сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 193 страниц)
- Почему это? – нахмурился Рикон. – Это что, русалки? Русалки не настоящие, они только в сказках бывают. И…
Лохматик оскалил клыки и низко, угрожающе зарычал.
- Поднимай парус, - приказал Давос Оше. – Постараемся идти как можно быстрее. – Спина пульсировала, мерзла и горела. Если он позволит себе поддаться панике, все пропало, поэтому он погреб быстрее.
Оша вскочила и достала парус. Это вряд ли сильно поможет: у карры была всего лишь одна мачта. Но парус хлопнул и запел на усиливающемся ветру, пока она неумело вязала узлы. Одичалые не были мореходами.
- Проверь, как у меня получилось, сир, - сказала Оша, запыхавшись. – Давай, я возьму весла, и ты сможешь…
В это мгновение из-под воды вырвалась истлевшая рука.
Рикон взвизгнул, метнулся назад и упал на Лохматика, который зубами схватил своего хозяина за воротник и оттащил подальше. За рукой показалась вторая, и еще, и еще. Вокруг лодки начали всплывать упыри. Прогнившая плоть мокро блестела, из-под разорванной одежды проглядывали кости. Мертвяки таращились пустыми глазницами и лязгали зубами. Некоторые вцепились в лодку, а другие начали карабкаться на нос. Мертвецы в воде. Боги, смилуйтесь, смилуйтесь, смилуйтесь.
- Одичалые, - выдохнула Оша, пытаясь веслом спихнуть одного обратно в воду. – При жизни они были одичалыми. В деревне рассказывали… четыре тысячи одичалых, даже больше… направлялись в Суровый Дом… на побережье за Стеной…
А теперь все они мертвы. Давос не мог позволить себе думать, только действовать. У него все еще был стеклянный нож, но на упырей он действовал меньше, чем на Иных. Огонь, тут нужен огонь. Но на утлой лодке посреди ледяного океана, когда враги окружают со всех сторон, добыть огонь было невозможно. Но нужно как-то прогнать их, нужно…
Один из мертвецов слепо потянулся к Рикону. Мальчик снова взвизгнул и ударил упыря, а Лохматик прыгнул вперед так сильно, что едва не перевернул лодку. Волк схватил сопротивляющегося мертвяка зубами, а тот яростно брыкался и бился, словно насекомое, насаженное на булавку. Оша сражалась на баке, а Давос ударил ножом упыря с перерезанным горлом, который карабкался на корму. Тот упал с сильным всплеском, так что рябь пошла на дюжины ярдов. Их тут сотни. Это нечестно. Нечестно!
Времени на раздумья не было. Лодка качалась и поднимала брызги, все больше рук высовывались из-под воды. Если они пробьют днище, все пропало. Еще один упырь полетел за борт, Давос полоснул ножом другого, Лохматик разорвал третьего, и они все еще сражались, а мертвецы все лезли и лезли. Лодка оказалась крепче, чем выглядела, а потом…
Потом Оша исчезла.
Вот она опасно балансировала на носу, изо всех сил отбиваясь от мертвых одичалых, а потом раздался приглушенный вскрик и тяжелый всплеск. Рикон выскочил туда, где она стояла, но Лохматик утащил его обратно, хотя на этот раз мальчик яростно сопротивлялся.
- Оша! – кричал он. – Оша, Оша!
Она мертва, я не могу спасти ее, она погибла. Но Давос очень хорошо знал, где бы он был сейчас, если бы Оша в тот раз так же подумала о нем. И прежде чем он успел сказать себе, что это самоубийство, он прыгнул за борт.
Вода сомкнулась над ним. Было так холодно, что он сразу закоченел, а тяжелая одежда тянула ко дну. Он открыл глаза, чувствуя, как их жжет соль, и увидел Ошу в десяти или пятнадцати футах внизу, в руках мертвеца, утягивающего ее на дно. Ее глаза тоже были открыты, изо рта вырывались пузыри от крика.
Давос примерился и нырнул.
Он яростно греб ногами, вокруг него кишели бледные трупы. Упыри нависали над ним, злобно ухмыляясь. Он уворачивался, не теряя Ошу из виду и протягивая к ней обе руки. Человек может выжить в такой холодной воде не больше четверти часа, а у него точно не хватит сил продержаться под водой так долго. Но он ее не отпустит.
Он оттолкнулся от воды еще сильнее. Оша билась все слабее, глаза ее закатились. Еще один мощный рывок – и Давос схватил ее и потянул за собой. Черные пятна замелькали у него перед глазами. Вверх, выше и выше.
Давос вынырнул наружу, захлебываясь и хрипя. Сердце бешено колотилось, дыхание со свистом вырывалось изо рта. На одно мгновение он оцепенел от шока, но потом рывком встряхнулся и поплыл.
Оша была еще жива, когда Давос втащил ее на палубу, но едва дышала. Ее кожа была мертвенно-бледной, глаза закрылись, дыхание выходило медленным журчащим свистом. Он перевернул ее на спину и нажал кулаками на живот, выталкивая из нее воду, но ее тело оставалось безжизненным, словно тряпичная кукла. Лохматик остался их единственным защитником от упырей, которые – возможно, это было лишь распаленное воображение Давоса, - похоже, начали отступать. Рикон спрятался под шкурами на корме. Хоть он был и очень храбрым для своих пяти лет, но кругом царил сущий кошмар.
Давос повернул Ошу лицом вверх и прижался губами к ее рту, пытаясь вдохнуть воздух в ее легкие. Это не помогло, воздух просто вышел наружу, когда он оторвался от ее губ. Давос попытался еще раз, отказываясь терпеть поражение, и вновь безуспешно. Они определенно набирали скорость. Над головой показались звезды.
- Она не может умереть, - жалким голосом сказал Рикон. – Не может умереть.
Как мало ты знаешь, летнее дитя. Давос снова попытался вдохнуть в нее воздух, и еще раз, и еще, потом сжал ей сердце, как много раз делали его товарищи моряки, чтобы вернуть к жизни тех, кто казался захлебнувшимся насмерть. Но все было бесполезно. Изо рта у Оши вытекла струйка воды, голова запрокинулась, и она вытянулась, глядя в небо такими же пустыми глазами, как поверхность поднимающейся луны.
Она умерла. Давос бессильно сел в лодке, оплакивая женщину, которую узнал только недавно. Она спасла мне жизнь, а я не смог ее спасти. Он про себя поклялся духу Оши, что ее жертва не будет забыта, что Станнис назовет ее в числе героев, когда взойдет на трон.
- Оша? – сказал Рикон, все еще надеясь. – Оша?
- Она умерла, малыш. – Голос Давоса звучал глухо и невнятно. Он сильно дрожал под мокрой, обледеневшей одеждой. Более того, нужно было выбросить тело за борт, и немедленно. К ней прикасались упыри, и конечно, она восстанет после смерти.
- Нет. Нет, не умерла. Я не позволю! – Рикон вскочил на ноги и попытался подбежать к телу своей защитницы, но лодку качнуло волной, и он упал. Давос поймал его, а Рикон яростно сопротивлялся, колотя его маленькими кулачками и крича, чтобы Оша проснулась. Но она не проснулась. Тогда он заплакал и рухнул на Давоса, лягаясь и колотя его, злясь на мир, который отнял у него все на свете.
Давосу ничего не оставалось, как крепко обнять его. «Ночь темна и полна ужасов», - чарующе прошептала Мелисандра. – «Еще не поздно, луковый сир. Спасайся. Ты не должен становиться одним из них. Тебе не нужно жертвовать мальчиком».
«Но вы бы это сделали», - ответил ей Давос про себя, и его сердце обливалось кровью. – «Вы бы принесли в жертву Эдрика Шторма, если бы я не отослал его прочь».
«В королевской крови есть сила», - ответила она, как и всегда. Он увидел ее глаза, так же неестественно красные, как у упырей – голубые. Но наваждение исчезло, остались только луна и звезды, плачущий Рикон и воющий Лохматик. Ветер раздул парус, мертвяки и Скагос исчезли вдали, и они поплыли в сердце надвигающейся ночи.
========== Бриенна ==========
Ветер дул уже пять дней без перерыва. Бриенна даже надеяться не могла на такую удачу. Ялик мощными рывками мчался по Красному Зубцу, а когда ветер стихал, Бриенна садилась на весла и гребла, пока руки не начинали отваливаться. Когда-то в прошлой жизни она уже везла Джейме по этой реке, и тогда все было по-другому. В тот раз, даже ненавидя его, она спасла его от лучников Робина Ригера. Ради леди Кейтилин, а не ради него. Теперь же даже сама мысль о леди Кейтилин жгла словно клеймо, а что до Джейме…
По крайней мере, он жив. Бриенна сделала остановку в одном из мелких городков на реке и обменяла свои последние гроши на чистые повязки и горшок липкой темной мази, которую, по словам торговца, он взял у целительницы с востока, которую все называли «магги». Когда Бриенна смазала этой мазью раны Джейме, тот пришел в себя настолько, что смог пожаловаться на запах, и это придало ей сил, но лишь бесконечная тяжелая работа по управлению лодкой удерживала ее от малодушной паники. Старший Брат вылечит его, он должен.
Она соорудила для Джейме самое удобное ложе, какое смогла, сделав из их плащей импровизированный гамак. Чувство вины подгоняло ее хуже бича. Она всегда осторожно выбирала места для ночлега, и останавливалась только когда темнело настолько, что невозможно было плыть. Как бы она ни мечтала обеспечить нормальную постель и лечение для Джейме, это было слишком опасно. Они слишком приметная пара.
Наконец ее настиг шок от всего происшедшего, и Бриенну начали преследовать кошмары, в которых она видела изуродованное лицо и горящие глаза Кейтилин Старк. Она спала сидя; в лодке не было места двоим, чтобы лечь, а она не хотела тревожить Джейме. Ее мышцы все время ныли от боли, а в горло словно песка насыпали. Иногда она пила речную воду, чтобы утолить жажду, но вода эта на вкус была омерзительна и отдавала тухлятиной. У них почти кончилась еда, и Бриенна отдавала Джейме последнее, поддерживая ему голову и держа хлеб у его губ, пока он не глотал. Иногда он делал попытки отказаться, но она не позволяла ему, уговаривала, умоляла и даже угрожала, пока он не бормотал: «Глупая, упрямая, храбрая женщина». Однажды он улыбнулся ей и сказал, что когда они наконец доберутся до места, он хотел бы попробовать собачатину с лимоном, а потом прошептал, что до Дорна они вряд ли доедут, и снова впал в беспамятство.
По расчетам Бриенны, через несколько дней они должны добраться до Тихого Острова. Красный Зубец впадает в Крабий залив, так что нужно просто плыть по течению. Раз Джейме еще не умер, поддерживаемый зельями Тороса и «магги», похоже, смертельная опасность ему уже не угрожает, хотя его рана и выглядит ужасно. В течение бесконечных часов Бриенна шептала молитвы за здравие обоих Ланнистеров – и брата, и сестры. Она бранила себя за неискренность, зная, что молится за Серсею только из-за глупой надежды, что это как-то спасет Джейме, но все равно продолжала молиться.
Бриенна уже некоторое время точно знала одну вещь, но избегала размышлять о ней, страшась своих чувств. Она была влюблена в Джейме так же сильно, как когда-то в Ренли Баратеона, а может быть, и сильнее. Раньше это не имело смысла, а теперь приобрело огромный смысл. Она любила Ренли за обаяние, галантность и хорошие манеры, за красивое лицо и торжествующую улыбку. Он был единственным, кто не обращал внимания на ее безобразие и неуклюжесть, кто смотрел сквозь кольчугу и кожу, кто, казалось, не замечал меча, которым она могла побить любого. Ее чувства были искренни, ей нечего было объяснять и не за что извиняться. Это была девическая любовь, целомудренная и далекая от плотских отношений. Я сражаюсь как рыцарь и люблю как рыцарь. Хотя все равно никогда ей не стать «сиром».
Джейме был совершенно иным. Трудно найти другого человека в Семи Королевствах, который был бы полной противоположностью Ренли. Как и Ренли, Джейме внешне выглядел как истинный рыцарь, и по иронии судьбы его самым рыцарским поступком было убийство чудовища, в которое превратился Эйерис Таргариен. Но именно из-за этого убийства все считали чудовищем его самого. Я и сама назвала его чудовищем, когда мы плыли этим же путем.
И все же, несмотря на все его деяния, хорошие или дурные, Цареубийцу нельзя было назвать чудовищем. Бриенна слишком хорошо его знала, видела его силу и слабость, и Джейме стал для нее настоящим человеком, цельным (несмотря на отсутствие руки), каким Ренли никогда не был. Джейме не сомневался в том, кто он есть, делал, что ему вздумается, бросал вызов всему миру, но в то же самое время в глубине души боялся, что мир примет этот вызов. Часть его души и часть ее души перемешались, так что Бриенна не могла сказать, что принадлежит той девушке, которой она была раньше, а что – женщине, которой она стала. И если Джейме Ланнистер – трижды проклятый Джейме Ланнистер – захочет ее, ему достаточно просто попросить.
Но она не могла избавиться от стыда, что полюбила человека, которого леди Кейтилин так презирала, и не без причины. Когда любовь и стыд сталкивались в ее сердце, Бриенне хотелось кричать, словно ее раздирают надвое. Единственным облегчением для нее становилась работа – она гребла все быстрее и быстрее, пока лодка не начинала гудеть от скорости и все ее тело не пронизывала боль. По крайней мере, физическую боль она могла выдержать, хотя ее полуоткушенная щека иногда болела так, что слезы сами текли из глаз.
Один или два раза она едва не призналась в своих чувствах вслух, просто чтобы стало легче, но каждый раз отказывалась от этой идеи. Джейме то приходил в себя, то терял сознание, и для Бриенны была невыносима мысль о том, что он может ее услышать. А поскольку это по ее вине он лежит здесь весь израненный, он не примет ее слова всерьез и решит, что это просто муки совести. Или, еще хуже, пожалеет. Или отпустит какую-нибудь легкомысленную шуточку в своем духе, и окончательно разобьет ей сердце.
Буря мыслей так ошеломила Бриенну, что на шестой день пути она с удивлением обнаружила, что совсем рядом открываются серо-голубые воды Крабьего залива. На севере виднелись горы Долины, с заснеженных вершин спускались белые клинья льда, и она вдруг поняла, что очень давно не видела зелени, ни одного листика, цветка или плода. Даже нижние склоны гор и предгорья были покрыты снегом, а в городе лорда Харроуэя, который Бриенна обошла стороной, из каминных труб поднимался дым. Джейме начало трясти, поэтому она сняла с себя плащ и осторожно прикрыла его.
Еще час непрерывной гребли, и они выплыли в устье реки, а там наконец достигли и Тихого Острова. Бриенна выпрыгнула за борт, чтобы вытащить лодку, и оказалась по колено в холодной соленой воде; почти неделю она не сходила на берег, и ноги отказывались ее слушаться. На холме собрались несколько бурых братьев, они с любопытством смотрели на пришельцев, но никто не окликнул их, соблюдая обеты. Монахи молча ждали, пока она неловко поднимала Джейме на руки, а потом взбиралась к ним на холм. Тяжело дыша от напряжения, она сказала:
- Мне нужно видеть Старшего Брата. Немедленно.
Бурые братья переглянулись, а потом одновременно покачали головами.
- Что? – Тревога пронзила Бриенну словно копье. Она возлагала все свои надежды на его помощь. – Он заболел? Он умер? Прошу вас, я знаю, вам нельзя говорить, но я Бриенна, Бриенна Тартская, он знает меня, я уже была здесь, с септоном Мерибальдом, Хилем Хантом и Подриком Пейном… прошу вас, умоляю, скажите, что с ним случилось…
Один из братьев поднял руку, прерывая лихорадочный поток слов. Он сделал ей знак следовать за ним, и она, вся дрожа, подчинилась. Джейме уткнулся лицом ей в грудь, но она расслышала его шепот:
- Бриенна…
- Что?
- Куда, семь преисподних… ты меня затащила на этот раз? Я не уверен… что смогу пережить знакомство… с твоими друзьями.
- Переживешь, - с сердцем сказала она. – Переживешь.
Слабая улыбка искривила его бесцветные губы. Он пробормотал что-то неразборчивое, и Бриенна продолжила подниматься по тропе. На вершине холма они прошли мимо свежих могил, и девушка безотчетно оглянулась в поисках высокого хромого могильщика, которого видела здесь в прошлый раз, но его нигде не было.
Братья провели ее в преддверие храма и сделали знак подождать. Она прислонилась к стене и ждала, пока наконец в дальнем конце храма не открылась дверь и не появился брат Нарберт, проктор, который встречал ее в прошлый раз.
Он явно не ожидал увидеть ее и даже открыл рот от изумления, но быстро оправился.
- Леди Бриенна, разумеется, это честь для меня. Хотя… - Он бросил взгляд на ее ношу. – Похоже, вы не намеревались вернуться таким образом.
- Нет. – Бриенна слегка повернула Джейме, пытаясь унять боль в руках. – Прошу, скажите, где Старший Брат. Пожалуйста.
Брат Нарберт долго выбирал слова, прежде чем ответить. Наконец он сказал:
- Старший Брат уехал в Долину, чтобы оказать помощь лорду Роберту Аррену. Но пока он был там, случилось…
- Что случилось? – взмолилась Бриенна. – Когда он вернется? Что произошло?
- Миледи, я не могу вам рассказывать. Два Сына Воина, которые поехали с ним, внезапно вернулись с юга, и… - На мгновение показалось, что проктор вот-вот готов все рассказать, но он сдержался. – Идемте со мной. Я смогу вылечить вашего спутника.
