Текст книги "Проект «Геката» (СИ)"

Автор книги: Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 146 страниц)

– Чтоб ему уйти в обратный синтез, – безнадёжно пробормотал Гедимин, облокачиваясь на столешницу. – Не вещество, а псих какой-то… Ну так что у нас выходит?

Исгельт, с трудом подавив облегчённый вздох, щёлкнул передатчиком.

– Ноль восемь микрокьюгена по омикрону, – показал он в таблице. – Это один килограмм и одна линза. С десятью на выходе чуть меньше полукьюгена.

Гедимин мигнул.

– Не так уж мало, – сказал он. – Для ирренция – вполне обычно. Это ж омикрон, а не сигма.

Исгельт, недовольно щурясь, отключил экран.

– Этого мало. Нужно выйти как минимум на кьюген. Прокол закрывается в считанные секунды, а Ассархаддон требует, чтобы он просуществовал пару суток.

– Вот Ассархаддон пусть и… – начал было Гедимин, но встретился взглядом с Хольгером и осёкся. – Стационарное кольцо излучателей, как я уже говорил. Для микропрокола хватит ноль восьми, для ведущего – полукьюгена, потом всё склеится. Длительность жизни зададите пульсацией.

Исгельт хмыкнул.

– Это полгода придётся пульсировать. И… ты представляешь размеры кольца? Мы Луну по экватору опояшем. Я-то не против, но демаскировка…

Гедимин оглянулся на стенд, прикрытый непрозрачным полем. Ничего особо фонящего там не было – пара запасных обсидиановых стержней с лопастями, оставшихся от сборки ЛИЭГов. «Для килограмма явно велики. Хотя – как сделать…»

– Есть одна мысль, – нехотя признался он. – Можно увеличить долю омикрон-распадов.

Сарматы настороженно переглянулись.

– Не рванёт? – спросил Хольгер.

– Уже не знаю, – сказал Гедимин, покосившись на вскрытый прожигатель. – ЛИЭГи пока работают. Хотя – кто их там знает. Может, их тоже доломали.

Исгельт обиженно сощурился. Хольгер тронул его за плечо, незаметным, как ему казалось, жестом призывая не обращать внимания.

– Значит, берёшься, – подвёл итоги Исгельт, поднимаясь из-за стола. – Хорошо, я передам Ассархаддону. Хольгер хочет остаться с тобой, лабораторий у вас две – его и твоя, работай где хочешь. Много времени тебе нужно?

«Вечно все спрашивают о том, что не от меня зависит,» – недовольно сощурился Гедимин.

– Дней десять. Может, две недели, – ответил он. – Сначала пройду по вашим опытам. Что-то там всё же не так. Не может металл изменить свойства на ровном месте.

– Иди, – не стал спорить Исгельт. – Когда понадобится полигон, напишешь мне.

09 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Рилкар, прогревшийся до слабого красноватого свечения, медленно остывал, пузыри деформированной поверхности сдувались, но водяные брызги, упав на повреждённый корпус излучателя, испарялись почти мгновенно. Гедимин счищал прилипший расплав с пальцев, стараясь не соскоблить вместе с ним слой брони. Хольгер стоял над ирренциевым сердечником с анализатором и растерянно хмыкал, глядя на экран.

– Тот же самый ирренций, Гедимин. Никаких отличий.

– И воздушные полости не помогли, – заключил сармат, покосившись на деформированный корпус. – Слишком сильный нагрев. Что, в этот раз ещё быстрее, чем в прошлый?

Хольгер кивнул.

– Как будто свойства изменяются у нас на глазах, – сказал он. – Ты с таким не сталкивался?

Гедимину вспомнился первый удачный запуск синтезирующего реактора, и он машинально притронулся к пластине над виском.

– Лучше не надо, – покачал головой Хольгер. – Я обсуждал с Исгельтом наши наблюдения. Он боится за твой мозг. Сигма всё-таки недостаточно изучена. А ты и так странный.

Гедимин сердито фыркнул, в последний раз посмотрел на отчищенные пальцы – рилкара на них больше не осталось, но маленькие пластины брони покрылись микроскопическими вмятинами – и протянул руку к горячему ирренциевому блоку.

– Значит, килограмм? Ну ладно. Начну собирать кольцевой сердечник.

– На обсидиане? – оживился Хольгер. – Сколько лепестков?

– Восемь, как в ЛИЭГе, – ответил Гедимин, вынимая из-под большого защитного купола маленький непрозрачный шар с ирренцием внутри. Хотя оба сармата были в тяжёлых скафандрах, а охрану выпихнули за санпропускник, ремонтник по привычке экранировал радиоактивный металл – в конце концов, пострадать от облучения могли не только сарматы, но и станки, и возникновение наведённой радиации было маловероятно, но всё же возможно.

10 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Потоки разлетающихся частиц и квантов хлестнули по защитному полю, отразившись в нём разноцветными сполохами, и оно заколыхалось, как мыльная плёнка на сквозняке, тая на глазах. Гедимин вскинул генератор поля, наращивая толщину купола изнутри, на мгновение он уплотнился до непрозрачности – и снова посветлел, проеденный излучением почти насквозь, но тут выброс прекратился, и многоцветные вспышки погасли. Там, где скрестились два ослепительно-ярких луча, ещё пульсировал, постепенно закрываясь, белесый шар, от вида которого болели и слезились глаза – даже сквозь тёмный щиток Гедимин чувствовал неприятный жар. Он запоздало порадовался, что из испытательного туннеля был откачан воздух, – пространственный прокол таких размеров вызвал бы весьма мощную воздушную волну, возможно, даже впечатал бы испытателя в закрытый люк.

«Двадцать один…» – начал было считать Гедимин, но портал уже исчез; белый шар был не более чем отпечатком на сетчатке глаза, и теперь он превратился в размытое красное пятно и собирался маячить в поле зрения, пока пострадавшая ткань не восстановится.

«Heta,» – отсигналил сармат Хольгеру и пошёл за вмурованными в стену анализатором и дозиметром. «Хватит на сегодня. Теперь надо подумать.»

– Прокол продержался десять секунд, – сообщил Хольгер. – Как ты успел выдать такую длинную пульсацию?

– Никакой пульсации не было, – ответил Гедимин, тяжело опускаясь в кресло. – Я вообще ничего не успел. Луч попал в область плотной материи. Возможно, поверхность планеты… надеюсь, там не было ничего живого.

Хольгер рассеянно кивнул, перечитывая данные из испытательного туннеля.

– Три тысячи девятьсот девяносто один микрокьюген, – растерянно мигнул он, глядя на экран дозиметра. – Это всё – омикрон-излучение. Почти четыре кьюгена! Как только стены не поплавились…

– Поплавились, – буркнул Гедимин. «Так, стены – починить… А туннель для таких испытаний тесен. Запросить полигон?»

– Это всё из-за обсидианового стержня? – спросил Хольгер, вскрывая корпус излучателя. Внутри оплавлений не было – нагрев удалось снизить, переведя излучение в омикрон-область, но теперь альфа-излучение снова усилилось, и разрезанный на восемь частей блок понемногу прогревался.

– Да, перераспределение потока плюс линзы, – отозвался Гедимин, забирая излучатель из его рук. – Надо заставить поток пульсировать, иначе в вакуум не попадём. Думаю сделать стержень подвижным, линзы зафиксировать, – так быстрее.

12 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Тонкие извилистые красные волоски ползли по защитному экрану; их яркость изменялась так быстро, что даже глаз сармата не мог это отследить – оставалось полагаться на приборы. Десятисантиметровый прокол из одной галактики в другую висел в вакууме, не закрываясь. Его мерцающие края постепенно погасли, но он всё ещё был там, о чём говорило незатухающее сигма-излучение. «Интересно, что фонит – то пространство или эта… мембрана,» – думал Гедимин, наблюдая за почти невидимым порталом из-под защитного купола. Десятисантиметровый прокол в вакууме располагался так далеко от любой обитаемой планеты, что вторжения можно было не опасаться, – ещё не построили крейсер, который пролез бы в такую дырку.

«А вот когда дойдёт до больших долгоживущих порталов…» – Гедимин невольно ухмыльнулся, но тут же отогнал ненужные мысли, прикрыл «дырку» сферой защитного поля, сам выбрался из-под купола и подошёл к коммутатору. «Хочешь увидеть портал?» – напечатал он.

Минуту спустя шлюзовые ворота замигали красными светодиодами – кто-то выбирался из плотноатмосферной зоны в вакуум туннеля, и насосы откачивали ценный воздух, чтобы не тратить его понапрасну. Хольгер подошёл к Гедимину и встал рядом с ним, опасливо щурясь на неподвижный портал.

– Он там? – уточнил химик. – И долго он там будет?

– Посмотрим, – пожал плечами Гедимин. – Минимум несколько часов.

– Это один пучок? – Хольгер посмотрел на излучатель и сверился с датчиками. – Тясяча девятьсот… Почти два кьюгена. Большой прокол. Как бы не разворотить мембрану так, что она не восстановится…

– Ассархаддон же хотел постоянный портал. Вот и получит, – отозвался Гедимин.

– Сюда будет неудобно загонять спрингеры. Даже глайдер с трудом пролезет, – Хольгер расставил руки и коснулся обеих стен туннеля.

Излучение всё ещё пульсировало, но дозиметр показывал, что оно медленно угасает.

– Час или два, и портал закроется, – успокоил Хольгера Гедимин. – Двух кьюгенов на постоянный мало.

Химик недоверчиво хмыкнул.

– Завтра возьмёшь подвижный излучатель?

Гедимин кивнул.

– Сегодня поработаю с этим, а завтра надо будет взять станину. Поеду на полигон…

– Я с тобой, – сказал Хольгер. Гедимин смерил его задумчивым взглядом и покачал головой.

– Нет. Опасно. Тут тонкие процессы. Если станину тряхнёт, ирренций может «хлопнуть».

– Хлопнуть? – Хольгер мигнул. – Ты о взрыве?

– Это не взрыв, – недовольно сощурился ремонтник. – Ты же знаешь. До взрыва там…

Химик покачал головой.

– Помнишь Лос-Аламос, опыты по синтезу? Там было меньше килограмма. Гораздо меньше. И взорвалось так, что разнесло два реактора.

Гедимин перевёл взгляд на излучатель.

– Ладно, добавлю ипрона. Не с чего там быть цепной реакции. Масса не та, форма не та… Но ты на полигон не ходи. Когда отдам прожигатель вам с Исгельтом – делайте что хотите. А сейчас – нет.

Хольгер вздохнул.

– Он правда не хотел тебя оскорбить. Но ты… Не суй руку в портал, ладно? Потеряешь передатчик в чужой галактике – Кумала обидится.

13 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Экспериментальный прожигатель и станина к нему весили немного – Гедимин донёс их до полигона, прикрепив к спине, грузовая дрезина не понадобилась. Хольгер и Константин проводили его до последнего шлюза, расставшись с ним только у пирса. На полигоне сегодня было оживлённо – ни одного свободного глайдера; сарматы остановились у кислородной заправки, Гедимин пополнил запас. Константин упорно тыкал в экран передатчика, а спустя три минуты посмотрел на ремонтника и кивнул.

– По расчётам, не взорвётся.

«Видел я твои расчёты,» – вертелось на языке у Гедимина, но он сдержался и благодарно кивнул.

– Если что – скафандр прочный.

– Через полчаса подашь сигнал, – напомнил Хольгер, бросив на охранников Гедимина выразительный взгляд. Они тоже оставались у шлюза – как считал сам ремонтник, им и наружу-то вылезать не стоило.

– Если что-то случится, тоже сигналь, – сказал Хольгер, снова покосившись на охрану. – Я буду недалеко. Не хочешь звать их – зови меня. И…

Он пошарил взглядом по шлему Гедимина и одобрительно кивнул.

– Пластины все на месте. Тёмный щиток опусти, мало ли.

Гедимин, не споря, поднёс руку к шлему.

Из знакомых планет на небе был только Марс, и сармат следил за красноватым кругляшком с двумя точками спутников, пока глайдер летел над лунной равниной. Пару минут спустя и Марс, и чёрное небо исчезли под плотным маскировочным куполом. Гедимина высадили в выбранной точке, и глайдер, нагруженный чем-то взрывоопасным из «хозяйства» Химблока, полетел дальше. Отсюда Марс не просматривался, и сармат, прекратив бесполезные наблюдения, принялся прощупывать грунт. Верхний слой, как всегда, был слишком рыхлым, чтобы служить надёжной опорой; Гедимин вкопал станину поглубже, слегка погрузив её в плотный «материк», закрепил излучатель и запустил механизм. Выключенный прожигатель быстро проехал весь круг и остановился в исходной точке; никаких сбоев не произошло, и Гедимин, довольно хмыкнув, стал настраивать «пульсаторы».

Их было два – один, миниатюрный, с пятью граммами ирренция, размазанными в блин, и широким конусом луча – для сигма-излучения и отсчёта направляющих пульсаций; вторым был сам прожигатель – интенсивность излучения должна была меняться за счёт движения обсидианового стержня. «Почти цепная реакция,» – едва заметно усмехнулся Гедимин, настроив блок управления. Интенсивность пучка изменялась за считанные доли секунды на несколько порядков, – проколы от таких лучей получались широкими и подолгу не затягивались.

«Два метра в поперечнике,» – Гедимин, нажав кнопку пуска, отошёл на пару шагов и стал ждать, слушая писк таймера. «Тесновато, но пройти можно.»

Прокол должен был соединить две области вакуума, пульсация задавала расстояние до источников гравитации и плотность вещества, – до сих пор ошибок не было, и можно было не опасаться резкого перепада давления, но на всякий случай Гедимин опустился на грунт, запустил пальцы в рыхлую массу, дотянулся до «материка» и заякорился. «А если бы там была плотная материя, – как бы оно рвануло?» – на секунду задумался он, но тут же одёрнул себя – таймер замолчал, и прожигатель испустил два узких зелёных луча. Невооружённым глазом нельзя было определить, где они сойдутся, – они шли под небольшим углом друг к другу, но Гедимин точно знал место схождения – в тридцати метрах от него, в трёх – над поверхностью.

Тысячную долю секунды спустя пространство в точке схождения всколыхнулось и лопнуло, края разрыва зажглись неприятным белесым светом. Прожигатель скользил по кругу, оставляя за собой трепещущее светящееся кольцо с неровными краями. Неровности быстро, почти неуловимо выравнивались, и по мере этого круг расширялся, незаметно прибавляя то по сантиметру, то по десятку. Гедимин изумлённо мигнул, – это явление он наблюдал впервые, и ему стало не по себе.

Прожигатель уже проехал половину пути; в верхней точке траектории он на секунду остановился, «отбивая» очередную пульсацию, и двинулся было дальше, но Гедимин, внимательно наблюдающий за лучами, растерянно мигнул и резко выпрямился – они стали ощутимо тусклее. Непрерывная полоса порталов сузилась, узкий участок, едва появившись, начал зарастать невидимой «мембраной». Гедимин шагнул к прожигателю и придержал его, свободной рукой вскрывая корпус. «Стержень. В верхней точке он выдвигался наполовину. Видимо, застрял… Да, так и есть,» – Гедимин досадливо сощурился на выдвинутый слишком далеко обсидиановый стержень. Плотность омикрон-потока упала на порядки, альфа-излучение, усилившись, уже начало нагревать ирренций, – красным он ещё не светился, но пальцы уже согревал. «Я же всё проверил. Как его заклинило?!» – Гедимин ошалело мигнул, но быстро опомнился и мягко надавил на стержень, возвращая его в правильное положение. «Закончу – проверю…»

Эту короткую мысль он додумывал, рухнув на грунт в десяти метрах от экспериментальной установки; ещё пять метров его волокло, но когда он остановился и приподнялся на локте, не обращая внимания на боль, обломки прожигателя ещё висели над поверхностью. Он разлетался на куски невероятно медленно, что-то раздирало его изнутри, вышвыривая наружу ослепительные пучки зелёного света, а снизу, между кружащимися обломками и нетронутым рыхлым грунтом, повис зыбкий колышущийся конус синевато-зелёного свечения. За невероятно долгую секунду Гедимин успел разглядеть его структуру – наползающие друг на друга полотнища различной яркости, пронизанные тонкими яркими «нитями», а потом конус разомкнулся, выписав на нетронутом грунте оплавленную восьмёрку, и погас. Обломки установки брызнули во все стороны, сармата отшвырнуло назад и впечатало спиной в камень.

Он остался в сознании, даже смог подняться, – но голова отчаянно кружилась, а правая рука бессильно болталась. Ощупав грудь и плечо, сармат обнаружил обломок, впившийся в броню. Пробить её он не смог, но пластины вмялись в тело – и, кажется, что-то сломали. Дышать было больно, шевелиться – ещё больнее. Привычно перейдя на «остров ясности», Гедимин огляделся в поисках излучателя. Его расшвыряло по большой площади, обломки глубоко зарылись в грунт, оставив в нём узкие воронки. Сармат опустился на колени, поворошил почву, – найденный кусочек обсидиана был ещё горячим, заметно оплавился и ярко светился. Дозиметр испустил предупреждающий писк, Гедимин кивнул и тут же сощурился от боли – движение потревожило повреждённую ключицу.

– Hasu! – выдохнул он сквозь зубы, пытаясь подняться. «Датчики,» – пульсировало в мозгу. «Найти датчики. Установить природу конуса. Я должен знать, что это. Должен знать.»

Через пять шагов его повело в сторону, и он тяжело рухнул. Боли не было; кровь оглушительно стучала в ушах, изнутри накатывала странная слабость. «Датчики,» – он с трудом пошевелил пальцами, пытаясь включить передатчик, но пластины на рукаве не двигались. «Забрать датчики. Я должен знать, что это…»

15 апреля 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

– Датчики, – медленно, с трудом шевеля губами, проговорил Гедимин – и только после этого открыл глаза. Услышать его было некому. Сверху лежала матовая крышка медицинского автоклава, снизу колыхалась вязкая желейная подстилка, правую сторону груди и правое плечо прикрывал непрозрачный фиксатор, из-под которого торчали трубки, уходящие в стену автоклава. Гедимин пошевелил правой кистью, попробовал согнуть руку в локте – плечо слегка заныло.

«Вызвал помощь?» – сармат попытался вспомнить, что было перед тем, как он потерял сознание. «Не помню. Маловероятно.»

Он поднял здоровую руку и постучал по крышке. Неприятное ощущение слабости вернулось, звук получился еле слышный, но с той стороны что-то зашевелилось, по крышке прошла тень, и она немного сдвинулась, позволив сармату увидеть кусок потолка и размытое лицо медика, склонившегося над ним.

– Датчики, – повторил он. – Пусть найдут. Это важно.

– Да чтоб тебя, – пробормотал медик. – Не трогай дренаж!

Он щёлкнул каким-то переключателем над головой сармата, и тот почувствовал непонятное движение и странную прохладу под рёбрами. Грудная клетка непроизвольно расширилась, втягивая воздух; от неожиданно сильного вдоха у сармата закружилась голова.

– Тебя нашли полумёртвым, теск. А ты про датчики, – медик с грохотом задвинул крышку на место, тень снова прошла по ней и исчезла. Гедимин досадливо поморщился. «Дренаж?» – он вспомнил странный наплыв слабости после ранения. «Видимо, внутреннее кровотечение. Неприятно.»

Он снова постучал в крышку, но на этот раз никто не подошёл. Сармат откинулся на спину и прикрыл глаза, восстанавливая в памяти последнее испытание прожигателя. «Меня отбросило до разлёта осколков. Чем?» – всплывший первым ответ «воздушной волной» был очевидно бессмысленным, и сармат еле слышно фыркнул. «И эти обломки… Они просто парили над грунтом. Их подбросило, и они висели там. И этот световой конус…» Он тихо застонал. «Повторить эксперимент. Я должен знать, что это было.»

16 апреля 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

В последние дни Гедимин просыпался нечасто – медики, недовольные его попытками выбраться из автоклава и обсудить с ними вопросы ядерной физики, вливали в него что-то снотворное с утра до ночи. Это вещество расслабляюще действовало не только на тело, но и на мозг, – найти несчастный катетер и выдернуть его ко всем астероидам сармат периодически хотел, но так и не собрался это сделать. Сейчас, ещё не проснувшись, он снова вспомнил о катетере; шевелиться не хотелось – была почти стопроцентная вероятность, что через секунду сознание снова отключится – но в автоклав проник неприятный сквозняк, и верхняя часть груди странно саднила. Прислушавшись к ощущениям, сармат обнаружил, что по его коже водят чем-то холодным и не то мокрым, не то липким, сверху вниз, заметно в стороне от раны – и начинается это движение именно в саднящей области. «Странно,» – заключил Гедимин и открыл глаза.

На краю автоклава сидел Кумала. Рассеянно улыбаясь, он вёл по груди сармата узким, тонким до прозрачности лезвием. Надрез, на секунду побагровев, тут же затягивался, оставляя исчезающую белую полоску на серой коже. Встретившись взглядом с Гедимином, Кумала дружелюбно улыбнулся и поднял свободную руку в приветственном жесте.

Схватить его сармат не смог – промахнулся на какие-то миллиметры. Кумала скатился с края автоклава и проворно отскочил в сторону. Когда Гедимин выпрямился, конструктор стоял у двери и держал на виду пустые руки.

– Мне очень жаль, что я потревожил вас, – сказал он с извиняющейся улыбкой. – Я прошу прощения.

– Псих, – выдохнул Гедимин и сделал ещё один шаг к двери. Если бы не снотворное в крови, он бы догнал Кумалу, – но сейчас тот был в разы быстрее.

– Я не должен был этого делать, – признал Кумала, остановившись в проёме открытой двери. – Надо было сдержаться. Я старался не причинять вам боли. Повреждения очень малы и скоро…

Гедимин покосился на приборную панель справа от себя в поисках чего-нибудь, что можно бросить, но дверные створки уже сомкнулись. Сармат выдохнул сквозь зубы, щурясь на сработавшие замки.

– Что там? – в отсек заглянул недовольный медик. Гедимин повернулся к нему, прикоснулся к груди чуть ниже ключиц, – на пальцах осталось липкое. Отчего-то верхние надрезы не зарастали; от нижних уже не осталось и шрама, верхние всё ещё саднили.

– Кумала, – ощерился Гедимин.

– Вот полоумный, – пробормотал медик, протирая порезы сармата влажным тампоном. – Это он сделал?

– Не я же, – буркнул Гедимин, вынимая из руки катетер. Медик недовольно сощурился, но промолчал, – всё равно игла от рывков сармата выскочила из вены.

– Он сюда часто заходит, – сказал он. – Но обычно только сидел и смотрел. Он в общем-то соображает…

Гедимин выдохнул с присвистом, и медик замолчал.

– Как он вообще сюда попал? – сармат кивнул на дверь. – Хольгер сюда прийти не может. А эту ходячую слизь вы пускаете.

Медик ухмыльнулся, на всякий случай отступая на пару шагов.

– Его никто не пускает. Он что-то сделал с замком. Добавил свой код, что ли…

– Ну так убрали бы! – фыркнул Гедимин. Порезы наконец затянулись, в голове немного прояснилось, но очень хотелось кого-нибудь убить.

– Мы не механики, – отозвался медик. – А ты спи дальше. Видел, что с регенерацией? Все ресурсы брошены на заживление ключицы, даже порезы не затягиваются. Тебе ещё три дня лежать.

– Полежишь тут, – Гедимин потёр затянувшиеся ранки. – Не отключай меня больше. Вечером посмотрю, что у вас с замками. А Хольгера могли бы пустить. Он по крайней мере не псих.

– Чтобы кого-то пустить, надо, чтобы он хотя бы пришёл под дверь, – хмыкнул медик. – А Хольгер ещё ни разу не подходил. Ладно, не хочешь лежать в автоклаве – иди на кушетку.

Снотворное выветривалось медленно – первые два часа Гедимин дремал на кушетке, вскидываясь от любого шороха, потом, вспомнив о Кумале, нехотя встал и пошёл искать скафандр. Найти удалось только небольшой ремонтный комплект – броня сармата дожидалась владельца в жилом блоке. «Сойдёт,» – решил Гедимин и, выспросив у медиков код, вышел в коридор.

Он не знал точно, где находится, – в каком-то из многочисленных отсеков Биоблока, выделенных под лечение пострадавших, а не под эксперименты биологов, медиков и генетиков. В обе стороны тянулся плавно изгибающийся коридор, вдоль одной стены угадывались замаскированные люки медотсеков и спрятанные под обшивкой турели, направленные на глухую стену. Гедимин покосился на них, но отвлекаться не стал.

«Давно я не работал с ремонтными комплектами,» – думал сармат, копаясь в щите управления. «Отвык. А когда-то обходился куском фрила.»

«Неисправность» обнаружилась быстро – едва заметный «жучок» – встроенная ячейка с добавленным кодом доступа. Гедимин выдрал её из панели и тщательно растёр в кремниевую пыль. Когда хруст прекратился, за плечом сармата послышался тихий удручённый вздох. Обернувшись, Гедимин увидел Кумалу.

Конструктор стоял поодаль, застенчиво улыбался и сжимал что-то в ладони. На скальпель или станнер это не было похоже, но Гедимин на всякий случай перехватил поудобнее самый тяжёлый инструмент, попавшийся под руку.

– Не пугайтесь, – попросил Кумала. – Я пришёл извиниться за утренний… инцидент. У меня не было намерений навредить вам…

Гедимин ждал, что его удар пройдёт мимо цели – конструктор, когда хотел, был быстрее бластерного разряда – но в этот раз он не промахнулся, и Кумала, мотнув головой, осел на пол. Гедимин изумлённо взглянул на свой кулак, покрытый чёрными брызгами, и качнулся назад, ожидая, что конструктор уже перешёл в наступление. Но Кумала так и сидел на полу, даже не пытаясь защититься, и кровь сочилась из лопнувшей губы и пачкала подбородок.

– Простите меня, – попросил он, жалобно глядя на Гедимина. – Я напугал вас. Мне не следовало входить туда. Я же помню, что вы не хотите быть со мной. Я помню. Я только принёс вам подарок.

– Что?! – Гедимин изумлённо мигнул.

– Возьмите, – Кумала разжал кулак и протянул сармату ладонь, на которой лежало что-то плоское. Гедимин осторожно прикоснулся к предмету, жалея, что на нём нет скафандра, но ничего не случилось. Вещица оказалась медальоном – с одной стороны было изображено ядро атома, с другой помещалась в тонкой рамке фотография – сармат, выпрямившийся во весь рост и вскинувший руки, в пустом корпусе реактора. Гедимин замигал, растерянно глядя на «подарок».

– Где ты это взял?

Кумала только усмехнулся. Казалось, что разбитая губа совершенно не беспокоит его, – он даже не прикасался к ней.

– Можно мне встать? – спросил он, поджимая под себя ноги. Гедимин, убрав медальон в нагрудный карман, задумчиво смотрел на конструктора. Ему было не по себе.

– Вставай, – сармат протянул ему руку. – Я не буду тебя бить. Просто не лезь ко мне, и всё. Я тебе не самка.

Кумала проворно поднялся на ноги, двумя руками держась за протянутую ладонь, – не было никакой необходимости так в неё вцепляться, поднялся конструктор сам, и довольно ловко, но отпустил он Гедимина не сразу.

– Спасибо. Вы благородный сармат, Гедимин, жаль, что здесь это некому оценить. Может быть, вам что-нибудь нужно? Мне до сих пор неловко, и если возможно как-то это компенсировать…

Гедимин отодвинулся к двери и хотел было рявкнуть на Кумалу, чтобы тот наконец отлип, но остановился, огляделся по сторонам и плотно прикрыл створки.

– Ты сюда добрался. Можешь привести сюда Хольгера? Он не знает, где я. А у меня к нему дело. Приведи, и будем считать, что всё закрыто. Но больше ко мне не лезь.

Кумала криво улыбнулся, глядя поверх головы Гедимина, – для этого ему пришлось запрокинуть голову.

– Хольгер Арктус? Да, это совсем не трудно. Мне будет позволено пройти вместе с ним?

Гедимин качнул головой.

– У нас свои дела. Ты не атомщик, тебе это ни к чему.

Кумала вздохнул.

Он ещё стоял в коридоре, когда Гедимин вернулся к починке замка, – после извлечения лишней детали нужно было соединить оставшееся в рабочую схему. Пять минут спустя сармат вернул на место все крышки и оглянулся – Кумалы уже не было. «Приведёт или нет?» – подумал Гедимин. «Странный он всё-таки.»

В медотсек он вернулся приободрившимся и – по сравнению с недавним своим состоянием – полным сил и желания работать. Одного замка ему показалось мало; оглядевшись, он нашёл заброшенного вида установку и вскрыл её. Медик, заглянувший на шум, выразительно хмыкнул и постучал по плечу сармата:

– Эй, ты зачем туда полез?

– Эта штука не работает, – отозвался Гедимин, удивлённо разглядывая пыль, облепившую детали. Даже в Ураниуме с его пылящими шахтами и дорогами редкий механизм доходил до такого состояния.

– Да и на Плутон её, – махнул рукой медик. – У нас есть запасная.

– Будет две, – сармат вынул повреждённый элемент и покрутил его в руках. – Это можно починить. Спирт у вас есть?..

…Он переоценил свои силы – через полчаса тщательной отчистки деталей слабость снова накрыла его, и он еле-еле смог собрать их вместе. Отложив проверку работоспособности на более удачное время, сармат вернулся на кушетку. Медик, заглянув к нему, снова хмыкнул, но ничего не сказал.

Через полчаса открылась дверь отсека. На пороге стояли трое сарматов. Гедимин, изумлённо мигнув, поднялся на ноги и успел разглядеть за их спинами Кумалу – тот стоял поодаль и довольно улыбался. Ремонтник хотел окликнуть его, но конструктор, поймав его взгляд, шагнул в сторону и исчез за стеной. Дверь закрылась.

– Живой? – Линкен крепко обнял Гедимина, но тут же отпустил его и, отодвинувшись, внимательно осмотрел с ног до головы. – Опять за своё, атомщик? Я-то думал, вы давно ничего не взрываете…

– Я не хотел ничего взрывать, – буркнул ремонтник. – Хорошо, что вы пришли. Тут скучно. И эксперимент… Хольгер, ты забрал датчики?

Химик закивал.

– Всё в лаборатории, Гедимин. Должно быть, о датчиках ты беспокоился больше, чем о сломанных костях. Если бы не экраны между отсеками…

Он недовольно покосился на передатчик. Он снова пришёл без скафандра, – нужное устройство было вынуто из-под брони и засунуто в нагрудный карман, видимо, Хольгеру так было привычнее.

– Я без связи, – махнул рукой Гедимин. – Все вещи в жилом блоке… Так вы просмотрели данные? Почему был взрыв?

Хольгер и угрюмый Константин переглянулись.

– А мы от тебя ждали ответа, – сказал северянин. – На датчиках – обыкновеннейший «хлопок», двести кьюгенов одномоментного выброса и затухающий шлейф ещё на пять сотен. Пришлось снимать грунт до материка и смешивать с меей. Ирренций достанут… думаю, там уже не килограмм, а все полтора.

– «Хлопок», – Гедимин недовольно сощурился. – Наверное, я слишком резко дёрнул стержень. Не понимаю, почему его заклинило. В лаборатории всё было в порядке.

– Все эти стекляшки очень хрупкие, – поморщился Линкен. – Может, пока везли, край открошился, и крошка засыпалась в паз. На полигоне бывает – недосмотришь, и «бабах»…

Он покосился на правую руку. Сейчас все пальцы были на месте – последний из них пришили месяц назад.

– Надо будет укрепить стержень, – кивнул Гедимин. – И снова всё проверить. А что с конусом? Световой конус со свойствами отталкивания, что-то вроде антиграва… Вы его воспроизвели?

Теперь все трое сарматов переглянулись, и по их глазам Гедимин понял, что внятного ответа не получит.

– Конус, – терпеливо повторил он. – Сразу после взрыва. Отбросил меня на полтора десятка метров и держал обломки в воздухе несколько секунд. Что это было?

Все сарматы посмотрели на Хольгера. Тот пожал плечами.

– Нас там не было, атомщик. Разве тебя не осколки отбросили?

Гедимин прикоснулся к фиксатору.

– Осколки были потом. Когда конус разрушился. Что, на датчиках вообще ничего?!

– Есть какая-то необычная пульсация, – признался Хольгер. – Сигма и омикрон, причём с разным ритмом. Диапазон, кстати, небольшой… и чем-то похоже на перепад при запуске синтеза. Но антиграв, отбрасывание… Пока я не замечал, чтобы омикрон-кванты влияли на гравитацию.