сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 193 страниц)
- Брави – не солдаты, - ответил Морской лорд. – У них нет ни дисциплины, ни чувства самопожертвования. И, прошу прощения, сир Джастин, но вы хотите отправить их в дикие северные пустоши, чтобы они встретились с клыками зимы и сражались с этим болтонским отродьем. Возможно, вы найдете пару человек, которые устали от жизни и сделают вам одолжение, но даже наемники не так сильно жаждут золота. Они зарабатывают деньги, сопровождая богатых купцов между Вольными Городами или воюя на Спорных Землях. Некоторые переплывают Яшмовое море на торговых судах, идущих в Кварт и на Летние острова, но никто из них не проявит самоубийственную храбрость. Вам нужны северные воины из Вестероса, а не разодетые в шелка юнцы из Браавоса.
Сир Джастин даже не моргнул.
- Тормо Фрегар придерживается того же мнения, милорд?
Воцарилась пауза, достаточно длинная, чтобы все почувствовали неудобство. Наконец Морской лорд промолвил:
- Прошу прощения?
- Тормо Фрегар. Все говорят, что он станет новым Морским лордом, когда ваша светлость… уйдет на покой.
- Когда я умру, вы хотите сказать. Что ж, я пока не умер, и некоторое время еще поживу, хотя и не могу сказать, что сильно рад этому. Раз уж вы спросили, вам должно быть уже кое-что известно о характере Фрегара. Он более жестокий человек, чем я, и более привержен идеалам. Он мечтает поднять Браавос на новые высоты, чтобы мы смогли раз и навсегда затмить Валирийскую империю, которая поработила наших предков. Но вы должны также знать, сир Джастин, что его возвышение – вопрос не решенный. Его фракция должна сначала победить.
- Похоже, это долгое дело, милорд. - Сир Джастин был по-прежнему безучастен. – В таком случае, вы случайно не знаете, свободны ли Золотые Мечи?
- Удивлен, что вы этого не знаете, сир.
Масси растерянно моргнул.
- Что вы имеете в виду?
- Разве они не в Вестеросе?
- Разве… они? – эхом повторил рыцарь. Он больше не улыбался.
Феррего Антарион, похоже, разыграл свой козырь и наслаждался произведенным эффектом.
- Вы с королем Станнисом были на севере, поэтому понятно, что вы еще не знаете. Но здесь, в Браавосе, мы иногда прислушиваемся к слухам. В Миэрине Дейенерис Таргариен исчезла вместе с одним из своих драконов, а ее племянник ведет Золотые Мечи к берегам Вестероса, чтобы завоевать свой законный трон.
- Племянник… - У сира Джастина был такой вид, будто ему в лицо влетело что-то очень тяжелое. – Кто же, провались он в семь преисподних…
- Эйегон Таргариен, сын принца Рейегара и Элии Мартелл. Если вы думаете, что это неплохой подвиг для мертвеца, то будьте уверены, я тоже так думал. Поначалу.
- Это… это… - Сир Джастин просто не мог подобрать слова для ответа. – Это просто невозможно… если это правда…
- Тогда Станнис Баратеон не является законным наследником Железного Трона. – Морской лорд откинулся в кресле. – Теперь вы понимаете, почему я не жажду отправлять моих воинов поджариваться в драконьем пламени?
Сир Джастин три раза открывал и закрывал рот. Видимо, к нему пришло понимание, что речь идет о Таргариенах.
- Если бы в небе над Вестеросом снова появились драконы, мы бы знали об этом, даже находясь за Стеной. Такие новости недолго остаются тайной. Или они все еще с сестрой Рейегара в Миэрине?
- Вы сами сказали, что знали бы об этом, сир.
Чувствуя, что его вот-вот обведут вокруг пальца, сир Джастин зашел с другого угла.
- Если даже это правда, то Эйегон Таргариен всего лишь царственнородный попрошайка с ордой наемников на поводке. Надо же, какое удивительное стечение обстоятельств – он все это время был жив, и о нем никто ни словечка…
- Разумеется, вы можете его разоблачить, - заметил Морской лорд. – В этом было бы гораздо больше пользы для вашего лорда, чем от браавосских мечей.
- Мне пришлось вынести множество испытаний, чтобы добраться сюда. Мой король возложил свои надежды на меня. И на вас. – В голосе сира Джастина появилась ярость. – А вы сидите здесь в ночной рубашке и рассказываете детские сказки о драконах, в то время как Станнис проливает кровь, терпит лишения и холод, чтобы защитить Семь Королевств. Династия Таргариенов была свергнута по праву завоевания, как это заведено. Если этот юнец и вправду Эйегон, то вот что я думаю о нем и о его гребаных правах. – И с этими словами сир Джастин плюнул на красивый мраморный пол.
Тут же из теней вышел человек.
- Я повешу его, если вы того желаете, милорд.
- Нет, Кварро. Он под моим кровом. – Лицо Феррего Антариона было спокойным и решительным. – Однако я думаю, что на сегодня я выслушал достаточно. Убери его, если хочешь, но вежливо. Я хочу поговорить с моей леди.
Кварро – должно быть, это был Кварро Волентин, Первый меч Браавоса, - выпроводил сира Джастина прочь. Как только они удалились, Летняя Дева встала со своего кресла, подошла к Морскому лорду и взяла его иссохшие руки в свои.
- Феррего, подумай. В словах сира Джастина есть смысл. Без драконов Эйегон Таргариен ничто. Станнис Баратеон – взрослый мужчина, воин. Он станет…
- …чудовищно справедливым королем. Знаю.
- Он убьет Ланнистеров! – Летняя Дева залилась краской. – У него есть армия – или будет, если ты дашь ему воинов! Зачем ты чтишь этот старый договор? Было решено, что Визерис Таргариен женится на Арианне Мартелл, но Визерис мертв, а Арианна под стражей у собственного отца, если слухи правдивы. Я знаю, ты засвидетельствовал соглашение, но оно утратило силу, Феррего. С ним покончено. Ради собственной жизни, подумай.
Морской лорд поднял на нее глаза.
- Кто ты, мое сердце?
- Ты знаешь, кто я. – Летняя Дева поднесла руку к лицу, сняла шелковую вуаль, золотые шнуры, драгоценности, заколки и булавки и предстала пред ним с непокрытой головой; длинные темные волосы струились у нее по спине, хотя только что они были цвета меда. – Ты знаешь, кто я, Феррего. Дай мне то, в чем ты мне все время отказываешь, и я больше ничего не попрошу.
Арья, которая все это время стояла в углу рядом со служанкой Летней Девы, поразилась и ужаснулась. Она изменила свои волосы. Наверное, она и лицо может изменить. Кто она? А я кто?
И тут же ее настигла страшная догадка.
Летняя Дева хочет, чтобы я убила Морского лорда. Он и сам умрет от болезни, но не быстро, а ей нужно, чтобы он умер сейчас. Он не даст войска сиру Джастину, а она этого хочет. Если он умрет, Тормо Фрегар, скорее всего, станет следующим Морским лордом, и он выполнит ее просьбу.
Арья окаменела. «Морской лорд - просто хворый старик, - сказала она себе. – А король Роберт был другом отца. Отец бы поддержал Станниса». Она отчаянно попыталась выкинуть эту мысль из головы. У Никого нет отца.
Но в каждую ее мысль, в каждый образ, в каждое мгновение непрошеным гостем вторгалось воспоминание о сире Джастине, как он обыденным тоном сказал, что Джон мертв. Это не так, не так, безмозглый ты болван, болван, болван…
- Что ж, - промолвил Феррего Антарион, - думаю, я достаточно выслушал тебя, моя радость. Забирай своих девушек и иди спать, только позови моего лекаря. Мне нужно маковое молоко, чтобы уснуть.
- Маковое молоко. – Голос Летней Девы был холоден как лед. – Конечно, милорд.
Он коснулся ее руки.
- Не брани меня. Таргариены нас не подведут.
- Как скажете, милорд, - ответила куртизанка с отчужденной любезностью.
Она махнула рукой, и служанка вышла из комнаты, а за ней и Арья. Они прошли мимо гобеленов и дверей, обратно в холл. Сердце у Арьи колотилось.
Сегодня, я смогу сделать это сегодня. Он выпьет маковое молоко и будет крепко спать. У нее был с собой нож – не Игла, конечно, но достаточно хороший. Потом нужно будет только обогнать стражу и вернуться в Черно-Белый Дом, чтобы поменять лицо. Они будут искать Лианну Сноу с ее голубыми глазами, песочными волосами и веснушками, а Кэт и Слепая Бет знают потайные пути. Я могу это сделать. Я должна.
Она пробормотала какую-то отговорку, попрощалась с Летней Девой и убежала. Может быть, мне и сира Джастина тоже стоит убить. Он лгал про Джона и какую-то девочку, которую называл леди Арьей. Я не леди, а она не Арья. Но добрый человек сильно разгневается, если узнает. Убивай только тех, о чьей смерти попросили. И никого больше. Сир Джастин – ничто. По крайней мере, для Никого.
Слезы жгли ей глаза. Она остановилась в середине коридора и яростно потерла лицо грязными руками. Джон… Нимерия… Сперва убей Морского лорда, убей его и докажи, какой безликой ты стала… добрый человек ошибался, все они ошибались. На самом деле она – Волчья Дева, и может делать все, что захочет. «Сир Грегор!» - подумала она в исступлении. – «Дансен, Рафф-Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея!»
Слезы снова и снова лились из-под ее ресниц. В гневе она смахнула их со щек и сделала шаг вперед.
Всего один шаг. И вдруг… сзади должен был раздаться звук, предупреждающий об опасности, но его не было, по крайней мере, она не слышала. Внезапно чья-то рука опустилась ей на плечо, сжав его железной хваткой. Другая рука закрыла ей рот, заглушив крик. Рядом с ухом раздался знакомый голос.
- Что девочка здесь делает? Одна, да еще и с ножом? Ума не приложу.
========== Призрак ==========
Все его воспоминания были окрашены красным.
Красный снег. Красные глаза. Красная кровь, красные волосы, красный рубин. И красный огонь, который поглотил его, охватил его нежно, словно мать, обнимающая дитя. Но у него никогда не было матери. Может быть, он родился здесь, среди дыма, пара и снега, да только он знал, что мертв. В любом случае, для всех он был мертв. У него никак не получалось вспомнить, высказать хоть какую-нибудь связную мысль. Был только свет. Красный свет.
У него осталось лишь одно слабое, хрупкое воспоминание, и он цеплялся за него изо всех сил, чтобы не забыть окончательно, кем он был. Он видит, как Вун Вег Вун Дар Вун разрывает на части сира Патрека с Королевской горы. Он призывает людей королевы опустить клинки, чтобы не разозлить великана еще больше. Он поворачивается, и тут Вик Посошник втыкает кинжал ему в шею… он пытается нащупать Длинный Коготь, слышит крики, вопли… Боуэн Марш стоит перед ним, и по щекам у него текут слезы. Один кинжал в живот, другой в спину, третий между ребер. Его раны дымятся в морозной ночи, и надвигающаяся волна тьмы накрывает его с головой. Холод. Он помнит и холод. Он до костей промерз, если у него еще остались кости.
Он словно плыл по течению. Он не приходил в себя и не знал, сколько времени прошло. Само время существовало где-то очень далеко, по ту сторону сияния, но ему было страшно окунаться в него слишком глубоко. Когда свет начал удаляться, он понял, что приходит в себя, и невозможно было описать словами ту боль, которая пронзила его. Я не могу прийти в себя и остаться в живых. Он был в этом уверен. Даже если у него осталось тело, оно слишком изранено, чтобы стать приютом для души.
Значит, я стал призраком. Он бы засмеялся, но ни рта, ни дыхания не было. Он и не в загробном мире, но и не жив − где-то посередине. Иногда ему казалось, что два войска сражаются за его душу, словно рвут на части хрупкую неуловимую вещицу вроде дамского шарфа. Нет, моя дама носила меха, шкуры и кожу. Она убила старика за то, что тот развел костер. Игритт появилась перед ним, словно по его зову, она парила над ним, но он никак не мог коснуться ее, несмотря на все усилия. Девушка то гневалась, то печалилась. «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», - прошептала она и исчезла. Стрела с серым оперением выросла между ее грудей, и Игритт превратилась в пепел.
Он видел многих. Обезглавленный лорд Эддард. Леди Кейтилин; ее глаза сверкают на изуродованном лице, словно блуждающие огни. Робб прощается с ним, как когда-то давным-давно, и снежинки тают у него в волосах. А потом снова Робб, его голова отрублена, из изувеченного тела медленно вытекает кровь, но он смотрит мрачными мертвыми глазами Серого Ветра. Санса заперта в ледяном замке, над ней нависает обгорелая тень с собачьей головой, а над ними обоими возвышается другая тень, размером с гору, истекающая черной кровью. Бран опутан корнями какого-то чудовищного дерева, его тело с каждым днем становится все слабее. Малыш Рикон окружен тысячами голубоглазых привидений в краю вечной зимы. Снег. Все они снег. Снег, снег. Сноу.
Где Арья? Даже в бреду он знал, что она не с его погибшей семьей. Внезапно он оказался в краю красных гор, где солнечный свет отражается бриллиантовыми бликами в наконечнике копья и песок кружит на ветру. Он увидел воина с мечом, белым, как млечное стекло, и еще двух: шлем у одного был в форме черной летучей мыши, а символом второго был белый бык. Позади них на кровавом ложе лежала безликая женщина в венце из голубых роз. «Обещай мне, Нед», - со слезами взмолилась она и умерла.
Краснота молотом стучала внутри головы. Я горю в ледяной клетке. Он корчился и бился, словно знамя на ветру, и вдруг, сквозь мутную боль, увидел слабый отблеск Винтерфелла. Он точно знал, что это Винтерфелл, хотя замок был сожжен, разрушен, разграблен и покрыт копотью, и сугробы в сорок футов высотой подбирались к его башням. Он пролетел над ними в богорощу, где пузырился горячий источник, и оттуда на него выглянуло красное лицо. Древние губы двигались. «Джон, - прошептало оно. – Джон, Джон, Джон".
Он попытался ответить, но слова превратились в пыль. В дереве проглянуло лицо Брана, а потом чье-то еще, с длинными белыми волосами, одним красным глазом и красным родимым пятном на впалой щеке. Красный. Всегда красный. Дерево подняло гибкую ветвь. «Дым, - раздался голос. – Дым и соль. Тысяча глаз и один».
Джон Сноу не знал говорившего, но каким-то образом этот незнакомец стал его частью. Кто ты?
«Я – это ты, - был ответ.– Но ты – это не только ты».
На него опустилась тьма, готовая поглотить его, и он испугался. «Не уходите, - хотел крикнуть он призракам, бродящим по загробному миру. – Не бросайте меня!»
«Убей мальчишку, - послышался слабый, угасающий шепот. – Убей мальчишку, и пусть родится мужчина».
Вдалеке раздались звуки арфы, мелодичные, низкие, плачущие. Песня, такая печальная, что и мертвые заплачут. А потом мир стал черным, и Джон понял, что вот-вот проснется. Он яростно сопротивлялся, но выбора не было. Он приподнялся и сел. Кем я стал?
Он забился в судороге, захрипел, попытался вдохнуть и, открыв глаза, обнаружил, что лежит, скорчившись, на ледяной плите.
Несколько мгновений Джон просто лежал, изнуренный даже самым простым усилием. Мир вокруг него вращался, а стены камеры, занавешенные ковром из сосулек, пропускали свет. Холод был такой, что невозможно было представить, каждый вдох был словно удар в грудь. Но тем не менее от холода он чувствовал себя бодрее.
В конце концов, он попытался встать на ноги. Что-то не так. Он не мог стоять прямо, только на четвереньках. По льду клацнули когти, и он попытался оглянуться, чтобы посмотреть, что же позади, но голова двигалась не так, как он привык. Нос чуял лучше, а глаза… что не так с глазами? Он посмотрел прямо перед собой и испытал самый жуткий ужас за всю свою жизнь.
Перед ним лежало его собственное тело. Серые глаза были открыты и бессмысленно смотрели в потолок. Руки были сложены на груди, как у могильного памятника. Длинные каштановые волосы в беспорядке рассыпались вокруг вытянутого серьезного лица. На нем не было никакой одежды, кроме легкого савана, под которым виднелись наполовину затянувшиеся раны и шрамы на горле, на боку, на животе. Раны на спине не было видно, потому что труп лежал лицом вверх. Грудь не взымалась и не опадала. Плоть была холодной, бледной и твердой. Бескровной.
От потрясения у Джона голова пошла кругом. «Я все-таки умер,- понял он. Отрицать это невозможно, доказательство прямо перед ним. – Но тогда кем я стал? Как я могу думать, откуда я знаю, кто я, если я не…»
Он посмотрел себе под ноги – их было четыре, а не две. И ноги эти были покрыты густой белой шерстью и заканчивались широкими лапами. Он угадал, сказав, что стал призраком. Это мой волк. Я в теле моего волка.
Неудивительно, что Джон едва не сошел с ума.
Он метался беспорядочными кругами, оскальзываясь и царапая лед когтями. Он чувствовал, что в его голове есть еще что-то, что не вполне принадлежало ему, наверное, душа самого Призрака, глубоко забившаяся внутрь, когда Джон занял тело волка. Дикая, волчья кровь. Оно стало сильнее, и слова исчезли, только лед-огонь-лед-огонь-лед-огонь, жжет все время, жжет…
Дверь открылась, и вошла красная женщина.
При виде ее каждая шерстинка в шкуре Призрака поднялась дыбом. Он оскалил зубы, отступая к телу Джона. Если самка подойдет слишком близко, если попытается дотронуться – он разорвет ее, вонзит зубы и отведает плоти и крови, красной, словно рубин, пульсирующий на ее шее, такой нежной, такой уязвимой…
Медленно и осторожно красная женщина опустилась на колени. Она протянула изящные руки в миролюбивом жесте.
- Не нужно меня бояться, брат, - сказала она глубоким медоточивым голосом. Она говорила на общем языке, но с асшайским акцентом. – Прошу, успокойся. В свое время все станет так, как и должно быть.