Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Соавторы: Дан Лебэл,Кристина Юраш,Александр Нерей,,Ольга Булгакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 149 (всего у книги 340 страниц)

Глава 38. Судный день

«Здравствуй, утро воскре-Сеня шестнадцатого Сеня. Явилось, а мы и не ждали. Всё суд этот, товарищей укропных и расторопных, обиженных невесть на что. Поэтому настроение моего гения испорчено уже третий день. Вот чего привязались? Обиделись, что всего им не говорю?..

И как себя там вести, интересно? Пошутить, чтобы не зазнавались? Или грустным прийти, мол, раскаялся, как дедова Магдалина.

Лично я себя во всех бедах от сравнивания миров виноватым чувствую, а вот перед товарищами – ни грамма. Не виновный, и всё тут.

Нарядиться бы в полосатую одёжу, как узники в телевизоре. Мол, готов понести незаслуженное наказание. Только где её взять?

После обеда стартую в Даланий. Хорошо, что в этом мире назначили судилище. У третьего весельчака-второгодника в самый раз. Надеюсь, они там сарай приготовили, скамью подсудимого смастерили, троны товарищеских судей.

Дети ещё неразумные, а туда же, в суды играть. Не судите, и не судимы будете. Посмотрим ещё, чья возьмёт», – заводил я себя с самого утра, как детскую игрушку со спиральной пружинкой. Потуже заводил, чтобы надолго хватило. Чтобы на целый день.

Промаялся до обеда. Так и не сумел найти подходящего занятия, пока, наконец, долгожданный момент старта не наступил. Размялся, как разминаются бегуны перед дальним забегом, поприседал с десяток раз, покрутил головой, помахал руками, подрыгал ногами.

«Если будет осечка со Скефием, готов к забегу через первый и второй миры в третий. Но приземлиться на сарай, конечно, эффектней будет. Как никак, должен себя показать. Смотрите, олухи, кого судить собрались», – закончил я разминку, встал посреди огорода и приготовился к запуску в космос.

– Мир мой любезный, Скефий. Прошу перенести в Даланий. Там меня судить собрались за службу мою и за ваше уравнивание. Так что, не откажи в просьбе, – не успел договорить, как в глазах сразу несколько раз мелькнуло то темнотой, то светом, а зелень на огороде мгновенно поменялась местами.

«Заработало, но что-то не так. В чём-то маху дал. Полёта не получилось», – подумал я невесело.

– Вот баран. Приземления захотел. Скефий же не может меня по чужому миру в космос запускать, – раздосадовался я своему легкомыслию и поспешил исправиться. – Извини, мир Даланий. Я к тебе от брата Скефия на поклон прибыл, на суд товарищей. Можешь меня сокрыть и перебросить как-нибудь посмешнее к дедовскому… Извини, к бабушкиному сараю?

В ответ в лицо стрельнуло смесью из тёплых и холодных дуновений.

– Всё понял. Присоединился-а! – заканчивал монолог криком, потому что в один миг был перевёрнут и подвешен вниз головой.

Так Даланий встретил меня и приголубил за правую ногу. Я болтался кверху ногами и смотрел, как меня подняли над деревьями огорода и понесли над крышей почти родного дома.

Неожиданно приметил, что один из верхних кирпичей дымовой трубы вот-вот сползёт на крышу. То ли дождём его подмыло, то ли раствор выдуло ветром.

– Хозяева! Трубу чинить пора! Кирпич у вас вот-вот поспеет, как яблочко. Даланий, ткни их носом в эту разницу. Она же для жизни опасная, – орал я благим матом, подвешенный вверх тормашками, а Даланий всё нёс и нёс меня через улицу, через соседские огороды в гости к третьей бабушке Нюре.

Во дворе уже виднелось несколько товарищеских судей из братских миров, а когда и они увидели подсудимого, затыкали в мою сторону пальцами, заверещали и высыпали во двор всем скопом.

– Ловите подсудимого, – крикнул им, а потом сказал себе: – Сам же просил смешно доставить.

Под общий хохот и подбадривание меня приняли из рук Далания в загребущие руки правосудия. Поймали, как подушку с перьями и, тряхнув пару раз для смеха, перевернули и поставили на ноги.

– Сильный у нас коллектив, – обрадовался я, что не уронили. – Здравствуйте, середняки. Как жизнь школьная? Кто у вас третий?

– Здоров, – приветствовали меня наперебой. – И как у тебя получается? Научи. Расскажи. Возьми с собой полетать!

– Стоп. Разговорчики. Где третий Александр? – строго спросил я у подчинённых.

– Опять командует, – услышал в ответ.

Братья замахали на меня руками и поплелись в сарай, ставший для меня залом суда.

– Я третий, – доложил мне Александр из Далания. – Звал?

– Звал. Как дела? Все сокрытые? К суду всё готово? Да, а за что судить собрались? – начал я стрекотать вопросами, когда мы остались одни.

– Все сокрыты. К собранию готовы. А что за суд? – доложил весельчак.

– К собранию? Суда что, не будет? – оторопел я.

– Собрание собрали, а не суд. А кого судить нужно?

Я протянул другу тетрадный листок, ещё минуту назад бывший повесткой. Третий развернул, прочитал и рассмеялся.

– Это не я. Собрание – моя идея. А вот суд, не я, ей Богу.

– Одиннадцатый, зараза, – скрипнул я зубами, но на душе полегчало. – Зачем собрал? День варенья у тебя… Э-э, кажется, в декабре?

– Новости все хотят узнать. Что да как. А то к твоему Павлу не набегаешься. Зыркнет, аж мороз по коже. Про пещеру и выход из неё в потолке, и так далее. Особенно интересно, что там с бедой? – оправдывался третий, а у меня в голове начал зреть план мести одиннадцатому и за липовый суд, и за то, что проболтался о походе к Стихии.

– Мяч футбольный есть? – спросил у любопытного братца.

– Есть. А зачем на собрании мяч?

– Сгоняй за ним, а я пока с собранием разберусь, – отдал я приказ и приступил к плану мщения.

– Только хохму без меня не начинай, – хихикнул третий и умчался.

Я недолго постоял на месте приземления, подумал, а потом решил быстро разобраться с собранием и увести всех на давно обещанный футбол. В доброте Далания я убедился давно, и теперь, если получится уговорить его на следующую авантюру, тогда и пошутить по-крупному.

– Мир любезный Даланий. Извини, что с судом ввёл в заблуждение. Не по злому умыслу получилось. Ответь, пожалуйста, можешь ли сокрыть Александра, посредника своего, а потом закинуть всю нашу дружину в пятнадцатую школу? Чтобы со всякими такими штуками освоиться и не бояться ни сокрытий, ни полётов. Там хочу поиграть с ними в футбол. Если согласен и мячик сокрыть, а нас всех закинуть в школу, ответь теплом. А если обидел тебя своей просьбой, заморозь мою подсудимую рожу, как это Реводий сделал, когда полдня его одиннадцатым обзывал.

Не успел закончить просьбу, как Даланий уже дул в лицо согласием пошалить. Я стоял, жмурился и благодарил мир уже молча, потому что услышал шаги.

– Долго тебя ждать? – донёсся голос одиннадцатого.

– К защите готовлюсь. Адвоката же у меня ещё нет. А третий просил без него не начинать.

– Пошли, – рассмеялся сосед. – Шуток он, видите ли, не понимает.

Сарай был точно таким же и снаружи отличался лишь отсутствием барахла, которое в моём мире было сложено со стороны огорода.

Я шагнул в открытую дверь и оказался в переполненном близнецами сарае. Все они смешно разместились прямо на вещах, находившихся внутри. Кто на комоде верхом, кто на ящиках, кто на пустых и давно рассохшихся бочках. Зрелище было незабываемым, но больше всего мне понравилось то, что между закрытыми лазами подвала стоял табурет.

– Так вот ты какой, табурет подсудимого, – схохмил я, обращаясь к табурету, а потом уточнил у присутствующих. – Для меня?

– Садись! Давай, начинай. Сколько ждать можно? – посыпались просьбы и упрёки.

– Хорошо. Начинаю. Считаю собрание открытым. Предоставляю слово главному докладчику – Александру из одиннадцатого мира, – громко произнёс я вступительное слово и, взяв табурет в руки, отнёс его в сторону.

– А я причём? – возмутился соседушка. – Это ты расскажи, почему мы начали друг друга «длиннокурыми» обзывать?

После его слов я понял для чего меня вызвали.

«Ну и ладно. Скефий учил не бояться быть смешным, и я не буду бояться ничего подобного», – подумал, и решил вернуть табурет и себя в центр внимания.

Когда уселся, в сарай вбежал запыхавшийся Александр-третий с мячом в руках, и я с чистой совестью начал рассказ, стараясь не засмеяться и не обращать внимания на реакцию товарищей.

«Вдруг, сговорились и приготовили мне какую-нибудь гадость? Тогда держитесь», – настроил себя и начал рассказывать, подражая манере Павла.

– Так дело было. Вечер. Папка с работы пришёл, поужинал и на диван прилёг. Телевизор глянуть с устатку и меня слегка повоспитывать. Мамка с Сергеем у соседей на поминках была и не мешалась нам взрослым и рослым. Вот тогда и попросил его, после всех наших второгоднических кексов, мой КУР измерить.

В сарае прокатился смешок, но кто-то зацыкал, и всё пришло в норму, а я продолжил рассказ.

– По наивности думал, что для взрослых это известное дело. Кекс этот. Вот и сказал ему: «Пап, помоги мне КУР померить». А он мне, мол, бери линейку из портфеля и марш в гараж сам его мерить. Я ему возразил: «На линейке всего пятнадцать сантиметров, а мне не меньше метра потребуется, чтобы кекс злосчастный вместить». А он как вскочит с дивана, да как захохочет. Я его успокаивать. Мол, нельзя. Там поминки, там мамка. А он, как тётка в истерику падучая, хохочет и остановиться не может.

Я ему попытался про дружков-второгодников рассказать, а он ещё больше истерит, уже по полу катается. «У дружков, говоришь, по девяносто сантиметров? Вот это кексы, я понимаю!» Уточняет и снова катается. И как только не пытался ему втолковать, что КУР этот у людей в голове живёт, ни в какую слушать не хочет. Смеётся и всё.

Тут мамка с поминок пришла. А он возьми и ей про мой неизмеримый КУР выложил. Они тогда до слёз посмеялись. Я только потом понял, что они имели в виду.

После этого папка начал меня "длиннокурым" дразнить, а я уже вас. Так что извиняйте, больше не буду. А кекс тот не кексом оказался, а тестом каким-то. Наверно, что-то не допекли…

Мои последние слова утонули в таком гоготе, что я засомневался в силе мирного сокрытия и хотел рассказ оборвать, но вспомнил, что сам Даланий за дело взялся, а уж он промашки не даст. Да и женский голос подмешался в общий смех, поэтому решил, что всё в порядке, если даже баба Нюра слушает мои речи и хохочет вместе со всеми.

– Дальше давай! Давай дальше! – кричали мне братья.

– Что дальше? – опешил я.

– Не прикидывайся. Про вмятую грудь давай. Давай, не стесняйся, – ворковали братишки.

– Там ещё проще было, но тоже с папкой. Вы же все, как и я, в школьном спортзале под последнюю перекладину шведской лесенки нипочём не пролезаете? Значит сесть на предпоследнюю не можете. Потому что грудь у нас слишком выпуклая, и мы все, как один, туда не пролезаем. Обидно, да? Посидеть бы там, ногами подрыгать, пока на физкультуре народ носится на эстафете или чем другим занят. Я уже про соревнование с «Б» классом не говорю.

Так вот. Пришёл я домой, расстроенный после очередной неудачи туда протиснуться, а здесь папка подвернулся. Я и попросил его как-нибудь изловчиться и чуток мою грудь вмять, чтобы сделать её плоской, пусть и шире она после этого станет, не беда. Ну а дальше знаете. Истерика, хохот, и новое выражение, вроде как, ругательное: «Грудь мою вмять». С хулиганскими намёками прошу не путать.

Снова всё повторилось. Смех, гогот, топанье ногами, даже хлопанье в ладоши прибавилось. И за спиной уже не одна баба Нюра хохотала, а ещё и мужские голоса прибавились.

«Миры расшалились, что ли?» – подумал я, а в сарае опять продолжения требуют.

– Про папу давай. Который тута. Тут папа! Тута, давай, – раскричались близнецы.

Я им под конец собрания ещё и дедов анекдот выдал, про врачей дружных и людям нужных, да про витамины с котятами. А они снова и снова смеялись, не уставая.

«Лишь бы про пещеру не спрашивали», – думал я под нескончаемый хохот.

– Ну что, принимаете новые ругательства? – спросил у дружков, когда они угомонились.

– Единогласно. Конечно. Сам как думаешь? – услышал в ответ.

– Ясно. А кто полетать желает? – спросил у народа, а народ сразу притих.

– Как полетать? Куда? – вопрошали меня чуть ли не шёпотом.

– В школу. В футбол там погоняем. Или сдрейфили?

– Давай. А получится? Как ты, вверх тормашками? Не надо нам такого. В футбол в небе? Согласны, – разделились мнения братишек.

– Голосуем? – продолжил я тактику по отводу глаз от пещерных расспросов. – Кто «за»?

Первым поднял руку Александр из первого мира. Его я научился узнавать и по серьёзной мине, и по скорости обгона всех и каждого в любом нашем деле. За ним и остальные подняли руки, все кроме одиннадцатого, который в чём-то сомневался. То ли в моих способностях договориться с Даланием, то ли в своих страхах высоты.

– Если одиннадцатый не хочет, тогда пошли пешком, – предложил я, и дружки чуть не поколотили этого сомневавшегося.

– Согласен… Согласен я! – завопил от боли наш боевой товарищ.

– Все во двор! – скомандовал я, и чуть не был сбит паровозом, в который мигом превратилась моя команда. – Третий, мячик с собой захвати. Он тоже невидимый. Третий! – кричал я вслед близнецам.

Все построились кружком между сараем, времянкой и хатой, а я, войдя в середину, зажмурился и про себя попросил Даланий прокатить нас с ветерком и всякими шуточками, лишь бы никто не перепугался, а меня и местного Александра ещё и пронести мимо дымовой трубы нашего дома.

Даланий понял мою просьбу буквально и начал с того, что отделил меня и третьего с футбольным мячом в руках и понёс к дому, как я и просил. А всех остальных поднял высоко в небо и начал ими жонглировать и вертеть, как ему вздумалось. То строил из них геометрические фигуры, которым я даже названия толком не знал, то отпускал их в свободный полет и ловил невидимой рукой у самых крыш проплывавших внизу домов.

– А как же мы? Почему нас не туда? – возмущался третий.

– Завидуешь? Сейчас мимо трубы пролетим, я тебе сползший кирпич покажу, и нас смешают в общую кучу. Пока до школы долетим, ещё не такого натерпимся, – пообещал напарнику.

Так всё и случилось. Даланий поиздевался над нами вволю. Чего он только не вытворял, когда собрал нас вместе и понёс к школе! Я наравне со всеми кричал то от ужаса, то от восторга, а в душе радовался за третьего, сообразив, наконец, почему он оказался самым озорным из нас и не унывавшим.

– В таком весёлом мире невозможно быть нытиком! – орал я, смешивая свой голос с голосами вопивших Александров. – Спасибо тебе, мир-весельчак!

«Спасибо тебе, Даланий, брат Скефия и многих других миров», – добавил про себя, когда приземлился на школьный стадион с вытоптанной донельзя травой и двумя футбольными воротами.

Глава 39. Футбольная чехарда

– Больше так не делай, – крикнул сзади кто-то из братьев и отвесил мне полноценного и почти больного пендаля.

Обернувшись, увидел Александра-третьего

– Испугался? А верещал так, будто тебе нравилось. Вместе же было не страшно, – начал увещевать брата, не понимая, чем он недоволен.

– Совсем дурной? Ещё как понравилось. И вовсе не страшно было. Когда ты и все рядом… Обалдеть! А я… – залепетал напарник и запутался в словах.

– А ты скотина неблагодарная, – в сердцах перебил я, а остальным сказал: – Играем шесть на шесть. Чётные миры против нечётных. Эти ворота – чётных, а вон те – нечётных. Судьи не будет, так что, поменьше дурачимся, а побольше футболим. По местам!

– Ты не понял, – пристал ко мне второгодник. – Я тебе про то, что вместе со всеми хотел подурачиться, а ты не только мяч заставил таскать, ещё и на трубу крюк делать. Весь полёт не удовольствие получал… Хотя, вру. Конечно, получал и ещё какое. Но двумя руками за мяч так и держался, потому что боялся уронить.

– Извинения приняты, – кивнул я в сторону друга. – Начинаем всемирный футбольный матч. Чётные миры от улицы Матвеева, нечётные от Чкалова. Свистка нет. Монетки тоже. Так что, нечётные начинают, потому что в их в команде Васильевич-первый.

Мировые спортсмены хохотнули, а я размахнулся и закинул мяч к центру поля. Решил остаться вратарём, потому что после благодарности за полёт, полученной от третьего, заныла левая половина мягкого места, отчего бегать совсем расхотелось.

Матч начался. Сперва все осторожничали, озирались на прохожих за школьным забором и на редких учеников, которым не хватило учёбы в будни, и они припёрлись в школу в воскресенье.

Потом кто-то из футболистов вытолкал такого ничего не видевшего и ничего не понимавшего любителя школы взашей, под улюлюканье остальных, и обстановка скованности разрядилась. Начался полноценный футбол с криками, свистом и небольшими потасовками.

Если бы не наши одинаковые лица, всё вполне походило на обыкновенный футбольный матч. Все бегали по полю, то и дело, путаясь с пасами, так как отличить, кто из какой команды было невозможно, но от этой неразберихи было ещё веселее, ещё забавнее.

– Может, какая команда майки и рубашки снимет, чтобы отличаться? – предложил я, когда неразбериха стала похожей на чехарду.

– Пошёл в укроп, – услышал сразу от нескольких игроков.

Осознав, что лучше не вмешиваться, решил наблюдать за игрой со стороны до тех пор, пока всем надоест прикидываться членами команды соперника и орать друг на дружку: «Санёк, мне пасуй. Мне!»

Про ворота и голы все напрочь забыли, и получилась новая игра, в которой каждый был сам за себя, а смысл заключался в том, чтобы отобрать мяч у других и как можно дольше и дальше пробежать, пиная его в любую сторону.

Я уселся на землю и упёрся спиной в стойку ворот со следами давным-давно оторванной сетки. Из-за чего-то мне от нашего веселья взгрустнулось, а вдобавок вспомнил, как мама меня останавливала, когда заходился от безудержного смеха: «Прекрати, а то плакать будешь. Нельзя так смеяться, сынок».

Когда все выдохлись от бега и крика и, шатаясь от усталости, подошли и попадали на поле рядом со мной, я спросил горе-футболистов:

– Расходимся или в чехарду поиграем? Вон, какая длинная цепь получится. Двенадцать человек.

– Давай позже. Дай отдохнуть. Валяй! И можно совсем не ждать, пока первые до конца допрыгают. Перекурим сперва, – посыпались и отповеди, и согласия.

– Значит, отдохнём и козлятами поскачем в сторону дома? Или лучше в полёт? – подначил я дружков.

– Сперва в чехарду, а потом в полёт. Сразу в полёт, – снова мнения разделились.

– А можно в козла на лету сыграть? – спросил неугомонный Александр-третий. – Я и мячик готов ради этого забросить куда подальше. Его же, один фиг, никто не видит.

– Такие глупости просить у мира отказываюсь, – заявил я твёрдо.

– Тогда про пещеру рассказывай. Как там? Что было? Ну, пожалуйста, хоть что-нибудь, – завёл-таки он свою пластинку, а за ним и остальные. – Санёк, ну расскажи, что можешь. Ты девчушку нашёл?

– Мне кажется, вы уже отдохнули. И про Стихию вам рассказывать пока нельзя, – нарочно проговорился, вспомнив, что это не настоящее имя девчушки, а значит, никакой беды с оговорки быть не должно, да и этим хищникам саблезубым нужно было хоть какую-нибудь косточку бросить.

– Её так зовут? Девчушка-то стихийная у нас. Стихия? Вот это имя. Где она живёт? Что там за мир? Лестницу нашёл? – всё сыпались и сыпались на меня вопросы, а я сидел и улыбался, ожидая, когда отдохнёт банда-команда, и можно будет почехардить и разлететься по домам, по мирам.

Команда сдалась быстрее меня, и одиннадцатый, чувствуя вину в том, что проболтался, предложил начинать чехарду или, как мы обычно называли такую игру «в козла».

– Начинаем, а потом полетаем, – расталкивал он всех и поднимал на ноги.

– Первый, ты где? – окликнул я нашего Торопыжку. – Становимся по порядку миров. Когда все построятся в линию, так сразу Александр-первый начинает прыгать.

То и дело все толкались и картинно падали от усталости наземь, потом снова поднимались и уже вставали на своё место по порядку миров. Я встал в самом конце нашей цепи, нацеленной мимо здания школы с расчётом проскакать в центральные ворота на улицу, а дальше как получится.

– Начинаю! – благим матом завопил Васильевич-первый, и всё завертелось.

Я согнулся и упёрся руками в колени. Старался выше поднять плечи, чтобы через них труднее было перепрыгнуть.

Через мой загривок перемахнул сначала первый Александр, потом второй, а вот третий специально оседлал меня, как лошадку, и уселся на согнутой спине. Я задергался и попытался его скинуть, но он ухватился, как клещ, и ни в какую не хотел прекращать шуточки.

– Брысь! – рычал я на обидчика.

– Это тебе за отказ рассказывать про пещеру, – хохотал он и продолжал играть в ковбоя.

Остальные Александры, согласно очереди, допрыгивали до нас с третьим и, недолго думая, тоже запрыгивали на меня, еле стоявшего на ногах, и терявшего равновесие от всё новых и новых седоков, пожелавших отомстить за командирские грешки.

– Что творите, ироды? – хрипел я от напряжения, но на них ничто не действовало.

С хохотом и дикими воплями все, вдруг, решили изобразить кучу малу, не задумываясь обо мне и моей позе в которой оказался под большей частью миров.

«Ничего не бойся. Не бойся ничего», – зазвучал в голове незнакомый женский голос, потом ноги подкосились, и я со всей оседлавшей меня оравой рухнул наземь.

Последнее, что осознал и запомнил, был громкий и противный хруст чего-то ломавшегося в груди, затем всё медленно и плавно поплыло в синюю-синюю даль.

* * *

– Не дышит! В больницу его!..

– Третья больница! Третья! Рядом третья! Недалеко!..

«Я что, в мороке? Голоса слышу», – думаю я и пытаюсь встать, но боль в груди не даёт пошевелиться, а лёжа на спине рассмотреть себя не удаётся.

– Я что, помираю? – спрашиваю голоса в голове.

– Третья больница! Третья! Рядом третья! Недалеко!..

– Не дышит! В больницу его!..

– Меня никто не слышит? Алло, Москва! – кричу я в синюю неизвестность.

– Запомни: Третья больница! – ревут мне голоса хором.

– На кой мне она? Я же в порядке, – отвечаю им и уплываю в даль.

* * *

Кухня огромного размера с разными столами и столиками, буфетами и тумбочками. Полным-полно овощей и фруктов, конфет и пряников, зефира и мороженого. Мама хлопочет у плиты и готовит что-то на обед. Вкусно пахнет борщом и компотом. Я стою посреди комнаты, а вокруг мечутся младшие братья и сёстры разных возрастов и цветов волос. Все шалят, толкаются, смеются и дурачатся прямо на кухне.

– Мама, а Ирка опять ко мне сильно прижалась, – жалуюсь я на прыгающую на одной ножке младшую сестрёнку с белыми бантами на голове.

– Снова обожгла? – не оборачиваясь, спрашивает мама.

– Нет, но воды из моего Тетиса много выпарила. А я там гуппиков развёл. Уже собирался тех шипастых рыбок выпустить, которые из испорченной икры вывелись, но она помешала. Я ещё тогда злой на Акварьку и Натурку был, за то, что с икрой подшутили, – жалуюсь я маме непонятно на что.

– Ничего страшного. Иди, поиграй во дворе, а с ней я поговорю. И на девчонок зла не держи, они не знали, что я те зёрнышки пометила, хоть и почерневшими они уже были, – говорит мне мама.

Я выхожу во двор и начинаю играть с братьями в чехарду.

– Нас возьмёте? – спрашивают меня три сестры-сверстницы.

– А вы мне ничего не сломаете? – оглядываюсь на близняшек и пытаюсь что-то вспомнить.

– Ничего не бойся. Не бойся ничего, – нараспев говорят мне сёстры.

– Точно. Вспомнил. Третья рядом. Там всё случится, – лепечу я в ответ и уплываю в сторону и вверх, а потом в синюю-синюю даль.

«Опять», – успеваю подумать и засыпаю в небе, обдуваемый то холодным, то тёплым ветром поочерёдно.

* * *

– Глотай. Сейчас всё увидим, – командует мне кто-то. – Это стеклянный всевидящий глаз.

На всякий случай, проглатываю что-то вместе с водой, неизвестно откуда взявшейся во рту. Темнота вокруг начинает рассеиваться, и я вижу включившийся телевизор Рекорд. На экране что-то мелькает и перемещается, будто шарик по красному тоннелю, а вокруг всё тот же непроглядный мрак. Я не понимаю, что показывает телевизор, почему-то ставший цветным.

– Вот, смотри. Слева и справа сломало по одному ребру. Вбило их внутрь грудины. Всего-то пара рёбер. Зато без осколков, лёгкие и сердце целые. Отлежишься. Заживёт, как на собаке.

– Нельзя мне лежать, – не соглашаюсь я с собеседником. – Мне беду искать нужно.

Почему-то не могу смотреть на то, что показывает телевизор. Наверно, от быстрой поочерёдной смены картинок.

– Тьфу на тебя! – прикрикивает напоследок незнакомец и пропадает.

«Ничего не бойся. Не бойся ничего. Третья больница. Третья. Рядом третья. Недалеко», – снова втолковывают мне голоса в голове.

* * *

– Очнулся? – спрашивает меня Александр-третий.

– Ты что не видишь? Он же не дышит! – вопит у моего уха одиннадцатый.

– А ну дыши, зараза! – орут на меня бойцы-футболисты.

Я стою и шатаюсь от слабости, а дышать мне совершенно не хочется. Но этим шалопаям нужно сказать, что со мной всё в порядке, а воздуха в груди нет, поэтому я через силу пытаюсь вдохнуть, но у меня никак не получается.

Наконец, добиваюсь своего, и воздух с шумом влетает в лёгкие, а вместе с воздухом в них влетает дикая жгущая боль, от которой моментально валюсь наземь и прижимаю голову и руки к груди.

– Братцы, помираю, – хриплю я близнецам и задыхаюсь от боли.

– Размечтался, – хором возмущаются близнецы. – А мы что, за компанию с тобой?

– Давайте его в Третью больницу оттащим, она же недалеко отсюда, – предлагает кто-то из близнецов.

Я вспоминаю видения, проносившиеся в голове, как свинцовые пульки в тире, и осознаю, что мне срочно нужно куда-то бежать.

«Ничего не бойся! Не бойся ничего!» – колотится в голове, отзываясь болью в груди.

– Поднимите меня, – требую я, не зная зачем.

Меня сразу же подхватывают и, всё ещё согнутого бережно ставят на ноги.

– Нельзя много смеяться. Слёзы накликать можно, – говорю я мамину примету и, кряхтя от боли, начинаю разгибаться.

Когда выпрямляю спину, боль затихает, а мой взгляд упирается в женщину в чёрном платке и таком же чёрном платье, медленно бредущую с низко опущенной головой по другую сторону школьного забора. Женщина поворачивается к нам, и я вижу в её руках огромные песочные часы.

«Добрая тётенька!» – мелькает пугающая догадка, и сразу над головой звякает колокольчик. Мысли начинают метаться и путаться, ноги становятся ватными, и я в испуге думаю, что тётенька пришла за мной и уже готова разбить мои часы на школьном перекрёстке.

«Ничего не бойся. Не бойся ничего», – снова советуют голоса, и я вижу, как Добрая отворачивается и уходит от нашей компании в сторону Третьей больницы.

– Знак Угодника! – хриплю я, что есть мочи, забыв про боль. – Началось наше несчастье!

– Совсем плохой. Бредить начал, – отзывается кто-то за моей спиной.

– Слушай сюда, олухи. Игры кончились. Беда, которую мы ждали в октябре, уже у кого-то из нас дома! – ору я на притихших мальчишек. – Заткнули уши. Разговаривать с миром буду. Если кто не заткнёт – оглохнет. Слово даю, а силу мою вы видели.

Все мигом затыкают уши ладонями и отворачиваются от меня.

– Мир Даланий, если ты ещё с нами, дай знак, – произношу я вполголоса и тёплое дуновение касается моего перепачканного пылью, потом и слезами лица. – Перекинь нас пожалуйста ко входу в Третью больницу.

Даланий не заставляет долго ждать, и мы со свистом ветра несёмся в сторону больницы. Я в изнеможении закрываю глаза, и чувство полёта удаляется.

* * *

Глаза открыл только когда почувствовал себя стоявшим на ногах.

Мы всей гурьбой оказались у центрального входа Третьей городской больницы. Растолкал тех, кто был ближе, и велел растормошить остальных.

Когда все повернулись посерьёзневшими лицами, начал речь, как командир перед боем, решавшим исход целой войны.

– Без вопросов прошу. Это не бред, не шутка и не тренировка. Я видел перед школой Добрую со знаком в руках. Знак тот для всех нас. Теперь ясно, что беда уже грянула. Если кто не знает, Добрая – это…

– Знаем, кто она, – отозвалось несколько голосов. – И мы видели тётку в чёрном, только не думали, что это Добрая.

– Хорошо, что она не за нами. А сейчас я попрошу третий мир раскидать вас по домам. Сегодня каждый ждёт скорую помощь с пострадавшим человеком. С разбитой головой или поломанными ногами, не знаю, только шума должно быть много. Сразу за тем человеком явятся наши богомольные бабки, как хоккеистки за варёной колбасой…

Смешок прокатился по внимательно слушавшим Александрам, и я продолжил:

– Главное, узнать кто, откуда и куда. Кто это, тётка или дядька. Откуда из города привезут. Куда засунут в больнице, в какую палату или что тут у них за боксы. Помните: у нас на всё про всё пять дней. За это время мы должны найти человека, выручить его из больницы, узнать из какого мира его закинуло, и вернуть домой. Вопросы? – строго спросил после того, как объяснил задание.

– Куда бежать, когда узнаем? – загомонили Александры.

– Если всё узнаете быстро и точно, мчитесь туда, откуда привезут человека. Там тоже народа будет уйма, так что, не промажете. А если сегодня не успеете, завтра вместо школы пойдёте искать. Все собираемся рано утром в моём мире в дедовом сарае. Теперь всё ясно?

И бойцы согласились с моим планом действий.

– Заткнуть уши! – скомандовал я, и все сразу развернулись ко мне спинами и подняли к головам перепачканные футболом и чехардой руки.

Я попросил Даланий разослать всех, кроме меня, по своим мирам, и через мгновение на площадке перед больницей остались только мы с Александром-третьим.

– Завтра приходи к деду пораньше, и если кто первый явится с бедовыми вестями, мигом ко мне. А то, мало ли. Просплю или ещё что, – попросил весельчака, из-за которого мне сломали пару рёбер. – Может в горячке буду валяться, переваривая твой подарочек. И это… Со мной полетишь в пещеру, чтобы меньше спрашивал и собрания собирал.

Третий кивнул и опустил виноватую голову.

– Прости. Не знал, что они… – начал он оправдываться, но я перебил.

– Заткнуть уши, – скомандовал и, увидев, что мячик свой он всё-таки посеял, улыбнулся.