Текст книги "Е2-Е4 или совсем другая история. Часть 2. Ученик Хогвартса (СИ)"

Автор книги: Рада Девил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 171 страниц)

Любишь ты своих друзей, – с улыбкой заметил Северус, закрывая дверь за Гарри, поспешившим в факультетскую гостиную.

Тем временем Альбус Дамблдор, укладываясь спать, размышлял над своей идеей пригласить в школу для преподавания Ремуса Люпина, в очередной раз стараясь оценить это решение с разных сторон, чтобы избежать неожиданностей в будущем. Вспомнить о Люпине Альбуса заставила ситуация, связанная с побегом Сириуса Блэка из Азкабана.

Еще во время учебы в Хогвартсе Поттер и Блэк попали в поле особого внимания Дамблдора. От других наследников древних родов они отличались непривычными бунтарскими характерами, что проявлялось в их бесконечных нарушениях школьных правил, чем и воспользовался Альбус, подловив их на деянии, которое вышло за рамки обычного хулиганства, грозя отчислением из Хогвартса и даже Азкабаном. Привязав их обоих к себе магической клятвой, вытребовав всегда поддерживать его идеологию в борьбе с силами зла, Альбус и после окончания их учебы в школе не терял с ними связь, поручая время от времени задания по упрочнению позиций светлых сил в противостоянии, по сути, придуманном самим же Дамблдором. Такое положение дел заставило его обратить внимание и на их близкое окружение, а также на отношения, складывающиеся между Блэком, Поттером и их друзьями. Ремус Люпин, маленький оборотень, был в свое время принят в школу под личную ответственность директора Дамблдора, решившего, что магическое существо, искренне преданное ему лично, может оказаться в будущем весьма полезным. Люпин по совету Альбуса очень удачно примкнул к компании Блэка и Поттера. Приблизительно в то же время с ними подружился и Питер Петтигрю. Однако, как бы Питер и Ремус ни старались, они все же всегда оставались на вторых ролях в их компании. Когда ребята повзрослели, их отношения стали зависеть еще и от сексуальных симпатий. Блэк и Поттер так и оставались центром, вокруг которого все вертелось – Питер тайно вздыхал по Поттеру, Ремус сходил с ума по Сириусу. Было ли действительно что-то между Сириусом и Джеймсом, неизвестно, но слухи такие ходили.

Вносить изменения в защитный контур Хогвартса, чтобы отследить появление анимага на территории школы, во-первых, очень энергоемко в плане магии, а во-вторых, Альбусу не хотелось согласовывать что-либо со Снейпом, который после событий прошлого учебного года обрел статус Защитника Хогвартса. Ему всегда было гораздо приятнее давать распоряжения. Однако ослушаться решений, принятых магией Хогвартса, Дамблдор не рисковал. В том, что рано или поздно Блэк придет в Хогвартс – он ни на минуту не сомневался. Даже если тот и не поспешит к своему руководителю, к нему – Альбусу, то обязательно постарается встретиться с крестником, как только вспомнит о нем. А Блэк вспомнит, попав на свободу, ведь он как-никак магический крестный. И вот тут может очень пригодиться острый нюх оборотня. Люпин, даже будучи в человеческом облике, хорошенько постаравшись, сразу учует, если мальчишка встретится с Блэком. Это надежнее любых чар.

Ремус обрадовался, когда я ему предложил поработать в школе. Все же не ящики тягать на маггловском складе. А вдобавок еще и вполне реальная возможность встретиться с Блэком оказалась хорошей приманкой для него. Он даже на антиликантропное зелье согласился, а судя по слухам, это очень вредит звериной сущности оборотня. Не говоря уже о том, что заблокированный процесс трансформации приносит сильные физические мучения, – Дамблдор смотрел на игру теней на потолке от мерцания единственной свечи, оставленной гореть на прикроватном столике, и проговаривал свои мысли вслух, словно от этого они становились значимее и понятнее. – Мало того, он даже не стал возмущаться, когда я ему поставил условие – постоянное ношение сигнального артефакта, – хриплый смешок, вырвавшийся изо рта Альбуса, был полон насмешки и презрения. – Такие милые ошейники-амулеты домохозяйки вешают на своих любимых котов и собак, чтобы те не потерялись. Сам он снять такое украшение не сможет, сколько бы ни пытался. Как же ему хочется пожить в тепле да сытости… А заодно лелеет мечту снова увидеть Блэка. Он так порывался попасть на свидание к нему перед заседанием Визенгамота. Наивный. Кто же его туда пустил бы? Чтобы он нам с Аластором всю игру поломал своей слюнявой помощью несчастному Сириусу? Нет, дружочек… Ты будешь играть по моим правилам. Или не будешь играть вообще. Тебе выгоднее быть на моей стороне и слушаться моих советов. Тогда все у нас получится. Мы и Блэка поймаем, пока он не натворил чего-нибудь непоправимого. И мозги ему вправим. Очень выгодная фигура – этот Блэк, – Альбус чуть ли не облизывался, обдумывая выгоды, которые может принести такой соратник. – Ему можно поручить все, что угодно – хоть нападение на министра магии. И все спишут на неадекватность после десяти лет, проведенных в Азкабане. Нет, такого упускать нельзя. Я найду ему применение, не сейчас, так через год или через два.

Дамблдор полежал еще немного, прокручивая мысли в голове и беззвучно двигая губами, пока сон, наконец-то, не сморил его окончательно.

Посещение Гринготтса принесло Сириусу Блэку новые сведения, новые вопросы и новую пищу для размышлений. Обнаруженное почти полное опустошение Грюмом личных финансовых счетов Сириуса вызвало мстительное желание разобраться пожестче с супругом за мотовство и расточительность. Однако после разговора с портретом матери Сириус был готов к такому повороту событий, поэтому относительно спокойно перенес эту новость, сделав себе зарубку на память – просто так это с рук Грюму сойти не должно.

Решая вопросы собственного наследования, Сириус не забыл поинтересоваться и о крестнике, уделив некоторое время беседе с управляющим рода Поттер. Гоблины подтвердили возвращение его полного права опеки, которое прерывалось из-за ограничения его дееспособности, как было тактично названо пребывание Сириуса в тюрьме. Гоблинов не интересовали решения, принятые Министерством Магии, если речь шла о магической связи. За стенами Гринготтса Блэка могли считать преступником и не позволять ему даже смотреть на Поттера, но гоблины чтили магические узы превыше постановлений людей. Будучи магическим опекуном, Сириус запросил краткую информацию о состоянии дел своего крестника – Гарри Поттера. Сведения о том, что после заключения Блэка в Азкабан гражданское опекунство на себя взял Дамблдор, не стали для него большой неожиданностью. Однако беглый просмотр краткого отчета, предоставленного гоблином, сказал о многом. Дамблдор неоднократно неудачно вкладывал финансовые средства Гарри в убыточные проекты. Зная Альбуса, как очень умного, осторожного и грамотного человека, Сириус удивлялся таким его просчетам. Заимствование Дамблдором артефактов из хранилищ Поттеров и вовсе его возмутило. Как бы там ни было, но Сириусу с детства крепко вбили в голову, что присваивать чужие вещи, а попросту – воровать, недостойно благородного человека. Чужое добро можно выкупить или завоевать в бою или споре, получить в подарок или отсудить. Судя по словам гоблина, наследник Поттер изъявил желание, чтобы его опекун вернул в хранилища рода артефакты, взятые им оттуда, но мистер Дамблдор, которого незамедлительно поставили в известность, не торопился следовать пожеланиям подопечного. Копию списка магических изделий, подлежащих возврату, гоблины предоставили и Сириусу. Ему было любопытно зацепиться взглядом за описание исцеляющего артефакта, который он видел на собственном супруге – в перечне фигурировал некий деревянный протез, служащий восстановлению человеческих тканей после получения необычных травм при перемещении в подпространстве. Все это заставляло крепко задуматься – с одной стороны, воспользоваться любой имеющейся возможностью, чтобы спасти соратника, было похвально и понятно, но с другой стороны, лазить по чужим сейфам и тащить оттуда вещи для собственных нужд – было недостойно ответственного опекуна. Несмотря на широкие полномочия, предоставляемые опекунам в отношении средств их подопечных, случаи недобросовестного исполнения своих обязанностей были исключительно редки среди родовитых опекунов. Никто не рисковал расплачиваться своей честью за сомнительное преимущество попользоваться средствами подопечного.

Такое положение дел требовало от Блэка как можно скорее встретиться с Гарри и узнать у него, чем вызваны некоторые его распоряжения гоблинам. Сириус, хоть и имел полное право, как магический опекун, все же не стал ни отменять, ни что-либо изменять в формулировках просьб, пожеланий и приказов Поттера поверенному Гринготтса, посчитав их вполне разумными. По крайней мере, пока он не поговорит с Гарри, Сириус в его гринготтские дела предпочел не вмешиваться, подозревая, что для любых распоряжений должны были существовать определенные причины. Конечно, могло случиться и так, что Гарри, будучи еще совсем ребенком, пошел на поводу у корыстолюбивых гоблинов, но и в этом случае его распоряжения не выглядели бесполезными.

После неудачной попытки встретиться с Гарри в Литтл Уингинге Сириус несколько дней обдумывал ситуацию, анализируя информацию, полученную в Гринготтсе, из рассказов Грюма и в результате собственных наблюдений. Вопрос о том, насколько Гарри близок к Дамблдору, оставался открытым. И гоблины, и Грюм в один голос твердили, что Поттер слушался своего гражданского опекуна. Правда, поверенный Гринготтса как-то странно при этом косил глазами, но все равно к своим словам никаких уточнений не добавил, кроме ссылки на некоторые указания Поттера по поводу операций, проводимых с его деньгами и имуществом, хранящимся в доступных опекуну сейфах. Согласно наблюдениям, Гарри сразу же ушел из дома тетки, стоило туда заявиться Дамблдору, что тоже говорило в пользу его послушания опекуну. Напрашивался вполне законный вопрос – насколько Альбусу удалось промыть Гарри мозги? Ведь может случиться так, что Сириус встретится с Поттером, а тот его немедленно выдаст Дамблдору. Или и вовсе – аврорам. Все же, несмотря на все эти опасения, встреча с крестником оставалась главной целью Блэка.

Сириус с трудом сдержался, чтобы не отправиться в Хогвартс в первый же день учебы. Его импульсивность время от времени все еще старалась взять верх над разумом. Но держать в узде свои порывы помогало уже одно только знание того, что Дамблдор на следующее же утро после его побега зачем-то предупреждал Грюма «быть осторожным со сбежавшим из Азкабана Блэком». Мало того, что бывший наставник ничего не сделал для его освобождения, так он еще и предполагал, что Сириус навредит Грюму. А теперь, судя по его действиям, Альбус не очень хотел и встречи Сириуса с Гарри. Это весьма настораживало и заставляло пересмотреть границы собственного доверия тому, кого он раньше считал своим покровителем. И даже рассказ Аластора о его недавней встрече с Дамблдором в Министерстве Магии, когда тот просил Грюма не сообщать в Аврорат, если Сириус вернется домой, не развеивал его предчувствия опасности.

Первый урок ЗОТИ в этом учебном году у третьего курса факультетов Слизерин и Гриффиндор пришелся на третье сентября, пятницу. Студенты еще не успели войти в учебный ритм, поэтому дисциплина была пока не на должном уровне – одни опаздывали на урок, другие с трудом спокойно высиживали до колокола, ерзая и перебрасываясь записками, а некоторые шептались на уроке, не обращая внимания на укоризненный взгляд педагога. То же самое касалось и третьекурсников.

Я профессор Ремус Люпин – ваш новый преподаватель Защиты от Темных искусств, – негромко, но четко и разборчиво представился Люпин – нестарый бледный мужчина с невыразительной внешностью, пройдя к профессорской кафедре в кабинете ЗОТИ. Он сделал паузу, с легкой улыбкой на лице дожидаясь, когда шум наконец-то стихнет, и все ученики будут готовы к началу урока.

Далеко не все студенты обратили внимание на его слова, продолжая переговариваться между собой, игнорируя появление преподавателя в классе. Болтали преимущественно излишне активные гриффиндорцы, но незнакомому еще со студентами Люпину это было безразлично. Так что первое впечатление на нового учителя класс произвел не очень хорошее. Гарри, внимательно наблюдавший за Люпином, заметил, как он напрягся, вцепляясь до побелевших костяшек на пальцах в крышку кафедры, на его скулах заиграли желваки, однако с трудом сдерживаемое раздражение больше никак не проявилось. Люпин, по-прежнему натянуто улыбаясь, решил обратить на себя внимание более радикальным способом, звонко похлопав в ладоши.

Ребята, внимание! У кого срочный разговор – можете выйти в коридор и продолжить общаться там. Все решили остаться? Отлично. Теперь я хотел бы познакомиться с вами, – Люпин взял с учительского стола журнал и принялся делать перекличку.

Когда очередь дошла до Гарри Поттера, Люпин задержал на нем свое внимание несколько дольше, чем на остальных учениках. Всего на несколько секунд, словно выделяя Гарри из общей массы студентов, однако это заметили все. Кое-кто даже не сдержал насмешливой ухмылки, заподозрив нового преподавателя в банальном любопытстве. Но Поттер был уверен, что Люпин уже давно знал, как он выглядит. Ведь еще в Хогвартс-экспрессе он смотрел на Гарри так, словно прекрасно понял, кого видит перед собой. Так что персональное внимание было, скорее всего, знаком самому Гарри, давая понять, что им интересуются. Это предположение подтверждали и улыбки Люпина, брошенные в сторону Гарри во время объяснения нового материала. А также и то, что Люпин, прохаживаясь по классу, несколько раз останавливался именно возле его парты. Даже после того, как прозвенел колокол, оповестивший всех об окончании урока, и студенты, делясь впечатлением от лекции, потянулись к выходу из кабинета, Гарри заметил, что Люпин проводил его внимательным взглядом до самой двери.

А ему, похоже, что-то от тебя нужно, – имея в виду Люпина, заметил Драко, стоило им выйти в коридор. Он очень редко позволял себе разговоры на уроках, поэтому свое мнение Поттеру высказал только сейчас, хотя оно сложилось у него еще во время занятия.

Я тоже заметила, что профессор Люпин уделял тебе немного больше внимания, чем остальным. Но он и на нас с Роном и Драко поглядывал, как мне показалось, с интересом. Видимо, он уже знает, что мы дружим, – Гермиона по пути к кабинету трансфигурации, где у них по расписанию должен был проходить следующий совместный урок со слизеринцами, решила тоже высказаться о своих наблюдениях. – Но я не думаю, Драко, что профессору Люпину обязательно что-либо нужно от Гарри. Просто, может быть, ему интересно наблюдать за сыном своих друзей, – предположила она, поглядывая на Гарри.

Не знаю. Вы оба в равной степени можете оказаться правы. Подождем. Посмотрим, что будет дальше, – довольно равнодушно отозвался Гарри, скрывая свои сомнения. Ему не очень хотелось быть снова в центре внимания, пусть только и одного-единственного человека, вернее, оборотня. Люпин пока оставался темной лошадкой, и к нему стоило внимательно присмотреться.

========== Глава 105 ==========

Постепенно жизнь Гарри и его друзей в Хогвартсе вошла в привычное с первого курса русло. Занятия, библиотека, прогулки в школьном дворе, если позволяла погода. Не всегда они ходили все вместе, компанией. У каждого из них были и собственные интересы и обязанности. Рон выгуливал свою Коросту обычно подальше от Гарри, который не любил крыс. Гермиона выгуливала кота подальше от питомца Рона, чтобы, не приведи Мерлин, не случилось трагедии – ее Косолапус слишком уж неравнодушен был к Коросте. Каждый раз, еще с поездки в Хогвартс-экспрессе, он аппетитно облизывался, стоило ему только завидеть крысу Рона. А Гарри и Драко выгуливали друг друга, как иногда говорил Малфой, который тоже время от времени оставлял всех и спешил на тренировку факультетской квиддичной команды. Отлучки Гарри в неизвестном направлении уже давно никого из Великолепной четверки не удивляли – он любил немного побыть в одиночестве, и друзья уважали и принимали его желание без ревности и обид.

Все шло своим чередом. Даже Джинни, после пары неудачных попыток привлечь к себе внимание Гарри, пришлось отступить, забыв о своих притязаниях на его особое отношение. Гарри был очень убедителен, объясняя Джинни, что ее навязчивость в высшей мере ему неприятна, и если она не прекратит ходить за ним следом, то он обратится в Попечительский совет с просьбой, чтобы ее привлекли к ответственности за намеренное преследование и ущемление его права на личное пространство. Джинни долго соображала, что бы это могло значить, но после второго повторения Поттером обещаний, звучащих так внушительно и грозно, отступила и решила не рисковать. Ей и наказания от магии Хогвартса хватало. Большой потери личной магической силы после каникул она не чувствовала, но ограничение в передвижении по школе заставляло ее приспосабливаться. Поэтому Джинни пришлось смириться с тем, что в ближайший год, скорее всего, она будет видеть Гарри только в Большом зале и при случайных встречах. Самого же Поттера ее покорное отступление очень порадовало.

Том, выполняя просьбу Гарри, прислал несколько книг о дементорах. Конечно же, он выбрал не самые редкие издания, чтобы не привлекать лишнего внимания. Гарри пришлось зачитывать их вслух портрету Салазара Слизерина. Он сетовал, что нельзя было провести в Тайную комнату Гермиону. Она ведь все равно тоже знакомится с этими книгами, вот заодно и почитала бы Салазару. Но непреклонный в своем решении «оттиск сущности великого волшебника своего времени на магическом холсте» упорно не позволял никого проводить к нему, пока он не встретится с Томом. Чтобы задобрить Гарри, недовольного таким упрямством, Слизерин попросил называть его по имени. А еще он стал потихоньку делиться ходом своих мыслей по поиску способа ускорить его столь заманчивую встречу с наследником. Как-то раз Слизерин заметил:

Я на совесть создавал защиту Хогвартса, теперь и сам не могу найти брешь, чтобы провести через нее постороннего так, как мне бы хотелось.

Том не посторонний. Он – твой наследник, – Гарри оторвал взгляд от лабораторного журнала Салазара, в котором он отыскал описание довольно интересных исследований «ингредиентов органического происхождения, добровольно отданных василиском». Гарри считал, что Тому пригодились бы эти записи во время его экспериментов со слюной Дракона.

Наследник… Может, мне это чем-то поможет? Гарри, попроси Тома сделать набросок своей родословной. Меня интересует только ветвь, которая, по его мнению, ведет ко мне, к Слизеринам. Попробую посмотреть с этой стороны, – Салазар задумчиво вздохнул. Его немного смущало, что он так долго не мог найти решения простейшей задачи – обойти собственные же чары.

Через неделю Гарри показал Салазару нарисованную рукой Тома схему родственных связей, на противоположных концах которой значились имена «Слизерин» и «Риддл».

Вы с твоим Томом были правы. В нем родственной крови, можно сказать, нет ни капли. А это упростило бы задачу – если и не до детской шутки, то к достаточно легко выполнимому заданию, – заключил Салазар, потеряв надежду на простое решение проблемы, которое недавно пришло ему в голову.

Почему ты мне не рассказывал, что есть решение для кровного наследника? – Гарри с любопытством рассматривал портрет Слизерина.

Не рассказывал, потому что это большая тайна. Зачем тебе такое знать? – Салазар как-то весь подобрался и настороженно посмотрел на Гарри, словно тот собирался силой вырвать у него древний секрет.

То, что за границами Хогвартса существовал маг, называющий себя наследником Слизерина, еще не говорило, что он таковым и являлся на самом деле. Салазар видел, что Гарри искренне в это верит. Однако Поттер был всего лишь мальчишкой. Умным не по возрасту, очень сильным магически от рождения, но все же мальчишкой, которого можно обмануть, можно обхитрить, можно, в конце концов, применить к нему магическое убеждение. Нельзя было сбрасывать со счетов вариант, при котором нынешний директор школы являлся весьма прозорливым магом, волнующимся за благополучие Хогвартса. Ведь для того, чтобы закрыть проход в школу для одного конкретного человека, вплетая сигнальные чары, реагирующие на его личную магию, в основной защитный контур, Дамблдору понадобилось очень и очень много магических сил. Для развлечения такого не делают. А что, если этот мальчик послужит ключом для сил, которые приведут к уничтожению Хогвартса? Провести тайком через защитный контур можно было любого достаточно сильного волшебника, но Салазар искал возможность увидеться с тем, кто называл себя его наследником, не давая ему ни единого шанса навредить ни школе, ни себе, ни Гарри, к которому искренне привязался. Только вот объяснять Поттеру все это он и не думал.

Не смотри так, – нахохлился Гарри, будто каким-то десятым чувством понял, о чем думает Салазар. – Не собираюсь я у тебя выпытывать эту тайну. Я могу свернуть пергамент? – Гарри все еще держал рисунок генеалогической ветви перед портретом.

Можешь. Не обижайся. Ты умный мальчик и должен понимать мои сомнения, – примирительно сказал Салазар.

Я понимаю, поэтому и не тороплю тебя. Но мне надоело быть… – Гарри задумался на секунду, он не смог быстро подобрать определение. – Надоело быть почтовой совой между вами. Почему ты не хочешь поговорить с Томом через волшебное зеркало? Он ответит на все твои вопросы.

Я перехвалил тебя, называя умным, – язвительно скривился Салазар на портрете.

Ответь мне, – настаивал Гарри, не понимая такого ослиного упрямства. Язвительный тон на него давно уже не действовал.

Ты мне рассказывал, что я не единственный магический портрет, с которым ты общался, скажем так, по-дружески. Неужели до сих пор не понял, что мы не просто слой краски на зачарованном холсте? Эта рама, – Слизерин похлопал рукой по краю картины, – отделяет мой мир от твоего, Гарри. Этот холст – мое окно в мир, где я когда-то жил. Только не путай мой мир с тем, который находится за гранью. Душа Салазара Слизерина, как и положено, ушла за грань, когда пришло его время. Я, если можно так выразиться, представляю собой реализацию одной из вероятностных линий, в которой мое сознание не умерло, а осталось живо. Понимаешь? Так вот… Если у волшебника существует несколько магических портретов, заготовленных еще при жизни, то после его смерти отпечаток его сущности, разума и памяти, как я это называю, может смотреть на мир через несколько окон. Есть специальное колдовство, которое позволяет магическим портретам посещать и другие волшебные холсты в пределах одного замка, дома или поместья. Это было придумано несколькими магами еще при моей жизни. Я тоже принимал посильное участие в их опытах и экспериментах, помогая советами и идеями. Надеюсь, ты понимаешь, что светлым волшебникам это не под силу? Только темная сущность мага может сотворить такое сложное и удивительное колдовство, как создание магического портрета, – у Слизерина была привычка время от времени напоминать, что он темный маг, и ему именно поэтому подвластно было при жизни больше, чем остальным основателям Хогвартса. В конце концов, защитный контур школы создавался именно Слизерином.

Да, я это понимаю. Но при чем здесь…

Гарри! Я, по сути, магическое существо. Странное, необычное, созданное волшебником. Но я очень хорошо чувствую и, можно сказать, вижу магию, хоть и не могу сам ею пользоваться. Мы специально заблокировали для магических портретов любую возможность прямого влияния на наш мир, мы не хотели их вмешательства, а еще необходимо было исключить малейшую вероятность проникновения их в наш мир. Вот видишь, я уже говорю, как тот Слизерин, который принимал участие в изобретении, – Салазар горько усмехнулся. – Гарри, разговаривая через зеркало, я не смогу получить ответ на главный вопрос. Так ли честен твой Том? Об этом мне подскажет аура его магии. А для этого он должен встать вот здесь, рядом с моим портретом. И ответ на этот вопрос мне необходимо получить до того, как я начну с ним близко общаться, раскрывая секреты и отдавая ему свое расположение. Не хочу, чтобы меня при встрече отвлекало уже сложившееся мнение об этом волшебнике, – Салазар присел на свое нарисованное кресло, видимо, разговор утомил его.

Я все понял. Извини, что был так настойчив. Но мне действительно казалось странным твое упрямство. Мне пора. А то Северус ругается, что я мало сплю. Говорит, что это вредно для моего растущего организма, – Гарри тепло улыбался, вспоминая Северуса.

Он прав. Это мне нет необходимости спать, и я все время забываю, что ты жив, и к тому же еще слишком молод для того, чтобы тебя мучила бессонница по ночам. Передавай привет Защитнику, – легкая насмешка сопровождала упоминание звания, которое сейчас носил Северус. Салазар все никак не мог успокоиться, что Защитник Хогвартса не знает серпентарго.

Передам. До встречи, – Гарри, подхватив свою сумку и закутавшись в Мантию-невидимку, отправился в гостиную факультета Слизерин.

Люпин продолжал улыбаться Гарри, хвалил его успехи на уроках ЗОТИ, но на личную беседу все никак не решался. Поттеру его пристальное внимание за несколько недель набило оскомину. Но делать первый шаг навстречу, не зная мотивов подобного поведения Люпина, он не собирался, создавая видимость, что не замечает его заинтересованности. В начале октября Гарри сидел на трибуне квиддичного поля и читал книгу, иногда поглядывая на то, как Драко носился на метле за снитчем, участвуя в тренировке факультетской команды. Погода была просто великолепной – вечернее солнышко пригревало, разгоняя сырость последних дней, ветерок уснул, а тучи спрятались где-то за горизонтом. Немыслимо было не воспользоваться случаем и не провести часок на свежем воздухе. Рон и Гермиона, уважая негласные правила, тактично не приходили на тренировки слизеринской квиддичной команды, поэтому Гарри сидел в одиночестве, своим присутствием поддерживая Драко. Он как раз увлекся чтением о редких сочетаниях некоторых рун, когда услышал рядом с собой:

Добрый вечер, Гарри, – Люпин улыбался немного заискивающе, как показалось Поттеру, слегка удивившемуся такому фамильярному обращению по имени. Обычно преподаватели себе такого не позволяли. Даже Хагрид из всех студентов по имени звал только его, Гарри, и его друзей, почему-то решив, что они все и его друзья. Но Хагрид – это отдельный случай, ведь он даже не совсем человек. Впрочем, Люпин тоже.

Добрый вечер, профессор Люпин, – заложив пальцем страницу, где закончил чтение, Гарри закрыл книгу.

Почему ты сидишь в одиночестве? Неужели книга так увлекательна, что ты предпочел ее общество прогулке с друзьями? – Люпин бесцеремонно присел рядом на лавку.

Книга достаточно увлекательна. Но я здесь не один. Со мной целая команда, – Гарри кивнул в сторону тренирующихся, успев заметить, что Драко обратил внимание на его нежданного собеседника.

Да, конечно. Прости, я не подумал. Ты ведь поддерживаешь друга? А я, знаешь ли, дружил с твоими родителями. Это так давно было… – Люпин смотрел на поле, словно специально отводя глаза.

Да, я знаю, сэр. Мне опекун немного рассказывал о друзьях моих родителей.

Ты похож на отца, Гарри. Об этом тебе Дамблдор говорил? – Люпин упрямо смотрел в сторону. Видимо, ему казалось, что Гарри должны польстить его слова.

На отца? Странно. Я видел его колдофото и не нашел в своих чертах особого с ним сходства. Вот глаза у меня точно, как у мамы. Такие же зеленые. А больше я никаких внешних сходств со своими родителями не обнаружил, – Гарри старательно сдерживал себя от желания язвительно фыркнуть.

Я, наверное, неправильно выразился. Ты похож на отца, – Люпин явно избегал называть имя Джеймса, – жаждой знаний, своей внутренней силой, благородством и готовностью помогать.

Мне бы хотелось верить, что у меня есть все качества, перечисленные вами, сэр. Но я пока за собой замечал только любовь к учебе. К тому же мне рассказывали, что отец был до невозможности ленив и не упускал случая похулиганить вволю, – Гарри уже почти открыто насмехался.

Поймал, – Люпин рассмеялся и покачал головой. – Мне хотелось, чтобы ты знал, что у твоего отца было много хорошего. А кто тебе рассказывал о родителях? Дамблдор?

Немного опекун. Совсем немного. Кое-что я смог вычитать в книгах, журналах и подшивках старых газет. Хотя не уверен, что всему там можно доверять. Особенно периодическим изданиям. Больше всего по моей просьбе рассказал декан, профессор Снейп. Он ведь учился в школе в одно время с вами и моими родителями, – Гарри специально вспомнил Северуса, чтобы посмотреть на реакцию Люпина. И она не заставила себя ожидать – тот скривился так, словно ему попалась неимоверно кислая ягода в корзинке вкуснейшей клубники.

Гарри, понимаешь, Снейп… Профессор Снейп может быть немного предубежденным в своих рассказах. Он не очень дружил с твоими родителями…

Он с детства дружил с моей мамой, сэр! – вышло немного резковато.

Да-да. С Лили он дружил некоторое время. Но с… С Джеймсом они были не в ладах. Знаешь, как это бывает в детстве? Что-то не поделили давным-давно, со временем уже и сами не помнят – что именно, но мириться так и не собираются.

Нет, сэр, я не знаю, как это, – Гарри надоел разговор, так похожий на беседу с Дамблдором.

Ты никогда не ссорился? – казалось, последняя реплика вызвала искреннее изумление у Люпина.

Ссорился. Почему же нет? Но я никогда не жаловался на собственную память и всегда помнил – из-за чего произошла ссора, – Гарри все же не удержался и фыркнул, точно так же, как это делал Северус, что спровоцировало подозрительный взгляд от Люпина.

Странно, что ты попал на Слизерин. Твои родители были настоящими гриффиндорцами.

А что это значит? Разве бывают ненастоящие? – Гарри видел, что Люпин ожидал немного не такого разговора и поэтому теперь слегка тушевался от его вопросов.

Они были смелыми, добрыми и преданными…

А я, по-вашему, раз попал на Слизерин, уже не смогу быть ни добрым, ни смелым? Про преданность вообще молчу, – Люпин сделал ошибку, и Гарри сразу же ею воспользовался.

Я такого не говорил. Мерлин с тобой! Просто ты спросил, какими были твои родители…

Профессор Люпин, я не спрашивал у вас о своих родителях. Это вы сами решили мне о них рассказать, – поправил его Гарри, пытаясь скрыть ухмылку. – Оу. Тренировка закончилась, – он посмотрел на поле, где Драко махал ему рукой.

Беги к своему другу, он зовет тебя. Я только хочу, чтобы ты знал, что можешь обратиться ко мне с любым вопросом. Как друг твоих родителей, я всегда помогу тебе, Гарри, – казалось, что Люпин был рад возможности завершить разговор. Он даже с некоторым облегчением вздохнул, когда Гарри, воспитанно заверив, что запомнит его слова, ушел к ожидающему его Драко.