Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Дан Лебэл,Кристина Юраш,Александр Нерей,,Ольга Булгакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 133 (всего у книги 340 страниц)

– Деда, а какое дело? – не понял я, к чему он рассказывал такую длинную байку.

– Дальше слушай, олух несообразительный. Так они, эти бедные соседи, почти полгода выдержали. Крепкими оказались, но и я не лыком шитый. А потом за пару деньков новый заборчик враз состряпали и поставили. Да такой заборчик, что любо-дорого. Дощечка к дощечке. Ни щёлочки, ни трещинки, ни вмятины. Некуда глаз выпученный сунуть, чтобы глянуть, чем они там, горемычные, маются. А мне ток того и надобно. Чтобы никто в мой двор не заглядывал и за жизнью посредника не наблюдал, от греха подальше.

После такого объяснения я расхохотался во весь голос. Снова и снова представлял старика, шагавшего вдоль штакетника с безумными глазами навыкате и гипнотизировавшего соседей: «Заборчик. Состряпайте заборчик, ироды».

– Давай бойчее. Чтобы олухов сарайных не слыхать было, – подзадорил дед, а я и рад стараться – захохотал ещё громче, а дед продолжил свою историю: – А соседи зажиточными оказались и с другой стороны огорода такую же щиту-защиту воздвигли. Видно опасались, что не поленюсь за угол сходить, чтобы и оттуда их попугать. Так что, тем монолитным забором твоя шпана мне старику обязана. Теперь по своей улице мячик спокойно гоняете, и на вас никто не смотрит и не ругается.

А за сараем и времянкой забор я сам поставил. В конце концов огородился от соседских глаз ценой загубленной репутации. Они потом ещё долго шептались да пальцем мне в спину тыкали. Бог с ними, – Павел глубоко и печально вздохнул и продолжил: – Смотайся в разведку. Глянь, чего там наворочали? Я им инструкцию подробную давал, мол, сам приду работу принимать.

Я вскочил и побежал узнавать, что натворили бойцы-близнецы, играя в сарайную революцию.

Дверь в подвальное царство оказалась нараспашку, но никакого шума уже не было. Краем глаза я заметил, что весь хлам был вынесен и аккуратно уложен за сараем со стороны огорода.

Войдя внутрь, увидел следующую картину: в центре стоял самодельный фанерный стол с ножками из подручного материала, а по его бокам скамьи из досок, лежавших на старых табуретах и крепких овощных ящиках.

Бойцов оказалось четверо, и я начал здороваться с ними по очереди. Собирался узнать, из каких миров прибыли рабочие руки.

– Привет работягам. Я двенадцатый, – начал командирское приветствие.

– Ты двенадцатый сачок, – огрызнулся один из близнецов, в котором по бесцеремонности сразу признал одиннадцатого.

– Сам виноват. Зачем столько народа привёл? Поэтому дед к вам не пустил. Заставил на улице вашу канонаду перекрикивать, – оправдался я и продолжил речь: – А там, между прочим, холодно, и дед уже замёрз насмерть. Как у вас дела? Старика можно звать работу принимать?

– Зови, – откликнулись работяги.

Я тут же за дедом. Он уже не сидел, а прогуливался по тротуару. Видать, по-настоящему замёрз. Окликнул его и дёру обратно в сарай и, пока со всеми вместе дожидался деда, вкратце обрисовал наш с ним разговор, предварительно взяв с товарищей обещание не хохотать.

Как мог, торопился, но до стариковского прибытия объяснить всё, над чем недавно смеялся, не успел. Мои бойцы точь-в-точь, как дедовские соседи недоумевали, и я всё подробнее показывал, каким образом Павел потерял репутацию, а взамен приобрёл щитовой забор.

Так дед и застукал меня скачущего, согнутого, с повёрнутой набок головой.

– Уже разболтал, – посетовал он беззлобно, и тут мои близнецы рявкнули со смеху так, что чуть крыша с сарая не улетела.

Скорее всего, мне не хватило актёрского таланта, чтобы доходчиво рассказать и показать. А вот когда вошёл сам потерявший репутацию, и они наглядно представили его, вышагивавшим вдоль забора с безумными глазами навыкате, всё стало ясным, как день, и уже никакие запреты не удержали их от хохота.

– А ну цыц! – скомандовал дед громогласно, и все мигом затихли. – Вижу, славно потрудились, только благодарить никого не собираюсь. Для себя старались. Но, добре. Так и быть, поздравлю вас с именинами. А сейчас половики чистые на доски расстелите, чтобы всё, как у людей было, и можете расходиться. Или поболтать тут. Но чтоб ни звука за сараем слышно не было, – наказал он с хитрым прищуром.

После этих слов дед всучил мне трёхрублёвку, повернулся и ушёл. Пока я разглядывал мятую трёшку, он уже притворил дверь и был таков. Спохватившись, а зачем, собственно, эти деньги, я спросил:

– Это что, вам за работу? Или на какое-нибудь дело?

– Догони и узнай на кой ляд эти деньжищи, – посоветовал кто-то из близнецов.

Я выскочил из сарая и помчался за хозяином.

Дед уже был в хате. Слышно было, как он кряхтел и поругивался, растапливая потухшую печку. Я шагнул на порог, но вспомнил наставление одиннадцатого и постучался не в дверь, а в левое от крыльца окошко.

– Деда, – в полголоса позвал хозяина.

– Изыди, – донеслось из хаты.

От этого несуразного отклика на душе моментально потеплело. Пароль работал.

– Зачем три рубля?

– На маскарад ваш. Я что, не сказал? На зайчиков да на мишек. Сами решайте, какие маски взять. А на сдачу конфеток. Изыди, сказал же тебе.

Я обратно в сарай. Притворил дверь и уселся на уже застеленные доски.

Всё как у людей. Только вот, все так делают на поминках или свадьбах, а у нас будет один на всех день рожденья.

– О чём поболтаем? – по-деловому спросил присутствующих. – Кстати, я так и не узнал, из каких миров вы трое?

– Вообще-то я из десятого, – представился один.

– А я из первого. Что, не признал? – спросил меня Александр-первый.

– Нет, не признал, – повинился я. – Вообще не понимаю, как нас различать.

– Я из седьмого, – доложил последний из нас.

– Нужно придумать, как угадывать друг друга, – начал поучения соседушка.

– А как? По одёжке? – спросил его седьмой.

– Можно и по одёжке, – ответил одиннадцатый и обратился ко мне. – А ты меня, как угадываешь?

– А никак, – съязвил я в ответ. – Просто, ко мне больше никто не приходил. И со времён первой встречи… – я умолк и почесал колени, припомнив, где и как их разбил. – Ладно, думаем обо всём понемножку.

– Так зачем дедова трёшка? – спросил десятый.

– Это его подарок на новогодние маски. Кто покупать пойдёт?

– А какие нужны? Бумажные с резинкой? – спросили меня.

– Не бумажные, а из папье-маше, – снова сумничал одиннадцатый. – И нужно два вида брать, а не все, какие будут. Чтобы потом в снежки или футбол можно было играть команда на команду.

– Ага, зайчики против мишек. Или поросята против волков, – посыпались смешки.

– Тише, – напомнил я. – О чём ещё поговорим?

– А когда задания проверять будем? – прервал затянувшуюся паузу седьмой.

– Сразу после дня рождения. Прямо здесь и будем. Только до того обязательно маски купить нужно. Без них нашу ораву дед не станет собирать, и он уже про это сказал, – сообщил я братишкам.

– Ладно, давай трёшку. Куплю каких-нибудь. Чтобы по шесть одинаковых, – предложил свои услуги одиннадцатый.

Я протянул ему деньги и попросил:

– Ты только с глазастыми дырками покупай. А там, кто это будет, поросёнок или медведь – всё равно. А на сдачи дед просил конфет для наших именин.

Не успел я закончить поучения, как одиннадцатый начал хохмить. Смешно вытаращил глаза, поднял руки с растопыренными пальцами и двинулся в мою сторону:

– Глазастые дырки, говоришь? Чтобы начальство лучше видеть?

Все остальные так и прыснули со смеху и, запоздало схватившись за рты, повалились с лавок под стол.

– Да пошли вы… В лес, – сначала обиделся я, но потом улыбнулся. – Для вас же стараюсь. Купит с малюсенькими, и намаемся в них. Не хороводы водить собираемся, а бегать, играть.

Из-под стола так никто и не вылез, а одиннадцатый, перестав, наконец, дурачиться, предложил расходиться по мирам. Вот тогда-то и родилась наша первая общая присказка «по домам, по мирам». И мы разошлись.

Глава 6. День варенья

– День рожденья, – вздохнул я, когда проснулся.

Хоть и поменялось всё после появления на свет брата Сергея, но этот день раздражал меня по-прежнему. Подарки приятно получать, а стоять на табурете перед хмельными гостями и раз за разом читать стишок о Мишке Косолапом…

«Вот уж дудки, – накручивал себя. – Пусть теперь над младшеньким издеваются. Его на табурет пристраивают».

Времени было навалом, и мне не составило труда отпроситься на прогулку. Родители дали полную свободу и, после напутствия «Гуляй, именинник», я отбыл по назначению.

Павел уже был на своей скамейке с неизменной палочкой-выручалочкой в кулаке. Сидел, косился в мою сторону и что-то по-стариковски бормотал.

– Здоров ли, дед? – приветствовал я наставника и, не дожидаясь ответа, собрался пристроиться рядом, но тот подставил костыль и помешал моему приземлению.

– Проваливай, рядовой-именинник. Иди в сарай, встреть там всех. А как встретишь – меня кличь. Я мигом приду ухи вам именинные крутить, чтобы быстрее росли.

Я нехотя выпрямился, скользнул глазами влево и вправо по улице, как всегда делал дед. Убедился, что никто за нами не наблюдает, и после этого шагнул в калитку.

В сарае было тихо. Никто из напарников ещё не припёрся, порадовав, что я оказался первым. Лазы в подвал были нараспашку, и я расселся за столом на его заглавном месте. Решил, коли выпало быть старшим, значит заседать должен во главе стола. А если Павел захочет с нами поболтать, ему самое место с другой стороны, которая напротив. «Подвал закроем, и дед в него точно не свалится», – распланировал я ближайшие перспективы.

Так сидел и строил прожекты, пока не заметил на одном из овощных ящиков пару стопок карнавальных масок. «Одиннадцатый-то не промах. Купил поросят и зайчиков. И глаза у масок расширены. Чем это он их? Ножом, что ли? Круглым напильником, наверное, драл по своему маше, который папье», – думал я и улыбался. А потом представил, как одиннадцатый потеет над новогодними сокровищами, чтобы они соответствовали пожеланиям, высказанным не кем-нибудь, а мною, его начальником.

– Футбол это, брат, не шутки. Тут и поле нужно видеть, и игроков, и ворота. Не говоря о зеваках, которые соберутся поглазеть на балбесов в детских масках, – поучал я отсутствующего друга.

– А вот и Александр-первый, – прервал мои речи первый собрат, доложив о своём приходе.

– Первые – они во всём первые, – переключился я на товарища, а потом чинно поздоровался: – Здорова, Александр номер один. Проходи, присаживайся. Как делишки?

– И тебя поздравляю, – напомнил он о дне рождения.

– Ах, да. Прости. Задумался о всяком и забыл. Поздравляю тебя и меня с днём варенья, чтоб он от лопнул печенья.

Первый заулыбался и уселся слева от меня. «Это идея. Рассажу всех братишек, как цифры на часах. Я, двенадцатый, вверху стола. Одиннадцатый по мою правую руку, первый по левую. А дальше все остальные. И никому обидно не будет. А когда соберёмся без деда, шестой сядет не его место», – порадовался я своевременной идее.

В подвале зашуршало, и на свет появились сразу три близнеца. Не выходя из-за стола, я всех приветствовал и начал размещать. Сразу объяснял, кому, куда и почему нужно садиться. Александры кивали и рассаживались, сообразно своим номерам и моим указаниям.

Когда пришёл шестой, я и ему всё объяснил, он тоже согласился и занял предложенное место. Всё прошло гладко, все посчитали нововведение правильным и полезным для знакомства. Теперь сидевшие за столом знали, кто из какого мира, и общение упростилось.

Когда все собрались, я попросил закрыть оба лаза и поставить табурет для деда. Всё было готово, и пришло время посылать за главкомом.

– Маски делить будем? – напомнил одиннадцатый о личном трудовом подвиге.

– Точно. Маски у каждого должны быть под рукой. И, ежели что, сразу их на лицо и тикать, куда глаза глядят, – проинструктировал я братьев.

– Как это, «ежели что»? – напряглись близнецы.

– А никак, – прикрикнул на всех соседушка. – Вдруг так расшумимся, что милиция явится? А тут двенадцать одинаковых с лица. А ну разобрали хрюшек и зайцев. Праздник начинается!

Бойцы безропотно поделили маски и начали их примерять, но одиннадцатый снова вмешался.

– Чётные миры берут поросят, а нечётные зайцев, – отдал он очередное распоряжение.

Я вопросительно покосился, но соседский братец не обратил на меня внимания и продолжил командовать:

– Зовите уже деда. А про маски забудьте, но из рук не выпускайте.

Сбегали за дедом и, пока тот ковылял до сарая, я произнёс короткую речь.

– Поздравляю всех с днём варенья, – продекламировал негромко, упрямо не желая называть этот день днём нашего рождения.

Когда дверь сарая скрипнула и отворилась, пропуская хозяина внутрь, вся наша братия поднялась с самодельных лавок. Поднялся и я. Дед чинно проследовал на своё место. Покосился на закрытые лазы, пинком проверил табурет на устойчивость и только потом уселся.

«Прям, царь из мультика», – успел я подумать, а старикан уже начал откашливаться.

– Здравия желаю, служивые, – приветствовал он нас, как равных. – Садитесь.

Мы расселись, как положено ученикам по команде учителя, и приготовились слушать, а Павел замолчал и больше ничего не говорил. Или с мыслями собирался, или ещё чего ждал.

Мы уже заёрзали от нетерпения, зашептались, и тут дед начал речь.

– Спасибо, что собрались в моём волшебном сарае, – Павел подождал, пока утихнут смешки и продолжил: – Поздравляю всех Александров из всех миров с их полным девятилетием. Нижайше прошу прощение за то, что вам в таком юном возрасте пришлось поступить на службу. Службу опасную, но почётную. Взвалить на детские плечи ответственность за двенадцать братьев-миров.

Дед говорил основательно, серьёзно, а мы, открыв от изумления рты, продолжали внимать.

– Во второй раз мне приходится собирать детвору и читать эту речь. Только время лихое выдалось, и почти все ваши старшие товарищи пропали. Поколение посредников, что было промеж вашим и моим, сгинуло.

Павел ненадолго умолк, достал из кармана аккуратно свёрнутый платочек и вытер намокшие от слёз глаза.

– Про Калик я вам в другой раз поведаю, когда подрастёте, а сейчас скажу, что из двенадцати парней осталось только двое. Да и то, один спился и мотается где-то по нашим мирам. Бог ему судья. Вам положено знать одно: в этом нежном возрасте, как ныне у вас, завсегда мальчишки начинают посредничать. Но сначала приносят клятвы. Каждый в своём мире, вестимо.

Почему в таком зелёном? А покамест ваши души чистые, грехами не замаранные, да на девиц покуда просто так глазеете, без злого умыслу, стало быть, самоё время, – мы переглянулись и тихонько хихикнули, а дед продолжил: – Теперь про клятву.

Павел встал, отодвинул табурет подальше назад, потом начал креститься и читать молитву.

– Слушать внимательно! – рявкнул он, когда закончил молиться. – Клятва дело не шутейное. Показываю единый раз для острастки, а после старшой ваш всё запишет и каждому раздаст для обучения. И чтоб к весне все на зубок эту клятву знали, а до конца мая принесли её, как положено, на вершине горы. Мир, когда просыпается и в силу вступает к человеческим словам восприимчивей. А души ваши, покуда не мутные, услышаны будут, и миры вас признают.

Он снова перекрестился, и мы поняли: клятва началась.

– Здравствуй, мир мой родной. Дозволь принести клятву для вступления в посредники промеж двенадцати братьев-миров, – торжественно произнёс дед, потом поклонился в пояс и продолжил. – Я Павел, крещёный и нарождённый, сын Семёна, внук Павла, правнук Фёдора, нарекаю тебя Двенадцатым и прошу принять эту клятву, которой обязуюсь служить верой и правдой во славу Божию.

А ещё прошу возвращать мою душу грешную и тело бренное ото всех мест да изо всех времён, куда бы ни занесла меня служба посредника между мирами.

И пусть будет так, пока твоё солнце светит, а моё сердце бьётся.

Помоги нам, милостивый Боже!

После этих возвышенных слов дед снова перекрестился и поклонился, а мы так и сидели с раскрытыми ртами, боясь вздохнуть или пошевелиться.

Время замерло, воздух стал густым и тёплым, а сарай наполнился цветочным ароматом. У меня на голове зашевелились волосы, а по всему телу хорошо знакомые мурашки развернулись в боевые отряды.

– Почуяли тепло? – торжественно спросил дед. – Это мир мне ответил. Мол, помнит ещё старика.

Дед стоял, а стариковские слёзы градом катились из глаз. Теперь он их не стеснялся, не вытирал платочком, а гордо выпрямив спину стоял и глядел вперёд, сквозь стену сарая. Потом, немного погодя, развернулся и пошёл на выход.

– Потолкуйте тут, покуда я с чувствами справлюсь. Да сильно не шумите, окаянные, – сказал он, не обернувшись.

Всё вокруг пришло в норму. Время, воздух, прохлада, всё стало по-прежнему. Мы завозились и зашептались, а одиннадцатый вполголоса спросил:

– Кто про этих калек знает?

– Ты лучше про тепло спроси или про шевеление волос, – посоветовал ему кто-то из братьев.

И тут пошло-поехало. Сначала мы делились впечатлениями и ощущениями, которые были у нас по окончании дедовой клятвы, потом сравнивали их с чувствами при входе в пещеру. Потом начали про девчонок и наше к ним отношение, потом про сгинувших посредников. И всё вокруг загудело, зашумело, завздыхало.

– Я, кажется, знаю про этих калек, – удивил всех номер первый. – Правильно не калек, а Калик. Это фамилия их была. Посредников тех, исчезнувших. Их так и звали: Калика. А что с ними стало, не знаю.

Мы на минуту затихли, а потом зашептались с новой силой. Всё пошло своим чередом, а я сидел во главе стола и наблюдал за нашей ватагой. Лишь изредка вступал в разговор на интересные для меня темы.

Краем глаза заметил, что одиннадцатый сидел и что-то писал на листочке, и наши разговоры ему были неинтересны.

За дверью сарая послышались шаги, соседушка бросил писанину и скомандовал:

– Маски готовь!

Все засуетились, вспоминая, кто куда засунул свою, а Александр-первый уже сидел в маске зайчика. Не успел я вспомнить дедову присказку о жителях первого мира, как дверь сарая скрипнула.

На пороге появился Павел. Но вернулся к нам не старик, выходивший из сарая, а другой, прежний, колючий и нелюдимый, каким он всегда был. «Ладно, переживём. Может когда-нибудь снова разжалобим», – подумалось мне, а дед уселся во главе стола и строго покосился на нас.

– Что притихли, шпингалеты? – начал он миролюбиво. – Вопросы имеются? А то далее начну пугать и поучать. Так что, спрашивайте, о чём хотите.

– А что, деда, в клятве этой про фамилию говорить не нужно? Только свои имена и имена предков? – нашел, чем удивить всех одиннадцатый.

Я бы ни в жизнь не догадался о таком спрашивать. А дед, не моргнув, начал ответ.

– К чему ему фамилии ваши? Сегодня они у вас одни, а завтра другие. И причин их сменить бывает много. Скажем, с властями вы не в ладах или с законами ихними, миру какое до этого дело? А может писарь церковный над вами пошутил, и такое бывает, да и вывел в метрике фамилию неправильно. И бес его знает, зачем. Так что, у отцов одна фамилия, а у сынов – не пойми что. Да и у старых людей не было никаких фамилий, а так все и представлялись. Имя своё или прозвище, а далее коленца с предками. Ещё о чём додумались спросить?

– Про Калик поведай, деда, – жалобно попросил Александр-первый. – Я всё, что знал, уже рассказал.

– Эта тема трагичная и запретная. Когда вам по тринадцать стукнет, вот тогда или я, ежели жив буду, или кто другой… Да тот же Калика вам расскажет. Про миры все, что кроме двенадцати имеются, да про время разное. А пока ни словом, ни взглядом об этом!

Сказать нам такое, всё равно, что спичку в бензин бросить. Все так и вскочили с лавок и чуть не набросились на деда. Посыпалось столько вопросов, просто кошмар. Наши голоса сплелись в причудливую смесь звуков, в которой разобрать что-либо было невозможно. А дед сидел, чему-то кивал и улыбался.

«Издевается, что ли?» – думал я, глядя на творившееся вокруг.

– Сколько этих миров? Какое время? Как туда попасть? Кто там живёт? – не замолкали голоса братишек-ребятишек.

– А теперь цыц! – скомандовал дед, мигом остудив наши головы. – Я им слово, а они мне допрос. Спасибо, что Каликой больше не интересуетесь. В том и цель моя была: глаза вам отвести от Калик. А про миры, так и быть, скажу, как сам знаю, как от старых людей научился.

Мы в мгновение ока затихли. «Это же надо. Сейчас нам дед расскажет в подробностях. Узнаем, кто нас сделал посредниками, и зачем. И когда всё это началось. И, вообще, про тайны всякие, и не детские, как были у нас, про ерунду разную, а про миры и всё остальное», – размечтался я, и моё воображение разыгралось, но даже оно не смогло тягаться с дедовским рассказом.

– Всё это не так давно началось. Я про предков наших сказываю, а не про миры, конечно. То ли спервоначала мы, казаки, завелись в этих землях, то ли Катерина, царица тогдашняя, нас сюда переселила, сейчас никто толком не помнит. А только стали казачки замечать чертовщину разную в этих краях. То жители аборигенные куда-то всем скопом пропадали. То, наоборот, чужаки разные появлялись, незнамо откуда. Но казачки были не промах, и долго их за нос водить никому не получалось. Всё одно, рано или поздно смекнут да обо всём разнюхают.

Тогда и начали они натыкаться на домики странные. Каменные такие, неказистые. Стояли они, почитай, везде по горам по долам. И поодиночке стояли и парами, а были места, где их с полтысячи стояло. Впоследствии эти логова дольменами кликать стали, а до того никто из местных про них казачкам не рассказывал.

И так они спрашивали, и этак, не признавались, и всё тут. И жить в этих домиках несподручно, и мёртвых хоронить совестно, а вот зачем им понадобилось столько сил на строительство тратить, неведомо.

Камни тесать, потом к местам построек стаскивать, а следом ворочать, выстраивая из них то ли хатки, то ли улья со входами, как норки у мышей, только шире. В некоторые даже человек пролезть мог. Ну, кто худее да смелее был, тот и влезал в них, и обратно вылезал – не помогало. Никак казачки понять не могли, зачем эти постройки.

Так и жили. Земли осваивали, с миром знакомились. Опять же, Богу молились, деток рожали, стариков хоронили. С болезнями боролись, с горцами воевали, урожай собирали. Всего помаленьку было. Текла жизнь, всё шло своим чередом.

Только и среди казачков начали умники появляться, кто к тайнам дорожку узнавать взялся. Или мир им откликнулся, или Бог надоумил – неведомо сие, а известно одно: появились.

Слухи поползли, что бесовское это дело с дольменами знаться, да только когда что-нибудь подобное казаков останавливало?

Горячие головы, те, кто к тайне отношение заимел и узнал, что это не только улья для светляков, но и дырки в другие миры, те с ума сошли многие. А многие безвестно сгинули в этих треклятых дольменах, и после никто их не видел.

В общем, старики терпеть это безобразие не стали, и запрет наложили строгий, чтобы никто в них не лазил, да и рядом не ходил. А ежели кто ослушается, обещали от церкви отлучить.

Затихло тогда всё. Но только и затишью любому конец наступает. Народился ли какой человек здесь, или невесть откуда явился, да только всё разузнал он про домики эти. Всё как есть. И имя это дал им, дольмен которое. Что по его разумению значило «долю менять». Долю свою в этом мире на долю в другом, неизвестном, в который путь дольменов вёл. Если, конечно, правильно ходить по нему. И дорогу назад этот умник или узнал, или придумал, или Бог ему подсказал.

Окрестил он этот мир своей лёгкой рукой и имена дал всем другим мирам, какие посетить успел. Заодно узнал, что дольмены эти не жители аборигенные строили, а стоят они на земле и тут, и там уже не одну тысячу лет. А по слухам, не один десяток тысяч лет. Просто, кто посмышлёней был, тот учился ими пользоваться и пользовался.

Это уже потом посредники первые появились. Потребовались они мирам, значит. А по какой причине, могу и сейчас поведать, ежели вы, именинники, не устали да не хотите ноги молодые размять.

– Рассказывай, деда. Рассказывай дальше, – посыпались просьбы, а дед не возражал и продолжил.

– Среди множества миров, только двенадцать были друг на дружку похожими, и людишки в них жили точь-в-точь копии. Даже имена и дни рождений у них, всё одинаковым было. Но и разница, конечно, небольшая была, это правда.

Вот и попросили эти миры у людей помощи, чтобы посвящённые в тайну помогли им избавиться от разницы этой. Уж больно не хотели они мамку свою обижать, а мамка промеж них двенадцати и была. Матерь миров всех сущих. А вокруг той матери, как лепестки у цветка, миры наши пуповинами прилепились.

Все прочие земли-планеты, кто помладше и подальше от мамки, уже к братьям тем двенадцати прилеплялись. Вот они-то побольше от первенцев отличались устройством своим. И чем дальше от мамки, тем больше разницы заводилось.

Говорят, есть такие миры, где людей не сыскать вовсе. И отличаются они от наших, как небо отличается от земли.

А ежели какой-нибудь мир и вовсе переставал что-то общее с братьями этими иметь, он отрывался от соцветия мамкиного, как лепесток от цветка яблоньки, и улетал прочь, невесть куда.

Чтобы не случалось такого несчастья, старшие миры попросили семейству ихнему помочь. А вот как они надоумили нас, того не ведаю. Только именно тогда зародились посредники. А что за работа им предстояла, они толком не знали.

И вы покуда в неведении. Но об этом разговор будет, если миры вас признают. А на сегодня довольно вам мозги пудрить. Где угощение? Давайте праздновать.

Кое-как успокоив восторги и восхищения дедом, мирами, да и собой, мы принялись за скромное, но весёлое застолье, состоявшее из конфет, печенья, зефира и мармелада.

После короткого пира от деда было получено благословение на прогулку по городу. Близнецы мигом нахлобучили неуместные в этот день маски и высыпали на улицу.

– Порулили отсюда! – скомандовал я и рванул подальше от дедова двора, а в первую очередь от родной улицы.

Когда все запыхались и пошли пешком, обнаружилось, что снега вокруг мало, и играть в снежки невозможно. Встал вопрос, что же делать этакой гурьбой, да ещё и в карнавальных масках?

Все что-то советовали, о чём-то спорили, а пока, чтобы не стоять на месте, я повёл свою команду в сторону сквера на улице Ефремова. Подальше от частных домов с их любопытными окнами.

В сквере мы затеяли возню. Начали играть в подобие пятнашек, только с особенностью: тех, кто каким-нибудь образом висел и не доставал ногами до земли, пятнать возбранялось.

Так мы носились среди деревьев, выбирали стволы потоньше или сучки пониже, чтобы можно было на них хоть немного удержаться. Конечно, по очереди падали, когда не хватало сил висеть, пятнали друг друга. В общем, вечер получился весёлым и активным.

Вконец уставшие и запыхавшиеся мы побрели обратно в сторону дедовой улицы, в сторону его волшебного сарая.