Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Дан Лебэл,Кристина Юраш,Александр Нерей,,Ольга Булгакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 340 страниц)

Шатер Харвиса уже собрали. Колдун сидел на одном из своих тюков и, вольготно вытянув ноги, читал книгу. Рюкзак Эвглин рядом с его вещами казался крошечным.

– Который час? – осведомилась Эвглин, глядя, как повара пакуют сковороды и заворачивают чисто вымытые тарелки в бумагу. Должно быть, всю утварь тоже продадут на Большой Заставе.

– Четверть одиннадцатого, – ответил Харвис, не взглянув ни на небо, ни на часы. – Скоро прилетят драконы, и мы отправимся в дорогу.

– Принц предложил мне стать его любовницей, – негромко сказала Эвглин. Один из поварят выронил сверток, и на землю с мелодичным звоном посыпались ложки. Повар в сердцах наградил его оплеухой. – Он хочет, чтоб наш с вами брак остался фиктивным, а отношения с ним были бы семейными.

В Эльсингфоссе не было понятия «гражданского брака», так что Эвглин сомневалась, что Харвис поймет тот принцип, на котором иногда строятся отношения в ее мире.

– Обещает любовь, верность и преданность, – закончила Эвглин и устало вздохнула. Она не могла не рассказать об этом Харвису: колдун должен знать о том, что планирует принц. Что-то подсказывало Эвглин, что планы его высочества намного шире любовных отношений с иномирянкой.

Харвис не изменился в лице, но голос его выдал.

– Я могу строить отношения со своей женой без помощников, – сварливо сказал он. – И, Эвглин, я хочу, чтоб наш брак был не фиктивным, а настоящим. Вы и я, никаких третьих и четвертых. Это лишнее.

– Я согласилась, – призналась Эвглин, глядя на носки своих туфель и надеясь, что успеет увернуться, если Харвис вдруг решит ее ударить. – Что мне оставалось делать? Это ведь его высочество придумал план с нашей с вами свадьбой, но он ведь может передумать в любой момент.

Она с опаской подняла глаза на Харвиса и увидела, что тот с трудом сдерживает гнев.

– Что мне оставалось делать? – почти жалобно повторила Эвглин. Харвис только рукой махнул.

– Вы все правильно сделали, Эвглин, – сказал он. – Правильно и благоразумно. Просто поставьте себя на мое место и подумайте, что я сейчас могу чувствовать. У меня впервые за очень долгое время появилась надежда на нормальную спокойную жизнь с женщиной, которая, возможно, меня полюбит. И не успел я обрадоваться, как к этой женщине потянул руки человек, с которым я при всем желании не смогу конкурировать. Он принц. Пусть бунтарь, пусть почти гарантированно никогда не увидит корону, но он сын папы-короля и мамы-королевы. А я никто.

Харвис осекся, должно быть, решив, что говорил слишком громко и эмоционально. Эвглин осторожно дотронулась до его запястья, и он не отдернул руку.

– Хорошо, что вы рассказали, – произнес он. – Не хотел бы я однажды вечером увидеть на пороге его высочество в полной готовности к любовной схватке.

– Не собираюсь я с ним вступать ни в какие схватки, – нахмурилась Эвглин. – Я просто пытаюсь выжить, как умею.

– Да, – кивнул Харвис, – я вполне вас понимаю.

Пару минут они сидели молча, а затем Харвис поднял руку и указал на скалы. Там ветер болтал по небу какие-то черные соринки.

– Драконы, – сказал он. – Скоро отправимся в путь.

– Вам, должно быть, грустно, – предположила Эвглин. В воздухе повеяло сухим драконьим запахом, и Пушок, подобравшийся сзади, легонько боднул ее, выпрашивая лакомства. У Эвглин ничего не было, зато Харвис вынул из кармана кусок халвы, завернутый в бумагу, и бросил в шустро раскрывшуюся драконью пасть.

– Что, приятель, – сказал он, гладя Пушка по голове. – Готов к столичной жизни?

Дракон снова раскрыл пасть и заявил:

– Ы-ыхх! – что, должно быть, означало, что он воспитанный и домашний дракон, хозяев не опозорит и ни перед чем не сробеет. Эвглин невольно подумала, что завидует такой отчаянной решительности. Впрочем, будь она драконом, ее вряд ли что-то могло бы напугать.

– Я не собираюсь изменять вам, – призналась Эвглин, глядя в лицо Харвиса. – Знаете, я всегда думала, что верность – это самое важное, что может быть между людьми. И если ты вдруг решаешь, что…

Харвис оценивающе взглянул на нее. Пожал плечами.

– Но ведь вы не выбирали. Вас заставили сделать выбор.

– Знаете, что! – Эвглин так резко поднялась с тюков, что Пушок от неожиданности отпрыгнул в сторону. – Я бы придумала, как отказаться от этого брака! Если бы вы были мне противны, я ни за что не стала бы соглашаться. Уж поверьте, не стала бы…

Она осеклась и провела ладонью по щеке, смахивая внезапно появившуюся слезу. Вздохнув, Харвис тоже встал и поймал руку Эвглин. Полковник, наравне с адъютантом и слугами собиравший шатер, удивленно посмотрел в их сторону, возможно, прикидывая глубину романтики в этом вынужденном браке. Харвис покосился на бравого Матиаша так, словно хотел сказать: тебе тут ничего не светит, даже не мечтай.

– Для начала давайте вернемся в столицу, – успокаивающим тоном произнес Харвис. – По большому счету, нам с вами теперь очень далеко до спокойной жизни. Вдруг его величеству не понравится план принца выдать вас за меня замуж?

Эвглин испуганно посмотрела на него. А ведь Харвис прав – король вполне может решить, что Альден лезет не в свое дело и занимается вещами не по разуму.

– Да, – негромко откликнулась она. – Такое тоже может быть. Давайте не торопить события.

Соринки постепенно превратились в крупных драконов, величаво опустившихся на площадку. Это были громадные звери, раза в четыре больше Пушка, и тот прижал крылья к спине и испуганно загукал. Погонщик, который руководил драконами, приветственно махнул рукой и проорал:

– Мы готовы! Можете собираться!

Слуги забегали с утроенной скоростью, принимаясь подтаскивать тюки к драконам и приторачивать их к крупным чешуйчатым бокам и спинам. Вот подхватили и вещи колдуна и рюкзак Эвглин. Харвис наблюдал за сборами с какой-то далекой печалью.

– Знаете, – сказал он, – я всегда хотел уехать отсюда. Хотел вернуться домой. Но теперь вот стою, смотрю, и понимаю, что возвращаться-то и не хочется.

Эвглин кивнула – это чувство было ей знакомо. Она вспомнила, как однажды на каникулах ездила в Петербург и, стоя на перроне в ожидании поезда, понимала, что домой не хочется. Вернуться домой – значит, оставить сказочный город позади. Скалистое и пустынное Приграничье было, конечно, весьма угрюмым и скучным местом, но даже самые скучные места иногда имеют особое значение.

– Вы ведь победили, – с чувством сказала Эвглин. – Ваша теория получила признание. А вы – высокую должность.

Харвис вновь оценивающе посмотрел на нее, и Эвглин вдруг поняла, что ей больше не хочется ежиться под этим пристальным взглядом.

– Хотите сказать, что впереди только хорошее? – улыбнулся Харвис. На спине одного из драконов был пристроен большой алый шатер, и к нему уже неторопливо брели принц Альден и Михаль, который очень эмоционально что-то втолковывал принцу. Эвглин бросила прощальный взгляд на то, что еще утром было обустроенным поселением, и они с Харвисом пошли к драконам. Пушок пугливо заковылял следом за ними – он, должно быть, опасался, что громадины с Большой Заставы запретят ему лететь рядом с ними. Впрочем, драконы не придали ему значения, даже не посмотрев в его сторону, и Пушок приободрился.

– Господа, поднимайтесь! – послышался голос принца из шатра, и Эвглин увидела веревочную лестницу, спущенную по драконьему боку. – С Заставы нам прислали холодного вина, будет, чем скоротать время!

Харвис понимающе усмехнулся и пропустил Эвглин вперед. Когда его руки как-то по-свойски, с полным на то правом, легли на ее бедра – Харвис хотел подсадить свою видимую невесту на дракона – то Эвглин обернулась и с холодным достоинством ответила:

– Благодарю вас. Я справлюсь.

Харвис рассмеялся, и Эвглин недоуменно посмотрела на него.

– Что-то не так? – спросила она.

– Все так, – серьезно ответил колдун. – Просто в очередной раз убедился, что у меня будет в высшей степени достойная супруга.

– То-то же, – сказала Эвглин. – Мы еще пока не женаты.

И она принялась карабкаться по лестнице к шатру, откуда уже выглядывал полковник, предупредительно протягивая ей руку.

– Вперед! – радостно воскликнул он. – Вперед, к новой жизни! Наконец-то мы свободны!

Глава 3. Столица

Столица встретила проливным дождем: лето в этой части страны редко баловало хорошей погодой. Когда поезд, который вез ссыльную компанию, наконец-то остановился у перрона Центрального вокзала, Харвис произнес:

– Дома…

Эвглин ничего не ответила. До дома ей было еще очень далеко.

Несмотря на то, что король Клаус дал свободу сыну и его сподвижникам, это не значило, что он простил бунтарей. Вся компания ехала в пломбированном вагоне, под неусыпным наблюдением коллег Борха, которые ждали принца на Большой Заставе. Относительная свобода была только у Харвиса: проректор Эльсингфосской академии чародейства и волшебства не был преступником – зато с Эвглин глаз не сводили. Однажды за ужином принц Альден сказал:

– Мы все обязаны свободой именно вам, дорогая Эвглин. Если бы не вы, мы бы так и сидели в Приграничье, – он поднял свой бокал, в котором теперь было не вино, а минеральная вода, и произнес: – За Эвглин Шу! За нашу свободу!

Тост поддержали, хотя Борх посмотрел на принца очень выразительно, всем своим видом давая понять, что следует внимательнее относиться к своим словам: коллеги Борха одарили Эвглин такими взглядами, что впору было прятаться, да подальше.

Компания принца по-прежнему была для них бандой ссыльных бунтарей. А Эвглин – адским отродьем или чем похуже…

– Что с нами будет? – спросила Эвглин. На перроне выстроилась цепочка вооруженных солдат в насквозь промокших плащах, офицеры, окутанные золотым сиянием артефактов, важно гарцевали на тонконогих лошадях, и поодаль, возле здания вокзала, уже стояло несколько закрытых экипажей. Дождь хлестал все сильнее, и мир тонул в водяной мгле.

– Принца и компанию, скорее всего, разместят под замком во дворце, – ответил Харвис. – Я слышал, как об этом упоминал Борх… Свободы у них, к сожалению, не будет.

– Лучше бы тогда остаться в Приграничье, – промолвила Эвглин. – Пусть там ужасная скука, зато хоть можно погулять. И быть себе хозяином.

Харвис одобрительно посмотрел на нее.

– Думаю, их все-таки будут отпускать на прогулки, – сказал он. – Оставить людей без свежего воздуха – это уже совсем жестоко.

Эвглин понимающе кивнула и вдруг призналась:

– Мне страшно, Харвис. Мне очень-очень страшно.

Харвис улыбнулся и приобнял девушку за плечи.

– Все будет хорошо, поверьте. Я-то не ссыльный. Король меня выслушает.

«Еще бы он не выслушал, – подумала Эвглин, – когда ты всем внушаешь ужас». Никто из сопровождающих не заговорил с Харвисом за время пути, а когда обращался он сам, то на лицах коллег Борха сперва появлялась паника и стремление сбежать, и уже потом – понимание, как надо ответить на вопрос.

Впрочем, преобладали ответы «Никак нет» и «Не могу знать». Этому Эвглин тоже не удивлялась.

Их вывели из вагона и чуть ли не бегом погнали к экипажам. О зонтах, конечно, никто не подумал, так что когда Эвглин села на неудобную деревянную скамью, то ее знобило. Дождь грохотал по крыше экипажа так, что она с трудом расслышала слова Харвиса:

– Ничего, сейчас я всех высушу.

Полковника Матиаша втолкнули в экипаж последним – бравый военный, утративший определенную часть своего лоска, сел на скамью рядом с принцем и недовольно произнес:

– Никакого уважения ни к чину, ни к орденам.

– Помилуй Бог, дружище, – махнул рукой принц, – это новонабранные холуи. Откуда им знать про твои чины и медали.

Харвис потер ладони, и экипаж наполнило светом. Одежда и волосы тотчас же высохли: Эвглин удивленно смотрела, как с кожи рук исчезают последние капли. Дверь экипажа рванули на себя, впуская сырость и стылый, совсем не летний воздух, и красная от ярости морда офицера проорала, брызжа слюной:

– А ну, сука, не чаровать!

Харвис невозмутимо откинулся на спинку сиденья, скрестил руки на груди и спокойно заметил:

– Оказывается, я ошибался. Я тут тоже в качестве бывшего ссыльного.

– Эх! – махнул рукой Альден. – Мы все так радовались, покидая Приграничье, а сейчас я думаю, что лучше бы нам было остаться там. Во всяком случае, там меня никто не таскал за воротник.

– Дружище, это временное явление, – поспешил его заверить Харвис. – Думаю, встреча с вашим государем-отцом все решит.

– Наверняка он соскучился по вам, – предположила Эвглин. – Вы ведь все равно останетесь его сыном, что бы ни случилось.

Если бы король Клаус относился к принцу жестче, он наверняка не получал бы значительное денежное содержание. Впрочем, подобная простая мысль вряд ли приходила Альдену в голову. Он скептически посмотрел на Эвглин и ответил:

– Ваша доброта, дорогая Эвглин, не имеет границ, и вы не знаете, что мой государь-отец на самом деле человек очень суровый и прагматичный. Если бы он хотел меня вернуть, то давно бы сделал это. Но он не хотел.

То есть, дело было не в родительской любви, а в суровом просчете. Живой и здоровый принц сидит на окраине, получает деньги и в определенном смысле пользуется свободой – значит, его не подкупят те враги государства, о которых рассказывал Борх в первом разговоре с Эвглин. Борх и сейчас сидел в экипаже: он был настолько незаметным, что Эвглин обратила на него внимание только в эту минуту – когда он негромко откашлялся и произнес:

– Думаю, господа, все будет в порядке. Вас, конечно, не освобождают. Поселят в Везерли…

– Везерли! – хором воскликнули принц и полковник. – Рай на земле!

В сравнении с Приграничьем загородная резиденция государя Клауса действительно могла считаться раем на земле. Большой дворец, достаточно помпезный для того, чтоб производить колоссальное впечатление на зрителя, и достаточно уютный, чтоб спокойно в нем жить, располагался в самом центре большого парка, за которым начинались бескрайние зеленые луга. Там можно было охотиться, кататься на лошадях, плавать в искусственном озере – одним словом, развлечений хватило бы. Эвглин видела Везерли мельком, когда однажды поехала с однокурсницами за город на пикник, и удивительный белостенный дворец, словно бы сотканный из каменного кружева, ей очень понравился.

– Нас туда, конечно, не повезут, – сказал Харвис и накрыл ладонью руку Эвглин. Прикосновение отдалось легким разрядом тока. – Но если все пойдет так, как мы предполагаем…

– …то я, конечно же, жду вас в гости! – закончил принц его фразу и обернулся к Борху: – А что же о судьбе нашей очаровательной Эвглин?

Борх неопределенно пожал плечами и улыбнулся краем рта.

– Его величество пока размышляет. Разумеется, ему передали ваше предложение, Альден.

Эвглин невольно поежилась. Что если король решит просто бросить ее в тюрьму – так, на всякий случай? А принца и слушать не станет: вдруг иномирянка просто взяла и зачаровала его высочество так, что теперь он во всем ей подчиняется…

Экипажи ехали без остановки примерно полчаса, затем куда-то свернули и замерли. Окон в них не было, так что Эвглин даже приблизительно не представляла, куда их могли привезти. Потом экипажи двинулись снова, и стало понятно, что они спускаются куда-то вниз – должно быть, дорога шла с вершины холма. Звук дождя оборвался, и всех накрыло неприятной вязкой тишиной, которую нарушал лишь стук копыт и колес. Потом экипажи застыли, одна из дверей отворилась, и Эвглин увидела кирпичную стену. В экипаж заглянул один из офицеров и приказал:

– На выход!

Оказалось, что экипажи проехали на подземную стоянку: должно быть, чтоб не привлекать лишнего внимания. Харвис спустился первым, подал руку Эвглин и произнес:

– Вот и приехали. Скоро все решится.

Эвглин схватила его за руку так, словно была ребенком, который боялся темноты и вдруг обнаружил себя запертым в подвале без лучика света. Харвис ободряюще улыбнулся и негромко произнес:

– Не бойтесь, Эвглин. Если что, превращу вас в муху, и мы оттуда улетим.

– Только не забудьте расколдовать меня, – ответила Эвглин и удивленно поняла, что у нее еще остались силы для юмора. Харвис негромко рассмеялся и подмигнул ей.

– Ни в коем случае, – ответил он и повел Эвглин за принцем. Тот угрюмо следовал за Борхом и, насколько понимала Эвглин, с трудом держал себя в руках.

Принцу было не по себе. Очень сильно не по себе.

Их подвели к аккуратной деревянной двери, возле которой едва заметным зеленым светом дымились трубки артефактов. Эвглин уже видела такие: если мимо проходил колдун либо человек, который подвергся магическому воздействию, то зеленый свет в трубках становился тревожно-красным, и артефакт принимался гудеть. Офицер, который вел их компанию, открыл дверь, и принц Альден прошел первым. Артефакт никак на него не отреагировал, и Эвглин заметила, что офицер вздохнул с явным облегчением.

«Значит, они все-таки подозревали, что принц зачарован», – подумала она. В дверь вошел полковник, за ним Михаль и Борх – артефакт молчал. Офицер обернулся к Харвису и Эвглин и вполне доброжелательно произнес:

– Прошу вас, господа.

Харвис пропустил Эвглин вперед – когда она вошла в дверь, свет в трубках порозовел. Совсем чуть-чуть, ровно на столько, сколько нужно студентке Эльсингфосской академии. Зато когда Харвис приблизился к артефакту, свет не то что покраснел – налился пугающей багровой чернотой с проблесками алого, и коридор наполнился низким гудением.

– Проходите, проходите! – замахал руками офицер, и Харвис презрительно покосился в его сторону:

– Не бойся, – процедил он. – Не рванет.

Офицер снова махнул рукой.

– Поднимайтесь!

Харвис взял Эвглин за руку и потянул к ступенькам. Лестница была самой обычной: бледно-серый камень ступеней с голубыми прожилками, такие же бледно-серые стены, аккуратные перила. Принц сотоварищи ждал Эвглин и Харвиса возле высоких дверей, от которых так и веяло грозной неприступностью.

– Личный кабинет моего государя-отца, – произнес Альден и дотронулся до середины лба жестом взывания к Господу. – Сейчас все решится.

* * *

Личный кабинет государя Клауса оказался довольно уютным местом. Для посетителей уже приготовили стулья, а в стороне от дверей неприметный слуга неторопливо разливал по чашкам ароматный кофе. Когда за Харвисом и Эвглин бесшумно закрылась дверь, откуда-то из-за книжных шкафов появился король Клаус.

Эвглин видела его только на официальных портретах – невысокий мужчина перед ними был одет по-домашнему, но выражение лица было в точности таким же, как и на полотнах, висевших почти в каждом столичном здании: уверенным, спокойным, готовым при надобности щедро награждать и жестоко карать. Лицо казалось маской, и эта маска вдруг дрогнула, выпуская на свободу давно затаенную горькую радость.

– Здравствуй, сын, – король подошел к Альдену, порывистым движением обнял его и тотчас же отошел к столу. – Добрались нормально?

Альден кивнул и вдруг рухнул на колени перед отцом и закрыл лицо ладонями. Плечи принца мелко задрожали. Он плакал, и его слезы, насколько могла судить Эвглин, были вполне искренними.

– Батюшка, простите меня, – услышала Эвглин. – Если можете, простите…

Король дотронулся до плеча Альдена, словно хотел его утешить, но не знал, как это сделать. В кабинете царила мертвая тишина.

– Бог с тобой, голубчик, не плачь, – произнес король. – Дело житейское. Я тоже против твоего деда бунтовал. Вставай, незачем ноги бить.

Принц подхватил руку своего государя-отца и порывистым движением прижал к губам. Клаус прикрыл глаза и потрепал сына по светлым волосам.

– Будет, будет. Поднимайся.

Когда все сели, и слуга прошел по кабинету с подносом с кофейными чашками, король откинулся на спинку своего кресла и, глядя в окно, на пышный сад с потемневшей от дождя зеленью, произнес:

– Поедешь в Везерли. Нечего отираться в столице, это все лишние мысли в голову.

– Слушаюсь, государь! – воскликнул Альден, возможно, слишком торопливо. Во взгляде короля мелькнуло отдаленное недовольство. Он любил сына, это было ясно сразу, но он прекрасно понимал сына и знал ему цену.

– Вот и слушайся, друг мой. Оставь выпивку, и никаких красоток! Библиотека там большая, будешь набираться ума. Тебе пригодится.

Отсутствие вина и выписанных из столицы красавиц заметно огорчило Альдена, но тот почти мгновенно взял себя в руки и ответил:

– Разумеется, государь. Сделаю все, что вы прикажете.

– И приятели твои пусть прекращают маяться дурью, – слуга поднес королю высокий бокал с темно-рыжей густой жидкостью, и Клаус с удовольствием отпил глоток. – Им тоже будет, чем заняться в Везерли. Если этот, с позволения сказать, живописец умеет рисовать не только голых баб, – король покосился на густо покрасневшего Михаля, – то для него есть работа по росписи нескольких залов.

– Благодарю, ваше величество, – негромко проговорил Михаль. В его взгляде появился энергичный блеск. Работа на короля открывала ему впечатляющие перспективы в профессии. Это в самом деле не рисование обнаженной натуры.

– Ну а вы… – король перевел тяжелый пронизывающий взгляд на Эвглин и некоторое время молча рассматривал ее, словно прикидывал степень опасности. – Это удивительно, конечно. Я потрясен.

– Я понимаю, ваше величество, – кивнула Эвглин, глядя прямо в лицо королю. Пусть убедится, что она честна и ничего не скрывает. – Поверьте, больше всего я хочу вернуться домой и желаю моему новому дому только добра.

– Ну что ж, ну что ж, – Клаус поерзал в кресле, усаживаясь поудобнее. – И как ты сюда попала?

На Эвглин вдруг накатила такая тоска, что она стала сомневаться, что сможет рассказать о доме без слез и истерики. Харвис мягко дотронулся до ее руки, и эта неожиданная поддержка взбодрила Эвглин и привела ее в чувство.

– Я просто шла учиться, – сказала она. – Было раннее туманное утро, и в какой-то момент я поняла, что знакомой улицы больше нет. Что я иду по дороге среди полей…

Горло стиснуло спазмом. Попав в Эльсингфосс, Эвглин запретила себе вспоминать о том, как это произошло: слишком уж мучительными были эти воспоминания. Но ей пришлось рассказывать об этом Харвису, а теперь королю, и Эвглин не знала, как ей сражаться с болью в груди.

– Потом? – спросил король.

– Потом я добралась до поселка Бриннт, – ответила Эвглин. – Там меня приняли за больную, потерявшую разум и речь. Священник местной церкви, отец Истван, принял меня в свой дом, у него я училась языку. Он заметил, что я часто вожусь с цветами и травами и предложил отправиться в столицу, в Эльсингфосскую академию чародейства и волшебства. Так я стала студенткой-травницей.

Король понимающе кивнул, задумчиво играя остро очиненным карандашом.

– Кем была дома? – осведомился он.

– Студенткой-травницей, – ответила Эвглин. – В моем мире тоже ведь есть растения…

Она растерялась окончательно и низко опустила голову, надеясь, что никто не заметит ее румянца.

– Мой сын предлагает тебя легализовать, выдав замуж за господина ванн Рейна, – произнес король, переведя пристальный взгляд на Харвиса. Тот выпрямился и ласково посмотрел на Эвглин. – Согласишься?

Эвглин кивнула и ответила:

– Соглашусь.

Клаус задумчиво провел ладонью по лицу.

– Конечно, надо бы тебя просто пристрелить, и дело с концом, – произнес он. Король, по всей видимости, предпочитал простые решения сложных проблем. В принципе, Эвглин не ждала ничего другого, но по спине все равно мазнуло холодком, а чашка кофе задрожала в пальцах. – Но мне претит убивать просто так. Тем более, юную девушку, которая производит приличное впечатление.

– Рада это слышать, ваше величество, – негромко прошелестела Эвглин. Клаус улыбнулся.

– Я доверяю господину ванн Рейну. Мой сын прав, он сможет за тобой проследить и укротить, если потребуется. Хотя… возможно, это и не потребуется. Ты производишь мирное впечатление, а я умею разглядеть змею за цветами.

Кажется, пришла пора вздохнуть с облегчением. Эвглин подняла голову и пристально посмотрела на короля.

– Единственное, чего я хочу, ваше величество, это вернуться домой, – повторила она. – Спасибо, что поверили мне.

Возможно, у короля была такая же татуировка, как и у Борха: слишком уж спокойным он выглядел.

– И что у тебя за дом? – поинтересовался король.

– Огромный мир, – промолвила Эвглин. Она сидела в кабинете Клауса и видела свой город: шумный, полный машин и деревьев, полный детских голосов и птичьих криков. – У нас вместо лошадей и экипажей машины. А вместо драконов – самолеты. Из одного конца земли в другой можно попасть меньше, чем за день…

– Дикари, – презрительно сказал Клаус. – Охота же людям так спешить… Но, впрочем, везде свой уклад, и не мне в него лезть. Господин ванн Рейн, – он снова посмотрел на Харвиса, – ваш брак во многом будет делом национальной безопасности. Понимаете?

– Да, ваше величество, – кивнул Харвис. – Понимаю.

– Ну и замечательно. Вы сильнейший маг нашего времени, думаю, вам можно полностью довериться. Уж с девчонкой-то вы совладаете с легкостью.

Харвис улыбнулся настолько тонкой улыбкой, словно речь шла о каком-то крайне деликатном вопросе.

– Сделаю все возможное, ваше величество. Госпожа Шу продолжит обучение в академии, и я не сомневаюсь, что вы услышите о ней только хорошее.

Альден негромко кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание, и поинтересовался:

– Так когда вы назначите свадьбу, ваше величество? Если позволите, то мы, – он обвел взглядом друзей, – хотели бы присутствовать.

Клаус нахмурился, прикидывая.

– Да хоть завтра, – сказал он и вновь посмотрел на Харвиса. – Думаю, вас это устроит.

Колдун серьезно кивнул, а Эвглин вдруг охватило таким страхом, что ноги онемели.

– Устроит, ваше величество.

– А раз так, – король покосился на безмолвного слугу возле выхода, и тот сразу же бесшумно распахнул двери, – тогда аудиенция окончена. Альден, загляни к матушке, она от радости плачет вторые сутки.

– Слушаюсь, батюшка! – весело воскликнул Альден, и в кабинет тотчас же заглянул один из офицеров сопровождения. Принца простили – но только до определенных границ, и он прекрасно это понимал.

– Слушайся, – кивнул его величество. – Так будет лучше для всех.

* * *

После аудиенции Харвиса и Эвглин довольно бесцеремонно отвели обратно и запихнули в экипаж. Когда двери с грохотом захлопнулись, и кучер хлестнул по лошадям, Эвглин негромко промолвила:

– Неужели все закончилось? Мы свободны?

Харвис кивнул. Девчонка оказалась молодцом – держалась с достоинством, не показывая страха. Хотя ей было страшно, а как иначе? Харвис имел все основания считать себя отважным человеком, но его величество Клаус одним своим видом мог нагнать дрожь на кого угодно. Он был властью, и эта власть подавляла.

– Интересно, куда нас теперь везут, – добавил Харвис. – Не хотелось бы появиться в новом доме под конвоем.

Эвглин испуганно посмотрела на него. Интересно, насколько сильно ее пугает вынужденный брак, когда он не просто тема для беседы, а то, что случится завтра? Она согласилась выйти замуж за Харвиса с присущим ей здравым смыслом, но любой здравый смысл пасует, когда наступает ночь, и бежать уже некуда. Харвис представил, как они гасят свет и ложатся в постель, и ощутил пробирающую дрожь.

Иномирянка рядом с ним. Его жена.

– Да, не хотелось бы… – кивнула Эвглин. – Но до начала занятий об этом забудут.

Лекции в академии начинались через месяц. Харвис сомневался, что ему дадут почасовку: должность проректора по научной работе подразумевала сидение в лаборатории и проверку чужих исследований. Такой вот сухарь в темно-синей мантии когда-то вернул Харвису папку с его теорией множества обитаемых миров и почти брезгливо сказал: сударь, магия – не место для профанации. Это наука, а не бред безумца.

Ну и кто в итоге оказался прав?

– Вы волнуетесь, – заметил Харвис. – Хотите показаться спокойной и уверенной в себе, но при этом дрожите.

Эвглин снова подняла на него глаза, и теперь они были полны слез.

– Мне вдруг стало страшно, – призналась она. – Что, если теперь все изменится? Если вы станете относиться ко мне по-другому?

Экипаж встряхнуло, и Харвис с удивлением понял, где они находятся: пересекли рельсы запущенного шесть лет назад городского поезда и движутся в сторону старого дома Харвиса. Король все предусмотрел и оказался прав: на новом месте жительства рядом с коллегами лучше появиться щеголем и франтом с высоко задранным носом, а не выходить из конвойного экипажа, как побитая собака. Харвис пересел на скамью Эвглин и обнял девушку – вопреки его опасениям, та не шарахнулась в сторону. Только всхлипнула.

– Вам не о чем волноваться, Эвглин, – произнес Харвис с такой непоколебимой твердостью, которая сделала бы честь королю Клаусу. – Я не бегу от своего слова и своего сердца. Можете не сомневаться: все, о чем мы говорили в Приграничье…

– Я не об этом, – перебила Эвглин и вдруг махнула рукой: – Впрочем, и об этом… Не знаю. Простите, Харвис, я…

Она заплакала. Напряжение последних дней, страх собственного будущего, горечь ненужных и невысказанных слов – все сейчас вытекало прочь со слезами. Харвис крепче прижал Эвглин к себе и негромко заговорил:

– Ну что вы, незачем так отчаиваться. Я с вами, я никогда вас не обижу. Все будет хорошо, вот и дождь уже кончается, слышите? Если хотите, сегодня пойдем гулять…

– Хочу, – всхлипнула Эвглин. Она была всего лишь молоденькой девушкой, на долю которой выпало много испытаний – пусть сильной, умной и здравомыслящей, но все же хрупкой и нуждавшейся в заботе. Харвис растерянно погладил ее по голове. Он умел срезать жир с закладных покойников, с легкостью мог заточить болотного демона в свой перстень и заставить русалок ходить по земле, оставляя на траве кровавые отпечатки босых ног – но вот утешать плачущих девушек ему прежде не доводилось. Это, похоже, была наука похлеще магической, и он не мог назвать себя ее знатоком.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Харвис. – Тогда приедем, пообедаем и на прогулку.

Спустя четверть часа экипаж остановился, и, когда один из сопровождающих открыл дверь, Харвис увидел знакомую стену из темного веренейского кирпича. Он спрыгнул на землю, помог Эвглин спуститься и несколько минут смотрел на дом, с трудом сдерживая желание закричать от странной смеси невыносимого счастья и такой же невыносимой боли.

Дом был точно таким же, как в его воспоминаниях. Ничего не изменилось. На крыше крутился тщательно начищенный золотой дракончик флюгера, в палисаде цвели первые космеи, гордые и трепетные, а со стороны кухни летел умопомрачительный запах мясного пирога. Такой могла готовить только Мама Мгбеи.

– Идемте, – не обращая внимания на вещи, которые сопровождающие сваливали прямо в лужу у ворот, Харвис взял Эвглин за руку и потянул к знакомым дверям. Он не успел дотронуться до сияющей ручки – дверь отворилась, и Харвиса сгребли в крепкие объятия, пахнущие молоком и корицей.

– Малыш Харвис! Вернулся! Слава тысячехвостому Джембе!