Кравцов не компетентны!» «Капитан не на своём месте!» «Немедленно провести расследование!» «Арестовать!» «Всех отдать под суд!»

Такой накал страстей необходимо было немедленно остудить, и я это сделал, открыв на пару секунд дверь на открытую палубу.

Так как на улице бушевал фактически «двенадцати» бальный шторм, то набежавшая волна моментально расставила все точки над "i", хлынув внутрь помещения, на отходе, чуть не унеся в открытый океан пару бюрократов и их помощников.

Но я был не кровожаден, поэтому успел в последний момент, предотвратить этот небольшой казус и таки задраить дверь, отгородившую нас от разъярённой стихии.

– Васин! Ты совсем сдурел?! Совсем рехнулся?! – прохрипел вылезающей из людской кучи Лебедев.

– Никак нет, – ответил Васин. – Я нормальный. А вот эти граждане, – обвёл пальцем пирамиду из тел некоторых заблудших товарищей, – явно – нет!

– Почему? – спросил, поднимаясь, какой-то чиновник из Министерства внешней торговли СССР.

– А потому, что вы устроили вакханалию на капитанском мостике! И тем самым мешали капитану управлять кораблём специального назначения! – огорошил я всех и, дабы навести тень на плетень ещё больше, добавил: – Даже не знаю, как на это событие посмотрят наверху. – При этих словах я ткнул указательным пальцем сначала на висевший на стене, чуть покосившийся от воздействия Атлантики, портрет товарища Брежнева Л.И., после чего на всякий случай тем же пальцем ткнул в потолок. – Не знаю, как воспримут и отреагируют. То ли как на досадную случайность, то ли как на планомерную диверсию, направленную на срыв похода и попытку затопления корабля вместе с командой и советскими пассажирами. В любом случае, в этом шабаше я участвовать не намерен! – помог маме подняться и, не обращая ни на кого внимания, произнёс: – Мамуля, ты вроде бы что-то говорила про геркулесовую кашу и булочки с изюмом, которые нам должны были подать на завтрак? Так не пора ли нам эти блюда отведать?

Глава 2

Расталкивая народ, сбежавшийся неизвестно зачем на верхнюю закрытую палубу, стали пробираться с мамой в сторону своих кают. Пройти по коридору внутри корабля нужно было совсем не много. Но давалось это с трудом. Любознательный люд, что плыл с нами в отпуска, который включал в себя как актеров, так и простых туристов, высыпал в коридор из своих апартаментов, и сейчас с удовольствием глазел на меня, не забывая при этом счастливо улыбаться, хохотать и обсуждать последнее не заурядное известие.

Наконец, нам удалось пробраться к лестничному пролету, ведущему на палубу ниже. Стало менее людно. В коридоре среди толпы заметил Севу с Юлей. Те, робко улыбаясь, подошли к нам.

– Поздравляем… – растерянно произнёс друг Савелий, смутившись от моего не довольного взгляда.

– Ой, Сашечка, это такая радость! – присоединилась к его поздравлению не менее растерянная, чем жених, рыжуха Юля.

– И вы туда же, – отмахнулся я от своих музыкантов и продолжил путь в родные пенаты.

Дойдя до маминой каюты, опустил голову и то ли попросил, то ли проинформировал:

– Мам, я с тобой потом поговорю. Хорошо? Мне сейчас нужно побыть одному.

– Нет! – категорически отвергла та мою идею. – Мы поговорим сейчас! А ну быстро заходи! Нам есть что обсудить!

– Дай хотя бы отдышаться! Ты видишь, я в шоке.

– А я, по-твоему, не в шоке? Да меня трясёт всю до сих пор! Мой сын, мой маленький сын, натворил ужасных дел! Нашлялся, как какой-то хулиган! И теперь я не знаю, что мне делать! Да тебя прибить мало!

– Не надо.

– Думаю, всё же стоит! Что нам теперь делать? А?! Молчишь?

– Мам, давай поговорим не сейчас и не тут! – покосился я на стоящих с открытыми ртами пассажиров.

Все они, как и пассажиры с верхней палубы, стали покидать свои каюты и выходить в коридор, якобы прогуляться.

– Конечно, не тут! А ну марш ко мне в каюту! – согласилась со мной мама и, открыв дверь, потянула за рукав. – Мы поговорим у меня в каюте! А ну, быстро заходи!!

Я, было, собрался посопротивляться, чтобы попробовать придумать какое-нибудь объяснение, но в этот момент мне пришли на помощь.

Чья-то рука схватила меня за кисть и потянула в другую сторону.

– Васин! А ну идём! Мне с тобой срочно нужно поговорить!

Повернулся и увидел тяжело дышавшего Лебедева.

– Давайте позже! – предложил я.

– Вот именно! – поддержала меня мама, вновь начав тянуть в каюту. – Раньше надо было говорить, а теперь буду говорить я!

– Нет, Вера! Сначала он пройдёт со мной! – сильнее потянул меня за руку мидовец.

– Нет, со мной! – не согласилась мама.

– Прекратите! Отпустите своего сына!

– Не отпущу!

– А я говорю: отпустите! Тут дело государственной важности! – упорствовал Лебедев.

– Поздно! Теперь это моё дело! Я его мать! – не отступала мамуля.

И противоборствующие стороны с кряхтением занялись перетягиванием каната в моём лице.

Подождав с минуту и поняв, что силы у соперников почти равны, так как я всё это время простоял на одном месте – на пороге, не двинувшись ни в каюту, ни в коридор, ни на шаг, я решил прекратить этот цирк. Напрягся и освободил обе руки, вырвав их из захватов соперников по увлекательному виду спорта.

– Ну, хватит. Люди кругом. Неудобно.

Посмотрел на столпившуюся вокруг нас толпу и некрасиво показал на них рукой.

– Люди? – выглянула из каюты мама.

– Люди?! – удивился Лебедев и резко повернул голову на зевак. Зло ощерился и громко произнёс: – Тут дело государственной важности! Всем разойтись по каютам! Считаю до трёх! Кто не уйдёт, пусть пеняет на себя! По прибытии в порт, он будет немедленно отправлен в Москву. Раз…

Два, он даже говорить не стал, потому что народ был понятливый и мгновенно испарился, разбежавшись кто куда.

– Ого! – хмыкнул я, оценив командный голос мидовца.

– Ага! – сказал тот и, посмотрев на маму, добавил: – Он к Вам зайдёт через час. Сейчас нам предстоит серьёзный разговор! – повернулся ко мне и скомандовал: – За мной.

Я спорить не стал. Дело действительно было несколько необычное и можно сказать – судьбоносное, то, которое могло и наверняка сможет повлиять, как на судьбу милого мальчика, на судьбу страны, так и, не побоюсь этого слова, судьбу мира и всего человечества в целом. Чмокнул маму в щёчку, улыбнулся ей и, сказав, что скоро буду, проследовал за главным ответственным лицом в нашей отчаянной экспедиции.

Лебедев, как и всё руководство, обитал на второй палубе. Прошли по коридору и спустились вниз. Там, не дойдя до своей каюты, Лебедев остановился у открытой комнаты отдыха и, посмотрев по сторонам, прошептал:

– Ты понимаешь, во что ты вляпался? Скажи честно: это всё правда?

– Нет, конечно!

– Ты хочешь сказать – это провокация?

– Провокация? Гм… Ага! Да! – закивал я. – Правильно Вы говорите. Так и надо сказать.

– То есть? Что значит сказать?

– Ну, что, мол, это не я. Что, мол, это кто-то другой. И что, мол, это провокация, – напомнил страус собеседнику его же слова.

– Погоди. Погоди. Ты не говори, что я говорю. А говори, как было, – замотал головой Лебедев и, прищурившись, спросил: – Было?

– Что? – включил дурачка милый страус, лихорадочно крутя шеей в поисках песка.

– Прекрати Ваньку валять! Говори, как на духу! Было или нет?

– Я Вас не понимаю, – продолжил я не понимать.

– Всё ты понимаешь! Честно говори: было то, после чего дети появляются на свет?

– Ну…

– Ну, ты, Васин, и кабель! – хищно прошипел мидовец и, брезгливо сморщившись, добавил: – Позор советского народа!

– Я не помню! Это не я, – я зарыдал на плече Лебедева и потребовал. – Возьмите тест ДНК на отцовство!

– Что за тест?

– Тест на отцовство. Вы что не в курсе?

– Нет.

– Гм, – на секунду прекратил я плакать и попытался вспомнить, когда же появился такой тест? В памяти всплыл 1991 год.

«Чёрт возьми!» – чертыхнулся я и от досады, что до нужного года ещё тринадцать лет и заплакал ещё сильнее, говоря всему Свету: – Я не хотел!

– Если бы не хотел, так и не делал бы! Тебя что, кто-то заставлял?

– Нет, оно просто так вот завертелось и… инстинктивно так получилось…

– Завертелось у него, понимаете ли! Инстинкты, понимаете ли, возобладали!! Ты что, животное?!

– Э-э, нет… хны-хны-хны…

– А мне кажется – Да! Ты же всех нас подвёл! И не только нас, но и всю нашу страну!

– Чем?

– Я бы, Васин, упомянул тот орган – коим именно ты и подвёл, но не буду. Потому что я культурный человек. А ты ещё молод, чтобы такое слышать!

– Ясно. Спасибо! – поблагодарил собеседника юноша.

«И, действительно, зачем мне такие страсти слушать».

– Не за что тебе меня благодарить! Тебе не благодарить надо, а начать думать головой! Головой, Васин. Той, что на плечах, а не другими частями тела! Понял?!

– Да.

– Ничего ты не понял! Я тебе сто раз говорил: не умеешь делать дело, не привлекая внимания и без последствий – не делай! – рычал он.

Я не помнил, чтоб он мне такое говорил прежде, но, впервые наблюдая настолько сильно разошедшегося мидовца, решил ему об этом не говорить и не спорить. Вместо этого согласно кивнул и чётко сформулировал свою мысль:

– Ну, так это… Я…. э-э… В общем-то… Так сказать… В принципе… Гм…

Тот, услышав настолько точное оправдание греха, постоял с полминуты разглядывая меня, словно Ленин буржуазию, а затем подвёл итог моего блеянья:

– Хватит мычать как корова! Наделал дел, имей мужество за них ответ держать! А его – ответ, тебе держать придётся по всей строгости закона! Понял?

– Э-э, ага…

– Чёртов предатель! – неожиданно вскрикнул он. Крик был громкий и, вероятно, именно этот факт образумил кричащего, потому что через секунду он уже прошептал: – Как ты мог?! Ты же нас всех погубил! Теперь нас всех уволят!

– Почему? И вообще, причём тут вы?

– А кто? Кто тебя там должен был оберегать? Кто должен был защищать? Мы! А мы, получается, не уберегли! Ты понимаешь, что теперь будет?

– Понимаю. Но, думаю, мы что-нибудь придумаем, – подбодрил его я, тяжело вздохнув, и посмотрел в иллюминатор, за которым не прекращал бушевать шторм.

– Что? Что мы придумаем? Это нужно срочно придумать! Сейчас и здесь! – ещё больше запаниковал визави и топнул ногой.

– Здесь? – удивился я такой спешке. – Почему именно здесь? – А потом догадка пришла в голову: – Будет связь с Москвой и им будут нужны чёткие ответы? Я прав?

– Прав! – согласился тот, кивнув. – Сейчас из-за урагана связи нет. По словам капитана, из шторма мы выйдем только через два-три часа. И тогда связь наладится. А как наладится, я не сомневаюсь, Москва обязательно свяжется с нами и потребует объяснений. А если и не свяжется сама, то мы сами должны будем с ней установить связь. Произошло ЧП, и все члены комиссии обязаны доложить, как своему непосредственному начальству, так и курирующее эту поездку Министерство. То есть Минкульт.

– Ну Вы скажите тоже… ЧП… Какое ещё ЧП? – возмутился я.

– А что это, Васин, если не чрезвычайное происшествие? Что?

– Да ничего. Просто, э-э, казус. Мне кажется, ничего страшного не произошло. Как говорится: пустяки – дело житейское.

– Будет тебе дело, когда из комсомола за аморалку выгонят! – ещё больше нахмурился Лебедев, а затем, покачав головой, тяжело вздохнул: – И нам из-за тебя несдобровать.

Я понял, что человек сильно переживает, поэтому решил подойти к делу более конструктивно:

– Так значит два-три часа у нас на придумывание «алиби» есть?

– Нет у нас времени, – собеседник посмотрел по сторонам и негромко сказал: – Я и Кравцов сейчас обязаны взять у тебя показания. А каюта…

– На прослушке, – сообразил я. Почесал затылок и, посмотрев в почти безлюдный коридор, спросил: – А Кравцов-то где?

– Сейчас подойдёт. И нам нужно будет тебя допросить – то есть зафиксировать твои объяснения.

– Гм… Ладно. Допрашивайте.

– Но что ты будешь говорить?

– Буду молчать и всё отрицать.

– А потом? Потом что, признаешься?

– Нет. Потом я скажу, что у меня сильно болит голова, и я хочу в медсанчасть. Мы перенесём разговор, и я подумаю, как мне из этого дела выкрутиться.

– Не тебе, а нам, – вздохнул Лебедев, прошёл несколько шагов и, подойдя к двери в каюту, негромко сказал: – Помни, от твоих слов будет зависеть очень многое! – Открыл ключом замок, поправил галстук, откашлялся, в очередной раз тяжело вздохнул и скомандовал: – Проходи!

Глава 3

В течение часа давал сумбурные показания, основой каковых был тот факт, что я ничего не помню. Напирал я на то, что был растерян и ошарашен, не забывая при этом плакать и всячески давая понять всем подслушивающим товарищам, что не понимаю, в чём вообще меня обвиняют. Лебедев, выпучив глаза и сгорая от стыда за мой артистический талант, качал головой, я же в это время изо всех сил напрягался, показывая своё недоумение и неосознанное раскаяние. Весь мой монолог был построен на заливистом вранье, перемешанном с матёрой ложью, к которым для остроты ощущений были добавлены слёзы, сопли, истерика и невнятное бормотание.

Когда, по истечении 27 минут, мне это всё надоело, я, согласно сценарию, начал выть, держась за голову. Мой невольный свидетель фарса, согласно всё тому же сценарию, не подвёл, а недовольно буркнув, махнул рукой, отправив меня в медпункт, находящийся на первой палубе.

Облегчённо выдохнув, вышел из каюты.

«Так время «на подумать» я выкроил. Теперь, для полноты алиби, нужно отметиться в медпункте».

Идя по коридору в нужном направлении, опустил голову и старался на встречающихся по дороге пассажиров не смотреть – понимал, что выгляжу сейчас неважно. Народ, вероятно, видел мою раскрасневшуюся физиономию, поэтому шарахался к стенам, уступая дорогу.

До нужного места добрался довольно быстро. Там, к великому счастью, ожидающих приёма пациентов, не оказалось и я, постучав костяшками пальцев по двери, вошёл внутрь.

Не молодая врачиха, выслушав мою легенду о болях в голове, посочувствовала и дала таблетку анальгина, после чего посоветовала отдохнуть.

– Александр, вероятно, на Ваш юный организм так подействовала смена климата. Пойдите к себе в каюту и прилягте. Возможно, удастся уснуть. Если боли усилятся, немедленно вызывайте меня. Но скорее всего ничего страшного нет. Это просто процесс акклиматизации.

Я согласился с диагнозом, поблагодарил и, попрощавшись, пошёл к себе в каюту. Нужно было собраться с мыслями и найти решение проблемы, впрочем, если смотреть правде в глаза, то по большому счёту становится очевидным, что я для себя уже всё решил.

Однако до своей каюты я так и не дошёл.

– Саша, тебе срочно нужно к Лебедеву, – подбежал ко мне раскрасневшийся Кравцов, нагнав меня у лестничного пролёта.

– Вы как себя чувствуете? – не отреагировав на его слова, спросил я.

Полковник выглядел неважно. Он был бледен. Глаза красные. Взгляд злобный и какой-то отрешённый. Ему явно не здоровилось. Нет, я понимаю, что он на такой работе, где люди выточены из кремня и стали, но, тем не менее, акклиматизация и шок от последних событий явно не прошли для него бесследно и нанесли непоправимый ущерб здоровью.

– Плохо. Не молод я такие новости безболезненно воспринимать. Сердце шалить начало. Наверное, на пенсию пора.

– Так может, в медсанчасть зайдёте? Она тут не далеко, – предложил я.

– Сейчас не об этом… Сейчас нам срочно нужно к Лебедеву подняться.

– Да, я только что был у него.

– Надо ещё раз. Дело серьёзное, – поджав губы сказал полковник.

– Что случилось?

– Связь наладилась, и поступил звонок. Требуют тебя.

– Из Москвы? – решил уточнить я, понимая, что теперь придётся придумывать легенду на ходу.

– Нет. Из Бонна.

– Э-э…

– Вот тебе и «э», – с горечью в голосе констатировал полковник, и мы помчались наверх.

У входа на капитанский мостик нас встретил Лебедев.

– Васин, – сквозь зубы прошипел он.

– Не волнуйтесь. Не подведу, – ободрил его я.

– Прошу тебя – без самодеятельности! Никакой конкретики! Всё отрицай!

– Помню! Знаю! Сделаю! – сказал я, открыл дверь и, попросив разрешения капитана подняться на капитанский мостик, таки вошёл в святая святых корабля.

Снял трубку и сразу же протараторил:

– Алло! Марта?! Тут связь плохая. Так что ты не волнуйся! Песни я тебе напишу новые! Прямо на днях и напишу. Как будет возможность, мистер Тейлор тебе их сразу же привезёт. Так что считай этот вопрос закрытым. Пока займись здоровьем! Поняла? Хорошо! Так что давай, до свидания! Созвонимся!

На том конце провода попытались что-то ответить, но я не дал этого сделать, а сразу же дал отбой связи, повесив трубку. После чего задумчиво уставился на телефон, ибо до мозга дошло то, что я услышал в последние мгновения.

– Васин. Ты чего? – не понял моего ступора Кравцов.

Я обернулся и растерянно посмотрел на Лебедева.

Тот понял, что что-то пошло не так, и сухо приказал:

– Доложи.

– Да, собственно, докладывать-то нечего. Там, собеседником моим вроде бы не Марта была.

– А кто? С чего ты взял?

– А с того, что когда я вешал трубку, то услышал фразу, которую сказал кто-то другой.

– Кто? Что сказал? Чего ты мнёшься?! Говори уже! Что сказали на том конце провода?

И я процитировал:

– Алло! Это не Марта. Это её папа…

И на капитанском мостике мгновенно повисла мёртвая тишина.

Я покосился на висящий на стене телефон, а затем вновь перевёл взгляд на Лебедева, который встревожено тоже смотрел на телефонный аппарат.

К счастью, тот молчал.

– Ух-х… Ладно, – наконец взял себя в руки Лебедев. – Ты всё нормально сказал. В этом плане не подвёл, – и обратился ко всем: – Товарищи, нам необходимо срочно провести совещание. Приглашаю всех немедленно пройти за мной.

Через пять минут мы сидели за овальным столом в каюте мидовца.

– Всё! Никаких разговоров с немцами пока не получим инструкции из Москвы! – взял слово хозяин апартаментов и по совместительству начальник нашей экспедиции. – Никаких! – Посмотрел на капитана и спросил: – Связь с Москвой есть?

– Нет, – отрицательно покачал головой тот.

В помещении нас было пятеро: капитан корабля, Кравцов, Лебедев, Минаев и я. Все были сосредоточенны и внимали начальству.

– Это нонсенс! – недовольно выкрикнуло это самое начальство в лице Лебедева. – Советский корабль не может связаться с Родиной, а с немцами – запросто. Что это? Саботаж?!

– Очень сильные помехи, – вновь пожал плечами капитан. – Сами видите, как стихия разбушевалась. Я приказал радисту постоянно вызывать Москву.

– Но безрезультатно?

– Пока, да.

– Плохо!

В этот момент в дверь постучали.

– Войдите, – недовольно произнёс Лебедев и, посмотрев на меня, сказал: – Васин, открой, ты рядом.

– Так она открыта, – посмотрел я на замок.

– Кто не закрыл дверь перед важным совещанием?! – прошипел мидовец, обводя нас хмурым взглядом.

Мы молчали, пытаясь вспомнить, кто входил последним.

Мидовец хмыкнул и вновь произнёс:

– Входите. Открыто.

Но дверь не открылась. Вместо этого вновь раздался тихий аккуратный стук.

– Чёрт-те что происходит, – зло выдохнул мидовец и встал. Быстрым шагом подошёл к двери и с силой открыл её.

– Здравствуйте, товарищ Лебедев, – произнесли за дверью на английском. Из-за того что мидовец закрывал проём своим телом мы не видели кто пришёл, но судя по всему это явно был кто-то из американской делегации, что была включена в состав нашей экспедиции.

Мидовец кашлянул и дружелюбно произнёс:

– Гуд монинг, мистер помощник посла. Good morning, мистер Тейлор. Гуд монинг, господа.

– Good morning, – произнёс хор голосов в ответ.

«Ясно. Посол и его свита идёт завтракать», – сообразил я.

И не ошибся.

– Мистер Лебедев, мы шли на завтрак и решили с мистером Тейлором зайти к Вам, чтобы прояснить один небольшой нюанс.

– Товарищи, вы все свободны, – обернувшись к нам, сказал мидовец и, посмотрев на меня, добавил: – Васин, ты не уходи. Подожди меня, пожалуйста, в коридоре. Мне с тобой потом нужно будет быстро переговорить.

Я пожал плечами и вместе со всеми вышел в коридор. Мы поздоровались с иностранцами.

– Доброе утро, Александер! – улыбнулся помощник посла. – Как вы себя чувствуете?

– Спасибо. Хорошо, – пожал я протянутую руку. – А Вы как?

– Тоже хорошо. Несмотря на погоду за окном, жизнь продолжается.

– Полностью с вами согласен, – вздохнул я и пожал руку что-то хотевшему мне сказать Тейлору. – После поговорим.

– Окей, – кивнул продюсер.

Сбив настрой неугомонного продюсера, собрался отойти в сторону, но первый помощник посла меня остановил.

– Мистер Александер, я обещал, что не буду Вам докучать. Но не могли бы Вы мне оказать небольшую услугу?

Все присутствующие быстренько навострили ушки.

Я улыбнулся в ответ и доброжелательно поинтересовался:

– О чём идёт речь?

– Пустяки, – вновь улыбнулся тот. – Не могли бы вы написать несколько слов на память моим дочерям на обороте одной из Ваших пластинок? Вы моих девочек видели. Они Ваши поклонницы.

Лебедев с Кравцовым моментально расслабились, в который уже раз за сегодня облегчённо вздохнув.

– Конечно. Не вопрос. Где писать и кому?

– Давайте мы подойдём к вам после завтрака. Сейчас мы с мистером Тейлором направляемся в ресторан. Мои дочки чуть задержались и вскоре нас догонят. Не хотите присоединиться?

– Нет. Спасибо. Я уже отпотчевал.

– Хорошо. Тогда, Вы не будете против, если мы перекусим и через час к Вам зайдём?

– Договорились.

– Отлично!

Помощник посла, Тейлор и двое сопровождающих лиц из МИД прошли в апартаменты мидовца и стали рассаживаться.

– Васин, никуда не уходи. Подожди меня здесь, – напомнил Лебедев и, показав кивком Кравцову, чтобы тот тоже остался в каюте и закрыл дверь.

Капитан корабля с Минаевым ушли, а я остался стоять в коридоре один.

Прислонился лбом к стене, на которой висел светильник и закрыл глаза.

– Ну, блин, и дела, – прошептал я, стараясь вновь и вновь ответить на вопросы: «Как такое могло произойти? И что теперь мне делать?»

Ну, собственно, на первый вопрос ответить было просто, ибо я частично помнил, как, где и когда это всё происходило – в ФРГ, на студии, в вагончике, в автобусе, в автомобиле, на креслах, кроватях, в ванных и ещё где-то…

Поэтому ответ на этот вопрос был. А вот на второй – что делать?..

Впрочем, был ответ и на второй. Ответил я на него сразу, как только услышал новость от Марты.

Страшно ли мне было на него отвечать? Страшно ли мне было принимать это судьбоносное решение? Конечно, да. Страшно. Очень-очень страшно. Но я прекрасно знал, как тяжело расти без отца. Знал, как мне всегда хотелось, чтобы отец у меня был, как и у многих других. Знал, как я завидовал всю жизнь тем, кто мог сказать своему близкому человеку слово «папа». Я всё это прекрасно знал и помнил, а потому, я просто не мог поступить иначе! Не имел права! Ибо как мне сказал один из замов в Минкульт:

«Ты, Васин – не животное! Ты, Васин – человек!»

Я полностью был согласен с данным тезисом, а значит, и поступить я собирался по-людски.

Раз ребёнок должен появиться на свет, раз я причастен к его появлению, то у этого ребёнка должен быть отец. И хошь не хошь, а этим отцом оказался я. Я принимаю свою судьбу! Поэтому на повестке вопрос стоит лишь один: как мне теперь всё правильно разрулить и сделать так, чтобы всё было ровно и красиво?

Погружённый в свои мысли не заметил, как ко мне кто-то подошёл. Когда заметил, то было уже слишком поздно!

– Это он, Тина! Это он! – раздался визг откуда-то справа, и на меня набросилась симпатичная девушка двадцати лет – старшая дочь помощника посла.

– Это он, Лара! Он! – раздался ещё один визг. И новое, более молодое тело, младшей восемнадцатилетней дочери американского посланника, обвилось вокруг моей шеи.

И началась вакханалия.

– Александр! Александр! – кричали девушки, целуя меня и визжа.

– Александр! Мы тебя любим! А-а!! – вопила старшая дочь.

– Васиин! А-А! Васиин! Я тебя всегда любила!! Я не верю что это ты!! А-А! – визжала младшая.

– А-а! – обалдел выбежавший из каюты на крики дочурок испуганный папаша.

– А-а-а?! – поддержал его ошарашенный Тейлор.

– Э-э, – задумчиво произнёс Кравцов, почёсывая себе лысую макушку.

– Васин! Ты совсем охренел?! Тебя на минуту нельзя оставить! Маньяк чёртов! – на прозвучавшем неожиданно русском заорал громче всех Лебедев.

– Упс, – только и сказал милый мальчик Саша, в ответ невинно хлопая ресницами, и ощущая как одна из дочерей, лезет ему руками под майку, а другая…