Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

– Так, слушай, пузан, – сказала Таня, пересев к Пушку. – Как, говоришь, тебя зовут?

– Пушок, – едва слышно ответила Геля. – Он дракон.

– Да хоть бегемот, – отмахнулась Таня. – Это неважно. Сейчас я буду тебя, Пушок, пытать вопросами. Если ответ «да», то стучишь хвостом. Если ответ «нет», то лапой скребешь. Понял?

Варан, похоже, оторопел от подобного напора и некоторое время удивленно таращился по сторонам, делая вид, что все это к нему не относится. Таня без обиняков шлепнула его ладонью по спине и повторила:

– Понял?

Пушок решил не сопротивляться и застучал хвостом. Таня расплылась в довольной улыбке и погладила варана по голове – тот довольно заурчал и снова раскрыл рот.

– Гелькин муж заболел? – спросила Таня, кивнув на Гелю. Морда Пушка мигом приобрела скорбное выражение, и он легонько стукнул по полу хвостом. Таня понимающе кивнула и спросила:

– Серьезно?

Еще один удар. Геля шмыгнула носом, пытаясь удержать слезы.

– Он тебя послал за Гелькой?

Варан поскреб лапой по полу. На линолеуме появились едва заметные царапины.

– Ты сам за ней пошел?

Снова скребок лапой. Таня удивленно подняла бровь, а потом ее лицо прояснилось.

– Случайно попал?

Пушок стукнул хвостом. Геля зачарованно смотрела то на варана, то на подругу, невольно удивляясь тому, насколько лихо выстраивается у них беседа.

– Умница ты моя, – Таня снова погладила Пушка по голове и спросила: – Слушай еще, Пушнина. Харвис хочет вернуть Гельку обратно?

Пушок застучал хвостом настолько энергично, что чей-то женский голос из-за стены мигом посоветовал уняться. Таня только рукой махнула.

– Ша, без вас тошно. Так, Пушнина, едем дальше. У него есть способ ее вернуть?

Пушок задумался, словно не был уверен. Геля вспомнила сундук с бумагами Харвиса, теорию множества обитаемых миров и наскоро наброшенные чертежи на салфетках. Харвис наверняка пытался открыть врата – возможно, именно поэтому и заболел.

Варан снова стукнул хвостом, и Таня довольно усмехнулась.

– Способ есть, только работает через раз, – предположила она. – Поэтому тебя, пузатик, и выкинуло сюда. Так?

Очередной удар хвостом. На мгновение Геле стало очень-очень радостно: Харвис ее не забыл, Харвис хотел ее вернуть… Что он скажет, когда узнает, что у них будет ребенок? Крошечная золотая фасолинка, что плавала у Гели в животе…

– Так, ну тогда надо думать, как помочь этому способу сработать, – судя по всему, Таня была невероятно рада. Она читала книги о волшебстве и попаданцах, и любимые романы вдруг стали реальностью. Пушок вдруг зафыркал и принялся рыть линолеум передними лапами настолько энергично, что Геля невольно схватила его, пробуя сдержать. Комендант увидит, во что превратился пол – убьет всех.

– Понятно, – кивнула Таня. – Понятно, Пушнина, ты умница, – она с торжеством посмотрела на Гелю и сказала: – Похоже, надо вам работать одновременно. Открывать дверь с двух сторон.

* * *

У ребенка должен быть отец. Не воспоминания матери, не ее рассказы и описание – живой, настоящий человек, который будет рядом, который сможет и научить, и поддержать, и поверить.

Впрочем, это была не единственная причина, по которой Геле хотелось вернуться. Сейчас она с полным на то основанием чувствовала себя дурой – не простой дурой, а набитой идиоткой. Когда Геля находиласьв Эльсингфоссе, ей хотелось вернуться назад, и она мучилась и страдала, потому что родина была далека и недосягаема. А сейчас, наконец-то находясь в своем родном мире и сумев в нем обустроиться, она мечтала о том, чтоб снова оказаться рядом с Харвисом.

Дурочка. Дурочка, которая окончательно поняла, что Харвис был для нее единственным близким человеком. И теперь он нуждался в ее помощи.

Лежа на кровати под тонким казенным одеялом, Геля задумчиво смотрела во тьму. Совсем уже осенний вечер перетек в хмурую долгую ночь. Иногда под окнами общежития проезжали машины, свет их фар проплывал во мраке, и комната оживала. По стенам скользили причудливые тени, и Пушок, давно заснувший возле кровати, вздрагивал и негромко фыркал во сне, словно чувствовал рядом с собой кого-то невидимого.

После диалога со стучанием хвостом Таня сбегала в магазинчик на первом этаже общаги и купила три пакета пряников, моментально став Пушку лучшим другом. Геля заварила чай, и беседа на полу продолжилась вновь. Выяснилось, что Харвис не болен – он просто утратил все способности к магии, и, узнав об этом, Геля вздохнула с облегчением. Конечно, она понимала, что для волшебника лишиться волшебства – все равно, что умереть. Но все же Харвис был здоров и, насколько она поняла из дальнейших объяснений Пушка, сумел справиться со своей потерей. Он рассчитал механизм открытия врат, и во время эксперимента Пушок провалился из Эльсингфосса на Землю.

Он нашел Гелю по запаху – это было нетрудно. Геля представила, как варан бежит по городу, принюхиваясь и ловя направление ветра, и невольно поежилась. Пушок невероятно рисковал.

Вздохнув, Геля опустила руку с кровати и погладила спящего варана по голове. Должно быть, Таня была права, и врата следовало открывать одновременно с разных сторон – тогда проход окажется достаточно устойчив, чтоб в него мог пройти человек, не наделенный изначальной драконьей магией. Вот только как подать Харвису знак, что ему пора собирать драконов и включать артефакт? И как Геля сможет сделать то же самое, если у нее нет ни артефактов, ни драконов?

По дороге проехала еще одна машина, по стенам скользнули пятна света. Постепенно Геля стала погружаться в дрему – и в тот самый миг, когда она почти заснула, золотая фасолинка дрогнула у нее в животе.

«Все дело в снах, – услышала Геля голос Харвиса. – Сны могут пересекать границы между мирами без всякой магии. Хочешь присниться?»

«Хочу, – не раздумывая, ответила Геля. – Очень хочу».

Фасолинка дрогнула, и по телу Гели поплыла золотая волна тепла – на мгновение Геле почудилось, что она куда-то падает с кровати. Она даже испугаться успела. Но падение закончилось, едва начавшись, и Геля увидела, что комната в общежитии исчезла.

Перед ней лежали холмы – сквозь зелень пробивались робкие мелкие цветочки медунка, который собирают в самом начале бабьего лета. Вдалеке, у горизонта, в увядающую зелень врезалась кромка рыжего осеннего леса. Геля оглянулась и увидела смутно знакомые очертания изящного дворца с огромными окнами и большого парка, утопающего в утреннем тумане. Да это же Везерли! – догадалась она. Харвис ведь гостит у принца Альдена.

Вдалеке поднималось солнце. Это был сон, но Геля все равно чувствовала прохладу бабьего лета и колючее прикосновение ветра к ногам. Поежившись, она пошла в сторону дворца и, сделав несколько шагов, увидела, как по холму ей навстречу поднимается человек.

Геля закричала. Заорала во все горло, испугавшись до смерти, что он может пройти мимо и не заметить ее. Трава ударила по ногам – Геля бросилась бежать, и ей казалось, что она бежит на месте, и Харвис, который спокойно шел вперед, ее не видит. Это было страшное, призрачное ощущение.

– Харвис! – прокричала Геля, и звук ее голоса растаял в тумане. Белесые туманные лохмотья торопливо ползли из-за холмов, чтоб проглотить и ее, и Харвиса, чтоб не позволить им встретиться.

В последний момент, когда туман сгустился, и Геля окончательно утратила направление, она все-таки смогла схватиться за протянутые руки.

– Эвглин, – едва слышно выдохнул Харвис, изо всех сил прижимая ее к себе. – Эвглин, это правда ты?

Сейчас Геля слышала, как гулко бьется его сердце. Харвис был настоящим, живым, его теплое дыхание мягко щекотало Гелину макушку, и в этот миг она все отдала бы, только бы сон не прервался. Лишь бы только он не закончился. Она ведь спит на кровати в общежитии, а там в любой момент кто-нибудь может заорать за стеной или начать ломиться в дверь, перепутав комнаты.

– Это ты, – произнес Харвис, словно не верил ни глазам, ни рукам. – Эвглин, это ты.

– Я, – откликнулась Геля и тотчас же поправилась: – Это мы.

На мгновение отстранившись от Харвиса, она положила руку на живот и сказала:

– У нас будет ребенок, Харвис… – и тотчас же испугалась. Вдруг Харвис подумает, что она изменила ему дома? Вдруг он не поверит?

Он поверил. Снова обнял Гелю, прерывисто вздохнул и промолвил:

– Спасибо…

Туман растекался прочь, и кругом снова были зеленые холмы Везерли. Вставало солнце, и в дворцовом саду птицы пели так заливисто и звонко, словно сейчас была весна, а не осень.

– Я хочу вернуться, – промолвила Геля. – Врата нужно открыть одновременно из двух миров. Но я не знаю, как это сделать… – она словно бы опомнилась и воскликнула: – Харвис, теперь во мне есть магия!

Харвис вновь отстранил Гелю и несколько минут внимательно и тепло всматривался в ее лицо, а затем с трепетной осторожностью дотронулся до ее живота и сказал:

– Это не твоя магия, а ее. У нас будет девочка, – он улыбнулся и добавил: – Рыжая непоседа, вся в тебя.

– Мальчик! – рассмеялась Геля. Ей сейчас было настолько легко и светло, что она готова была взлететь. – Обязательно мальчик!

Харвис рассмеялся настолько счастливо, что Геля снова испугалась, что проснется, словно его смех мог разорвать ткань сна.

– Слушай, – сказал Харвис, – мы начнем завтра в полдень. Ничего не бойся, мы справимся. Будем ужинать уже в Везерли.

Он снова положил руку на живот Гели и произнес, обращаясь уже к ребенку:

– Сделай все так, как нужно. Сделаешь?

И золотая фасолинка безмолвно дрогнула в ответ.

* * *

Харвис проснулся среди ночи и не сразу понял, почему подушка под его щекой такая мокрая. Он сел, некоторое время бездумно смотрел в окно, туда, где над холмами Везерли неторопливо ползла вуаль тумана, и только потом, машинально дотронувшись до лица, Харвис понял, что плакал во сне.

Ему казалось, что он до сих пор держит Эвглин в объятиях. Руки все еще чувствовали тепло ее тела, а щека хранила легкий след ее дыхания. Почему сон закончился? Почему он не мог длиться вечно?

«Потому что завтра вы встретитесь наяву, балда ты этакий», – сварливо напомнил внутренний голос. Харвис опустился на кровать, закинул руки за голову и, уставившись в потолок, подумал о том, что Эвглин беременна. Непостижимо. У него может быть настоящая семья, жена и сын. У него может быть настоящая жизнь, и плевать, что без волшебства – Харвис может читать лекции по истории магии, не показывая, как работают заклинания.

Все это было рядом, только руку протяни. И теперь вся надежда была на крошечное существо, растущее в теле Эвглин – именно в нем сейчас и была вся магия, отнятая у Харвиса.

Боги иногда шутят очень плоско. Примитивно даже.

Вчера вечером приятель принца Альдена спешно прислал четвертого дракона на место исчезнувшего Пушка. То ли бедолага провалился между мирами, то ли его испепелил импульс, который Харвис не смог просчитать – теперь поди знай… Пушка было жалко до слез. Никто теперь не будет надоедать, выпрашивая угощение, никто не станет фыркать, появляясь из засады в самый неожиданный момент… Харвис решил ни в коем случае не рассказывать Эвглин о судьбе нелепого и смешного дракона. Пропал и пропал. Улетел обратно в Приграничье.

Ей нельзя волноваться. Это может повредить ребенку.

Четверка драконов спала на одной из лужаек: в Везерли не было такого загона, в котором поместились бы эти громадины. Если бы Харвис сейчас открыл окно и выглянул наружу, то увидел бы, как драконы едва заметно вздрагивают во сне, выпуская струйки пара. Погонщики весь вечер усиленно кормили их разрыв-камнем – травой, которая помогала усиливать огонь. Завтра в полдень они снова пойдут на расчерченное поле для игры в мяч, и Харвис вновь даст сигнал, по которому откроются врата между мирами.

И снова сможет обнять Эвглин. У Харвиса начинало тянуть в животе от страха, когда он понимал, что эксперимент может завершиться неудачно.

Вечером, за ужином, принц Альден сообщил, что отправил спешное послание своему отцу, в котором описывался эксперимент и его результаты. Задумчиво поддев на вилку тонкий ломтик лососины, Харвис спросил:

– Может, не стоило так торопиться? Все-таки мы пока только начали. И врата очень неустойчивы.

Полковник Матиаш поглядел по сторонам и негромко заметил:

– Тут, дружище, надо было играть на опережение. Ставлю голову против ночного горшка, Борх воспользуется ситуацией и поди знай, в каком свете он ее выставит перед государем.

– В его конторе не бывает бывших сотрудников, – поддакнул принц. – А я не хочу, чтоб он возвращался на службу за наш счет.

Харвис подумал и признал правоту товарищей. Он ученый, его дело думать об эксперименте – а принц и полковник пускай позаботятся о безопасности, у них это получится намного лучше.

Ранним утром, когда все собрались в столовой, Харвис вкратце пересказал свой сон: видел Эвглин, она хочет вернуться, и сегодня в полдень мы ей поможем. Рассказ привел в восторг всех, кто сидел за столом – полковник несколько раз хлопнул ладонью по скатерти, выказывая свое одобрение, а Альден воскликнул горячо и искренне:

– Прекрасные новости! Наконец-то мы снова увидим наше солнце!

– Она ждет ребенка, – хмуро сообщил Харвис, и его высочество сразу же лишился большей части своего восторга и присмирел. Впрочем, принц почти сразу же оживился и попросил:

– Если вы не против, Харвис, то я хотел бы стать восприемником вашего первенца, – Альден вдруг смутился, став каким-то непохожим на себя, и повторил: – Если вы, конечно, не возражаете.

– Замечательная мысль, ваше высочество. Я согласен, – Харвис даже обрадовался. По традициям Эльсингфосса восприемника считают братом родителей ребенка – значит, принц в самом деле отказывался от каких-либо претензий на Эвглин. Полковник махнул рукой и произнес:

– Эх, дружище, обошел ты меня на повороте. Тогда занимаю место со вторым ребенком!

Харвис и тут согласился. Хорошие друзья – великое дело, а за этот год они действительно стали настоящими друзьями. Он решил, что и Эвглин не будет спорить.

Без четверти двенадцать вся их компания собралась на поле для игры в мяч. Драконы заняли свои места, и Харвис, проверив готовность «Поцелуя феи», заметил, что они нервничают, то и дело выплевывая в небо струйки пара. Он в очередной раз подумал о Пушке, который больше никогда не увидит Эвглин, и пронзительная жалость скребнула по сердцу.

– Готовы? – крикнул Харвис, и кто-то из погонщиков драконов проорал в ответ:

– Смотрите! Там, на холмах!

Драконы взревели и дружно присели, едва не стряхнув погонщиков.

Харвис обернулся и увидел, что над холмами клубится грозовое дымное марево. Изредка по клубку растущей тьмы пробегали суставчатые пальцы молний, и внутри, там, где зарождалась гроза, что-то постоянно двигалось. Внезапный порыв ветра сорвал с принца шляпу, прокатил ее по траве, словно отрубленную голову казненного, но Альден не заметил этого. Он стоял у края поля, словно завороженный, и тьма медленно катилась прямо на него.

– Огонь! – заорал Харвис. – Жгите ее! Жгите, мать вашу!

Драконы взревели и выпустили широкие струи гудящего пламени.

* * *

Они выехали за город ранним утром.

Геля подумала и решила взять с собой только большую аптечку. Таня одобрила выбор: неважно, что в Эльсингфоссе магия может вылечить почти все болезни – лекарства с родины никогда не помешают. Собирая Гелю в дорогу, Таня то шмыгала носом, понимая, что если все пройдет удачно, она больше никогда не увидит подругу, то вдруг начинала зачарованно улыбаться, когда представляла, как в распахнутых вратах откроется другой мир, и это будет по-настоящему, а не просто описанием в книге. Пушок ни о чем не думал: он сидел в рюкзаке, который водрузили на спину Кира, и хрустел печеньем. Глядя на Кира, Геля думала, что он ждет ее возвращения в Эльсингфосс примерно так же, как люди ждут визита к зубному врачу. Пусть все уже начнется, пройдет и закончится, и можно будет жить дальше.

– Ну что? – спросила Таня. – Готова?

Геля бросила в сумку коробку с зубными щетками – модель, которой пользовались на родине Харвиса, так и не пришлась ей по душе – и ответила:

– Да, можем отправляться.

Вскоре они уже заняли места в небольшом пригородном автобусе. Глядя в окно на пролетающие мимо дома, уличную рекламу и прохожих, Геля думала, что смотрит на все это в последний раз – и ей почему-то не было грустно. Она спокойно прощалась со своим миром, покидая его по собственной воле, и понимала: что бы ни случилось, она все равно будет вспоминать и этот город, и шумные автомобили, и компьютеры с интернетом, и своих друзей, которые просто взяли и пришли на помощь, когда это было нужно.

Но сейчас она сделала свой выбор.

– О чем задумалась? – спросила Таня. Геля обернулась к ней и увидела, что подруга смотрит на нее с любовью и теплом.

– Да так, ни о чем, – ответила она. – И обо всем сразу. Прощаюсь со всем, в прошлый раз не успела.

Таня махнула ладонью по щеке и сказала:

– Ты поплачь, если захочется. Это будет правильно.

Геля уронила слезу уже потом, когда они вышли из автобуса – остановка по требованию была в полях, где до ближайшего населенного пункта было, как выражался Кир, два горизонта. Стоя в траве, Геля думала, что место выбрано идеально. Никаких лишних свидетелей. Никто не увидит, что гроза разыгралась среди тумана по воле тоненькой рыжеволосой девушки.

– Без четверти двенадцать, – сказал Кир и спустил с плеч лямки рюкзака. Пушок выбрался на свободу и, лизнув сперва Киру, а потом Таню, прижался к Гелиным ногам, словно боялся потеряться. – Пора начинать… наверно.

Они обнялись и некоторое время так и стояли втроем, понимая, что прощаются навсегда, что именно здесь и сейчас наступает конец их дружбе. Таня опомнилась первой и, вытирая заплаканное лицо, сказала:

– Давай, Гелька. Пора.

Геля шагнула по траве, не понимая, что надо делать. Пушок потянулся за ней, сумка оттягивала руку. Над миром был тихий, уже совсем осенний день, солнце лениво выглядывало сквозь тонкую вуаль облаков, затянувшую небо.

«Я не знаю, – подумала Геля и попросила: – Я не знаю, что мне сейчас делать, но очень хочу вернуться. Помоги мне. Пожалуйста, помоги мне».

Она не знала, кого именно просит – Бога, своего нерожденного ребенка, все волшебство всех миров. Но ее услышали. Геля не могла сказать точно, что именно случилось – просто ей показалось, что мир дрогнул. Встряхнулся, желая сбросить с тела налипшую соринку.

На мгновение ей стало страшно. Солнце, которое еще недавно лениво смотрело из-за тонкой пелены облаков, исчезло. На мир легла тень. Геля не сразу поняла, что по траве прошел ветер – и вдруг рванул, невольно заставляя прижиматься к земле.

Пушок заскулил, тоненько и испуганно. Кир закрыл собой Таню. Геля стояла в траве, чувствуя, как невидимая сила давит на пленку между мирами, которая стала сейчас совсем тонкой. «Помоги мне», – снова взмолилась Геля так горячо и страстно, как никого и никогда не просила.

Тогда золотая точка в ее животе содрогнулась, и хлынул дождь.

Геля моментально промокла до нитки. Дождь ревел, обрушиваясь с неба тяжелыми потоками воды, дождь грохотал, безжалостно стегая водяными плетями по телу. «Повышенная влажность, – вспомнила Геля, – все так, как надо. Как было в Приграничье и в лесу». Кажется, Таня испуганно вскрикнула; Геля посмотрела вперед и вздрогнула.

Впереди клубилась тьма – густая, исчерченная молниями. От нее тянуло мертвящим холодом, и, если бы не Пушок, который вдруг заорал и ринулся вперед, Геля бы точно не отважилась сделать хоть шаг. Но варан бежал прямо в грозовой мрак, и его негромкий писк постепенно становился громче, обретал новые тона и краски, превращался в рев.

Варан рос. Вот по траве хлестнул хвост с проступившими знакомыми шипами, вот вытянулась шея, вот морда обрела знакомые драконьи черты, а на спине прорезались крылья, крепнувшие с каждой секундой.

– Пушок! – закричала Геля и бросилась за ним. Дракон, маленький и нелепый в сравнении со своими собратьями, сейчас был удивительно прекрасен, словно геральдический зверь на рыцарском щите. Поскользнувшись на сырой траве, Геля свалилась на землю, и в ту же минуту Пушок обернулся, подхватил ее зубами за ткань рубашки и забросил себе на спину.

Гроза бушевала так, что Геля больше ничего не видела, весь мир исчез в дожде. Кажется, Таня продолжала кричать, но уже не от страха, а с восторгом. Пушок хлопал крыльями и летел – низко, почти цепляя пузом траву, но летел. И, когда над их головами вновь прокатился гром, Геля увидела, что впереди уже нет тьмы.

Четверка драконов ревела, выплевывая столбы пламени – в этом огне была изначальная магия, которая помогала открыть врата и сделать проход безопасным. Пушок кубарем вывалился из дымящейся грозовой тьмы, пропахал пузом широченную борозду по холму и едва сумел не уронить Гелю. «Нет, – подумала она с испуганным счастьем, – нет, я уже Эвглин…»

Она была Эвглин, и она была дома. Обернувшись на свой мир в последний раз, Эвглин увидела Таню и Кира – они стояли, обнявшись, и махали ей. Гроза медленно уходила в сторону. Эвглин махнула друзьям рукой, и провал между мирами стал терять яркость, превращаясь в картину в раме.

Она вернулась.

– Эвглин! – подбежавший Харвис снял ее со спины Пушка, и Эвглин, уткнувшись заплаканным лицом в грудь мужа, подумала, что именно так и началась их история: она свалилась с драконьей спины в руки волшебника.

– Харвис… – прошептала она. – Харвис, я вернулась…

Он не ответил. Эвглин увидела, что вокруг них сгустилось золотое облако – рой крошечных искр тек от Эвглин к Харвису, возвращая ему утраченное волшебство. Все постепенно становилось на свои места.

Эвглин казалось, что она слышит музыку.

– Вот ты и дома, – негромко сказал Харвис. – Эвглин, наконец-то ты дома…

Со стороны дворца Везерли к ним бежали люди. Драконы довольно фыркали, а Пушок впервые за долгое время чувствовал себя нужным и важным. Харвис держал Эвглин в объятиях и знал, что в положенный срок у них родится мальчик. Все будет хорошо.

Но это уже будет совсем другая история.