Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Дан Лебэл,Кристина Юраш,Александр Нерей,,Ольга Булгакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 340 страниц)

Харвис сел в постели и провел ладонями по лицу, стирая оцепенение. Он как-то вдруг понял, что Эвглин оставила его – и это было вполне предсказуемо и логично. Вынужденный брак с уродом. Харвис не обольщался, он не считал себя красавцем из-за изувеченной спины и вечно угрюмого выражения лица. Эвглин, за которой принялся ухаживать принц, просто сделала правильный выбор со своим привычным спокойствием и здравомыслием. Навязанный муж получил свой кусочек плотских радостей, ну и хватит с него.

– Уу-ррых! – донеслось из сада. – У-рры-ы-ых!

Харвис встал с кровати и выглянул в окно. Утро было удивительным, солнечным, наполненным теплом и негой. На лужайке среди пышно разросшихся сиреневых кустов сидел Пушок – дракона выпустили из карантина, убедившись, что он не заразен, и он немедленно помчался на поиски старых друзей. Эвглин в своем старом платье, знакомом Харвису по Приграничью, обнимала Пушка за шею, а тот довольно урчал и вздыбливал сложенные крылья.

Дракон вернулся, Эвглин никуда не ушла, и все было хорошо. Харвис не помнил, когда ему было настолько легко и спокойно.

Он потянул за щеколду. Окно бесшумно открылось, впустив в спальню свежий воздух – Харвис высунулся наружу и окликнул:

– Доброе утро, Эвглин! Давно тут этот паразит?

Пушок недовольно зафыркал и загукал, давая понять, что он не паразит, а порядочный дракон, который наконец-то нашел пропавших друзей и так и быть, прощает Харвиса за то, что он оставил его в карантине. Эвглин улыбнулась и махнула рукой.

– Доброе утро! – воскликнула она. – Отличная погода, правда?

Харвис прищурился на солнце, что лениво поднималось над кронами деревьев. На небе было ни облачка, птицы заливисто радовались погожему дню, и впереди еще был целый месяц лета. Конечно, надо будет ехать в академию и ставить ректора перед неприятным фактом – хотя он, конечно, уже знает о том, какую должность король Клаус подарил Харвису. Знает и брызжет во все стороны ядом и желчью.

Ну да и бог с ним. У Харвиса найдутся занятия намного приятнее. Он невольно вспомнил о том, как Эвглин медленно опустилась на него сверху, и ее рыжие волосы, пахнущие медом и мятой, мазнули его по лицу, и подумал, что счастье оказалось совсем рядом.

И он его не отпустит.

– Да, дождя больше не будет, – улыбнулся Харвис. – Чем планируешь заняться?

– Поеду в общежитие, – ответила Эвглин, и Пушок тотчас же изогнул спину, словно приглашал сесть. Зачем ехать, когда можно лететь? – Надо забрать вещи.

– Отлично, поедем вместе, – Харвис представил, с каким боем станет занимать кабинет проректора по науке, выкидывая оттуда барахло своего предшественника, и невольно улыбнулся. – У меня есть небольшое дело в академии.

Эвглин улыбнулась, и Харвис вдруг подумал, что нечаянно получил самое простое и бескрайнее человеческое счастье: любить и быть любимым. Он провел рукой по воздуху, и из солнечных лучей и дождевых капель соткалась маленькая золотая диадема, которая бесшумно опустилась на голову Эвглин. Девушка испуганно дотронулась до нее, не ожидая подарка, и улыбнулась.

– Ох, – вздохнула она и снова прикоснулась к диадеме. – Харвис, спасибо… Так неожиданно…

– Пустяки, – махнул рукой Харвис. Это и правда были пустяки – лишь бы Эвглин улыбнулась еще раз, и в ее глазах возник бы тот туманный огонь, который Харвис видел ночью. Тогда она смотрела на него так, словно любила по-настоящему. – Идем завтракать?

– Конечно, – улыбнулась Эвглин и направилась к дому. Пушок свернулся в траве и накрыл голову крылом. Харвис закрыл окно и направился в ванную.

И он не увидел, как Эвглин прислонилась к стене и медленным движением сняла подаренную диадему. Зато это заметил дворецкий, который возвращался в дом, дав указания садовнику. Над кустами бойко защелкали ножницы, выравнивая зеленую шевелюру так, как принято в порядочных домах, а дворецкий с искренним сочувствием посмотрел на Эвглин и произнес:

– Понимаю вас, миледи. Прекрасно понимаю.

Эвглин удивленно посмотрела на него и вдруг поняла, что готова расплакаться. Дворецкий был немногим старше Харвиса. Темноглазый и светловолосый, с тонким длинным носом, выдающим в нем уроженца гористого востока, он был похож на внимательную птицу, и было ясно, что и внимание, и сочувствие в нем вполне искренни.

– Понимаете? – удивленно спросила Эвглин. Тонкий обруч диадемы жег ладонь. – Понимаете меня?

– Разумеется, госпожа ванн Рейн, – кивнул дворецкий и дотронулся указательным пальцем до правого виска: – Андреа ванн Хорн, к вашим услугам.

– Здравствуйте, господин ванн Хорн, – устало вздохнула Эвглин. Диадема была тоненькой и легкой, но в то же время казалась неподъемной. Харвис, похоже, решил засыпать супругу подарками – и Эвглин понимала, что не могла их брать. Это было похоже на подкуп или плату за любовь.

– Мне действительно искренне жаль, что так получилось, – серьезно проговорил Андреа. – Юные девушки не должны выходить замуж за чудовищ. Все понимают, что он просто вынудил вас, – Андреа сделал паузу и весомо добавил: – И все готовы оказать вам любую помощь, какая только потребуется.

– Что вы, – махнула рукой Эвглин. – Разве жена должна бояться любящего мужа?

Андреа вопросительно поднял левую бровь: он действительно был удивлен.

– Его высочество Альден сообщает, что вам не о чем беспокоиться, – еще тише произнес дворецкий. – Как только он устроится в Везерли, то найдет способ забрать вас отсюда. Можете не сомневаться: его чувства по-прежнему сильны и с каждым днем становятся лишь сильнее.

Вот, значит, что… Принц каким-то образом умудрился запустить в дом Харвиса своего подручного. Эвглин понимающе кивнула – чего-то в этом роде она и ожидала. Альден не забудет о ней и не откажется от своего предложения.

Неужели он не понимает, что Харвис не отпустит свою жену? Неужели принц в самом деле держит самого могущественного волшебника Эльсингфосса за идиота?

– И часто вы общаетесь с его высочеством? – прошептала Эвглин, старательно глядя куда-то в сторону. По тонким губам дворецкого скользнула улыбка.

– Могу передать ему весточку, – произнес он. – Сегодня же. У меня отличная память, я изложу все дословно.

– Тогда скажите принцу… – Эвглин замялась, подбирая слова. – Скажите, что я волнуюсь за него. Что Харвис сделал наш брак фактическим и ни за что не откажется от меня. Скажите, что я умоляю его высочество не торопиться и не принимать поспешных решений. И что я помню данное ему согласие, но мой долг жены…

– Я понимаю, – кивнул Андреа и, открыв входную дверь, пропустил Эвглин в дом. – Долг и честь. Уверяю вас, его высочество тоже это понимает. И очень боится за вас.

«Ловко придумано, – подумала Эвглин, входя в гостиную. – Альден пытается наставить колдуну рога, прекрасно понимая всю опасность ситуации. Возможно, это просто игра. Принцу скучно, и он пытается развлечься».

Ей стало грустно.

В столовой уже накрывали завтрак, сытный и обильный. Вернув диадему на голову – Эвглин меньше всего хотела обидеть Харвиса, он не сделал ей ничего дурного – она села за стол, и слуга тотчас же поставил перед ней тарелку с яичницей, ветчиной и жареными грибами. Вскоре в столовую вошел Харвис, и Эвглин негромко сказала:

– Мне надо с тобой поговорить. Наедине.

Харвис махнул рукой, и слуга послушно покинул столовую. Возле двери тотчас же проплыло едва заметное облачко, и Харвис сказал:

– Теперь нас не подслушают. Что случилось?

– Твой дворецкий работает на принца Альдена, – ответила Эвглин. – И принц по-прежнему хочет сделать меня своей любовницей. Я подумала, ты должен об этом знать.

Харвис кивнул так, словно речь шла о чем-то незначительном, но движения ножа, которым он нарезал ветчину, обрели нервную резкость. Эвглин вдруг стало бесконечно жаль его. Он был велик и страшен, он хотел простого человеческого счастья – любить и быть любимым – но получил только вынужденный брак и компромисс.

– Я не могла не сказать, – повторила она. – Это было бы нечестно.

Харвис снова качнул головой.

– Да, ты все сделала правильно, – произнес он и добавил: – Все в порядке, Эвглин, тебе не о чем волноваться.

– Ты не сердишься? – испуганно спросила Эвглин. Харвис пожал плечами.

– Нет. Не сержусь, – он отодвинул тарелку и сказал: – Я в ярости, если честно.

В следующий миг нож, которым только что пластали на ломтики ветчину, пронесся над столовой и вонзился в дверь. Эвглин сжалась, пытаясь уйти от удара и чувствуя, как вязкая слабость охватывает все тело, а сердце стучит так, будто вот-вот разорвется.

Чего она ожидала? Что Харвис улыбнется и махнет рукой?

Он устало откинулся на спинку стула и произнес:

– Прости. Я тебя напугал.

Эвглин вышла из-за стола и, подойдя к Харвису, обняла его. Это был не здравый смысл, который приказывал ластиться к обиженному супругу – это был искренний порыв души и желание облегчить чужую боль. Харвис прижал ее к себе и негромко произнес:

– Пожалуй, я устрою его высочеству сюрприз, который надолго отучит его подбивать клинья к чужим женам. Поможешь?

* * *

Они расстались неподалеку от здания академии: Эвглин пошла в общежитие, а Харвис двинулся к входу в Большой учебный корпус. Когда Эвглин исчезла из виду, он резко дернул правой рукой. С пальцев сорвался огненный шар, прокатился по газону, оставляя за собой черный след мертвой травы и вывороченной почвы, и взорвался, осыпав газон огненными плевками.

Харвису стало немного легче. Он представил, как по газону катится светловолосая голова принца Альдена, и презрительно ухмыльнулся. Впрочем, облегчение было недолгим: вскоре сердце снова заболело, и Харвис, потирая левую сторону груди, подумал, что, должно быть, не имеет права на счастье и любовь. Это не для таких, как он. Можно относиться к Эвглин с теплом и искренней, выжигающей сердце любовью – но бояться она не перестанет. Харвис чувствовал ее страх, запах страха поднимался от рыжих волос в тот день, когда Эвглин свалилась ему в руки с драконьей спины, и он никуда не делся до сих пор.

Бедная девочка. Судьба привязала ее к чудовищу, которое может вернуть ее домой, но никогда не станет этого делать. Потому что чудовище увидело Эвглин и пропало.

Харвис пнул подвернувшийся под ногу камешек. Дьявол побери все это! Он может осыпать Эвглин золотом, выполнить все ее заветные желания, стать для нее идеальным мужем – но толку от этого не будет. Эвглин останется нежной, заботливой и ласковой, Эвглин будет совершенно искренне стонать под ним, задыхаясь от непритворной страсти, но душа ее будет далеко – в другом, недоступном мире.

Ей ничего больше не нужно.

Летом почти все преподаватели и сотрудники академии разъезжались по домам, так что коридоры и кабинеты были пусты. Харвис поднялся по знакомой лестнице и вышел на большую площадку перед ректоратом. Вопреки его ожиданиям здесь тоже никого не было. Великие маги прошлых времен важно хмурились с портретов на стенах, и Харвис вспомнил, как много лет назад, еще будучи абитуриентом из глухого села, пришел сюда и долго смотрел на этих мудрецов, молодых и старых, и нарисованные волшебники, казалось, отвечали ему только презрением. А теперь он превзошел их во всем, но презрение в их взглядах никуда не делось.

Такова, должно быть, их природа.

Харвис без стука толкнул дверь и вошел в ректорат. Много лет назад он покинул этот кабинет, с трудом сдерживая слезы обиды и гнева, а в спину ему неслось: «Не умеете быть ученым – не беритесь! Уступите дорогу способным!» Он и уступил: бросил родину и дом, уехал в пустыню и теперь вернулся, чтоб встать на пороге и смотреть, как под потолком кружатся золотые шары артефактов – словно звезды, которые незримый Творец запустил бродить своими путями. Зрелище завораживало. Артефакты отбрасывали медовые отблески света на стены, книжные полки и диковинные вещицы в хрустальных шкафах, и Харвис невольно вспомнил, как рыжие волосы Эвглин рассыпались по подушке, когда она расслабленно обмякла на постели после очередного акта любви…

– Мой дорогой господин ванн Рейн! – прогрохотал голос ректора, и все очарование, наполнявшее кабинет, исчезло. Харвис обернулся и тотчас же угодил в объятия господина Лейбниха. Полувеликан, он отличался завидной силой и сейчас стиснул Харвиса так, что тот едва не задохнулся.

– Как же я рад вас видеть! – Лейбних выпустил Харвиса и, пройдя к столу, вытащил из шуфлядки небольшой ящик из черного дерева. – Академия давно нуждается в значительных людях, мастерах вашего уровня и таланта.

В ящичке лежал ключ с янтарным брелоком. Лейбних со всем возможным почтением протянул его Харвису и сказал:

– От вашего кабинета. Как только его величество Клаус сообщил нам такую прекрасную новость, мы сразу же все подготовили.

Харвис представил, с какой скоростью из кабинета вылетал его прежний хозяин, и не сдержал неприятной улыбки. Артефакты под потолком принялись двигаться быстрее. Ректор правильно оценил их волнение и тотчас же добавил:

– Если пожелаете, мы можем обсудить возможность лекций у второго и третьего курсов. Основы артефакторики как науки, – Лейбних скривился: дескать, ты же понимаешь, о чем я: – Темы там сложные, сами понимаете. Мало кто из преподавателей справляется.

Харвис кивнул. Он вел основы артефакторики еще до своего изгнания и имел все основания полагать, что во многом его уволили из академии как раз потому, что Лейбних хотел устроить на место Харвиса одного из своих родственников. Родственник, конечно, разбирался в артефакторике, но до талантов настоящего артефактора ему было далеко.

Да и дьявол с ним.

– Я согласен, – коротко проронил Харвис и подбросил ключ на ладони. – Второй этаж, не так ли?

Лейбних кивнул.

– Второй, рядом с библиотекой.

Окна кабинета проректора выходили во двор. Осенью студенты будут сидеть там на лавочках, болтать, обсуждать преподавателей – пока же двор был пуст, только унылый сутулый человечек махал метлой по плитам дорожки. Харвис опустился в кресло и заглянул в один из ящиков стола.

К его приезду действительно подготовились. Расширенный набор для создания артефактов, помещенный в большой ларец из красного дерева, был просто роскошным. Харвис вытащил его, поставил на стол и некоторое время любовался хрустальными пузырьками. Чего тут только не было! И толченый рог малабарского единорога, и изумруды из копей царя Эвглета, и роса, собранная в Матвеевскую ночь. Вытянув один из пузырьков из бархатного гнезда ячейки, Харвис долго крутил его в руках, задумчиво прикидывая, как будет работать артефакт.

В пузырьке была гром-вода, главная составляющая приворотного зелья.

Харвис представил, как помещает артефакт в изящную серебряную оправу и дарит Эвглин очередное украшение, которое она, разумеется, наденет – а снять уже не сможет. Артефакт проникнет в ее нервную систему, врастет в нее и станет исподволь, незаметно и аккуратно, подавать команды.

Эвглин полюбит своего мужа, и эта любовь будет вполне искренней. Настолько искренней, что Эвглин не захочет возвращаться, когда Харвис сумеет открыть ворота между мирами.

Неужели он настолько плох, что не заслуживает любви? Неужели он настолько ужасен?

Харвис выбрал один из изумрудов – зеленая капля сама прыгнула ему в руки и удобно легла на ладони, словно давным-давно хотела стать артефактом, и сейчас не собиралась упускать свой случай. Теперь требовалось собраться с мыслями и послать в нее энергетический заряд, который окончательно сработает, когда изумруд погрузится в гром-воду и пробудет в ней два с половиной часа, не больше и не меньше. Когда с пальцев Харвиса сорвались белые острые молнии, камень засветился таинственным глубоким светом и стал настолько горячим, что Харвис испугался, что выронит его, и тогда все придется начинать сначала.

Но он сумел его удержать.

Конечно, Харвис понимал, что это будет не настоящая любовь, а милостыня. Но он также понимал, что может разбиться для Эвглин в лепешку – и все это будет напрасным и ненужным, если она не испытает взаимного движения души. «Это правильно, – подумал Харвис. – Чудовища не заслуживают искренних чувств».

Он не сделал Эвглин ничего дурного – и никогда бы не сделал. Но он оставался собой.

Да и навязчивость принца Альдена раздражала. Харвис уже успел услышать о том, что принц добрался в Везерли – там его ждали очаровательные барышни из благородных дворянских семей, наслышанные о возвращении бунтаря и героя. Настрой девиц был самым решительным и романтическим, но Альден удивил всех: он крайне чопорно побеседовал с гостьями, напоил их чаем и велел ехать домой, а то время позднее, и родители будут переживать.

– К дьяволу тебя, – буркнул Харвис и вынул из ларца пузырек. Крышка была притерта плотно-плотно, но он смог с ней справиться, и изумруд бесшумно упал в таинственную водную глубину.

Сын папы-короля и мамы-королевы уже не мог ни на что рассчитывать. Харвис ухмыльнулся, поймал солнечный луч и принялся выплетать оправу для подвески.

* * *

Артефакт вызрел минута в минуту. Харвис вытряхнул его на ладонь, и изумруд послушно прыгнул в приготовленную оправу. Несколько минут Харвис любовался им: вещица получилась на редкость красивой, наверняка придется Эвглин по душе. Затем, отложив артефакт в сторону и прикрыв листом чистой бумаги от любопытных глаз, Харвис снова принялся за работу.

К кабинету проректора по науке примыкала просторная, богато оснащенная лаборатория. Пройдя туда, Харвис на какое-то время восторженно замер, рассматривая бесчисленные сокровища на высоких полках. Чего тут только не было! И тщательно отсортированные косточки допотопных драконов, которые шли на лекарства от мозговой горячки, и веники трав, которыми заманивают в дом удачу, и сложенные в пирамидки рыжие сердолики – первое средство для заклинания мертвых духов с другого края мира, а еще бесчисленные растения, камни, бутылочки с порошками, коробки и ящики из ледяного хрусталя, наполненные кровью и внутренностями русалок и лесных тварей. Как зачарованный, Харвис двинулся по широкому проходу между стеллажами. Нужный ему порошок стоял на третьей полке снизу – заточенный в прозрачную банку темно-коричневого стекла, он словно говорил: не трогай меня. Я очень опасен, и тебе лучше убрать руки куда-нибудь подальше.

Харвис взял банку и направился к лабораторному столу. В отличие от остальных артефактов и магических процессов, порчевой знак требовал крайне четкого соблюдения пропорций. Харвис не собирался придумывать что-то особенно злокозненное, в конце концов, принц еще не успел ему серьезно нагадить. Безвредные чирьи по всему телу, не исключая самых интимных мест, заставят принца забыть об охоте на чужих жен.

Инструменты были новенькие, даже бирки еще не сняли. Ректор расстарался – должно быть, испугался, что великий колдун и его высокий покровитель вдруг окажутся чем-то недовольны. Харвис хмыкнул и, вынув из ячейки мерные ложки, стал насыпать порошок в стеклянную чашу. Затем его следовало обрызгать пятью каплями своей крови, прокалить на медленном огне ровно семь минут и, добавив сок можжевельника, оживить личным заклинанием.

После этого содержимое чаши следовало высыпать из окна на ветер и идти отдыхать. Порчевой знак сработает ровно через сутки. Прокаливая смесь, Харвис ехидно представлял, как принц Альден будет чесаться и звать медикуса, и не сдерживал ехидной улыбки.

Так тебе и надо, твое высочество. Нравится девушка – женился бы на ней сам. Или сказал бы папе-королю, что вы уже женаты. Так ведь нет, сам выдал ее замуж за Харвиса, но не оставил в покое. Когда грязно-рыжее облачко порошка высыпалось из окна, Харвис ощутил невольное злорадство.

Никто не имел права покушаться на то, что принадлежит ему.

Закрыв окно, Харвис посмотрел на часы и подумал, что Эвглин, должно быть, уже собрала вещи и отправилась домой. Наверняка о ней уже ходят самые невероятные слухи. Конечно, о том, что Эвглин Шу иномирянка, никто и не узнает, это было государственной тайной. Сплетники и сплетницы станут говорить, что она очаровала самого страшного колдуна в стране и наверняка выделывала в постели такое, что он потерял голову настолько, что сразу женился.

Это было правдой. Харвис действительно ловил себя на том, что привычная спокойная рассудочность начинает ему изменять, когда он вспоминает об Эвглин. Отмывая чашу и мерные ложки от остатков порошка, Харвис думал, что это действительно может быть любовь – чувство, от которого он отвык, и теперь удивленно вслушивался в каждое движение души.

Приворот сработает так, как нужно. Эвглин не захочет уезжать.

Он вернулся в свой кабинет и решил, что пора собираться. Для первого знакомства с новым рабочим местом он потратил достаточно времени. Харвис прошел к столу, поднял лист, прикрывавший приворотный артефакт, и увидел чистую столешницу.

Подвеска исчезла.

Несколько минут Харвис растерянно смотрел на пустое место, не понимая, что произошло. Потом оцепенение спало, и в течение четверти часа Харвис скрупулезно перебирал вещи на столе и в открытом ларце – возможно, он задумался и убрал артефакт в какое-то другое место. Он обшарил все карманы, даже снял сюртук и несколько раз встряхнул – ничего.

Артефакт исчез.

Харвис рухнул в кресло и схватился за голову. У него даже в животе засосало. Артефакт был похищен – а если такая вещь попадала в чужие руки, не к тому, для кого ее создали, то действовала противоположно своей природе. И когда неизвестная женщина наденет цепочку с изумрудной подвеской, то остается только гадать, чем это кончится. Она возненавидит дарителя и, возможно, убьет его – а затем и себя.

Приятного мало.

Харвис выдернул из ячеек ларца крошечный пузырек и высыпал его содержимое возле стола. Ничего. Никаких следов. Значит, в кабинет никто не заходил – артефакт выдернули со стола, открыв червоточину в пространстве.

Без Лейбниха тут не обошлось. Душка ректор, по всей видимости, решил присвоить любой предмет, который создаст Харвис – вот только зачем ему это понадобилось? Решил проверить, насколько силен вернувшийся изгнанник? Сейчас узнает.

Харвис не любил пользоваться Долгими ветрами для перемещения – после того, как заклинание выплевывало его в нужном месте, он всегда чувствовал тошноту. Но Долгие ветра всегда производили значительное и пугающее впечатление на зрителей, так что Харвис решил появиться в кабинете ректора именно так: в алом дыму, пахнущем так, что глаза режет.

Лейбних оценил. Ректор побледнел и едва не рухнул с кресла – он, конечно, не раз и не два видел Долгие ветра, сам ими пользовался, но в исполнении Харвиса это по-настоящему пугало. Харвис шагнул к столу и прорычал тем самым тоном, который вводил в оцепенение драконов в Приграничье:

– Где амулет?

– Харвис, умоляю! – воскликнул ректор. – Личный приказ его величества! Я не виноват!

Значит, тут замешан еще и Клаус… Дело принимало отвратительный оборот.

– Где. Амулет, – вразбивку повторил Харвис. Ректор сцепил ладони в умоляющем жесте.

– Мне приказали забрать из вашей лаборатории все, что вы сегодня сделаете, – ответил он.

Стулья в кабинете Лейбниха были особые, с артефактами в ножках, и один из них очень удачно нырнул Харвису под зад, не давая рухнуть на ковер. Харвис провел ладонями по лицу и устало сказал:

– Верните его немедленно. Это убьет его величество Клауса, вы этого добиваетесь?

Лейбних побагровел так, что Харвис подумал, что ректора сейчас хватит удар.

– Убьет? – переспросил он.

– Вы плохо слышите, что ли? – скривился Харвис. – Конечно, убьет. Приворотные артефакты действуют именно так, когда попадают в чужие руки.

Лейбних тотчас же ожил и засуетился. Из ящика стола он выгреб целую россыпь серебряных талисманов, печально зазвеневших на цепочках, и забормотал:

– Поймите меня правильно, Харвис… я тут между двух огней. Надеюсь, успею, очень надеюсь. Бога ради, простите.

Он рванулся к одному из зеркал и нырнул в прозрачную поверхность, забурлившую светло-зеленым. Когда портал перехода закрылся, и зеленое свечение унялось, Харвис обмяк на стуле и устало вздохнул. Оставалось надеяться, что Лейбних успеет к королю со своими амулетами. Оставалось надеяться, что его величество Клаус не такой дурак, чтоб хватать артефакт голыми руками.

Значит, несмотря на высокую должность и фавор, Харвису не доверяют. Наверняка король-отец подозревает, что принц Альден спелся с колдуном и вовсе не забыл о том, как бунтовал. Харвису захотелось схватиться за голову. Лучше бы им всем было оставаться в Приграничье. Сейчас сидели бы в шатрах и думали, как вскружить голову очаровательной Эвглин…

– Харвис…

Он обернулся и увидел Эвглин. Все это время она стояла в дверях, и сейчас выражение ее лица было таким, что Харвису хотелось зажмуриться и не видеть этого обжигающего взгляда. Эвглин шагнула вперед и спросила:

– Харвис, зачем тебе приворотный артефакт?

* * *

В студенческие годы у Харвиса был однокурсник, который имел привычку приговаривать при каждом своем провале: «Это фиаско, братан, это фиаско». Провалов у паренька было много, фразочка про фиаско звучала в коридорах общежития чуть ли не каждый день, и сейчас Харвис вспомнил ее и понял, что действительно потерпел сокрушительное поражение.

– Я готовился к занятиям, – медленно произнес Харвис. – Мне дали почасовку на втором и третьем курсе.

Эвглин шмыгнула носом и посмотрела на Харвиса так, что он понял: она не верит ни единому его слову. И это было не просто фиаско – это был сокрушительный провал и крах всех его надежд.

– А на самом деле? – спросила она. – Зачем тебе кого-то привораживать?

– Мне его заказали, – попытался отбояриться Харвис, уже понимая, что это напрасная попытка. – Иногда я беру заказы на артефакты.

Лицо Эвглин дрогнуло, словно он ее ударил. Резко так, со всей силы. Харвис поднялся, подошел к Эвглин и взял ее за руку – она не выдернула из его ладони свои тонкие, слегка влажные пальцы, но снова всхлипнула и отвернулась.

– Я понимаю, когда ты врешь, – едва слышно сказала Эвглин. – У тебя левый глаз слегка косит.

– Да, – кивнул Харвис. – Самую малость. На самом деле тот артефакт был для тебя.

Лицо Эвглин исказила болезненная гримаса.

– Что не так? – спросила она, и теперь в ее голосе звучал гнев. – Харвис, что не так? Я… – она на мгновение осеклась, а затем продолжала: – Я искренне тебя уважаю. Я с тобой откровенна. Я ни в чем тебе не отказываю и пытаюсь быть…

По щеке Эвглин пробежала слеза, потом вторая. Она освободила руку из руки Харвиса и провела по лицу.

– Я пытаюсь быть хорошей женой, – сказала Эвглин. – Пусть навязанной, но хорошей… – она снова осеклась, и Харвис увидел, как над ее волосами клубится золотистый туман. Кабинет ректора был начинен датчиками, которые показывали состояние посетителей, и сейчас Эвглин было больно. Очень больно.

– Я хочу, чтоб ты меня полюбила, – хрипло признался Харвис, и это прозвучало настолько беспомощно, что он закрыл глаза от накатившей волны пронзительного стыда.

– Это делается не так! – вскрикнула Эвглин. Харвису захотелось, чтоб она ударила его. Чтоб выплеснула всю свою горечь и боль – он заслужил это. – Харвис, нельзя привязывать к себе человека! Это не любовь, это рабство какое-то..!

– Я хочу, чтоб ты осталась, – хмуро пробормотал Харвис. В кабинете Лейбниха наверняка есть прослушка: первый семейный скандал ванн Рейнов обязательно станет достоянием общественности – но сейчас Харвису было наплевать на это.

Эвглин посмотрела на него так, словно обнаружила, что все это время он ее не понимал. Или ему было безразлично ее стремление вернуться домой. Или он был настолько жесток, что думал только о своих желаниях.

– Я не верила, что ты такой, – едва слышно промолвила она. – Никогда не верила. Я думала, что ты все-таки хороший человек. Порядочный…

– Эвглин, я просто хочу, чтоб ты меня любила, – глухо повторил Харвис. – Чтоб ты осталась со мной.

Эвглин посмотрела на него с такой болью, что Харвис испугался, как бы с ней не случилось беды. Бывает же, что люди умирают от горя… Впрочем, главная беда Эвглин уже произошла с ней: она потеряла дом и нашла только страдания и зло.

– И для этого ты решил посадить меня на цепь? Только не говори, что не знаешь, как действует приворот! – рука Эвглин дрогнула, словно она хотела толкнуть Харвиса или ударить, но удержалась. – Он парализует волю! Он превратил бы меня в куклу! Тебе это нужно?

Теперь от нее во все стороны разлетались огненные брызги – девушка была в ярости.

– Эвглин, прости меня, – произнес Харвис. Он попробовал было обнять ее, но Эвглин дернула плечом, и Харвис опустил руки. – Пожалуйста, прости. Да, я дурак, я не имел права так поступать. Но я боюсь, что открою дверь между мирами, а ты уйдешь.

В кабинете воцарилась тишина. Эвглин смотрела на Харвиса, не отводя прямого, испытующего взгляда.

– Это ведь не мой мир, – наконец, сказала она. – Да даже если… – Эвглин махнула рукой. – Ну ладно, а если я умру? Это ведь почти то же самое. Что бы ты сделал?

Харвис никогда прежде не чувствовал себя настолько беспомощным. Ему казалось, что сердце не выдержит и остановится.

Он мог быть счастлив – и все разрушил своими руками.

– Я пошел бы за тобой за край смерти, – сказал Харвис. – И либо вернул бы тебя, либо остался там с тобой. Видишь ли, смерть это поправимо.

Эвглин махнула рукой: неважно.

– Знаешь, когда любишь кого-то, – промолвила она, – то желаешь ему счастья. А ты думаешь только о себе.

Эвглин развернулась и вышла. Харвис настолько опешил, что позволил ей уйти – опомнившись, он догнал ее уже возле выхода из академии и схватил за локоть. Эвглин вздрогнула, но не отняла руки. Похоже, она понимала, что прилюдный скандал не пойдет на пользу ни ей, ни ее мужу.

Они вышли из академии и медленно направились в сторону экипажа, терпеливо поджидавшего у ворот. Харвис понимал, что ему следовало бы дождаться возвращения Лейбниха и узнать, что с артефактом – но ему было все равно. Король умрет – ну и дьявол с ним. Сейчас Харвиса волновало совсем другое.

– Прости меня, – повторил Харвис. Лицо Эвглин презрительно дрогнуло. Уборщик, который с прежней старательностью махал метлой по дорожке, проводил их любопытным взглядом. Должно быть, размышлял, что именно бросило юную девушку в объятия монстра.

– Перестань, – промолвила Эвглин. – Перестань, Харвис, я очень сейчас злюсь.

Она прищурилась, глядя на черепичную крышу общежития, что выглядывала из-за крон старых яблонь, и добавила:

– Так злюсь, что хочу пока пожить там.

– А вот этого уже не будет точно! – вспыхнул Харвис. Раз уж о нем сложилось мнение, как о тиране и уроде, то он и будет тираном и уродом. – Ты моя жена и будешь жить в моем доме.

Эвглин гневно посмотрела на него.

– Иначе что? – спросила она. – Посадишь меня на цепь?

– Превращу в муху, – устало сказал Харвис. Он только сейчас понял, насколько его вымотал этот день со своими артефактами, интригами и ссорой. – Поняла? Превращу в муху и посажу в колбу.