Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Дан Лебэл,Кристина Юраш,Александр Нерей,,Ольга Булгакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 142 (всего у книги 340 страниц)

Глава 24. Контузия

– Что ты мечешься по хате, как малахольный? Шило в заду? Ждал, что их к медалям представят? Ну, не пересдали экзамен на зрелость к средней школе, так ты другого чего ждал? Миры подровнялись в этом вопросе, теперь новой беды жди, – ругался Павел за мою непоседливость, когда я то и дело вскакивал с табурета и начинал мерить шагами его жилище.

А мне опять чего-то не хватало. «Ну разобрался с второгодниками… Может не я, а само утряслось. Родители их не разлюбят за это. Наоборот, внимательными будут, а не ремешком стегать, как строптивых лошадок.

Вон, что доктор им прописал, чтоб никаких наказаний. А то детские травмы что-то там, что-то там. Нельзя человека бить, тем более ребёнка, и грамоту в него вколачивать.

Нужно будет мамке такое сказать, когда заставит переписывать. Уроки я и так назло учительнице учу, только вот, не огрызаться ей, пока не получается. Так это месть за первый класс. За то, что усаживала на свой стул и заставляла для класса букварь читать, а сама…»

– Что молчишь, ирод? Ты сюда спать пришёл? Доложил «всё в порядке» и в обморок? – возвратил меня дед назад, к лучшей жизни.

– Всё, приехал. Как поживаешь, когда за нас переживаешь? – ощетинился я невидимыми колючками, так, на всякий случай.

– Переживёшь тут за вас, как же. Что, работа-забота закончилась? Или что другое на ум взбрело?

– Я же не спрашиваю про твой алярм. Вот и ты имей уважение к моему положению, – сошёлся я с дедом в очередном разговорном поединке, как самолётчик с другим самолётчиком в воздушном бою.

– Видали этот жёлудь? Совсем заматерел? Со стариком справился? А с работой как? Поскучнела, опостылела? Я тебе сейчас… А я тебя Калику зашлю искать. Последнейшего. Иди и ишши!

– Иди и ишши? Адресок напиши, – передразнил я деда.

– Запоминай, ирод. А как запомнишь, изыди с глаз, – Павел встал с табурета и начал топтаться по хате, не зная, куда идти, или соображая, что бы такого сказать.

– В каком он мире живёт? – задал я наводящий вопрос, подсказывая с чего начать инструктаж.

– В нашенский его заселили, чтобы пополам не распилили. Я его на поруки от скуки взял. Чтобы не содинаковили вместе с другими Каликами.

– И ты до сих пор молчал? Где же он пропадает?

– За церковью обитается, мясокомбинатскими харчами питается, – грустно пошутил дед.

– На мясокомбинате работает?

– Ещё как трудится, когда от пьянки пробудится, – невесело каламбурил Павел.

– Ты говорил, что он не пьёт, а другой, который не последний, а ещё один… Который где-то пропал, тот пьёт.

– Теперь он единственный. Другого с весов мировых долой. А этот… Я и все мои… Я хату на него отписал. И все хаты во всех мирах теперь на него оформлены. Присматривать за хозяйствами в дюжине миров он будет. Разумеешь, к чему веду? – нахмурился старый.

– К тётеньке доброй?

– И к ней, родимой, тоже. Он шефство над вами возьмёт, когда по твоей милости в страну дольменную отправлюсь, – заявил дед и изобразил заборный взгляд.

– Почему по моей?

– А по чьей же? Я тут дожидаюсь, покуда у тебя рожки с копытцами отрастут. А как бодаться научишься, так и засобираюсь в путь-дорожку. Это я про бычка, а ты, что удумал, ирод?

– А я про изыди. Так что с Каликой? Куда идти? Что говорить? – напомнил я о задании.

– А я… Нет, не передумал. Только логово его отыскать велю, а в контакт с врагом не вступать. Чтоб соблазна не было его жалеть-расспрашивать. И… Иди за церковь, а там прямо, покуда в улицу… Гутен… Морген… Гутеневскую, что ли. Вот память. Пока не упрёшься и не увидишь дичку.

Нет, дичка уже в его дворе, у Калики этого. В общем, как в Гутеневскую упрёшься, налево повернёшься, а там…

– Постучать три раза? Или то за бахчой? – ввернул я остроту, но дед остался серьёзным.

– Время будет, сыщи. Но не здоровайся, не высовывайся, не разговаривай. Таково моё последнее слово. Это я на счёт Калики, а не помирать собрался.

– Так ты хоть что-нибудь о них расскажешь? – решил я выведать хоть что-то пока дед снова не загрустил.

– Сказку могу рассказать. Но не буду. А в серьёз скажу: сам толком ничего не знаю. Слухи по Нюркам разные ходили, это правда. А вот что было, да с кем, не уточнял. Бабы, они завсегда трагедию из пальца высосут, даже если её на выстрел рядом нет. А тут была эта трагичная трагедия. Но за что их сгубили, никто не знает.

Я так думаю, даже последнейший не знает. Может, их каждого за свой грех приголубили? Набедокурили все, только каждый в своём огороде.

Нюрки и про яйца драконьи болтали, и про деньги драгоценные из будущего, и ещё о чём-то.

Ах, да. Про имя Божие. Якобы все они узнали имя Божие и затребовали от него чего-то несусветного. Только я так скажу: ерунда всё это. Если бы они Бога тронули, он их смёл бы единовременно, мы бы и пикнуть не успели.

У меня так и похолодело внутри, когда услышал об имени: «Конечно, имени Бога они не узнали, а вот имена миров и их мамки узнать могли. Может проболтались, а может, правда, что-то непомерное у них потребовали. Чур, меня!»

– Про какие яйца? – спросил я, решив сбежать подальше от пугавших фантазий.

– Драконьи. Где-то в молодых мирах надыбали, а после в наш принести хотели потехи ради. Вздор, – отмахнулся дед.

– А что такое, молодые миры?

– Которые у мамки последыши. Молодые они ещё, вот и полагаю, что по ним ещё зязябры мотаются.

– Какие зязябры, деда? Может динозавры?

– А я почём знаю, кто по земле болтался, покуда человеков не завелось? Зязябры они и есть. Или драконы. Драконы, знамо дело, благородней звучит, но и от них бы тут покою не было.

– А какие деньги из будущего?

– Ерунда это. Угодник сказывал, что в будущем никакие они не драгоценные, а как на вокзалах сейчас лампочками цифры временные вместо механических часов пишут, и в будущем у всех про деньги так написано на досках или на пластинках, а, может, ещё на чём. Наши теперешние там кое-где на барахолках пачками валяются никому не нужные, даже музеям. Полагаю, Калики их там сыскали и набрали, а тут хотели пристроить. Разбогатеть, значит. А по-нашему закону посредническому, как?

– Нельзя нам корыстью болеть. И дар наш посреднический в таких целях пользовать, – выговорил я, заученное наизусть, а у самого волосы на голове зашевелились.

«Вот оно как. В будущее, оказывается, не только заглянуть можно, но и кое-что оттуда с собой прихватить. И это не самое главное. Мне тоже можно будет мышкой помотаться и поглазеть на будущие хвосты. И Угодник тут, снова-здорово, всплыл. Живой, получается, дядька. По будущему бродит и узнаёт из книжек про нас прошлых. А когда узнает, что кто-то свихнулся от путешествий мирных и случайных, так сразу весточку отписывает. Чтобы вовремя спасли бедолагу и домой возвратили в целости».

– Алло, Москва. Прошу дозволение на приземление, – услышал я дедовский голос откуда-то издалека и вернулся на грешную землю.

«А ты, старый, проболтался. Ещё как проболтался. Нужно тебя, оказывается, заводить, как часики, и самому не рифмами баловаться, а слушать, – смекнул я и изобразил хитрый взгляд. – До заборного, конечно, не дотягивает, но пока и такой сойдёт».

– Что-то ещё узнать хотел, ну, да ладно. Пойду. А можно одиннадцатого с собой взять? – спросил я и спохватился, вдруг дед не разрешит.

– Он не фраер. А глаз его вам не отвести. Враз вычислит. Так что, нельзя, – запретил дед, как я и ожидал.

– Как это, не отвести? Он что, не человек?

– Он, как и вы вскоре, зенки свои в тринадцать лет отпер, когда на девиц не только глазами целиться начал, а ещё кое-чем. Так что, после того, вам больше никто и ни на что глаз не отведёт. И кушать всё большой ложкой начнёте. Вот тогда забегаете от нечисти, что нынче сокрытая мимо мотается, а вы ни ухом ни рылом.

Я в который раз изумился. «Вот так надул старого. Выудил сказочку. Впору домой бежать и под одеялом во всём разбираться. Чем дальше, тем больше дух захватывает. А ещё утром скучал, мол, ничего интересного не происходит. Получил? Распишись».

– Так что, вас не зря с малолетства приучают. Пять лет натаскивать будем, чтобы умом окрепли. Вы хоть и безбожное поколение, только нам от этого не легче. В жёлтый домишко чтоб тропку не протоптали, мы вас и пестуем. Помаленьку с миром ознакомляем, да с чудесами его, да с причудами.

…Ну что, наелся? Проваливай, да хорошенько переваривай. А то ишь, заскучали их благородии. А я вас ещё на берег Кубани не отправлял. Вот где чудес полон лес. Да беги уже!

Я и выскочил во двор, шатаясь, как контуженный взрывом боец. Вроде, целый снаружи, а вот внутри полный разгром.

Глава 25. Путешествие во времени

– Опять сон, – говорю себе, сообразив, что всё вокруг не взаправду. – Только почему не зима и не ночь? Я что, на берегу Кубани? Просился же к космическому костру, чтобы со Скефием пообщаться, а меня на бережок сослали. Знаю, что сплю и вижу сон. Знаю. Теперь такое часто случается. Особенно когда перенервничаю или что-то несусветное узнаю.

Что я здесь забыл? Опять самому узнавать? Без подсказок, без костра?.. А душу с собой позвать можно?.. Тоже нельзя? Ладно, брожу, куда вздумается, и гляжу, а вы чудите, что хотите.

Иду мимо Первого, потом Второго городского водохранилища с пляжами, которые рядом с Кубанью. День. Лето. Зелень. Никого. Что найти нужно, не знаю. Работа такая – ходить и смотреть. Думать о своём не запрещают, и то радость.

«Что вчера было, отчего я такой пожёванный?» – передумываю гулять и возвращаюсь к глади Второго водохранилища, чтобы глянуть на отражение.

Из воды, вместо отражения, таращится незнакомый пожилой мужик.

Не пугаюсь, но и не удивляюсь. Почему?

– Мужчина, вы кто? – спрашиваю у неправильного отражения.

Сразу вспоминаю ночь, костёр и снова задумываюсь: «Так ведь то братья миры вокруг мамки стояли. А из-за чего вспомнил?.. Точно. Они меня на смех подняли из-за неправильного обращения. Поэтому сейчас мужика не назвал мужиком.

Небритый какой-то дядька. Может это Калика? Точно не Угодник. Тому стареть запрещено.

Так, стоп. Почему запрещено? Откуда это в башке? Почему Угоднику нельзя быть старше возраста, в котором погиб? Разобраться нужно.

Так что он там, молчит? Мужик этот. Может, рукой ему помахать? А вот возьму и спрошу у него, куда мне сейчас идти».

– Дяденька вы по-русски понимаете?

«Заулыбался. Почему не разговаривает тогда?»

– Где чудеса, на которые меня поглазеть прислали?

«В сторону Кубани машет, а потом, показывает, нужно дальше по её берегу пройтись».

– Понятно. Спасибо. Я пошёл, а вы тут осторожнее плавайте.

«До слёз рассмеялся. Будто я что смешное сказал. Ладно, иду».

Выхожу на берег Кубани и снова задумываюсь: «Что он имел в виду, когда показывал, что нужно идти к берегу, а потом шагать по течению?

Почему-то вдоль берега леса нет. В жизни он есть, и местами непролазный, а во сне нет. Не удивляюсь, значит, так и задумано. Лес есть, только пару шагов от реки отступил».

– Это ты, лес, отшагнул от берега чтобы мне в воду не упасть?

«Молчит зараза. Не хочет с мелюзгой разговаривать. Спичками его попугать, что ли? Чтобы разговорился.

Вдруг ветками в речку смахнёт, а плаваю я неважно.

Или я во сне чемпион по плаванию?.. Рисковать не буду. Сейчас успокоиться должен, чтобы ничего не забыть. Пойду по бережку и посмотрю, куда приведёт».

Минуту топаю – ничего. Вторую шагаю – пусто.

Берег. Вода. Зелень.

– Где птицы? Где рыбы?.. Мух тоже не ждать?.. Хорошо. Без мух обойдусь. Ну хоть что-нибудь в этом сне водится? Зязябру хочу! – бесцеремонно требую у сна.

Кто-то невидимый хватает за ухо и разворачивает в другую сторону, а потом отпускает.

– Всё одно не страшно. Только непонятно. А если не хочу зязябру, значит, мне в другую сторону, так получается? Хорошо, что подсказали. Не про зязябру, а про то, что тут кто-то есть.

«Смеются. Много голосов. Наблюдаете за мной, как коты за блошкой? А кто тут? Мужики? Миры, то есть. Так там и тётеньки имеются. Одну я даже по имени знаю».

– Талантия с вами?

«Снова хохочут. Что-то про головастика болтают. Попались. Вот вы как. Я тут спящий и беззащитный, а они потешаются.

Стоп. Что-то не то. Что-то вижу, а что не пойму», – закончил я шутить и сосредоточился на чувствах.

– Что я увидел, когда остановился?

Меня опять хватают за ухо и поворачивают лицом к реке.

Снова не пугаюсь, а задумываюсь: «Проверить хотят, отрос ли у головастика хвост?.. Хохочут. Слава маме Кармалии!.. Опять смех. Помнится, Скефий говорил, что нужно не бояться быть смешным. Значит, сейчас у меня тренировка».

– Спасибо, что не нарядили в девчачье.

«За нос дёргают. Короткий или, наоборот, расти начал?.. Нет. Может, мне куда-нибудь смотреть нужно?.. Точно. Я же остановился из-за того, что увидел какой-то вздор. Но куда смотреть? Через Кубань на Старую станицу?..

Стоп, а где станица? Домишки неказистые кое-где имеются, конечно, только я точно помню, что они на том берегу чуть ли не стеной стоять должны.

А-а. Это как с лесом? Отступили, куда подальше. Почему тогда не все отступили, а только высокие да справные?

Если глаза не отворачивать и дальше идти по берегу, что тогда будет?..

Ладно, начинаю эксперимент. Иду, глазею-ротозею, на станицу гляжу, глаз не отвожу. Авось не споткнусь.

Домики шевелятся, будто чешутся. На части разбираются что ли, или уменьшаются? Нет, убывают не размерами, а кусками. Вон с того крышу сдуло, потом стропила, потом стены разбираются.

Стоп. А если повернусь не к зязябрам, а в другую сторону? По течению пойду, они что, опять строиться начнут?.. Сказано – сделано.

Точно, строятся. А теперь обратно… Разбираются. Мультик, да и только. Но долго так не побегаешь. Что же делать? Если Кубань во сне Рекой Времени сделалась, не за этим ли меня сюда прислали? Ну, фокус, понятное дело, но и смысл быть должен».

– Мораль сей басни какова? – спрашиваю тренеров-невидимок.

«Не оценили. Обсмеяли и пинком под зад заполировали. Хорошо, что не столкнули в речку, а то бы уплыл… В будущее? А вот это идея. Нет, не плыть, а пробежаться. Айда, за мной, мужики и тётеньки! Я в будущее сбегаю и там всё разведаю. А может, рвануть вверх по течению и бежать, пока зязябры не начнут гоняться? Ну, так что, куда можно сходить?»

– Куда сбегать можно? Миры любезные, будьте полезными!

«Опять за ногу схватили. Значит, в космос запустят», – огорчаюсь я, что поздно догадался о Реке Времени.

– Мы так не договаривались. Я хотел куда-нибудь сходить. Вдоль бережка…

«Поздно. Запустили уже. Покувыркаемся? Головастик теперь летучий. Хорошо, что от страху штанами не пахучий», – думаю в полёте и слушаю, как отдаляется мирный хохот.

Глава 26. В поисках Калики

Проснулся и, как обычно, начал с зеркала. Только задержался у него надолго. Что-то не отпускало, что-то держало. И так смотрелся, и этак. Всё в порядке. Ни синяков, ни красных ушей. Норма.

– Что сказать хотело? Или ты от страха онемело?.. Точно. Мужик в отражении. Вспомнил сегодняшний сон. Вспомнил!

Так и запрыгал от радости, а потом и всё остальное вспомнил. «Водохранилища… Первое, Второе, Третье. Отражение мужичка в конце Второго видел, когда воротился с Кубани. Зачем воротился?.. Пока не вспомнить. Что с мужиком дальше?.. Послал обратно к берегу, чтобы… Поджёг лес? Не то. До этого что-то другое вспомнил. Может, возмущался, что не в зимний сон попал?.. Про это тоже вспомнил, а ещё?

Ёшкин-кошкин! Я же про месяцы… Про миры вспомнил. Стоят в холодном космосе и к мамке прижимаются. А мамка, как солнце у них. Только всё это мультик был.

Нет, не мультик. Всё было по-настоящему, только я понимал, как мультик. Чтобы не свихнуться, как дед говорит, а разумом окрепнуть.

Только их не двенадцать, а пятнадцать. У них ещё три сестры, как у Чехова какого-то. Три сестрёнки, справные бабёнки.

Тьфу, на меня. Я тогда был в сарафане, только, слава Богу, без косичек и бантиков. А они все мимо смотрели. Созерцали что в себе происходит. Но на моё “мужики” выдали поклон оскорбительный.

Во даю. Додумался, что и поклоном оскорбить можно.

Стоп. Вспоминаю дальше.

А дальше меня в космос запустили. Что-то схохмил, как и сегодня во сне. А сегодня, что схохмил? Хотел по берегу пробежаться и на зязябр посмотреть?..

Каких ещё зязябр? Динозавров, что ли? Так они меня…

Стоп. Назад. А куда назад? В сегодняшний или в тот сон?.. В тот.

Лечу в космос, и конец? Нет. Что-то ещё было. Хохот. Точно. Они так надо мной хохотали и животами трясли, что…

Так вот, почему землетрясение было. Из-за меня. Что такого брякнул, от чего у нас поросёнок с лестницей в осадок выпали?.. Осторожнее с языком надо. Так и конец света накликать не долго.

Улетел, а дальше проснулся? Конечно. Только до пробуждения мне голос нашёптывал: Скефий, Татисий… Дальше не помню. Значит, это мама Кармалия шептала. Значит, она хочет, чтобы деток её по именам звал, а не по номерам.

А сегодня с отражением беседовал, и что потом? Что-то про…

Иттить колотить! Кубань-то наша – Река Времени.

Только, кажется, и сегодня надо мной миры хохотали. Что же делать? Как-то раскис от воспоминаний. Снова под одеялом обмозговать всё, что вспомнил?

Неохота. Бежать без оглядки хочется от знаний таких. И как во сне, хоть в прошлое бежать, хоть в будущее.

В прошлое запрещено бегать. Там зязябры.

Нет, не поэтому. Чтобы ничего не переменить в будущем, которое сейчас настоящее? Скорее всего. А в будущее, значит, можно? Только не за деньгами. Ясное дело. А если Скефия о такой экскурсии попросить? А об этом, вообще, можно просить? Как-то же они такое делали.

И их потом, как тараканов…

Стоп. Это я сейчас про Калик? Мне же вчера дед задание дал: розыск Последнейшего. Ещё с одиннадцатым сказал нельзя, а то…

Батюшки! Я же контуженный был от всего, что он наговорил. Не хочу ничего вспоминать. И к деду не хочу. К одиннадцатому хочу. С ним потолковать, новостями поделиться. Тогда и остальное вспомню.

…Ой, боженька-боженька. Что теперь будет?» – покончил я с воспоминаниями и обратился к миру.

– Мир Скефий. Не мог бы ты меня закинуть в Татисий, и чтоб не нужно было в подвал переться. Чтоб как-нибудь мимо пролететь. Сильно-сильно хочется. И чтоб старый хрыч ничего не узнал. Можно так? – как-то уж очень спокойно попросил я мир о небывалом одолжении.

Потом сидел, разбитый воспоминаниями и жмурился на всякий случай. Надежды, что Скефий дунет теплом и зашвырнёт в одиннадцатый мир, никакой не было. Просто, не хотелось бороться с дедом и его присказками, но и дома торчать тоже было невмоготу.

«Калику, который стал хозяином двенадцати хат с их дворами и огородами, искать не хочу. Один не хочу. Вот если бы…» – не успел додумать, как услышал испуганный голос одиннадцатого брата.

– Ты что тут делаешь? Как зашёл ко мне? Когда?

«Сплю, значит. Полёт в Татисий отменился», – только подумал и тут же получил звонкую оплеуху.

– Чур меня! – вскрикнул я и вскочил с кровати. – Меня что, по-настоящему к тебе перекинуло?

Пока одиннадцатый моргал ничего не понимавшими глазками, мне в лицо дунуло теплом.

– Ура! Заработало! – проорал я не своим голосом и запрыгал.

– Что заработало? Что? – пытался соседушка поймать меня в охапку, а я вырывался и прыгал, стараясь достать белёный потолок.

– О сокрытии, небось, не думал. А мои все дома, – взмолился напарник.

– Значит, веришь, что меня на твою кроватку закинуло?

– Ты и разыграть мог. Прокрасться, как вор.

– Кого из нас скрывать будем? – попытался я наладить разговор.

– Кого хочешь, – отмахнулся одиннадцатый.

– Хочу, чтоб ты сам попросил у мира. Так правильней будет. И сам решай кого, тебя или… Опять тебя.

– Точно не розыгрыш? – всё ещё сомневался напарник.

– Проси уже. Работа ждёт.

Когда я услышал, как сосед обращается к миру с просьбой о сокрытии, вспомнил слова деда о том, что коренника родной мир почти никогда не прячет.

«Вот незадача. Ну и ладно. Сам сделаю, – решил я и мысленно попросил: – Мир Татисий, прости нас, неразумных за баловство. Я сегодня уже выклянчил у твоего брата запретное для нас. И к тебе разреши за подобным обратиться. Сокрой, пожалуйста, своего посредника».

– Ответил мне, – радостно доложил одиннадцатый.

А я смолчал о том, что тоже почувствовал тёплое дуновение Татисия, одиннадцатого по-нашему счёту, и второго по счёту мамы Кармалии.

* * *

Я настоял выходить из дома поодиночке, на всякий дисциплинарный случай. «Ну знаешь ты имя мира, но наглеть-то не нужно», – сказал себе и спланировал бегство. Но всё пошло наперекосяк. Хоть и умным себя считал, и на голове у меня два уха, а не как у всех – пара, но то, что у нас на двоих всего пара, но уже сандалий, как-то на ум не пришло.

– Как делить будем? – спросил я, почёсывая затылок.

– Ты не мог сначала обуться, а потом просить о катапульте? – расстроился собрат, и я понял, что он только в этот момент поверил, что говорил ему правду, и помогли ему не мои слова, а мои сандалии, вернее, их отсутствие.

– Если бы я знал, что такое возможно, – повинился я и добавил: – Даже если бы знал, никогда бы не обнаглел до такой степени. Обуться и скомандовать: «Поехали!» Я те не Гагарин, хотя и меня пару раз в космос запускали.

– Хорошо. Мне тут кеды для школы купили. Если я, действительно, сокрытый, то думаю: самому надеть, и мамка их тогда не увидит, или отдать, и пусть тебе за новые кеды выволочку устроят? А я зрителем побуду, – выдал коварные мысли одиннадцатый.

– Я думал что-то путное скажешь. Давай кеды. Разношу заодно. Рискну ушами. Но учти, если что, сбегу из дома в любом случае, а ты, когда вернёшься, всё расхлебаешь, – отплатил я хитромудрому братишке, и впоследствии о том, ой, как пожалел.

В это мгновение зародилась наша тёмная часть дружбы, но об этом после.

Одиннадцатый сам обул кеды, сунул мне в руки сандалии и газетку, после чего с недовольным видом выскочил на улицу. Я обулся, досчитал до десяти и вышел следом.

Всё прошло гладко, и никто, кроме Куклы, внимания на меня не обратил.

Напарник, недовольный незапланированной обновой, успел уже добежать до перекрёстка и выглядывал из-за угла.

– Газета зачем? – спросил я, когда догнал злыдня.

– После дела тебя разую. Кеды в неё заверну. А ты босиком в подвал полезешь. Не барин, чай. Какое у тебя дело? Выкладывай.

– Сперва мир. Вернее, миримся, – запутался я в словах, ведь слово мир не только старший брат перемирия, а ещё о-го-го что.

– Ладно. Мир, – согласился друг.

Мы пожали руки и отправились к месту сбора – к хате бабы Нюры.

Америка сиротливо приютилась у некрашеного забора, поскольку Баба Нюра этого мира очень редко на ней дежурила. Мы сразу вошли во двор, где я расселся на табурете в ожидании пока подчинённый уладит формальности.

Одиннадцатый разыскал хозяйку и о чём-то долго с ней беседовал, а я грелся на солнышке и думал, что сделать вперёд: обсудить новости от деда, о которых даже думать не хотел, или сразу ехать на поиски дички, под которой в моём мире живёт Калика.

К тому времени, когда близнец вернулся, я так и не решил, что выбрать.

– Какое дело? – грубо столкнул он меня с табурета, но я не обиделся, а сделал зарубку «отомстить позднее».

– Целых два. Два у меня дела. Так что, выбирай, или дальняя дорожка немножко, или контузия-медузия. А то со мной ужас, что было, когда от Павла про зязябр узнал.

– Не дури. А то скидывай сандалии, пока не надавали. Какие медузии и зязябры? Ты пришёл новые ругательства испытывать?

– Всё серьёзно. Я вчера от скуки был избавлен со всей строгостью. Дед мне такого наговорил, и про Калику, и про хату свою, загодя отписанную. Про то, что после деда нас этот Калика на… Короче, под руки возьмёт. Про Угодника уже сам догадался, из сказок его. Про что ещё? Про драконов, которых дед зязябрами называет, – начал я напирать с аргументами, а одиннадцатый то пятился назад, то подходил ко мне с желанием пнуть побольнее. – Только, то не драконы вовсе, а динозавры. И живут они на последышах мамки Ка… Какой-то. И деньги они воровали из будущего, которые из лампочек сделаны.

Опять чуть не выдал страшную тайну, но вовремя спохватился, а под конец тирады специально запутал дружка.

Тот долго молчал и мотал головой так, что казалось, собрался этим мотанием вытряхнуть мои слова из ушей обратно.

– Ты сейчас о чём рассказать хотел? Толковее не объяснишь? – взмолился он, наконец.

Я сосредоточился, а потом выдал ему всё в подробностях, начиная с задания поиска Калики и заканчивая Рекой Времени Кубанью. Ничего не забыл, строчил, как из медленного пулемёта, и каждым выстрелом попадал в цель.

От моей стрельбы новостями напарник то обрадовано вскакивал, то с ужасом в глазах падал ниц, а я, хоть и наблюдал за ним, но на его театральщину не отвлекался.

Когда закончил рассказ о мужике в отражении, одиннадцатый выпал в осадок, как муть в луже. Сил о чём-нибудь спрашивать у него не осталось.

– Тоже контузило? Когда я про Угодника догадался, развеселился было, а потом меня дед наповал!

– Ну ты и выдал тайные секреты. Тайны, так тайны, – начал приходить в чувства близнец. – Значит, я у бабы Нюры так прямо и спрошу, какие у них слухи ходили про деньги, про имя, про зязябр. Получается, мы живём в старших мирах, а у тех, кто младше, время отстаёт от нашего. Фантастика! Вот бы глянуть одним глазком на молодого папку. И на зязябр. А потом обязательно на папку. Узнать что-нибудь этакое, чтобы он не задавался и не пел про всякие глупости: «Я пришёл домой, вынув жало, а от меня жена убежала».

– У тебя папка такие песни распевает? – искренне удивился я.

– Ещё как. Значит, в будущее тоже можно, – снова уплыл в туман контуженый братишка.

– Не знаю. Меня сразу за ногу и в космос метнули.

– Это сон был. А я про тайну кубанских лесов, – почему-то возмутился напарник.

«Нужно было про морок не рассказывать, – пожалел я сразу. – Что если в лесах Кубани совсем другая тайна?»

– Пять лет нас учат, а потом мы ведьм на мётлах увидим. И третьим глазом на девчонок посмотрим, а они окажутся…

– Третьим глазом? – не понял я.

– Раньше у людей на лбу был. Баба Нюра в сказках рассказывала. А вот, про хату, которой теперь Калика хозяин, поведать забыла.

– Ты очнулся? Можно ехать? – спросил я, имея в виду поиск Калики.

– Да. Да-а… – ответил одиннадцатый, а я понял: «Нет. Не-ет…»

«Посижу, подожду его возвращения из мира зязябр. Хорошо, головой уже не кивает, а плавно водит из стороны в сторону. Переваривает, значит», – думал я, наблюдая за одиннадцатым близнецом.

– Всё, я готов, – наконец-то очнулся братишка. – Ты это никому не рассказывал?

– Сразу к тебе, барин. Как только проснулся, о тебе подумал. Ноги идти не хотели, на хитрость лукавую пошёл и обманул их: двенадцатого попросил переметнуть к тебе с кроватки на кроватку и чтоб без всяких подвалов.

– Как туда добраться не узнал? – спросил помощник.

– За церковь, а потом до… Гутен-морген. До Гутенской улицы. Дальше налево и во двор с дичкой.

– Ладно. Посиди, а я к бабе Нюре. Узнаю, как до церкви дойти.

– Э-э, брат. Туда далёко.

– Бабуля всегда пешком ходит в церковь. А мы молодые и на всё трудное, вон, какие злые. Враз домчимся! – раззадорился Александр.

– А давай на велосипедах? Я с прошлого года в походы не шастал.

– Где второй велик возьмёшь? Через подвал, что ли, притащишь? Так ты деда пугаешься, как ладана, – задумался одиннадцатый.

– Давай у Вадьки одолжим? Случись чего, свой ему отдам.

– У Вадьки можно, если даст, конечно. Он, наверно, занят сейчас. Отцу машины ремонтировать помогает. Он у него этот… Жестокий тятька. Вспомнил слово: жестянщик.

– Жестокий тятька? – рассмеялся я над напарником.

– Мне так легче слова запоминать, – отмахнулся тот и ушёл к бабе Нюре узнавать дорогу к церкви.

Я остался во дворе и размышлял, что и мне таким жестяным способом было бы легче запомнить имена миров, только вот, никаких тятек в голове не заводилось, тем более жестоких.

Одиннадцатый закончил разговор с бабой Нюрой и умчался на улицу.

«К Вадьке погнал», – решил я и начал переваривать вчерашние новости на новый лад, выискивая мелочи, которые мог упустить.

– Хорош спать, – рявкнул близнец в ухо.

– Не дал? – расстроился я, не увидев велосипеда.

– Твоя очередь. Отвели от меня глаза… Сам теперь проси, – огорошил меня одиннадцатый. – Но обожди немного. А то я пока сообразил, что меня никому не видно, такого натворил. Собака их от злости чуть наизнанку не вывернулась.

– Доотводились, олухи. Заработало! – поддержал я дружка и тоже от души посмеялся.

Вволю насмеявшись мы вдвоём отправились к однокласснику Вадьке.

Я еле сдерживался, глядя, как одиннадцатый то щекотал ничего не понимавшего Вадика, то дул ему в ухо, или ещё как-нибудь издевался. Вадик сначала стоял и долго не мог сообразить, зачем я просил у него велосипед. Но когда ему надоело чесаться от одолевшего зуда, быстренько согласился и, всучив мне свою лайбу, убежал, громко хлопнув калиткой.

Не переставая посмеиваться, мы зашли к одиннадцатому за его велосипедом и сразу же укатили в сторону улицы Ефремова и дальше.

* * *

– Вот церковь. Нас с тобой тут крестили? – спросил Александр, переводя дыхание после нашей бесконечной гонки.

– Вроде тут, – пожал я плечами, – теперь прямо, пока в улицу Гутенева не упрёмся.

Когда мы продолжили путь, я обратился к Татисию с очередной просьбой, но имя Калики не упомянул, чтобы не обидеть мир воспоминаниями о гадостях, которые натворили сгинувшие посредники. Просто, попросил помочь найти улицу, на которой растёт дичка. Татисий вместо тёплого ответа стрельнул в меня уже знакомой очередью из холодного и тёплого воздуха.

«Кто-то к одиннадцатому пришёл и попросил отвод глаз. А мы в такой дали. Ну, если попросил, значит, наш человек. Значит, подождёт».

Через пару минут мы остановились на перекрёстке нашей дороги с улицей Гутеневского. Сначала одиннадцатый замахал мне рукой, а потом и я увидел табличку с названием.

– Гутенева или Гутеневского. Разницы нет. Куда теперь? – спросил друг велогонщик.

– Влево. Там найдём высоченную дичку. Кстати, что за дерево так называют? Абрикос или яблоню? – спросил я.

– И то и другое. Если их не прищепили, значит они дички.

– Прищепу из них сделали? Крупную абрикосу, как на дедовой улице? – припомнил я, как назывались деревья и их плоды, которые мы частенько сбивали палками, пока нас никто не видел.

– Во-во. Ладно, едем! – скомандовал одиннадцатый, и мы свернули на улицу Гутеневского.

На удивление, нас никто за всю дорогу не остановил, и никакие хулиганы в пути не встретились. Через квартал я увидел огромное дерево на правой от меня стороне улицы. Оно возвышалось над остальными деревьями, которыми были усажены и улица, и дворы, выходившие на неё своими воротами и калитками.

«Дичка – не синичка, а журавль до неба», – восхитился я невиданным деревцем и прибавил усилий ногам, давно уставшим крутить педали.

– Этот? – спросил одиннадцатый, когда мы остановились напротив двора с дичкой, оказавшейся грушей.