Текст книги ""Фантастика 2025-112". Компиляция. Книги 1-30 (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.

– Я тебя у деда Паши ждать буду. Как освободишься, получишь последнюю пару пропусков. Слышишь меня? «Да-да-да». Балда. Ну и ладно. Смотри свою хронику Великой Отечественной, – в шутку оскорбился я на обучаемого и, не беспокоя ЭВМ, убыл с астероида сквозь пахнувший растворителем символ “S”, не забыв захватить баночку краски и пару кистей.

Томление неизвестностью

– Если Николай долго не появится… Как только смеркаться начнёт, так его лисапет к деду отнесёшь? Очень всякими телепередачами увлёкся, – пообщался я с Семалией уже в полёте с Фортштадта.

Кармальдиевна сразу же согласилась, и через пяток минут я попал как кур в ощип.

– Докладывай, как человека прошу! – велел хозяин хаты, встретив меня посреди двора с малярными принадлежностями наперевес.

– О чём это? Угодник, что ли, не понравился? – спросил я, не понимая, чего от меня требуют, и от неожиданности едва не выронил чужое добро наземь.

– Кто это был? Какой такой, Николай Григорьевич? Да ещё и мой знакомый? Докладывай!– продолжил дедуля допрос с пристрастием

– Вот же, вам здрасти. Мы ваше счастье. Ну сколько можно? Николая так прозвали после того, как почти погиб. Дядька мой и твой товарищ. Довоенный друг. Сам же рассказывал про квочку и фугас, – начал я докладывать, а Павел так и осел.

Приземлился на лавку у входа в девчачью времянку и устремил взгляд в никуда, а не в синие дали, как умел только мой, Семёнович из Скефия.

– Тишкина фуфайка… Я же тебя в самый первый день спрашивал. Ты на Палашкиного сына похожий своей тёмной рожей? Вона, как. Внук, оказывается? Василия сын? Но ведь он же гуляет на улице… О чём это я? Ты же с других… Так, что же это, получается… Это Николай её? Живой, но… Ещё и молодой? Чудеса расчудесные. Распрягайтесь. Приехали…

Где там моя Кондрашка Семёновна? Не торопится ещё?.. Тогда докладывай. Ты, стало быть, не только наш Катализатор, а ещё и… Дык, вы же оба родственники! Эвон, как всё завернуло, – очумел Павел от вестей-новостей, вскочил с лавки и начал отплясывать – семенить туда-сюда по двору, как игрушечный Топтыжка.

– Тебя что, контузило? Ну, и со мной, конечно, так бывало. Я думал, что уже объяснился с тобой. Сколько раз своё отчество говорил, да обо всей округе рассказывал, – попытался неуклюже повиниться, но Павел никак не отреагировал.

– Где твоя мамка работает? – ни с того ни с сего, спросил дед, и сам же ответил: – На Шоколодочной фабрике. Так он, пострел, отвечает. Это что же с него вырастет, а? Всем нам прикурить даст и… Не только затылки отполирует.

– Фотографии свои, куда дел? – спросил я дедулю. – Старикан-пеликан, не танцуй нам канкан. Я их Николаю хотел показать. Очнись уже. Самогонки дерябни. Или компота. Хватит меня пугать. Тебе же Добрая долгую жизнь не обещала, а, значит, побереги голову и сердце от сотрясений и потрясений.

– В комод снёс, а зачем – запамятовал. Может, другим Павлам похвастаться собирался? В сарай всё складывать начал. Хату не захламлять чтобы и… И на кой я это сделал? – взревел дед не своим голосом и засеменил в сторону сарая.

– Во-во. Неси назад. Николаю покажешь, а не Павлам. Память к нему начнёт возвращаться. Может ведь так статься? А вот, мне-то, чем заняться? – ударился я в меланхолию, предчувствуя долгие мытарства в поисках выхода из окружавшего меня прошлого времени, из параллельного мира, из параллельного же кластера Млечных Путей.

* * *

Николай возвратился только через четыре дня. Целых четверо суток терзал Образ. Но и она тоже хороша, электронная домомучительница. Восемь часов работала диктором, а потом заставляла отдыхать. Ещё и следила, чтобы спал. Чтобы хорошо питался. Чтобы не только в её телевизор пялился, а думать успевал, анализировать. Память его по два раза на дню проверяла, возвращаясь к «пройденному материалу».

Павел пару раз летал в сторону астероида, но в тот же час возвращался ни с чем. ЭВМ обо всём подробно докладывала, что дядька у неё, что спит, ест, учится, и так далее. И дед не солоно хлебавши прилетал обратно.

Всё уже было готово к приёму дорогого гостя и старого знакомого. И фотографии, и угощения, и подновлённые «бабкиным» самогоном воспоминания.

Павлы все разом сошли с ума и почти передрались за право быть настоящим и единственным земляком, но миры набрали в рот воды и на эту тему не распространялись. Так и осталось тайной, где именно появился молодой казак без памяти, зато с вечной военной молодостью.

На третий день у дедов была грандиозная пьянка с братаниями, с зароками «больше не делить неделимое», и всё как будто затихло. Пока на четвёртый день не явился сам неделимый.

– Харлей у вас?.. Хорошо-хорошо. Спасибо за хранение. Нет-нет. Не останусь. Не могу пока. Нужно очень о многом подумать. Нет, не рассказать, а… Нет, не вспомнить, а… А и не знаю, что делать. Но я пока поеду к Каликам. Прощайте. Спасибо за всё, – как до него контуженный новостями Павел, так же и Угодник, мало что соображая, вывел под уздцы мотоцикл и засобирался домой.

– Погоди минуточку, дяденька. Я тебе последнюю порцию пропусков впаяю, и отбудешь в полёт, а не в поездку. Сёма, красавица! Проводи героя, контуженного – новостями нагруженного, – успел я проститься с дядькой, ткнув ему пару раз левым локтем в родственный локоть. – Пропуска сданы на благое пользование и мирное использование. Не прощаюсь. Бывай. Служи, лети и свети! – напутствовал я Николая, и тот, воспарив на заведённом Давидовиче, был таков.

Улетел с мирной помощью. «Бум-бум-бум-м-м», – уплыл голос Давидовича вдаль, и всё кругом затихло.

– По ком слёзы льём? Не помер он, а только жить начинает. Осознанно жить, а не марионеткой. И светом воссияет, вот увидишь. А не бутылкой по затылку, – вцепился я Тузиком в деда, залившегося горькими слезами, чтобы самому не заняться тем же самым.

– И как я мог на такого человека… Не верить?.. Ну, молод. Ну, знакомый. Да, и ты, вроде, не чужой. Как же всё устроено? Все вместе теперь за миры радеть будем?.. И тебя не забудем, – еле выговорил дед и с новой силой прослезился, а я за ним следом.

Не удержался. Вспомнил своего дядьку Угодника, а потом… И мамку, и папку, и Серёжку. Так по ним соскучился, что еле угомонился. Вспомнил где и зачем нахожусь. А ещё, что обязательно вернусь домой в оговоренный день – первое октября.

Мокрым оказался весь вечер. Просто дождик пошёл, или Семалия всплакнула с дедом и мной за компанию, я так и не узнал. После молчаливого ужина мы разбрелись по лавкам и затихли.

Дед продолжил меланхолию с грустными воспоминаниями, а я, когда более-менее оклемался, занялся подготовкой к телепортации в неведомые миры с многомудрыми отшельниками-учителями и Дарующими Жизнь Стихиями.

* * *

Наутро заставил старика собрать шмотки для стирки и усесться на Америку. Потом подробно инструктировал Семалию. После на первой космической улетели с дедом верхом на лавке в дальнее путешествие на остров Кунашир, чтобы попытать счастья с вулканом и местной Паратункой. А, главное, с добрым отношением мира.

Возражений ни от кого не поступило, и через час мы уже подлетали к острову с парой-тройкой гигантских, остроконечных и слегка заснеженных, горных вершин, а также множеством гор поменьше, от которых оказалось рукой подать до Японии. Всё вокруг зеленело растениями, синело океаном, белело высокогорным снегом и радовало глаз небывалой земной красотой.

Сделав круг почёта вокруг красивейшего острова, мы приземлились к курившемуся паром горячему источнику и приступили к водным процедурам. Я старался хоть как-то отвлечься сам и отвлечь деда, а поэтому понукал Павлом, как равным себе недорослем.

– Не ванная это, а горячий ручей. Паратунка такая. Париться в ней нужно. Нет ещё радикулита? Какие ваши годы! Руки, зато, распаришь. Шевелиться начнут, как у молодого. Швыряй все шмотки в воду. Мир сама простирнёт, а после первого захода выжмем всё. Три раза покуримся паром и отбудем. Вдруг, наш ученик в гости пожалует? – бухтел я без остановки, налаживая жизнь на Земле-Семалии. – Тут ещё где-то палтусы водятся, крабы, креветки. Говорят, всего полно. Научить нужно твою Сёму рыбачить и деликатесы ловить. Будет тогда у тебя рыбка смачная без косточек, и всякие диковинные морские дары. Витамины же тебе на старости лет, ох, как надобны. Помирать же передумал?

– Эвон, как. Специально выкопали или запрудили? Воспарить, говоришь? Кто тебя научил? Твой Павел? Эвон, как… – чему-то удивлялся дед и воплощал в жизнь мои тренировочные прихоти и поручения.

Сделав три захода, постиравшись и напарившись, мы тем же способом возвратились домой. В полёте я долго объяснял Семалии про моментальное возвращение, и она обещала узнать о таком способе у мамки Кармальдии.

– Таким макаром будешь просить мир на скамеечке летать. Ничего сверхъестественного. Сел утречком, сокрылся, а через пару часов и чистый, и постиранный. И всё, где нужно, сгибается и не хрустит. Ангелом себя почувствуешь. Сила великая в этой воде и в паре. В вулкане. Жаль, что не извергается, конечно, но и то, красотища, согласись.

Вот так я командовал дедом целыми днями, а вечерами сосредоточенно рисовал в голове небывалые красочные пейзажи, а потом отстранялся от всего и вся, пытаясь переместить себя в эти самые сказочные края с помощью телепортации.

«Не думай! Ни о чём не думай!» – командовал, но ничего не получалось.

День, второй, третий. Без результата. Уже собрал из соседских Павлов троицу близнецов и с помощью Ульении отправил их паломниками в Святую землю по следам самого Иисуса и его учеников-апостолов.

Загорелись мои старикашки и убыли в неведомые тёплые страны на запоздалую религиозную разведку. На мой излюбленный юго-запад. Разговоров-то, разговоров потом сколько было! Споров. Впечатлений.

Узнали всё про того еврейского Агасфера, оттолкнувшего во время крестного хода самого Иисуса, нёсшего свой непосильный груз на Голгофу. И получившего за такое деяние «по заслугам» – ожидание Второго пришествия. Как один из вариантов толкования легенды о вечном жиде.

Нашли себе дедушки занятия по интересам и довольно заметно оживились, если не сказать, что помолодели. Умирать, по крайней мере, не собирались больше, и то праздник. А вот Угодник так и не показывался. Убыл по своему назначению, не убыл.

И я, из-за полного отсутствия пропусков, не мог сам смотаться в пещеру с расспросами о местоположении Николая, а Павлов завлекать в новые споры об Угоднике категорически не хотелось.

Коротал время библиотечными книжками, временно заимствованными. Купанием в Чёрном море, подглядыванием за Семалийскими мамкой и папкой, за младшеньким собой и бабулей. Спал, ел, гулял, где только мог. Наслаждался ничегонеделанием…

Пока однажды ночью не телепортировался в неизвестный мир.

Обучение отшельника

– Просыпайтесь, юноша. Мой язык вам знаком?.. Как вы здесь оказались? – зазвучало в ушах неведомой музыкой, а не простым человеческим голосом. – Откуда прибыли? Вечером вас здесь не было.

Сначала показалось, что я всё ещё сплю, и мне снится удачный вариант телепортации, но всё оказалось намного фантастичней и невероятней. Решил не спугнуть забрезживший свет в конце тоннеля, и начал общение с музыкой, не открывая глаз.

– Я вас понимаю, но язык ваш мне неведом. Кто вы? – обратился к собеседнику.

– Значит, вы из грозди Кармальдии. Могу с вами общаться на земном языке, если это удобно.

– Нет-нет. Я всё понимаю. Продолжайте на своём, а я, если позволите, буду отвечать на русском.

– Странно. Впервые встречаю такого молодого землянина, понимающего язык атласаров, – удивился моим способностям неведомый музыкант.

– Куда я телепортировался? Вы отшельник? Я сейчас у вас в гостях? – начал я с прямых вопросов, чтобы быстрей успокоиться или, наоборот, разволноваться до крайности.

– А мне кажется, что это я у вас в гостях. Вон, какую иллюзию вы создали! Любо-дорого посмотреть даже мне. Небывалая, неестественная… Нежизнеспособная, но талантливая. Для вашего возраста – отличное творчество.

Что же вы не открываете глаз? Боитесь, что всё развеется? Правильно боитесь. Здесь ничего этого не было и нет. Ладно, помогу вам, так и быть. Придержу ненадолго ваши художества, слегка приземлив их. Ну, же! Подъём! – раскомандовался собеседник-невидимка.

– Сначала признайтесь, кто вы? Почему разговариваете музыкой? И откуда, по-вашему, я могу знать язык атласаров? – заупрямился я и продолжил дремать.

– Правильных ответов несколько. Вы Бог. Вы один из Первых людей. Вы один из нас. Вы нечто, которое может представить, что мы все существуем в таком виде и общаемся именно таким образом. Что, естественно, возвращает нас обратно к Богу. Выбирайте, что вам больше нравится.

– Ничего. Я не Бог, не Первый человек, и не один из вас. Я же общаюсь на русском? На русском. Я, скорее всего, другое нечто, которое сошло с ума от безысходности или отчаянья, и представило, что с ним всё хорошо закончилось. А вы приснились, как один из вариантов… Этого. Неплохого завершения моего многосерийного фильма ужасов, – выдвинул я встречное предположение и продолжил делать вид, что дремлю.

– Во-первых, вы не спите. Во-вторых, я существовал и до вашего появления. В-третьих, вполне вероятно, что часть земного населения, называющих себя русскими, и есть Первые Люди. Как вам такой пасьянс? – начал умничать мой собеседник.

– Тогда, я проснусь?.. То есть, открою глаза? Ничего же не пропадёт?

– А что такого может пропасть, если здесь ничего до вас не было? Кроме меня, разумеется, и моей временной обители, – успокоил меня новый знакомый и скомандовал: – Вперёд! Фантазируйте! Живите так, как представляете.

Я сдался и проснулся. Открыл глаза, а вместе с ними рот.

Оказался на неизвестной планете, на берегу тёплого южного моря, на некотором возвышении или холме среди невиданной зелени деревьев, кустов, цветов и их пьянившего аромата. Очутился в странном доме или, скорее, круглом зале из множества белых колонн с золотой куполообразной крышей. Как будто в огромной мраморной беседке, открытой всем ветрам. Тёплым и неспешным ветрам, шевелившим прозрачные занавеси из тончайшего материала, и приносившим в это неземное жильё запахи моря, цветов и… Надежды.

– Вот так нафантазировал, – удивился я и начал разглядывать в первую очередь себя. – Вроде, мальчик. Ни лукошка, ни юбочки. Уже хорошо. А зеркало… Вот и оно.

Наткнувшись взглядом на огромное овальное зеркало, стоявшее у одной из колонн, я подошёл с инспекцией.

– Значит, уже не Яшка-цыган? Хорошо. Принимаю свой старый облик. Стало быть, неизвестная планета, а я мальчик. Надеюсь, мы не в сказке «Аленький цветочек»? Где вы, Музыкант Атласарович? Или вы заколдованное чудище, хозяйствующее на этом острове?

– Ну-ну. Обрисуйте и меня. Постараюсь предстать… А вот таким. Как один из вариантов. Подойдёт? – спросила меня музыка, а потом вышла из-за колонны человеком.

– Бикмеюшка? – почему-то не удивился я, взглянув на старого знакомого, о котором давно уже не вспоминал.

Ко мне подошёл тот самый смуглый мужичок невысокого роста, но в этот раз разодетый на манер восточных сказок. И белый высокий тюрбан со странной кокардой из жемчужин, и расшитый золотом бирюзовый халат, и тёмно-зелёные шаровары, и неизменные туфли с загнутыми носами. Вся его одежда казалась знакомой и сказочной.

– Ротарик-VII к вашим услугам. Из рода Арниса-Атласария. Философ и отшельник в двадцать втором поколении. Планету и астру называть повременю, – представился Бикмеюшка на чистом русском, перестав музицировать. – А вы?

– А мы… Александры из семейства Головастиков-Катализаторов. Двенадцатые посредники первого мира. Скефийские мы. Но, к сожалению, первые в своём роде-поколении. И никакие не философы, не отшельники, – отрекомендовался я, повествуя о себе во множественном числе, и перечислил несколько своих званий.

Мы крепко, по-мужски и на равных, пожали друг другу руки, и расселись на мягкие диваны.

– Так удобно? Вот и хорошо. Мне тоже достаточно комфортно в вашей иллюзии. Так вы говорите, уже знакомы с моими родственниками? Бикмеюшка, это кто? – начал беседу Ротарик.

– Человечек один. Встречал его пару раз в мирах. По службе закидывало кое-куда. Чабан он. Юрта, овцы, и всё прочее. Путешествует с ними. Далакаями обзывается. Кайдалами ещё, – припомнил я приключения в Кристалии.

– Кайдальщик, значит. Другими словами – овечий пастух. У этих словарных корней много значений. Так вы говорите, что он обзывал вас?

– «Дала-кай». Так сначала кричал. Потом я объяснил ему, что нужно по-другому говорить. «Кай-дала» или «Кайдалы». Пруд, которого ещё не было, так назвать. Рекомендовал, а не предсказывал будущее, – поведал я о знакомстве со смуглым тюрком.

– «Дала» – это степь, степной. А вот, «кай». Может, «кайгы»? Или «хай»? – поспрашивал сам себя отшельник, а потом задумался.

– Он выскочил из камышей и завопил: «Дала-Кай!» Что там ещё можно было обозвать? Или кого? Если мы с Димкой к ручью подошли, а тут и Бикмеюшка, откуда ни возьмись.

– Тогда, получается, он вам название места сказал. Что-то похожее на «степные слёзы» или «степную печаль». А вы ему переиначили на овечьего пастуха. Кайдал – это стадо. Или поселение в степи, при котором есть скот. Это вы его обозвали, а не он вас. Остановимся на этом. Потом во всём разберётесь.

Значит, мои родственники по крови и по духу тоже облюбовали ваши планеты? Неудивительно. Вполне пригодные для достижения наивысших степеней. Самые пригодные, – снова затуманил свой взор Ротарик.

– А если он спросил: «Дела как?» Просто, мне послышалось, что-то похожее на название пруда с кошарой, как в моём мире. Вот я и поправил его. Сказал, как правильно говорить. Всего и делов. Слёзы степей. Боль и печаль. Пруда там как раз не было. Никто его ещё не… Не наплакал.

Рассказали бы лучше что-нибудь умное. Я же просился на планету с отшельниками, чтобы… А на кой? Мне же пропуски нужны, чтобы запись проверить на Греноли. С чего это Пещерыч сбежал.

А-а-а. Мне тёмную комнату… Уже есть. Сейф имеем с дверью и надписью о парадоксах. А сами пропуски только у вурдалаков бывают.

Случайно, нет у вас знакомых Дарующих Жизнь? Какой у вас уровень допуска в локте? – пристал я к Ротарику после того как порассуждал вслух.

– Давайте-ка по порядку. Расскажите, что у вас за проблемы, а я обещаю, что побеседую о заумном. Открою все тайны, к которым вы готовы, конечно. Ну, и, которые сам для себя открыл в скитаниях. В начале скитаний, – предложил мой таинственный собеседник.

– Я уже однажды одному духу рассказывал. Не очень-то помогло. Мне не помогло. Хотя, складно всё получалось. Ассистировал как-то, что ли? А потом сбежал после сказки и Стихию свою прихватил. Один я остался на том астероиде. Хорошо, что с питанием проблем не было.

– С вашим питанием? Или с его? Ха-ха! Не шучу. Рассказывайте с самого начала ваших похождений, а я всё прокомментирую и растолкую, – пошутил дальний родственник Бикмеюшки.

– Опять с самого начала? Со знакомства с девчушкой-старушкой? Смысла не вижу. Телевизора салатного здесь нет. Значит, вы ничего из сказанного не увидите. А рассказчик из меня никакой, – не хотелось мне ничего рассказывать, тем более с пресловутого «начала».

– Давайте я осторожно намекну, что вам в себя нужно верить. И вы в себя верите. По-другому и быть не может. Ведь вы сами отыскали меня. А начать свою историю можете с любого места. Даже с самого непонятного и нематериального. Ведь вы, надеюсь, уже понимаете, что мы живём в некоем гибриде из одной части материального и научно объяснимого, и другой, нематериального. Мир так устроен. Ваш мир. В нём всё возможно.

– Ничего невозможного нет? Знаю уже о том. Толку-то? – буркнул я, припомнив экзамен на Греноли, который сдал экстерном.

– Сейчас и будет толк. Узнали Главный Закон Бога и нашей Вселенной, а до понимания один шаг. Сделайте его, – пристал ко мне новоявленный Ротарик Пещерыч, как тот клещ.

– И каким манером? Рассказав о Небытие, в котором сам не был, а знаю всё, что там происходило? Якобы мне… Моей душе после её капремонта возвратили знания о мироустройстве? Ересь какая-то. Фибры, углоёжики, искры, малиновые осы, и всякое такое. Причём, фибры не в виде волокон, а плоские и шестигранные. Правда, у них всё-таки было какое-то оперение в виде шевелившихся ворсинок, – непонятно откуда в моей памяти проснулись ярчайшие картинки с набором сопутствовавших подробностей.

– Именно об этом и расскажите. В процессе повествования сами всё поймёте. Всё в голове сложится. Спокойствие наступит. Гармония.

Исходите из того, что я уже сказал. Мир нематериален. Он разделён на две половины. На понятный для всех, а потому правильный и незыблемый, стоящий на плечах передовой науки. И непонятный, поэтому якобы не существующий.

Он-то главнее будет. Важнее. А там, духовный он или призрачный, не имеет значения. Потом сообразите. Обещаю, что выйдете отсюда с факелом новых знаний и пониманий, – затуркал меня окончательно Ротарик, понукая и подстёгивая к началу продолжения моей нехитрой истории, недосказанной Пещерычу и его шпионки Барбарии.

– Припёрли к стенке? Ну, посмотрим, что у вас получится. Предупреждаю, что манеры у меня особенные, и отношение ко всему соответственное. То есть, не совсем серьёзное. Но менять их не собираюсь, а потому, начинаю рассказывать, как умею, – выдвинул я подобие авторского ультиматума.

Пришлось рассказывать о воспоминаниях неведомого фибро-осколка, валявшихся без дела посреди сейфа с мешками парадоксов.

* * *

–Братцы, помираю, – слышу я вдалеке чей-то голос и просыпаюсь.

«Может не просыпаюсь. Очнулся точно, но от чего? И кто там помирает? Что-то в этих словах знакомое. До боли в груди знакомое, но что?.. Где я? В мороке или каком-то мультике?.. Кто это вокруг меня? Фигуры непонятные. А где одноклассники? Я снова в школе, но не в своём классе. Всё белое кругом. И столы вместо парт. Белые столы. А на моём ещё и навалено что-то.

Учебник по… Про… «Проблемы Физики»?

…

– Я на всё готов, – заявил я, ещё не понимая, о чём спросила мировая мамка.

– Тогда иди ко мне. Занимай своё место поближе к сердцу.

С этими словами Кармалия сорвала с груди часть платья, а может даже тела. Я увидел такую же живую трепетавшую душу мамки миров. Она тоже переливалась ярким золотым светом и бесконечно двигалась. Точь-в-точь, как человеческая.

– А я своими острыми осколками вас не пораню? Может мне… – заколебался я и замер.

– На то ты и родное дитя, чтобы ранить мамку не куда-нибудь, а в самое сердце.

И я, как был остроугольным ёжиком, так и влепился в свою душу. Вернулся почти десять лет спустя. Когда, интересно, я к Александру попал?..

Ах, да. Когда тот показал сыну и мне пару малюсеньких кукишей.

* * *

– Молодца! Словно заправский рассказчик. Ну и как? Вопросы какие-нибудь всплыли на этом этапе? Вы же понимаете, что видеть и знать окончание мытарств этого осколка не могли? Всё могли узнать из его малиновых ос памяти, только не окончание. Согласны? – раскричался Ротарик, остановив мои воспоминания и, конечно, неумелый рассказ.

– Согласен. Всё равно же это неправда. Души из перьев, Правдолюб, Оскариусы. Школа-консерватория, Кавказские горы, кастрюли, и прочее с многоточием… Или всё это из вашего нематериального мира? – ошалел я от догадки, пронзившей моё материальное существо.

– Доходит? Ну и слава Богу. Вспомните ещё раз его последние слова. «Когда, интересно, я к Александру попал?» Спросила ваша фибра. Что там дальше было?

– «Когда тот показал сыну и мне пару малюсеньких кукишей». Получается, будто это уже Кармалия сказала, а не… Он уже в её душе был? Уже она сама вспоминала?.. Вот же балбес. Значит, всё, что помню, было взаправду? Но кто мне это мог рассказать? И когда? – ничуть не полегчало мне от душевного прозрения.

– Вы сами рассказали. Не думайте пока об этом. Это знание, как бы, витало в воздухе, а вы его прочитали. Если не можете допустить, что вас сам Бог надоумил, значит, так и считайте.

Дальше продолжим? Мне не терпится узнать о вашей материальной жизни. Что-то смогли изменить в ней или плыли по течению? Боролись с общими взглядами на Мироздание? Подтачивали его устои? Или скрепляли его шаткий фундамент?

У вас не плоский мир, а из этого следует, что кое-кто уже в нём расстарался. Возможно, ваша подружка-старушка. У некоторых Дарующих и такие таланты имеются. Подсказывают ненароком, и всё потом случается в своё время. Только с такими добрыми созданиями астры могут объединяться в огромные кластеры. Только с такими.

Возможно, главный Творец тоже приложил к этому свою искру. Ещё неизвестно, кому и зачем ваш Бог уступил своё место в вашей душе. Получилось, что и от вашего Бога искра улетела, и фибра Кармалии к ней обратно вернулась.

Так, по крайней мере, со стороны выглядело. Ясно, что вы так остались их Головастиком, но кое-какие метки получили и от других всемогущих сущностей Вселенной. Теперь вы достояние галактики, какое-то. Ха-ха-ха! Не шутка. Достояние её параллелей. И только поэтому сейчас у Кармальдии гостите. А, может быть, именно для этой командировки у вас и заменили родную искру.

Не стесняйтесь. Продолжайте рассказывать о приключениях, пока я не намекнул, что это за яблочко вам подсунул родной мир. Ха-ха-ха! – рассмеялся Ротарик, смутив меня окончательно.

Пришлось собираться с душевными силами и продолжать рассказ с того места, которое помнил лучше всего. С момента пробуждения в обновлённом и переполненном соседскими девчонками мире.

* * *

– Вставай. Школу проспишь. Выходные закончились, – нежно разбудила меня мама. – Скоро уже Оля за тобой зайдёт, а ты ещё не умывался.

– Какая ещё Оля? – взбунтовался я спросонья.

– Соседка. Одноклассница, – было мне ответом, от которого я подпрыгнул, как ошпаренный.

– Чур меня! – взвизгнул я, будто получил звонкую оплеуху за какой-нибудь проступок. – Я же дома. В мужском мире. Никакими одноклассницами никогда на нашей улице не пахло. Или теперь пахнет? Тумана нужно спросить. Или душевный разговор…

…

«Ну и шутки! Я же плавать не умею! Мир обиделся, что обозвал его Аквариумом? Точно. Сам бы так глубоко нипочём не нырнул,» – перепугался не на шутку и начал энергично грести руками и махать ногами, представляя, что я не балбес Головастик, а какой-нибудь многомудрый Голавль Васильевич.

Не помогло. До поверхности так и не доплыл. Закончилось всё. Воздух, силы. Уплыло всё в сторону. В правую сторону… Сознание или разум? Без разницы. Или тело в левую сторону? Скорее всего по течению.

«Если вы потопните и ко дну прилипните, полежите года два, а потом привыкните. Почему, интересно, не отключаюсь? Даже присказку Павла… Нет-нет. Вот сейчас…»

* * *

– Стоп-стоп-стоп. Извините, что перебиваю вас на полуслове. Но мы с вашим рассказом чересчур увлеклись, – вернул меня из неестественно ярких воспоминаний Ротарик.

– Разве не нужно объяснять, как я угодил в эти неприятности? Что меня перекинули в неведомый молодой мир. Но не в тот, куда собирался. Причём, мир сказочный. Вокруг горы, река, замки, слоны. Монахи, умеющие говорить мыслями…

– Самое время мне открыть пару тайн Мироздания. Для вашего понимания происходящего так нужно. Пока снова не ударились в космос, – сдержанно выговорил Ротарик, оказавшийся на удивление терпеливым слушателем.

– Это каких? Надеюсь, понятных, а не как с пресловутым яблочком. А вы точно отшельник, а не Бог? – засомневался я в собеседнике.

– С утра был Богом, но в обед согрешил. А вот это уже шутка. Не смешно? Ну и ладно. О чём я? Объяснение тайн. Приступим? – отшутился многомудрый собеседник.

– Валяйте. У меня кое-какие подозрения возникают, но о них уже после ваших тайн.

Так, с чего это вам стало ясно, что мир нематериальный? Ну, на одну его половину? Или вы раскрыли, куда больший секрет, объяснивший всё на свете? Ответивший на все ваши вопросы? Что, как, откуда и почему, которые. Ваша же очередь краснобаить, – предоставил я оратору-оппоненту место на невидимой трибуне.

– Нет уж. Договаривайте, какие у вас сомнения? Может, именно в них кроется вся соль? Весь смысл? – хитро́ прищурился отшельник.

– Соль. Смысл. В обед согрешил… Не кажется ли вам, что в этом мире нет ночей? Я точь такую историю трое суток рассказывал, а у вас даже солнце не село. Обедать, опять же, нисколечко не хочется. Не говоря уже о туалете, – раскрыл я карты, выложив всё начистоту.

– Именно. А вы не забыли, что это ваш мир? Ваша иллюзия? А солнца здесь отродясь не было. Вы сами всё придумали. Всё, кроме меня, зала и вон того молельного камня. Мы настоящие, а всё остальное – фикция. Хорошая фантазия, не более. Отличная выдумка для начинающих. Более чем отличная. Легко поддерживать. Мало энергии отбирает. А кушать… Что же. Пора объяснить секреты.

Мы кушаем. Мы всё это время ели и едим, не задумываясь. «Что?» Спросите вы. «Всё и ничего». Отвечу я. С этого начну свои сказки-были, которые вы знали да забыли. И ещё много раз забудете, когда в своём будущем будете, – начал умничать Ротарик, а я и уши развесил. – Только и вы принимайте активное участие. Спрашивайте, не соглашайтесь, спорьте. Лишь тогда наша беседа пойдёт на пользу, а не выдуется из головы первым же сквозняком материальных и житейских проблем.

Что мы знаем о мире, о галактике, о вселенной? Да, по сути, ничего. Что успеваем придумывать и впопыхах объяснять точными и теоретическими науками, то и имеем. А если задумываемся чуть глубже – ничего не понимаем. Прячем всё, что мешает нашим теориям и проверенным схемам. А зачем? Чтобы всё было стабильно, пока не докопаемся до следующего уровня понимания. Или знания. Согласны со мной?

– Куда деваться? Если это не я вас придумал, тогда согласен, конечно. А что там за камень у вас в зале? Можно посмотреть? – начал я параллельные поиски истины с краеугольного камня, который, со слов Ротарика, точно существовал, а не был фикцией, как всё меня окружавшее.

– Молельный камень со скрижалями. Скорее всего могильный. Обычно такие прячут глубоко под землёй. В подземных ходах. В монашеских залах для молитв. Чтобы мир не отвлекал от главного занятия по осмыслению, и так далее. От того самого, чем мы с вами сейчас занимаемся.

– Что на нём написано? Буквы какие-то знакомые. Кириллица? – смутился я, увидев непонятные слова, выбитые на камне, оказавшемся посреди фантазии.

– Не столь важно, что написано, а важно, что каждый для себя прочитает. Но он сейчас в запустении. В полном запустении. Монастырь, который на поверхности, был православным, в этом вы правы. Назывался Свято-Михайло-Афонская Закубанская мужская общежительная пустынь. А вот после, и тюрьма в нём была, и колония малолетних преступников. Сейчас турбаза «Романтик».