Текст книги "Проект «Геката» (СИ)"

Автор книги: Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 146 страниц)

Дверь открылась. В камеру Гедимина строевым шагом попарно вошли шестеро в лёгких экзоскелетах, обвешанных разнообразным оружием. В проёме, не заходя внутрь, остановился тёмно-синий «Рузвельт» с едва заметным орлом на груди.

– Гедимин Кет, – капитан Торрегроса старался говорить бесстрастно, но в его голосе так и клокотала досада, и сармат, присевший было на матрас, медленно выпрямился. – Я считал, что вы умнее. Вы правда думали, что некому проверить ваши чертежи?

Краем глаза сармат заметил, что охранники медленно сжимают вокруг него кольцо, и, подхватив два матраса, швырнул их в противостоящих экзоскелетчиков, а сам метнулся к третьему.

Допрыгнуть он успел. Разряды станнеров с четырёх сторон скосили его на секунду позже – о чём он и думал, чувствуя, как ноют ушибленные костяшки, и слушая отчаянную ругань солдата с покорёженным пневмоприводом правой «руки». «Удачно,» – отметил он про себя. «Но четыре… всё равно… больше… чем нужно!»

Тело тряслось, и сармат практически чувствовал, как трепыхается на костяном каркасе Би-плазма, в которую временно превратились его мышцы. Охранники наконец настроили станнеры на нужную мощность, и не стоило надеяться через пять минут встать на ноги.

– Как хотите, – сказал Торрегроса; Гедимин не видел его – он исчез в тумане, как и остальные охранники. – Жаль, что вы отказались от сотрудничества. У вас будет время подумать над моим предложением снова. После небольшого… внушения. Приступайте.

Стальное «копыто» врезалось сармату в живот, перевернув его на спину, и удары посыпались со всех сторон. Его били медленно, вдумчиво выбирая уязвимые места; он ждал, что ему раздробят череп или сломают шею, но охранники не притронулись даже к его рукам – наоборот, аккуратно завели их за голову и били в живот, в грудь, по суставам ног. Первые минуты Гедимин молчал, потом, плюнув на всё, выл на одной ноте, не открывая рта. Глумливые смешки быстро сменились руганью и хлопаньем по наушникам, потом окрик Торрегросы разогнал охранников по углам. Сармата подняли за руки, откинули ему голову так, чтобы капитан видел его лицо.

– Надеюсь, теперь вы по-другому посмотрите на моё предложение, – сказал капитан. – Вудс, проводи его в камеру.

Через несколько минут Гедимин уже лежал на металлическом полу старой камеры, прижавшись к нему всем телом. Холод металла приглушал боль; ток пока не дали – можно было немного отдохнуть. Гедимин не был уверен, что сможет встать, – по ощущениям, ему раздробили обе голени, от пяток до колен.

Первый час окошко в двери не закрывалось; потом охранник прикрыл его, и сармат зашевелился. Он, морщась, ощупал рёбра, потом подтянул под себя ноги и сел, проверяя подвижность суставов. К его удивлению, кости были целы; привкуса крови во рту не было – видимо, лёгкие тоже не повредили.

«Осторожные мартышки,» – сармат сердито сощурился на дверь. «Даже руки не тронули. Приказ… Ну, тем лучше. Может, Хольгера и Константина тоже не покалечат. Надо что-то придумать, атомщик. Что-то дельное…»

10 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

Ток в электрической комнате включили только три дня назад; к этому времени большинство ушибов и ссадин зажило, и Гедимин уже мог подолгу стоять на ногах. Первый день он лежал на полу, пользуясь отсутствием тока, потом – расхаживался, сильно хромая. Ему снова не давали ни воды, ни пищи, но двойной порции, съеденной неделю назад, хватило надолго – даже на регенерацию. Сейчас, когда сармат смотрел на свои бока или щиколотки, он уже не видел ни рубцов, ни кровоподтёков, хотя семь дней назад он был весь покрыт чёрными пятнами.

Мозг – пока его снова не начали выжигать слабыми электрическими разрядами – тоже работал на полную мощность, но без толку. Пальцами расшатать сварные швы и отковырять со стены стальной лист так и не удалось, хотя сармат изучил обшивку до последнего миллиметра, – слабые места в ней были, но у Гедимина не было под рукой даже щепки, чтобы использовать её как клин или рычаг. Попытки выломать дверь заканчивались появлением охранников и парой выстрелов из станнера. Сами экзоскелетчики держались поодаль – им хорошо объяснили, на что способен сармат. Гедимину оставалось только досадливо щуриться, в очередной раз приходить в себя и бесцельно мерить шагами комнату – а когда включили ток, пришлось отказаться и от этого развлечения.

Окошко приоткрылось. Сармат нехотя отодвинулся от двери, на которую опирался, и заглянул в дырку. Оттуда смотрел хмурый охранник – кажется, Кариссо.

– Выходи, теск. Руки за голову!

Перешагнув порог, сармат быстро огляделся. Его склонность к побегам учли – кроме Кариссо, здесь были четверо охранников, а просветы между ними закрывало кольцо защитного поля. Гедимина взяли за локти и повели знакомыми коридорами. Пересчитав повороты, он едва заметно усмехнулся. «Опять Торрегроса? Думал, он оставит меня на месяц…»

В кабинете капитана всё осталось по-прежнему – тот же стол, те же матрасы, только в этот раз Гедимину не дали ни воды, ни пищи. «Рузвельт» с полустёртым орлом на груди, дождавшись, когда сармата посадят за стол, шагнул к нему. На экране появилось угрюмое лицо Торрегросы.

– Итак, вы снова здесь, Гедимин. В прошлый раз пришлось преподать вам урок. Надеюсь, вы его усвоили.

Сармат молчал, выжидающе глядя на человека. Тот прошёлся вдоль стола и снова остановился перед Гедимином.

– Так вы готовы сотрудничать с нами?

– Да, – ответил сармат, глядя сквозь него.

Торрегроса ненадолго замолчал.

– Вот как? Надеюсь, в этот раз вы действительно готовы. Нас по-прежнему интересует ирренциевый реактор. В прошлый раз вы дали нам отличный чертёж. Жаль, он не имел отношения к делу. В этот раз – не ошибитесь.

Охранник положил перед Гедимином четыре листа скирлиновой бумаги и ручку – ту же (или точно такую же), какой он чертил в прошлый раз. Сармат пожал плечами.

– Хорошо. Пусть будет ирренциевый.

Он на секунду задумался. В ежедневнике, вручённом Конару, осталось много чертежей, так и не пошедших в дело. Гедимин вспомнил самый ранний – странную помесь «Звёздного Кондора» и той схемы, на которой сарматы в конце концов остановились, реактор с водяным охлаждением и смесью плутония и ирренция в твэлах. «Работать не будет,» – подумал сармат, недобро щурясь. «Но тепла даст много…»

Ему снова хватило трёх листов; на четвёртом он изложил соображения по поводу состава топлива – несколько вариантов, один другого взрывоопаснее. Закончив, он отодвинул листки и перевёл взгляд на Торрегросу.

– Это всё.

– Хм… – в этот раз капитан не спешил улыбаться – он смотрел и на Гедимина, и на чертежи с заметным недоверием. – Хорошо, Гедимин. Хватит на сегодня. Вас отведут в камеру.

Обнаружив, что его тащат туда же, откуда недавно вытащили, сармат удивлённо мигнул. В этот раз Торрегроса решил умерить щедрость. Гедимина привели обратно в холодную камеру. В спину толкать не стали – дали войти, следом бросили два контейнера и одеяло. Сармат мрачно усмехнулся. «Ток отключили,» – он расстелил одеяло на полу, прилёг на бок и подвинул к себе контейнеры. «Несколько часов посплю лёжа.»

Он рассчитывал на одну спокойную ночь – и, возможно, ещё на одну-две, если проверка чертежей затянется. «Кому их отдадут?» – думал сармат, медленно, по глотку, допивая воду; пересохшая глотка впитывала её слишком быстро – иногда Гедимину казалось, что в желудок не попадает ни капли. «Кто для них проверяет? Своих учёных тут нет. Может, кто-то из Лос-Аламоса?»

Он покосился на свежие рубцы на предплечье. «Дикарство,» – Гедимин провёл пальцем по шрамам и едва заметно поморщился. «И редкая глупость. Сам не знаю, на кой астероид я это сделал. А они… Они вполне могли на него выйти. А он быстро поймёт, в чём подвох. Он знает ирренций…»

15 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

Окошко открылось. Несколько минут охранник молча смотрел на Гедимина. Тот нехотя зашевелился и сел. Последние пять дней окошко открывали, чтобы бросить ему контейнер с водой или пищей, но это обычно происходило вечером, не раньше пяти, а сейчас было утро. В эти дни Гедимин вёл себя тихо, убедившись, что пальцем стену не проткнёшь, и охранники вроде бы тоже успокоились. «Чего им опять?» – думал сармат, поднимаясь на ноги. Дверь уже открывалась, и из коридора доносился грохот стальных «копыт».

«Гостей» было семеро – шесть трофейных «Гармов», один застрявший в дверях «Рузвельт». Увидев, как они выстраиваются вдоль стен, Гедимин почувствовал неприятный холод в груди. «Ну вот,» – он заставил себя ухмыльнуться и смотреть прямо, не щурясь. «Проверили и пришли. Что на этот раз?»

– Гедимин, – Торрегроса тяжело вздохнул. – Вы, как я вижу, не принимаете нас всерьёз. Очередная глупая уловка… Вы думаете, некому проверить ваши чертежи? Лучшие физики Лос-Аламоса рады с нами сотрудничать. Ваш обман раскрыт, диверсия не удалась. Видимо, в прошлый раз с вами поговорили недостаточно доходчиво. Придётся повторить. Приступайте…

В этот раз вокруг не было даже матрасов. Гедимина сбили на лету – когда его рука дотянулась до чужой брони, мышцы уже скрутило судорогой от разрядов станнера, и сармат не сумел даже нанести удар. Нелепо хлопнув размякшей ладонью по обшивке экзоскелета, он растянулся на полу, и охранники сомкнули кольцо.

Он не знал, сколько времени прошло – каждая вспышка боли в избитом теле растягивалась на десятки минут, хотя он понимал, что на самом деле это считанные секунды. Кто-то, не выдержав воя, пытался затолкать ему в рот ветошь, но Торрегроса его одёрнул.

– Дай мне, – слышал сармат чей-то шёпот над головой. – Дай сделать. Так его не пробьёшь. Это же теск. Вы не умеете. Дай мне…

Торрегроса коротко рявкнул, прервав избиение, но поднимать сармата на этот раз не стали – напротив, один из охранников плотно прижал его к полу и вытянул дёргающиеся ноги.

– Ладно, сержант Юпанки. Ваша очередь.

Охранник неожиданно ловко опустился на пол, странно щёлкнул стальными захватами, будто разминая их, и крепко взял сармата за палец на ноге. Секунду спустя Гедимин услышал короткий хруст. Сустав обожгло болью – кость резко вынули из сочленения и подвесили на связках.

«Ассархаддон,» – сармат коротко ухмыльнулся, прежде чем закричать. «У него учился?»

Когда Юпанки поднялся на ноги, на ступнях сармата не осталось ни одного целого сустава, и каждое судорожное подёргивание отдавалось резкой болью. Всё вокруг плавало в красном тумане. Охранники расступились, оставив Гедимина корчиться на полу. Сверху донёсся довольный смешок.

– Руки не трогать, – отозвался Торрегроса на ещё одно тихое предложение. – Они ему пригодятся. Может, потом. По результатам.

Он, со скрежетом втиснувшись в дверной проём, подошёл к Гедимину и аккуратно поставил «лапу» «Рузвельта» ему на грудь. Сармат попытался плюнуть в него, но слюны во рту не было.

– Поверьте, до сих пор мы говорили с вами предельно вежливо, – сухо сказал Торрегроса. – Но моё терпение на исходе. Мы дадим вам ещё один шанс… несколько позже. Не надейтесь нас обмануть, Гедимин. Вы расскажете нам правду – и для вас лучше, если по своей воле, а не в руках настоящих… специалистов. До встречи…

Дверь закрылась. Гедимин лежал, чувствуя, как затихают судороги, и усиливается боль в вывихнутых пальцах. Через час его перестало трясти, а окошко в двери захлопнулось. Сармат перекатился набок и прижал ладонь к груди. «Замедлить дыхание,» – сухо щёлкало в голове. «Вот так. Теперь сердце…»

Дверь распахнулась, и сармат дёрнулся от разряда станнера, вошедшего между рёбер. Утратив контроль над пульсом и дыханием, он снова вдохнул полной грудью и зашипел от досады – «уйти» не удалось.

– Куда собрался? – спросил Юпанки, пихнув его ногой. – Забудь об этом, слизь. Тебе нескоро разрешат подохнуть.

16 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

Ток почему-то до сих пор не включили, и Гедимин спал, растянувшись на животе и прижавшись избитым телом к полу, пока не проснулся от неосторожного движения. Снова шевельнув ногой, он понял, что делать этого не стоило. Сон слетел окончательно. Кое-как отключившись от ощущения боли во всём теле, он перевернулся и сел, согнув одну ногу в колене.

Повреждения были существенные – обе ступни раздулись и побагровели, пальцы распухли втрое и торчали во все стороны под странными углами. Регенерация исправно работала – кровоподтёки на груди и животе, даже на лодыжках из чёрных стали желтоватыми, ссадины затянулись, но ступни болели по-прежнему. «Нарушенные суставы,» – Гедимин осторожно ощупал крайний палец и сощурился от резкой боли. «Надо вправлять. Сами назад не влезут.»

Он снова тронул палец и поморщился, несколько раз глубоко вдохнул, пережидая вспышку боли и туман перед глазами. «Отключиться… а теперь – смотреть. Это как механизм. Простой механизм. Разберись на ощупь. Вот оно… твёрдые элементы. Вот так было. Теперь соединяй…»

Рука разжалась сама, выронив распухшую ступню; сармат зашипел. Выждав несколько минут, он взялся за другой палец. На крайних было по две фаланги, на средних – по три; со средними было сложнее.

Из-за двери донёсся скрип металла.

– Смотри, смотри… – громко прошептал кто-то из охранников.

Окошко не закрывалось со вчерашнего дня – после попытки умереть за Гедимином внимательно следили. Теперь охранники пытались заглянуть в узкое отверстие вдвоём. Сармат не обращал на них внимания. Один раз он перепутал направление, дёрнул не туда и долго пытался отдышаться. «Механизм» оказался сложнее, чем он предполагал. «Но проще, чем реактор,» – подумал сармат во время передышки и коротко усмехнулся. «Я себя починю. Жаль, Крониона тут нет. Он бы оценил…»

18 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

За дверью послышался смешок.

– Ну что, Юпанки, испортили твою работу? Да-а, испортили!

Сармат перевернулся на другой бок. Электричество в комнате по-прежнему не включали – видимо, опасались добить пленника… а может, вышел из строя генератор – Гедимин бы этому не удивился. За прошедшие дни регенерация справилась со всеми ссадинами и кровоподтёками, и распухшие пальцы после вправления вывихов приобрели прежнюю форму. Сармат пошевелил ими, посмотрел на окошко и ухмыльнулся.

…Он проснулся от плеска и сырости – кто-то плеснул ему на плечо красную жидкость. Машинально сунув в неё палец и лизнув его, Гедимин почувствовал солоноватый вкус. Подсоленная вода, пусть даже с какой-то органикой, цветом неприятно напоминающей человечью кровь, была ему сейчас кстати, и он слизал всё до капли.

За окошком шуршали, шелестели упаковками и вполголоса переговаривались – как понял Гедимин, Юпанки принёс «с воли» какую-то особенную еду, и часть недоеденного перепала сармату. Вскоре в окошко влетел огрызок. Гедимин, подобрав, обнюхал его, потом попробовал; странное вещество едва не склеило ему челюсти, но сармат с ним всё же справился и получил, кроме соли, порцию глюкозы. Охранники заглядывали по очереди в окошко, смеялись, иногда что-то выкрикивали. Сармат, поняв, что больше ничего ему не дадут, снова лёг. Он не вслушивался в разговор, пока среди фраз не мелькнуло слово «Лос-Аламос».

– Так значит, ты сам мог бы чертежи проверять? – спросил, жуя, один из охранников. – А что не предложил? Торрегроса заплатил бы.

– Да ну! – недовольно отозвался Юпанки – его голос Гедимин уже научился отличать. – Какие проверки?! Меня призвали с первого курса, я даже понюхать не успел того реактора.

– Обратно пойдёшь? – спросил охранник; теперь он дожевал, и его речь стала более внятной. – С полугода, наверное, не зачислят, придётся сначала…

– Да куда?! – Юпанки, подойдя к окошку, швырнул в камеру ещё один огрызок и выплеснул красную жидкость. До Гедимина ничего не долетело, и он протянул руку к лужице, разлившейся на полу. Жидкость была та же самая, огрызок – практически безвкусный.

– Нечего там делать с моей контузией. Я сейчас дважды два не сосчитаю, а ты – физика…

Гедимин мигнул. «Реактор? Физика? Первый курс? Эта «макака» училась в Лос-Аламосе?! Мать моя пробирка…»

– А ты правда навахо? – продолжал расспросы скучающий напарник; шуршание стало тише – еда у охранников кончилась, и они прятали под экзоскелет «запретные» упаковки. Гедимин невольно усмехнулся. «Чем им не нравятся здешние пайки? Я бы съел.»

– Дурак! – отозвался Юпанки. – Я ж тебе сказал, откуда приехал. Какие там навахо?! Иди, мусор выкини. Только тихо.

Из коридора донёсся приглушённый стук и лязг – экзоскелетчик очень старался ступать тихо, но раздолбанный «Гарм» всё равно грохотал на всё здание. В другое время Гедимин скривился бы и, возможно, сказал бы вслух что-нибудь о криворуких бабуинах, но сейчас его занимало не это. Он рывком поднялся на ноги и, подойдя к двери, ударил кулаком по створке.

– Эй, Юпанки! Ты меня слышишь?

Он ждал, что в окошко высунут станнер, но в проёме показалась только ухмыляющаяся рожа, наполовину закрытая респиратором.

– Хватит с тебя, слизь. Ты ещё пол не вылизал.

– Ты правда учился в Лос-Аламосе? – спросил Гедимин, пропустив всё мимо ушей.

Он ожидал любого ответа – но мгновенно исчезнувшее из окошка лицо, мелькнувший станнер и оглушающий разряд оказались для него внезапными. «Всегда путался в их традициях,» – с сожалением подумал сармат, бессильно подёргиваясь и глядя сквозь туман на открытую дверь и силуэт «Гарма», заслонивший проём. Охранник подошёл к распластанному телу и наступил на низ живота, больно смяв плоть, не защищённую ни костью, ни мышцами.

– Ни слова про Лос-Аламос, ты, гора слизи, – прорычал он, глядя сверху на изумлённо мигающего сармата. Из коридора донёсся испуганный вскрик, затем по обшивке экзоскелета застучали.

– Эй, Диего! Брось его! Ты что, забыл? Пока нельзя!

Юпанки, пнув напоследок неподвижное тело, вышел за дверь. Окошко осталось открытым. Гедимин, дожидаясь, когда дёргающиеся невпопад мышцы снова начнут подчиняться командам мозга, слушал сердитое бормотание из коридора и щурился в потолок. «Вот на кой «макаку» взяли в Лос-Аламос? Там что, спецкурс по пыткам?»

23 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро, космодром Хуарес

С утра в коридоре загрохотали бронированные «копыта», затрещали разряды станнеров, кто-то хрипло гаркал, выкрикивая команды. Гедимин поднялся, подошёл к двери, попытался выглянуть наружу, но окошко с той стороны загородил спиной охранник.

– Вывести! – рявкнул невидимый командир.

Дверь открылась. Двое в тяжёлых экзоскелетах подошли к Гедимину. Один надел ему две пары браслетов на лодыжки, второй заломил ему руки за голову и скрепил запястья магнитными наручниками с зазором сантиметров в десять.

– Внимание! – донеслось из коридора.

Гедимина вывели. Снаружи его ждала ещё одна пара тяжёлых экзоскелетов. Третий присоединился к ним за поворотом. Гедимин увидел на его груди полустёртое изображение орла и удивлённо мигнул – сегодня сармата вели не в кабинет Торрегросы, наоборот, сам капитан собрался куда-то вместе с ним.

– В глайдер, – отрывисто скомандовал он. – Четверо на борт!

Бронированный торец фургона откинулся им под ноги, превратившись в не слишком удобный трап. Гедимина со всех сторон зажали экзоскелеты, вцепившись в него всеми захватами. Сармат откинулся назад, нашёл опору для локтей и повис, прикрыв глаза. Глайдер летел на «лучевом крыле», не слишком быстро, не набирая высоту, – пункт назначения находился где-то рядом с «тюрьмой».

Глайдер остановился – резко, будто ткнулся бампером в невидимое препятствие. Трап снова откинулся, в фургон хлынул ослепительный белый свет, в лицо сармату ударил горячий пыльный ветер. «Нью-Кетцаль?!» – воспоминания, как выяснилось, ничуть не потускнели. «Где-то рядом?»

– На выход, пошли, пошли! – у трапа уже стоял, нетерпеливо покрикивая, Торрегроса. – Выводите его! Двое держат, двое рядом! Вперёд, вперёд!

Гедимина вывели. Отвыкнув от яркого света, он щурился и смотрел под ноги, на рыжеватую пыль, покрывающую тонким слоем каждый сантиметр светло-серого фрила. Чуть поодаль платформа, на которой они стояли, обрывалась, упираясь в полутораметровый уступ с цепочкой погасших светодиодов. За ней длинным языком выступала в пыльную равнину ещё одна. Всего Гедимин насчитал два десятка; были и другие, но сармат забыл о них, как только увидел у двадцатой платформы бронированный фургон. Пятеро в тяжёлых экзоскелетах обступили кого-то; Гедимин рассмотрел локоть, прикрытый серым рукавом, и широкий браслет магнитных наручников.

– Разверните его! – приказал Торрегроса. – Все вниз!

Они сошли с платформы на равнину, расчерченную припылившейся разметкой. Робот-уборщик тщетно пытался её подмести – ветер гонял пыль туда-сюда, заметая и очищенные поверхности, и самого робота, и его плохо изолированные микросхемы. Механизм уже потрескивал изнутри. Гедимин покосился на него с внезапной жалостью.

– Вы до сих пор не спросили, где вы, – заметил Торрегроса, остановившись рядом с сарматом. – Это космодром Хуарес. Не самый большой из космодромов Атлантиса, но, возможно, самый важный. Смотрите…

Маскировочное поле над пыльной равниной отключилось, и Гедимин изумлённо мигнул. Перед ним в полутора сотнях метров от платформы стоял сарматский «Цикло-Бет». Он был растянут на стапелях и частично замотан в защитные поля. В двухста метрах от него стоял ещё один корабль – крейсер «Бет». Гедимин успел насчитать ещё шесть кораблей, прежде чем Торрегроса зашёл с другой стороны и загородил обзор.

– Как вам нравится наш флот? – спросил он, с усмешкой глядя Гедимину в глаза. Кровь ударила сармату в лицо, на секунду закрыв всё вокруг алым туманом. «Ваш флот? Tzaathasulesh…» – он медленно выдохнул, стараясь не скрипеть зубами. «Никогда ни одна мартышка…»

– Хорошо смотрится, верно? – широко улыбнулся Торрегроса. – А как он хорош в бою…

Гедимин стиснул зубы.

– Скомандуй «на взлёт!», – процедил он, недобро щурясь.

– Ничего сложного, – отозвался капитан, поднимая стальную «руку». Главный шлюз «Цикло-Бета» распахнулся. Охранник шагнул из камеры наружу, жестом указав на открытые настежь люки.

– Сейчас вы, Гедимин, научите нас этим управлять, – Торрегроса взял сармата за плечо и слегка сжал «клешню». – У вас, как выяснилось, плохо с теорией. Возможно, практику вы усвоили лучше. Вперёд!

«Как они их захватили?» – пульсировала в мозгу сармата одна-единственная мысль, пока его, не выпуская ни на секунду, вели по пустым коридорам. Все системы корабля работали, даже кислородные станции никто не отключил, и они продолжали попусту пережигать субстрат. Когда экзоскелеты не грохотали под ухом, сармат слышал тяжёлый гул вращающегося ротора – реактор не заглушили при посадке, и чем ближе Гедимин к нему подходил, тем сильнее ему становилось не по себе.

Реакторный отсек был открыт настежь. Конвой, расплёскивая мею и задевая плечами углы, вошёл, втащил Гедимина и остановился у щита управления. Обломки кресла захрустели под ногами. Сармат с замирающим сердцем взглянул на мониторы и едва сдержал облегчённый вздох, – реактор спокойно работал, излучал впридачу к омикрон– и сигма-квантам немного нейтронов, нагрелся на лишний десяток градусов, но не пульсировал и взрываться не собирался.

– Начнём с простого, – сказал Торрегроса, остановившись в стороне от щита управления. – Остановите реактор. Потом вы покажете нам запуск…

– Sahasu! – сплюнул сквозь зубы Гедимин. Он напряг все мышцы, и конечности экзоскелетов на долю секунды поддались – но тут же охранники, опомнившись, крепче вцепились в пленника и вдавили его в пол. Торрегроса щёлкнул языком, и тело сармата мотнулось от точно выверенного удара. На несколько секунд он перестал дышать; как только кислород вернулся в лёгкие, солнечное сплетение взорвалось болью. Сармат захрипел.

– Ещё? – спросил Торрегроса, внимательно глядя на Гедимина. – Сержант Юпанки…

– Нет, – выдохнул сармат, недобро щурясь на мониторы. – Не бей меня.

– Я был бы рад не бить вас, – вздохнул капитан, щёлкнув стальной «клешнёй». – Давайте, Гедимин. Подойдите к пульту. Остановите реактор. Когда закончите, вас отведут в камеру. Вам дадут воду и пищу, отведут в душ. Зачем вы тянете время?

Гедимин смотрел сквозь мониторы, не видя показателей. «У них тут Хольгер и Константин. Их сегодня привели сюда,» – думал он. «До сих пор они не раскололись. Я что, буду первым?»

– Ещё, – снова щёлкнул языком Торрегроса.

Второй удар оказался больнее первого. Почти минуту сармат не мог вдохнуть. Уже не сдерживаясь, он застонал; по губам потекла горькая слюна – удар вызвал спазм кишечника, а ничего, кроме желчи, пустые внутренности выдать не могли.

– Не надо, – прохрипел Гедимин. Его глаза сошлись в едва заметные щели. «Остановить им реактор…» – думал он, глядя на мониторы сквозь рассеивающийся туман. «Понятно. Знаю, как сделать. Не помешают.»

– Ещё? – спросил Торрегроса. – Ну же, Гедимин! Вы вроде как конструктор всего этого. Напрягите память. Всего несколько нажатых кнопок – и вы свободны до утра.

– Хорошо, – отозвался сармат. – Отпусти меня. Я сделаю.

– Отпустить руки, – приказал майор. – Держать за плечи. Внимание!

Гедимин опустил скованные руки, развёл в стороны, – наручники ослабили ещё на двадцать сантиметров. Сармат повёл плечами, глубоко вдохнул и встал к щиту управления.

– Вот этот рычаг, – он притронулся к пульту. – Вниз до половины. Эти кнопки зажать. Потом эту. И вверх до упора.

Монитор вспыхнул красным, под потолком взвыла сирена. Рядом, в активной зоне, разлетались брызгами расплавленные, частично испарившиеся стержни – ирренций и обсидиан вместе с ипроном. Гедимин посмотрел на Торрегросу и ухмыльнулся.

– Теперь повтори.

Бить его начали уже снаружи – далеко от корабля с надрывающимися бортовыми сиренами, от слетевшихся к нему роботов-пожарных, пытающихся залить водой обшивку, проседающую от оплавления внутрь, от космодромной сирены, заоравшей секунды спустя… Его втащили в вестибюль со стеклянной стеной, швырнули на пол и, обездвижив разрядами станнеров, пинали куда попало, пока на охранников не рявкнул опомнившийся Торрегроса. Гедимин был ещё в сознании – как ни странно, ни голову, ни хребет не задели, а вот левая рука, по ощущениям, была перебита в предплечье.

Сармата подняли, переругиваясь и нервно оглядываясь на космодром. Сирена ещё надрывалась. Гедимин попытался ухмыльнуться, но едва ли получилось, – даже дышать было больно. Кажется, ему сломали несколько рёбер; во рту была жёлчь, но крови сармат не чувствовал – ничего внутри не лопнуло. «Жаль,» – думал он, свисая на широко расставленных железных конечностях. «Били бы в сердце. Сразу насмерть…»

– Как жаль, – вздохнул Торрегроса. – Вы совсем не понимаете по-хорошему. В камеру!

Сармат покосился на прозрачную стену. Солнечный свет лился сквозь неё, жёлтыми пятнами падая на пол. По стёклам бежали зелёные блики – по ту сторону стекла виднелось защитное поле, сжигаемое изнутри омикрон-излучением. Гедимина вытащили на платформу; он успел краем глаза увидеть, как купол окружают погрузчики, обвешанные бронёй, и пытаются просунуть под него манипуляторы. «Вот вам флот, hasulesh,» – сармат криво ухмыльнулся. «Вот вам мой реактор.»

24 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

Шокер обжёг шею. Гедимин уже не чувствовал боли, только с вялым удивлением отметил, что избитое тело ещё способно дёргаться. Разряд встряхнул его, и сармат снова повис, навалившись на стол, насколько позволяли вывернутые за спину руки. Охранник, приподняв ему голову, повернул Гедимина лицом к закреплённой на столе схеме пульта управления.

– Что это? Для чего нужно? – повторил Торрегроса. Гедимин смотрел на схему и видел размытые цветные пятна, перечёркнутые стальным указателем. Он молча оскалился.

– Ещё, – устало приказал Торрегроса. Запахло раскалённым металлом и жжёной Би-плазмой. Гедимин дёрнулся, хотел крикнуть, но только захрипел, роняя на стол розовую пену.

– Что это? Этот рычаг? – Торрегроса взял стонущего сармата за подбородок, развернул к себе. – Вчера ты нажал его. Что это?

Запах окалины стал острее – к боку сармата снова прижали раскалённый штырь. «Грёбаная регенерация,» – обречённо думал он, изображая презрительную гримасу. «Макака бы давно сдохла…»

– Слизь!

Майор разжал «руку» и брезгливо отстранился.

– Кончать? – оживился кто-то из охранников, обступивших сармата.

– Нет, – угрюмо ответил Торрегроса. – Юпанки, займись. До вечера он твой.

26 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

– Has-su-lesh…

Гедимин попытался перевернуться на бок. Несколько секунд он корчился и шипел от боли, затем ему всё же удалось привстать на руках, а потом и сесть. Руки тряслись. На полу засохли пятна крови – одно под животом, другое, более светлое, – под головой, из прокушенного языка. Он и сейчас с трудом ворочался во рту, сильно распух и болел. Говорить сармат теперь не мог – даже при очень большом желании. Он криво ухмыльнулся и поморщился от боли. «Юпанки – идиот,» – он мельком взглянул на своё тело и сердито сощурился. «Но стара-ательный…»

Пальцы ног, распухшие и побагровевшие, гнулись в разные стороны. Сегодня они, по крайней мере, не болтались, – осколки фаланг всё же срослись и кое-как держались друг за друга. По бокам сармата, от подмышки до бедра, протянулись параллельные багровые рубцы, покрытые кровавой коркой. Там заживление шло быстро – эти раны выглядели страшнее, чем ощущались, но постоянно зудели, и сармат старался прижаться ими к полу. Одновременно лечь на два бока он не мог, и это сильно раздражало.

Он сел, согнув одну ногу в колене и отставив как можно дальше, и взглянул на то, что позавчера можно было назвать паховыми органами. Сейчас это были бесполезные кровавые ошмётки, очень болезненные и крайне мешающие. «Ну вот,» – сармат криво ухмыльнулся. «Теперь самку можно не искать. Незачем.»

Он глубоко вдохнул, задержал дыхание, привычно отключаясь от разбитого, наполненного болью тела, и прикрыл глаза. Синевато-зелёный свет тёк под веками, то пульсируя, то разбиваясь бликами. «У меня был реактор,» – думал он. «Я его построил. Так, как задумал. Я его запустил. Никто не повторит. Никто не заберёт себе…»

Металлическая пластина на двери заскрежетала, отодвигаясь.

– Эй, слизь, – послышался угрюмый голос Вудса. – Говорить будешь?

Сармат презрительно ухмыльнулся и изобразил плевок. Плевать в прикрытое окошко было бессмысленно, да и нечем – воды Гедимину опять не давали. Вудс, выругавшись, вернул пластину на место.

Сармат закрыл глаза. Его дыхание послушно замедлялось, пульс затихал, – надо было попробовать «уйти», ещё раз, пока Вудс не спохватился и не сунулся в камеру, – «уйти» навсегда или на время, чтобы отсутствие кислорода успело разрушить мозг, и сознание окончательно погасло вместе со всеми воображаемыми свечениями и трёхмерными чертежами. Сердце билось всё медленнее, и с каждым ударом картинка перед глазами становилась ярче, – реактор под гранёным куполом, очертания градирен за ним. «Ирренциевый… зачем… градирни…» – вяло удивился полуотключённый мозг. «И так… температура… невелика…»