Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Тичарити

Ничего сверхъестественного не произошло. Зажмурился и шагнул в ракушечную стену с именным стильным символом. Шёл себе под аккомпанемент веселившихся волос и мурашек и ни о чём не думал, пока не почуял знакомый запах лекарства от тонзиллита.

– А «Ингалипт» здесь откуда? – спросил сам себя и открыл глаза, собираясь оказаться, как минимум, в кабинете "Ухо-горло-носа", и как максимум, в центральной городской аптеке, в которой мама покупала новомодное лекарство «от горла».

Разумеется, ни того, ни другого не обнаружил и не узрел. Очутился посреди сказочного леса со светлыми, иногда почти белыми ровными стволами не менее трёх, или даже четырёх, взрослых обхватов толщиной. И метров пятидесяти, а то и больше, высотой.

Просто, все деревья росли относительно близко друг от друга, и разглядеть их макушки мешали толстые сучья и густые ветки, усыпанные узкими листьями, издали похожими на ивовые. Зато внизу всё было видно почти на километр, потому что ни цветов, ни кустов, ни папоротников, ни подлеска из молодых деревьев не цвело и не росло.

Обозреваемый рельеф был точь-в-точь как на черноморском берегу, где-нибудь в Сухуми, с невысокими горами без обрывов и расселин, которые мы для простоты называли оврагами. Запаха моря не чувствовалось, возможно, из-за сильного аромата из смеси камфары, ментола, лимона и немного степной полыни.

Зато всё пространство вокруг было сплошным лесом без каких-либо признаков присутствия людей и животных. Даже тропка, по которой шагал, еле просматривалась, потому что травы вокруг почти не было, наверно из-за недостатка солнца, а отсутствие мха и лишайников объяснялось сухостью почвы.

Пока внимательно изучал флору Тичарити и принюхивался к запахам древесины, только что скошенной неизвестной травы с острым, но охлаждавшим эффектом при вдыхании, напрочь забыл посмотреть откуда явился в знаменитый мир отшельников, и как выглядит мембрана, из которой выпорхнул.

Оглянувшись, ничего примечательного не увидел. Всё те же плавные склоны и бесконечные деревья, сквозь листву которых еле пробивался свет Гляциодии-Урании.

Когда уже собрался вернуться назад, неожиданно вспомнил, что прото-мембрана больше не понадобится, поэтому продолжил шагать, любоваться пейзажем и наслаждаться лечебными ароматами.

«А Барбария-то наша шикарнейшую природу состряпала. Почти курорт для астматиков. Санаторий для исцеления от пневмоний с бронхитами, как у нас в Теберде, только там хвойный вариант леса. Значит, поэтому здесь всякие старики-разбойники записываются в отшельники. Чтобы подольше дышать живительным ароматом через ингалятор размером с планету», – думал я, вспоминая старую знакомую дарующую.

«Ваша Барбария? Ты кто такой, человеческий детёныш?» – спросила истеричным меццо-сопрано пока что в моей голове неведомая тётка или, скорее, старушка.

– Наша, потому что хорошая знакомая. Виделся с ней на Куоме. Правда, в прошлой жизни. А вы кто такая-сякая? Дарующая или нимфа? Может, вы мир Тичарити? Извините, думал вы мужского рода, – не растерялся я и по-взрослому выдал откуп, даже пересилил себя и не стал оглядываться и искать, кто ко мне пожаловал, или изволил снизойти до общения.

«Дерзкий не по годам, говоришь? Что же я тебя, хоть убейся, не помню? И что значит прошлая жизнь?» – пристала ко мне мадам неизвестной природы-породы, явно выдавая себя за Барбарию.

– Если вы Дарующая – покажитесь, как принято. Если астра или мир, можете моргнуть лучом или состряпать аватару, как говорят в Индии. Или признака, как в мирах Кармалии-Светлидии, – продолжил путь и оборону от незваной гостьи, а сам запретил себе вспоминать Олю-Иру с бантиками, чтобы ничего не подсказать собеседнице.

«Принято показываться где? Кому? Что-то я в полной растерянности. О каких лучах и фантомах ты лепечешь? Астры с мирами тебе такое творили? Кто же ты, личинка?» – начала дерзить неведомая бабка-ёжка.

– Разговор окончен. Грубости от меня не дождётесь. Я сюда с визитом вежливости прибыл, а не выслушивать оскорбления. На самообладание экзамен организовали? Пугайте тогда Галактической Безопасностью. Или видениями церберов. Где ваш директор планетария? Генеральный управляющий планетой, где? Ротарик Атлантидович, который бледнолицый брат? Почему не встречает? Или всё вокруг фикция? Что же. Не впервой ваши фокусы разоблачать. Только где Ма-На возьмёте, чтобы откупиться и извиниться? – затянул я окончание тирады, но остался самим собой – колючим недоверчивым скептиком и категоричным пессимистом.

Больше ко мне никто не приставал, и я продолжил турпоход по благоухавшим холмам, на всякий случай не расслабляясь, вдруг, начнёт смеркаться, а лагеря отшельников пока не видно и не слышно.

Шагать пришлось ещё не меньше пары часов, а это примерно десяток километров для взрослого человека, и около семи километров для меня, личинки. Усталости не чувствовалось, настроение присутствовало боевое, поэтому, увидев первую бревенчатую избу, вросшую основанием в землю, принял её за штаб и расслабился. Замедлил шаги и начал озираться в поисках других строений поменьше, которые для гостей-отшельников, или хотя бы какого-нибудь уличного туалета с летней душевой кабиной, потому что уже захотелось совершить экскурсию и познакомиться с местными гальюнами-клозетами.

Не обнаружив поблизости никаких других хижин, хибар и лачуг, да тех же тропок, указывавших на популярные маршруты аборигенов по их житейско-бытовым и прочим насущным нуждам, постучался в дверь избы, резонно предполагая увидеть за нею самого Ротарика-VII. Но дверь приоткрыл незнакомец с вытянутым лицом и коротким ёжиком стриженых рыжих зарослей на голове, висках и подбородке, но без усов.

Окрестив чужака Скандинавом, поздоровался и отрекомендовался:

– Живите долго. Я Александр с планеты Скефий. Это обо мне предупредила Все-Сеть. Должна была предупредить. Где могу видеть Управляющего Тичарити? Мне нужен Ротарик-VII, который атлантид.

Намекнул Рыжику, чтобы не вздумал разыгрывать и прикидываться атлантидом и отшельником высшей что-то там, категории или степени. Но Скандинав не внял намёку и с нарочитым акцентом а-ля тюрк затарахтел:

– Моя Ротарик. Моя начальник. Моя Тичари-дом. Твоя зачем? Никакая предупредить. Никакая должна. Твоя куда? Твоя объяснять, а моя решать.

Присмотревшись к самозванцу, так и не пустившему меня в помещение, решил не вступать с ним в пикировку, а первым делом узнать, где ближайшие удобства. Но что-то заискрило в голове догадками и душевно звякнуло над темечком. Это что-то я не успел проигнорировать или отложить, потому что в памяти всплыл отрывок исковерканной Илиады:

«Найди же известного всем хитреца и кипящего ложью эона,

И превзойди в поединке, чем точно снискаешь ты лавры!»

– Моя теперь здесь жить – не тужить. Твоя сперва селить, потом кормить. Ещё твоя сообщить Все-Сеть, что моя здесь быть. Далакай? – начал балаганить, благо имел в этом большой опыт и багаж откупов.

– Твоя отходить. «Ом» говорить. Протокол будить. Потом просить два и ещё десять. Там Тичари-дом. Там жить. Там сама кормить. Там тихо-тихо сидеть. Там сильно-сильно думать. Потом-потом, – заплёл Скандинав, но я, всё равно, за копирование Бикмеюшки поставил ему тройку с минусом.

– Моя понимать, а твоя потом-потом, – попрощался с кривлякой и убрался подобру-поздорову от заместителя Управляющего планетой.

«Значит, моя Ом говорить. То есть, АУМ. Не думал, что так быстро придётся обращаться к прото», – недолго поразмыслил, пока подальше отходил от одинокой избушки. А потом без всякой подготовки глубоко вдохнул и заголосил, что было сил:

– А-а-а-у-у-у-м-м-м!

Марево увидел, как только запел «а». Сразу в груди потеплело и успокоилось. Пока пел «м», мысленно благодарил прото за оперативность и готовность помочь.

– Приветствую всех, братцы. Вынужден побеспокоить и попросить о первом путешествии по Тичарити. Как я понял фальшивого управдома, мне выделили двенадцатый апартамент. Тичари-дом номер два и ещё десять – это же двенадцатый?– вежливо объяснил, но мне ничего не ответили и не начали выполнять просьбу.

Пришлось мысленно обратиться к парням и напомнить, с кем имеют дело: «Будет вам скромничать. Мы же старые знакомые. Перед хроноволной вместе взашей вытолкали эонов из этого кластера параллелей. А до того в сердце Кармальдии забирались на разговор. А до этого Исиде сразу в двенадцати параллелях орбиту выправили. Неужели не признали?»

«Теперь признали. Жива ещё легенда о тебе. Как же ты всё запомнил? Переродился, но память нашла тебя и вернулась?» – заголосило во мне хором знакомых голосов.

– Не успел переродиться. Для меня это всё с неделю назад случилось. А дорогу домой я так и не нашёл, – объяснил Всемогущим, и те сразу обнулили гравитацию и взялись за моё перемещение.

«Так куда же ваш настоящий Управляющий делся? Что-то никак в толк не возьму. Всё переменилось. Тичарити остался на орбите, а не сгинул из-за чёрной дыры. Ротарик был атласаром, после волны стал атлантидом, а по факту его подменяет самый настоящий паразит галактики – эон с рыжей шевелюрой», – вроде как думал я про себя, но чтобы и прото могли отвечать, если, конечно, в протоколе Протос Энтоли на этот счёт нет какого-нибудь пункта с запретом.

«Никуда не делся. Медитирует в своём тайном убежище, о котором никто из смертных не знает. А этого, приблудившегося, оставил вместо себя. Собирался одну двенадцатую цикла там пробыть, а уже четверть прошла. Вернётся, как что-то нужное отыщет».

«Учителя, наверное, потерял», – предположил я, вспомнив, как беседовал с атласаром в иллюзии, которую то ли Ротарик, то ли сам я создал и поддерживал. Только в какой временной петле это со мной случилось – так и не вспомнил.

«Ты ,что же, знаешь где его убежище?» – удивились прото.

– Конечно знаю. В подземном византийском монастыре. Там с ним познакомился. Иллюзию с… – начал я объяснять голосом, но меня бесцеремонно перебили.

«Это мы уже поняли. Случайно, нет желания повторить знакомство? На том же месте? Пора его оттуда выручать, пока не удобрил Млечный Путь».

– Если ближайший туалет проведаю… И потом, он именно после нашего знакомства исчез и отправился куда-то чтобы стать… Чтобы чистить… Не так. Чтобы сделать какой-то следующий шаг, который он по ошибке считал последним, а на самом деле он не такой. Дальше он сказал: «Выше Бога нет никого, кроме Творца этого Бога. А как им становятся? Берут на себя обязательство, ответственность, и вперёд.

Жертвенность, или как по-другому назови, всё равно должен превратиться не в тлен, а в удобрение для следующих, за тобой бредущих. И это не смерть. Это самое начало пути». Вот как дело было, – рассказал я почти дословно, о чём говорил с Ротариком, понадеявшись, что не придётся мчаться на Семалию, что это из-за меня он может затеять суицид с суперфосфатным исходом, но прото всё поняли по-своему.

В тишине доставили меня к такой же бревенчатой избушке, как и келья Управляющего, только у речушки с каменистыми перекатами и рогозом на берегу.

«Отдыхай. Утром отправимся на Искриус», – получил ультиматумом по темечку, когда коснулся ногами земли, и марево прото развеялось как сон.

«Где же здесь туалет?» – начал переживать, что снова не заметил маленького домика и тропки, ведущей в такой необходимый для органического объекта пункт, но дверь в избушку номер «два и ещё десять» со скрипом распахнулась и пригласила изучить своё внутреннее устройство.

– Спасибо, – сказал я тогда помощникам-невидимкам, потому что был уверен на триста шестьдесят секторов, что это они открыли деревянный портал, а значит искомый мною объект где-то внутри неказистого бомбоубежища из брёвен эвкалипта.

* * *

Такого бесконечного дня у меня ещё в жизни не было. Чего только не делал. И устройство избушки изучал. И отгородку в ней, где и был спрятан туалет со смывом, как в квартире у Насти в Кристалии, который протестировал пару-тройку раз. И заставлял себя отобедать знакомой мукой из смеси жареных зёрен ячменя и овса, которая цампа. И гулял кругами вокруг избы. И по берегу что-то вроде пробежки учудил. А Гляциодия-Урания всё никак не собиралась смещаться за горизонт.

Потом смирился и вернулся в апартаменты, чтобы ещё раз, теперь внимательно, исследовать внутреннее устройство обители настоящих отшельников.

«Ну, воду в дубовую лохань, понятное дело, таскать надо. Где тогда вёдра?» – начал с насущного, но никаких вёдер нигде не было. Ни шкафов, ни комодов, ни сундуков. Только топчан без подушки и табурет. Посуды был самый минимум. Деревянная ложка, каменный ковшик на пару литров и плоская керамическая плошка на пол-литра, не больше.

– Как Хоттабыч, что ли? Трах-тиби-дох! Лохань, сходи за водой, – попытался рассмешить себя, но потом заглянул в неподъёмную ёмкость, чтобы прикинуть, на сколько хватит имевшейся воды.

Посудина была на две трети заполнена, а всего в ней вмещалось не более пяти вёдер. «Если ведро – это десять кружек, а кружка – это примерно литр и двести… Нет, не грамм, а миллилитров. Согласно древнерусских мер, вестимо. Полная получается шестьдесят литров. Тогда на остатке сорок», – произвёл я расчёт и понял, что на пару дней имевшейся жидкости хватит, но потом решил захватить ковшик и идти искать место на речке, где можно набрать немного чистой воды.

Сходил, нашёл место на перекате, набрал. Вернулся, а лохань под завязку полная.

– Спасибо вам, добрые… Добрые, – не смог справиться с эмоциями и придумать нужных званий и эпитетов.

Созданиями назвать тех, кто сам что хочешь создаёт, язык не повернулся. А на вирусы с бактериями получил табу от И-Ра. Просто обозвать «прото», и так обзывал почём зря, когда общался по делам. Птенцами Космоса тоже не ахти. Им же лет под миллион или чуть меньше. Какие же они… Вечно молодые птенчики?

– Закавыка, братцы. Буду вас называть каждый раз по-разному. Импровизировать. Надеюсь, согласны? – поговорил я гипотетически с Эсхатос-Протос и на отзыв не рассчитывал, но получил оный в полном, так сказать, ассортименте.

«Отдыхай, труженик-импровизатор. Когда завтракать будешь, представляй что-нибудь вкусное, а не жжёное зерно. Противно на твою кислую мину смотреть, младший отшельник», – заявил мне хор имени Пятницкого и расхохотался.

– Наблюдаете, как коты за блошкой? Что ж. Родные миры так же за мной наблюдали. Я не в претензии. Привык за пару лет, – изрёк им нарочито спокойно и неожиданно зевнул, а через минуту рухнул на топчан и выключился. Может, меня выключили, кто этих Всемогущих птенцов разберёт.

* * *

Когда проснулся, показалось, что прошло часа два, не больше. Освещение в избушке всё так же было похоже на сумерки. Пара огромных окошек с прозрачнейшими стёклами пропускало столько люкс-люменов, сколько позволяли эвкалипты, которые в этом районе Тичарити разительно поменяли форму листвы, но не цвет стволов и выделяемый аромат. Листочки стали матовыми и округлыми. Я пару штук видел на земле, когда искал водопой.

Размешав в плошке с водой пригоршню муки с тибетско-непальским названием Цампа, обождал пока она разбухнет и превратится в пойло для поросёнка Мишки. Потом представил, что собрался есть грушевый мармелад, набрал ложку набухшей муки, зажмурился и сунул её в рот.

Сначала жевал всё ту же поджаренную ячменную муку, а потом на что-то отвлёкся… Задумался, почему полетим на Искриус, если с Ротариком встречался на Семалии. Но мне вдруг вспомнилось, что Семалия ни в какую со мной-атласаром разговаривать не хотела. А дед-контактёр и вовсе бороду подстриг… Ещё в сарае было шаром покати.

«Прыгнул в прошлое? Но Образ ничего тогда не сказала. Или, наоборот, доложила, что прошло уже несколько дней, а то и недель», – задумался тогда, но тут вдруг Мишкино пойло превратилось в настоящий грушевый мармелад, и я чуть не поперхнулся от счастья.

– Шуточки у вас, – хотел сымпровизировать что-то благодарное, но передумал.

Продолжил наслаждаться невиданным сочным деликатесом грубого помола с натуральным фруктовым вкусом.

Путешествие в Хазарию

После завтрака не успел выйти за дверь, как меня подхватило прото-маревом и сунуло в доселе невиданное подпространство. Тичарити с его монстрами-эвкалиптами замер. Потом, не удаляясь и не уменьшаясь, стёк куда-то вниз, словно растаял снежинками на окне. Открытый космос выстрелил в меня бесконечными нитями созвездий, которые так же накатывали волнами и исчезали, не успев приблизиться или пролететь мимо. Пока пытался сообразить, что происходит, полёт перешёл в завершавшую стадию.

В этот раз Кармальдия, появилась путеводной звёздочкой в раструбе из лучистой хвои далёких астеров и цефеид. Сначала споро, потом замедляясь, она набрала объём, а когда стала размером с обычное солнце над головою, только ярко-белой, не с жёлтым переливом, как перед хроноволной, я вместе с прото-пилотами резко свернул вправо и прицелился на голубую точку – Искриус. Он тоже быстро раздобрел и стал планетой, похожей на шар из лазурита, с одной стороны в тени, а с другой окружённый тонким пронзительно-изумрудным сиянием, скорее всего полярным.

Когда невольно зажмурился чтобы запечатлеть в памяти нереальную феерию, почувствовал лёгкое головокружение, поэтому решил не открывать глаз до тех пор, пока не получу сигнал об окончании путешествия.

«Тошнота у тебя кажущаяся. Она от впечатлений, а не от перегрузки», – заявили мне Сердобольные.

– Это после грушевого мармелада, – отшутился я, а потом мыслями уточнил, что голова закружилась, но до тошноты дело не дошло.

«Доставим тебя ко входу в лабиринт. Нужно будет пройти в нём не менее трёхсот метров. Фонаря нет, поэтому перенастроим тебе сетчатку глаз. Точнее, фоторецепторы сетчатки. Притормозим наследственную адаптацию к солнечному спектру излучений. Начнёшь видеть в темноте, но всё будет казаться прозрачным. Не пугайся, что свихнулся. Аберрации не будет, потому что… Потому. И голова быстрее соображать начнёт. Готовься».

– А если не туда сверну? Там же разветвлений не одно и не два, – вспомнил я устройство византийского монастыря, которому не меньше двенадцати веков.

«Правый глаз у тебя ведущий. Им увидишь, где недавно появились следы. Нам нужны трёхмесячной давности, а не свежие. Поймёшь… Точнее, почувствуешь. Вы это умеете, просто не пользуетесь скрытыми талантами.

Всё. Приехали. Будем считать, что ты вовремя закрыл глаза. Удачи, амиго. Мы рядом, если что».

– Когда найду, что ему говорить? Признаваться, что всё это со мной было? – опомнился я, сообразив, что стою на ногах, и гравитация вовсю уже давит не только тело к земле, но и душу в пятки.

«Что хочешь, то и говори. Оцени обстановку. Его вменяемость. Истощение, обезвоживание. Если он в порядке – под любым предлогом выводи его из монастыря. Мы будем наготове и выполним каждую твою команду. Помни, что он не знает о нашем союзе. Что мы с тобой общаемся помимо Протокола. Всё должно выглядеть правдоподобно, но без обмана. Вперёд, маленький Феб!»

Пришлось открывать глаза и начинать дышать давно забытым ароматом пожухлой листвы, отсыревшей копоти, мочевины и, конечно, пыльной затхлости.

Судя по освещённости, в Адыгее было утро. А по деревьям и только-только начавшим опадать листьям, начало сентября, если не конец августа. Потому что какие-никакие, но горы, хоть и Кавказ. Точнее, гора Физиабго, которая Сварливая женщина в переводе с атлантидско-адыгейского. До тысячи метров в высоту эта вредина не дотянула, зато соседские «бугры» в два-три раза выше. Отсюда и прохлада, которая начала пробирать меня, смешиваясь с мурашками нерешительности.

До мрачного входа было рукой подать, и я не спеша пошагал вверх через небольшой оползень и далее по крутому склону навстречу новым приключениям со способностями к зрению в темноте и прочим неведомым талантам.

«Интересно, почему прото сами не хотят прошмыгнуть в лабиринт и всё разведать? Неужели из-за нейтралитета? Или Протокол не разрешает?» – задумался о явном несоответствии возможностей Всемогущих и их отношению ко всем ОО, похожему на брезгливую дрессуру зверушек.

Когда миновал вход в подземелье, через десяток шагов окунулся в кромешную тьму и дальше пробирался наощупь. Правой рукой касался правой стены лабиринта, а левой страховал, выставив её вперёд на случай какого-нибудь сюрприза. Хорошо, что рост позволял ходить везде не нагибаясь.

Задора хватило ещё шагов на двадцать, не больше. Потом остановился, придумав оправдание, что глаза что-то там должны адаптироваться и включить прозрачные рецепторы сетчатки. Включили, но не рецепторы. Хотя без них я бы точно не увидел, что сам стал источником слабого, но различимого света или излучения. Красного из головы и верхней части груди. Жёлтого с оранжевыми вспышками из живота. И синего… Скорее голубого из рук и ног. И всё это через видавшую виды одежду. Будто её не было на мне.

Когда перестал таращиться на излучаемое телом тепло, которое почему-то стал видеть, а не обещанные скелеты прозрачных стен, вгляделся в темноту и понял, что моего излучения вполне хватает для рассеивания мрака в пределах пары шагов. Удивившись данному открытию, решил использовать его для поисков Ротарика и начал красться вперёд.

На развилках и прочих перекрёстках лабиринта собирался искать следы бывшего атласара и почему-то был уверен в своей способности их распознать и провести аутентификацию, как когда-то по фотографии первоклассника узнал о месте пребывания самого карапуза и его близнецов-соседей, а также их общих переломах и вывихах. Откуда во мне взялась эта уверенность – понятия не имел. Наверное, сказалось науськивание Протос о том, что все люди имеют до поры скрытые способности и таланты.

Пока вспоминал о бедолагах Костиках и своих похождениях за вонючей городской свалкой, поймал себя на том, что уже прошёл пару развилок. Уверенно так прошёл, споро. Будто что-то понял душой, но пока не разумом. Почему так сделал, было не ясно, но паниковать или замедлять шаги совершенно не хотелось, и я доверил себя… Себе. Наверное, о таком говорят: «поверил в себя».

Через сотню шагов сосредоточился на мысли, что уже не только различал еле заметные намёки на следы посетителей и искателей острых ощущений, но и сразу понимал чьи они и когда оставлены. Собрался уже это проверить и определить авторов надписей на прокопчённых стенах и сводах, но таковые были только на входе, а остальной лабиринт в этом смысле оставался нетронутым.

Машинально взглянув на начавшуюся с обеих сторон средневековую экспозицию из рельефных морд грифонов, драконов, львов, орлов, вперемешку с царём Давидом и его голубями, остановился у одного из самых ранних барельефов с круглой мордой испуганного льва и погубившего его отрока, поодаль сидевшего на грифоне, как Победоносец на коне, и пронзавшего длинным копьём огромную пасть царя зверей. А сверху этой воевавшей пары была глубоко врезанная в песчаник надпись, исполненная греческим унциалом: «Мефодий побивает Льва-V Армянина». Ниже композиции имелась строка-подпись: «Содеял Никифор Вифинский».

То, что надписи были в принципе нечитаемые, я догадывался, а кто такие Мефодий и Лев-V, смекнул или, скорее, получил подземную подсказку Эфира, обитавшего и в этом коридоре страхов, который задумывался зодчими, как галерея славы. Потому что Лев-V был византийским императором, гонителем веры и иконоборцем, из-за которого и был построен этот подземный монастырь для изгоев.

В конце концов Льва свергли какие-то заговорщики, один из которых по имени Мефодий зарубил Армянина мечом, а не копьём, но это обстоятельство не вписалось в религиозный символизм рельефного панно.

Насладившись средневековыми видениями, я вернулся в окружавшую фантасмагорию и продолжил поиски Ротарика. «Теперь понятно, чем тут отшельники занимались. Здесь же такого можно насмотреться, что вспотеешь, несмотря на круглогодичную свежесть в плюс восемь по Цельсию. А я-то думал, как братия дышала, если везде ходила толпой и с факелами? На кой им свечи и фонари, если и так всё видно.

А стены и потолок лабиринта закоптили уже века с восемнадцатого, когда наверху построили православную обитель и сюда зачастили миряне и послушники», – всё-таки продолжил витать в туманных облаках галактики Тадпол. Которая моя тёзка, и обитает данная Амфибия всего-то в 420 миллионах световых лет от Земли, где-то в створе с нашим северным созвездием Дракона.

Откуда это узнал в пещере с древними духовными сокровищами, если не командовал «Сезам, откройся», тоже понятия не имел. И это обстоятельство не ко времени привело меня в щенячий восторг.

Потом моя анагогия, вызванная анагогой… Извините за унциальные словечки. Самому не нравятся иностранные определения, но без них не получается рассказать о небывальщине.

О чём я? Ах, да. В общем, моё возвышенное одухотворение-самодовольство от созерцания тайного и сокрытого для всех, и понимание данного обстоятельства с последующим прочтением зашифрованного, неожиданно сменилось на испуг.

Даже не заметил, когда успел представить, что уже нашёл пропавшего Ротарика. И нашёл не где-нибудь, а в ликийской могиле, которую он сам выдолбил в монолите горы Физиабго где-то впереди на моём пути и улёгся в неё, а потом прото-эфирные парни его запечатали куском скалы. Я почти услышал самого себя, когда звал этого якобы недавно почившего: «Ротарик, гряди вон!»

Нет-нет, я не боялся такой шуточкой оскорбить Бога, спародировав воскрешение Лазаря Четырёхдневного. Не посмел бы этого сделать. Я испугался и того, что мог так необдуманно поступить в прошлый раз, или разы, в своих временных петлях. И того что Ротарик был в состоянии на такое решиться окончательно и бесповоротно.

Сколько времени стоял истуканом-памятником, пока всё тело прошибал холодный пот, не мог осознать. Спасло то, что переключило мои воображаемые страхи на куда более поразительное светопреставление, озарившее лабиринт. И так озарившее, что пришлось ненадолго зажмуриться.

«Иллюзия! Ротарик состряпал мою иллюзию с островом и морем», – предположил я и мигом сменил страхи опять на ликование, впоследствии оказавшееся беспричинным.

Это явление не было иллюзией, потому что двигалось на меня, как вертикальные хрустальные кристаллы, полные преломлявшегося света и пронизывавшие монолит горы, как солнечные лучи воду в горном озере. Эти кристаллы были тонкими живыми частями прозрачной стены и постоянно скользили и в мою сторону, и вверх-вниз между собой, иногда менялись друг с другом местами, но всё время приближались, освещая лабиринт сиянием с радужными бликами.

«Не вздумай закрывать глаза», – приказал я себе, а может совсем не я.

Когда хрустальная стена приблизилась вплотную, мне показалось, что начал различать то, что было по другую сторону явления, которое принял за иллюзию. А был там всё тот же византийский лабиринт, только другой, изменившийся. Возможно, помолодевший на несколько веков.

«Да. Так выглядит… Нет, не хроноволна. Она проходит моментально. Так новички видят смену миров при пространственно-временных аномалиях. По ту сторону всё тот же Искриус, только на несколько сотен циклов моложе, в этом я прав. Ротарик застрял там случайно либо по желанию.

Это явление часто происходит, но видеть его можно только первую пару недель. Потом, если не знаешь тайного входа-выхода, застреваешь в каком-нибудь одном мире, к которому более расположен внутренне. У меня неделя на поиск заблудшего…

Да-да. Талантия с Фантазией это один и тот же мир, как Искриус-младший и Искриус-старший. Кармалия так решила и спрятала от всех.

Все астры прячут подобные аномалии в мирах первого круга. Без них никак не обойтись. Потому что тогда эти аномалии будут случайными и неконтролируемыми, и натворят много бед. И страшны не эти беды, а душевное здоровье людей, населяющих миры.

Согласно определению, душевное здоровье – это состояние благополучия, при котором человек может реализовывать свой потенциал. А если… Можно представить, что умалишённые могут устроить, дай им такую возможность или повод», – прочитал себе очередную сногсшибательную лекцию внутренним голосом, как кто-то незнакомый и затих. Потом, еле сдерживаясь от волнения, стоял и смотрел сквозь живую хрустальную стену, полную света, а стена, приблизившись вплотную, смотрела сквозь меня.

* * *

Как закончилась встреча с гулявшей границей миров, опять почему-то прошляпил. Может, со мной произошло то же, что с И-Ра, когда перегрузил её сказками о кластерах порталов и способах поиска нужного. Всё, что из увиденного не смог понять и принять, одним махом вычеркнул из памяти и вернулся шустрить дальше. То есть, продолжил с того, что помнил последнее. Наверно, так нашему брату проще не свихнуться.

Всё, что было перед хрустальной стеной, помню, а дальше пропуск неизвестной продолжительности. Потом очнулся от… Забытья или беспамятства, когда опять шагал и равнодушно взирал на лабиринт с помощью персонального, правда теперь только красного, внутреннего излучения.

Разница между мирами в несколько сотен лет меня не впечатлила, потому что помнил год выдачи справки шизофреника от доктора в Кристалии. А какие отличия между прошлым и будущим могли сводить людишек с ума, представить не получалось. И сосредоточиться на главном не мог. Помнил только то, что должен спасти Ротарика, а вот от кого или от чего – и намёка в пустой голове не осталось.

Когда услышал впереди незнакомые голоса, болтавшие на греческом, ухмыльнулся и поблагодарил прото-парней за ненавязчивый урок с унциалом. Раздумывать не стал и подкрадываться тоже. Не сбавляя прыти дошагал до очередной развилки лабиринта, свернул в правый проход, откуда доносились голоса и ворвался в причудливо освещённую пещеру всё с тем же низким потолком без следов копоти.

Боковые стены этой тупиковой пещеры были похожи на вокзальную камеру хранения. Правда, с полками-стеллажами нараспашку. Слева от самого верха и до середины стены в виде сферических нор почти одинакового диаметра, но неизвестной глубины. В некоторых лежали рулоны свитков, скорее всего из пергамента.

А справа стена, так же от потолка до середины, была вся в квадратных ячейках-углублениях, часть которых содержала стопки старинных и новых кодексов. То есть, тех же исписанных листов пергамента, только собранных, может, сшитых в брошюры или книги.

Кроме пары диковинных источников света под потолком, напомнивших негасимый прото-факел с живыми ослепительными молниями на оголовке, в центре пещерной библиотеки стоял солидный деревянный стол и пара табуретов, на которых восседали странного вида читатели, одетые в серые балахоны. Может, писатели, но скорее всего художники-оформители. Потому что в керамических стаканах и горшках, стоявших на их рабочем столе были и гусиные перья, и кисточки разной величины, и тростниковые палочки различной длины и толщины.