сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 193 страниц)
Этот сон был не такой, как другие, более тусклый, нечеткий. Она не видела волчьих снов уже две недели, может быть, даже дольше; в недрах Черно-Белого Дома время не ощущалось. Зрение вернулось к ней, но смотреть было особенно не на что. Только далекие огни, видимо, свет факелов; она шла к ним по извилистому коридору, но свет не приближался. За каждым следующим поворотом огни словно отступали вдаль. В конце концов она понимала, что в темноте рядом с ней кто-то есть, поворачивалась и убегала.
Женщина-призрак говорила ей: этот «кто-то» находится только у нее в голове. Воспоминания, обретшие форму и объем.
- Ты сама создаешь их. В глубине души ты все еще кто-то, потому что только у кого-то могут быть призраки. Кто ты, дитя?
И как всегда, девочка отвечала: «Никто». А женщина-призрак называла ее лгуньей, и на этом урок заканчивался.
Но это был не единственный урок. Она научилась ходить легко и мягко, словно тень, могла идти всего лишь в футе от целой толпы, и никто ее не замечал. Она научилась менять лицо, в той комнате, резким движением ножа снимать с себя кожу и становиться никем.
Кроме той, кем в этот раз нужно быть.
Волчий сон начался так же, как и всегда: на восходе ущербной луны она бродила со стаей своих братьев, кралась среди деревьев, вдыхала запахи крови, земли и следов. Вдали, как и всегда, слышался лязг человечьих когтей; сегодня ночью они пировали мертвым оленем. Один или два раза на горизонте мелькнул огонь, и она подумала мыслью девочки, что в темноте кто-то есть. Но в этот раз этим «кем-то» была она сама.
Волчица. Варг. Королева севера. Она правила этим лесным королевством, и ее лапы оставляли длинные следы, когда она бежала по мягкой земле.
Сестренка.
Этот голос не был ни во сне, ни в мыслях волчицы. Ей было так же больно, когда добрый человек впервые отрезал ей лицо, и эта боль вытолкнула ее из сна, словно она застряла между одним телом и другим. Темный лес странно исказился, и волчица, почувствовав напряжение, остановилась и заскулила.
«Нет», - смутно подумала она, осознавая себя девочкой, спящей на маленькой каменной кровати в келье Черно-Белого дома в Браавосе… и одновременно осознавая себя волчицей в лесах на Трезубце, в Вестеросе. Разрываясь между ними, она вдруг увидела красные глаза. Невозможно было определить, кому они принадлежали – мужчине, женщине или волку. Всем и никому одновременно.
Сестренка.
Голос не принадлежал Никому. Это был голос призрака Арьи Старк. Кто-то в темноте. Может, это он был в тех коридорах, это от него она убегала?
«Нет, - прошептала она.– Я теперь безликая. У меня нет братьев. Даже того, кто ерошил мне волосы и говорил со мной в один голос. Тебя нет. Нет. Ты должен уйти».
«Я ушел, - ответил голос.– Очень далеко. И ты тоже».
Нет, я все еще здесь. Это была ложь: женщина-призрак сразу бы прочла это по ее лицу. Валар моргулис. Она пыталась сказать себе, что это ничего не значит. Смерть – это смерть, дар Многоликого. За время пребывания здесь она выучила это накрепко.
«Смерть уравнивает всех, - однажды сказал ей отец.– Не важно, кто ты – лорд в шелках или слуга в лохмотьях. Я видел героев, которые умирали, вопя от страха, и крестьян, чья кончина достойна королей. Я слышал, как люди плачут и зовут матерей, видел, как они ходят под себя, словно младенцы. Я видел, как они борются со смертью за каждый шаг, когда кругом кровь, бой и разрушения, и держатся до последней волны прилива, до последнего удара стали. Или смотрят смерти в лицо, ждут ее, словно старого друга, потому что и бездна, и приговор, и тяжесть вечности кажутся более привлекательными, чем обрывки ненужного существования, больше похожего на работу механизма. Это особый, самый страшный вид отчаяния, дитя, и его создают люди. Это война».
Но у Никого не было ни отца, ни брата.
Голос становился слабее, как будто он тоже удалялся по коридору, в конце которого горел свет, тот самый свет, до которого она боялась дойти. Она тоже была в этом коридоре, но одновременно и в лесу. Лапы цеплялись за корни, замерзшая грязь проламывалась под ее весом, холодная вода струилась по шерсти, когда она бежала по ручью. Вдалеке слышна человеческая речь, горят огни факелов…
- Эй! Вон она, эта сучка-убийца! Взять ее!
Она знала, что нужно бежать, но не могла – она больше не была внутри волчицы. Она могла только беспомощно смотреть на собственную казнь.
Волчица присела на задние лапы и зарычала. Люди подняли свои длинные изогнутые палки, которые плевались прутьями с железными наконечниками. Луки. Стрелы. И волчица, и девочка знали, что они могут убить ее.
Проблеск в конце коридора.
Свет, свет, свет…
И боль, боль, которую она никогда раньше не испытывала: раздался свист и затем удар, стрелы пробили толстую шкуру, и она скорчилась, завыла и забилась в агонии, запутавшись в сетях, все еще скаля зубы, когда охотники направились к ней…
Девочка с криком забилась в постели.
- ДЖОН! - кричала она. – ДЖОН, ОТЕЦ, НИМЕРИЯ… БЕГИТЕ… НЕТ, НЕТ…
Ощущения от сна были такими ясными и живыми, что она все еще чувствовала боль от ран, видела волчицу, бьющуюся в темных водах Трезубца, когда охотники стянули ее сетями. Она не может умереть, она не умрет. Она была королевой Речных земель, она вела за собой стаю в сотню волков, и обычная сталь не могла убить ее.
Я бросила ее.
Девочка свернулась клубком на неудобной постели, шмыгая носом. Нельзя плакать; она уже практически взрослая женщина. Она все еще тощая как палка, ее лицо – настоящее лицо – слишком длинное и мрачное, глаза слишком угрюмые и серые, каштановые волосы прямые и неухоженные. Но у нее появились округлости там, где раньше не было, а на щеках вылезли красные прыщи, и от этого она стала еще менее привлекательной. Вот Санса всегда была хорошенькой.
Но у Никого нет отца, ни братьев, ни сестры, ни волка.
Она не может выкинуть эти образы из головы. Не может забыть этот голос, зовущий ее. Красные глаза. У Призрака были красные глаза.
И снова женщина-призрак:
- Только у кого-то могут быть призраки. Кто ты, дитя?
- Никто, - прошептала девочка, уткнувшись в тощую плоскую подушку. – Валар моргулис. – Она попыталась снова уснуть, но вместо этого пролежала без сна до рассвета.
За завтраком добрый человек спросил ее:
- Почему ты плакала прошлой ночью, дитя?
- Я не плакала прошлой ночью. – Раньше она прикусила бы губу, но в этот раз не стала. Мое лицо – мой слуга.
- Лжешь, - вздохнул добрый человек. – Ты назвала имена. Три имени.
Раньше тоже было три имени. Она вспомнила их: Чизвик. Виз. И Якен Хгар. Она убила их, так же как убила конюшонка в Королевской Гавани, стражника у ворот Харренхолла, певца, который дезертировал из Ночного Дозора, и старика, который выдавал фальшивые страховые расписки. Кроме Якена. Я могу убить и доброго человека, если захочу.
Добрый человек улыбнулся.
- Ты слишком громко думаешь, - сказал он ей. – Ты должна научиться охранять свои мысли и слова так же, как нищий охраняет свои гроши. Есть люди, которые могут посмотреть тебе в глаза и прочесть твои мысли; они могут вынуть их из твоей головы и обратить против тебя. Красные жрецы могут видеть тебя в своих огнях. Кто ты?
- Никто.
- Опять ты лжешь. – Добрый человек очистил яйцо и откусил кусочек. – Дитя, если ты хочешь остаться в Черно-Белом Доме, ты должна перестать видеть эти волчьи сны. Ты должна забыть обо всем. Чтобы стать орудием Многоликого, у тебя не должно быть ни души, ни сердца. Ты должна отречься от того, что было вчера, и от помыслов о завтра. То, что происходит за этими стенами, тебя больше не касается. Останови свое сердце. Останови его.
Как это сделать? Она выпила питье, и оно отняло у нее зрение, потом она выпила другое, и зрение вернулось. Может быть, нужно выпить какое-то зелье, чтобы заморозить сердце?
- Нет, - сказал добрый человек, отвечая на ее мысли. – Ни один яд не сделает это за тебя. Только ты сама можешь убить в себе любовь и ненависть. Но ты не обязана делать это, дитя. Тебе двенадцать, почти уже тринадцать. Скоро ты расцветешь. Скоро ты станешь женщиной. Ты можешь приносить в этот мир жизнь, а не смерть. Даже для Арьи из дома Старк настанет время, когда месть перестанет быть блюдом, которое подают в доме лорда. Кроме того, ты никогда не освободишься от того, кто ты есть. Ты просишь дар у Многоликого бога, но ты хочешь подарить его только тем, кого ты ненавидишь, кто причинил тебе вред. Кому ты хочешь принести дар?
«Сиру Грегору, - подумала девочка.– Дансену, Раффу-Красавчику, сиру Илину, сиру Меррину, королеве Серсее».
- Я не помню.
- Ты лжешь, и неумело. – Добрый человек взял ветку винограда из вазы. – Ты была Кошкой каналов и продавала устрицы и мидии вместе с Бруско, ты была попрошайкой Слепой Бет. Но все это - только видимость, всего лишь маски, которые ты меняешь, словно скоморох. Под ними ты всегда Арья.
- Нет. Неправда.
- Так докажи это. – Добрый человек сьел виноградину. – Пришло время в твоем обучении, когда ты должна совершить что-нибудь очень… значимое. Один человек пришел в этот дом и помолился о смерти другого человека. Ты должна это сделать.
- Я уже делала это. Я убила того старика, который писал плохие бумажки.
- Дитя, - сказал добрый человек. – Ты вчера дышала? Ты ела? Ты дышала и ела. Сегодня ты должна дышать и есть?
- Да, - признала она.
- Вот что значит быть на службе у Многоликого бога. Ты справишься с этим, Арья из дома Старк?
- Да, я справлюсь.
- Именно так. Значит, ты сделаешь это.
Арья поколебалась.
- Кто этот человек?
- Кто-то помолился о его смерти. Может быть, он молился за себя.
- Это кто-то, кого я знаю?
- А кого ты знаешь, дитя?
Я много кого знаю. Знаю Бруско, Брею и Талею, капитана Териса и его сыновей, знаю Пинто, который позволил мне просить милостыню в его трактире, и купцов из Мусорной заводи, а еще Мерри и ее шлюх в порту. Я знаю моих родных, которые умерли, и моего брата Джона на Стене, а еще Пирожка и Джендри. Хорошо бы снова увидеть его глупое лицо. Она ударила его мечом и обозвала упрямым ослом. Интересно, он еще работает кузнецом на Братство, под полым холмом? Они его даже в рыцари посвятили.
Добрый человек все еще ждал ответа.
- Я никого не знаю, - сказала она.
Тот улыбнулся.
- Значит, это не кто-то, кого ты знаешь.
- Он важный человек?
- В этом доме важен любой человек. Любая жизнь. Любая смерть.
- Это еще один купец?
- Нет. Он не купец.
- Как его зовут?
- Имя - это всего лишь звук, дитя. Просто слово. Оно лежит на поверхности его души, как и его лицо, или твое лицо. Имя – не значит человек.
«Он не скажет мне, кто это, - поняла девочка.– Это не имеет значения. В Браавосе нет никого, кто был бы важен для меня».
- Когда я должна это сделать? – спросила она.
- Когда будешь готова. Тебе понадобится новое лицо. – Добрый человек завершил трапезу. – Пойдем.
- Когда я вернусь сюда?
- Как только дело будет сделано.
Он прошел вместе с ней через комнату, открыл дверь и повел ее по узкой лестнице. От каменных стен исходила сырость, было душно, и девочка невольно взмахнула руками, словно отгоняя рой мелких насекомых. Они спускались все ниже, мимо келий, куда послушники приносили тех, кто накануне ночью пил из фонтана. Вниз, в комнату, где хранились лица.
- Сядь, - сказал ей добрый человек. – Теперь закрой глаза.
Она послушалась. Такое с ней уже было, и теперь она готова к уколу и повороту ножа, к струям горячей крови, текущей по щекам, к медному привкусу на губах, к пальцам, разминающим кожу, словно глину, и к новому лицу, прилаженному к ней.
- Как оно выглядит? – спросила она у доброго человека.
- Это хорошее лицо, лицо невинной девочки. Милое и славное, но не такое приметное, чтобы на него хотелось посмотреть еще раз или можно было запомнить, увидев в толпе. Лицо, заслуживающее доверия. У него есть имя?
«Кэт», - едва не сказала она, но вспомнила, что Кэт мертва. Санса. Нет, Санса тоже мертва. Ее убил Бес, или королева. Но за пределами этого дома она не могла быть никем.
- Лианна, - ответила она. – Ее зовут Лианна.
- Ты хочешь сказать, тебя зовут Лианна. Это вестеросское имя, северное имя… хотя ты говоришь гораздо лучше, чем раньше, никто не примет тебя за коренную браавосийку. Кто ты, дитя?
- Лианна Сноу.
Джон не ранен и не мертв. Я бы знала.
- Пусть будет так. – Добрый человек как будто не одобрял ее выбор, но и не возражал. – Открой глаза. Все готово.
Девочка открыла глаза. Лицо слегка покалывало. Когда добрый человек подал ей зеркало, она увидела голубые глаза, рыжеватую косу, круглые щеки с легкой россыпью веснушек. Я не похожа на северянку. Ее отец всегда говорил ей, что она похожа на тетю Лианну, но эта Лианна была совсем не такая. Волчьих снов больше не будет.
Она поднялась на ноги.
- Куда мне идти? Мне понадобятся какие-то вещи?
- Кое-что понадобится. Теперь слушай внимательно. Ты должна найти куртизанку по имени Летняя Дева. Она приведет тебя к человеку, которому ты вручишь дар.
- Куртизанку? – скептически повторила девочка. О браавосских куртизанках ходили легенды: элегантные, усыпанные украшениями, загадочные женщины, чьи силуэты мелькали за полупрозрачными занавесями, они катались в сумерках на резных лодках в виде лебедей, с гондольерами, шутами и танцовщицами, разодетыми в пышные наряды. Черная Жемчужина, Сардинья Королева, Поэтесса… все они были красавицы, говорили на двух или трех языках, играли на высокой арфе и писали стихи об утонченной любви, божественно танцевали и были усладой для лордов и королей со всего света. Говорят, одна ночь с такой куртизанкой могла стоить мужчине половину состояния.
- Именно, - подтвердил добрый человек.
- А где мне ее искать?
- Сегодня спектакль в «Сфере». Она придет посмотреть.
Девочка кивнула. Она знала «Сферу» - театр рядом с большой вестеросской септой. Там была своя труппа актеров и человек, который писал для них трагедии и фарсы. Однажды она узнала о нем три вещи: его зовут Виллем Вер, он слишком много пьет и вечно должен Железному Банку. Зато он превосходный бард.
- И что мне сделать, когда я встречу ее там? Что мне сказать?
Добрый человек одарил ее загадочной улыбкой.
- Я не знаю. А что бы ты сделала?
С этим напутствием она покинула Черно-Белый дом.
Когда девочка вышла на улицу, светило солнце, что для Браавоса большая редкость. Обычно город окутан туманом, и острова словно накрыты мягким серебристым одеялом, но сегодня видимость ясная на несколько миль, и девочка видела Титана и галеи, стоящие в гавани. Между домами змеился лабиринт каналов, некоторые из них были широкими, словно проезжий тракт, в них сновали купеческие гондолы. Купцы орудовали шестами туда-сюда и выкрикивали названия своих товаров: шелк и кружева из Мира, слоновая кость и стекло из Волантиса, вино и зерно из Норвоса, драгоценные камни и специи из Лисса.
Обычно те или иные из девяти Вольных городов воюют друг с другом, поэтому каждый раз нужно гадать, что в данный момент есть на продажу, но Лианна Сноу пришла не для того, чтобы покупать. Она потратила одну из немногих имеющихся у нее медных монет на проезд в гондоле, которая следовала к септе. В Браавосе почитают все религии; здесь есть септа Семерых, красный храм Рглора, Черно-Белый Дом, храм Церкви Звездной Премудрости, странные святилища летнийских и квартийских божков, гарпии старых гискарских городов. Чего здесь нет, так это богорощи, потому что в Браавосе не растут деревья. Со всех сторон он окружен водой.
Старые боги не видят меня. Девочка решила, что Лианну это должно беспокоить. За все время пребывания здесь она прониклась странной привязанностью к Браавосу. Он был основан рабами, которые разбили свои цепи, и до сих пор ни один человек здесь не мог быть продан и куплен за деньги. Это город для свободных людей.
Она была свободна. Она могла пойти куда захочет. Но сейчас она направлялась в «Сферу».
Когда девочка добралась до театра, представление еще не началось. Лианна заплатила еще один медяк за место на скрипучей галерее и наблюдала за актерами, которые разминались и потягивались, пердели, шутили и пили, повторяли роли и ругали костюмы. Один из них спросил, где Вер, а другой фыркнул и ответил, что Вер на время залег на дно, потому что банк потерял терпение и отправил к нему коллектора, ведь драматург уже три раза просрочил платеж. Если его фарсы не приклеят задницы зрителей к сиденьям, то, вероятно, Виллем Вер на некоторое время станет почетным гостем Железного Банка.
Может быть, это его я должна убить. Сначала Лианна решила, что это вполне вероятно, но потом она подумала, что Железный Банк скорее получит деньги с живого человека, чем с мертвеца, и кроме того, вряд ли им нужен Многоликий, чтобы посеять ужас в сердца злостных неплательщиков. Жители Браавоса в большинстве своем порядочные люди, даже, пожалуй, добрые, но у них хорошая память, так что они не страдают от воров.
