сообщить о нарушении
Текущая страница: 137 (всего у книги 193 страниц)
«Он не такой дурак, чтобы использовать при ней это имя», - напомнила себе Арья. Когда они встретились во дворце Морского лорда, Якен, приставив нож ей к горлу, сказал, что Летняя Дева не одна из них, - то есть не Безликая, - ей мало что известно об их искусстве, она умеет разве что менять внешность и цвет волос, чтобы потакать прихотям клиентов. Но, может быть, он лгал. А сам он носил личину Первого Меча…
- Что ты знаешь о Кварро Волентине?
Летняя Дева снова моргнула.
- Ничего.
Она произнесла это так легко, так гладко, так естественно, что любой другой принял бы ее слова на веру. Но Арья долго играла с женщиной-призраком в «верю – не верю» и научилась чувствовать ложь по малейшему движению мышц, по изгибу губ, по взгляду. Ей стало ясно, что куртизанка лжет. Она знает. Знает, кто он и где он.
От этой мысли Арью пробрала дрожь, но она сердито приказала себе не быть дурой.
- Что это за рог? Что ты с ним сделала?
- Рог? – Эта попытка удалась Летней Деве лучше; Арья не могла сказать точно, лжет она или говорит правду. Но куртизанка сказала не «рог», а «Рог», подразумевая название, имя собственное, совершенно определенное. – Что за рог?
- Рог, который всегда был при сире Джастине, - сказала Арья, решив идти напролом. – Он исчез. И я думаю, ты его украла.
В глазах Летней Девы появилось странное выражение, как будто в самом темном и холодном углу мира впервые за тысячу лет выглянуло солнце.
- Я его украла? – повторила она и улыбнулась. – О нет, я его не крала. Человек украл этот рог из Цитадели в Староместе, куда его принес черный брат, который ничего не ведал о его силе. Здесь, на юге, он слишком далеко от того места, где должен находиться. Рог должен вернуться на Север.
- Зачем?
- Зачем? – Куртизанка снова рассмеялась. – А зачем нужен Рог Рассвета?
- Что?.. – Арья наморщила лоб, стараясь сообразить, какое это может иметь отношение к ее второму «я», к девочке, которая знает, кто она такая. Но ничего путного не пришло в голову. – Что это такое?
- То, что есть, - загадочно ответила Летняя Дева. – Я была потрясена, что сир Джастин носит его у всех на виду, ведь если рог пропадет, - исчезнет последняя надежда на то, что нам удастся выстоять против тьмы. Я просто забрала его… на хранение.
Арья открыла было рот, чтобы с жаром опровергнуть ее слова, но в этот момент корабль резко накренился, и обеим пришлось ухватиться за первое, что подвернулось под руку, чтобы не упасть. Похоже, прилив поднялся сразу на несколько футов, - странно, ведь корабль стоял в закрытой лагуне, оберегающей Браавос от резкого изменения ветра или погоды. Арье хотелось думать, что это пустяки, но после недавних событий весьма неразумно предполагать подобное.
Летняя Дева, по-видимому, пришла к такому же мнению. Она нахмурилась, бросила на Арью выразительный взгляд, недвусмысленно давая понять, что разговор не закончен, потом повернулась, взмахнув юбками, и исчезла за занавесью. Пропустив ее вперед, на случай если куртизанка задумала устроить ей какую-нибудь ловушку в темноте, Арья вскочила и поспешила следом.
Они поднялись на палубу почти одновременно. Сир Джастин и остальные собрались на полубаке, тревожно вглядываясь в очертания окутанного дымом Браавоса. Один из моряков смотрел в «мирийский глаз», а второй изучал небо. Третий, опустив лот за борт, измерял глубину, и только он повернулся к Масси, чтобы доложить результат, как корабль снова качнуло, на этот раз сильнее. И вдруг неожиданно из смотровой башни, расположенной в голове Титана, раздался мощный звук рога, который обычно звучал, когда в гавань заходил корабль. Но на входе в лагуну не было ни одного корабля, и…
Рог прогудел снова. И в третий раз.
Люди Баратеона в недоумении смотрели друг на друга, не понимая, что происходит. В это время на берегу началось столпотворение. Браавосские торговые корабли, пузатые пентошийские галеи, северные ладьи, иббенийские китобойные суда, эссосские одномачтовые когги, летнийские лебединые корабли и крошечные рыбацкие лодчонки, - все суда, которые могли держаться на плаву, поспешно снимались с якоря. Маленькие темные фигурки опрометью выбегали из таверн, игорных домов, таможен, толпились в гавани, садились в лодки. Снова зазвучал рог Титана, а по темной воде эхом разнеслись панические выкрики. Корабли один за другим отчаливали и, рассекая волны, направлялись к проливу между ногами Титана – единственному выходу из лагуны.
Сир Джастин смотрел на это, и наконец, стряхнув оцепенение, повернулся к капитану.
- Поднять якорь, - приказал он. – Тут что-то нечисто.
- Что за?.. – Капитан все не мог оторвать взгляда от гавани. – М’лорд, вы считаете, это…
Сир Джастин сгреб его за воротник.
- А ты считаешь, они просто так бегут отсюда? Дурак! Здесь что-то происходит, это был сигнал тревоги, и через несколько минут у выхода начнется давка. Шевелись!
Морякам не потребовалось повторять дважды. Они засуетились, кто у кабестана, кто у снастей, поспешно повернули галею по ветру и опустили весла, чтобы добавить хода. Арья не знала, стоит бояться или нет, но когда она заглянула за борт, то обнаружила, что вода поднимается все выше. В ночном воздухе стало совершенно тихо, словно все затаили дыхание. С корабля были видны острова Браавоса, плавающие в густом дыму, но далеко позади вздымалось нечто огромное, призрачное. И тут раздался рев.
Корабль на всех парусах несся к ногам Титана. Жители Браавоса, словно обезумев, прыгали в лодки. Некоторые суда еле держались на воде, перегруженные вещами и людьми. Рог Титана гудел не переставая. Арья, всхлипывая, закрыла уши руками.
Волны колотили в корму, сбивая корабль с курса. Как сир Джастин и предсказывал, у выхода из лагуны столпилось множество суденышек, пытающихся спастись, и галея потопила несколько лодок, подмяв их под киль. Арья старалась не слышать криков и треска ломающегося дерева. Она вцепилась в мачту, пытаясь вспомнить все, что только можно, лишь бы не бояться…
…волчица бежала рядом с большим черным зеленоглазым самцом. Холмы были белыми, небо – черным, а твари позади них – мертвыми, пахнущими гнилью, воняющими белой неживой плотью. Упыри вышли на охоту, все ближе к человечьему логову у подножия холма. До нее эхом донеслась человеческая речь, это воспоминание девочки, не волчицы…
Белая Гавань. Это Белая гавань. Дом, это дом. Волчица – это она, ее воспоминания. Она бежит куда глаза глядят, далеко-далеко…
…Арья потеряла равновесие и упала на палубу. Что-то врезалось в корабль сзади. Она поднялась на четвереньки, разумом все еще оставаясь в теле волчицы, и вгляделась в…
Огни Браавоса начали гаснуть. Один за другим, они исчезали в сокрушительной тьме. Это хорошо, мелькнула шальная мысль, кошмар закончился, ночь на исходе, храмы уже не горят, все в порядке. Арья надеялась, надеялась изо всех сил. А потом она увидела, как нечто ужасное вздымается все выше и выше, и поняла, гораздо более остро, чем во время разговора с Летней Девой, что все ее надежды – ложь.
Вода с каждой минутой поднималась все выше. Еще немного – и галея не сможет пройти под Титаном. Арья услышала скрежет мачты по камню и проклятия людей Баратеона, которые гребли во всю мочь; те, до кого уже дошло, что происходит, молились. Рев становился все громче и громче, раздаваясь из самой глубины океана. Над темным городом поднялся гребень волны, а потом с грохотом рухнул вниз. Городу, расположенному на островах, практически по пояс в воде, была предрешена подобная участь, но не сейчас, не так скоро. Волна поднималась все выше и выше. Выше, чем замок, выше, чем башня. Море разверзло свою рокочущую темную соленую утробу, и толща воды обрушилась на Браавос.
«Когда-нибудь люди сложат песню о затонувшем граде Браавосе, - подумала Арья. Как ни странно, ее мысли текли ясно и плавно. – О его красоте, о бретерах, каналах и куртизанках. О его шелках, тайнах и лабиринтах. О его гавани, актерах, купцах, может быть, даже о его тавернах, воришках, кошках и торговцах устрицами. О его храмах, о Железном Банке и о Безликих. О том, какой это был великий город, прежде чем навсегда погрузился на дно морское и превратился в воспоминание, в историю».
Галея со скрипом раскачивалась из стороны в сторону в кромешной тьме, где-то совсем рядом с каменными ногами Титана. Волна все поднималась, сбрасывая вниз шапки кипящей пены. Она уже поглотила половину города и продвигалась все дальше, затопляя и поглощая все на своем пути, - безумное и величественное зрелище. Соленые брызги разбивались о панцирь Титана, взлетая на двести, триста футов над водой. Защитник Браавоса стал его тюремщиком и палачом – лодки, которым не удалось выйти в открытое море, затянуло в пенистый водоворот. Одни говорят, что мир погибнет в огне. Другие – во льду. Но никто не предполагал, что все будет так.
Арья вжалась лицом в доски палубы и стала молиться.
То, что случилось потом, нельзя было назвать иначе как полным безумием. Галею швыряло туда-сюда, словно игрушечный кораблик, унесенный течением. Океан обрушивал на них одну волну за другой. Канаты растрепались, рангоуты разлетелись в щепки, паруса пропитались солью. Вверх-вниз, туда-сюда, вперед, вперед, вперед, во тьме, вопя от ужаса.
Они тонут. Арья не знала, кто они, те браавосийцы, которых она никогда не встречала, хотя Кэт, Слепая Бет и Лианна, наверное, многих знали. Тормо Фрегар получил то, чего хотел. Браавос стал второй Валирией, а конец света уже почти наступил.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем этот кошмар наконец закончился. Галея тяжело рухнула на бурные волны, и Арья, щурясь, разглядела целую флотилию кораблей. Все-таки мы везем Браавос с собой. Не золото и наемников, как рассчитывал сир Джастин, а беженцев – мужчин, женщин и детей, которым удалось спастись из затонувшего города. Те, кому не повезло, навеки останутся лежать среди каменных останков Браавоса, на дне морском. Боги милостивые, как же там глубоко.
Арья больше не дрожала. Уже не имело смысла бояться, поэтому она была спокойна. Не оглядываться. Не думать, что дальше. Не думать вообще. Она поднялась на ноги – на две ноги, принадлежащие девочке, не волчице, - замерзшая и промокшая насквозь. Сир Джастин отчаянно ругался, Летняя Дева цеплялась за канаты, люди Баратеона гребли и молились, а галея – истерзанная, разбитая, заваливающаяся на один бок, но все еще на плаву, как я, совсем как я, - двигалась сквозь беззвездную ночь к берегам Вестероса.
========== Дейенерис ==========
Он умер у нее на руках. Тонкий зловещий визг рога прорезал влажный воздух. Она упала на пол и почувствовала всем телом крылья и клыки, чешую и пламя, боль от раны Дрогона и жар от рыка Визериона. Она ощутила в себе жизнь и силу, которых так долго была лишена, всей душой почувствовала их, своих драконов, так же, как в тот раз, когда сожгла маленькую девочку, породив пламя и кровь. И в этот волшебный миг, изнемогая от невыносимой боли, она подползла к нему, и он упал. Рог выпал из его пальцев. Дени прижала его голову к своей груди. Его губы почернели, но он улыбался, наконец обретя покой, примирившись с самим собой и со своими поступками. Это его последний подвиг, последний подарок для нее. Дени не знала, что за неведомая сила сокрыта в витом черном роге, но это было ей безразлично. Он сделал это для нее, а она ничем не могла отплатить ему, — только подхватить его, только быть рядом с ним.
— Моя… королева… — Его улыбка стала еще шире, голова запрокинулась, открытые глаза смотрели в пустоту, сквозь сводчатый потолок. Может быть, он видел высокие сосны Медвежьего острова и свой бревенчатый дом на холме. — Спасибо…
Дени крепко обняла его, словно это могло удержать в нем жизнь. Но все было кончено. Могучие плечи содрогнулись, и ее медведь умер. По сравнению с мощным зовом рога, его последний вздох был тихим, почти незаметным. Джорах ушел быстро и легко, словно кто-то задул свечу.
Она долго сидела на полу, укачивая его в объятиях. Его лицо прояснилось, и даже клеймо в виде черепа разгладилось и стало менее заметным. Рабское клеймо, последнее наследие Джораха Мормонта. Он продавал рабов, а потом сам попал в рабство, он умер ради нее, раб королевы, раб любви. Дени поцеловала кончики пальцев и легонько провела ими по его небритой щеке. Не было слов, чтобы описать, какая буря пронизывала ее, сметая, кроша, жаркими толчками вбивая в нее истину о том, кто она такая. Кхалиси. Бурерожденная. Мать. Мать. Мать.
Дени легонько поцеловала сира Джораха в лоб и осторожно опустила тело своего храброго медведя на пол. Только тогда она спокойно подняла голову и встретила взгляд разномастных глаз карлика, стоящего неподалеку.
Он открыл было рот, чтобы представиться, а может, чтобы выразить соболезнования, но она оборвала его; ни в том ни в другом не было нужды.
— Тирион Ланнистер.
Карлик настороженно кивнул, не сводя с нее глаз.
— Он самый, хоть это и сомнительная честь, ваше величество.
Дени поднялась на ноги и подала ему руку, на которой он запечатлел краткий, благопристойный поцелуй. Она не имела понятия, что ей с ним делать, — может быть, нужно прогнать этого порочного и злонамеренного Беса прочь, а может, следует потребовать, чтобы он склонил колени и принес ей присягу, или ей стоит сделать его своим советником, — памятуя о судьбе высокородных лордов, с которыми ему доводилось иметь дело, это весьма опасный шаг. Джорах говорил, что хотел доставить Ланнистера к ней, — одним богам известно, зачем, — что его сестра-королева назначила награду за его голову, а еще будто карлику известно, кто нанял Золотых Мечей. Мормонт ясно дал понять, что ни на грош не верит этому человеку, но если Тирион хотел причинить ей вред, у него была хорошая возможность сделать это, пока она оплакивала сира Джораха. Нет. Ему нужно нечто другое.
— Вы поможете мне? — спросила Дени. — Когда я покидала Миэрин, его нельзя было назвать цветущим городом. Что-то не похоже, чтобы дела здесь наладились.
— Должен признаться, большая часть разгрома случилась по моей вине. — Он пытался говорить беспечным тоном, но его разбитое, изуродованное лицо оставалось мрачным. Он безобразен. Дени была заинтригована; если верить пословице, если человек уродлив снаружи, он уродлив и внутри, но она давно не верила пословицам. Этот карлик с низким лбом, отрубленным носом и жидкими белесыми волосами был похож на гремлина из сказки, на горгулью, сошедшую со стен Драконьего Камня. Но он — вестеросец, к тому же благородного происхождения, и среди прочих достоинств, вероятно, может распоряжаться богатствами Бобрового Утеса. Дени вернула себе драконов — по крайней мере, двух; она ощущала отсутствие Рейегаля, словно у нее не было руки или ноги. Но если она хочет продвинуться дальше, одних драконов мало, — ей в качестве союзников нужны люди.
— Вы все мне подробно расскажете. — Дени выпрямилась, поморщившись от боли в затекших ногах. Она бежала изо всех сил, пытаясь спастись от Даарио, петляя по опустевшим улицам, заваленным трупами и обломками. Вряд ли ей удалось бы убежать, но вдруг с высоты спустился Дрогон, фыркая и источая пар от неимоверного усилия. Дени взобралась на дракона, и тот, хлопая крыльями, поднялся в воздух, набрал высоту и, словно ведомый невидимым маяком, полетел к Великой Пирамиде. Это рог. Его позвал к себе рог, даже еще не прозвучав. Кто принес сюда эту ужасную вещь и с какой целью? Еще одна загадка, которую нужно разгадать. И у меня есть ощущение, что карлик может мне в этом помочь.
— Полагаю, сперва нам нужно решить, что делать с тремя трупами, — сказал Тирион. — Не знаю, слышали вы или нет, но ваш рыцарь высказал определенные пожелания насчет своего погребения.
— Вы… и это мне расскажете. — Помимо сира Джораха, в зале лежали еще два мертвеца — один в красных одеждах с угольно-черной кожей и гривой белых волос, а другой — воин в черном плаще с вышитым золотым кальмаром. — А еще мне нужно знать, кто эти люди, — первые экземпляры в нашей коллекции трупов. Но нам не обязательно самим заниматься этим. Я… найду сира Барристана и подготовлю план…
Выражение лица Беса заставило ее похолодеть. Дени повернулась к нему, чувствуя, как ужас словно льдом сковывает ее сердце.
— Нет, — выдохнула она. — Нет, только не говорите мне, что… — Сама мысль о том, что она потеряла и сира Джораха, и сира Барристана… нет, этого не может быть…
