Текст книги "Регрессор в СССР. Цикл (СИ)"

Автор книги: Максим Арх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 156 (всего у книги 272 страниц)

Глава 31

По дороге к гостинице Лебедев, трясся в ужасе от случившегося на концерте, убеждал меня, что я всех погубил и что нам теперь полный п****! Я его успокаивал, не спеша протягивая шнапс, а тот меня ругал, называя психопатом, шизиком, провокатором и алкоголиком, однако от шнапса не отказывался, но пил и горевал.

В связи с тем, что концерт продлился, вместо запланированных двух с половиной, четыре с лишним часа, то в гостиницу мы приехали уже в сумерках и сразу же решили отметить удачное выступление. Все ребята были очень довольны выступлением, и, хоть оно всех сильно вымотало, коллектив понимал, что сейчас совершил чуть ли не подвиг. Искренняя, неудержимая энергия скандирующего поля была тому подтверждением. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы знать, что никто и никогда не встречал советских артистов настолько тепло, горячо и даже жгуче! Это был величайший успех советской эстрады, который, наверняка, должен будет войти в анналы истории мировой музыкальной сцены.

А ночью наступила расплата. Причём сразу за всё. Очень хотелось пить, но вот парадокс, в тоже время я этого не мог сделать, ибо очень сильно болело горло, которое я, вероятно, всё же сумел надорвать.

Съев, из принесённой Минаевым аптечки, кучу таблеток и кое-как напившись воды, сумел-таки заснуть. Однако ночь проспал тревожно. Постоянно просыпался, делал небольшие глотки из графина и вновь погружался в свои кошмары, в которых всё перемешалось. То я на сцене, то в гримёрке, то в саду рву какие-то цветы и пытаюсь подарить их консьержке, то пью с Юлей на брудершафт, но при этом лезу целоваться к Кате, при этом кладя руку на грудь Ане. То кто-то меня куда-то тащит, то кто-то что-то кричит, то кто-то о чём-то поёт… В общем, эта ночь чуть не свела меня с ума. Поэтому нет ничего удивительного в том, что проснулся я весь разбитый, абсолютно не выспавшийся и не пылающий энтузиазмом.

* * *

14 декабря. Среда. ГДР. Берлин.

Утро.

– Ну что? Как ты себя чувствуешь? – спросил Кравцов, войдя в номер.

– Нормально, – прохрипел я и высказал своё «фи»: – Стучаться нужно, кстати!

– Да уже настучались, – хмыкнул тот и всё также без спроса сел в кресло. Обвёл взглядом комнату, на пару секунд остановился на Севе и, ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс: – Уже день на улице, а мы всё ещё не в самолёте и даже не в аэропорту… Не интересно почему?

– Интересно. Савелий ходил пробить… Из руководства никого не нашёл. А наш экскурсовод, сопровождающие и соглядатаи не в курсе дел.

– А какое руководство ты хотел увидеть?

– Как какое? Лебедева. Ну или Минаева.

– Эхе-хех, – хекнул Кравцов, перекинув ногу на ногу. – Этого руководства ты больше не увидишь, – и уточнил: – Во всяком случае – пока.

– Что значит – не увидишь? Почему?

– А то и значит. Товарищ Лебедев и Товарищ Минаев срочным порядком отозваны в Москву, где будут сняты с должности и отправлены на менее ответственный участок работы.

– За что? – удивился я.

– То есть как это за что? Как? – неожиданно зашипел гэбист. – Ты думал твои выкрутасы так просто нам всем сойдут с рук? Да нам за это голову снимут. Ты хоть сам-то понимаешь, что ты натворил?

– Да что я такого сделал-то? Ну потанцевал, ну попел, а что, собственно, было не так? – как будто убеждая себя, взвился я.

– Да всё не так! Ты пел несогласованные песни? Пел. Полуголый по сцене скакал? Скакал. Это ещё хорошо, что никто не заметил, что, – начал было он, но глянув на Севу, прервался и, откинувшись на спинку, произнёс: – В общем ты знаешь, о чём я… Так что пожинай плоды трудов своих.

– Гм, – хмыкнул я, – ну ладно… Допустим, я виноват, что не согласовал и вообще, но это же речь должна обо мне тогда идти, а не о них. Я же виноват получаюсь… Мне и отвечать. Причём тут Лебедев с Минаевым-то?

– Смешной ты, – зевнул Кравцов. – Они были ответственны за поездку и за проводимые мероприятия, поэтому в первую очередь спрос с них.

– А ты? Ты ж тоже ответственный. Почему тебя не сняли? – зацепился пионер за нестыковку.

– Не в их компетенции. Я, как ты знаешь, в другом ведомстве работаю и твоё поведение на сцене меня не касаются. Впрочем, – он философски покрутил пишущую ручку между пальцами, – может быть коснётся ещё. Так что подвёл ты, Саша, людей под Монастырь. Хорошо, что Мячиков из-за болезни отскочил. А то, если бы не его сердце, точно с нами бы поехал. И главным он был бы, а не Лебедев. Так что повезло ему, что сердце стало шалить. Словно почувствовал, чем всё это может кончится.

Сева сидел ни жив ни мёртв, по своей традиции забывая дышать, а я, растерянно потерев ладонями лицо, спросил: – Так, где они? Где члены комиссии?

– Улетели с самого утра в Москву.

– А мы почему не улетели?

– А вот этого я не знаю, – пожал плечами полковник и, видя моё недоумение, добавил: – И даже предположений нет.

– Может в аэропорту что-то случилось? Не лётная погода? – раз у гэбиста предположений не было предположил пионер.

– Всё там нормально. И рейсы регулярно взлетают и садятся. Вот десять минут назад полупустой такой рейс улетел в Ленинград.

– Тогда что же? Почему нас тут держат?

– Не знаю, – вздохнул тот поднимаясь и добавил: – Велено сидеть здесь и ждать. А чего ждать, не понятно. Н-да… – достал из кармана свёрнутую газету и положил на стол: – Утренняя. Почитайте что там про вас пишут.

– Да мы уже в курсе, – сказал Сева.

– И откуда же такая оперативность позвольте узнать?

– Администратор гостиницы принесла с утра. Аня, наша певица, она немецкий знает, всем нам зачитала.

– Значит ознакомились? – хмыкнул гэбэшник.

– Ознакомились, – кивнул я.

– И как?

– Не очень.

– От чего же?

– Да потому, что непонятно… И это наводит на нехорошие мысли.

– Что же тебе не понятно?

– Непонятно, почему местная пресса столь скромно осветила такой великолепный концерт, на котором было очень много людей. А также телевидение… Ведь шоу получилась выше всяких похвал… гм… вроде бы. А они молчат, как «рыба об лёд»…

– Вести себя поскромнее надо было, Васин. Просто поскромнее вести, – пробурчал тот. Убрал газету в карман, постоял чуть в задумчивости, глядя в потолок, переминаясь при этом с мыска на пятку, а затем, более ничего не говоря, вышел в коридор.

– И что ты об этом думаешь? – повернулся ко мне Сева, как только дверь закрылась.

– Да хрен его знает, что тут думать можно. Лебедева с Минаевым – вот жалко. Хоть они и брюзжали всё время, но от чего-то я к ним привык что ли, сроднился…

– Да с ними понятно, непонятно что с нами. Почему нас не отправляют домой?

– Сказал же – не знаю. Может быть местное руководство в нашу честь какой-нибудь банкет решило замутить. Чтоб отпраздновать успех.

– Ничего себе успех, если товарищ Кравцов говорит, что Москва недовольна, то о каком празднике может идти речь…

– Москва всегда недовольна, – констатировал я незыблемую истину. Усмехнулся, лёг на кровать и, отвернувшись к стенке, высказал очередную сакраментальную фразу, проверенную столетиями: – Утро вечера мудренее, – зевнул, вероятно, подцепив зевоту от гэбиста и закончил: – Я спать.

Проснулся от того, что кто-то потихонечку то ли стучался, то ли скрёбся в дверь.

– Вас из дас? – произнёс, повернувшись, и, видя, что никто не заходит, добавил: – Кто там?

– Это мы, – ответил женский голос и в номер зашли Сева с Юлей.

– Привет, – поздоровался я, всё поняв, поднялся и собрался было пойти прогуляться по гостинице, но был остановлен.

– Ты куда? – спросил друг, пропуская будущую спутницу жизни вперёд.

– Пойду проветрюсь. Надо же вас голубков наедине оставить, чтоб вы поворковали, – улыбнулся понятливый пионер, взяв из шкафа куртку.

– Мы не за этим, – чуть покраснев, произнесла рыжуха. – И вообще, глупости всё это. Мы за другим пришли. Мы попросить тебя хотели…

– Я вас слушаю.

– Понимаешь ли, Саша, тут такое дело… Подходил Мефодий, а потом Юля тоже узнавала… Лиля плачет… И мы даже незнаем что делать, – кратко пояснил друг Савелий.

– Я вот лично нихрена из твоего рассказа не понял, хотя, естественно, было очень интересно, – резюмировал пионер. – Чего Лиля плачет-то? С «Мифой» своим поругалась?

– Нет. Сашечка, у них всё нормально. Тут дело в другом, – взяла на себя роль переводчика с суахили на наш рыжуха. – Дело в том, что Лилечке, насколько мы сумели понять, очень обидно, что в то время, когда мы – её подруги, поём, она сидит и играет на виолончели.

– Да? – удивился я. – И что в этом обидного? Что не так? Если не нравится сидеть, то пусть встанет и играет стоя, – и предложил. – Можно подставку какую-нибудь придумать, если у неё этого штырька, который крепится к низу инструмента, нет. Только нужно прикинуть, где именно ей лучше стоять во время выступления, чтоб общая картина смотрелась гармонично. Так что я собственно не против. Давайте подумаем…

– Ты не так понял, Сашечка, просто Лилечке обидно, что мы поём, а она нет. Вот она и плачет. Она тоже хочет быть певицей.

– Блин… Вы застали меня врасплох, – потерялся пионер, в задумчивости почесал щёку и поинтересовался: – Стесняюсь спросить, а она петь-то умеет?

– Конечно, она же у нас в подпевках на записи пела. Тебе понравилось.

– Гм, неожиданно, конечно, но если надо, то надо, – хмыкнул я, и, дабы не разводить политесы, дал команду пригласить претендентку на прослушивание сей же миг.

Через пару минут, зарёванная Лиля стояла предо мной, как лист перед травой, с той лишь разницей, что у неё постоянно из глаз текли слёзы.

– Лилиана, – попытался расшевелить я претендентку, – ты совершила большую глупость! Я очень недоволен тем, что в нашем дружном коллективе есть недосказанности и недомолвки. Если тебя что-то беспокоит, ты немедленно должна была подойти и рассказать об этом либо Антону – лидеру группы, либо мне – как охрененному челу. Окей? Окей. А теперь вот давай выпей воды, – налил из стоящего на столе графина в стакан, – и что-нибудь спой.

– Что спеть? – наконец-то произнесла претендентка, размазывая носовым платком тушь по лицу.

– Что хочешь, – пожал печами пионер, присев на стул. – Только одна просьба, давай, пожалуйста, не стесняйся и пой во весь голос.

Естественно, та вновь начала спрашивать, что ей спеть, как ей спеть, а не могут ли Юля с Севой выйти, а то она стесняется.

– Не могут! – глядя на попятившихся ребят, отрезал я. – Что это за стесняшки такие? Ты же была уже на сцене. И не раз. Так что отставить всякое стеснение. Возьми себя в руки, сконцентрируйся и пой!

– Что? – пролепетала та.

– Да что угодно! Сказал же уже! – вскочил со стула психически ненормальный малолетка. – Ну раз тебе нужна подсказка, то пой вот эту, – вытащил из сумки напечатанные тексты с партитурой, нашёл нужный и, протянув ей, сказал: – Знаешь? Не знаешь? Но ноты-то знаешь? Ну вот смотри и пой.

…И через тридцать ударов сердца, всхлипываний и вздохов, в номере гостиницы зазвучали слова очередной прекрасной композиции.

https://www.youtube.com/watch?v=UGfKMV5AbMI Nightwish – Sleeping Sun

Глава 32

«А я, кстати говоря, угадал, – размышлял пионер, закрыв глаза. – Тянуть окончания фраз она может достаточно долго. Не так, конечно, как в оригинале, но для начала это было, вполне себе, не плохо и даже, можно сказать, хорошо – хотя и не без небольших огрехов».

Однако был и ещё один косяк, который не касался текста.

– Лиля, а какая оценка у тебя была по английскому языку? – прервал я концерт.

– Пять, – хлюпнула та носом. – А что? Ты считаешь, что у меня произношение не очень?

– Очень, очень, – махнул я рукой, поймав мысль, и попросил: – А спой, пожалуйста, эту песню ещё раз.

Она спела. Я попросил ещё. И она спела вновь. Затем ещё и ещё и… Как только я захотел попросить спеть её вновь, по батарее начали стучать, словно бы мы были не в Германии, а дома. Ну а вскоре раздался и стук в дверь.

Пришедшая администратор вежливо попросила прекратить музицирование, ссылаясь на недовольство других постояльцев.

Мы извинились, и я посмотрел на Лилю. Та стояла как ни в чём небывало и, что самое интересное, даже не запыхалась. А это означало, что перспективы у девушки, как певицы, огромные. Вероятно, она, сама того не подозревая, могла петь диафрагмой, как делают это профессиональные певцы, поэтому, на мой взгляд, при должной старательности и правильном подходе, из неё вполне возможно было сотворить оперную певицу.

Я-то собственно дал ей такую партитуру исходя из того, что девушка не много полная, а, следовательно, и объём лёгких у неё должен был быть большим. Хотел проверить, сможет ли она вытянуть партию или нет? А вот гляди ж ты – смогла. Да ещё как!

– В общем, очень даже неплохо, – незаметно, даже для самого себя, произнёс пионер вслух. – Ну а что касается английского, то это мы ей подтянем. Можно Тейлора подключить, или кого из его знакомых, – заметил нахмурившиеся брови Кравцова, который, вероятно, прибежал на шум, и тут же поправился: – Но лучше каких-нибудь учителей из нашего МГИМО, – чмокнул губами: – Н-да, – и добавил: – Да и вообще идея хорошая. Пора бы всей нашей банде посерьёзней заняться англицким.

Ребята из ВИА, которые тоже столпились в коридоре, согласно кивнули, мол, а почему бы и нет, а Юля спросила: – Сашечка, ну так Лиля подходит?

Посмотрел на претендентку и торжественна произнёс: – Поздравляю Вас, Лилия, Вы прошли собеседование.

– Ура! Спасибо, Саша! Спасибо, ребята! Я не подведу! – радостно хлопая ресницами, залепетала она, обнимаясь с барабанщиком.

Я же продолжил: – В ближайшее время у нас, конечно, концертов не будет, но как приедем в Москву сразу же тебя запишем. Поэтому выучи небольшой текст. Сейчас я тебе его напишу, – вырвал листок из тетради, написал на нём несколько слов и, протянув его опешившей девчонке, сказал: – На. Иди учи.

На этом высочайшая аудиенция была закончена, детишки радостно убежали по своим номерам, ну а я вновь улёгся в кровать.

А минут через десять открылась дверь и в комнату вошли, что называется – люди в штатском.

– Здравствуй, Саша. Меня зовут Екшин Роман Романович, – прямо с порога произнёс статный мужчина средних лет одетый в костюм и чёрное пальто. – Это, – он кивнул в сторону ещё двух вошедших граждан, одетых также в пальто, – мои помощники.

– А у Вас что, тоже стучать не принято? – потянувшись, поинтересовался гостеприимный хозяин, с интересом разглядывая очередную троицу.

– Мы стучали. Никто не отозвался, и мы вошли.

– Ну-ну, – хмыкнул я.

– Так вот, – произнёс Екшин. Осмотрел стул, – я присяду? – сел и, повернувшись ко мне, продолжил: – Нам надо поговорить.

– Ну так выйдите и поговорите, – мгновенно стебанул я всем известной фразой из анекдота.

– Шутишь? Это хорошо, – хмыкнул тот, а потом лицо его посерьёзнело, и он произнёс: – Но нам не до шуток.

– Ну так вы и не шутите, – улыбнулся пионер в ответ и, дабы прояснить ситуацию, спросил: – А вы, граждане, вообще кто?

– Я уже сказал, – поморщился мужчина. – Это мои помощники, а я второй заместитель министра иностранных дел СССР. С сегодняшнего дня я возглавляю нашу поездку вместо неоправдавшегося доверия Лебедева.

– Просто Лебедева? Уже без слова – товарищ? – зацепился я.

– Товарищ. Пока ещё товарищ, – буркнул тот. – И так, Саша. Мы хотели бы задать тебе несколько вопросов, – и, не дав поинтересоваться нафига мне это надо, спросил: – Скажи: Кто научил тебя так вести себя на сцене?

– А что там было не так? На мой взгляд всё прошло ровно и разумеется красиво.

– На твой взгляд? А прости – ты кто? Хореограф? Кто разрешил тебе самодеятельность?

– А, прости, ты кто такой что бы я перед тобой отчитывался? Я чего в министерстве что ль твоём работаю?

– Я назначен начальником мероприятий.

– Ну опоздал ты начальник мероприятий. Мероприятия-то уже закончились, – хохотнул я, а затем посерьёзнев: – Что же касается самодеятельности, то я в отличии от группы и являюсь самодеятельностью. Так что все претензии абсолютно не принимаются.

– То есть как это? Это ты что, по-твоему, можешь значит творить что захочешь?

– Именно так! Всё что захочу! Но, – поднял палец вверх, – в рамках нашего советского законодательства. И если оно не нарушено, то не о чем и говорить.

– Умный слишком! Ишь как заговорил, – привёл, старый как мир, аргумент так называемый собеседник.

На такую глупейшую апелляцию мог быть только один ответ, и я его, естественно, дал, зевнув насколько только открывался рот.

– У Вас всё, товарищи? Я несколько устал после самодеятельности, поэтому ещё посплю, пожалуй.

– Не всё, – произнёс второй – мужчина в сером пальто, который не представился. – Что ты пел про объединение?

– Вам текст полностью привести? Или только последние строки?

– Нет. Он у нас есть. Нам интересно к чему и кого ты призывал объединить?

– Призывал? Да вы совсем что ль сбрендили? Никого я не призывал! – категорически открестился пионер.

– Но ты же пел про объединение? Что ты имел ввиду? – сквозь зубы проскрежетал тип в «сером».

– Людей. Кого же ещё? – якобы искренне удивился я. – По одному людям тяжело справится с трудностями. А вот когда объединятся, то уже тогда… Это же очевидно.

– С какими трудностями? Какие люди?

– С любыми трудностями, любые люди, – логично пояснил я и, подумав, добавил: – Ну можно сказать не просто люди, а люди доброй воли.

– А больше ты ничего не имел ввиду?

– Что, например?

– Например, гм, например, объединение какой-нибудь страны из двух в одну… – на этот раз вступил в разговор тип в светло-коричневом пальто.

– Германии? – вновь сыграл я удивление. – Гм, а почему бы, собственно, и нет, – и увидев в мгновение ока прищурившиеся и загоревшиеся азартом глаза визави, мгновенно того обломал: – Вроде бы и звучать будет неплохо – Германская Советская Социалистическая Республика. Как считаете?

Огонь в глазах моментально погас. «Светло-коричневый» переглянулся с коллегами и молча сел на свободный стул, естественно, никакого разрешения у хозяина апартаментов не спрашивая.

«Действительно – какая мелочь… Разрешения ещё какие-то спрашивать…»

– Так, с этим решили. Теперь давай о другом, – произнёс Екшин, доставая блокнот.

– Товарищи, я на допросе что ль? – решил завершить неприятную дискуссию пионер. – Если да, то давайте адвоката может хотя бы какого-нибудь завалящего мне найдём? А то не солидно как-то получается. Вот Западная пресса прознает, что вы тут детей допрашиваете и вновь будут в газетёнках про ГУЛАГ писать.

– Прекрати паясничать. Дело серьёзное.

Я тяжело вздохнул, закрыл глаза, и попытался успокоить внезапно вспыхнувший гнев.

«Б** как же бесят меня вот такие вот постановки вопроса!!! Просто ненавижу!! Дело видишь ли у него серьёзное. Да мне по*** на твоё дело! На*** ты меня-то в него тянешь? Это же твоё дело! Твои заботы! При чём тут я?! У самого кишка тонка разобраться? Помощники ему нужны? Нужен тот, кто за него всё сделает?! А он п*** будет на лаврах возлежать и почести с благодарностями получать. Ненавижу!!» – проскрежетал я зубами, уже зная наперёд, что меня хотят озадачить.

И не ошибся…

– Через десять минут будет собрание трудового коллектива. Оно будет проходить в столовой гостиницы. Сейчас художественные руководители объявят это своим коллективам о сборе. Мы же, перед этим общим собранием, решили провести небольшую беседу с тобой.

– Да ладно. Не надо. Я вместе со всеми послушаю, – откровенно произнёс я.

– Тебе уже сказали – прекрати Ваньку валять! Ты чего, совсем что ль не управляемый? – набычился тип в сером пальто.

– Ты что ль мной управлять собрался? – набычился я в ответ.

– Что? Да ты…

– Так, хватит! – прервал разгорающийся конфликт старший. Покосился на «серого», а затем переведя взгляд на меня: – Саша, как я уже говорил – дело очень серьёзное. Поэтому нам необходимо сейчас решить и утрясти некоторые моменты. Ты готов меня выслушать?

– Утрясайте, – соизволил пионер, поджал под себя ноги, сев в позу лотоса и откинувшись спиной на стену, услышал то, что вообще не ожидал услышать ни при каких обстоятельствах.

Глава 33

15 декабря. Среда. Берлин. ФРГ.

Событие дня:

– На первой сессии Верховного народного собрания КНДР нового созыва президентом страны переизбран Ким Ир Сен. Председателем Административного Совета (премьер-министром) избран Ли Ден Ок.

– Александр, тебе категорически запрещено разговаривать хоть с кем-то из местных жителей без меня. Ты слышишь? Категорически! Это приказ Москвы! – заявил Екшин, посмотрев на ещё одного находившегося в номере гостиницы, куда я недавно заселился.

– Да, Саша. Тут действительно опасно, несмотря на внешнее, казалось бы, спокойное положение, – кивнул Саблин Виктор Максимович – помощник посла СССР в Федеративной Республике Германии. Именно он был назначен коммутировать диалог между Екшиным, то есть нами, и властями принимающей стороны.

– Тогда поехали домой и нафиг всё, – предложил я здравую мысль.

– Прекрати. Тебе поручено выступить в городе капиталистического и даже можно сказать – враждебного государства. Это не только большая ответственность, но и твой долг, как советского человека – не опозорить ни себя ни страну.

– Я Вас понял. Уверен – я с этим не справлюсь!! Поехали домой!

– Отставить домой, – поморщился Екшин. – Я уже видел твоё выступление в ГДР.

– Интересно, где же это Вы могли видеть? Неужели концерт транслировали не только на ГДР, но и на Союз?

– В записи видел. Так вот, посмотрел и понял, что парень ты весёлый и бесшабашный. Но имей в виду. Твоя бесшабашность – это не всегда хорошо. Иногда она может пойти во вред, как тебе, так и окружающим тебя людям. Имей в виду, тут не социалистическая страна, а фактически враждебное нам государство. Так что нужно быть на чеку!

– Как это всё з****, – устало прошептал я и, глядя на бюрократа, стал размышлять о несправедливости бытия, совершенно не вникая в смысл остальной части лекции и нравоучений.

Сюда мы приехали сегодня утром и приехали мы сюда благодаря всё тому же чрезмерно суетящемуся Тейлору.

Ну не напрямую, конечно, что благодаря именно ему, а косвенно, но всё же…

Как оказалось, в другой части Германии тоже смотрели прямую трансляцию нашего выступления. В ФРГ и до этого концерта уже было множество наших фанатов, ведь пластинок американец наштамповал на всех континентах, сейчас же хиппи, панки, металлюги и просто молодёжь всех мастей, узнали, что их «Боги», фактически, да и практически тоже, вот тут рядом – за стенкой. Ну и понеслась…

Десятки тысяч звонков в сотни инстанций ежечасно от всех, кто только мог…

Также не упустили своё и фирмы Ariola Records и Hansa Records, которые занимались выпуском и распространением пластинок нашей группы. Они также подключили свои безграничные лоббистские ресурсы. Не мог остаться в стороне и прокатчик фильма про робота убийцу, которого настропалил неугомонный Тейлор. Все они продавали продукт и всем им лишняя реклама, с реальными людьми с обложек этого продукта, была как нельзя кстати. Началась «бомбардировка» различных министерств и ведомств. Туда звонили, отправляли телеграммы, писали, приезжали, говорили, угрожали и подкупали. И это не могло не сыграть в нашу пользу. Даже вода камень точит, что уж говорить про то, что могут проточить деньги…

И очень скоро оказалось, что во главе республики тоже есть лица, которым очень понравилось выступление советских артистов в соседней Германии, и они захотели такого же. Аргументы были разными, но одним из существенных было то, что люди, мол, просят, а то, чего они просят, находится фактически под боком. Тогда почему бы и нет? Ведь желание людей – закон. К тому же, выполнение желания такого количество людей пойдёт в зачёт на будущих выборах канцлера, тем самым набрав дополнительные очки в глазах, как членов Бундестага, так и в глазах простого электората. Ведь, по большому счёту, эта услуга обществу ничего не стоит…

Ранним утром начались предварительные согласования между министерствами иностранных дел, а уже в десять часов утра канцлер ФРГ разговаривал с Генеральным секретарём СССР, который, несмотря на болезнь, всё же нашёл время переговорить с коллегой.

Глава ФРГ озвучил просьбу и уже через пятнадцать минут посольства СССР в ГДР и ФРГ стояли на ушах…

– Так ты меня понял? – наконец закончил свой монолог грозный собеседник.

– Угу, – хмыкнул паренёк, пытаясь вспомнить о чём же говорил сейчас товарищ…

– Вот и хорошо. Теперь вот что. Сейчас войдёт американец, если он будет предлагать тебе какие-то контракты, то ты сразу на них ничего не отвечай. Забери у него бумаги и скажи, что тебе надо подумать, и что, мол, ответ дашь ему завтра. Понял?

– Ну так сами с ним тогда и говорите. Нафиг вам я?

– Он хочет с тобой, – помотал головой Екшин. – Кстати, не знаешь, что он хочет предложить?

– Нет, – коротко ответил я и негромко добавил: – Зато я знаю, что я хочу ему предложить.

– Ну вот и узнаете, – произнёс помощник посла и повернувшись к моему куратору: – Ну так я поеду, Роман Романович? Если что, я в посольстве.

Ближе к обеду приехал сияющий Тейлор. Его сальная и излучающая радость физиономия прямо-таки лучилась светом от счастья и, разумеется, просила, незабвенного, кирпича.

– Ты какого ф*** творишь?! – перешёл я на импортный, моментально набросившись на того, как только он закрыл за собой дверь.

– А что не так? – опешил тот.

– Да всё б** не так! Нах** ты эти гастроли замутил? Они мне не упёрлись! У меня других дел по горло! Мне фильм надо снимать, а не по заграницам мотаться!!

– Александр, но ты же видишь – без тебя бы ничего такого не случилось бы! Это же ты всё зажёг! Такого концерта мир ещё не знал! Ты ядро всего этого и без тебя ничего бы не получилось!!

– Да пофиг мне на это! Почему ты после концерта ко мне не подошёл? Почему уехал даже не посоветовавшись.

– Александр, но ты же сам сказал, что нужно ковать железо пока горячо. Трансляция шла на ФРГ, и она вызвала там ажиотаж уже во время выступления. Мне позвонили, и я сразу же туда выехал – ночью. И сразу же начал работать.

– Да, сказали мне уже, как ты начал работать. Не работать ты начал, а будоражить народ фейковыми слухами, домыслами и не менее фейковыми статьями в газетах, по радио и по телевидению, – вскрыл спецоперацию пионер.

– Всё как ты учил, – усмехнулся тот.

– Ладно, что теперь? – не успел спросить я, а в дверь уже постучали. И посмотрев на Тейлора: – Времени нет. Поговорим позднее. Главное: заканчивай нахрен с гастролями. Переключайся на «Хищника». Это главное. В фильмах зарыты сотни миллионов. Понял?

Тот кивнул, и я открыл дверь.

– А чтой-то вы тут закрылись? – якобы дружелюбно произнёс Екшин. – Можно? – и вошёл первым, а за ним проследовал Кравцов.

– Да вот, иностранный товарищ приехал поздороваться, – сказал я и, показав рукой, предложил всем сесть.

– Да, – усаживаясь на кресло, произнёс Тейлор. – Заехал посмотреть, как вы тут устроились, а заодно и переговорить о предстоящем концерте.

В течении десяти минут мы обсуждали новое выступление, которое все, кроме меня, хотели сделать точно таким же, как и в ГДР.

– А я ещё раз говорю. Последний раз. Его надо сделать не таким же, а лишь на немного лучше, – в очередной раз произнёс я.

– Как? – резонно спросил Екшин. – Или теперь ты собираешься удивить зрителей раздевшись полностью.

И Кравцов, и Тейлор хмыкнули, но я не обратил на эту подъё*** никакого внимания, а лишь парировал прописной истиной, встав и грозно заявив:

– Партия скажет раздеться, разденусь без базара!

В номере возникла тишина…

Я не стал долго мучить людей, а подождал с минуту и заржал…

– Васин, – отдышавшись выдохнул Екшин, – Тебе когда-нибудь рот заклеят.

– Я тоже всегда ему об этом напоминаю, – вставил свои пять копеек Кравцов.

– Ну так о чём ты? Как сделать выступление лучшим, но в рамках дозволенного и заранее всё согласовав.

– Всё согласовать невозможно. Выступление волей-неволей всегда превращается в импровизацию, ведь музыканты и артисты, как правило, не роботы, а живые люди, поэтому постоянный поиск истины и себя, то есть импровизация, есть неотъемлемая часть процесса. И, кстати говоря, именно это, возможная и незапланированная неожиданность, пленит зрителя и заставляет его идти на концерт, дабы увидеть выступление в живую. Если бы артист играл и пел точно также как на пластинке или на кассете, то нафига зритель на его выступление ходил бы, если бы он всегда мог это послушать дома, в более комфортных условиях за чашкой, скажем, чая.

– Ладно, хватит демагогии, – махнул рукой Екшин, – говори по существу.

– Теперь по существу. Ну по существу получается, что нам на самом деле не надо делать концерт лучше, чем в ГДР.

– То есть как? Ты же сказал…

– Вы не дослушали, – прервал я его. – Нам не надо делать концерт лучше, ибо это может вызвать не нужные осложнения.

– Почему? – не понял Тейлор.

– Ах вот ты куда клонишь, – в задумчивости почесал себе затылок мидовец. – Гм… А ты прав… Ой как прав! Ну, брат, молодец. С этой точки зрения я на это дело не посмотрел.

– Что Вы имеете в виду? – всё ещё не понимал американец.

– Ха, – хмыкнул Кравцов, до которого только что дошла вся щекотливость ситуации.

– Я имею в виду, что, если мы выступим лучше, – стал втолковывать я единственному среди нас не понятливому ребёнку, – то нас дома спросят, а почему это, товарищи дорогие, вы перед капиталистами выступили лучше, чем перед гражданами, дружественной нам, сопредельной державы.

– Но… не понимаю… Ведь это же живое исполнение. Сегодня хорошо. Завтра может быть чуть хуже, а после завтра намного лучше. Тут же не угадаешь, – озадаченно произнёс американец.

– Ну-ну… – хохотнул я святой простоте.

– Молодец ты, Саша. Зришь в корень, – задумчиво покачал головой Екшин. – Так что ж ты предлагаешь? Выступить хуже? – вновь покачал. – Нельзя. Мне по шапке дадут. Да и вам всем тоже. Скажут, что опозорились перед капиталистами. Тогда как быть? Есть идеи?

– Конечно. В первую очередь нам нужно выступить не хуже, а для того, чтобы не с чем было сравнивать необходимо, если не полностью, то хотя бы частично, изменить программу выступления. Тогда нам никто ничего предъявить не сможет, ибо им просто не с чем будет сравнивать. Концерт будет другим.

– Каким?

Я рассказал.

– А тексты? Какие тексты в песнях?

Я показал.

– Что ж, я не вижу в них ничего предосудительного. Всё вполне укладывается в те пластинки, что ты и твоя группа выпустили. Поэтому даю предварительное добро. Репетируйте новую программу. Репетиционная студия для вас уже найдена и, с завтрашнего дня до вечера субботы, она будет в вашем распоряжении. На этом всё? – поднимаясь произнёс Екшин.

– В общем-то, да, – пожал плечами пионер.

– Я тоже в общем со всем согласен, – кивнул Тейлор. – Новый репертуар – это хорошо. – Он встал, чуть помялся и вновь сел.

– Ну так пойдёмте тогда, – предложил Екшин, показывая интуристу на выход.