Текст книги ""Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Смекалин

Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Андрей Скоробогатов,Сергей Якимов,Василий Криптонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 121 (всего у книги 350 страниц)

Глава 18

– Телепортатор, мать твою! У нас в команде телепортатор! – воскликнул я.

– Не выражайся, – сказал отец строго. – У нас в роду не принято.

Я заметил, что общаться при Степане он стал немного по-другому. Всë-таки он был главой экспедиции и официальным экзаменующим Степана. Ну и пусть, подумалось мне – я достаточно накомандовался за последние месяцы.

– У меня пока второй навык слабо, – зачем-то решил оправдался Степан. – Человека пару раз всего. И всего на метр максимум.

– Иногда этого достаточно, – кивнул отец. – К тому же это навык бесконтактной телепортации, который случается один на сотню миллионов сенсов. Что ж, допивайте-доедайте, и пойдём практиковаться.

Мы оделись и пошли во внутренний двор. Когда остались наедине с отцом на лестничной площадке, а Степан отлучился и затем догонял нас, отец сказал:

– Эльдар, Степан знает, что наша задача – найти определённого человека и человека с высоким сечением, но не знает, что это девочка пятнадцати лет. Мы это скажем чуть позже.

– Ты считаешь, что он неправильно поймёт?

– Возможно.

– У тебя хотя бы есть план на случай, если мы её найдём? Куда дальше?

– Есть, – кивнул отец. – Дырявый, как решето и опасный, как бритва, но есть.

Во дворе стоял «Атлант-1998», арендованный отцом – уже знакомых очертаний старенький внедорожник с чуть удлинённым кузовом, потолочным багажником и множеством самодельных примочек.

– Вот, одолжил у товарища, – пояснил отец.

– Мощный кенгурятник, – похлопал я по армированным трубам, торчащим перед бампером.

– Что такое «кенгурятник»? – чуть ли не дуэтом спросили отец и Степан.

Снова эти чёртовы малозаметные различия в лексиконе!

– Ну, вот эта вот дура.

– Антилопник, – поправил отец и отвёл к задней стороне машины.

Пятая дверь внедорожника выглядела по-особенному: была бронированной, наверху крепился какой-то не то тент, не то палатка. Но что больше всего бросалось в глаза – тонкая решётка на стекле из странного сплава с мелкими камнями на пересечениях и точно такая же стенка с решёткой, отделённая от второго ряда сидений.

– Матрицированная машина? Кем промышляет у тебя приятель? Охотник за головами?

– Охотник за головами, – кивнул отец. – В основном – за головами особо непокорных аборигенов, живущих в пригородах. Ну… что ж, приступим к испытаниям, Степан.

С этими словами отец порылся в сумке и вручил здоровенную гальку. Я с расстояния почувствовал, что в ней немало силы – это явно был аккумулятор на полсотни, а то и сотню кейтов.

– Что, прямо… сейчас?

– Да. Постарайся не выжрать всю силу. А то потом заставлю самому заряжать.

Степан кивнул, взял гальку в руку, приосанился, зажмурил глаза. Я инстинктивно шагнул в сторону от машины, но отец поймал за руку.

– Постой-постой, смотри на него.

Я смотрел, чувствуя, как растёт, кипит в нём сила, вытекая из камня через ладонь. Казалось, что вот-вот и я увижу это обычным человеческим зрением, но видимого спектра тут не было, нулевой навык хоть и имел свойство отдельного органа чувств, но ощущалось это по-другому.

– Не могу, – сказал Степан и шумно задышал.

– Ты зачем так сильно тужишься? Того и гляди – обделаешься от натуги, – без тени улыбки на лице сказал отец, затем протянул пластиковую бутылку воды. – На вот, утоли жажду.

Пол-литра «Колодезной слезы» было выхлебано за пару секунд, бутылка погнулась от давления, а затем с треском вернулась в привычную форму.

– Ты же хорошо помнишь мотив, который скрепляет навык? – подсказал я. – Может, попробуешь напевать вслух?

– Я стесняюсь… – признался он. – Неподобающая дворянину песня. К тому же, там упоминается ваша с Матвеем Генриховичем фамилия, и, подозреваю, вас эта песня изрядно достала.

– Ха! – воскликнул отец. – Кажется, я догадался.

– Звучит интригующе, процитируй? – спросил я.

Степан помотал головой. Отец крякнул и присел на «антилопник» – я понял, что сейчас будет какая-то короткая история.

– Ты знаешь, в иерархии нашего… – тут отец огляделся, нет ли вокруг посторонних, и сказал вслух, – Общества есть одно лицо, приближённое к Его Величеству. Меньшиков его фамилия, князь, из того самого рода. Процент сечения – не меньше пятнадцати, и когда я общался с ним лет семь назад, у него в тридцать пять лет было уже не меньше пяти навыков.

Фамилия эта была мне уже знакома. Во время нашего плавания на корабле как-то раз во время готовки Амелия рассказала нам с Самирой байку про Меньшикова, что-то про его страсть к аквариумным рыбкам, и про то, что он заказал у «Курьерки» доставку какой-то очень редкой гурами из Амазонского моря. Всплыло и прозвище, которое со слов Амелии прозвучало в адрес князя от одного из приближённых – вспомнилось, что мы долго рассуждали, почему его могли так прозвать.

– Частушечник, – вспомнилось мне. – Вот почему.

– Ты знаешь, да? – обернулся ко мне отец и продолжил. – Так вот, я позволю процитировать несколько его мотивов навыка, опустив определённые слова:

По реке плывет баржа,

На барже… кхм… моржа.

Он качает ластами

Между… кхм… астами.

– Смело, – кивнул я. – А ещё?

– Девка плавала в пруду,

Ей карась попал в… кхм…

Карася конечно жалко,

Но рыбалка – есть рыбалка.

– Предположу, что это что-то связанное с водной стихией?

– Криогенез, – кивнул отец. – Так что там, как?

Степан снова приосанился, схватился за булыжник. Я услышал мотив, проговариваемый, скорее, как некое заклинание.

А следом у меня возникли флешбеки не то из прошлой жизни, не то из жизни школьной и студенческой – действительно, вполне возможно, что однофамильцев в этом мире данная песня могла весьма раздражать.

– Хоп, мусорок, не шей мне срок. Машина «Циммера» иголочку сломала. Всех понятых, полублатных, да и тебя, бля, мусор, я в гробу видала!

Я уже был готов рассмеяться, но…

Внезапно в глазах побелело, меня шваркнуло о что-то тёмное, и я снова поймал весь спектр отвратных ощущений: тошнота, головокружение, судороги, онемение головы и шеи.

Только спустя пару секунд понял, что нахожусь внутри багажного отделения внедорожника. Но было и новое чувство – чувство полной беспомощности и потери навыка. Именно так я себя ощущал, когда на меня надели ошейник в японской подземной лаборатории. Клетка глушила навык, а ещё меня дико клонило в сон. Ноги подкосились, я ударился локтём и бедром о что-то твёрдое, поднял голову и с трудом привёл в порядок зрение.

– Твою ж мать! – я заколотил в дверь, увидев в окне довольные лица отца и Степана. – Вы совсем, что ли, сдурели?

Отец пару секунд возился с замком в двери, затем я наконец-то выпрыгнул из машины и вдохнул воздух полной грудью.

– А если бы я там помер? Если бы он промазал, и у меня нога куда-нибудь через стенку телепортировалась?

– Тут, сын мой, тебе следует поставить двойку по сенситивике. Либо – двойку твоим преподавателям из Верх-Исетска, – сказал отец, скорее для Степана – потому что о моих пробелах в знаниях он был уже давно осведомлён. – Навык телепортации так устроен, что невозможно причинить серьёзное увечья или создать угрозу для жизни прямо в момент телепортации. Всегда выбирается условно-безопасное место и положение тела. В кипящую лаву, на дно океана и так далее – телепортироваться или телепортировать живое существо крупнее бактерии невозможно.

– Четвёртый парадокс Столбовского. Это научная загадка, над которой бьётся ни один десяток учёных, – продолжил Степан. – Типа, где та грань, где телепортация может пройти с риском для жизни, и где этот риск для жизни после переноса возникает.

– Даже если так, я для вас кролик подопытный, что ли? – продолжал негодовать я. – Могли бы предупредить хотя бы.

– А ты бы согласился? – спросил отец.

– Конечно, – сказал я, но затем понял, что, возможно, вру самому себе. – Ладно, допустим, для чистоты эксперимента, учитывая, что планируем телепортировать сенса, который к этому не готов…

Я прикусил язык, вспомнив, что мы договорились с отцом не говорить лишнего про Ануку.

– Всё же, Матвей Генрихович… Кто он? Чем он провинился? – спросил Степан.

– Позже всё увидишь и расскажешь. А пока – нацепи цацки, и поехали. Потом в дороге ещё раз эксперимент повторим.

Нам со Степаном отец выдал аккумуляторы и кольца – «от сглаза», как он сказал, т. е. от гипноза. Показал арсенал – три мушкета, выглядящих старинными, топорики, несколько ножей и длинную не то саблю, не то мачете.

– Какие-то пушки старенькие, – сказал Степан, повертев в руках ствол.

– Какие были.

– Понятно, с современной оптикой и разными примочками местные умельцы могут отрубить, слышал о таком.

Первый день в пути прошёл достаточно спокойно. Мы миновали город и поехали в сторону побережья – более-менее приличная дорога шла там, рядом с русскими деревнями и прибрежными посёлками. В одном из них остановились на обед – спрятанный за забором, он выглядел скорее военной базой, чем тихим городком. Я заметил логотипы Приволжско-Уральского Газового Картеля и Собрбанка – присутствие империи здесь всё ещё сохранялось. Как и в соседнем Казанцеве, здесь было прилично горцев: кавказцев, каких-то малоопознаваемых северных народностей, но всё так же звучала русская речь, а местных, тонмаори, почти не наблюдалось. За обедом я всё-таки спросил отца, когда мы остались одни:

– Можешь объяснить смысл тренировок? Для чего нам именно такая машина с таким отсеком?

– Для Ануки, – вздохнул отец.

– Мне всё ещё кажется, что эта клетка больше для преступника, чем для девочки. Ты считаешь, что она не захочет идти с нами добровольно?

– А ты сам как считаешь? Она сбежала от Елизаветы Петровны и не выходит на связь с нами. Считает опасными, хотя ты и Искандер обходились с ней хорошо. Более того, к ней приехала мать.

– Хочешь сказать, на неё кто-то влияет? Загипнотизировал?

Отец кивнул.

– Думаю, да. Может, местные, тонмаори, может, кто-то из Центра Треугольника. Клетка может отключить вредное влияние, погасит навык внушателя.

– Но после клетки она ещё меньше захочет с нами общаться. Может, всё потому, что она лоза? Что её позвал очередное месторождение?

– Тише ты! – прошептал отец и нахмурился. – Это уже следующая проблема. Проблемы следует решать по мере поступления. Да, кстати, про лозу… Вечером покажу кое-что.

После посёлка мы свернули на дорогу в глухую лесную чащу. Дорога, что удивительно, была самой лучшей, что я видел за последние дни – асфальтированная, ровненькая, с фонарями и разметкой. Из встречных машин попался лишь один микроавтобус и пара грузовиков с незнакомой символикой. Слева возвышались горы, лес становился всё гуще, и заметно теплело, вскоре Степан хлопнул меня по плечу.

– Смотри, террасы! Те самые, в школе про них рассказывали. Здесь у первых тонмаори протогосударство было, но ещё до нашего прибытия всё заглохло. Знакомый в раскопках сидел.

На одной из гор действительно виднелись огромные ступени, словно сложенные великаном, на которых росли кустарники. Да уж, обнаружить внезапную параллель с древними майа или Камбуджадешей неподалёку от южного полюса было внезапным.

Путь закончился у шлагбаума небольшого завода. На заводе висел потускеневший герб Российской Федеративной Империи и таблички «Частная зона», «Арендованная территория».

– Это же… тупик? – опешил Степан. – Надо было час назад направо свернуть!

– Всё верно, сидите здесь, – сказал отец и выпрыгнул, чтобы пообщаться с охранниками.

Спустя пару минут прыгнул за руль обратно, и нас впустили. Я заметил, что на охранниках суперсовременная броня, а «пахло» от них весьма высоким процентом для простых вояк-контрактников – в районе тройки-четвёрки. Припарковавшись на большой полупустой стоянке, отец скомандовал:

– Степан, сторожи машину, можешь к охранникам в сортир сходить и чаю попить. Мы на полчаса отойдём.

Сам же схватил увесистый чемоданчик и жестом скомандовал, мол, идём. Я почуял, что идти предстоит в какое-то очень важное и секретное место.

Глава 19

Мы шагали между корпусов, некоторые из которых стояли заброшенными. Работников на территории почти не было видно, тусклый свет горел в паре корпусов и слышался тихий шум машин. Зато военных было предостаточно.

За одним из корпусов я заметил полузакопанные в землю и скрытые каким-то призрачным алгоритмом не то зенитки, не то комплексы ПВО. Мне были знакомы подобные территории – объект военного или стратегического назначения «легендировался» каким-то проходным заводом. Но я не задавал лишних вопросов, зная, что отец ответит на всё сам, когда потребуется. Либо не ответит – жажда раскрытия тайн этого мира, конечно, всё ещё владела мною, но не затмевала разум.

Огороженная территория сворачивала к оврагу, мы спустились по ступеням за дополнительные ворота. Отец трижды здоровался с военными по пути, один раз, у самых ворот, у него попросили заглянуть в чемодан и удволетворённо кивнули. Последний – накаченный, с сединой на висках – спросил про меня.

– Сын, – сказал Матвей Генрихович. – Действительный ассистент третьего ранга.

– Ниже второго ранга не положено, брат Матвей, – покачал он головой.

Отец вздохнул.

– Он уже видел. В Новом Израиле. И касался. И говорил с Акамантом на Курилах. Но порядок – есть порядок. Даря, подожди меня тут.

– Погоди… Эльдар Циммер, получается, так? Твой сын? Я помнил, что того парня звали Эльдаром. Значит, пришёл познакомить?…

Он подошёл ближе, «принюхался».

– Семь с половиной процентов… Четыре навыка в двадцать лет, значит?

– В девятнадцать, – зачем-то поправил я, решив не упоминать про пятый, «морозный» навык.

– Неплохо. Значит, в любом случае – кандидат на повышение уровня. Проходите, под твою ответственность, Матвей. Только скажи отпрыску, чтобы не лез близко.

Он нажал что-то на браслете, открыл ворота. Мы пошли вперёд, к небольшому пустырю, за которым виднелось что-то вроде подстанции с кучей высоковольтного оборудования. Столбы с проводами уходили за забор и шли дальше в ущелье.

Я уже начал догадываться, куда мы идём, а когда гул где-то впереди, а также жжение на коже лица и груди усилились – озвучил догадки.

– Значит, не лезть близко. Иначе будет что?

– Непредсказуемые последствия для процента сечения. И риск стать…

– Акцептором? – вспомнил я слово.

– Примерно так, – сказал отец и остановился.

Я тоже встал, как вкопанный. То, что я полагал пустырём, оказалось иллюзией. Вместо голой площадки размером в футбольную (или, может, байсболльную?) передо мной возвышался приземистый бетонный саркофаг с покатой крышей, высотой метров в десять. Зенитные орудия и пулемётные турели по бокам, дополнительная защитная сетка наверху.

И герб Империи на бронированной двери. Отец подошёл и ввёл код, проворчав:

– Напридумывали электроники… сенсам не доверяют. Ну-ка, взгляни вот в это окно.

Сканер сетчатки, сканер отпечатка пальца, ещё какой-то сканер, и, наконец, дверь отодвинулась в сторону. Я ожидал увидеть за ней мощное высоразрядное оборудование, но там оказалось вполне обычное офисное помещение. Тамбур, где дежурил обычный на вид дедушка-вахтёр – лысый, с бакенбардами, в старинном сюртуке, почитывающий газетку, за ним – кухонная зона. Отложил круглые очки, улыбнулся отцу:

– Матвей Генрихович, сына, получается, на экскурсию привёл… Идёмте, скиньте одежду вон туда. Чаю?

– Воды разве что стакан, ваше благородие.

– И мне, если можно, ваше благородие, – кивнул я и подал руку поздороваться. – Эльдар Матвеевич, рад знакомству.

Старик руку пожал, но не назвался. Процент сечения у старика был высоким, как и почти у всех на территории, и мне подумалось – простой ли он вахтёр? Или, может, директор?

Или – хранитель? Привратник, понял я. Пусть он будет привратником.

Отошёл к кухне, налил два гранёных стакана кристально-чистой, ледяной воды. Интересно, подумалось мне между делом, кто в этом мире был автором дизайна гранёного стакана? Может, Ефим Смолин и Вера Мухина тоже были парадоксами?

– Принес? – привратник обратил внимание на чемодан. – На сколько?

– Двенадцать по пять тысяч и пара поменьше, – отозвался отец и собрался показать, но старик жестом остановил его.

– Шестьдесят, получается… Ну, это быстро. Сам зарядишь?

Отец кивнул, допил залпом поднесённую воду и пошёл к просторным дверям напротив входных. Привратник выдал на пару наушников – явно с каким-то матрицированным секретом, открыл двери, и вот там-то я увидел примерно то, что ожидал.

Было шумно – не так, как могло бы быть, но достаточно. С головы до ног обдало жаром, как если бы зашёл с мороза в недра котельной. Только вот жар был особенный, пробирающий до костей и вызывающий бурю гормонов.

Зал уходил под землю на пару десятков метров, огибаемый балконом. На тесной площадке не то сидело, не то стояло четвёро людей, взявшихся за руки и опутанных проводами.

А между ними внутри стального цилиндра бешено вращался на подшипниках не то столб, не то штифт огромного винта, уходящий в механизму под полу.

«Ядерная станция», – мысленно усмехнулся я. Только вот «ядром» тут называли вовсе не ядро атома, а вот эту вот четвёрку сенсов, «ядро преобразования» магической энергии в механическую. Я почти видел, как к ним через весь зал к полупрозрачной перегородке идёт толстый жгут энергии, помеченный тонкими кольцами, свешенными с потолка, и пропадающий в метровом отверстии.

– Ух… – поёрзал плечами отец. – Ну, что ж, начнём!

Он отстегнул и положил в карман наручные часы – я давно заприметил их и уже подозревал, что они матрицированные. Вот только не думал, что они выполняют роль глушилки. Отец был куда сильнее, чем мне казалось – вместо трёх-четырёх процентов я тут же ощутил не то девять, не то десять.

Во время одной из предыдущих бесед я спросил его, сколько у него навыков, и он ответил, что «достаточно», и что точно больше трёх. Но сейчас он заметил немой вопрос у меня в глазах и кивнул. Крикнул, почти в ухо.

– Да, Даря, у меня девять и семь! Выросло после первого общения с драконами. Это была одна из причин, почему я покинул вас с мамой – мне попросту опасно находиться с вами.

– Получается, навыки… Общение с драконами – раз?

– Кинектирование – два. Оно у всех в нашем роду. Бителепатия, не очень выраженная. С лекарским навыком всё сильно хуже, чем у тебя, но ссадины лечить получается. Артефакторное матрицирование я открыл всего пару лет назад, помог мне раскрыть один из ваших преподавателей казанцевского университета. Ещё… пара боевых приёмчиков, не очень приятных. Позже, возможно, покажу. Идём!

Я вгляделся в лица четвёрки, вращающих вал генератора. Одетые в робы наподобие халатов, они полусидели-полулежали в слегка наклонённых ложементах, повторяющих изгибы тела. Двое парней, двое девушек, все не старше тридцати, с короткими волосами, в хорошей физической форме. Молча, с закрытыми глазами, они лежали с каким-то непонятным блаженным выражением на лице. Нет, парализованные так не лежат, подумалось мне. Это не акцепторы, не жертвы – это что-то вроде тягловых лошадок, запряжённых в мельничный ворот.

– Одна из немногих ядерных станций, совмещённых с месторождением! – пояснил отец. – Обычно жгут уходит на десяток километров.

– Что будет с ними? – кивнул я на компанию.

– Сменный график! Меняют по одному раз в несколько суток! Не беспокойся за них.

Мы прошли до тесному стальному балкону до перегородки, где виднелась ещё одна бронированная лифтовая дверь. Где-то позади послышалось голос «привратника» из динамика:

– Дошли? Открываю?

– Да! – отец махнул рукой.

Двери открылись, и к жару на коже и ладонях добавились мурашки, бегущие по спине.

Сила клубилась вокруг, словно снежная вьюга, касаясь протуберанцами то ног, то туловища. Во второй секции зала стоял стеклянный саркофаг, над крышкой которого которым нависало что-то вроде небольшого мостового крана. Несколько толстых труб виднелись в стенах, и заметно было, что некоторые из них сделаны недавно и как будто бы на скорую руку – видимо, энергетические жгуты шли не только в соседний отсек, но и куда-то далеко, в другие энергоблоки. От самого саркофага уходили во все стороны провода и трубки, виднелось несколько экранов, на котором я заметил схематичный человеческий силуэт и график кардиограммы.

График кардиограммы зачастил, как только мы перешагнули порог. Пулемётная турель в верхнем углу зала зажужжала сервоприводами и хищно повернулась на нас. Мне почему-то показалось, что это сделал кто-то: кто-то очень сильный и властный.

– Постой-ка тут, сынку! – крикнул отец в ухо. – И не снимай наушники! Алёнка тебе не рада!

– Алёнка⁈ Это ты про этот плотоядный цветок?

Отец вздохнул, я взглянул на его лицо – выражение оказалось непривычным. Мне показалось, или на нём были слёзы.

– Это я про сестру свою единокровную! Тётушку твою. Она акцептор здесь! Уже пятнадцать… шестнадцать лет! С самого начала строительства!

– Вот же… Я не знал, отец!

– Теперь знаешь, – сказал он. – Стой здесь. Или вон – присядь.

Я уселся на широкую батарею, только после этого осознав, что реальная температура в помещении была не сильно высокой – не выше градусов пятнадцати. Потоки сенс-возмущений от месторождения и энергетического жгута вызывали ощущение, как будто бы здесь очень жарко, хотя жарко не было.

Был огромный соблазн подойти поближе и заглянуть вниз, в пульсирующий цветок первичного месторождения силы. Тётя Алёна, думал я. Я знал только про тётю Мариэтту, и никто, включая её, из родных ничего не рассказывали про ещё одну тётю. Ещё одна семейная тайна? Отец выкладывал на специальный движущийся столик камни и амулеты из чемодана и что-то говорил – грустно, тихо и долго, примерно с таким выражением разговаривают с усопшими на кладбищах. Но учитывая его навык бителепатии – это запросто мог быть диалог. Показывал на меня, не то знакомя, не то рассказывая что-то. От безделия я заглянул в телефон – он не работал, превратившись в кирпич. Да уж, будет грустно расстаться с привычным гаджетом, но знакомство с тётушкой, упакованной в кокон инопланетным плотоядным цветком – возможно, того и стоило.

Столик уехал ближе к центру зала, разместившись под невидимым жгутом энергии. Постоял там минут семь, затем уехал обратно. Отец упаковал камни обратно, распрощался, раскланялся, затем махнул мне рукой.

Рассказывать начал только когда мы уже вышли из здания и шли к машине, где нас уже ждал Степан.

– На шестнадцать лет младше. Батяня мой, Генрих Кристофорыч, нагулял на старости лет. От мещанки из Верх-Исетска, родом с севера Пермской губернии. На мануфакторе мобильных телефонов трудилась. Рано померла у Алёнки мать, воспитывалась у Мариэтты в тайне, как же – нельзя герою Третьей Японской подобные адьюлтеры на публике светить. Как семнадцать исполнилось – поступила на геолога и поехала в экспедицию сюда. Романтика в голову ударила. Ну и стала лозой. А затем – жертвой.

– То есть, ей не выбраться?

– Не знаю. Может, и выживет. Может, и отпустит Цветок – примерно пятьдесят на пятьдесят. После цветка обычно не уходят так просто – кто-то умом трогается, кто-то дар речи теряет, и почти все – остаются с нулевым навыком. По тем обрывкам мыслей, которые я слышу – она счастлива. Тем более, сейчас на месторождениях жертвам умельцы сеть подключали, она порталы разные смотрит, фильмы… Но…

Он развернулся и посмотрел на меня, не дойдя пары метров до машины.

– Думаешь, почему я та за Ануку переживаю? Не хочу я девке такой же участи.

– Верю. Ты поэтому впервые в Антарктиде оказался?

– Да. Правда, были ещё и дела газового картеля, а потом… – он потрогал воротник. – Но если бы я не приехал сюда за этим всем – не раскрыл бы навык драконьего языка.

Когда мы уже ехали по трассе, я вспомнил ещё один эпизод диалога и рискнул озвучить его при Степане.

– Что за кандидатура к повышению ранга? Я думал, это происходит как-то плавно, само собой.

– Ну… нет! – усмехнулся отец. – Хотя бы раз переход из ранга в ранг в Обществе осуществляется через… видел тех четырёх?

Холодок снова пробежал по спине.

– То есть… мне предстоит…

– Годовая вахта. Готовься через пару лет, при переходе на второй или первый ранг ассистента. Все в Обществе через это прошли, и я – в том числе.

Да уж, ехать с подобными мыслями и новой информацией о предстоящем было весьма некомфортно. Но я успел задремать, прежде чем мы не встретили первые серьёзные неприятности на пути.