Текст книги ""Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Смекалин

Часть II
Пилигрим

Двое из них начали стрелять сразу же. Меня спасло два фактора – перстень, отклоняющий пули, и молниеносная реакция, заставившая меня спрыгнуть с тротуара на обочину, в кусты, за песочную отсыпку.

«Боевой режим» включился мгновенно. Первое – пистолет в руку. Второе – понять, кто стреляет, кто главарь. Третье – первый выстрел. Четвёртое…

Вместе с четвёртым вмешалась и интуиция. Теперь «боевой режим» включал в себя и новые компоненты – мгновенно запустившиеся навыки. Мне хватило секунды, чтобы вспомнить мелодию и прокрутить в голове нужные строки. Навыки телекинеза и пирокинеза сработали одновременно: тот автомобиль, который был дальше от меня, дёрнуло вперёд, затем раздался хлопок, и капот объяло пламя, перекинувшееся на двух стоявших рядом парней.

Мне кажется, этого должно было быть более достаточно, чтобы пустить их в бегство – но нет. Я мельком увидел выражение лица одного из стрелявших, рядом с которым орали загоревшиеся компаньоны – и на их лицах не отразилось ни малейшего сомнения.

Они даже не думали отходить от горящей машины, даже не думали отогнать вторую. Зомби. Обычные мобы. Подосланные самоубийцы.

Вражеские пули тем временем впивались в землю очень близко ко мне. Я перекатился за бугор, выстрелил ещё раз – срезав сначала одного, потом другого, шагнувшего вперёд.

Выстрелил ещё и ещё, с неявным результатом – но на этот раз патроны в обойме кончились. Патроны, всегда надо проверять патроны – как можно было про это забыть! Что ж, пришло время переходить на холодное оружие.

Третий подошёл слишком близко, и я вынужден был вскочить, держась за перстень-щит. Признаться, я попросту про него забыл – когда прожил столько жизней во вполне привычной технологической среде, то сложно запомнить, что есть предмет, которое позволяет просто так останавливать пули.

Сначала я взмахом ноги в подбородок отправил шедшего ко мне в нокаут. Осталось трое. Пули замирали и падали в метре от меня, сам же я пришёл в движение. Перстень жгло, но подогнутый палец продолжал держать его – интересно, на сколько хватит заряда? Стреляли с двух стволов, с учётом выпущенных по земле – наверняка скоро будет предел из двадцати пуль, после которого он разрядиться. Сначала отбежал назад, подпрыгнул, сорвал со столба метровый указатель «Голицыно 300». Хороший, ровный край обкатанной пластиком жести, хоть и загнутый внутрь, но острый. Идеальное холодное оружие.

– Ля-ля-ля, ля-ля-ля… – снова пропел я, больше мысленно, чем вслух, и потянул рукой на себя.

Пламя взметнулось, перекинувшись на рубашку стрелка, стоявшего рядом с горящей машиной.

– Полиция! Прекратить стрельбу! – донёсся голос со стороны посёлка.

Но ждать подмоги было преждевременно. Осталось ещё двое – и один из них стрелявший.

Перехватив по короткой стороне, как дубинку, я саданул краем по шее нападавшего. Стрелок не двигался с места, несмотря на корчевшихся рядом с ним подельников.

Последняя пуля саданула по касательной, боль пронзила плечо. Перстень погас резко, как будто разомкнули невидимую цепь. Выставил вперёд перед лицом щит, прыгнул вперёд. Удивительно, но это сработало, больше психологически – стрелявший не стал стрелять через вывеску, хотя он бы с лёгкостью пробил бы её. Взмах, пинок в живот – указатель острым ребром выбил пистолет из рук, оставив рваные раны на лице и руках.

– А-а! – заорал он. – Где я⁈ Кто? Что это? Как больно!

Мгновенно прозрели и остальные – вопли стали осмысленнее, и из зомби враги превратились в несчастных, но живых людей. Ко мне уже бежал знакомый жандарм из проходной посёлка.

Бой был завершён, осталось разобраться с его последствиями.

Перво-наперво я вытащил из уцелевшей машины огнетушитель и потушил вторую. Затем присел помогать трëм раненым. Достал аптечку, запустил лекарский навык, чтобы минимально остановить кровотечение. Поселок всполошился – на стрельбу, помимо полицейского, выбежали двое, в том числе с двустволкой наперевес сосед-контрактник Степан Савельевич, вступивший в перепалку с полицейским:

– Не лезь! Это дворянские разборки! Лучше иди позови Голицыных или их дворецкого.

– Степан, не учи учëного! Я зафиксирую для себя, чтобы ни у кого претензий не было. Начальству передавать не буду.

– Я тебя уже три года знаю, хоть раз что-нибудь доносил?

Признаться, сначала я подумал, чтобы дать ходу официальным разбирательствам с полицией, но Степан оказался рассудительней. Очевидно, что в дело оказались втянуты тайные общества Треугольника, и полиция только усугубила бы подозрения.

В итоге полицейский позвонил кому-то, и вскоре подъехал дворецкий Голицына с парой рабочих, мешками и лопатами. Раненых закинули в машину и увезли, остальные занялись освобождением дороги от следов. Подоспел и Сид с Серëгой Пельменем.

– Барь, ты в порядке? – испуганный Сид подскочил ко мне и затем отпрянул, увидев трупы, сгоревшие у машины. – Что, опять? Как тогда?

– В порядке. Как тогда. Помогите коллегам лучше избавиться от следов.

– Не стоит, – твердо сказал дворецкий Голицына. – Леонарда Эрнестовича нет, но это не проблема. Доверьтесь мне, ваше благородие, я профессионал по решению проблем. Ложитесь спать. Хотя – машину оттолкать мы ваших мужиков попросим.

Когда я вернулся домой и уже готовился спать – позвонил Давыдов.

– Мне сообщили. Завтра утром, в десять тридцать – в министерство. Будет разговор.

Я решил поехать на «Атланте» один, не рассчитал и опоздал на десять минут – тут и утренние пробки, и непривычные маршруты, и традиционные для этой эпохи проблемы с парковкой в центре Москвы. Поэтому на аудиенцию в закрытый подвальный кабинет я влетел несколько взъерошенным.

Не то, чтобы я боялся встречи с начальством, этот страх – по крайней мере в обычных, земных жизнях я изжил давно. Просто я не люблю опаздывать, когда действительно лучше приезжать вовремя.

– Юноша, ведите себя ответственнее, – нахмурился Давыдов и протянул руку. – Я теперь вынужден перейти сразу к делу. Ваш случай – один из четырёх нападения на низших членов Общества за последнюю неделю.

– То есть это не…

– Не «Единороги». Мы после первого инцидента уже допросили вчера вечером четырёх их членов, включая вашего приятеля Игоря. С применением нейрочтения – они чисты. Это с большой вероятностью одна из сторон Треугольника.

– География?

– Помимо Москвы – Верх-Исетск, Санкт-Петербург и Владивосток. Места размещения консульств стран Северной Лиги и Восточной Клики. С одинаковой долей вероятности. Что им надо – точно неизвестно. Я терпеть не могу всех этих шпионских игр, Тайная Полиция уже подключилась, но когда нужные люди внутри их отдела узнают, что в дело замешано Общество – они спустят по тормозам. Поэтому решать всё придётся нашим братьям.

– Я так полагаю, что от меня что-то требуется?

Давыдов хлопнул ладонью по столу.

– Да. Требуется. Как мне сообщили сверху – вам теперь можно доверять. Вы проявили верность, к тому же являетесь наиболее ценным из указанных четырёх.

– Почему ценным? – осторожно спросил я.

– Банально по совокупности навыков и боевому опыту. Именно поэтому попробуем использовать вас как наживку.

Давыдов достал из-под стола небольшой, но выглядящий серьёзным не то сейф, не то большую шкатулку. Достал ключ, провернул замок, затем приложил отпечаток пальца в окошка. Дверка открылась. На красном бархате лежал чёрный браслет.

– «Пилигрим». Это устройство стоит миллион триста тысяч рублей. Его носят только члены императорской семьи, министры и верховные иерархи Общества. Интеллектуальная система обнаружения смертельной угрозы для человека. Анализирует в радиусе километра все виды оружия и эмоциональное состояние их владельца. В случае, если оружие и человек обращены против хозяина, происходит два действия. Хозяин телепортируется на пять метров от места срабатывания. Агрессор получает львиную дозу гормона сна и засыпает. Ну, к тому же, невидимость, пятиразовый щит от пуль и огня…

– Спасибо, Анатолий Алексеевич, – я кивнул и осторожно принял браслет. – Я надеваю сейчас же?

– Надевайте. Ваша задача как приманки – выманить их из страны, ваша профессия к этому как нельзя кстати подходит. Потрудитесь в ближайшее время брать как можно больше иностранных командировок – желательно в страны Европейского Полуострова или японской сферы влияния. Ваш руководитель получит соответствующее распоряжение. О каждой командировке – оперативно сообщайте Голицыну-младшему, он скоординирует поддержку группы захвата при передвижении.

– Честь имею, – кивнул я.

Хоть Давыдов и сказал, что не любит шпионских игр – я вдруг осознал, что весьма по ним соскучился. Мне приходилось быть разведчиком, дипломатом и тому подобным сбродом в прошлых жизнях. Отчасти поэтому мне до сих пор так близка казалась Курьерская служба. Но по сравнению с прошлыми жизнями – ставки были куда выше. Права на ошибку не было. Теперь после смерти я с большой долей вероятности уже не попадал в Бункер, а к недоброжелателям присоединялись и бывшие работодатели. Потому действовать требовалось куда осторожнее.

Ждать долго не пришлось – в тот же вечер Корней Константинович торжественно объявил:

– Так! Первая командировка стажёра. Эльдар, ты сегодня опоздал – будь добр, побудь наставником у Вероники.

А сам ещё и подмигнул. Вероника же неожиданно густо покраснела и подошла ближе.

– На какой климат собираться? Я такая неопытная в этих делах…

– На климат исключительно прибалтийский. Летите в Варшаву. И не смейте привозить мне янтарные бусы – у меня их уже целых шкаф.

«Доставка срочная. Драгоценный предметъ, ценность товара – 1420 рублей (в томъ числе 120 ₽ – доставка). Наименование – „Коллекционная статуэтка «Кабан», антиквариатъ, предметъ древности, 0 Кейта, Габаритъ… Весъ – 1,5 кг. Доставку производитъ: Делакруз В. В, Циммеръ Э. М. Адрес: Царство Польское, Варшавская Губерния, городъ съ особ. статусомъ Варшава, улица Гжегожа Бженчишчикевича, корп. 3“, Получатель: Поланский Роман Мойзешевич, граф».

– Роман Поланский, – пробормотал я. – Где-то я это уже видел…

Груз выдали в аэропорту два курьера из тульского отделения. Одного из них я уже как-то раз видел в нашем отделении – высокий, белобрысый, почти альбинос, чуть постарше меня. Он меня тоже узнал, усмехнулся:

– Ну надо же, тот самый Циммер. Моё почтение!

Вероника посмотрела на меня с уважением. Нашим грузом оказалась упакованная во вполне обычную небольшую коробку статуэтка не то кабана, не то тельца. Зачем она потребовалась упомянутому Полянскому – догадок, как часто бывает, у нас не возникло.

В этот раз первый раз случился перенос рейса на целых четыре часа. Поскольку мы с были с грузом, решили не возвращаться, потому что сдача на хранение съела бы все время. Остались в аэропорту, засели в кафе. Разговорились не сразу – Делакруз долгое время стеснялась говорить и упорно пыталась называть на вы. Только к самому самолету, чтобы скоротать время, мы начали рассказывать друг о друге.

Во-первых, я узнал, что родилась на острове Себу. Наполовину испанороссиянка – из переселившихся ещë до независимости в Аляску южнокалифорнийских беженцев, а наполовину – из народа вараев, которые живут совсем на другом конце Петринского архипелага.

Во-вторых, оказалось, что она из контрактного сословия. Училась в женской кадетной школе, служила в штабе на Филиппинах, в крупной военной части во втором по величине городе Себу-Орловске. На момент увольнения со службы получила диплом военной академии и звание старшего прапорщика.

Тут-то я впервые подумал о том, что возраст азиаток может быть обманчив. Впрочем, это для меня было неважным.

– Если были неплохие перспективы и звание, то почему тогда пришлось поменять работу? И, как я понимаю, город…

– Не стоит об этом, – она неожиданно поджала губы и посмотрела в окно.

Что ж, подумал я, в Курьерке, похоже, у всех свои скелеты в шкафу.

Общение с красивыми скромными девушками всегда приятно само по себе независимо от планов, установок и ограничений. Конечно, жаркая летняя погода в и без того жарком климате неуклонно добавляла пикантности беседе. На время перелета мы оба облачились в шорты, на мне была легкая рубаха, на ней – короткий спортивный топик.

А ещë пикантности добавляли отчетливо заметные признаки симпатии ко мне. Наука о языке жестов, микровыражениях и невербальном общении в этом мире то ли была недоступна широким массам, то ли вообще не была толком изобретена и структурирована: и действительно, зачем, если у небольшого процента есть навык чтения мыслей. Во время перелета Вероника залезла с ногами на сиденье, повернув колени в мою сторону, и наматывала волосы на палец.

– Я думала, вы… ты старше. А я для тебя, получается, вообще старуха. Мне двадцать шесть… уже почти двадцать семь.

– Ты очень, очень старая. Люди столько не живут, – кивнул я.

– А можно немного бестактный вопрос? Мне показалось, или у тебя что-то есть, или было с Аллой?

– Не показалось, было. Не стоит об этом, – я подмигнул. – На самом деле, у меня есть девушка, только она в Санкт-Петербурге.

Конечно, называть так Нинель Кирилловну в текущей ситуации было немного самонадеянно, но показалось, что будет верным.

– Любовь на расстоянии? А у меня в Москве так никого и нет. Правильно говорят, что Москва – город для работы, а не для свиданий.

Два часа полета прошли быстро. Случаев, когда Варшава в начале XXI века оставалась российским городом, за всю мою многовековую карьеру Секатора можно было пересчитать по пальцам одной руки. В лучшем случае – это была какая-то форма восточноевропейского союза с «нашими» (кажется, иногда и называемого Варшавским), но чаще всего – это была соседствующая и оттого настроенная весьма негативно держава.

Впрочем, здесь независимая Польша тоже имелась, да и сам город был сильно другой. Варшава располагалась по противоположным берегам вытянутого эстуария Вислы, соединённого километровым мостом. Западная Варшава, сформированая из речных островов и пригоррдов, являлась одной из двух столиц Республики, а восточная, историческая – одной из столиц Царства Польского в составе Империи.

Я понял и прочитал об этом достаточно поздно: Империя и называлась федеративной именно из-за трёх царств, входящих в неё – Русского, Польского и Финляндского. Каждое из царств имело независимые парламенты, кабинеты министров и долю экономической независимости. Конечно, более глубинным было деление и на уровне дворянских кланов, стоявших у власти, но в эти дебри я пока не лез.

По сути, это были две Варшавы, нечто подобное я видел пару раз с Берлином в мирах шестого Суперствола. Правда, здесь, судя по всему, власти поняли, что разделенные поляки – бомба замедленного действия. Потому старались удержать и тех, и других в зоне своего влияния, а жителям обеих Варшав позволялось свободно перемещаться через границу. Более того, здесь даже имелась работающая в особом режиме ветка метро, соединяющая обе половины города – правда, на ней мне в тот раз не удалось прокатиться.

Подобная практика здесь была распространена. Нечто подобное, насколько я мог судить по картам, было и с Киевом, и со Стамбулом, и с Вильнюсом.

В аэропорту позвонили Поланскому. Я уже привык, что по указанному телефону отвечает слуга, но тут ответил приятный мужской голос с сильным не то французским, не то польским акцентом:

– Так, так, Роман Полански у аппарата. Przy telefonie!

– Вас беспокоит подпоручик особого отдела императорской Курьерской Службы, моя фамилия Циммер.

– О, так-так, вы где? Под Варшава?

– Tak, – кивнул я. – Когда вам будет удобнее принять заказ?

– В любой удобный для вас время! – пропел он. – Улица прославленный герой Третьей Японской Войны Гжегожа Бженчишчикевича – на одной ветке метро от аэропорта, в микрорайон Каменек.

Уже было восемь часов вечера по местному времени, но я решил рискнуть и согласился отправиться прямо сейчас, «с колёс».

Пока ждал Веронику, переодевающуюся в туалете в форму Курьерки, решил на всякий случай посмотреть что-то в сети про нашего клиента. Телефон, подключившийся к Сети Царства Польского, торжественно сообщил об этом на двух языках вместе с извещением о конском повышении тарифа. Но я всё-таки заглянул в энциклопедию, чтобы подтвердить свои опасения.

«Романъ Мойзешевичъ Поланский, род. 4 августа ‎1933‎ (76 лет), г. Краков, Великая Польская Империя. Графъ Царства Польского (съ 1993 г.). Всемирно-известный кинорежиссёръ, известный по картинамъ 'Ребёнокъ Розалии», «Убийство», «Балъ Вампировъ», «Ханьский Кварталъ» и пр.

Родился въ семье иудеевъ, бежавшихъ изъ Парижа на волне роста антисемитизма, отецъ Мойзешъ Либлинхъ сменилъ фамилию на Поланский. Въ детстве после распада кратковременной Польской Империи, и последовавшей въ ходе оккупации северныхъ регионовъ Нормандией бежалъ сперва въ Вильно, затемъ – въ Вену.

…

Во время съёмокъ въ Холливуде, Калифорнийская респ., познакомился со своей второй женой, Шаронией Тейтъ. Шарония во время беременности пережила покушение сектантовъ-социалистовъ во главе съ Карломъ Мейсономъ, которого Романъ Мойзешовичъ лично застрелил изъ дробовика. Въ последствии по мотивамъ покушения былъ снятъ полудокументальный боевикъ «Однажды въ Холливуде».

…

Сенситивные способности Романа Мойзешевича характеризуются какъ «средние», среди публично-оглашённыхъ навыковъ присутствуетъ бителепатия и иллюзионизмъ. Въ кинематографическихъ кругаъ известенъ своимъ экстравагантнымъ нравомъ. Романа Мойзешевича характеризуют какъ «бабника, склонного къ групповымъ оргиямъ», утверждается, что со студенческихъ летъ онъ владеетъ искусствомъ очаровывать женщин, называя такой сортъ бителепатии «инкубизмомъ».

– Мда уж… Опять «парадокс», – пробормотал я, а затем наклонился к уху коллеги, чтобы перекричать шум метро. – Вероника, что ты знаешь про инкубизм?

– Ты хотел сказать – про суккубизм? – переспросила она. – Ну… Да, я им владею, говорят… только плохо. А кто рассказал?

– Ох… весёлая встреча ожидается.

Дальше был путь до небольшого таунхауса на берегу Вислы, и дверь открыла пожилая, но молодящаяся и улыбчивая дама.

– Проходит-те, Рома вас примет. Чай, кофе?

– Спасибо. Не откажемся от чая.

В гостиной, неброско, но со вкусом обставленной, были развешены не то репродукции, не то оригиналы полотен времён ренессанса с обнажёнными девами. Немного странной и неуместной показалась внушительных размеров кровать, стоявшая в углу помещения. Мы с Вероникой переглянулись.

– Дорогие гости! – получатель явился в расписном халате, распахнул руки, не то для объятий, не то просто в странном жесте, затем указал на кровать. – Присаживайтесь. Там будет удобней распаковать.

Супруга принесла чай на столик рядом с нами, зачем-то подмигнула и удалилась. Поланский присел рядом – сила, действительно, в нём чувствовалась, но несколько слабее моей. Впрочем, я заметил кольца у него на руке. Распаковали коробку – это оказалась странная бронзовая статуэтка кабанчика, которая совсем не выглядела антиквариатом.

– Так, так… всё на месте! – Полянский нащупал на заднице кабана крышечку, под которым оказался уже знакомый треугольный универсальный разъём. – Прошу вас, можете подвинуться?

Над нишей кровати в стене открылся лючок, за которым оказался компактный рихнер, провод от которого воткнули кабану в пятую точку. Тут же погас свет, а на противоположной стене открылся проектор.

«Инфотрагер», как здесь называли флешки, как это было вполне ожидаемо, содержал видеофайлы, а точнее, «фильмо-датэи», подписанные просто – 1-вид, 2-вид, 3-вид, 4-вид и 5-вид.

Он нажал на первое видео.

Зазвучала мрачная, неритмичная музыка. На кадре появились не то выцветшие, не то стилизованные под старину титры:

«Давидъ Линчукъ. Кролики».

– Восемьдесят девятый год… – расплылся в ностальгической улыбке Полянский. – Мой старый знакомый. Как давно это было!

На экране нарисовалась обстановка семейной квартиры с красно-чёрными обоями и паркетом, женщина в сером халате стояла и гладила бельё. На голове у неё была маска кролика с ушами. В комнату с закадровыми аплодисментами вошёл мужчина – в точно такой же маске.

Некоторое время между ними происходил диалог не то на польском, не то на украинском, не то на каком-то вымышленном славянском языке, после чего главная героиня скинула халат, оставшись полностью обнажённый, только в маске, и принялась заниматься с вошедшим оральным сексом. Музыка сменилась за трагическую, заиграли скрипки. Затем в комнате позади героини раскрылся шкаф, где оказался ещё один мужчина в маске кролика, только уже абсолютно голый. Он бодро шагнул к «крольчихе», и примерно на этом моменте Полянский переключил на следующее видео.

Всё ясно. Порнография. Мы провезли «запрещёнку». «Интересно», – подумалось мне. – «Кому за это может больше влететь – нам или Корнею Константиновичу?»

На титрах на этот раз отобразилось «Grüner Elefant». После титров возникли кадры не то замызганного подвала, не то вытрезвителя, но долго мы смотреть не стали. Полянский пробормотал что-то вроде:

– Не при дамах… нет, потом… skomplikowane, то есть, сложное кино.

– Я люблю сложное кино, – тихо сказала Вероника. – Но должна заметить, Роман Мойзешевич, что…

Я выразительно посмотрел на неё, и она замолчала.

– О, нет, не в том смысле, там… есть неприятные сцены. Вы позволите – я проверить оставшиеся два ленты?

– Конечно, это вполне вписывается в процедуру проверки товара, – кивнул я.

– Вообще-то не вписывается, – заметила Вероника. – Мы вообще не знали, что внутри будут фильм-датэи, да ещё и подпадающие под закон о нераспространении…

Мне хотелось бы поскорее закончить процесс, и я, хоть и предпочёл бы не командовать, но тут уже вынужден был перебить.

– Простите, ваше сиятельство, она у меня стажёр… первая командировка. Нет опыта работы с клиентами вроде вас.

Я взглянул на Веронику, мимикой изобразив не то сожаление, не то недовольство. Она замолчала. Полянский кивнул, переключил дальше. Высветилось что-то на сербском, и он снова тут же выключил, прокомментировав:

– Это новый фильм… тоже не стоит, там слишком… натуралистично.

Четвёртый фильм оказался чёрно-белым, зазвучала музыка, характерная для старинных триллеров. Хорошо поставленный дикторский голос зачитал:

– 'Доктор и карандаш, режиссёр Юрген Хаарбемастер, тысяча девятьсот семьдесят второй год".

– О… странно… – сказал Полянский. – Странно, зачем они добавили это сюда? Безусловно, шедевр, но это совсем другой жанр, к тому же – я это смотрел. Так, так, ладно, дальше.

Пятый, последний фильм оказался не то французским, не то на китайском – титры были на двух языках. Причём китайские иероглифы я прочитать не сумел. Правда, тут же прозвучал перевод на русском – гнусавым бубнящим голосом, так знакомым мне по эпохе видеокассет, которые я застал в некоторых постсоветских мирах.

– «Капризное арбузное облако. Фильм-мюзиклэ. Произведён Париж-ню-нуар-синема и Государственной кинокомпанией Государства Ся, город Синин».

На первых же кадрах показалась маленькая голая азиатка на кровати, вся облитая чем-то липким и сладким, не то поющая, не то стонущая от удовольствия Зазвучала этническая музыка, и на горло песни главной героини наступили, грубо воткнув в глотку здоровенный кусок арбуза.

Вероника сидела вся раскрасневшаяся, потупив взгляд. То ли она в принципе никогда не видела раньше такого «кина», то ли сама ситуация, что её заставляют это смотреть, её крайне смущала.

А может – и не смущала, а возбуждала. На экране в это время голые азиатки в заброшенном особняке продолжали есть арбузы и заниматься свальным грехом во всех возможных позах и разнообразным составом. Наконец, Вероника снова не выдержала.

– Ваше сиятельство, вы не боитесь, что ваша супруга войдёт и увидит, что вы тут занимаетесь просмотром… просмотром…

Поланский рассмеялся и отошёл к барному столику, оставив нас сидеть на кровати вдвоём.

– О! Мы с моей дражайшей супругой в молодости пережили столько разные приключения, с которыми не сравнятся нынешние кадры. Сколько их сейчас в кадре, раз-два-trje… втроём? Вчетвером? Знаете, были бы мы чуть моложе, а вы – чуть раскрепощённей… Шарония! Мон шер, tu ne veux pas voir (ты не хочешь посмотреть?), – крикнул он куда-то в сторону комнат, но ответа так и не дождался и обратился к нам. – Позвольте спросить, мой дорогой гости… а вы не пара? – расплылся хозяин в улыбке.

– Нет, ваше сиятельство! – вспыхнула Вероника.

– Я почти слышу у вас промежду строк слово «увы». Да, а жаль… такая красивая пара. И вы же наверняка нравитесь друг друг. Поверьте моё… моё чутьё. Может… вы станете пара? Хотя бы на один час?

Я поймал его взгляд и тут же почувствовал лёгкое жжение в области затылка. Зажгло палец на руке под перстнем, но это я понял только потом. Следующим действием я обнял Веронику за плечи и поцеловал в губы.

– Эльдар, ты точно хочешь этого?… – я услышал словно сквозь сон, в то время как расправлялся с последними пуговицами её блузки. Какая же противная у Курьерской Службы летняя женская форма – очень долго снимается.

Мы снова поцеловались, тут уже целовала она первой, моя рубашка уже тоже была расстёгнута, она сдёрнула расстёгнутый лифчик вниз. Наступило время нам обоим избавиться от лёгких летних брюк, как вдруг…

В глазах помутнело, затем голова резко закружилась, и я упал на пол. Нахлынула целая гамма чувств – тошнота, головокружение, судороги в конечностях, онемение затылка. Нечто подобное, только слабее, я чувствовал рядом с Елизаветой Петровной, сейчас воздух в гостиной буквально искрился от сенситивного напряжения. Я не сразу понял, что лежу рядом с барной стойкой, в трёх метрах от кровати, на которой спешно одевалась смертельно-испуганная Вероника.

Рядом валялся халат хозяина, рядом крутился упавший на пол нож для фруктов. Откуда-то не то снаружи поместья, не то с балкона раздался крик жены Поланского:

– Роман! Роман! Uratuj go! Jest w rzece! On się utopi! Спастите его! Он в реке! Тонет!

И только тогда я понял, что произошло.

– Телепортация. Грёбаный браслет…