Текст книги "Проект «Геката» (СИ)"

Автор книги: Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 146 страниц)

– Attahanke, – отозвался Гедимин, проводив его взглядом и развернувшись к выходу в испытательный отсек. Замена любого стержня вызывала у него холодок в груди и неприятное замедление движений, но целый твэл… «Надеюсь, в этот раз Ассархаддон не экспериментирует,» – угрюмо думал он, возвращаясь в «яму».

В последние дни сармат почти не трогал реактор, доверив управление автоматике – и она справлялась неплохо – три-четыре раза в день срабатывала защита, и об очередной вспышке Гедимин узнавал по сигнальным огням на краю «ямы». В этот раз вспышек не было, и вдоль бывшего бассейна горели зелёные светодиоды. «Пока спокойно,» – сармат недоверчиво покосился на новый твэл, завёрнутый в защитное поле. «Можно даже не глушить. Заменю так, на работающем…»

Управляющие стержни медленно поднялись, и защитное поле, выгорев, растаяло. Твэл «разгорелся» практически мгновенно. Понаблюдав за ним пару минут, Гедимин одобрительно кивнул и развернулся к лестнице. Импульсный излучатель – «стартёр» для реактора – ждал его в мастерской; надо было поработать над ним – по крайней мере, до следующей вспышки.

Подняться он не успел. Одновременно с ослепительной вспышкой за спиной его швырнуло на ступеньки и вдавило в них так, что облицовка полопалась, а за ней посыпался и защитный слой рилкара. Массивные плиты оказались менее прочными, чем скафандр ремонтника, – он прошёл насквозь, как снаряд из обеднённого урана пробивает корабельную обшивку, и на долю секунды остановился в расколотой плите, прежде чем вместе с её обломками рухнуть на дно «ямы».

Внизу было очень светло – всё, что осталось от реактора, было тонким слоем размазано по дну и стенам. Гедимин, отключив все ощущения, осторожно повернул голову. Шея, по крайней мере, уцелела, и спинной мозг всё ещё работал, – тело ощущалось непривычно тяжёлым, но приказам подчинялось без промедлений. Сармат посмотрел на потрескавшиеся стены, облицовку, сдутую взрывом, пятна ярко-зелёного света на полу – рилкар под ними расплавился и теперь клокотал, разбрасывая синие блики. «Красиво,» – подумал Гедимин, бесстрастно оценивая разрушения. Реактор перестал существовать в одну секунду – теперь собрать его остатки было задачей для Химблока, не для сармата-ядерщика.

– Да что ж такое-то… – прошептал он, пытаясь подняться на ноги. Думать было трудно – слишком громко звенело в ушах. «Ничего, всё будет отстроено,» – он кое-как выпрямился, цепляясь за стену. «Надо подняться. Здесь меня не найдут…»

Он не видел, кто подхватил его, – к тому времени в глазах окончательно потемнело, и он шёл на ощупь. Это было несложно – испытательный отсек он изучил до миллиметра. Он не собирался падать – только сесть и отдохнуть немного перед очередным отрезком пути, но кто-то поймал его и прижал к себе. Сквозь гул в ушах сармат слышал сердитые возгласы и сдавленное шипение. Кто-то поднял его на руки.

– Опять взорвался, – прошептал Гедимин, недовольно щурясь. – Дозиметр… вспышки не было. Что на этот раз?!

– Выясним, – ответили ему на ухо; это был Хольгер, и Гедимин зашевелился, порываясь встать на ноги – он был слишком тяжёл, чтобы химик мог нести его. – Лежи тихо, атомщик. Твои приборы целы. Данные сохранились. Мы узнаем, что там случилось.

– Пусти, – Гедимин зашевелился сильнее, досадуя на размякшие мышцы. – Я могу идти.

Над ним насмешливо фыркнули.

– Дай его мне, Хольгер. Открывай шлюз. Нашему атомщику нравится взрываться. А вот нам он нужен живым и целым.

– Надеюсь, Стивен вызвал медиков, – отозвался Хольгер. – На редкость бесполезный сармат. Но что там, в самом деле, могло взорваться? Опять «кагет»?!

23 января 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

– Да иди уже, иди, – сармат-медик, поморщившись, отошёл от автоклава и встал в отдалении, сложив руки на груди. – Не цепями же тебя приковывать! Может, физику-ядерщику ни руки, ни ноги не нужны, – откуда мне-то знать?!

Гедимин, пропустив его слова мимо ушей, извернулся и, ухватившись за край капсулы, поднялся во весь рост. Правая рука немного мешала – из-за фиксатора на локте она не гнулась, и её приходилось располагать под определённым углом. Правая нога гнулась, но от чрезмерной нагрузки бедро под фиксатором начинало ныть – кость, расколовшись от удара, надорвала мышцы, и они не до конца срослись. В остальном тело было исправным – и сармат чувствовал себя неплохо, разве что портили настроение воспоминания о реакторе, – очередной взрыв спутал все планы.

– Где скафандр? – спросил Гедимин, выбравшись из автоклава. Сармат-медик, выразительно фыркнув, указал на стапель у входа. Обшивка скафандра снова была отполирована и слегка блестела – никаких выбоин и следов оплавления.

– Кумала приходил? – спросил сармат, разглядывая комбинезон. С нижней частью проблем не возникло, но вот верхняя… Гедимин ощупал дозатор на правом плече – под рукав это устройство не помещалось – и решил, что без куртки обойдётся.

– Да, приходил, – ответил медик, отчего-то сильно смутившись. Гедимин пристально посмотрел на него, помянул про себя уран и торий, посмотрел на себя (вроде бы ничего лишнего ему не отрезали) и махнул рукой.

– Дай мне своих ампул, и я пойду. Реактор взорвался, надо восстанавливать.

– Ну да, конечно, как же иначе, – кисло отозвался медик, разыскивая начатую коробку среди нераспечатанных. – Вот твой набор. По мере расхода расставляй по браслету так же, как было. Это тебе на сутки, завтра снова придёшь. Твои охранники у входа, забери их.

…Когда Гедимин добрался до лаборатории, Константин и Хольгер сидели в «чистом» отсеке перед голограммой, растянутой поперёк комнаты, и что-то обсуждали; услышав, что дверь открывается, оба вздрогнули. Хольгер, развернувшись вместе с креслом, кинулся Гедимину навстречу, Константин посмотрел на потолок и протяжно вздохнул.

– Ты что, убил медика?

– Дезактивация закончена? – спросил Гедимин у Хольгера, хлопнув его по плечу и выразительно покосившись на свою правую руку, висящую вдоль тела неисправной деталью. – Твэлы прислали?

– Ты сильно поспешил, атомщик, – покачал головой Хольгер. – Ещё три дня на дезактивацию и восстановление отсека. Там был серьёзный взрыв.

Гедимин мигнул.

– Не простой «хлопок»? Что-то более серьёзное? Выяснили, что это было? Я не заметил белой вспышки…

– Да, верно, её не было, – кивнул Хольгер, поворачиваясь к голограмме. – И кагетского ирренция не было тоже. Вот, смотри, – мы тут развернули показания твоего дозиметра. Видишь эту пульсацию?

– Has-su, – выдохнул Гедимин, проследив за перепадами интенсивности. – Схлопывание микропрокола?!

Хольгер кивнул, угрюмо щурясь.

– Это, скорее всего, из-за линзы в новом твэле. Это я не проследил… Там, должно быть, было два уплотнения, и они сработали как концентраторы. По расчётам Константина, такое возможно…

Гедимин тяжело вздохнул.

– Ещё и обсидиан… Сколько всего разного… – не договорив, он повернулся к голограмме и начал её изучать. «Значит, реактор был в порядке. Это линза подвела. Выходит, с ирренцием я работал правильно. Осталось разобраться с обсидианом…»

29 января 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Последнее защитное поле сомкнулось над головой и зажглось зелёными бликами – реактор начал «фонить» задолго до запуска, и сейчас его излучения было достаточно, чтобы в «реакторной яме» обойтись без подсветки. Гедимин смотрел на светящуюся дугу, на электромагнит, изогнувшийся над конструкциями реактора, на рычажки и клавиши под рукой, – и ему было не по себе.

Сегодня он спустился в «яму» один; Хольгер ждал наверху, Константин – в «чистом» отсеке («Вызову медиков, если что,» – сказал он, провожая сарматов в зал испытаний). Импульсный излучатель был у Гедимина в руках – где удобнее разместить его, сармат пока не придумал, напрашивалась кольцевая линза по центру конструкции, но место уже было занято предполагаемым ротором. Пора было запускать, но сармат медлил. В задумчивости он не заметил, как свободная рука поднялась к шлему и прикоснулась к виску; обнаружив её по шелесту сдвигаемой пластины, сармат отдёрнул «самостоятельную» конечность и досадливо сощурился. «Оно погибло,» – напомнил он себе. «Был взрыв, реактор полностью разрушился. Никто не мог там выжить.»

Он медленно опустил пальцы на нужные клавиши, сдвинул рычажок, – управляющие стержни пошли вверх, и в «яме» стало немного светлее. Этот реактор состоял из ириенского ирренция на две трети; Гедимин не ждал быстрого «разогрева» – просто следил за стержнями, держа в руках выключенный излучатель. Прошло пять минут, потом десять; прождав полчаса, ремонтник вышел из-за экрана, прикрывающего щит управления от опасных лучей, и встал рядом с ротором, подняв излучатель перед собой.

– Attahanqa…

К кому он обращался, кого упоминал во множественном числе, когда логичнее было бы сказать «attahanke», имея в виду одного себя, – сармат сам не ответил бы. И кому он отсалютовал пять минут спустя, когда реактор вышел в критическое состояние и остановился в нём, – Гедимин тоже не сказал бы. Впрочем, спросить было некому – и сармата это очень радовало.

– Ну? – Хольгер, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу рядом с лестницей, налетел на Гедимина, едва тот поднялся на верхнюю ступеньку. – Получилось?

– Работает, – отозвался тот, показав Хольгеру излучатель. – Две трети «ириена», треть «лунника»… Посмотрим, как он будет себя вести.

Хольгер, притронувшись к плечу сармата, пристально посмотрел ему в лицо, – но тёмный щиток на шлеме Гедимина прикрыл глаза и не дал прочесть эмоции, и Хольгер досадливо сощурился.

– А существо? Ты… сегодня ты говорил с ним? Как оно пережило взрыв? – спросил он.

Гедимин вздохнул.

– Я не проверял. Такой взрыв не мог пережить никто, – он был рад, что не убрал щиток, и что его глаз никто не видит.

– Атомщик, ты… – Хольгер ненадолго замолчал, подбирая слова. – Я бы на твоём месте проверил. Оно должно было пережить все твои взрывы…

– И что? – спросил Гедимин, борясь с растущим раздражением. – Допустим, оно живо. И что с того?

– Оно на твоей стороне, – тихо сказал Хольгер. – И оно помогло тебе тогда… Нам стало бы гораздо проще работать, если бы ты и оно…

Гедимин качнул головой.

– Будет построено множество таких реакторов. Они все должны работать. Безо всякой… – он слегка поморщился. – Мистики. Просто работать. Не знаю, кто будет оператором. Но я не могу вписать в требования: «Подставлять мозг под сигма-излучение». Когда мы закончим работу, не должно быть никакой привязки к нам. Любой сармат должен управляться с реактором. Без переговоров с… духами. Иначе всё это не имеет смысла.

31 января 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Хольгер ждал Гедимина в мастерской, разложив на стенде шесть обсидиановых цилиндров. Удивлённый внезапным вызовом сармат узнал в них линзы от твэлов – судя по красноватому отливу, их недавно дезактивировали.

– Где ты их взял? – спросил Гедимин, разглядывая цилиндры. – Я тебе отдавал только один твэл.

– Остальные – из Инженерного блока, – ответил Хольгер. – Мы там воспроизвели твои опыты. Твой реактор было решено не трогать, а то…

Он покосился на закрытый шлюз испытательного отсека и тихо вздохнул.

– А зачем ты их принёс? – быстро перевёл разговор Гедимин – обсуждать недавний взрыв ему не хотелось. Кости, как выяснилось, срастались быстрее, чем забывались досада и бессильная злость…

– Я давно подозревал, что с обсидианом что-то не так, – сказал Хольгер, прикасаясь к передатчику на запястье. – Все эти вспышки, всплески интенсивности, потом – та авария… Мы с Константином и Альваро сидели и сопоставляли данные. Смотри, что мы нашли.

«Альваро?» – Гедимин с трудом вспомнил, где слышал это имя. «Филк-лаборант из Ураниума… точно, я видел его здесь. Иногда он приходит к Константину. Работают вместе. И ещё один филк… как его зовут? Не помню…»

– Смотри, смотри внимательно, – Хольгер, заметив, что Гедимин отвлёкся, взял один из цилиндров и протянул его сармату, показывая на что-то на стеклянной поверхности. – Вот эти сгустки. Под микроскопом видно лучше. Мы назвали их микролинзами.

– Действительно, – медленно проговорил Гедимин, переводя взгляд с голограммы на цилиндр и обратно. – И эти неравномерности «подогревали» твэл, и поэтому запускался обратный синтез, и эти вспышки…

– Одна из причин, – кивнул Хольгер. – Ещё одну ты, кажется, устранил, когда добавил ириенский ирренций в топливо. После этого мы смогли как следует рассмотреть микролинзы и их эффекты. И ещё одно… Ты не удивился, что взрыв произошёл не сразу? Ведь обычно микропрокол очень быстро формируется и схлопывается…

Гедимин кивнул, выжидающе глядя на химика.

– Если там были эти уплотнения, взрыв должен был произойти ещё до запуска, – согласился он. – Или прямо в кассетном цехе.

По лицу Хольгера на секунду промелькнула тень, и взгляд сармата стал рассеянным, будто он смотрел сквозь толстое стекло. Однако он быстро справился с собой и кивнул, снимая со стенда ещё один цилиндр.

– Именно. Вот поэтому мы и повторили твои опыты. Исгельт согласился. Это был урезанный вариант твэла – видишь, цилиндр очень короткий…

– Это рабочая конструкция, – отозвался Гедимин. – И что?

– Эти микролинзы не всегда там с самого начала, – сказал Хольгер. – При формовке всегда проверяют массу на гомогенность, там не должно быть никаких сгустков. Они формируются позднее, под облучением. Вот, смотри сюда, – один из таких опытов…

– Видел уже, – Гедимин указал на другую часть голограммы. – А здесь никаких сгустков не получилось. От чего это зависит?

Хольгер развёл руками.

– Я не знаю, атомщик. Исгельт и Арторион думают – ты сам должен разобраться. С природными материалами всегда сложно. В обсидиане сотни примесей, и его не проверяют на них и не сортируют – сваливают в котёл всё вместе. Если бы найти время и выяснить, что от чего зависит…

– Давно говорю – нельзя работать с тем, чего не знаешь, – буркнул Гедимин, сердито щурясь. – У вас даже обсидиан не изучен. А потом у меня аварии.

Хольгер вздохнул, виновато отводя взгляд.

– Исгельт предложил облучать все линзы ещё на конвейере. Чтобы все уплотнения сразу проявились. Арторион против – химики, мол, не знают, как работать с ирренцием, боятся облучения…

Гедимин покачал головой.

– Подожди с конвейером. Надо сначала выяснить, почему там сгустки. И убирать примеси, из-за которых они появляются. А конвейеры и реактор пока не дёргать.

– Ну да, именно это я им и предложил, – сказал Хольгер. – Наверное, они привлекут тебя… А что там с реактором? Он не хуже предыдущего?

– Три вспышки в сутки, – пожал плечами Гедимин. – Я его оставляю на ночь. Оба раза находил работающим. Вспышки мне не сильно мешают. Три останова в сутки – это ничего. Мешает вероятность взрыва…

Он покосился на закрытый шлюз и замолчал. Аварийный сигнал пока не зажёгся – реактор, по-видимому, работал спокойно… или, возможно, уже взорвался.

– Я напишу Арториону, – кивнул Хольгер. – Нам пришлют образцы для опытов. Сделай небольшой облучатель – такой… квадратный твэл на четыре стержня и три пластины. Будем проверять в нём обсидиан.

Часть 8. 01.02–30.06.37. Луна, кратер Драйден, база «Геката» – кратер Кей, малый полигон

01 февраля 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Облучатель – короткий, всего двадцати сантиметров в длину, твэл из четырёх ирренциевых стержней, разделённых попарно ипроновой пластиной – стоял под стендом, и натянутое над ним защитное поле светилось изнутри, но не таяло. Гедимин, проследив за отсветами под куполом, одобрительно кивнул – генератор после доработок Хольгера стал работать не в пример лучше. Сармат оставил его и повернулся к выходу в испытательный отсек. Аварийный сигнал ещё не зажёгся, с последнего запуска реактора прошло пять часов, – можно было не торопиться. «Зайти?» – задумался на секунду Гедимин, остановившись у входа в шлюз. На работающий реактор смотреть было приятно – и, независимо от необходимости, сармат проводил в «яме» много часов. «Или подождать Хольгера здесь? Где он застрял? Обещал прийти с образцами…»

Шлюз дезактивации открылся без предварительных сигналов. Хольгер встал на пороге, посмотрел на Гедимина и смущённо отвёл взгляд. Аккуратно отодвинув его с дороги, в лабораторию вошёл Ассархаддон.

– Как идёт работа? – спросил он, подходя к защитному куполу и заглядывая внутрь. Ничего, кроме свечения на внешнем слое, он увидеть не мог, но Гедимин всё равно недовольно сощурился.

– Идёт, – отозвался он. – Хольгер, ты принёс обсидиан?

Ассархаддон повернулся к охранникам, слабо шевельнул рукой, – один из них, подойдя к Гедимину, протянул ему контейнер из белого фрила, отмеченного знаками «осторожно, хрупкий предмет». Символов опасности на ящике не было.

– Арторион прислал вам образцы, – пояснил Ассархаддон. – Я только немного вмешался в ход будущих опытов. Вы работаете с настолько странной материей, что я счёл нужным ввести слепое тестирование везде, где только можно. Здесь образцы обсидиана из разных месторождений на Земле, Марсе, Венере и Кагете. Есть образец с Луны, но большая часть добыта на Земле. Они не подписаны, но на них проставлены маркировки – и постарайтесь их не сбивать. Полную информацию Арторион вам даст, но позднее.

Гедимин переглянулся с Хольгером и пожал плечами.

– Мне всё равно, что откуда. Мы проверяем другое, – сказал он. – А как ты попал на поверхность Венеры?

Ассархаддон едва заметно усмехнулся.

– Окрестности вулкана Маат – относительно исследованная область, дроны высаживаются там регулярно. Надеюсь, ваш выбор не падёт на венерианский обсидиан, – образец для исследований добыть можно, но возить минерал с Венеры на постоянной основе… Я предпочёл бы без этого обойтись.

Гедимин снова пожал плечами.

– Может быть, любой подойдёт. Только убрать некоторые примеси… – он замолчал, на секунду задумавшись, и перевёл взгляд на облучатель. – Ты можешь найти нам вакуумированный отсек? Надо для испытаний.

Ассархаддон удивлённо мигнул.

– Так вы всё-таки умеете просить напрямую… Не ожидал. Через десять минут садитесь на дрезину и отправляйтесь в «Койольшауки». Лаборатория лучевых исследований будет вас ждать.

Приподняв ладонь в прощальном жесте, он вышел. Гедимин и Хольгер посмотрели на закрывающийся шлюз и переглянулись.

– Вакуум… Да, ты вовремя об этом подумал, – кивнул химик, покосившись на реакторный отсек. – А что с твоей установкой? Константин с ней не справится.

– А должен, – буркнул Гедимин, вспомнив обо всех рисках, сопровождающих запуск после аварийного останова. «Ну хоть эти реакторы йод не выделяют…»

– Я всё заглушу, – пообещал он, отдав Хольгеру контейнер с обсидианом. – А когда вернусь, поедем в «Койольшауки».

Пятнадцать минут спустя они стояли на платформе и ждали. Свободных вагонов на линии не было – шла плановая проверка техники – но ожидался попутный из Биоблока, и Гедимин смотрел в стену и старался не вспоминать, как однажды по Ядерному блоку проехал негерметичный контейнеровоз с биоотходами. Его успокоил бы вид облучателя, особенно – работающего, но все четыре стержня в непроницаемых контейнерах висели за спиной. Хольгер прикрепил к скафандру ящик с обсидианом; внутри было много мягкого материала, но всё же сармат был с ним крайне осторожен и одёргивал охранников, подходивших слишком близко.

– Хочешь делать опыты? – спросил Гедимин одного из бойцов Стивена – без особой надежды на ответ, просто чтобы отвлечься. Командир отряда насторожился и сделал шаг вперёд.

– Опыты? – настороженно спросил экзоскелетчик.

– Облучение обсидиана, – пояснил Гедимин. – Там ничего сложного. Только нужна осторожность. И не слишком кривые руки.

– Солдаты не должны заниматься тем, что делают техники, – сказал Стивен, глядя в сторону. – Приказ координатора.

Охранник, заинтересовавшийся было, отвёл взгляд и отодвинулся от Гедимина.

– Где ты берёшь эти приказы? – спросил сармат у Стивена. – Сам только что придумал?

Не дождавшись ответа, он протянул руку и притронулся к экзоскелету одного из бойцов.

– Иди с нами. Там интересно. Стивен тебе ничего не сделает. А сделает – сообщу Ассархаддону.

Стивена передёрнуло. Второй охранник настороженно смотрел на Гедимина.

– А если авария? – спросил он с опаской.

Гедимин пожал плечами.

– Я тебя вытащу, – пообещал он. – Если меня самого не зашибёт. Здесь хорошие медики. Быстро всё сращивают.

Теперь вздрогнул охранник.

– Вагон! – крикнул Хольгер, указывая на открытые люки. Открылись они, похоже, давно, – дрезина уже нетерпеливо гудела.

Гедимин вошёл в вагон, подняв руку в извиняющемся жесте. Сармат в белом скафандре с зелёными полосками на рукавах шевельнул ладонью в ответ и отошёл с прохода к маленькому бронированному глайдеру. Гедимин, скользнув по броне беглым взглядом, обнаружил воздуховоды, – внутри массивного контейнера содержалось что-то живое.

– Домициан? – удивился Хольгер, взглянув на попутчика. – В тяжёлой защите? Опять работал с эа-формой?

– Работаю, – поправил его сармат-генетик, кивнув на контейнер. Гедимин, запоздало вздрогнув, подался назад.

– Здесь эа-форма?!

– Не бойтесь, тут надёжные фильтры, – Домициан указал на воздуховоды, но прикасаться к ним не стал. – Ни одна клетка не просочится. Везу на полигон. Запросили объект для испытаний…

Гедимин поёжился.

– Неприятно, должно быть, их возить…

Домициан весело хмыкнул, смерив сармата выразительным взглядом.

– Неприятно – взрываться по три раза на неделе! Как твои кости, срослись?

Гедимин досадливо отмахнулся.

– Переломы можно вылечить. А эа-мутацию – нет. Или вы уже додумались?..

Домициан покачал головой.

– Хотелось бы, но – нет.

Он включил на запястье прибор, похожий на стандартный анализатор, и провёл вдоль воздуховодов. Сарматы внимательно следили за ним.

– Сколько у тебя таких… объектов? – спросил Хольгер, украдкой покосившись на свой анализатор.

– Больше трёх десятков, – ответил Домициан, отключив прибор; то, что он увидел на экране, слегка его успокоило, и он снова был настроен общаться. – Разного возраста и размера. Было на пять больше, но они решили слиться по двое. Видимо, это их единственная реакция друг на друга.

– Слиться? – переспросил Хольгер, удивлённо мигнув. – Они не пожирают друг друга, а сливаются? Надо же…

Домициан кивнул.

– Клетки перемешиваются и дальше действуют как один организм. Но у меня тут одиночный образец. Один из старейших – ему четыре года.

«Значит, четыре года назад…» – Гедимин вспомнил свою первую встречу с эа-мутантом – ещё не в форме ползающей слизи – и поёжился. «Интересно, откуда Ассархаддон их берёт… Хотя – нет, неинтересно.»

– То есть – вот этот мутант был одним сарматом? – уточнил Хольгер – он ещё не общался с эа-мутантами так близко, и неприятных воспоминаний у него было меньше. – И… ты, возможно, знаешь, кем?

Домициан кивнул и включил передатчик. Нужный файл нашёлся быстро.

– На них на всех есть документы. Все данные, какие только есть, – кем был, кем является. Вот карточка этой формы.

Гедимин посмотрел на экран и вздрогнул всем телом – так, что лязгнула броня. «Нгылек Гьоль» – гласила верхняя строчка. «Формирование начато: 26 декабря…»

– П-понятно, – пробормотал Хольгер, быстро отводя взгляд от экрана. – Ну что ж… И часто Ассархаддон прибегает к таким… методам наказания?

Домициан пожал плечами, недоумённо покосился на Гедимина и быстро выключил передатчик – видимо, глаза сармата успели потемнеть и сузиться.

– Никогда не вникал в его дела. Всё, что я знаю, – у нас есть объекты разной степени зрелости. Некоторым меньше полугода.

Вагон замедлил ход, приближаясь к станции. Хольгер покосился на передатчик и потянул Гедимина к выходу.

– Наша остановка. Тебе ехать дальше, – сказал он Домициану. – Осторожнее с этим… существом.

– Не беспокойся, эпидемии не будет, – сдержанно отозвался генетик, поднося включённый анализатор к воздуховодам. «Нгылек,» – Гедимина вновь передёрнуло. «А я-то боялся расстрела…»

За ними вышли притихшие охранники. Гедимин подошёл к тому, с кем так и не закончил разговор на платформе Ядерного блока.

– Приехали. Так что с опытами? Идёшь с нами?

Охранник покачал головой.

– Нет, – он отодвинулся немного в сторону, глядя мимо Гедимина. – Это без меня.

03 февраля 37 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Хольгер отложил просканированный образец в контейнер, достал следующую обсидиановую пластину и протянул Гедимину. Опыты шли третий день, процесс был отработан, – сарматы могли часами молчать, и в отсеке стояла мёртвая тишина, – вакуум поглощал любую вибрацию.

Гедимин вложил образец в просвет между двумя пластинами из рилкара и флии – самодельный «управляющий стержень» делил надвое массу ирренция, поглощая излучение и прерывая возможную реакцию. Обсидиан лёг в удерживающий паз, «стержень» медленно пошёл кверху – равномерно, миллиметр за миллиметром. Гедимин держал его твёрдой рукой, все движения давно были выверены, – ещё секунда, и самодельный твэл зажёгся зеленью, осветив сумрачный отсек. Гедимин отложил «стержень» и отодвинулся, глядя на конструкцию сбоку, – проявятся белесые полоски и крапины, или зелёное свечение останется ровным?

– Странно всё-таки, – нарушил тишину задумчивый голос Хольгера. Гедимин удивлённо мигнул.

– Ты что-то нашёл?

В руках у химика не было образцов, и анализатор он временно выключил, отслеживая состояние твэла по дозиметру. «Ничего не нашёл,» – понял Гедимин. «Тогда в чём дело?»

– Это же просто стекло, – Хольгер прикоснулся пальцем к ближайшему необлучённому образцу. – Окись кремния, немного оксида алюминия, щепотка примесей – окисленные щелочные металлы и пузырьки вулканического газа. Этот состав сто раз воспроизводили – со всеми примесями и включениями. И ничего. Никакой реакции. И эти пластины…

Он щёлкнул по образцу кончиком пальца.

– Это же не чистый плавленый обсидиан. Это стеклянистый фрил с его примесью. Наверное, надо быть омикрон-квантом, чтобы видеть разницу. Я вот не вижу.

Гедимин медленно вернул на место «стержень» и достал из паза облучённый образец. В этот раз никаких вспышек не было – этот пласт обсидиана хорошо отработал бы и в реакторе.

Хольгер, приняв от него облучённую пластину, протянул ему ещё одну.

– Предпоследняя, – сказал он. – Скоро пойдём отдыхать.

– Ты устал? – вяло удивился Гедимин. Работа была предельно простой, но и он чувствовал неприятную тяжесть в голове и слабость в мышцах.

Зелёное свечение снова стало ярким. Несколько секунд сармат молча смотрел на него – и едва успел краем глаза уловить точечную вспышку у самой стены и два тонких зелёных волоска, от твэла протянувшиеся к ней.

Взрыва не было – нечему было образовать ударную волну, но дозиметр заверещал внутри скафандра так, что Гедимин зашипел от внезапной боли в ушах. Хольгер вскочил, но все посторонние свечения уже погасли – обсидиановая пластина была прихлопнута двусторонним экраном, излучение более не попадало на неё.

– Микролинзы, – выдохнул Хольгер, бережно принимая образец из рук Гедимина. – Вот так было и с твоим реактором. Сейчас найду, где они…

Несколько минут он, затаив дыхание, водил анализатором по пластине. Гедимин молча наблюдал за ним, но его взгляд всё время возвращался к едва заметным серебристым включениям внутри стекла. Оно вообще было неравномерным – окраска шла волнами, чёрное сменялось серым и белесым – но эти крошечные пятнышки почему-то выделялись и сразу бросались в глаза.

Хольгер выпрямился и развернул голографический экран, высматривая что-то среди повторяющихся строчек.

– Это? – не выдержал Гедимин, ткнув пальцем в одно из вкраплений. – Что там?

– Торий, – ответил Хольгер, обводя небольшую область на экране. – Окись тория. Но, видимо, не только торий. Тут вокруг – железосодержащие области. Такая… линза в центре линзы. Думаю, это оно.

– Торий? – Гедимин выпустил щупы анализатора и поднёс их к серебристой точке. – Здесь считанные атомы этого вещества. Уверен, что оно может так серьёзно влиять?

Хольгер молча кивнул, ставя в контейнере напротив последнего образца несколько пометок.

– Здесь ещё одна торийсодержащая пластина. Давай проверим её. Кажется, мы очень близки к цели.

07 февраля 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Реактор излучал привычный синевато-зелёный свет без белесых проблесков. Гедимин наблюдал за ним из-за щита управления, подсвеченного единственной красной лампочкой. Освещение здесь не требовалось – даже заглушенный реактор светился на весь зал, а в присутствии работающего приходилось закрывать глаза тёмным щитком. Шёл третий час непрерывной работы – и четвёртые сутки с тех пор, как Хольгер собрал все данные по облучению обсидиана и унёс в Химблок. С тех пор Гедимин его не видел – разве что мельком, в столовой и по пути к жилым отсекам, и химик на все вопросы лишь качал головой.

«За столько дней они должны были что-то найти,» – думал сармат. «Выяснить, что там с торием, и при чём тут железо.»

Он перевёл взгляд на один из твэлов. Сквозь яркое свечение ирренциевых стержней трудно было разглядеть серо-чёрную трубку обсидиановой линзы – но она там была, и сигма-лучи, испускаемые анализатором, до неё дотягивались. Теперь Гедимин и без помощи Хольгера мог найти в толще обсидиана сформировавшиеся и с каждым днём уплотняющиеся серебристые сгустки – скопления атомов железа, по непонятной причине сдвинувшихся с места и сползающихся в несколько точек, как сползаются вместе клетки расплескавшейся эа-формы. Таких линз в реакторе было шесть; раз в семь-восемь часов одна из них выдавала белую вспышку с перегревом твэла. Гедимину с ними всё стало ясно ещё три дня назад; можно было бы опустить до упора управляющие стержни и вывести ненадёжные твэлы из реакции, но сармат не торопился, дожидаясь окончательного ответа от Хольгера. Ториевых вкраплений он не нашёл ни в одной линзе – видимо, та единственная, в которой они были, взорвалась вместе с предыдущим реактором.

Защитное поле над головой пошло красными волнами. Гедимин мигнул, несколько секунд озадаченно смотрел на него, а затем быстро двинулся вверх по лестнице. Хольгер пришёл – и, как мог, пытался вызвать сармата из «реакторной ямы» на поверхность, – «фонящий» реактор напрочь заглушал любые внешние сигналы.

– Ну? – спросил Гедимин, едва шагнув на верхнюю ступеньку. Хольгер ухмыльнулся и пощёлкал пальцем по прикрытому бронёй запястью.

– Всё подтвердилось, атомщик. Примеси урана и тория создают микролинзы, из-за них возникают концентрированные пучки – а при их пересечении – эффект Прожига со всеми сопутствующими.

– А непересекающихся лучей в реакторе нет, – еле слышно пробормотал Гедимин, оглянувшись на «яму».