Текст книги ""Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Смекалин

Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Андрей Скоробогатов,Сергей Якимов,Василий Криптонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 350 страниц)

– Коллега, вероятно, звонит напомнить, что у меня через час с небольшим встреча с одним высокопоставленным чиновником.

В глазах мелькнул азартный огонёк, от которого у меня по спине пробежал холодок.

Нет, подумал я. Только не очередная проверка на прочность – тем более такая. Это чересчур.

Ведь я же буду вынужден принять её. Я понимал, что назначать свидание так близко к деловой встрече – это огромный риск, но ещё в меньшей степени я предвидел, что это сработает как спусковой крючок.

«Нет, почему именно сейчас. Встреча очень важна, я не лучшей физической форме, почему именно…»

Или же во мне снова заговорил застенчивый юноша, чьё тело я захватил, убегающей от одного из самых важных событий своей молодости? Или же я просто – стыдно признаться – я испугался, что всё пройдёт не так, как хотелось бы?

– Проводите меня до кампуса, Эльдар Матвеевич, – уверенно заявила она и подхватила зонтик.

Уверенность в голосе была напускной. Она прятала взгляд, еле прятала застенчивую улыбку – словом, делала всё, что делает в подобных ситуациях девушка, принявшая непростое и очень волнительное решение.

Решение потерять невинность.

А значит, что скромный юноша, всё ещё сидящий внутри меня, не проиграл – он в одном шаге от победы. И я, как добропорядочный арендатор его тела, не мог упустить шанс совершить эту самую важную в его жизни победу. Делать было нечего – оставалось бросить всё, заплатить официанту и бросился навстречу своей судьбе.

Андрей Скоробогатов
Курьерская служба – 5. Финал Секатора

Часть I
Драконы, замки и кабан

Глава 1

Дождь на улице продолжал идти, правда, стал чуть пореже, кое-где в облаках проглядывало солнце.

– Я вызову такси, – предложил я, достав телефон.

Стоит ли говорить, что именно в этот момент Алла позвонила ещё раз, и я ещё раз сбросил.

Нинель Кирилловна кивнула, похоже, посчитав это техническим поражением. Достала зонтик и спряталась под ним.

– Да, разумеется, вам следует посадить меня на такси, а сами – отправитесь к месту несения вашей курьерской службы. Видели, кстати, Эльдар Матвеевич, в «Таксомоторе» добавили возможность указания второго адреса? Вас высадят по дороге.

– Так. Я тут подумал – отставить такси, – сказал я и убрал телефон. – Пойдём пешком. Как я понимаю, здесь недалеко.

– Достаточно близко, – она тряхнула чёлкой.

Меня снова пригласили под зонтик. Спрашивать разрешения я не стал, и обхватил рукоятку зонта поверх её ладони. Казалось, под кожей щиплет от электрических токов – возможно, таков был эффект близкого соприкосновения двух весьма мощных сенсов, коими вы являлись. За месяцы пребывания в этом мире я так и не изучил до конца особенности «нулевого навыка».

Мы направились обратным маршрутом к площади, на север, а я думал: интересно, что она замышляет? Зачем понадобилось идти пешком. Это какая-то игра? Сознательное желание максимально раззадорить друг друга перед неизбежным?

– Вы торопитесь? – спросила она.

Я слегка замедлил шаг.

– Тороплюсь ли я? Нинель Кирилловна, я полон выдержки.

– Хорошо. Просто можно подумать, что вы так торопитесь, потому что вам взбрело в голову, что я позову вас к себе в гости. Это невозможно. Там вход по карточкам, и на территорию, и в сам кампус… Вы же понимаете, Эльдар Матвеевич, что это невозможно?

Я кивнул.

– Разумеется, я понимаю. Это абсолютно невозможно. Не существует никаких тайных путей и обходных маршрутов, все вахтёрши неподкупны, а…

– Что такое «вахтёрша»? Какое-то немного вульгарное слово, мне кажется.

– Хорошо. Консьержи, швейцары, сторожи…

– Кустоды, – подсказала она.

– Боже, Нинель Кирилловна, вы так очаровательно начитаны!

– Вы мне льстите.

– Так вот, – продолжил я, – все вот эти замечательные дамы в летах, хранящие вечерний покой абитуриенток – неподкупны, не подвластны телепатическому гипнозу – коим вы уже весьма владеете, кстати. А все девушки из вашего института, разумеется, ни разу не водили к себе в кампусы никакого рода юношей. И не делились с вами разного секретами.

Нинель Кирилловна, похоже, приняла игру, но некоторое время шла, обдумывая варианты ответа.

– Нет, ну, конечно, это всё никоим образом невозможно. К тому же, там везде камеры.

– Артефакт-матрицированные?

– Я не разглядывала. А что, вы развили навык их взлома?

– Конкретно камеры я не взламывал, но однажды починил самолёт в прямо в полёте, захваченный террористом-артефактором.

Не люблю хвалиться, но пришлось очень кстати.

– Нет, что это я такое спрашиваю, – кивнула она. – Как можно взламывать собственность института! Да ещё и для проникновения на территорию.

– Это страшное, страшное правонарушение, плохо так делать, нехорошо, – подтвердил я. – На каком этаже, кстати, вы располагаетесь?

– На втором.

– О, ну, сравнительно невысоко. Я думал – куда выше!

– Здание трёхэтажное…

– Я так предполагаю, что это трёхэтажное здание со внутренним двориком, ведь так? Длинное, с множеством подъездов?

– Да, именно так, «реккехаус», как говорят норманны. Огороженный внутренний двор, с садом для чтений, спортивной площадкою… Мои окна выходят во двор, достаточно мило и уютно. Но, всё равно – в случае, если потребуется срочная эвакуация, например, при пожаре – мне будет очень страшно.

– Почему же, любезная Нинель Кирилловна? – спросил я, искусно изобразив недоумение.

– Ну, конечно же, потому что ближайшая пожарная лестница находится через окошко от меня, следовательно, мне придётся шагать до неё по узкому карнизу шириной в пару ладоней. Да и как по этой лестнице спускаться – я не очень представляю, ведь она начинается на высоте куда выше моего роста.

– Да, – согласился я. – Крайне неудобная конструкция. Не удивительно, что в вашем кампусе напрочь отсутствуют незваные гости, различные полюбовники студенток. Я даже вспомнил цитату из одного малоизвестного фильма, кажется, называется «Ирония судьбы». Один из персонажей сетует на то, что в обществе пропал дух авантюризма, что мы перестали лазить в окна к любимым женщинам, перестали делать большие хорошие глупости. А как можно становиться этим самым…

– В-окно-залазательным любовником? – подсказала Нинель Кирилловна?

– Им самым. Как можно им становиться, когда на пути такие непреодолимые сложности? Вероятно, и этот ваш внутренний дворик, этот сад для чтений совершенно невозможно покинуть после оставления здания, ведь так?

– Нет, почему же, можно открыть калитку всё тем же пропуском… Правда, разумеется, нужно, чтобы он был у кого-то изнутри… Ну, то есть, чтобы его кто-то прихватил при пожаре. В противном случае – уподобляться мартышке и вульгарно перелезать через ограду, а там вот такого размера шипы! И высоко.

Она весьма неуклюже показала ладошкой размер шипов на ограде.

– Да, это прямо-таки непреодолимая преграда. Страшно представить, что будет, ежели действительно приключится пожар. Вероятно, и идти до этой самой калитки вам весьма приличное расстояние… Какое ваше окно от края здания?

– О… надо посчитать… У меня четвёртый подъезд, если брать слева направо, со стороны улицы… со стороны двора – второй. В подъезде по двадцать одной комнате, по семь на этаже, со стороны двора – четыре окна… Получается, что девятое. Да, девятое окно. Кстати, про калитку…

Она снова ненадолго задумалась, по-видимому, принимая решение – говорить или нет.

– Что же про калитку, любезная Нинель Кирилловна?

– Ещë я вспомнила, что в районе первого подъезда сейчас проводятся ремонтные работы на теплотрассе, и часть забора отсутствует, так что в случае пожара можно пробраться там. Но только в случае пожаров и прочих происшествий!

Мы ненадолго прервались, чтобы пересечь тот самый злосчастный переход у площади, где мы начали свидание. Следов аварии уже не было видно – видимо, и мотоцикл оказался на ходу, и никто не пострадал. Даже тот чудесный бомж, спасший мою возлюбленную, подобрал картонку с остановки и ушёл куда-то в другое место.

Или его увели. Или он растворился в потоках дождя, как полагается любому добропорядочному ангелу.

– Страшно, – вырвалось у меня.

– Что именно? Вы всё об этом эпизоде?

– Ага.

– Ну, подумаешь! Умерла бы я и умерла, что с того? Никому бы дела не было. Вот вы что бы делали, если бы я умерла?

– Ну… сперва, наверное, крепко напился бы с моим камердинером. Кого-нибудь поколотил бы, загремел бы в каталажку. Потом бы перестал смотреть на девушек. Лет так до двадцати восьми – тридцати. А после два варианта, в зависимости от того, каким образом сие травмирующее воспоминание будет закреплено. Либо мне захочется полной противоположности вам, и я буду искать высоких худых…

– Африканок?

Вопрос был с подвохом – женская память на подобные случаи очень хороша, и наверняка она запомнила лицо – и расовую принадлежность – Самиры из новостей.

– Хм. Предположим, азиаток. Или индустанок. Или и тех, и других одновременно, оптом. Худых, с низким прокуренным голосом… С нулевым процентом сечения. Ни в коем случае не дворянского сословия, возможно, даже не русско-подданную. И чтобы никаких, никаких, мать его, очков!

– Не выражайтесь при даме! Ну почему, можно и очки?

– Можно, – я кивнул. – Но только в случае иного рода акцентуации, когда я буду бесконечно искать в нитях своей судьбы похожую на вас. В очках, с милой улыбкой, ямочками на щеках, сладкими ушками, и…

– И не нашли бы ни за что. Потому что я у мамы одна такая была! Но нет, всё, я погибла под колёсами того мотоцикла.

Тут я встал, как вкопанный, несколько неаккуратно дёрнув Нинель Кирилловну за руку.

Из глубины веков, из глубины астральной памяти, хранящей все более-менее значимые факты о прошлых жизнях, пришло тревожное чувство. Чувство «дежа вю». Что что-то такое уже примерно было. Что примерно в такой же момент жизнь делилась на «до» и «после», а мир делился на тот, в котором неисправимое событие произошло, и тот, в котором всё обошлось.

Нет, подумалось мне. Это всего лишь глюк моей психики, истерзанной бесконечными перерождениями. Сейчас – я просто влюблённый девятнадцатилетний парень. Надеюсь, скоро это пройдёт.

– Вы о чём-то задумались, Эльдар Матвеевич?

– Да, нет, нет, показалось, – сказал я, и мы продолжили путь. – На чём мы остановились? А, мне кажется, вы хотели рассказать о Марфе. Кто она такая, и почему даёт вам различные мудрые советы?

– О, она бы вас заинтересовала. Ей двадцать два года, у неё было очень много мужчин, больше четырёх – точно.

– Ясно, именно поэтому она учит вас плохому и приносит вам эротические японские сериалы? Сколько, кстати, в нём было серий?

– В каком из? – хихикнула Нинель Кирилловна.

– Что, их было несколько? Дайте угадаю – целых два⁈

– Четыре сериала… По пять или по десять серий каждый… Ну, короткие, в основном. И несколько видеороликов… Настоящих, с японками и японцами. Кстати! А что вы знаете про Восточную Клику?

Я снова едва не запнулся.

– В смысле – про Восточную Клику? Откуда т…вы, простите, про такое словосочетание услышали?

Нинель Кирилловна недолго помялась и сказала:

– Яша… тот кадет, с которым мы один раз гуляли по крышам, хвастался, что его пытались завербовать в какую-то Восточную Клику. Дескать, их тренер по единоборствам как-то раз отвёл их в поход в лес и предлагал какие-то баснословные деньги за то, что они будут подглядывать за кораблями в порту. Мне кажется, это очень здорово – никому не вредить и получать за это деньги.

Становилось ещё веселее. Я еле сдержался, чтобы не прочитать лекцию о технологиях работы иностранных разведок в среде молодёжи.

Вообще, в подобных реликтовых мирах я часто сталкивался с тем, что люди считают меня слишком серьёзным. И дело тут не только в двух сотнях прожитых жизней. Поскольку я и спустя три месяца плохо разбирался в местной современной музыке, не знал популярных цитат из классики кинематографа, не следил за модными тенденциями и так далее – собеседник на отвлечённые темы я получался так себе. Другое дело – наиболее популярные Ветви Основного Пучка – Суперствол Пятый, коммунистический, или Четвёртый, республиканский. Оттуда я помнил уйму цитат из популярной культуры, ещё мог неплохо поговорить на некоторые вечные и достаточно-универсальные темы – религии, психологии, техники, и, конечно, на темы секса.

Был ли тренер кадетского реальным членом японского тайного общества, вербующим либо каким-нибудь «шестёркой», разболтавшей по глупости это своим подопечным – мне никто не мог сказать. Поэтому я решил промолчать и перевести тему. Ну и, конечно, взять вьюношу «на карандаш», а возможно – и доложить кому следует. Не мести и ревности ради, а сугубо для охраны государственной безопасности.

Всё же, даже если мне и придётся разрушать этот мир – я предпочту это делать с сильной и процветающей отчизной.

– Нет, я слышал что-то про Восточную Клику, но порекомендовал бы не связываться с японцами. Всё-таки…

– Я понимаю, вы были у них в плену, – кивнула Нинель Кирилловна. – Прошу извинить, я никак не привыкну, что для вас это больная тема. Не стоит больше нам беседовать про японские эротические сериалы.

– Почему же? Расскажите сюжет. Одного из них.

– Ну… Там история про школу благородных девиц, или как там точно у них называется?

– Гейш?

– Ну, почему. В общем, у них появляется сторож, который владеет навыком превращения в животных. Вымышленным, конечно, такого не бывает! Вот… и он каждую ночь наведывается к выпускницам, достигающим совершеннолетия, и…

– Превращается?

– Да… в волка, в осьминога, в грифона, в пошлую… я, бы даже сказала, в похотливую обезъяну?

– Вероятно, он проникает к ним в комнаты через окно, по накладной лестнице?

– В одной из серий – да! Там он, кажется, в форме огромного кота… или кролика, я не помню. Так, Эльдар Матвеевич, мы уже почти пришли. Далее я отправлюсь самостоятельно.

Она резко обернулась ко мне, развернувшись под зонтом, и обожгла мне губы поцелуем – коротким, но горячим. Я попытался задержать мгновение, прижать к себе, но она вывернулась, тихо напомнив напоследок:

– Девятое окно…

Глава 2

Наверное, одно из самых приятных и сложных чувств – стоять посреди улицы после первого – пусть и не самого, но за долгий период – поцелуя с любимой девушкой, полный счастья и слегка мучаясь с нахлынувшим возбуждением.

Тем более, что это явно была не концовка текущего вечера…

Стоит ли говорить, что Алла позвонила снова и сбила настрой, как только Нинель Кирилловна скрылась за углом своего общежития. На этот раз звонок я принял.

– Ты там с ней, да? С той очкастой своей?

– Откуда ты знаешь, что очкастая? Страницы смотрела, что ли?

– Не…не важно, важно то, что Вольдемар уже приехал! Нам надо выезжать – крайний срок через полчаса!

– Едьте без меня, – сказал я после секундного раздумья.

– Ты что! С такими людьми, как Андрей Ремигиевич – надо непременно полной делегацией! Иначе… иначе он на проверку отправит! На соответствие должности!

– Пусть отправляет.

– Эльдар! Ты не понимаешь! Отправит не только тебя! Но и меня! И Вольдемара тоже!

– Твою ж дивизию… Ладно, Алла, я постараюсь. Если не постараюсь – придётся покрывать издержки из кармана и корить себя до конца жизни, – сказал я и положил трубку телефона.

Я выждал пару минут – показалось логичным, что Нинель Кирилловне будет необходимо переодеться и привести себя в порядок. Быстрым шагом отправился в обход здания, найдя ту самую калитку. Высота забора была приличной, под три метра, наверху действительно наличествовали острые пики, а перекладин между прутьями, на которые можно было бы встать ногой – не наблюдалось. Конечно, при желании я мог забраться и туда, но решил не рисковать, к тому же была вероятность, что я испорчу форму. Зашагал дальше – забор шёл сплошной до соседнего здания, пришлось обойти и его, выйдя на берег Невы.

Прошёлся по набережной, обошёл второй корпус, встретив хмуро посмотревшего на меня постового, и нашёл те самые дорожные работы. Они были огорожены пластиковыми заборами и полосатой лентой, которую я без труда перешагнул, проигнорировав грозную табличку «Проходъ запрещёнъ! Штраф 10 ₽». Яма с трубами была глубокой, но между обрывом и забором был уступ в десять сантиметров, по которому я ловко прошёлся, выйду уже со стороны дворика.

Сзади засвистели, я сориентировался быстро, преодолел десяток метров и спрятался за густой живой изгородью. Но это не помогло.

– Эй! Кто там! Я тебя вижу. Опять к девицам? – послышался голос постового.

– Так точно! – отозвался я и встал в полный рост.

– Назовитесь!

– Циммер Эльдар Матвеевич, девятнадцать лет, не судим, подпоручик курьерской службы.

Постовой внимательно меня разглядел и, видимо, сделал вывод о моём сословии и о том, что я не представляю угрозы. Вздохнул.

– Уже третий за неделю. Я надеюсь, с амурными целями, не с целями грабежа?

– Разумеется. Я, вообще-то, при исполнении нахожусь.

– Я вижу… Удачного исполнения.

Снова зазвонила мать, я сбросил, быстро написал сообщение: «Неудобно говорить, напиши текстомъ».

Прошёлся вдоль изгороди, наткнулся на скамейке на двух студенток, тихо о чём-то беседующих на французском – видимо, уроки учили. Увидев нас, одна ойкнула, а вторая, похоже, намеревалась завизжать, но я ответил:

– Chut, belles demoiselles, je ne troublerai pas votre tranquillité (Тише, прекрасные юные дамы, я не потревожу ваш покой).

– Merci, – ответила одна из них, и я пошёл дальше.

Остановился, отсчитал девять окон от края на втором этаже. Там зажёгся свет, а на шторах высветился тень знакомого силуэта.

Упомянутая пожарная лестница начиналась чуть выше уровня моего роста, я попытался допрыгнуть, чтобы дотянуться рукой – тщетно.

– Тра-ля-ля, тра-ля-ля… – пропел я и слегка дёрнул ладонью на себя.

Выдвижная секция с лязгом сдвинулась вниз. Дотянулся, схватился, подтянулся, полез. Наружный карниз второго этажа оказался ещё уже, чем я думал, видимо, говоря про ширину в две ладони Нинель Кирилловна описывала ширину своей ладони, а не моей. Тем не менее, я без особого труда дошагал до окна: думаю, в моём случае основной инстинкт притупил любое чувство самосохранения и даже самую тяжёлую акрофобию.

Я постучал в окно. Дважды. Свет погас.

Сначала я подумал, что перепутал, и мне показалось, или я неправильно рассчитал номер окна. Но мгновение спустя из-за шторы высунулась рука, приоткрыла щеколду. Я толкнул створку, схватился, перелез через подоконник и откинул штору.

Нинель Кирилловна стояла по центру тесной комнатки. Свет ночных фонарей из-за шторы выхватывал её волнующую фигурку в ученическом костюмчике – коричневой жилетке, белой блузке, коричневой юбке. Она сняла очки, положила на тумбочку рядом с кроватью.

Я бросил взгляд на кровать. Какая ж она узкая. На ней будет сложно поместиться вдвоём. Лучше уж стол. Стол для этих целей куда лучше.

Мы стояли молча, а я сделал осторожный шаг к ней, протянул руку, провёл по спине, осторожно подтянул к себе.

Поцелуй. Долгий, сладкий, с тихим, едва слышным стоном.

«Я буду говорить мысленно», – послышался голос в голове.

Хорошо, подумал я в ответ.

«Я решила, ты будешь моим первым мужчиной».

Конечно, глупенькая, я это понял уже давно. Я очень хочу быть твоим первым…

Твоим. Она назвала меня на «ты». Мы перешли на «ты». Боже, это было настолько возбуждающе, что я с ужасом для себя понял, что первый раз с моей стороны рискует произойти слишком быстро.

«Залезь ко мне под юбку», – попросила она.

Моя рука залезла пониже, задрала ткань, коснулась мягкого под тканью, пальцы залезли под ткань, потянули край трусиков вниз.

«Жилетка… сними»

Пришлось отвлечься от попы, потянуть край жилетки вниз, пальцы Нинель тут же принялись расстёгивать маленькие, раздражающе-многочисленные пуговки блузки, начиная от нижних и всё выше и выше. Моя ладонь коснулась живота, плоского, но слегка мягкого, нежного, пошла выше и упёрлась в жёсткий нижний край лифчика.

«Расстегни».

Ладонь ушла назад, нащупала застёжку, да, в каком бы мире я не был – застёжки на лифчиках одинаково неудобные для мужских пальцев, но спустя пару секунд мне это удалось. Правая рука скользнула вдоль лямки под блузкой вперёд, сдвигая чашу лифчика вверх, кончики пальцев залезли под край, нащупали твёрдую ягодку соска…

– Да-а… – прошептала она.

– Неля… – шепнул я в ответ, впервые назвав её на «ты» вслух.

Сдвинул блузку в бок, лифчик – вверх, подставив лучам из окна нежный полуовал груди, выглянувшей наружу, посмотрел пару секунд, любуясь, потянулся ртом…

А в следующий миг в дверь застучали. Я услышал голос Альбины.

– Нинель, открой! Я видела, там к тебе лез этот монстр!

Нинель вздохнула, оттолкнула меня, быстро начала поправлять одежду.

– Ты не должна!… Ты не имеешь право! – крикнула Нинель со слезами к голосе. – Я взрослая девушка, а ты… ты не моя воспитательница, ты моя крепостная! Это ты меня должна слушаться, а не я тебя!

– Я за тебя ответственна! Я не позволю, чтобы ты снова с ним была! Он тебя обманет!

Удары в дверь продолжались и сменились уже с кулачных на характерные громкие удары плечом, которые слышны, когда дверь пытаются выбить.

– Уходи… – сказала Нинель Кирилловна. – Я не хочу, чтобы вы с ней дрались.

– Я останусь, я поговорю, – сказал я.

Поговорить действительно было нужно. Мне вдруг стало чётко и ясно, кто был моим главным оппонентом в отношениях с Нинель: не коварные сокурсницы Марфы, не корнеты, склонные к воздействию иностранной агентурой. И даже не открывшаяся после отъезда из отчего дома долгожданная свобода юной девицы, вырвавшейся из золотой родительской клетки.

Кусок клетки остался вместе с ней. Моим главным противником была Альбина. Чёрт знает, что было у этой барышни в голове, и что именно она испытывала к своей хозяйке, родительскую заботу или чего постраннее – но сейчас это делало её страшным противником.

Дверь была выбита из косяка через секунд десять. Вломившаяся двухметровая мулатка долго осматриваться не стала. Грубо оттолкнула Нинель на кровать, замахнулась на меня. Я увернулся, но мне помешала маленькая площадь комнаты и разница в весе.

И не только она. В такие моменты, как был тогда, мужчина наиболее беззащитен: невероятно сложно переключиться в боевой режим из режима предвкушения долгожданного соития. Меня грубо прижали к окну, а затем вцепились в глотку обеими руками.

– Альбина… мы же на одной стороне, – прохрипел я. – Помнишь, как мы тогда… в парке всех уделали…

– Уйди! Пошёл нахрен отсюда!

– Отпусти! Отпусти его! – кричала где-то сзади Нинель, возможно, даже пытаясь ударить свою служанку.

Боже, как я не люблю, когда в рукопашном поединке мой противник – женщина. Я люблю женщин, даже таких, как Альбина, а «бьёт – значит любит» – это не про меня. Я применил приём, освобождающий от горлового захвата. Перехватил руку, сделал подножку, чтобы она больно ударилась коленом о край стола, одновременно разворачивая и заламывая руку за спину. Сказал тихо, стараясь, чтобы было слышно только двоим:

– Альбина, ты не сделаешь этим её счастливее. И не сделаешь счастливее себя. Отпусти её. Она взрослая. Она сделала выбор, я… люблю её, а она – меня, зачем ты пытаешься выполнить то, о чём тебя не просят, ты не сделаешь этим лучше не нам, ни своим страхам, а я обещаю, что не обману её и не сделаю ничего, что нам повредит.

Мулатка извернулась и дала мне в челюсть. Я взвыл, отпуская захват, и попытался ударить в ответ.

А после меня толкнули во всё ещё открытое окно – спиной вперёд. Взметнувшаяся занавеска чуть задержала меня, я схватился за неё одной рукой, услышав, как трещит что-то сверху – не то ткань, не то крепление гардины к стене.

Но равновесие я уже потерял. Не знаю, был ли у Альбины опыт выбрасывания нежданных гостей в окно, но провернула она более чем ловко.

Просто схватила меня за ботинок и предала дополнительный импульс, окончательно выкидывая меня в окно.

Каким образом я не разбил черепушку и сломал шею, упав с пятиметровой высоты – я не знаю. Ровно так же не знаю, почему никто толком не заметил моего падения.

Болели нога, рука, рёбра. Болели сильно – так болят только переломы.

– Всё идёт по плану… всё идёт по плану, – бормотал я, сидя на асфальте и слушая, как ругаются наверху, как громко, почти по-детски плачет Нинель.

Долечил перелом ноги, попробовал встать, но силы иссякли. Лёг обратно на асфальт, некоторое время обдумывал план мести. Де-факта это было покушение на убийство, и можно было просто заявить куда положено. Но факторов было слишком много – неизвестно, как бы повели себя родители Нинель, чью сторону приняли, и не наняли бы какого-либо адвоката. Сложно будет сохранить при этом честь Нинель Кирилловны и не оказаться в глазах общественности каким-нибудь вором или насильником.

Возникла и другая мысль – снова полезть наверх. Снова попробовать, применить что-нибудь из навыков, чтобы получить преимущество. Кинектировать, поджечь… Но так я решил навлечь на себя ещё бОльшие проблемы – и на себя, и на Нинель Кирилловну. Я уже неплохо понимал Кодекс и знал, что применение навыка без надобности в таких случаях считается превышением самообороны вроде применения огнестрела. Поэтому я отложил планы на месть на потом.

К тому же, в амурных делах гораздо серьёзным оружием бывает простое слово. А я сказал уже достаточно.

В общем, я проиграл битву, но не проиграл войну.

– Помощь нужна? – спросила та самая девица, которая общалась на французском на скамейке.

– Воды-ы… – прошептал я.

Незнакомка кивнула, скрылась в общежитии. Спустя пару минут из окна первого этажа бросили бутылку воды. Я жадно выдул половину и снова забормотал – предстояло долечить распухающую руку.

– Ого, никогда не видела, как люди сами себя лечат, – сказала незнакомка, голос был игривый-игривый. – Может, залезешь ко мне?

– Позже… когда-нибудь… в следующей жизни, – отозвался я, хотя понимал, что вероятность близка к нулевой.

Возможно, это было неправильно. Но я привык не переживать из-за каждой помощи, которая сперва казалась бескорыстной, а затем оказалась совсем не такой – жизни не хватит.

Снова позвонили, на этот раз – Алла.

– Алё, – сказал я.

– Ну чего⁈ Ты где⁈ Мы едем на Дворцовую… Есть шанс успеть.

– Эм… заедьте за мной, – вздохнул я. – Адрес продиктую.

Поднялся, подобрал бутылку и выброшенную следом сумку.

Мой реципиент в глубине сознания одновременно ликовал и сокрушался. Что ж, подумалось мне. Первый блин комом. Хотя зрительные и тактильные ощущения от этого неудачного раза вышли настолько яркими и долгожданными, что стоили десятка других подобных случаев. Примерно с такими мыслями я отправился к ближайшему перекрёстку.

Когда я перелезал через ограждение под саркастическим видом того самого постового – мне снова позвонили.

Судя по неопределившемуся номеру, это был отец. Я поднял трубку.