Текст книги ""Фантастика 2024-64". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Джон Голд

Глава 21. Кровавый унтер-офицер, или рождение городской легенды.

Я стоял посередине проезжей части в эпицентре пожаров, держа за шею последнего врага которого проткнула моя сабля насквозь.

По лицу и кителю текла чужая кровь, буквально окрасив мою серую форму в темно багровый оттенок.

Выдернув оружие из груди врага, я отпустил его горло, и он, скользя рукой по моему кителю, упал на колени, после чего завалился на бок, смотря уже на мир стеклянными безжизненными глазами.

Тяжело дыша, чувствуя неведомую до этой минуты пустоту в сердце, я смотрел на десятки убитых мной повстанцев, которые валялись словно в реках крови, смещенных со снегом и талой водой.

Люди же понимая, что на краткий миг угроза их жизням миновала, старались откопать под завалами своих друзей и родственников.

Отовсюду слышались крики боли и истерическое рыдание над умершими или тяжелоранеными горожанами.

Ночное небо окрасилось в рыжеватый оттенок от сотен пожарищ, а едкий дым уходил в небо гонимый ветром.

– Ваше благородие, – подошла ко мне женщина с ребёнком, по лбу которой текла кровь, а на плече девочки виднелось кровавое пятно. – Спасибо вам. – Схватила она мою левую руку, которая была по шею в крови врагов, своими дрожащими холодными руками. – Не оставили на поругание да на смерть лютую народ простой.

– Мама, я руки не чувствую. – Сквозь тихие слёзы, чуть слышно произнесла девочка.

Я перевёл пустой, словно мертвый взгляд на девчушку лет десяти, и сжал зубы до скрипа, после чего огромным усилием воли заставил себя улыбнуться испуганной от моего взгляда девочке.

– Сейчас всё пройдёт. – Воткнул я саблю в тело поверженного у моих ног врага и, освободившись от рук её матери, сотворил печати, после чего, дотронулся кончиками пальцев до плеча, где красовалась рваная кровавая дыра на одежде.

– Жжется! – вскрикнул ребенок, и согнула в локте руку, отводя от моих пальцев больное плечо. – Мам! Мамочка, она движется. Я чувствую руку. – Радостно закричала девчонка, по лицу которой вновь побежали слёзы.

Очередной взрыв прогремел очень близко, от чего я словно ураган выхватил саблю и рванул в ту сторону, до сих пор видя лицо маленькой девочки измазанное копотью и кровью.

Мои ноги несли меня по кровавому снегу, перепрыгивая через мертвые тела и тлеющие доски. Рука до боли сжимала рукоять сабли, а в голове всё вставало на свои места.

Я стал убийцей, который жестоко расправлялся с огромным количеством народу. От этой мысли поначалу меня одолевал дикий страх, и моя душа, словно птица в клетке билась об прутья, разбиваясь в кровь.

Но такова цена невинных жизней. Жизней людей, которых затянуло в кровавую мясорубку.

С этими мыслями, которые пролетали за доли секунды, я также вспоминал всё, что рассказывали мне мои уже, словно не реальные учителя из разных специальных ведомств, которые прошли многочисленные боевые действия.

Основной их посыл во многом сводился к единому итогу, но разными словами. Мы приняли роль тех, кто отнимает жизни, дабы стоять на страже мирного населения. Во все времена нужны были те, кто проливает кровь врагов, для того чтобы не проливалась кровь своего народа. Цена сотин, а иногда и тысяч людей зависит от того, готов ли ты нести бремя убийцы омыв свои руки кровью.

Выскочив на второстепенную улицу, я увидел, как несколько мужиков добивали раненых, протыкая их тела штыками.

Они даже не поняли, как голова одного из них отлетела от плеч под фонтан крови, а когда осознали это, то один из них падал, хрипя с перебитым горлом, а второй с рассечённой от ключицы до пупка раной, заливая всё перед собой горячей алой жидкостью.

– Добивать надо врага на поле боя, – сказал я сам себе, смотря на задыхающегося и медленно умирающего мужчину, повторяя слова своего инструктора в гимназии, после чего пронзил его грудь саблей. – Иначе это может стоить, чьей-то жизни. – Выдернул я саблю и устремился дальше по улице.

Всюду слышались взрывы, и стрельба, а также промелькивали техники серого и стихийного круга.

Город пылал сотнями пожаров, а улицы превращались в баррикады, и усеивались трупами всех мастей.

Выйдя из очередного закоулка оставляя за спиной десятки тел врагов, я увидел сначала тени из-за угла, а потом уже до меня донеслись крики и благая ругань, под выстрелы ружей.

Стерев с лица кровь неприятелей, я устремился в ту сторону и, очутившись у торца дома за которым всё и происходило, на секунду высунул голову, убирая её сразу обратно.

На улице превратившейся в поле боя нескольких людей с десятком бунтовщиков, дела обстояли весьма скверно.

Как я понял, патрульных зажали в угол, где они из-за поваленного набок экипажа вели оборону, а враги то и дело закидывали их слабыми стихийными боевыми техниками, да норовили подстрелить из ружей, заняв выгодные позиции для их уничтожения.

В момент, когда я вновь высунулся из-за торца дома, в экипаж полетели бутылки, которые разбились об него, а следом в заслон устремились небольшие огненные шары, при попадании которых они воспламенили содержимое разбитых бутылок.

Огонь тут же вспыхнул ярким заревом, и устремился за баррикаду, от чего несколько постовых с криками бросились кто куда, под выстрелы ружей и боевые техники врага.

Выкурив полицмейстеров из укрытия, зачинщики беспорядков с криками рванули в атаку, уверенные в своей скорой безоговорочной победе.

В это же время я рванул в бой, и словно дикий зверь, жаждущий только чужой смерти, налетел на готовящегося выстрелить из ружья врага.

Моя сабля обрушилась сверху вниз на дуло оружия, которое выстрелило в землю, после чего я сразу же рубанул ей по горлу стрелка, и ушёл вниз, касаясь левой рукой снега, пропуская огненную струю над головой.

Рывок, и я на сумасшедшей скорости исполнил технику хаотичного клинка, после которой пять моих соперников повалились на мостовую, истекая кровью с рассечёнными телами.

Я же, не останавливаясь на этом, был уже рядом ещё с одним повстанцем, и после отражения корявого выпада его сабли, отсёк его голову, устремляясь к новой жертве.

Почувствовав словно дыхание смерти на спине, я резко уйдя в бок получил по спине крошкой из камня отвалившейся от стены в которую угодила пуля, и сразу рванул к стрелку, который, не успевая перезарядить своё оружие решил пойти на меня в штыковую.

За полметра до зоны поражения штыком, который начал свой ход, я совершил пируэт в котором, пропустил холодную сталь вдоль своего тела и, очутившись с боку, от врага, завершил поворот, рубанув саблей по затылку врага.

Мой враг ещё падал, а я рванул к пылающей баррикаде, за которой несколько недругов настигли упавших в снег постовых пытавшихся убежать прочь.

Налетев как ураган со спины на оставшихся на этой улице врагов, предвкушавших лёгкую расправу над упавшими, я с ходу рассёк спину первого, и практически снёс с плеч голову второго.

Враги падали рядом с полицмейстерами, а я, смотря на не отлетевшую до конца голову, произнёс:

– Видно косо сабля легла.

В это время на меня, смотрели две пары испуганных молодых глаз, а я под их взором развернулся вполоборота, на как мне казалось медленно умирающего врага получившего от меня рассечение спины, и добил его, воткнув саблю ему в спину, слегка провернув её при этом.

Ты… – запинаясь дрожащим голосом, произнесла, смотря в моё грязное от крови лицо, молодая девушка в форме полицейского с медными волнистыми волосами, сидя в куче снега. – Ты тот постовой из ресторана.

– Что? – Наморщи я лоб, вытаскивая кровавую саблю из тела.

– Бутылка. Ты бутылку тогда поймал. – Попыталась улыбнуться мне молодая особа.

– Может быть, без разницы, – отмахнулся я. – Поднимайтесь и берите оружие. Будите так сидеть, вас просто убьют. А я пошёл. – Сделал я шаг в сторону.

– Стой! Куда! – вскочил из снега темноволосый парень лет двадцати. – Выведи нас в безопасное место, а лучше к царской страже.

Я обернулся на парня и нахмурил брови.

– С какой стати я должен с тобой возиться? И тем более выводить тебя куда-либо?

– Я граф, – с превосходством в голосе обозначил свой статус парень. – А тут кругом изменники. Ты же гимназист. У тебя нет шевронов и погон. Вы призваны защищать и служить нам. Так защищай и служи. Выведи меня отсюда.

Я резко сблизился с парнем, что он хотел шарахнуться от меня назад, но я поймал его за отворот шинели, и подтянул к себе.

– У тебя есть шевроны. Есть оружие, которое сейчас бесхозно брошено, – ледяным тоном выпалил я ему в лицо. – Ты сейчас в рядах защитников города, но хочешь защитить только свою шкуру. Ты бежишь от стычек с врагом, которые сейчас убивают тех, кого ты должен защищать, нацепив знаки отличия. Так если ты не выполняешь свой долг. Почему я должен это делать. Потому что ты граф? Так послушай меня граф. Я не собираюсь тебя спасать. Не хочешь выполнять возложенный долг, так забейся в какой-нибудь угол, и жди, когда всё кончится. А я ухожу. – Толкнул я его, отпуская хватку.

Парень, не устояв на ногах, упал опять на жопу в снег, и выкрикнул:

– Это измена!

Я, уже повернувшись к нему вполоборота, посмотрел на него через плечо и произнёс:

– Это война.

Шагнув прочь от аристократов, я услышал в спину женский голос:

– Я пойду с вами. Можно я пойду с вами.

Я замедлил шаг и, со мной поравнялась стройная среднего роста миловидная девушка с носом пуговкой, и слегка пухлыми губами, сжимающая саблю.

– Я с вами сударь. – С твёрдой уверенностью в голосе произнесла, судя по золотому шнурку на шинели лицеистка.

– Тамара! Тамара вы куда? – Орал нам в спину граф, который так и не соизволил вновь подняться на ноги.

– От вас подальше граф. – Обернулась она на парня, после чего шагнула вперёд меня.

Всюду звучал сабельный звон и крики ярости вперемешку с мольбами о помощи.

Петербург горел сотнями пожаров и содрогался от разрывов взрывчатых веществ.

Каждая улица или подворотня таила в себе опасность и бои не на жизнь, а насмерть. Полиции и военные расчёты сражались с сотнями бунтовщиков, которые просто старались убить всех, кто попадался им на пути, попутно грабя и, сжигая всё, что могли.

Если по первой мне попадались на пути только обычные люди и обладатели слабой родовой силы, то чем дальше заходили мои уличные бои, тем более сильный и обученный попадался враг.

– Григорий, я не могу остановить кровь. – Кричала мне склонившаяся над молодым парнем Тамара, используя технику лечения которой я её обучил, поняв, что как боец девушка была на данный момент никакая, хотя я видел в ней ни плохой потенциал.

Перешагнув труп недавно убитого мной врага, я быстрым шагом под взгляды спасённого остатка отряда состоявшего из гимназистов и лицеистов вперемешку с обычными солдатами, подошел, как выяснилось совсем недавно княжне Ройской.

Парень, у которого было рассечено бедро, со смесью испуга и недюжинного любопытства посмотрел на меня.

Оно и понятно. За десятки боёв я был весь пропитан кровью и словно полностью приобрёл кроваво красный оттенок, а времени с начала этого беспощадного хаоса прошло всего нечего.

Небрежно воткнув саблю в снег, я сложил печати и послал свою силу в рану парня, под всё ещё удивлённый и восхищённый взгляд Тамары. Хотя девушка наблюдала за этой техникой свыше десяти раз, и даже единожды на себе.

Парень, сидящий спиной к стене дома, взвыл в голос, и затих, чуть не теряя сознание, вот только рана на бедре стала покрываться коркой и больше не кровоточила.

Я же встав вновь в полный рост, беря саблю, произнёс:

– С этим всё. Пора идти дальше.

После моих слов Тамара встала с колен, а на грязной залитой кровью улице поднялся гам от спасённых людей, которые не могли понять какого рожна мы сваливаем от них после того как спасли.

– Ваше благородие, – подбежал ко мне усатый мужик с саблей наперевес. – Прикажите нам за вами идти. Нет сил больше, с господами хорошими водиться. Лучше в штыковую, да на врага, чем так.

Я посмотрел на простого вояку, и скривился, словно от зубной боли, смотря на израненных простых солдат которые стояли среди детей знати.

– Да какое я тебе благородие служивый. Обычный я без роду и имени, – произнёс я под ошарашенный взгляд Тамары, от услышанного. – Не по чину мне им приказывать, да волю свою трактовать к исполнению.

– Григорий да как можно. – Начала было говорить княжна Райская.

– Так и можно Тамара Викторовна, – перевёл я тяжелый налитый кровью, словно мёртвый взгляд, под стоны приходящего в себя паренька, которого я подлатал минуту назад. – Не чета я им не ровня. Если не сабля моя лихая да кровавая, давно бы указывать, да приказывать полезли. Обычный люд я, простая чадь. Да только жить им больше хочется, чем ко мне с указами лезть.

Усатый вояка, как и княгиня, вытаращили на меня глаза.

– Смилуйся, – первым нашёлся вояка. – Заведёт нас их воля, да под самый монастырь. За зря сгинут буйные головушки.

– Да пойми же ты служивый…. – Начал, было, я говорить, как с дальней стороны улицы шарахнуло так, что камень в разные стороны полетел.

Со свистом вдоль улицы разворотив край дома, пролетело пушечное ядро и, шипя влетело в стену дальнего дома зацепив при этом зазевавшегося парня в скользь по плечу.

Грохот рушащейся стены и дикий крик боли накрыл улицу, а вдали раздались крики и выстрелы.

Не прошло и минуты, как мы увидели с сотню людей с ружьями и саблями наперевес, которые быстро двигались в нашу сторону.

За считанные секунды, словно дикая свора, они заполонили начало нашей улочки, и в этот момент аристократы стали палить всем своим запасом родовых техник погружая мостовую в кромешный стихийный ад.

Вражеский отряд ответил им тем же, подкрепляя свою атаку стрельбой из ружей на бегу, не заботясь о прицеле, в надежде, что шальная пуля найдёт свою мишень.

Я же сорвался с места, и рванул с саблей наперевес на врага, при этом складывая простецкие печати из техник земли, делая небольшие заслоны для валяющихся на земле раненых горожан и прочих.

Словно обезумев от ярости к своим и чужим, я словно волк в овчарне ворвался в толпу врагов и стал рубить их саблей вкладывая в удары неимоверное количество родовой силы, используя при этом смертоносные техники фехтования.

Чуть больше чем за минуту моего боя, земля стала скользкой от крови, растапливая грязный снег, а к моим ногам падали мёртвые тела врагов, которые даже не успевали защититься от моих яростных атак.

Кровь заливала взор, а рукоять сабли скользила в ладони, но я рубил врага в обжигающем жаре огненных взрывов и водных ударов родовых техник, которыми закидывали обезумевшие от страха перед врагом лицеисты.

И когда победа была практически в руках, из тёмной подворотни выскочили солдаты и пошли рубить остатки вражин словно капусту.

Бой кончился, а я под десятки взглядов новых вояк прибывших нам на помощь, устремился к нескольким лицеистам которые, и устроили тут пепелище, не заботясь ни о чём, кроме своей шкуры.

Я шёл вдоль горящих домов и обгорелых тел, и под непонимающие взгляды недавно спасенного отряда, влепил по роже одному из аристократов, от чего тот упал на мостовую.

– Вы что тут устроили нелюди! – зарычал я на сидящего на жопе парня и его дружков, которые шарахнулись от меня в сторону после удара по своему товарищу. – Тут полно тяжелораненых людей, а вы их заживо сожгли черти. Вы своих товарищей убили. Мирных жителей, которых спасти можно было, на смерть обрекли. Вам уродам не объясняли как вести бои в городской черте в вашем царском лицее.

– Да как ты смеешь! – Оскалился на меня высокий светловолосый парень. – Забыл перед кем стоишь ту!

Я перевёл взгляд на говорившего паренька, и он дёрнулся от моего взгляда.

– Да мне наср…

– Оражен! – Огласил улицу суровый грубый голос.

Я резко повернулся на окликнувшего меня, и увидел своего инструктора по военной подготовке.

Михаил Евгеньевич Лапинский, так же как и я был весь в копоти и крови, а в руке он сжимал саблю.

То же самое сделали все, кто был на улице, смотря, как ко мне шёл штабс-капитан со знаками отличия личного царского полка.

Тамара Викторовна, которая всё это время была можно сказать в тылу, смотря то на меня, то на сурового мощного мужчину, который быстро шёл на меня с саблей наперевес, постаралась как можно быстрее подойти ко мне поближе.

– Офицер, – тут же подал голос светловолосый парень. – Усмирите этого холопа. Он зарвался не на шутку.

Михаил кинул косой взгляд на лицеиста, после чего вновь перевёл взгляд на меня.

– Оражен. Доложить обстановку. – Проигнорировал слова аристократа штабс-капитан.

– Иду с северного направления. Конечной точки нет. Зачищаю улицы, стараюсь сократить потери среди горожан. Мой отряд выведен из боевого порядка. Двигаюсь самолично.

– А эти? – Указал он кивком на солдат и аристократов.

– Повстречались при столкновении с врагом на данной местности.– Сухо словно отрапортовал я.

– Капитан! – вновь подал голос один из лицеистов, которые были повинны в убийствах не способных подняться с мостовой раненых горожан и солдат. – Вы намерены с этим что-то делать? Да и нас выводить надо.

Лапинский сурово окинул взглядом сборище, и скривился.

– Разберёмся, – в своей бывалой недовольной манере произнёс Михаил. – Оражен. Бери этих и тех, что за нами плетутся. Организуй отряд и бери над ним управление. Да к Власовской части держи путь. Как доберетесь, сдай их, а дальше на твоё усмотрение.

– Да как можно! – вылез из толпы солдат средних лет мужчина с кудрявой головой. – Вы отдаёте себе отчёт? Где это видано, чтобы школяр безродный, аристократами управлял. Назначьте другого. Или лучше сами нас до укрытия доведите. Вы же царский отряд. Вы должны нас защищать!

– Михаил Евгеньевич, – выдохнул я. – При всём моём уважении это плохая идея. Вы уйдете, а они кто в лес кто по дрова. Не смогу я ими руководить. До беды дойдёт.

– Оражен, за мной. – Развернулся к своему отряду Лапинский, и пошёл к телеге, в которой как я понял, были тяжелораненые.

Я следовал за ним, и когда мы подошли к борту одной из телег, он осмотрел раненых и практически бессознательных военных, после чего сорвал с плеча одного из них погон.

– Вот, – быстро прикрепил он к моему плечу на крепления погон, и хлопнул по нему увесистой ладонью. – С повышением тебя боец. Теперь ты на время войны унтер-офицер. Так что подбери свой зад, и живо выполнять приказ старшего по званию Оражен. – заорал во всю глотку Михаил Евгеньевич. – А кто будет возникать, гони взашей, пусть сами себе путь к спасению пробивают. Теперь только приказ старшего по званию для тебя закон Оражен. Ты на войне солдат.

– Ура! – Заорал усатый служивый, услышав слова штабс-капитана, и его поддержали такими же криками его боевые товарищи и княжна Ройская, поднимая ружья и сабли вверх. Под ошарашенные взгляды детей аристократов и зажиточных горожан и малочисленных гимназистов.

– Выстрел! – Орал я во всю глотку, махая саблей.

Первая Шергина солдат огласила площадь, выстрелами и быстро встала на одно колено, перезаряжая ружья, а над ними сразу начали брать в прицел врагов вторая шеренга солдат.

– Выстрел! – Вновь скомандовал я начало стрельбы, в сторону бегущих на нас врагов с саблями и штыками которых мы застали врасплох.

Второй залп и часть из них валится на мостовую начиная заливать её кровью.

– Огонь с колена и в штыки! Заорал я под третий залп ружей. После чего рванул самый первый в гущу поредевшей толпы неприятелей, а за мной уже с криками устремлялись солдаты, пока легкораненые и не имеющие возможности или желания сражаться люди пытались помочь тем, кто валялся на этой площади и молил о помощи.

– Бей! Дави врага! За веру! За отряд! За царя! – Разносились крики по площади из уст моих новоиспечённых подчиненных, которые с яростью демонов безжалостно рубили и кололи недругов, следуя за мной. Уподобляясь моей жестокости к врагу на поле боя, от которой вот уже пару стычек подряд враг под конец боёв содрогался и пускался в бегство.

– Ура! – разносились радостные крики десятков простых служивых, которые стояли над телами поверженных врагов, не понеся ни единой потери в этом бою.

– Занять оборону! Перезаряжайте ружья, – заорал я, стоя у тел обезглавленных врагов. – Не расслабляться! Кому нечем заняться помогайте раненым, и грузите их в повозки, если таковое требуется. Десять минут, и выдвигаемся дальше.

– Так точно! – Был ответом мне хор голосов.

Вот уже как час в темноте горящего города, мы пробирались к Власовской части, до которой можно было дойти минут за сорок, однако постоянные бои с отрядами врагов, не давали нам такой возможности.

К тому же наш так сказать отряд весьма разросся, и не мог быстро перемещаться, ведь с моим чином офицера мне достались ещё и повозки с ранеными, которые всучил мне граф Лапинский.

Командуя солдатами, я всё равно был на острие атаки, дабы уничтожить как можно больше врагов в одиночку. Ибо, чем меньше было мишеней для солдат, тем больше был шанс сохранить их жизни, а так же не допустить хаотичных атак аристократов которые отсиживались в тыловой части, и могли своими действиями убить не только врагов, но и соузников, а также мирное население.

Это был последний рубеж перед Власовской частью, и вскоре мы сможем до неё добраться, а сейчас я стоял с ног до головы залитый кровью врагов обдуваемый морозным ветром вперемешку со снегом, в одном погоне, наблюдая как вверенные мне люди, готовились сделать последний рывок до возможной безопасной зоны.

От горящих повсеместно зданий было светло как днём, а от смога и дыма становилось трудно дышать. Уже скоро я выполню приказ, и смогу вновь отвечать только за себя.

Когда мы совершали последний рывок к военной части, всюду всё ещё звучали взрывы, ведь времени с момента начала хаоса прошло всего нечего, а казалось, что я в этом аду уже целую вечность.

К этому времени я вёл за собой более сотни простых солдат и полицмейстеров, а также около пятидесяти лицеистов и гимназистов, не считая тех, кто сейчас был загружен в повозки.

И вот настал момент, когда нам оставалось пройти одну площадь и улицу за ней, а дальше мост и вот она Власовская воинская часть.

Врагов видно не было, от чего мы быстро очутились на заваленной экипажами и обломками лавочек и прочего, площади, а через минуту со стороны Власовской части появился небольшой отряд царской стражи.

Завидев нас, они быстро приблизились к нашему сборищу и, перекинувшись со мной парой фраз, узнав всё, что им требовалось, заявили, что тут нет врагов, так что армейская сила переходит под их управление, а остальные сами могут безбоязненно добраться до стен воинской части.

Вот и вышло, что больше сотни солдат разбили на три отряда, в один из которых попал и я, а остальные уже без нас продолжили свой путь к убежищу.

Мы же словно гонимые чем-то очень быстро удалялись вглубь города.

Штабс-капитан царской стражи вёл наш отряд по границы центра города и местности, которая была вверена в патрулирование, когда-то двенадцатому отделу полиции, к которому я и был в самом начале прикомандирован.

По информации капитана, бунтовщики не могли обосноваться в центральной части Петербурга, но знатно задержали основные военные формирования, и сейчас те силы, которые были там задействованы, многочисленными группами отступали в прилегающие к нему районы. Их мы и должны были уничтожать по мере нахождения.

Нарвавшись на бунтовщиков, мы словно лавина ударили им в спину, и по началу дела шли хорошо.

Мы нападали, враг отступал, пока наш отряд во главе со штабс-капитаном не забежали, преследуя отступавших повстанцев на узкую улицу.

Окрылённый лёгкой победой наш главнокомандующий пёр на пролом, пытаясь настигнуть ретировавшихся врагов.

Стоило нам всем отрядом очутиться между домами по центру улицы, как раздался дикий свист, после которого улицу сотрясли взрывы.

Всюду взрывался камень, и летели доски, а всё пространство погрузилось в огненное зарево и клубы едкого дыма.

Я, спасаясь из огненной ловушки, чуть ли не с четверенек устремился в узкую подворотню, а в спину мне ударил кусок отвалившейся от стены, которая рушилась, заваливая вход в узкий проход между домами.

От удара я полетел вперёд и, уйдя в кувырок, покатился по грязному переулку, в конце которого меня уже поджидали несколько человек с саблями и топорами.

Предвкушая лёгкую жертву, они кинулись ко мне, улюлюкая и смеясь при этом. Я же катясь по земле, выронив саблю, шипя от боли в спине, вскочив на ноги, только и успел перехватить занесённую в ударе руку с топором.

Стоило мне схватить ударную конечность, как я врезал локтем в висок прыткого мужика и, скрутившись с ним на девяносто градусов, обрушил его конечность на второго врага.

Топор со свистом вошёл в ключицу мятежнику, а я, выпустив схваченную руку, быстро свернул голову всё ещё сжимавшему древко топора мужику.

Оставалось ещё три непоражённые мишени, от чего отпрянув назад, я сложил печати и из земли вырвались древесные копья, не давая и шанса на выживание, оставшимся врагам протыкая их тела на вылет.

Подняв выроненную саблю, я быстро как мог, пока заживала спина, пошёл по переулку, выходя вскоре на другую улицу, где всё было спокойно.

Когда я смог вернуться на место западни, то мой новый отряд был невиден из-за засыпавших их обломков, а вокруг просматривались только тела ранее убитых защитников города и горожан.

Обходя завалы, я пытался найти хоть кого-то выжившего, но все были мертвы. Отойдя от тела штабс-капитана, который лежал в снегу с открытыми глазами под частичным каменным завалом, я увидел на кровавом снегу, не пойми как оказавшейся тут растрёпанный букет белых роз, измазанных кровью.

В моей голове словно щёлкнул тумблер, и я вспомнил о Розе, от чего на душе стало беспокойно, от чего я быстро зашагал прочь от места смерти целого отряда солдат.

Если я правильно помнил, до особняка княжны Глицыной было чуть меньше километра. Ведь штабс-капитан, словно целенаправленно вёл нас к особнякам, один из которых принадлежал княжеской семье Глицыных.

Конечно, я предполагал, что как только всё это началось несколько часов назад, княжну должны были, по меньшей мере, охранять или спрятать, а то и вовсе вывести в безопасное место. Но проверить и убедиться в этом стоило. К тому же я был совсем близко с её домом.

За весь путь до особняка, я только один раз встретился с несколькими бунтовщиками, которые после нашей минутной встречи больше никогда не смогут, кому-либо навредить.

Когда я, практически переходя на лёгкий бег, вывернул на улицу, где стояли ровные ряды особняков, то видел, как часть из них полыхали огнём, а улица была усеяна телами стражи и бунтовщиков.

Увидев такую картину, я словно молния сорвался вперёд и, подбегая к высокому забору из белых колон, со стальными прутьями, застал момент как из окна второго этажа, выпрыгнула фигура, разбивая своими телом стекло, из которого вслед за людьми показались языки пламени.

Забежав в распахнутые ворота, где повсюду валялись тела охранников и прислуги, вперемешку с бандитами, я устремился к выпавшему из окна человеку.

Подбежав к нему, я увидел Николая, который крепко прижимал к себе Розу, закутав её в свою шинель, на которой сверкали кусочки стекла и, начинала проявляться кровь.

– Твою мать. – Выпалил я сквозь зубы, падая перед ними на колени, бросая рядом с собой саблю, начиная тянуть дрогнувшие руки к своим друзьям.

Стоило мне коснуться рук Николая, дабы разжать их и начать осмотр их тел, как Коля, словно в бреду дёрнулся всем телом, и даже в полубессознательном состоянии попытался одной из своих рук вцепиться мне в горло.

Я перехватив его руку сжал её, под кашель Розы, которая походу надышалась дымом.

Веки Николая дёрнулись и приоткрылись, а я увидел мутный практически невменяемый взгляд, который сменился лёгким осознанием.

– Г… Гришь… – еле ворочал языком мой друг. Чьё лицо было белое, как мел, от чего кровь на нем выглядела особенно ярко. – Сссс… спаси её. Бегите быстрей. – С большим трудом прохрипел Николай и разразился кашлем.

– Лежи спокойно, – нервно произнёс я, стоя на коленях перед ними. – Всё будет хорошо. – Убрал я вторую руку парня от Розы, и осторожно перекатил девушку, уложив её рядом с парнем.

Как только я это сделал, то увидел, что бок князя был распорот, а также на бедре виднелась глубокое рассечение, от вида которой, я сразу сложил печать лечения, и не жалея сил направил исцеляющую энергию в его тело.

Николай взвыл в голос от побочного эффекта техники, которая несла сильную боль, а я приступил к осмотру Розы.

Явных ран видно не было, хотя лёгкое платье девушки, было перепачкано кровью и, местами пропитано ей насквозь.

Мои руки быстро скользили по телу княжны, становясь вновь мокрыми от крови, но не найдя серьёзных ранений, я осознал, что она просто потеряла сознание от угарного газа.

Сложив печать лечения, я коснулся руками чуть вздымающейся груди Розы, и она выгнулась дугой начиная хрипеть и кашлять.

– О. Как кстати. – Раздался неуловимо знакомый голос со стороны крыльца дома.

Я, ежесекундно разворачиваясь на голос, подхватил саблю и поднялся на ноги, а из клубов дыма, который валил из входной двери вышел мужчина в чёрной военной форме без знаков отличия, на лице которого была маска филина.

Незнакомец сжимал в руках саблю, которая была слегка измазана кровью.

Сделав шаг с порога, он отпихнул ногой мёртвое тело охранника, и произнёс:

– Оражен. Убей Ястрина и Горлицыну. – Приподнял маску мужчина, и я увидел лицо графа Ехитова, моего куратора из тайной царской канцелярии. – Может ты с этим справишься, а то этот мусор только и смог, что тут подохнуть. От чего пришлось вмешаться и самому доделывать работу. Это приказ Оражен. Выполняй.

Я стоял как вкопанный. За моей спиной в снегу лежали мои друзья, а передо мной стоял представитель царской воли.

– Что ты вылупился на меня? – рявкнул Александр Романович. – Исполняй приказ. Живо! Или ты от взрывов оглох на оба уха.

Рука, сжимающая саблю, которая отняла за эти несколько часов не одну сотню жизней, дрогнула, а мои зубы сжались до скрипа, после чего я поднял своё оружие, и направил его остриё в грудь графа. Уже как я думал, осознав причины и следствия данного покушения на Горлицыных, где Николай был просто случайным свидетелем.

– Катись к чёрту со своей канцелярией, – улыбнулся я улыбкой, больше напоминающей оскал. – Этот тайный приказ вы не исполните.

– Это мы ещё посмотрим, – засмеялся Ехитов. – Мёртвы или живым, ты одинаково будешь мне полезен. – Рванул он с крыльца, занося в ударе саблю.