Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Дан Лебэл,Кристина Юраш,Александр Нерей,,Ольга Булгакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 146 (всего у книги 340 страниц)

Глава 33. В поисках тайн

Собрались мы быстро, а вот с отъездом начали мешкать. То одно одиннадцатый папка забыл, то другое не ко времени вспомнил. Часики тикали, время шло, а мы всё никак не выезжали.

– Время уходит, – в нетерпении высказал я соседушке. – А мне потом обратно пешочком. Поторопи батьку.

– Не бойся. Вмиг домчимся, – не унывал напарник.

– Тебе-то что. А мне в одного всё. И по Фортштадту, и в пещере. Потом по лестнице карабкаться. А я не из самых смелых…

– Нужно было думать, когда со мной ссорился. Испугался, тогда оставайся. Потом сам же один туда попрёшься, – подначил одиннадцатый.

– Если бы меня твой мир зашвырнул к пещере, другое дело. Но он нипочём такого не сделает, а жаль, – посетовал я.

– А ты попроси. Я разрешаю, – снова подзадорил братец.

– И попрошу. Думаешь, побоюсь ещё одного запуска в космос? Я уже столько времени в небе провёл, сколько тебе не снилось, – не получилось у меня удержаться в рамках приличия: вышел-таки из себя.

– Вот иди и проси. Лётчик-космонавт укропный. Хвастун, а не старшина.

После такого я осерчал не на шутку.

Зашёл в огород, стал между грядками и начал просить Татисий так, как до этого никого не просил.

– Мир Татисий. Любезный брат Скефия. Закинь нас неразумных на Фортштадт-гору ко входу в пещеру. Дело нам делать требуется, а не по рыбалкам мотаться. Тренироваться надо, с небывалым и волшебным свыкаться. Всё во благо твоё и братьев тво… их-ха-а!

Мой вскрик от неожиданного космического старта так и захлебнулся в восторге и встречном ветре.

«Заработало! Татисий замётывает меня на Фортштадт!» – ликовал я и трясся от ужаса и восхищения. Пытался снова кричать, но от встречного ветра почти задохнулся.

Задышал нормально только, когда развернулся боком к ветру. Тогда и начал глазеть по сторонам, а особенно вниз, на город.

«Вот, о чём дед рассказывал, когда хвастал, что в полётах глаз не закрывает. Врал старый, что так в сто раз страшнее. Врал, укропчик. Так гораздо веселее», – думал я в восторге, упрямо не желая менять лихорадку чувств на боязнь высоты.

Когда попробовал закрыть глаза, чувство полёта моментально исчезло. С его исчезновением пропала ориентация в пространстве, и я уже не знал где верх, а где низ, куда лечу, и откуда прилетел. Это мне не понравилось, и я снова открыл глаза и завопил: «А-а!»

Только во время приземления увидел, наконец, как невдалеке, барахтаясь в воздухе, за мной летел одиннадцатый.

«Что-то сейчас будет. И совсем не благодарность. Интересно, он там так же кричит, или в обмороке от страха?» – думал я, приземляясь на ноги, как заправский парашютист.

– Спасибо, мир Татисий. Сослужил ты нам добрую службу, – поблагодарил я одиннадцатый мир и пошёл к приземлившемуся новичку-космонавту.

– С приземлением вас, – приветствовал его с издёвкой. – Как долетели? Глазами открытыми муки космоса принимали или зажмурившись?

– Шуточки у тебя. У вас с… С миром, – буркнул напарник.

– Тебя за язык никто не тянул. Сказал просить, вот я и попросил у мира, чтобы ты помог мне, а не важничал и по рыбалкам бродяжничал.

– Ходи лесом! Укроп вон там растёт, – сердито ткнул пальцем одиннадцатый куда-то мимо меня.

Я не обиделся, пока не обернулся в сторону, указанную братом-космонавтом, а указывал он на заветную пещеру.

– Пошли уже, – сказал я, сдерживая гнев, и мы пошагали в пещеру.

Я впереди, а за мной, нервно отряхивавшийся от космических блох, одиннадцатый.

Пещера встретила нас привычным шевелением волос и мурашками. С каждым шагом знакомые ощущения делались ярче, тотчас перемешиваясь с восторгом недавнего полёта, от чего на душе становилось ещё необычнее, ещё восхитительнее. По крайней мере, у меня. Я совсем забыл, что нас ожидает за ракушечным порогом и далее, вверх, за лазом в потолке, и упивался блаженством кипения крови.

Уверенным движением вытянул руки вперёд и, не дожидаясь одиннадцатого, пошагал в неизвестность.

* * *

– Здравствуй, заветная пещера, – поздоровался я, когда остановился прямо под окном в потолке.

Немного погодя из стены вышагнул недовольный близнец.

– Не знаю, как бы себя чувствовал, если бы один сюда пришёл, но, думаю, веселее, чем ты сейчас, – сказал я примирительно, подавая знак, что можно уже открывать глаза.

– Кушай, не обляпайся, – чуть ли не прорычал сосед и уселся на ракушечный пол под цифрой «XI».

Вспомнив, что где-то из стены должен торчать невидимый нагель с верёвкой, я снова обратился к другу:

– Санёк, пересядь на середину, я тут вдоль стены ходить буду.

Одиннадцатый встал, шагнул к центру пещеры и принялся глазеть на отверстие в потолке.

Я подошёл к стене и начал ощупывать ракушечную стену, пока ещё стоя на месте.

– Как думаешь, по часовой стрелке искать или против? – спросил у напарника, но тот ничего не ответил.

«Крепко осерчал», – отвлёкся я на мгновение, но потом встрепенулся и заголосил:

– Девчушка! Девчушенька! Мне одиннадцатый верёвки не помогает искать.

В шутку пожаловался я природной начальнице и начал ходить против часовой стрелки. Под руки ничегошеньки не попадалось, и я продолжал поиски невидимой верёвки и такого же нагеля.

– Слива! Слива-а! – завопил одиннадцатый в таком ужасе, что я мигом подпрыгнул и вытаращился на дружка, который указывал куда-то вверх.

Из потолочного отверстия, шевелясь и извиваясь, к нам опускались живые стебли неведомого растения.

Одиннадцатый от страха влип в стену так, что его, наверное, и на ощупь нельзя было найти. А я, завороженный зрелищем, наоборот, подходил ближе и ближе к снижавшимся и дёргавшимся лианам.

Страха не было. В душе я понимал, что бояться их незачем, поэтому продолжал наблюдать за фантастическим представлением.

Толстые и неуклюжие побеги, достигнув дна пещеры, замерли передо мной, и тут же следом за ними начали опускаться другие тоньше и гибче первых, даже кое-где с листьями винограда.

– Ёшкин-кошкин! – опешил я. – Виноградные лозы. Как дед и опасался. Так ему никто не сказал, что лесенки нет? Получается так. Санёк, они сейчас ступени сплетут, и мы мигом поднимемся.

– Нашёл чему радоваться. А если они нас кверху тормашками поднимут и завялят, как папка окуньков? – огрызнулся одиннадцатый, оттаивая от первобытного ужаса.

– Не бойся. Если что, я один по ним прогуляюсь.

Лозы продолжили вырастать и накрепко сплетаться в подобие лесенки, потом удлинялись и заплетались дальше вниз. Когда они закончили непостижимую разуму работу и замерли, я подошёл и потрогал плетёную конструкцию. Проверил на прочность и окончание шевеления.

Всё замерло, ничто не двигалось и не дёргалось. Настала пора забираться в мир девчушки.

– Полезешь? – коротко спросил у дружка, даже не взглянув в его сторону.

– Нет, – ответил он.

– Ладно. Стартую, – сказал я и приготовился к встрече с пугавшим и таинственным, а потом спросил разрешения у лесенки, потому что не решался встать на её первую ступеньку. – Лозы-лианы, ничего, если на вас наступлю? Прощения заранее прошу. Мне к девчушке нужно. Договорились?

Лозы ничего не ответили, но зато не дёргались. Я взялся повыше за боковые толстые побеги и, подтянувшись вверх, наступил на нижнее переплетение. Потом ненадолго замер, ожидая неприятностей, и приготовился тотчас сигануть, куда подальше. Но всё было тихо, а неприятности решили погодить пока поднимусь выше.

«Ладно уже. Лезу», – решился я и начал подниматься.

– Говорили невидимая, а она вон какая красавица, – подбадривал себя, но вниз не оглядывался, а лез всё выше и выше, тратя намного больше сил, чем требовалось.

Долез до самой норы или выходу, или верхнему окошку. Как не называй, а словами не передать ощущение животного страха, которое испытывал, когда вползал в ракушечную трубу высотой в несколько своих ростов и шириной в пару метров. Вползал, как в звериную пасть, которая так и норовила оцарапать то локоть, то коленку.

Карабкался, а мои страхи высоты умирали, перерождаясь в новые и другие. Теперь уже боялся эту бесконечную трубу с её торчавшими зубами-ракушками, а ещё больше того, кто жил наверху.

Выбравшись на поверхность вполне благополучно, лишь слегка оцарапался, но, пока не отошёл подальше от раззявленной пасти лаза, никуда по сторонам не глядел. Наконец, выпрямился и осмотрелся на тринадцатый по дедовым подсчётам мир.

Мир, как мир, только и разницы, что оказался не на Фортштадте, а где-то на альпийском лугу.

Свет лился сверху из ярко-белого неба, а самого солнца не было. Что-то напоминало увиденное во сне, но островков с разной природой и климатом не увидел. Зато красотища какая! И цветы, цветы повсюду, докуда доставал взгляд.

– Виноград взаправду волшебный? – спросил я вслух и оглянулся посмотреть, где же корни стеблей, доросших до дна пещеры.

За спиной оказалась неказистая избушка на высоком, но узком фундаменте, зато окошки у неё были со ставнями, как у бабушки с станице. И деревянная лесенка со ступенями, ведущая на крылечко.

«Ни дать, ни взять, избушка на курьей ножке», – подивился я диковинному строению. А перед избушкой был виноградник с разноцветными кистями на побегах, заботливо прикреплённых к столбикам. Из этого виноградника в мою сторону тянулась толстенная лиана, которая у лаза разделялась сначала надвое, потом делилась ещё и ещё раз, а потом спускалась в пещеру.

«Вдруг здесь не девчушка живёт, а Иуда?» – попугал я себя недолго и пошагал к крыльцу, таращась не на окошки, убранные тюлевыми занавесками, а на волшебный виноград.

Уже перед самой избой увидел позади неё цветочную клумбу и скамейку, точь-в-точь, как Америка у деда Паши. Подойдя к скамейке, покосился на цветы, оказавшиеся обыкновенными полевыми и даже сорняками, но с крупными и красивыми соцветиями. «Незабудки, ирисы-петушки, одуванчики, пионы, васильки, маки…» – зажмурился и перечислил по памяти увиденное, а потом приготовился к магическому вызову.

– Девчушка-старушка, стань передо мной… – начал вызов девчушки.

– Наконец-то. Хоть что-то сделал по правилам, – услышал позади знакомый голос.

– Дочитывать просьбу? – спросил у гадалки, всё ещё не открывая глаз.

– Можно и не дочитывать, но, сам понимаешь, дисциплина. Через неё, голубушку, сама здесь кукую.

– Стань передо мной, глаза мне открой. Я посредник двенадцатый мирный. Стою в мире твоём и жду тебя смирно, – отчеканил я каждое слово, еле сдержавшись от переименования себя в тринадцатые посредники.

– Отворяю глаза твои! Открываю тайны свои! – торжественно произнесла девчушка чужим взрослым голосом.

– Теперь на тебя смотреть можно?

– Смотри, – разрешила кудесница.

Я открыл глаза и обернулся на голос собеседницы. Она была почти такой же, как и в первую нашу встречу пару лет тому назад.

– Ты в том же платьице? А то меня мировая мамка наряжала разок… Не в твоё? – сморозил я глупость вместо приветствия.

– Здравствуй, Александр из Скефия, – поздоровалась девчушка.

– Здравствуй, девочка. Старушкой тебя назвать, язык не поворачивается, – потупился я в ответ.

– Намекнул, что имя моё узнать собрался? – рассмеялась девчушка звонким голоском, а огромные глаза так и остались грустными.

– Сама меня по имени назвала. Даже Скефия припомнила.

– Зови меня Стихией. Но сразу скажу, что это не настоящее имя. Это всё равно что тебя шкодой назвать или шалопаем.

– Здравствуй, стихийная девочка, – поздоровался я и отвесил земной поклон.

Девчушка расхохоталась пуще прежнего, а вместе с её смехом послышался ещё один, более взрослый, но тоже женский смех.

– Уморил, Головастик. С чем пожаловал?

– С верёвками невидимыми разобраться, с тобой повстречаться, всему научиться и потренироваться.

– А кто там на тебя смотрит? – спросила она и кивнула в сторону лаза в пещеру.

– Почему на меня? Может, на тебя? Вообще-то, это Александр из Татисия. Вместо рыбалки здесь страдает и мучается.

– Меня он не увидит, пока не произнесёт заветных слов. Так же, как и ты пока не видишь дерево с верёвочной лесенкой.

«Нарекаю девчушку совсем не старушку Стихийкой», – торжественно произнёс я в уме и обрадовался удачной придумке.

– Называй, как хочешь, – отмахнулась девчушка, услышав мои мысли.

– А откликаться будешь? – поймал её на слове, нисколько не удивившись, что так запросто забралась в мою голову.

– «Стихия» звучит поэтичнее, конечно. Но так как ты мал и бестолков, ладно, разрешаю дразниться. Пошли водой особой тебя умою, чтобы дерево увидел и верёвки на нём. А то не будет нас… Не будет меня дома, так тебе по ним залезать придётся, – сказала девчушка и поднялась со скамейки.

– От этой воды ничего плохого не начну видеть? – заколебался я, вспомнив о грядущем тринадцатилетии.

– Не бойся. Третий глаз не откроется. А вот кое-что видеть начнёшь, это правда.

– Кое-что, кое-что. Я скоро насмотрюсь на свою голову. Буду по улицам, как малахольный, бегать от комариков на воздушных шариках, – плёлся я за девчушкой недовольный предстоявшим умыванием, как Буратино за Мальвиной, и без умолку бормотал. – Всё одно, что думай, что кричи – услышит. Потом что-нибудь похуже умывания устроит.

Мы подошли к избушке и поднялись на крыльцо. Всё вокруг было деревянное, но аккуратное и очень ровное. Не увидев следов гвоздей и прочих щербинок или трещин, я подумал, что всё изначально было сделано из какого-нибудь жидкого дерева, которое впоследствии вот так ровно и гладко застыло.

– Жди здесь, фантазёр. Ну надо же, жидкое дерево, – усмехнулась Стихия и вошла в избушку на высоченном фундаменте, который я разглядел, но так и не сообразил, почему он был намного меньше основания избушки.

– Яйца высиживает, – решил озвучивать все мысли подряд, всё одно, они для девчушки были слышны, как если бы каждый раз их громко кричал.

– А вот и я, – сказала Стихия, когда принесла деревянный ковшик с водой.

– Пить или умываться? – уточнил я на всякий случай.

– Как пожелаешь.

Я напился сколько того потребовала душа, а остатками воды умылся.

– И много у вашей мамки таких стихий? – завёл взрослый разговор.

– Стихий в мире много. И все они разные. Стихия огня, стихия воды. Только я другая стихия. Я, как стихия природы. Но не родная этим мирам, а удочерённая Кармалией, – неохотно призналась девчушка.

– Ты же, вроде, помощница её? Метки расставляешь.

– Это чтобы осознала: во вселенной всё не просто так. Каждая жизнь важна. А воробей это или жук, человек или собака… Ой! Совсем забыла. Давай ковшик. Сейчас за подарком сбегаю, – сказала природоначальница и удалилась в избушку.

«Только подарков мне не хватает. Что ещё эта падчерица удумала?»

Дверь избушки распахнулась и на крыльце появилась девчушка с крохотным щенком на руках.

– Вот мой подарок. Сама Кармалию просила, чтобы и у тебя такой же был, как у всех.

…Ой! Извини. Твоя Кукла ещё не… Она сегодня ночью… Уйдёт… Сам увидишь. Я ещё и для этого воду просила… Чтобы ты всё… – о чём-то хотела сказать Стихия, но нужных слов не находила.

– Кукла сегодня умрёт? А на кой мне этот барбос-молокосос? Вместо неё на цепь и дом охранять? – расстроился я до слёз, хотя знал, что это вот-вот случится с заболевшей Куклой.

– Я же для тебя. Во всех мирах, кроме Скефия, есть такие, а в твоём… – снова запнулась Стихия.

– Что в моём?

– У всех Александров появятся такие кобельки, а если миры полностью сравняются, тогда они все издохнут. А вы потом жалеть будете… Ты хоть знаешь, как вы все… Что-нибудь в кармане есть? Фокус хочу показать, – предложила кудесница-ровесница, когда окончательно запуталась в объяснениях и пророчествах.

– Со сметаной? – спросил я сердито и начал шарить в карманах.

Кроме пятака и десятикопеечной монетки, ничего не нашлось, да и те я таскал с собой на всякий автобусный случай.

– Давай пятак, – скомандовала Стихия. – Подержи… Сам потом его назовёшь.

Я протянул монету девчушке и нехотя взял у неё щенка с мутными слезившимися глазками.

– Смотри на руки, – скомандовала Стихия и начала представление. – Миры делают такое же, но в крупном масштабе. Следи за руками.

Она крепко зажала пятак в кулачке. После этого второй ладошкой обняла кулачок с пятаком и с силой сжала пальцы вокруг него. Потом энергично затрясла руками вверх-вниз, а я увидел необъяснимое зрелище: обе руки срослись друг с дружкой кулачками так, что стало не разобрать, которая из них вокруг, а которая внутри с пятаком.

Я мигом подскочил и заморгал, пытаясь осмыслить происходившее.

– Конечно, таким можно удивить даже после живого винограда, – выразил восхищение.

– Дальше смотри, – скомандовала Стихия и коротко тряхнула сросшимися кулачками.

Руки разъединились, и она продемонстрировала два кулачка.

– Ха-ха-ха. Это мой Туман смеется, – сказал я и поймал себя на том, что уже окрестил щенка. – Это я пёсика назвал за туман в глазах.

– Смотри, дубинушка, – велела Стихия и разжала кулачки, продемонстрировав на каждой ладошке по пятаку.

– Класс, – восхитился я. – А ещё раз можешь?

– Чтобы на мороженое хватило?

– Вдруг ты свой пятак подсунула? – схитрил я.

Девчушка сложила оба пятака в один кулачок и повторила фокус. Дёрнула сросшимися руками, разделила их и снова продемонстрировала две ладошки. На каждой по два пятака.

– Опять не веришь? Можно ещё раз, – сказала она и снова сложила пятаки в один кулачок и в третий раз начала фокус.

– Теперь ангину заработаю, – рассмеялся я. – Лучше словами объясни.

Покончив с фокусами, Стихия протянула мне горсть монеток.

– Получи сорок копеек. Смысл поймёшь, когда время придёт. А сейчас тебе собираться пора. Кстати, о чём мы условиться должны?

– Тренировка должна была… А я сейчас верёвку-невидимку увижу? – вспомнил я о цели визита.

– Не только верёвку. Всё, что тебе можно, пока не подрос, всё теперь увидишь. Страшного ничего. Айда к засохшей берёзе, – позвала фокусница по имени Стиха и побежала.

– Теперь ты Стиха! – крикнул я вслед, потом покрепче прижал притихшего Тумана и рванул за девчушкой.

Когда сбежал с крыльца и проследил за зеленоглазкой, сразу увидел высоченное дерево с напрочь отсутствовавшей макушкой и одним-единственным сучком, торчавшим почти над входом в пещеру. На сучке было закреплено приспособление в виде колёсика, как от детского велосипеда. В обод колеса была заправлена верёвка одним натянутым концом опускавшаяся в ракушечную нору. А на другом конце она разветвлялась на три точно таких же по толщине верёвки.

Парой она крепилась к верхним ступеням обыкновенной верёвочной лесенки, свисавшей почти до самого лаза. А ещё одной верёвкой, провисшей серединой вровень с нижними ступеньками, потом уходила к обратно к сучку и намертво привязывалась поодаль от колёсика.

Как я понял, лесенка так страховалась, а заодно стопорилась, чтобы такие неумёхи, как я, не стравили лишние метры, или вовсе не уронили всю конструкцию в пещеру.

– А она не короткая? – спросил девчушку, когда подбежал к пещерному лазу.

– Она нормальная. Давай быстрей. Мне уже на работу пора, – поторопила подружка.

– Всё на сегодня?

– Всё, – сказала она и неожиданно чмокнула меня в щёчку. – Береги Тумана.

Озорно рассмеявшись, кудесница убежала в избушку, а я остался стоять, как истукан, недоумевая и незнакомому чувству, появившемуся после её поцелуя, и тому, как же теперь с Туманом на руках спускаться вниз.

Осторожно сунув щенка за пазуху, я подполз на спине к самому краю дыры. Затем, всё также задом к сплетённым лозам, начал спуск. Туман хоть и был мелким слепым щенком, но клубком выпирался из-под рубашки, поэтому лечь на живот я никак не мог.

– Жаль что на спине нет пазухи! – крикнул вниз, чтобы предупредить напарника о возвращении.

Когда спустился достаточно низко, чтобы получилось повернуться лицом к лианам, сделал разворот и продолжил спуск достаточно удобно и для себя, и для согревавшего живот подарка.

На середине спуска между потолком и полом меня начало раскачивать, и я поневоле замедлился. Стал крепче хвататься за поперечные переплетения.

– Что под рубахой? – подал голос одиннадцатый.

– За пазухой… И в кармане – подарки.

– За храбрость медали выдали?

Спустившись, я остановился на самом нижнем переплетении и начал раскачиваться, будто на качели.

– Пятаками наградили. У-ух! – поспешил спрыгнуть с лесенки, когда она, вдруг, ожила и начала подниматься вверх вся разом.

Подойдя к соседушке, зачарованному зрелищем уползавших лоз, я вынул щенка из-за пазухи и представил другу дрожавший комочек:

– Знакомьтесь. Это Туман Туманович. А это Александр-одиннадцатый.

Не стал подтрунивать над напарником, а тот ничего не слушал. Стоял и не отрываясь следил за виноградом, удалявшимся в мир Стихии и Кармалии.

– Никогда к такому не привыкну, – признался братец, когда лозы скрылись.

– В виноградник уползли. Который перед избушкой.

– Девчушку нашёл? – спросил близнец, продолжая глазеть в потолок.

Я ничего не ответил, а начал рассматривать, как пристроена белёсая верёвочка в пещере. Глазами проследил то того места, где из стены торчал кусок доски с нагелем и огромным мотком верёвки, кругами зацепленной за выступавшую из стены конструкцию.

– Ни в жизнь бы не разобрался, – высказал я вслух.

– С чем? А кто это? – спросил помощник, взглянув, наконец, на Тумана.

– Вы уже знакомы, – отмахнулся я и шагнул к верёвке, позабыв, что напарник её не видит.

Снял с нагеля большие незакреплённые мотки и увидел, про какие восьмёрки рассказывал дед. Верёвка была хитро намотана на концы нагеля, выступавшие сверху и снизу доски. Сначала она цеплялась за его нижний выступ, затем поочерёдно обвивалась то справа за верхний, то слева за нижний. Остальная часть накидывалась на макушку верхнего конца нагеля кругами-шлагами, которые я держал в руках, забыв о питомце.

– Видишь верёвку? – спросил у близнеца.

– Лужу вижу, а больше ничего, – откликнулся он.

Я быстро набросил верёвку на место и схватил кобелька на руки.

– Молодец, что не за пазуху, – поблагодарил Тумана. – Это мне вместо Куклы выдали. Она вот-вот издохнет.

– А моя ещё тьфу-тьфу, – сказал напарник.

– Про мировое уравнивание уже забыл?

– Теперь получается, что во всех мирах разом и люди, и звери будут осыпаться, как спелые груши? – не обрадовался Александр озарению.

– Точно, – вздохнул и я, представив такую жуткую картину.

– Пошли? – предложил одиннадцатый, и я забыл о невидимой верёвке, которой собирался отхлестать напарника по голым ногам.

– В твой? – уточнил я.

– Конечно в мой.

– А если папку по дороге встретим? – напомнил я о возможном риске.

– Тогда в твой, – кивнул одиннадцатый и поморщился. – Ёлочки зелёные. Что же он теперь со мной сделает?

Расстроившись окончательно, близнец вышагнул сквозь ракушечную стену под цифрой одиннадцать.

Я коротко ругнулся на исчезнувшего друга, потом засунул Тумана за пазуху и прижал левой рукой к животу, а правую вытянул вперёд и пошагал навстречу родному миру.

Когда пещерные ощущения стихли, открыл глаза и увидел такое знакомое небо с закатным солнцем и облаками, что не удержался и закричал:

– Здравствуй, Скефий! Заблудший, но самый лучший вернулся. Твоя очередь запускать меня в космос. Пора рассказать деду про победу-у!..