Текст книги ""Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Смекалин

Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Андрей Скоробогатов,Сергей Якимов,Василий Криптонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 350 страниц)

“Вы снова пишете съ ошибками! Увы, я тоже соскучилась по вамъ, но мне надо ехать къ репетитору. Къ тому же Альбина сегодня куда-то отпросилась, а съ другими изъ дворовыхъ я не готова…”

«Надо было вычеркнуть Альбину», – усмехнулся я про себя, но решил не портить ребятам праздник. К тому же, возможно, слова про репетитора были правдой, а не какой-нибудь странной отмазкой. Это в живом общении я умел разгадать женскую ложь, и то, как выясняется, не всегда. А в переписке за буквами может стоять что угодно – от искреннего сожаления до очередного желания покрутить парня на коротком поводке.

«Ничего, дорогая, – подумалось мне, – ещё не известно, кто на поводке – я у тебя, или ты у меня».

В этот момент в ворота настойчиво постучали.

– Эльдар Матвеевич! Это Леонард Голицын. Есть один разговор. Не терпящий отлагательств.

Первое, что я вспомнил, услышав совершенно непривычный для моего радушного соседа тон – это ту недорисованную картину в подвале у Эльзы Юлиевны. «Вполне вероятно, что контр-адмирал был другом Голицына», – подумалось мне. Выйдя за порог дома, я почувствовал, что иду на казнь.

Глава 3

Было не по сезону сыро и холодно, накрапывал мелкий дождик, и я пожалел, что не взял куртку – вышел в толстовке и брюках. К небольшой моей радости, контр-адмирала среди людей за моими воротами не оказалось. Их было четверо – Леонард Голицын, худой пожилой мужчина в чёрном плаще и два мордоворота, одетых по-летнему, в одинаковые синие футболки с незнакомой униформой. Я спросил:

– Доброе, надеюсь, утро. В чём дело?

– Пройдёмте в мой особняк. Это не займёт много времени. Я бы предложил проехаться, но моя машина в ремонте, а запасную ещё везут.

Мы, молча, зашагали по разбитой дороге дальше по улице, вдоль пустых и застраивающихся участков. Было тихо, лишь где-то на опушке леса кричала какая-то птица.

– Кто это кричит? Всё хочу узнать, – спросил я, чтобы разрядить напряжённую обстановку.

– Козодой, – отозвался мордоворот.

– Нет, это перелётный попугай, – предположил высокий мужчина. – Помню, в детстве, мы ловили таких на берегу Оки…

– Ты ещё скажи, что это феникс, папенька. Зимородок это, – сказал Леонард. – Попугаи ещё не прилетели.

Папенька? Я резко развернулся.

– Эрнест Васильевич, ваша светлость, простите, не признал вас…

– Пустяки, – князь пожал мне руку. – Моё лицо теперь куда реже мелькает в передовицах журналов. К тому же, мой отпрыск не представил нас.

Хорошо, что угадал с отчеством – с этим могли быть проблемы. От сердца немного отлегло. Князь Голицын – как-то вечером успел навести справки в сети. Заместитель председателя правления Поволжско-Уральского Нефтегазового Картеля, один из крупнейших землевладельцев Поволжья, меценат, лучший антикризисный менеджер, инвестор одного из частных космодромов… С одной стороны, тот факт, что столь влиятельное лицо присутствовало на мероприятии, вселяло надежду на то, что мероприятие не будет являться моей казнью. Вряд ли контр-адмирал стал привлекать к такому пустяку столь высокопоставленное лицо. С другой стороны, сам факт присутствия столь высокопоставленного лица говорил о том, что причина моего вызова может быть куда более серьёзным, чем простое покушение на честь адмиральской супруги.

Одиночные коттеджи заканчивались, начинались пустые, поросшие бурьяном участки. Лес и поместье Голицына-младшего приближались, впереди показался высокий решётчатый забор с колючей проволокой. Всё выглядело как временное, потому что в паре сотен метров уже виднелась бригада, которая строила кирпичную стену. Охранник резво выскочил из маленькой будочки и открыл ворота.

Впереди, несмотря на ранний час, кипела работа. Пара строительных кранов, десяток строительных контейнеров с рабочими. Небольшой экскаватор, который размеренно рыл не то канал, не то пруд перед усадьбой. Помимо самого здания, строили и длинный гараж, и какую-то высоченную башню, и ещё пару небольших коттеджей – видимо, или гостевых, или для прислуги.

Рабочие, завидев нас, принимались изображать бурную деятельность. Я заметил, что большая часть из них – среднеазиаты и кавказцы, совсем как в привычных мне стройках Основного Пучка. Некоторые отрывались от занятия и кричали:

– Здравствуйте, сударь. Здравствуйте, ваша светлость!

– У меня почти все – мещане, свободнонанятые бригады, – не то пояснил, не то похвастался Голицын-младший.

– Я уже высказал на этот счёт своё мнение, сын, – достаточно сухо прокомментировал Эрнест Васильевич. – Меняй бригады. Чередуй крепостных и мещан. Будет куда эффективнее. А где-то можно и смешанные поставить.

– Смешанные есть. Кровельщики, например. Сколько не искал мещан – одни крепостные этим занимаются, удивительно!

– Ну, это особенный рынок труда, – кивнул Голицын-старший. – Итак, юноша, мы пришли.

Мы прошагали по деревянному настилу и разбросанным строительным поддонам до самого поместья – оно было огорожено дополнительным деревянным забором. Здесь к нам присоединилась ещё парочка мордоворотов.

Мы вошли в просторный, но ещё совершенно сырой холл. С одного угла на небольших лесах шпаклевали стены двое ребят, в другом – резали штроборезом канавки для электропроводки. Всё это было мне знакомо – в строительстве я разбирался неплохо. Все трое работяг мигом сдриснули, едва хозяева махнули пальцем.

– Обыщите его, кстати, – скомандовал Эрнест Васильевич, немного небрежно махнув на меня. – Я, конечно, просканировал. Но вдруг он… сами понимаете. Без обид, юноша.

Удивительно, когда он меня мог просканировать? Кольцо на палец я успел натянуть только перед самым выходом, а цепочка всегда была на мне. Неужели она помогла?

Один из хмырей прощупал меня, пошарил по карманам и обнаружил пистолет на поясе.

– Смотри чего! – он резко отдёрнулся назад. – Ну-ка, малец, руки!

– Он – дворянин, Иван! – Голицын-младший нахмурился. – Обращайся, как подобает.

Князь добавил:

– И пусть оставит эту ерунду на поясе. Там всего три патрона. И алгоритм защиты настолько старый, что… А вот колечко… Колечко я попрошу снять, молодой человек. Положите, скажем… вон на ту стремянку. Я попрошу Ивана постоять рядом и посторожить его. Договорились?

Мы прошли дальше, прошагали по голой, без перил, лестнице вниз. Там, в пеноблочных стенах без отделки уже были установлены бронированные двери с характерной прорезью и маленьким окошком. Рядом в кресле дежурил ещё один боец.

От вида этих перегородок кровь стыла в жилах. Камера. Меня ведут в камеру, понял я. Суммарно я провёл за решёткой, наверное, сотню-полторы лет жизни за мои двадцать с чем-то тысяч. Я знал, что это не конец, но ни за что, ни при каких условиях не пожелал оказаться там снова.

Может, ещё остался последний шанс сбежать?

– Не следует, – сухо сказал Голицын-старший. – Прошу, не надо. Не требуется!

Дверь камеры распахнулась. Неприятно заныло в ушах – как от ультразвукового отпугивателя грызунов, хотя я предположил, что причина в работе защитных артефактов. Внутри горел свет, стояла грубая кровать с загаженным матрасом. Самодельный столик, грязный стул, весь в строительной пыли. Ещё один стул с дыркой в сиденье…

Я вздохнул с облегчением, поняв, что камера уже занята. На кровати лежал, отвернувшись к нам спиной, пожилой мужчина в одной футболке.

– Поднимись, – приказал Голицын-старший.

Мужчина поднялся и обернулся. Это был тот самый лысый старик, который пытался загипнотизировать меня. На его лице были синяки, на конечностях – ссадины и многочисленные кровоподтёки. Признаться, в этот момент я мог бы испытать жалость к нему. Если бы не знал, что он – мой враг.

– Он? – спросили почти дуэтом старший и младший Голицыны.

– Он, – кивнул я.

Дверь камеры с грохотом захлопнулась.

– Пойдёмте отсюда, – скомандовал старший. – Да, очень мощный старик, рецидивист. Работал на английскую разведку, потом был в бегах, потом отсидел восемь лет… Сейчас вышел, и, видимо, совсем туго с деньгами. Не представляете, какую смешную сумму эти… “Единороги” ему заплатили. Восемьсот рублей! Ради такой мелочи рисковать свободой…

– Полагаю, я теперь вам больше не нужен? – спросил я.

– Увы, юноша, нет. У нас к вам есть ещё один разговор. Пройдёмте.

Мы проследовали в соседнее помещение. Всё та же черновая отделка, всё те же узкие потолочные окна. И одинокий колченогий стул по центру комнаты.

– Садитесь. Присаживайтесь.

– В чём дело?

– Пока ни в чём, – сухо ответил Эрнест Васильевич Голицын. – Но есть одна маленькая деталь, которую нам следует уточнить.

– Общество, – как-то само вырвалось у меня.

– Уйдите. Все! – скомандовало Голицын-младший охранникам.

Те послушно удалились в дальний конец коридора.

– Господин, которого мы взяли, сообщил, что интересовался вашей персоной вовсе не с целью приобретения высоко-сенситивной крепостной. Это прикрытие. Настоящая цель операции – вымогать у вас некий дневник. Как выясняется, вы с юных лет интересовались деятельностью отца во благо… Империи. И собирали некоторые данные. Которые, благодаря высокому проценту сечения не могли быть так просто изъяты из вашего сознания. Итак, что вы знаете?

– Я очень мало знаю про… вашу организацию. Признаться, я понятия не имею, где дневник, и что в нём…

– Вы лжёте, юноша, – ещё более резким тоном сообщил князь и подошёл ко мне почти вплотную.

– Коснитесь моих висков, ваша светлость. Я всё равно вижу, что вы собираетесь это сделать. Сейчас, погодите…

С этими словами я выудил из-под одеяния цепочку и бросил на пыльный пол. Голицын-младший коротко хохотнул.

– Эльдар Матвеевич, это бижутерия. Ну, многие дворянские особы не сильно разбираются в матрицированных предметах, вы же это изучали, я вчера смотрел ваши оценки. Сглаживающий аккумулятор силы. Весьма слабенький. Толку от него…

– Юноша пытается показаться честным, – кивнул Голицын-старший, разминая и растирая сухие пальцы. – Запиши это плюсом в его… личное дело, сынок.

Пальцы коснулись моих висков. События последних недель пронеслись как в бешеном калейдоскопе – суд, стычка со спортивными фанатами, перелёт, мать, собеседование, Нинель Кирилловна, фотография Нинель Кирилловны в нижнем белье, Алла, поцелуй с Аллой, жена контр-адмирала…

– Хм, – хмыкнул князь. – Полная каша. Какие-то рихнер-игрушки, девушки. Эльза Юлиевна?.. Неплохо. Но самое неприятное, я вижу работу Светозара Михайловича Гастелло. Его почерк. Весьма неприятная личность. Почему вы не сказали, что взаимодействовали с ним?

Леонард кивнул.

– Мы присылали вашей матери точные инструкции, что от него следует держаться подальше. Почему она их проигнорировала?

– А я знаю? – немного резко ответил я. – Вы же видели, что этот Светозар что-то сделал с моей памятью. Я половину знакомых не узнаю. Да и матушка моя не производит впечатления последовательного человека. Он принадлежит к враждебному… клану?

– Тëмная лошадка, – сказал Леонард. – Мы следим за ним, он – за нами. Его воздействие на вас представилось нам крайне интересным. Говорите, его случайно предложила вам ваша матушка?

Отец с сыном переглянулись. Затем князь усмехнулся и обернулся к сыну.

– Знаешь, как там всë было, Леонард? Я предполагаю. Этот индус напросился к ней в клиенты, приобрел парочку картин, попутно прорекламировал свои услуги. Специалистов его уровня и с его навыком по Москве – пара десятков. Не удивительно, что госпожа Циммер вспомнила и нашла в записной книжке именно его.

– Так он же не индус, а мулат? – сказал Леонард.

– Да? Да какая разница. Ладно, – Голицын-старший повернулся ко мне. – Итак, продолжим. Молодой человек, вам известны… истинные причины развода ваших родителей?

– Я был ребёнком, – сказал я. – Догадываюсь, что причиной были супружеские измены. Отца, а возможно, и матери тоже.

Я уже догадывался, что причина несколько сложнее и как-то связана с происходящим, но озвучивать не стал. Князь кивнул.

– Хорошо. Тогда, полагаю, вам следует рассказать небольшую историю.

Глава 4

Голицын-старший несколько угрожающе прислонился к дверному косяку, уперев руки в боки.

– В общем, супружеская измена была лишь предлогом, официальной причиной. Как будто иные дворянские пары на рубеже сорокалетия не погуливают налево! Главной причиной была информация, которой он с вами поделился. Он рассказал слишком много лишнего. Того, что нельзя рассказывать не то, что ребёнку, не приученному хранить секреты – вообще никому. Даже близким людям.

– Но как это могло послужить причиной развода?

На лице князя появилось раздражение.

– Не перебивайте, юноша. Когда факт передачи информации несовершеннолетнему, да ещё и лицу с высоким процентом сечения стал нам известен, мы предложили несколько вариантов. Во-первых, глубокая очистка памяти – примерно то, что совершил с вами Светозар Михайлович.

На этот раз он выдержал паузу. Я промолчал про то, что память у моего реципиента стёрлась совсем по другой причине и парой дней ранее, произошедшего и всё же озвучил:

– Полагаю, отец был против и предпочёл второй вариант?

– Именно. Подобная операция весьма опасна для неокрепшей психики. Он выбрал второй вариант – минимизировать общение с сыном, а сына включить в число кандидатов на вступление в Общество. Под его ответственность. Именно тогда он начал чаще ездить по дальним командировкам.

Я усмехнулся.

– Но как это могло вызвать развод?

– Случилась ещё одна оказия. Оказалось, что, помимо прочего, вы вели некий дневник. В который весьма подробно записывали весьма интересные знания. Причём дневник, судя по всему, являлся матрицированным предметом, иначе бы мы смогли его выявить в ходе удалённого обыска. И ещë более неприятным явилось то, что ваша мать эту информацию прочитала.

Мурашки пробежали по спине. Я представил, что могло произойти после. При всем уважении к обществу светских львиц – умение хранить государственные тайны у дам из этой среды было минимальным.

– Ясно, и вы стёрли ей память. Так?

Голицын-старший резко развернулся.

– Не мы. Ваш отец сам ей стёр. Вернее, заблокировал. Возможно, пока она спала, возможно, поймав нужный момент. И, как он нас заверил – уничтожил дневник. Но вскоре она поняла. Догадалась, в общем, что у неё есть пробелы в памяти и кто это мог сделать. Возможно, он дополнительно заблокировал ей ещё какие-то воспоминания. Так или иначе, это всё хорошо легло на почву измен и очередного кризиса отношений.

Признаться, я на тот момент не решил, как отнестись к этой информации. С одной стороны, это Общество своими правилами заставило моих родителей пойти на развод. С другой стороны, мои родители были разведены в большинстве реальностей, в которых мне довелось побывать. Слишком разные черты характера и разные интересы у них были, лишь в жёсткости им обоим не было равным. Не произойди этого инцидента с дневником – возможно, другие противоречия всё равно бы разрушили брак. Сейчас куда больше интересовало другое.

– Я всё ещë кандидат? – спросил я.

Князь улыбнулся – на этот раз достаточно неприятно.

– Обычно мы не отвечаем на этот вопрос, но скажем прямо – примерно двухсотый в очереди. И поскольку ваши способности и успехи в учёбе остаются весьма посредственными… при всём уважении. Но по ряду характеристик, а в первую очередь, по проценту сечения, как следует из досье, вы лучше многих.

Я кивнул и поднялся со стула.

– Понимаю. Я на пути исправления. И я не спешу. Так я могу идти? Дневник, как мы выяснили, уничтожен. Вы узнали, что хотели?

Князь подошёл и грубовато положил мне руку на плечо, предлагая сесть обратно. Затем наклонился и проговорил чётко и отрывисто.

– Увы, есть один момент, который нам нужно уточнить. Я увидел, что вы ничего не знаете про дневник. И наш общий знакомый мулат с испанской фамилией выполнил всю неприятную работу, оставив у вас лишь остаточные знания об… Обществе, – кажется, он впервые сказал это слово вслух. – Поэтому информация о дневнике у «Единорогов» могла быть устаревшая. Но если вдруг, молодой человек, вскроется, что вы всё-таки смогли сохранить этот дневник, сохранить эти данные, и если ваш отец каким-то образом нас обманул…

Он сделал многозначительную паузу. Я убрал руку с плеча и кивнул.

– Меня прикончат. Это вы хотели сказать, ваша светлость?

– Ну… Почему сразу прикончат, – князь нахмурился. – Вы нас не знаете, но мы не головорезы с большой дороги. Даже к подобным маргиналам, как этот, – он махнул в сторону решёток, – мы относимся с почтением и чаще всего даруем ему жизнь. Просто дайте знать. Принесите этот дневник. Мы сами решим, что с ним сделать.

Князь умолчал о том, что решение будет касаться, в первую очередь, моего отца, который своим фактом обмана ещё меньше понизит степень доверия к себе.

– Уверяю, этого дневника больше не существует, – твёрдо заявил я.

– Ну, что ж, Эльдар Матвеевич, мне понравилось общение с вами, – Голицын-старший расплылся в улыбке. – Уверен, что вам тоже полученная информация показалась весьма любопытной. И уверен, что вы не будете общаться ни с кем по поводу тайн, которые вам довелось здесь услышать. Прошу прощения за небольшой дискомфорт и неприятное место. Полагаю, наша встреча не последняя. Сынок, проводи нашего гостя. И верни ему кольцо. Я хочу ещё раз пообщаться с нашим пленником, возможно, после этого мы его отпустим…

Он достаточно кровожадно захрустел морщинистыми тонкими пальцами, разминая их.

– Пойдёмте, мой друг… Не сердитесь на папеньку и не бойтесь его, он достаточно последователен и принципиален, но бессмысленной жестокости никогда не проявит, – сказал Леонард, когда провёл нас по лестнице. – Всё забываю спросить, как вам мои саженцы? И какие планы у вас по поводу вашего земельного надела?

Я терпеть не мог такие резкие переходы на менее значительные темы, это всегда казалось мне лицемерием, но тему про садоводство и гражданское строительство поддержал. От стройки до моих ворот меня отвезли уже на машине, хотя идти было меньше половины километра. Заметив моё возвращение на представительной машине, подошёл Степан Савельевич, ветеран папуа-новогвинейского конфликта.

– Ты, получается, с Голицыными вась-вась, да?

– Нет, Степан Савельевич, вам показалось. У нас возникли… некоторые разногласия, но всё решилось мирно.

Ветеран насторожился.

– Ты с ними осторожнее. Мафия – они, самая настоящая. Я к тебе чего пришёл-то… Рассада арбузная нужна? Лишних шесть кустов осталось. Московский сорт, у меня в прошлом году без парника выросла.

– А давайте! – усмехнулся я. – Возможно, вся та ерунда, что творилась со мной в последние дни, потому что у меня не было арбузной рассады.

– Буддист? – хмыкнул сосед. – Веришь в карму?

– Нет. Разве что в жизнь после смерти.

Принесённую рассаду я полил и пока расположил на подоконнике, решив выждать пару дней, когда станет потеплее. Затем приоделся, привёл себя в порядок и вызвал такси до родительского дома.

На «Дворянском пути» я впервые попал в пробку, небольшую, но весьма неприятную, и потерял двадцать минут. Когда она уже почти закончилась, пришёл звонок от маман:

– Ну, где тебя черти носят?! Гости уже прибыли.

– Гости? – усмехнулся я. – Ты мне говорила о каких-то гостях? Я предполагал, что мы пообедаем вместе, без посторонних.

– Предполагай дальше. Мал ещё предполагать. Тебя Сид везёт, что ли, на колымаге своей плетётся?

– Нет, я на такси. Мама, мне неудобно разговаривать. Я буду примерно через полчаса.

Менее всего я бы хотел, чтобы там оказалась чета Гильдебрандт, хотя такая мысль пришла почему-то первой. Но цепочка нелепых совпадений свернула совсем не туда.

Любезно принявший мою куртку в гардероб Фёдор Илларионович проводил меня в гостиную. А в гостиной за обеденным столом сидела незнакомая мне женщина лет пятидесяти, кавказских кровей, в роскошном ожерелье… и моя сокурсница Самира. В лёгком платье без верха, с удивительной причёской и вилкой в руке.

Увидев меня, она закашлялась.

– А вот и наш сынок, зацените, какой классный! – маман, неожиданно ставшая чрезвычайно-дружелюбной, грубовато обняла меня за плечи. – Ну-ка, встаньте рядом? Ну, встань! Всё хотела посмотреть, какой красивый контраст получится. Я же всё-таки специалист по живописи, а тут – такое событие.

Я до сих пор ещё плохо разбирался во всех межрасовых тонкостях этого общества, но предполагал, что ситуация несколько сложнее, чем в других посещённых мной вариантах России. Не всякая альтернативная Россия имела такие обширные африканские колонии. К тому же Самира мне казалась последней в списке представительниц иной расы, над которой хотелось бы шутить на эту тему. Потому реплика матери мне показалась бестактной, и я на всякий случай намекнул:

– Не думаю, что Самире будет приятно обсуждать её цвет кожи, маман.

– Мы… знакомы, – тихо добавила Самира.

Матушка проигнорировала и мою, и её реплику.

– Ладно, не хочешь вставать, садись. Сейчас кормить тебя с дороги будем.

Мама и вторая гостья – очевидно, что они с моей однокурсницей не были кровными родственниками – переглянулись и засмеялись.

– А мы знаем! Как узнала, что дочь Мариам тоже пошла в Курьерскую Службу, решила – как здорово, надо обязательно встретиться!

– Падчерица, – уже чуть громче сказала Самира. – Не дочь. Мариам – моя мачеха. Не стоит стесняться этих слов, Валентина Альбертовна.

Мариам немного погрустнела, когда услышала это.

– Ну, рассказывай, негодник. Как учёба? Опять отчислят тебя? – маман беззастенчиво ущипнула меня за бок.

– Нормально, – ответил я. – Я бы даже сказал – отлично.

У меня создалось впечатление, что ответ был не особо важен – для маман важно было показать, что её сынок, мой реципиент, умеет говорить. Пожалуй, нет ничего более нелепого и стыдного для девятнадцатилетнего парня, чем насильственная попытка сватовства в традиционных семьях. Матери очень плохо чувствуют грань, за которой презентация жениха превращается в задорное обсуждение курьезов из детства.

– …Книжный червь, – сообщила мама. – Сядет и читает, читает, читает… Мультфильмы еще все свои японские. Ну, сейчас их все смотрят. Как там его… про динозавров, напомни, сынок?

– …Очень животных любит. В детстве гуляешь с ним – присядет, букашечку разглядывает. Я думала, биологом станет. А помнишь, первый раз на лошадь посадили, а, Эльдарик? А ты свалился. Ой, и рева было!

– …По дому ничего не делает. Сид, как пчёлка, бывает, за ним прибирается, а он даже готовить не умел. Сейчас, что ли, научился? Где ты там сейчас живёшь? Снимаешь избушку, Сид сказал? Надо бы мне с инспекцией к тебе…

– Не снимаю, а купил. Не стоит.

Я понимал, что пытаться спорить и вставлять уточняющие комментарии бесполезно. Да, собственно, и бессмысленно – Самира была, разумеется, роскошной девушкой, весьма необычной, но однозначно не являлась ни первой, не второй по значимости моей целью для интереса. Монолог моей матушки продолжался.

– …Плавает тоже плохо. Однажды с батюшкой его… Муж от меня ушёл, вы знаете, да? А в лет двенадцать повёз вот этого вот на лодке кататься. И решил его в воду кинуть, представляете, ну, чтобы научить. Так Эльдарик тонуть начал! Воды нахватался, сознание потерял, ничего, откачали – ладно, у отца навык соответствующий.

– …Самиру, наверное, в школе обижали? Нашего обижали. Потому и в Москву сбежал. Ну, его там тоже обижали. Один раз, правда, он отпор дал, подрался там с кем-то. В туалете.

– …Он у меня скромный. С девицами – ни-ни! Была у него одна влюбленность в школе… но не сложилось, переживал, плакал.

Тут Самира осмелилась добавить, видимо, устав от потока нелепостей:

– Ну, я бы поспорила. Про скромность.

– Да?! – матушка очень удивилась. – И что он учудил?

– Чуть не наставил рога высшему офицерскому чину, – мрачно произнёс я. – А затем спасался от него, переодевшись в дворецкого.

У меня очень редко чешется язык, но, признаться, я не выдержал. Я снова ходил по грани, потому что знакомых жён контр-адмиралов среди знакомых маман было не так много, и определить можно было без труда, о ком идёт речь. Но, так или иначе, эта моя реплика подействовала нужным образом. За столом повисла немая пауза. Её прервала матушка, расхохотавшись:

– Ох уж вечно он что-то выдумывает! Это из одной твоей книжки? Или рихнер-игрушки?

– О, какая вкусная утка по-шанхайски! – воскликнула Мариам, видимо, устав от абсолютно неумелой презентации моей матушки и решив сменить тему. – У вас есть знакомый повар-японец? Где ваша дворня научилась так хорошо готовить?

Разговор пошёл о кулинарии, ресторанах и подборе крепостных. Самира, доев очередное блюдо, выразительно на меня посмотрела и сообщила:

– Простите, я отойду ненадолго…

– Да-да, дорогая, конечно, – сказала мать. – Фёдор Илларионович вас проводит, если что.

– Я провожу, – поднялся я с места.

Во-первых, мне хотелось исследовать свою комнату, пока мать занята разговором. Во-вторых, как мне показалось, пришло время расставить точки над «i». В коридоре, едва выйдя за дверь, Самира выдохнула с облегчением и перешла на шёпот.

– Господи, как великолепно кормят, но какая же твоя матушка… душная.

– Ты, надеюсь, понимаешь, что я понятия не имел, что здесь будут гости, и тем более не предполагал, что тут будешь ты?

– Понимаю, конечно! Я сама в шоке. Ну и… что ты думаешь?

Она скромно потупила взор.

– Пройдём наверх, а то услышат, – предложил я и провёл её по винтовой лестнице во флигель поместья.

– О, тут балкончик! Подышу свежим воздухом, – сообщила Самира и выглянула наружу. – Никак не могу привыкнуть, что в Москве так жарко даже весной…

Балкон был достаточно тесным, и разместились мы достаточно близко.

– Я не знал, что у тебя у отца…

– Мать умерла достаточно рано, я была совсем маленькой. Мариам появилась в его жизни шесть лет назад. Она была моей учительницей русского. Она очень хорошая, мы – отличные подруги. Ну, так?… что думаешь?

– О чём? О тебе и обо мне? Об этом всём мероприятии? Ну, ты – красивая девушка… Особенная.

Я сделал паузу, подбирая слова.

– Но есть Алла, – с пониманием кивнула Самира.

– Причём здесь Алла? Просто, я полагаю, после таких насильственных методов свести двух молодых людей и такой презентации – ничего хорошего в современном обществе не получится. Мы должны принимать решение узнать друг друга поближе, только когда сами этого захотим. Тем более, мы – будущие коллеги.

Самира положила ладонь на мою руку, лежащую на парапете.

– Ты держался великолепно. Ну и выглядишь намного более зрелым, чем многие сверстники. Знаешь, к какому по счёту жениху меня сегодня привели?

Я взглянул на её руку, не отдёргивать не стал.

– К двадцатому? Я думаю, твоя красота вполне предполагает возможности для манёвра.

– К шестому. Знаешь, что попросили четверо из предыдущих, когда мы продолжили общение в переписке? А переписка, позволю заметить, велась тайком с телефона Мариам! Отец запрещает мне пользоваться гаджетами.

– Попросили показать грудь? – смело предположил я.

– Да! – кажется, она впервые за всё наше общение выглядела возмущённой. – Они, блин, предложили сфотографировать и послать им мою грудь! Голую! И это мальчики дворянского сословия. Ты знаешь, первому из них я послала… А уже у второго спросила – а зачем?

– Действительно, зачем? – я наигранно пожал плечами.

– Говорят: хотим посмотреть, какие у афророссиянок цветом…

Она коснулась груди, видимо, забыв нужное слово.

– Очень важный вопрос, конечно.

– Слушай, а знаешь что! Вот какого?!

Она развернула меня к себе лицом, а затем резко, буквально на две секунды оттянула верхний край лёгкого платья, который был на резинке.