Текст книги ""Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Смекалин

Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Андрей Скоробогатов,Сергей Якимов,Василий Криптонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 127 (всего у книги 350 страниц)

Глава 30

– Вы по какому вопросу, юноша? – спросил он, а затем, разглядев меня, вспомнил. – А-а. Эльдар Матвеевич. Наслышан. Поздновато вы, сударь, родителей Нинели дома не будет до утра, а я уже собираюсь ставить на сигнализацию и покинуть вахту.

Он кивнул на небольшую пятиэтажку, расположенный через три участках, за перекрёстком. Я вспомнил этот дом – там были квартиры крепостных с нашей улицы, а на первом этаже магазинчики.

И что теперь делать? Ударить его? Этого милого старикашку? Впрыснуть лекарским навыком в кровь что-то усыпляющее? Нет, такой стадией развития навыка я ещё не обладал, да и слышал, что это редкость.

– Мне очень хотелось бы проникнуть внутрь, Себастьян Яковлевич, – твёрдо заявил я. – Нинель Кирилловна приготовила для меня подарок.

– Подарок? – усмехнулся дворецкий, глядя на бутылку вина. – Нет уж, давайте завтра. Я могу, конечно, её позвать, но без хозяев…

Тут он посмотрел наверх. В приоткрытом окне, за шторами показался силуэт Нинели Кирилловны. Лица не было видно, но я помахал рукой.

– Впрочем, пойду-ка я домой прямо сейчас, – сказал мой собеседник, посмотрев на меня внезапно сменившимся остекленевшим взглядом и, как есть, в тапках, зашагал за ворота, руками закрыл их и пошагал по улице.

Минус один моб – навык принцессы из замка оказался очень кстати.

В окне её уже не было видно, но произошедшее однозначно говорило о том, что приглашает войти! Это придало достаточно новых сил, я подошёл к парадной двери – там тоже оказалось заперто. Что ж, новое препятствие – найти вход в замок. Пошёл вокруг, с одной стороны – там был въезд в подземный гараж, а рядом ещё одна закрытая дверь, видимо, для прислуги. Пошёл с другой стороны, через сад, мимо террас с виноградом. Сорвал по дороге небольшой цветок – то ли астру, то ли хризантему, присовокупив к подаркам. Невысокий, в метр с небольшим заборчик в задний двор – такие обычно делают неспроста.

Я перелез – у задней стороны здания была просторная веранда, в которой горел свет, а дверь была приоткрыта. Рядом виднелась небольшая детская площадка, уже давно покинутая Нинелью Кирилловной, но всё ещё ухоженная – грибочек, домик, песочница. Я уже направился к веранде, но из будки, запрятанной далеко в кустах, послышался лай – хотя, скорее, тявканье, а не лай.

Вот он – босс сегодняшего вечера. Кажется, здесь это зовётся «корейская курносая». Зловредный вислоухий парень ниже моего колена ростом. Пятнистый, молодой и смешной, но настроенный весьма серьёзно.

– Тише, тише… – скомандовал я. – Парень, я друг.

Но парень прыгал вокруг меня, норовя схватить за штанину. И ведь я абсолютно точно не мог его толкнуть и тем более ударить! Мне с ним ещё предстояло дружить, судя по всему. Я не махал руками, да и рука у меня была всего одна свободная. Смотрел в сторону, а не в глаза – полезное правило при встрече с агрессивной собакой. Поспешно отступал к веранде, пока не упёрся в дверь – а она оказалась на цепочке изнутри, на проветривании.

Но пока я пытался протиснуть свободную от подарков руку и открыть цепочку изнутри, пёс всё-таки изловчился и цапнул меня за ногу – ощутимо, но, как мне показалось, не до крови.

После тут же послышался голосок откуда-то сверху, над верандой.

– Тэпходон! А ну – место!

Пёс тут же, стремглав, убежал в будку, поворчав напоследок.

Цепочка на двери так и не поддалась, толщины ладони не хватило, а крепление было слишком далеко. Пока я думал, чем бы поддеть – уж не кинектировать же мне дверь со всего размаху? – я услышал в голове тихий бесцветный голос.

«Лестница».

Я вышел из веранды, снова вызвав рычание пса, посмотрел наверх. В узком окне над верандой горел тусклый свет, и окно снова было открыто.

Что, повторить подвиг, который я совершил там, в Петербурге? Тут было даже проще – покатая крыша веранды и всего второй, а не третий этаж. Лестницу я обнаружил у дальнего конца веранды, под ветвями раскидистой яблони. Полез осторожно, но по дороге, изловчившись, сорвал сочное яблоко и сунул в карман. Осторожно прошагал по скользкой металлической крыше до окна, в котором уже погас свет, протиснулся откровенно с трудом – внутрь.

Здесь я оказался в тёмном коридорчике, в котором было пять дверей.

Представил план здания, вспомнил, в каком окне горел свет тогда, когда я увидел это из окна своей игровой.

Третья дверь – и действительно, тусклый свет пробивался из-под двери.

Я подошёл и постучал.

– Входите, – послышался несмелый голос за дверью.

«Входи», – послышался куда более смелый голос у меня в голове.

Я открыл дверь.

Спальня, совмещённая с кабинетом и гардеробной, оказалась просторной, квадратов тридцать. В комнате горели лишь лампочки над трюмо и над столом с рихнером, а огромная, ровно застеленная кровать стояла дальше, в углу, за ней – шкаф, на котором восседали огромные плюшевые игрушки – мишка, львёнок и пингвин.

Нинель Кирилловна сидела в четырёх метрах от меня, за трюмо, стоящим между окнами. Увидев меня – поднялась и потянулась. Лёгкий джемпер слегка задрался вверх, короткая юбка, колготки… Я любил, когда девушки так потягиваются, а когда потягивается любимая девушка…

Я не спешил напасть и заключить её в жарких объятиях. Стадия флирта.

– Принцесса в замке, я прошёл все испытания. Я думал, что вы уехали в Питер!

– Тэпходон вас не покусал? – наконец, спросила она.

Этот чертовский голос колокольчиками.

– Нет. Это вам, вы же любите пингвинов, – сказал я и положил на пол картину.

– О, это же… Бородов-Кириллин, как-то так. А бутылка? – улыбнулась она. – Только не шагайте сюда, снимите обувь! Здесь ковролин. И я вижу цветок… Мама очень не любит, когда рвут с грядок.

Я воткнул цветок в дверной косяк, скинул ботинки, повесил сюртук на вешалку, оставшись в рубашке. Дезодорант, несмотря на активные физические упражнения, судя по всему, справлялся.

– Бутылка – на всякий случай. Ещё сорвал яблоко, – я достал из кармана и положил на пол.

– С закуской, как говорят, «за встречу»? Открывайте, я не умею, не разбираюсь. Хотя – я не знаю… – она снова замялась. – Это же надо идти до кухни. За штопором и фужерами, у меня тут только кружечка.

– Потом решим этот вопрос. Пожалуй, сяду вот сюда, – я присел на край кровати. – Нинель Кирилловна. Я вам писал, очень много писал. Ваш телефон…

Нинель Кирилловна подняла со стола конверт и перебила:

– Мне пришло письмо сегодня. Дворецкому передал мужчина, похожий по описанию на того вашего водителя, с которым мы попали в перестрелку на одном из первых… свиданий. Я ещё не открывала. Мне открыть?

Волкоштейн-Порей, вспомнилось мне – действительно, я посылал через него бумажное письмо. То ли он затормозил, то ли в Москву пришло только сейчас.

– Можете открыть его, – я кивнул. – И я вижу на столе ножницы – можете подать их мне? Для бутылки.

– Ловите, – она кинула ножницы в дальний конец кровати, чтобы не задеть меня ненароком.

Дистанция по прежнему составляла четыре метра. Она достала пилочку для ногтей, открыла конверт. Я же принялся возиться с ножницами – воткнул в раскрытом положении в пробку под углом, зафиксировал, принялся поворачивать.

Поглядывал на эмоции на лице Нинели Кирилловны. Она улыбалась, несколько раз сказала «ох», наконец – спросила:

– Правда? На вас покушались и взорвали дом?

– Правда. Я писал куда больше электронных. Но я у вас в блок-листе.

– Нет, неправда… – она покачала головой. – Я же вам писала! Значит, связь работает.

– Правда, я могу вам показать. Примерно догадываюсь, где это делается в телефоне.

– Вы же не будете распускать руки? – спросила она. – Ладно, сейчас.

Она подхватила свой телефон и села рядом со мной на кровать. Запах, прядка волос, которую она заправила за дужку очков. Ох уж эти очки. Нулевой навык – не сильный, но жгучий, тянущий к себе, как к чему-то родному.

– Вот почта… вот вся переписка с вами. Только тогда… в общежитии, а потом – ничего.

Я наклонился над её плечом, взял телефон вместе с её хрупкой, холодной от волнения ладонью. Стал большим пальцем открывать один пункт меню за другим. «Специальныя настройки» – «Настройки безопасности» – «Блокъ-листъ».

– Видите, – шепнул я, инстинктивно переходя на более низкий тон голоса. – Мой адрес почты.

– Странно… кто это мог сделать…

Я убрал галочку – мои письма так не пошли. Тогда я достал свой телефон, открыл и показал письма у себя в приложении. Она принялась читать, наклонившись ещё ближе, в какой-то момент я не удержался, поправил волосы и поцеловал в мочку уха.

«Я не готова», – взорвалось сообщение в голове.

Я вздрогнул, она повернула голову, посмотрела на меня, краснея и улыбаясь – я кивнул.

– Вы говорили про подарок, – решил я перевести тему.

– Вообще, после такого я подумываю подарить вам… Альбину, – прошептала она. – А что, я уже взрослая дворянка, могу позволить. Но вообще…

«Но изначальный подарок задумывался другим», – сказала она мысленно.

Я осторожно обнял за талию, она отпрянула и отсела. Затем вскочила, затараторила.

– Представляете, Эльдар Матвеевич, у нас в институте завёлся маньяк! Кто-то из служебного персонала, из работавших с рихнерами, хранил порнографию у себя на рабочем месте. Он установил скрытые камеры в туалетах, извращенец! А ещё – преподаватели заразились мексиканским гриппом. Из-за этого занятия задержали на неделю, выслали по цифровой почте. Хотите, я вам покажу свою курсовую работу по политической географии?

– С радостью, конечно, – кивнул я.

Мы переместились к рихнеру, с трудом найдя второй стул в углу комнаты, погребённый под подушками и одеялами.

Она открыла документ, там было множество политических карт, стала рассказывать:

– Мне задали рассказать про очаги сенситивной напряжённости на территории Нового света. Вот на этой карте они перечислены.

– На одном из них я был неделю назад, – кивнул я.

– О, расскажите!

– Это не очень приятная история. Виннипегский конфликт. Меня телепортировали оттуда из Антарктиды.

– Телепортировали⁈

Я рассказал историю, короткими фразами, низким голосом, без особых ужасов – иногда этот режим инстинктивно включается, когда находишься рядом с предметом обожания. Во время разговора она кивала, задавала вопросы, а рука с рихнер-мышкой ходила по рабочему столу, открывая файлы (вернее, «датэи») с картинами и прочим, и среди прочего промелькнула папка «отъ марфы».

– О, это то самое, о чём вы рассказывали? – прервал я рассказ.

– Да, – Нинель Кирилловна потупила взгляд. – Только не уговаривайте посмотреть вместе, мне очень стыдно. Вообще, это подсудное дело, и мне надобно всё это удалить.

– Ну, зачем же удалять. Вы можете отвернуться, а я посмотрю один, – предложил я.

– Ещё опаснее, Эльдар Матвеевич, вы пере…перевозбудитесь и неизвестно что станете делать! – выпалила она.

– Мне кажется, я и так уже давно перевозбуждён.

– Тогда смотрите, – она сложила руки на груди и демонстративно отвернулась вполоборота.

В первом видео был вполне классический секс, красивый, даже романтичный – парень в солдатском мундире, девушка в бальном платье, медленное раздевание, эстетично и без особых извращений. Я пролистал до женской кульминации и услышал:

– Всё, хватит, а то соседи услышат.

– Соседи? За сто метров? – усмехнулся я.

– Я стесняюсь.

Второе видео я уже видел – «Юная дворянка ублажает своего водителя». Оно было на том самом носителе, который передал мне в первые дни однокурсник Марк (кстати, надо будет проведать бедолагу, подумалось мне).

Водитель на видео был кудрявым пареньком едва ли не моложе меня.

– Значит, вам нравятся кудрявые, Нинель Кирилловна?

– Возможно.

– Ну уж нет, плойку для волос я покупать не стану.

Следом открыл одну из подпапок с сериалами. Японскими. В каком из миров я не был – японская порнография была одной из самых извращённых. Разумеется, первое видео оказалось про студенток в коротких юбочках, к которым прямо на уроке из щелей в полу полезли скользские щупальца. Строгий преподаватель даже и не подумал прервать занятие, глядя, как бьются в напускном экстазе несчастные японские студентки. Следом – пытка связанных и зафиксированных отличниц двумя толстыми преподавателями, видео, прямо скажем, одновременно и отталкивающее, и интригующее. На сцене орального секса Нинель Кирилловна прокомментировала:

– Ну разве так можно делать?

«Когда-нибудь потом покажешь мне…» – снова взорвалась в голове несказанная вслух фраза.

Я обернулся и обнаружил в руках у Нинель Кириллловны открытую мной ранее бутылку вина. Пара глотков оттуда уже была выпита.

– Стоп, стоп, – я ловко выхватил бутылку. – Больше – не стоит.

– Почему! – она потянулась за ней. – Отдайте, вдруг мне хочется больше?

– Потому что чуть-чуть пьяной вы мне нравитесь куда больше, чем черезчур пьяной. И женский алкоголизм не лечится.

Завязалась лёгкая шутейная потасовка, переходящая в обнимашки – она тянулась за бутылкой, и ей пришлось прижиматься ко мне. В конце концов, вино выплеснулось на рукав джемпера Нинели Кирилловны.

– Ой! Это вы виноваты, Эльдар Матвеевич. Ну вот теперь надо срочно застирывать, – заявила она.

Её лицо в этот момент было прямо перед моим. Отдаляться и уходить она не спешила. Я осторожно снял с неё очки, положил на стол.

В таком опасном положении первый поцелуй точно станет спусковым крючком.

«Я хочу, чтобы ты меня…» – «подумала мне в голову» она, закрывая глаза.

Вспышка в моих закрытых глазах. Вкус выпитого ей вина на губах, упавшая бутылка на ковёр, тонкие руки на моей шее.

«Сними джемпер», – попросила она.

Я выполнил – под ним оказалось бьющий в глаза контрастом с белизной кожи чёрный кружевной лифчик. «Если на девушке дорогое бельё – это не вы решили, что у вас будет любовь, а она».

– Юбку… ой, вслух… – прозвучало между моими поцелуями.

Чувствительность оказалась очень высокой – я пока ещё не знал, от природы это, или от вина. Стоны и вздохи раздавались от каждого моего прикосновения. Главное – избавиться от нижней части гардероба, чтобы поворот назад не был возможен. От верхней – можно и позже. Пуговки! Дурацкие пуговки! Ещё в голове всплыла одна проблема – то, что вручил мне Фёдор Илларионович, могло оказаться не вполне недостаточно.

– Я прочитала, что надо… В тумбочке есть тюбик… я стырила у родителей в комоде, – она не то по-настоящему прочитала мои мысли, не то подумала о том же, о чём и я.

Колготки прокатились по фигурной ножке, затем она поднялась со стула, и помогла мне – на пол упали трусики. Мы прошагали до кровати, избавившись от последнего элемента гардероба – лифчика. Грудь, изгибы тела… живьём она оказалась куда прекрасней того, что я видел на тех фото. Да, чёрт возьми, прекраснее всех женщин, которые я видел до этого – да, влюблённость устроена именно так. Я мысленно бил себя по рукам, заставляя не спешить – первый раз обязательно должен стать для неё приятным во всех отношениях, в том числе и в части прелюдии.

Пришло время объяснить, что сейчас будет немного больно.

– Ты только осторожно, – попросила она.

– «Ты»! Ты перешла на «ты» и вслух, – от этого перехода эндорфины ещё сильнее впрыснулись в кровь.

– Ты, тебя, твой… твоя… – она словно пробовала на вкус. – Даря…

– Неля…

Первый раз – он и жаркий, и волнительный, и непростой, и болезненный одновременно. А учитывая, насколько долго я сам этого ждал… Классическая поза не подошла, пришлось воспользоваться обратной, с переходом на «дедовскую», стоя. В первый раз всё закончилось для меня самого чуть быстрее, чем это было достаточно для гарантированного результата. Но я дал себе только короткую передышку – и снова ринулся в бой.

У нас всё получилось. Потом Неля мылась, потом мы валялись на кровати голые, а я просвещал её, рассказывая о разных вещах, о которых ей почему-то не говорили ни родители, ни подруги.

– Так вам… тебе понравился подарок? – спросила она.

– Очень, – кивнул я.

– В какие-то моменты я пыталась убедить себя в том, что ты мне нужен только для этого. Что только чтоб… Но всё было так круто… И чувства… говорят, к первому мужчине они в любом случае будут очень долго. Бывает, что навсегда…

– Мы можем попытаться, чтобы навсегда. Но ты же обещаешь, что не будешь часто лезть мне в голову?

– Пф! Как будто у меня сил хватит. Кстати, про подарки.

Она достала телефон:

– Открой «Мой Двор»… Я всё-таки подарю тебе Альбину. И делай с ней что хочешь, хоть в рабство продавай. За такое…

– Не руби с плеча, Неля, она же беспокоилась о тебе.

– Хочешь сказать, один подарок я тебе уже подарила?

– Ты – самый лучший подарок на все дни рождения, что у меня были.

Я поцеловал её в очередной раз, она накинула на плечи плед, подошла к окну.

– Хочу подышать свежим воздухом…

Нинель Кирилловна дёрнула створку, а затем пронзительно, громко завизжала.

Я подбежал, думая, стоит ли искать в снятой одежде пистолет. Но его не потребовалось: она смотрела не вниз, а вверх. На звёзды.

А звёзд не было. Среди редких облаков светила полная луна, за которой виднелись тонкие прозрачные линии, веером протянувшиеся от горизонта до горизонта. Я вспомнил, когда это произошло – и потерял сознание.

«Молодец, – прозвучал голос в голове. – Всё идёт по плану».

* * *

– Пожалуй, на этом я могу и завершить свой рассказ. Остальное вы все знаете.

Я жду, пытаясь определить реакцию моих слушателей. Все молчат. Я рассказываю историю уже более двадцати часов, но это такое место, где не чувствуешь ни усталости, ни пересохшего горла.

– Мне продолжить?

Мой главный собеседник молчит, затем то, что может быть похоже на лицо, кивает.

Я продолжаю.

Глава 31

Без сознания я провалялся недолго – уже через пару минут я увидел встревоженное лицо Нинели Кирилловны над собой.

– Водички… – попросил я. – Нельзя после такого резко вставать, я ещё после той драки не восстановился.

После утоления жажды мы вместе попытались разобраться. Линии, несомненно, были звёздами нашей галактики, превратившимся из точек в подобие струн или бесконечных прямых. Луна оставалась неподвижной. Я заметил едва различимую неподвижную точку рядом с Луной – не то Марс, не то Юпитер. Значит, Солнце и планеты, скорее всего, никуда не делись, значит – вся солнечная система куда-то двигалась.

Я не сказал Нинели причину. Но, непонятно откуда – я узнал это явление…

Не могу вспомнить, откуда пришло это знание. Откуда я понял, что именно так выглядит момент реального среза отмершей Ветви. Наверняка – такое было и в прошлые жизни, хотя чаще всего я не доживал до этого. Катастрофы, убийства ключевых личностей – всё это приводило к настоящему отсечению Ветви от Древа чаще всего лишь через десятилетия, а то и столетия. Более того, иногда Ветвь, уничтоженная в девятнадцатом веке – выживала и расцветала вновь парой-тройкой хищных постапокалиптических цивилизаций. И Секатору будущих поколений – то есть, мне – предстояло уничтожить её окончательно.

Нет, наверное, я такое уже когда-то видел. Когда-то смотрел на эти странные линии на небе, наверняка я уже был в срезанных ветвях ранее. Возможно, перед самой своей смертью.

Я успокоил Нинель Кирилловну. Объяснил, что это редкое природное явление, массовый метеорный поток, огибающий магнитное поле земли. Потом я позволил ей уснуть, тихо оделся и прибрался в комнате, а затем точно также покинул имение, оставив записку:

«Я обязательно позвоню».

По дороге через сад я думал, как бы быстрее доехать на такси и обнаружил, что на телефоне была пара пропущенных звонков со статусом «недоступен». А чуть поодаль от ворот, между родительским домом и домом Чистяковых, стоял знакомый лимузин господина Голицына-младшего. Из салона вышел и приоткрыл мне дверь камердинер Голицыных.

– Эльдар Матвеевич, мы вас заждались.

– Что такое? Простите, но у меня были важные занятия.

– Да мы уж поняли. Садитесь, надо прокатиться.

– Куда? – я насторожился.

Не доверять ему не было причин, но уж слишком много разных событий произошло за последние дни. Камердинер усмехнулся, зыркнул в небо.

– В Затишье.

В городе-спутнике Москвы под названием Затишье я уже бывал неоднократно в первые месяцы работы курьером. Название города ни о чём мне не говорило, хотя по расположению города я догадался, что в мирах Третьего Суперствола его называют «Керенсбург», а в мирах Пятого – «Электросталь».

– Получается, съезд? – догадался я.

Камердинер кивнул и жестом ещё раз настойчиво пригласил ехать.

Снова магистраль «Дворянский путь», огни ночного города. Камердинер, ехавший на боковом диване, молчал, спустя какое-то время он спросил:

– Скажите, миру… конец?

– Я в этом не уверен, – ответил я.

Он удовлетворённо кивнул.

Уже начало светать, и непотребство на небе становилось тусклее. Наша дорога закончилась у приземистого здания в стиле неоклассицизма – колонны, ступени, гранитные стены и табличка: «Домъ Культуры и Искусств Гильдии Железнодорожниковъ».

По количеству дорогих машин на парковке и полицейскому ограждению любому глупцу было понятно, что собрались здесь отнюдь не железнодорожники. А лицо с нулевым навыком способно было почувствовать повышенный «фон» силы за пару метров от входа.

Меня проводили внутрь, попросив сложить телефон и артефакты в камеру хранения у входа. Камердинер остался в машине. Лица в фойе были знакомые – вот достопочтенные клиенты особого отдела «Курьерки», графы и князья, вот знакомые господа из Министерства Внутренних дел, вот персонажи с покерного клуба…

Я начал было здороваться, и многие из собравшихся небольших групп смотрели на меня и кивали. Про меня перешёптывались – чувство не вполне приятное. И ладно бы, если бы такая реакция был из-за моего возраста. Нет, кивали и смотрели совсем по-другому. Меня узнавали.

– Пройдёмте, дамы и господа, – сказал властный голос, и мы вошли в зал.

В зале на пару сотен человек – никакого дорогого убранства: патриотично-рабочие плакаты и фрески на стенах, потёртые сиденья и кафедра, на которой сидело четверо человек. Двух я узнал – это были Давыдов и Белоусов. Лицо третьего господина, который был чуть моложе их, показалось знакомым – я вполне точно видел его в новостях, но фамилию вспомнить не мог. Четвёртой была дама – стройная, лет сорока, с сосредоточенным, напряжённым лицом, сидела с закрытыми глазами.

Ещё я обратил внимание, что лиц моложе тридцати в зале нет. Я сел на третий ряд, у прохода, а затем поднял взгляд выше их голов, на тёмное сукно занавеса за спинами сидящих в президиуме. Там обнаружилось два десятка голограмм – не менее хмурых, напряжённых лиц, среди которых я распознал Чилингарова, Примакова и Голицына-Трефилова. Сначала я поискал глазами проектор, но не нашёл. Сделал вывод, что это особый сенситивно-артефакторный вид связи, применяющийся только на подобных съездах.

– Господа, без долгих прелюдий, – начал третий. – Кворум собран, регионы на ментальных каналах, поэтому… пятьсот второй внеочередной конклав Общества объявляю открытым, и прочее, и прочее. Все мы знаем, что произошло, точнее, нихрена толком не знаем, поэтому, Анатолий Алексеевич, озвучьте.

С места выкрикнули:

– Извините, Олег Евгеньевич, аварийная команда уже работает? У меня в конторе народ стал…

– Сходить с ума? – закончил третий, которого назвали Олегом Евгеньевичем. – Знаем. Работаем, уже запустили. Если так хотите, давайте короткий доклад, Андрей Ремигиевич.

Белоусов мрачно кивнул.

– Запустили официальную гипотезу в мир, что наблюдаем мощный поток галактической плазмы – по каналам из Клики и Лиги у них гипотезы схожие. Подключены телеканалы, представителей религий и так далее.

– Хорошо, – Олег Евгеньевич кивнул. – Что ж, господин Давыдов.

– Ну, в общем, – начал замминистра внутренних дел. – Ко мне в иерархию аттестовался сын Матвея Генриховича Циммера, Эльдар Матвеевич. Двадцать лет вчера исполнилось, поздравляю.

Он посмотрел на меня и кивнул слегка насмешливо. С соседних мест люди тихо сказали:

– Поздравляю.

– Сколько на самом-то деле лет? Двадцать тысяч? – продолжил он.

В зале воцарилась гробовая тишина. Холодок пробежал по спине.

Нет, я уже думал о том, что рано или поздно Общество узнает об этом. Что даже в самой законспирированной организации слухи имеют свойство распространяться. Кроме того, в зале, помимо меня, собралась почти вся верхушка Общества – доценты, профессоры, академики. Люди с наивысшим уровнем допуска.

И сейчас почти все смотрели на меня.

– Около того, – ответил я с места.

– А ну, поди сюда, – Давыдов поманил рукой. – Не бойся, тут все свои.

В зале раздались смешки. Да, я уже три месяца назад решил, что здесь будут все свои. Снова страх сцены – иррациональный, доставшийся от реципиента. Я поднялся по ступеням, и каждый шаг отзывался в мозге уже похожим шагом на «плаху» в похожем зал Камнерезного Университета, на которой кончилась самостоятельная жизнь прошлого Эльдара Циммера.

Я нашёл взглядом Эрнеста Голицына-старшего, тот удовлетворённо кивнул.

– Меня… зовут Эльдар Матвеевич Циммер, – начал я, не узнав свой голос. – Меня так зовут и звали почти во всех мирах и жизнях, которые я прожил. Миров много, несколько сотен тысяч, мы называем это Древом.

– Кто – «мы»? – спросила дама в президиуме.

– Работники Бункера. Секаторы и Лифтёры. Я – Секатор, наше сознание и душа, если хотите, вселяется в тела моих двойников. Нами управляет Верховный Секатор. Наша основная задача – контролировать рост и разделение ветвей Древа и обрезать лишние или заболевшие ветви. Такие, как эта.

– Твою ж… – выругалась дама.

– И чем же заболела наша ветвь? – осведомился Олег Евгеньевич.

– Она… – начал я, но диалог прервала скрипнувшая дверь в зал.

Высокая фигура не то в халате, не то в длинном плаще, мелькнула в проходе, уселась на последний ряд, послышался голос:

– С-сидите, с-сидите, – но было поздно.

Зал начал вставать, молча и синхронно. Господа в президиуме последовали примеру остальных в зале, хотя на лице Олега Евгеньевича отразилось недовольство, и он пробормотал:

– Его Величество же приказал сидеть, давайте не будем перебивать Эльдара Матвеевича. Продолжайте.

– Наш… этот мир пропитан магией. В нём существует высокий процент людей, способных к магическим действиям, нарушающим привычные законы физики, биологии. По правилам такой мир необходимо уничтожить.

– То есть в других мирах магии… как вы сказали, нет?

– Либо нет, либо в такой ограниченной форме, что не стоит и упоминать. Чаще всего я уничтожал миры, заражённые чем-то другим, в частности, людскими пороками. Но… на нашем мире я решил завершить карьеру, что могут подтвердить высокопоставленные члены нашего Общества.

– И давно вы здесь? – спросил Белоусов.

– С двадцать седьмого февраля. Помню, что мой реципиент стоял точно на такой же сцене в момент своего отчисления из ВУЗ… простите, из университета.

– И много вы уничтожили миров, юноша?

– Около двух сотен, насколько я могу помнить. Я помню более-менее хорошо только десяток последних жизней.

Посыпались ещё вопросы из зала: где расположен Бункер – этого я не знал, как я перерождаюсь, кто такие лифтёры, как устроены лифты и так далее. Спустя минут десять Олег Евгеньевич призвал к порядку:

– Господа, соблюдаем регламент. Зададите вопросы залу. Мы, собственно, вызвали Эльдара Матвеевича не только для того, чтобы он рассказал детали и подтвердил нашу старую гипотезу о Древе Миров. Нам важно мнение эксперта, который уже сталкивался с подобным явлением. Расскажите, что это за явление, к чему оно приведёт, как бороться, когда закончится…

– Честно – я наблюдал такое достаточно давно и могу лишь предполагать. Чаще всего я не доживал до фактической смерти мира. Точнее, до момента, когда Ветвь отсечена от Древа. Обычно отсечённая Ветвь уже лишена цивилизации, Земля уничтожена или физически, или хотя бы на уровне атмосферы и экосферы, и людей на планете почти не осталось. – У нас всё не так?

– Да, всё не так, – кивнул я. – То есть мир умирает лишь по одному из признаков, причём – не самому главному. По остальным – пока что всё более чем хорошо. Я и принял решение не уничтожать мир и пойти против воли Верховного Секатора, потому что мне впервые показалось, что это было бы неправильным решением.

– Так чем всё-таки вызвано это явление? Вашим появлением у нас? Какими-то вашими действиями?

Тут я задумался. Действия… Разумеется, самым очевидным и, в то же время, самым безумным ответом было бы наше вчерашнее занятие любовью. Хотя бы просто потому, что оно совпало по времени. Конечно, я уже думал об этом.

В зале раздались смешки. Вот же негодяи – подслушивают, подумалось мне. Нет, гипотеза, что акт любви, о котором мечтал мой реципиент, был первопричиной – выглядит слишком безумной. В прошлых мирах, которые мне приходилось убивать, мне очень часто приходилось совершать сакральное убийство какой-то важной персоны. Здесь же совершённое действие было практически прямо противоположное смерти – потому что любовь и смерть почти всегда лежат на противоположных чашах весов.

Но одно убийство я всё же совершил накануне. Убийство главного врага своего реципиента. Однако, и оно не вполне тянуло на подобное сакральное убийство – «Абиссинская школа познания» ну никак не тянула на структуру, управлявшую местным мирозданием и двигавшим местную историю. Вот если бы я прикончил Его Величество Николая Владимировича, или Его Величество вдовствующую уже пару столетий Елизавету Петровну…

Нет, дело не в этом. Дело совсем в другом, понял я.

И я озвучил то, в чём боялся признаться себе все эти недели.

– Я предполагаю, что после моего отречения от роли Секатора Бункер направил в реальность ещё одного. Другого Секатора.