сообщить о нарушении
Текущая страница: 106 (всего у книги 193 страниц)
Давос удивленно вскрикнул, попытался было подхватить его и проверить, бьется ли сердце, но тут же понял, что слишком поздно. Безумные глаза остекленели, и без того зловонный воздух наполнил кислый запах мочи. Воины Мандерли возгласами и жестами выражали свое отвращение, а один молодой парень уже готов был броситься наутек. И не он один. Люди постарались отойти подальше от трупа, и никто не стремился его поднять.
Давос вытер руки о бриджи и отошел. Он слыхал выражение «напугаться до смерти», но никогда не предполагал, что так на самом деле бывает. Идет следом за мной… Означает ли это, что старший Болтон выжил в огненной преисподней, которую устроил его сын, и теперь возглавляет организованное отступление? Тогда почему пленник бежал со всех ног, совсем один, даже не осмеливаясь остановиться? Человек, за которым идут друзья, так себя не ведет. Так ведет себя тот, кого преследуют смертельные враги. Идет следом за мной… трус… я единственный остался в живых…
Всеблагая Матерь. И тут до Давоса дошло. Он осознал весь ужас происходящего. Ему не требовалось никаких доказательств, он просто был уверен, и все. Но у него не было времени обдумать свою догадку или даже просто открыть рот, чтобы рассказать остальным. Потому что в этот миг окна взорвались.
В оконные проемы были вставлены лишь мутные кусочки слюды; тот, кто жил здесь, был слишком беден, чтобы позволить себе настоящее стекло, рассеянно отметил Давос. Острые обломки разлетелись по полу, а за ними внутрь ворвались снег и тьма, гася огонь, принося с собой такой немыслимый холод, что даже воспоминание о тепле улетучилось, словно дым. И в темноте Давос услышал звук шагов. Они идут.
На мгновение он замер. В спину словно вонзили копье, и Давос не мог шевельнуться, даже если бы захотел. Вместе с нарастающей болью его охватило внезапное желание выпрыгнуть из разбитого окна, побежать им навстречу, стать одним из них, как и было предопределено. Они едва не заполучили его на Скагосе, и теперь он должен…
- ШЕВЕЛИТЕСЬ! – раздался громовой голос, разорвав заклятье, и Давос с удивлением понял, что это кричит он сам. Невдалеке уже появились призрачные силуэты, они медленно, ощупью, продвигались вперед. Они просыпаются с темнотой… и идут на охоту… в бесконечной ночи…
Нужно действовать без промедления. У Давоса был меч, но он знал, что обычная сталь не поможет против этого врага. Он слышал, как люди Мандерли строят баррикаду, их мечи зазвенели, ударившись о что-то… что-то странное, неправильное. Сир Эдмунд издал боевой клич, ответом на который было молчание.
Как ни странно, Давос был почти благодарен судьбе, что он уже встречался с этими тварями на Скагосе; если бы ему пришлось впервые узнать об их существовании сейчас, это лишило бы его сил сражаться за свою жизнь. Башня сделана из камня, она не сгорит, но Давос не хотел, чтобы его люди погибли в огне. Вокруг башни поставлен частокол, окруженный рвом, там есть факелы, он мог бы…
Давос вышиб плечом дверь и выбежал наружу, в снегопад. Холод словно могучим кулаком ударил его в грудь и пронзил легкие, заставив рухнуть на колени. Давос почувствовал во рту лед, краем глаза заметил движущиеся тени и заставил себя встать, приготовившись бежать к ближайшему факелу. Нужно добыть огонь, только с его помощью можно вернуться и вступить в борьбу с толпой…
В этот миг из темноты донесся протяжный крик. Давос отвлекся от планов по спасению своих товарищей и переключился на другой насущный вопрос: лошади. Допустим, ему удастся сжечь упырей, но если отряд не сможет как можно быстрее покинуть это место - им всем конец. Давос добежал до частокола, схватил факел, поднял его вверх и увидел, с чем ему придется столкнуться.
По сравнению с тем, что творилось сейчас, испытание на Скагосе показалось ему детской игрой. К башне двигалась толпа мертвецов – серая твердая плоть, голубые глаза, скрюченные пальцы. У многих не было голов, ног или других частей тела, за некоторыми волочились кишки, сквозь мокрые раны виднелись раздробленные кости. Говорят, волосы и ногти продолжают расти даже после смерти, - теперь Давос убедился, что это правда. Упыри перешли ров и вломились в загон для скота, раздирая лошадей на части. Бедные животные почти по-человечески кричали, умирая в страшных муках, их кровь алыми пятнами расплескалась по снегу, а мертвяки словно не заметили того, что сотворили. С бездумной целеустремленностью они окружили башню со всех сторон. Это единственный маяк света, единственное убежище посреди пустынной, заброшенной, дикой местности - неудивительно, что они пришли сюда, ведь они охотятся за живыми…
Давос открыл было рот, чтобы взмолиться Семерым о защите, но закрыл его так резко, что лязгнули зубы. Он был единственным из всех, у кого хватило разума вырваться; северяне не отступят, они будут стоять на своей земле и умрут, сражаясь. Я трус. Единственный, кто остался в живых. Эти слова грохотали у него в голове; он как будто слышал одновременно и собственный голос, и голос пленника.
Нет. Давос резко остановился. Он оставил четырех сыновей в преисподней Черноводной, он привел их на смерть, а сам остался жить, чтобы нести позор поражения и горечь утраты. Он не мог привести людей Мандерли навстречу такому же жуткому кошмару, а потом опять трусливо сбежать, чтобы сберечь свою шкуру. Нужно вернуться и спасти их, хотя бы и ценой собственной жизни. Поступить иначе – величайшее бесчестье; он даже не сможет предстать перед Отцом на его суде. В этом суровом мире, где, чтобы выжить, нужны верные люди, никого не презирают так сильно, как клятвопреступника.
Может быть, я и так уже прожил слишком долго. Башня окружена со всех сторон, кони все еще ржут в смертных муках. Упыри выломали дверь и вломились внутрь; раздался звон стали, слабым эхом донесшийся до Давоса, – воины Мандерли встретили мертвецов с боем. Храбрецы, каких я не заслуживал. Пора, подумал он, пора.
Давос Сиворт повернулся и побежал прочь.
«Трус, - кричал внутренний голос. – Предатель». Контрабандистам не свойственны бескорыстие и любовь к ближнему. Ты можешь утром пить вместе с другом и давним деловым партнером, а к вечеру он уже будет раскачиваться в петле над воротами в гавань; у тебя нет времени скорбеть, нужно поднимать черный парус и уходить с приливом, чтобы тебя тоже не вздернули. Честность вконец обесценилась; если кто-то предлагает подарок – это уловка; любой, кто заговаривает с тобой, пытается либо вытянуть из тебя деньги, либо передать в лапы властям. Давос нахлебался всего этого с лихвой. Если бы здесь было не так много упырей, если бы спина так не болела, если бы у него был еще один факел, если бы он не был так уверен, что если вернется в башню, то умрет ужасной смертью… здесь нет Оши, которая спасет ему жизнь, здесь нет кинжала из драконьего стекла… У него почти нет шансов снова встретиться с лордом Виманом, но даже если это случится, он не сможет посмотреть ему в глаза, так же как и Отцу Небесному. Он упал бы на колени и умолял бы лорда Мандерли о прощении за то, что так подвел его в час волка… Лорд Виман будет прав, если не признает Станниса своим королем, но Давос не сможет вынести это, просто не сможет… если кто-нибудь останется в живых, его найдут таким же сломленным и обезумевшим, как тот пленник, что умер от страха у его ног…
Давос, словно в бреду, шел по темному лесу. Он понимал, что у него ничего нет, кроме одежды и меча. Если я оглянусь, я пропал. Он пробирался сквозь высокие сугробы, разгребая их короткопалой рукой. Как никогда раньше Давос чувствовал себя не на своем месте. Я должен был умереть на палубе корабля, а не в этих северных землях. Но все-таки он пока жив, в то время как добрые и верные люди погибли. И его единственная надежда – бежать со всех ног. Если бы Бриенна была здесь… она бы не побежала… Никогда себе не прощу.
Казалось, прошла вечность, прежде чем звуки резни стихли. К этому времени Давос уже едва мог двигаться; холод, пронзающий спину, сковал его по рукам и ногам, ступни превратились в свинцовые бруски. Давос сунул руку под шкуры, ощупал рану и с ужасом обнаружил там дыру величиной с кулак – плоть омертвела и отвалилась. Боль от прикосновения была такая, что у него потемнело в глазах.
На горизонте показался лихорадочный кроваво-красный отсвет – начинало светать. Давос ушел не слишком далеко, но он больше не мог сделать и шага.
Он упал на колени и заплакал.
Задыхаясь от рыданий, он стоял на четвереньках, не в силах противостоять душащему его горю и чувству вины. Вокруг него кружили призраки, у каждого дерева было лицо. Дейл, Аллард, Маттос, Марик… Эдрик Шторм, малышка Ширен… лорд Виман, сир Вилис, Бриенна Тартская… Мария, Станни и Стефф… Оша, Рикон, сир Эдмунд Мандерли и другие… и Станнис, Станнис, а с ним Мелисандра. Ему даже показалось, что он увидел свою удачу, тонущую в водовороте кораблей, уходящих на дно Черноводного залива.
К тому времени как Давос пришел в себя, все вокруг стало серым. Значит, он пережил эту ночь, хоть и не заслужил этого. Теперь он совсем один, без товарищей, без еды, без лошади. Может быть, он рядом с Дредфортом, а может, посреди бескрайней заснеженной пустоши; он бежал, не разбирая дороги, так что теперь заблудился. В общем, он такой же мертвец, как и остальные.
Борясь с головокружением, Давос встал на ноги. Первый же шаг причинил такую боль, что он едва снова не упал; горло опухло и болело от рыданий, а от холода его разобрал кашель. Он не знал, куда идти и что делать. Можно попробовать вернуться и прибрать трупы; может, упыри не разнесли башню по камушкам. Но от одной мысли об этом Давосу стало дурно.
Но на нем все еще был черно-золотой плащ с коронованным оленем. Он все еще Десница Станниса Баратеона. Хреновый, правда, Десница, но уж какой есть. Он не может просто лечь в снег и ждать конца. Нужно найти выход.
Давос шел около часа, не ощущая и не осознавая ничего, кроме холода и боли, когда вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть, и этот кто-то приближается. Конечно, он сразу вспомнил об упырях, но как бы несокрушимы они ни были, мертвяки не выходят при дневном свете. Тогда кто это?
Давос замер в ожидании, держа руку на мече. Впрочем, вряд ли от меча будет толк. Он – жалкий трус, и ему скорее пристало ползать на коленях, чем размахивать оружием. Меч нужно было использовать раньше, а сейчас, возможно, уже слишком поздно для…
Рядом хрустнули замерзшие ветки, и из-за призрачно-серых деревьев появился молодой человек. Живой, не мертвый. Высокий и полноватый, закутанный в мохнатый плащ из медвежьей шкуры, под которым не видно герба. Волосы у него длинные, темные и сухие, глаза – неестественно бледные. Его толстые губы кривились в ухмылке. На поясе у него висели потертые бурые ножны, ничем не примечательные, но у рукояти мерцал красно-золотой отсвет. Давос, даже оцепеневший и полуобезумевший от горя, насторожился, заметив этот свет.
Молодой человек поднял голову, заметил Давоса и замер. Он тоже невольно схватился за меч, но, приглядевшись, понял, что изможденный беглец не представляет угрозы.
- Эй, друг, - с улыбкой сказал он. – Странное место для путешествия.
- Да, странное. – Давос не узнал собственный голос, придушенный и надломленный от боли и усталости. Что-то в этом юноше ему сразу не понравилось. Может быть, я сбежал от упырей лишь для того, чтобы вляпаться в кое-что похуже, подумалось Давосу. Хотя что может быть хуже?
- Я сам проделал долгий путь, - продолжал молодой человек. – Пойдем со мной. - Он протянул руку. - Нам обоим не помешает подогретое вино, жаркий огонь и мягкая перина. Это недалеко. Ты, похоже, совсем выбился из сил.
Давос сделал шаг назад.
- Я пойду своей дорогой.
- Правда? – спокойно спросил юноша. – И куда же?
У Давоса не было ответа на этот вопрос, но чутье подсказало ему, что нужно остерегаться этого человека. Что-то в этом лице, в этих глазах… свет, этот странный свет… но мысли давались ему с трудом, он так устал, так измучился… хотя выбор невелик – или пойти с незнакомцем, или умереть от голода в зимнем лесу.
Он повернулся.
- Это щедрое предложение, но я думаю…
Шею сзади кольнуло. Это нож. Давос чувствовал зловонное дыхание молодого человека, ощущал странный жар… этот меч, что это за меч…
- Это очень щедрое предложение, - тихо сказал юноша. Значит, вот кто меня нашел. Нагого и умирающего во тьме. – И я не приму отказа. Ты идешь со мной. И скоро ты узнаешь, что я говорю правду. Дредфорт славится своим гостеприимством.
========== Дочь северянина ==========
Комментарий к Дочь северянина
Друзья, простите за задержку. Меня накрыли трудовые будни. Но я постараюсь в дальнейшем регулярно выкладывать главы. Вот очередная глава.
Девочка перестала плыть, только когда окончательно выбилась из сил. С каждым выдохом она ощущала привкус дыма, оставшегося в истерзанных легких. Задыхаясь и кашляя, она крепко вцепилась в сломанный причал и расслабила ноги, позволив им болтаться в воде, словно водоросли. Горящий Черно-Белый Дом давно скрылся за лабиринтом каменных зданий, но она знала, что пламя там еще бушует. Она чувствовала это всем телом. Хоть недолго и неудачно, но она все-таки была Безликой. Убив их, я убила и часть себя.
А может, это из-за раны в плече. Девочка закрыла глаза и снова увидела тот сон: волчица и человек борются в снегу перед развалинами Винтерфелла, а к ним идут воняющие смертью бледные твари. И единственным напоминанием об этом, помимо раны, единственной вещью, которая заставляла ее помнить, что она не Кэт, не Бет и не Лианна, был тонкий меч. Игла.
Внезапно испугавшись, девочка пошарила на поясе, чтобы убедиться, что меч не исчез. Он был при ней. Девочка вспомнила, что убила им доброго человека, но для посвященного одна смерть или даже сотня смертей – ничто, всего лишь ступени, шаг за шагом приближающие к сокрытому в тенях сердцу их великого и ужасного бога. Глупо надеяться, что добрый человек и Якен просто погибли в горящем здании. Но так должно быть, должно быть, ведь даже они такого не ожидали.
Девочка содрогнулась, судорожно схватившись за причал. Ей захотелось плакать, но она понимала, что это глупо, так делают только малые дети. Слезы не помогут ей добраться в безопасное место и не дадут ответа, чей шепот она все время слышит. Коли острым концом. Его имя все время где-то рядом. Она мысленно произнесла его в Черно-Белом Доме, прямо перед тем, как назвала последние три имени. Те имена она помнила. Рамси Болтон. Якен Хгар. Никто. Все они должны умереть. Бастард – это тот, кто напал на нее, когда она была в теле волчицы. Якен Хгар – скорее всего, не настоящее имя и лицо убийцы, но его бог знает это имя и может призвать его к себе, девочка поняла это еще в Харренхолле. А последняя… Никто должна умереть и вернуть ей саму себя. Если это еще возможно. Девочка уже однажды выпила воды из фонтана. Но моя волчица, мое истинное «я», еще жива. Пока жива.
А тот, другой…
- Джон, - вслух произнесла девочка. Имя перекатывалось на языке, словно галька. – Джон.
Почему-то ей показалось, что в этом имени есть какая-то неведомая сила, как будто она вызвала нечто большее, чем просто воспоминание. Но прямо сейчас ей от этого никакой пользы. Конечно, можно наплевать на все планы и попытаться сбежать, но девочка понимала, что далеко ей не уйти. А сир Джастин почему-то чрезвычайно заинтересован в том, чтобы она осталась жива, и… Когда выпадет снег и задуют белые ветра, одинокий волк гибнет, но стая живет. Чьи это слова?
Сир Джастин - не ее стая. Он даже не волк. Он служит Станнису, а Станнис – олень. Но девочка верила голосу Джона и тому, второму. Она была одинокой волчицей, с тех самых пор, как ее оставил тот парень с голубыми глазами и бычьими рогами. В конце концов она оказалась в этом канале на задворках Браавоса, измученная и напуганная, в ее голове порхают обрывки воспоминаний, а раненое плечо горит и ноет. Она выбрала имена, которые следует отдать богам, но не может вспомнить свое собственное.
Девочка с трудом выбралась из воды на причал. Она вспомнила, как очнулась в доках, одетая в саван, но у нее не было сил действовать так, как в тот раз. Она даже встать не могла, даже собственного тела не чувствовала. Девочка наклонилась вперед, ее поступь была медленной и неуклюжей, шаг за шагом, увязая в белом снегу, на который капали алые капли ее крови. Плохо, плохо. Она не единственный охотник в лесах, по этим следам ее могут выследить. Она не знала, где сейчас мертвые люди, они не пахнут. Со всех сторон ее окружали смертоносные тени, но они не выходили на свет, не пытались вступить в схватку.
