Текст книги ""Фантастика 2024-67". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Ерофей Трофимов

Алексей Калинин
Якудза из другого мира 9

Глава 1

Двое мужчин шли по ночным дорожкам городского сада Коисикава Коракэн. Под ногами иногда похрустывали упавшие после недавнего сильного ветра сухие ветви. В воздухе витала свежесть после дождя. Эта свежесть приносила нотки городского присутствия – запах мокрой глины и выхлопов автомобиля.

Перед мужчинами в воздухе висел яркий огненный шар. Он давал достаточно света, чтобы не поскользнуться на мокрой листве и не навернуться в одну из небольших луж. Этот путь мужчины выбрали неслучайно – он позволял сэкономить целых десять минут пути до дома. А уставшие после трудного рабочего дня ценят каждую минуту, отделяющую их от мягкого футона.

То, что день прошел трудно, можно было судить по уставшим, но довольным лицам мужчин, да к тому же от них жутко несло саке. Сегодня они отправили партию товара и теперь, после традиционного распития бутылочки за успех их маленькой компании, Иоширо Маруяма и Хироши Ясуда неторопливо брели в сторону дома.

Иоширо по фигуре походил на гвоздь, которому какой-то художник-модернист взял, да и приделал проволочные руки и ноги, а потом ещё нацепил деловой костюм. Этот худой человек выглядел настолько нескладно, насколько может выглядеть детский рисунок, когда малыш водит карандашом по бумаге и бурчит себе под нос: «Палка-палка, огуречик…» В дополнение ко всему можно добавить кислое лицо, которое в ассоциациях стоит рядом со словом «лимон».

Полной его противоположностью являлся Хироши Ясуда. Полненький мужчина с далеко уходящими залысинами на висках был вечно улыбающимся и радующимся жизни. Улыбка почти никогда не сходила с тонких губ, даже в те моменты, когда работа требовала проявления жестокости.

– Вот так вот благородные люди раньше всех горюют над горем Поднебесной и после всех наслаждаются её радостями, – проговорил звонким голосом Хироши, заглядывая по обыкновению снизу вверх в лицо своего напарника. – Этими самыми словами Токугава Мицукуни вдохновлялся, когда создавал этот прекрасный сад. Тут отражается невероятно много китайского влияния, и в то же время присутствует привычный нашему глазу японский колорит.

– Господин Ясуда, я не затруднюсь в тысячный раз заметить, что по большому счету мне насрать как на сам сад, так и на его создателя. Почему каждый раз, когда мы проходим по этому саду, ты пытаешься разжечь в моей душе восторг? Всем этим красотам я предпочту плошку хорошего риса и стейк средней прожарки с кровью.

– Эх, нет в тебе поэтической искорки, господин Маруяма. А без неё в нашем деле никак. Надо же найти подход к товару, расположить его к себе, умаслить сладкими речами…

– Рубануть ребром ладони по затылку, да и всех дел, – оборвал его Иоширо. – Чего с ними цацкаться?

– Так можно и попортить товар, а вот когда он тебе доверится, когда примет за своего, то потом… Потом можно наслаждаться видом горького разочарования в заплаканных глазах… А это дорогого стоит. Можно даже сказать, что в такие минуты у меня привстает, – хихикнул Хироши.

– Господин Ясуда, ты в очередной раз оправдываешь свою репутацию извращенца и распутника, – покачал головой Иоширо. – И это после фраз о прекрасном… Создается когнитивный диссонанс, как будто я иду, нюхаю розу и наступаю в коровью лепешку.

– Вот, прекрасная метафора, господин Маруяма, а говорил, что всё поэтическое тебе чуждо! – звонко расхохотался Хироши. – Всё-таки общение со мной положительно сказывается. Ещё немного и ты начнешь складывать хокку. Вроде: «На ночной скамье Сидит одна девочка. Как нам повезло».

– Дурацкое хокку.

– Да нет, я серьезно. Смотри! – пухлый палец Хироши показал вглубь сада.

Серебристый свет электрического фонаря выхватывал из ночной темноты каменную скамейку под сосной. На отполированной тысячами задниц плите сидела девочка лет семи-восьми и увлеченно ковырялась в носу. Она словно настоящий исследователь разглядывала извлеченное на свет, а после щелчком отправляла козявку в путешествие по ночному парку. Один из немногочисленных фонарей освещал две косички, школьное платьице, белые гольфы и черные сандалики. Занимаясь раскопками в носу, девочка параллельно болтала ногами – чистейшая невинность в самом что ни на есть благостном проявлении.

Рядом с девочкой желтел школьный ранец, с бока которого веселый Пикачу пускал во все стороны электронные разряды.

Вся эта картина вряд ли подходила к полуночному времени. Слишком уж спокойная была девочка и слишком беззаботно она себя вела. В любое другое время это мужчин обязательно бы насторожило, но сейчас саке убавило порог осторожности. Да что там убавило – «смелая вода» смела напрочь все пороги.

– Вот это да! – воскликнул Хироши. – Надо же, такой сюрприз и прямо в тот момент, когда мы отправили партию. Это просто знак с небес, что новую партию мы отправим без проблем. А набор может начаться прямо сейчас.

– Да уж. Как ты там говорил? Одни горюют над горем, а другие радуются? – спросил Иоширо, потирая руки.

– Немного не так, но, применительно к нашему случаю, подходит идеально. Пойдём, поговорим с потеряшкой… Смотри, Маруяма-сан, как нужно втираться в доверие к детям.

Двое мужчин, опасливо поглядывая по сторонам в поисках посторонних лиц, направились к девочке.

– Какое чудесное время для прогулок… Полночь… – проговорил Хироши, нацепив самую радостную из улыбок на лицо. – Молодая госпожа потерялась? Мы можем чем-то ей помочь?

– Ага, – звонким голоском ответила девочка. – Помочь можете, только я вовсе не терялась!

– А что же госпожа делает в такое время и в таком глухом месте? – вкрадчиво поинтересовался Хироши, пока Иоширо начал смещаться влево, чтобы зайти за спинку скамьи.

– Госпожа ждет двух опёздолов, – ответила девочка. – И по ходу дождалась. Где вас черти носят, разгильдяи? Госпожа уже весь попец себе отморозила. А ещё госпоже надо завтра рано вставать, чтобы не попасть под ведро ледяной воды. И к тому же, если сэнсэй Норобу узнает, что госпожа ночью где-то шляется вместо того, чтобы восстанавливать силы, то он этой самой госпоже глаз на жопу натянет и моргать заставит!

– Че… чего? – похоже, что Хироши ощутил тот самый когнитивный диссонанс, о котором недавно рассуждал Иоширо.

Ну никак он не ожидал от девочки подобных слов. Слишком уж контрастировала взрослая речь с детским голоском.

– Чо-чо, хрен через плечо! – огрызнулась девочка. – Ну до чего же вы тупые, ребята. Госпожа прям в шоке. В общем так, держите, – девочка отвернулась и вытащила из школьного рюкзака два ножа кусунгобу. – По быренькому вскройтесь, чтобы без шума и пыли, и я почапаю домой. Вроде вы как самураи используете последнее оправдание перед небом и людьми. Цивильно сдохнете, в общем. Это самое хорошее и адекватное решение для нас всех. Или вы хотите по-плохому?

Лезвия ножей поблескивали в свете фонаря. Они невольно притягивали взгляд. И от их вида Хироши ещё больше почувствовал ненормальность происходящего. От неожиданности Иоширо даже остановился, не дойдя пары метров до заветной цели.

– Чего зависли, чувачки? – спросила девочка. – Госпожа начинает слегонца охреневать от вашей тупости.

Двое мужчин смотрели на ножи. В детских ручках они казались чем-то странным и непотребным, как будто ребенок вытащил здоровенный черный вибратор. И в этот момент Хироши впервые ощутил неправильность творящегося.

Не должна девочка среди ночи сидеть в пустынном парке, да ещё с двумя ножами для сеппуку в рюкзачке. По спине Хироши пробежал холодок и разом высыпал миллион мурашек.

– Девочке нельзя так разговаривать! – громко сказал Иоширо и всё-таки сделал пару шагов. – Тем более, что девочке нельзя играться с холодным оружием – можно порезаться.

– Девочка тебя порежет, если вдруг вздумаешь сделать что-то плохое, дядя, – серьезным тоном проговорила кроха с косичками. – Так что надумали, черти обдроченные?

– Я сказал, что нельзя девочке так разговаривать!

Иоширо применил свой любимый прием, выключающий на время любого мелкого пройдоху. Он не заметил, что девочка моментально подставила блок, только ощутил, что ребро ладони ударилось о что-то твердое. Со стороны ему показалось, что удар по основанию шеи прошел на отлично. После этого мужчина удивленно уставился на ребенка. Девочка и не думала падать, наоборот, она возмущенно нахмурилась, когда обернулась:

– Ты чо, дурак, что ли? Больно же! А если я тебе так вмажу? Сразу же скопытишься.

– Ты… Ты чего не падаешь? – нахмурился в ответ Иоширо.

– Тут грязно. Ты что ли, будешь платьице стирать? И вообще, пацаны, пора заканчивать, а то мне скоро баиньки нужно идти, а вы ещё живые и деретесь… Последний раз предлагаю вам крякнуть по-хорошему!

Хироши снова взглянул на лезвия ножей. Умирать ему сегодня точно не хотелось. Как и все те, кто с легкостью мог отнять чужую жизнь, свою он ценил очень высоко. Он снова улыбнулся:

– Девочка, а может ты нас обманываешь? Скажи, где скрытые камеры? Это же явно розыгрыш. Ну да, посадили тут ребенка, а сами где-то прячутся в кустах. Эй, мы вас раскусили! Выходите и заберите девочку!

– Ты чего орёшь? – недовольно спросила девочка. – Кругом люди спят, а ты горланишь почем зря.

Хироши оглянулся по сторонам. Никто не показался из кустов акаций, никто не возник на дорожке. Только ветер шуршал в кронах сосен, да где-то далеко слышался вой полицейской сирены. Перед глазами всё также поблескивали лезвия ножей-кусунгобу.

– Да чего ты с ней цацкаешься?! – вскрикнул Иоширо. – У меня первый раз не получилось, а вот во второй раз…

Долговязый снова провел свой любимый удар. Что-то резко свистнуло, а на каменную дорожку посыпались четыре или пять небольших сосисочек. Почему-то они показались Хироши знакомыми. Возможно, именно такие он поджаривал сегодня утром, делая из сосисок забавных осьминожек.

Только когда на верхушке одной из «сосисочек» показался почерневший ноготь, Хироши икнул. Он узнал этот ноготь. Совсем недавно он красовался на тяване, из которого пил его друг и напарник Иоширо. Потом из «сосисочки» потекла жидкость, похожая на соус терияки.

– Дурачок, – вздохнула девочка. – А ведь госпожа тебя предупреждала…

– Этого не может быть… Это всё нереально… Как-то глупо… – произнес Хироши.

Он видел, как Иоширо поднес руку с обрубками пальцев к глазам и удивленно уставился на оставленные кочерыжки. Потом нервные окончания взвыли от боли, а в тон им закричал и Иоширо. Крича, вытащил носовой платок. Он пытался замотать кровоточащие раны, но кровь всё равно проступала сквозь ткань.

Девочка тяжело вздохнула, а потом каким-то образом оказалась возле Хироши. Снова взвизгнул обиженный воздух, и количество «сосисочек» увеличилось. Тут же погас огненный шар, а следом с треском взорвался фонарь.

– Ну ёптиль, ещё и лампочка перегорела, – огорченно проговорила девочка. – Придется втемную вас лупашить. Даже не увидите того, что вам приготовлено.

В этот момент и до Хироши добралась боль. Руку словно окунули в расплавленный свинец. Уже двое мужчин завыли среди ночного сада. В полной темноте. Лишь огромная круглая луна бесстрастно смотрела на них сверху.

В лунном свете мелькнула невысокая тень, после чего каждый из мужчин ощутил, что и вторую руку окунули в огонь. На камни сада упали новые «сосисочки».

– Я вас предупреждал, – неожиданно грубым голосом произнесла «девочка». – Вы не захотели по-хорошему, теперь будет по-плохому. Нравится, не нравится – терпи, моя красавица…

– Что ты такое? – произнес слабым голосом Хироши.

– Я ваше возмездие. Этими самыми пальцами вы сотворили много плохого. Но не только пальцы принимали участие в плохом, так что я намереваюсь лишить вас всего остального.

– Кто ты? – просипел Иоширо.

– Меня зовут Такаги Изаму. И я Идущий во тьму… – проговорила «девочка».

Хироши тоненько завизжал и бросился прочь. В лунном свете виднелись черные кляксы, которые он оставлял, убегая прочь.

Бежать! Бежать! Бежать!

Прочь от этого демона!

Быстрее к выходу! Там свет! Там люди! Там…

На пути Хироши возникла темная тень, а его самого отшвырнуло назад. Раненные руки обожгло новой порцией резкой боли, когда мужчина попытался смягчить удар и выставил при падении ладони.

Над тенью загорелся пылающий шар. Пламя осветило спокойное лицо беловолосого молодого человека. На щеке парня красовалась веточка сакуры – знак хинина. Молодой человек невозмутимо стоял перед упавшим, а из его рук…

Из рук хинина потекли черные струи дыма. И в этом дыму вдруг возникли лица. Контуры лиц мальчишек и девчонок, которые прошли через руки Хироши. Те, кто уже никогда не вернулся в «Пристань счастья».

– Твой час настал, Хироши Ясуда. Вспомни всех тех, кого ты не смог сломать. Вспомни и ощути их боль…

– Прости! Я не хотел! – завыл Хироши. – Так получилось! Меня заставили!

– Проси прощения не у меня. У них, – молодой человек опустил глаза, кидая взгляд на черный дым, струящийся возле его ног.

Из дыма вылетел первый контур лица. И это детское лицо безмятежно улыбалось. Как улыбалось в тот момент, когда в спальню ввалился пьяный Хироши…

Иоширо побежал в другую сторону. Он прижимал обезображенные руки к груди, пытаясь удержать внутри тела остатки той жидкости, без которой ни один человек не может существовать. Бежал, спотыкался, падал, подвывал от боли, когда, опираясь на локти, поднимался. Бежал прочь от непонятного кошмара, который возник на их пути.

Бежал и не верил, что это всё происходит с ним.

Где-то вдали послышался душераздирающий крик. С содроганием Иоширо понял, что это кричит его друг и соратник.

– А вот меня ты не возьмешь, урод, – прошипел Иоширо, огибая ствол большой сосны.

Неожиданно сосна резко опустила ветвь, а с её конца сорвалась огромная белка. Эта белка со всей дури приложила обеими ногами в грудь Иоширо, отбрасывая его назад. Полет показался бесконечным. И всё же финалом было падение. Жесткое падение. Копчиком на камень.

Тело пронзила новая вспышка боли. Но гораздо сильнее боли вспыхнул страх. Иоширо ощутил, что волосы на голове зашевелились, когда ночную мглу прорезал свет.

Над фигурой, которую Иоширо сначала принял за огромную белку, загорелся огненный шар. Он осветил молодого белобрысого хинина, спокойно стоящего перед лежащим.

– Оставь меня! Даруй мне жизнь, и я отдам тебе всё, что у меня есть. Я богат! У меня есть средства для безбедной жизни! Я всё тебе отдам! Только отпусти-и-и, – клацая зубами, проголосил Иоширо.

– Зачем мне грязные деньги? – холодно спросил хинин. – У тебя был шанс отдать их бездомным детям. Ты мог сделать их жизнь чуточку лучше. Вместо этого ты продавал детей за гроши, а некоторых спокойно убивал. И после этого ты просишь жизнь?

Из рук хинина заструился черный дым. В дыму что-то шевелилось. Света от горящего шара хватило, чтобы разглядеть среди шевеления контуры детских лиц. Иоширо даже начал узнавать их. Он думал, что эти лица навсегда сотрутся из его памяти, но нет – они снова вернулись. Вернулись, чтобы мстить.

Та самая девочка, на которой он впервые не рассчитал свой любимый удар… Она улыбалась…

– Я не хотел!

– Никто не хотел, – проговорил хинин. – Все оказываются только поварами и водителями, но никто не хотел убивать. Никто…

– Прости меня!

– Прощения следует просить не у меня, – хинин опустил глаза на снующие у ног лица из дыма. – У них…

– Простите! Прошу вас! Простите! Умоляю! А-а-а-а!

Ночное небо над садом Коисикава Коракэн вновь разорвал на куски громкий крик, через секунду превратившийся в душераздирающий вой.

Когда всё закончилось, то хинин вернулся к каменной скамеечке и аккуратно убрал ножи в рюкзачок. Не дело было оставлять улики на месте преступления. Отпечатков никто не найдет, а вот с рюкзаком всё равно могут возникнуть проблемы.

Из-под лавки вылез белый котёнок с небесно-голубыми глазами. Он огляделся по сторонам, дотронулся коготком до отрезанного пальца с чёрным ногтем и коротко мявкнул.

– Хули мяу? – буркнул хинин. – Всё в лучших традициях Идущего во тьму. Их убили души загубленных детей. Ты же так хотела, Оива?

Котёнок снова мявкнул, кивнул, потом почесал задней лапой за ухом и полез обратно под скамью. Через несколько секунд даже хвостика не осталось. Хинин почесал затылок, а после пожал плечами, поправляя рюкзак.

– Эх, придурки, а ведь я хотел как лучше, – вздохнул молодой человек. – Такую смерть предложил, а они... Вообще не ценят хорошего расположения. Сразу же принимают за слабость… Что за люди?

После этого беловолосый хинин неторопливо направился к выходу, покачивая головой и тихо сетуя на несовершенство этого мира.

Он не видел, как с растущей рядом сосны бесшумно спустилась ловкая фигура. Она чуточку постояла над отрезанными пальцами, а после также тихо растворилась в ночной темноте.

Глава 2

Внутри пещеры прохладно даже в жаркую погоду. Ветры и запахи снаружи не могли пробиться сквозь плотные джунгли вьюнов и гибискуса. А уж когда к частым листьям вьюна добавились колючки онгаонга, то даже мыши прекратили попытки сунуть туда свой любопытный нос. Митсэру Кобунага не просто так высадил на входе эти заросли – они отпугивали непрошеных гостей и защищали от непогоды.

Митсэру разглядывал снимки, сделанные во время недавнего боя между хинином и десятью мастерами. Он старался подмечать каждую деталь, чтобы потом её проанализировать. Отмечал, записывал и смотрел на новый снимок.

На одном из снимков он заметил небольшое несоответствие. Максимально приблизив и включив полнейшую детализацию, он разглядел то, что его взбудоражило – на чёрной ткани арены один из иероглифов был исправлен!

Это исправление насторожило Митсэру. Прожив долгую жизнь, он знал, что даже комар просто так не летает по воздуху. Знал, что все в мире имеет свою цель и своё значение.

Небольшое исправление иероглифа подразумевало уничтожение его охранных свойств. То есть на арене можно было умереть, и, судя по умиротворенному лицу дзёнина деревни пылающих лучей, Мацуо об этом даже не догадывался. То есть третьи силы вступили в борьбу за право умертвить хинина. И Кобунага почему-то ничего не знал об этих самых силах.

Конечно, можно было предположить, что данная ловушка рассчитана на кого-то из мастеров. Возможно, кто-то планировал таким образом свести счёты с одним из участников боя. Но...

Расклад был не в пользу хинина и глупо было бы предполагать, что интрига была запущена не против него. Что самое интересное – хинин знал про эту ловушку!

Точно знал – вон как бросился спасать симпатичную девчонку-противницу от смертельного удара. А вот то, что об этом не знал Митсэру, начинало его раздражать. Привыкший держать все под контролем, дзёнин деревни скрытой в бамбуке не любил когда что-то шло не так.

Ловушка могла быть поставлена только тем человеком, который имел доступ в академию, так как иной вряд ли смог бы изменить иероглифы. Вряд ли такое сделал бы дзёнин деревни пылающих лучей, так как тому было необходимо принесение в жертву себя по доброй воле, а не случайная смерть хинина. Значит, это мог сделать один из курсантов, которых обрабатывал дзёнин.

Причём сделать это мог один из четырёх. Один из тех, кого хинин оскорбил лично. Почему так? Потому что Митсэру наблюдал за тем, как остальные шестеро постепенно попадали под влияние хинина. Полная перевербовка была сделана так идеально, что Митсэру даже восхитился умением Такаги превращать врага в друга. Причём в верного друга – ни один из шестерых не предал его.

Да, Митсэру мог бы сообщить дзёнину деревни пылающих лучей о грядущей опасности, но вовремя заметил, что тот приготовил на случай поражения другой план. Правда, этот план с игрой на гордости бывшего босодзоку тоже провалился...

Слишком уж импульсивен был дзёнин деревни пылающих лучей. Слишком самоуверен... Это его и сгубило.

Но как бы ни был самоуверен Мацуо, он бы ни за что не стал упускать шанса получить боевой дух Такаги. А случайная смерть на арене категорически перечеркивала эту возможность.

Кто же? Кто исправил иероглифы? Ведь есть же этому какое-то объяснение...

– Шизуки, ты ничего не хочешь мне сказать? – негромко спросил Митсэру.

– Я восхищаюсь вашей мудростью, Кабунага-сан, – после небольшой паузы произнесла женщина, методично убирающая пещеру. – Мудростью и прозорливостью...

– Оставь глупую лесть чужим ушам, – поморщился Кабунага. – Скажи, что тебе известно про возможность смерти на арене? Кто это подстроил?

– Я не знаю, господин Кабунага, – тут же откликнулась Шизуки.

– Неужели в поместье господина Абэ про это ничего неизвестно?

– В доме этого похотливого старика? – Шизуки даже передернуло. – Мне даже мысли о нем противны...

– Я не спрашиваю твоего мнения о нем, Исикава, – процедил Митсэру. – Согревать его постель – часть твоей работы. Мне нужна информация, касающаяся хинина. Что про него говорят в поместье Абэ?

Женщина стрельнула глазами в сторону сидящего Митсэру, а потом покорно опустила взгляд.

– Его ненавидят, но ничего не предпринимают. Похоже, что господин Абэ и его друзья смирились с потерей сыновей.

– И что же? Они просто собираются и ругают хинина?

– Не всегда. Чаще всего о нем стараются не говорить. У них идёт обсуждение новых деловых партнерств, заключение сделок и различные виды уклонения от лишних налогов и выплат. Настолько жадные, что за иену готовы удавиться...

– Потому они и богатые, что знают истинную цену денег, – заметил Митсэру.

– А вы знаете, господин? – робко поинтересовалась Шизуки.

– Конечно знаю. Истинная цена измеряется не в количестве товара, который можно купить на потраченные деньги, а в качестве власти. Чем больше у человека власти, тем он богаче. Он может быть без монеты в кармане, но одно лишь сказанное слово принесёт неслыханные богатства. За власть борются аристократы, а вместе с властью приходят и деньги. Поэтому и цена денег измеряется качеством тех приказов, которые может отдать аристократ...

– Я ничего не поняла, господин Кабунага, – призналась Шизуки.

– Потому-то ты и нищая, Исикава-сан, – поджал губы Митсэру. – Ладно, кто у нас следующий на очереди?

– Сейчас-сейчас, – спохватилась Шизуки, после чего достала с верхней полки шкафа заветную шкатулку.

Митсэру включил камеру, чтобы зафиксировать происходящее для ожидающих своего шанса дзёнинов четырёх деревень.

Из шелкового нутро шкатулки показались заветные полоски ткани с написанными на них именами. Среди них не было алой полоски, так как обладатель этой ткани проиграл свою очередь в Большой Игре. Впрочем, как и свою жизнь. Пятисотлетнее существование дзёнина деревни пылающих лучей прервал хинин.

Жертва победила охотника.

Митсэру в это время сотворил мудры силы, энергии и величины, после чего выставил руки в последней мудре по направлению к затухшему очагу. Среди сложенных камней тут же взвился бордово-красный огонь.

Коричневая, белая, серая и голубая полоски ткани закружились в хороводе, который всё больше и больше сближался. Как только хоровод полосок сблизился настолько, что сложился в разноцветный комок, рука Митсэру указала на огонь.

Комок ткани метнулся в очаг, вспыхнули искры, на стенах заплясали зловещие тени. Спустя пару ударов сердца из огня вылетело имя, состоящее из языков пламени.

* * *

– А я тебе говорю, что надо сделать ещё сотню приседаний! – настойчиво шлепал меня по макушке сэнсэй Норобу.

– Да я помру! – я пытался воззвать к остаткам жалости, которые безусловно где-то хранились внутри сухонького тела.

Само сухонькое тело горделиво восседало на моей шее и иногда било острыми пятками по моему же животу.

Мы находились внутри спортивного зала, где занимался десяток мототаксистов. Ребята с сочувствием посматривали в нашу сторону. Им было чему сочувствовать – с меня уже градом тёк пот, а конца изматывающей тренировки не предвиделось.

Сэнсэй гонял меня как Сидорову козу, с извращенским рвением выполняя указание Казимото. Сам плюшевый медвежонок, внутри которого обитал дух бывшего преподавателя боевых искусств Казимото, решил сегодня не участвовать в экзекуции. Он предпочёл этому зрелищу просмотр китайской дорамы о красивой любви.

Что такое "дорама"? По нашему сериал-драма, где герои в конце либо героически погибают, либо продолжают жить с чувством, что им надо героически погибнуть. Корейцы называют свои сериалы просто "драмы", но из-за специфики произношения у них выходит сказать "дОрамы". С таким названием корейские сериалы и вышли захватывать мир. А под их марку попали и остальные сериалы Востока.

Как раз одним из красочных творений и наслаждался сейчас. Казимото, пока я пыхтел в спортзале. Работал с ворчащим отягощением..

– На хрена мне вообще так напрягаться? – чуть ли не просипел я, когда в очередной раз присел и еле-еле выпрямился. – На арене победил, все идёт по плану, можно и чуточку расслабиться.

– Расслабиться? А знаешь ли ты поучительную историю про собачку, которая расслабилась? – тут же спросил сэнсэй.

– Знаю, – огрызнулся и снова начал приседать. – И мораль знаю. Нельзя расслабляться, а то вые...

– Босс! – в спортзал ворвался Малыш Джо. – Босс, тебя срочно вызывают к ректору!

– А без меня точно никак? – я взглянул на верзилу снизу вверх. – Я вообще-то занят... У меня... У меня тренировка.

– Он требует срочно! И причину не называл. Говорит, что необходимо твоё присутствие.

Я вздохнул как можно горше, будто навсегда расставался с любимой собакой, и взглянул искоса на сэнсэя. Для этого пришлось вывернуть голову так далеко, что ещё немного и она повернётся на сто восемьдесят градусов.

– Я бы с радостью позанимался ещё пару часиков, но, выбрав военную карьеру, должен чётко выполнять указания руководящего состава.

– Эх, ты бы так мои указания выполнял – цены бы тебе не было, – покачал головой сэнсэй, а после резко дёрнул мои уши и слетел с моих плеч.

Он приземлился на мат также легко, как осенний лист на мягкую траву. И это движение выглядело столь органично, что я даже позавидовал. Несмотря на прекрасный возраст сэнсэй мог удивить лёгкостью и быстротой движений.

– Вали, босс, – с усмешкой произнес Норобу. – Вали, но знай – после возвращения сделаешь в пять раз больше!

– Да куда уж больше? Я и так почти все сделал!

– Плевать, что сделала одна пчела, главное – как от её действий будет чувствовать себя улей! – с философским видом произнес Норобу.

После этого он легко порхнул к выходу, поклонился в сторону зала и вышел прочь. Словно ветром несло лёгкую фигуру.

– Вот ведь ляпнул хрень, а моську скорчил, как будто вселенскую мудрость произнес, – проворчал я, глядя как сэнсэй удаляется. – Ладно хоть палец не поднял, чтобы все прочувствовали охрененную мудрость.

Я кое-как дошёл до выхода из додзё, произвел традиционный поклон духу спортивного зала, а потом похлопал по плечу Малыша:

– Ты это здорово придумал с ректором. Премия с меня… А почему раньше не пришел? Я тут едва не сдох…

– Вообще-то я ничего не придумывал. Ректор тебя и в самом деле вызывает. Хидео Одзава ждет тебя в своём кабинете. Так что прыгай в машину, забирай Ленивого Тигра и…

– Стоп-стоп-стоп, а зачем я буду забирать Тигра? Неужели ты меня не хочешь подвести? – спросил я, раздеваясь, чтобы пойти в душ.

– Ну-у-у, я немного занят, – отвел глаза Малыш.

– Опять будешь соблазнять Шакко, пока Тигр сломя голову понесется по Токио? Малыш, это вообще ни в какие рамки не лезет. Он же и в аварию попасть может. А вместе с ним и я! В общем так, чтобы не было никаких склок – поедем все вместе. Пусть Шакко немного отдохнет от вас обоих. Через десять минут на стоянке – никаких оправданий не приемлю!

– Так точно, босс, – со вздохом произнес Малыш.

Думаю, что я принял правильное решение. Эти два здоровенных лба без устали ошивались возле Шакко, а та крутила хвостом в разные стороны и щедро дарила надежду обоим. Надежду-то дарила, но и никого не выделяла. Этим самым она дразнила ребят, делая их посмешищем перед остальными мужчинами, которые обитали на базе.

И в то же время, никто из мототаксистов не смел даже взгляд задерживать на Шакко – тут же рядом появлялся либо Тигр, либо Малыш. И их рожи не сулили ничего хорошего тому, кто посмел заглядываться на предмет их обожания.

За ними было забавно наблюдать – взрослые вроде парни, а стелются перед рыжеволосой кицунэ, как влюбленные школьники. Впрочем, эта рыжевласка даже как-то меня почти сумела охомутать с помощью оммёдо, за что впоследствии поплатилась. Но, это были дела давно минувших дней, о которых мы друг другу обещали не вспоминать.

Когда я выскочил из душа, переоделся в чистую одежду и выбежал на улицу, то двое здоровенных лбов уже стояли возле заведенной машины. Они вяло переговаривались между собой, а когда увидели меня, то сразу же поспешили занять места.

Я ввалился на заднее сиденье, после чего машина прыгнула вперед.

– Тигр, будешь нарушать правила – после возвращения пошлю за токпокки на другой конец Токио, – предупредил я его.

– Поддай газку, Тигра, – тут же улыбнулся Малыш. – Жми в полик – плачу за сбитых.

– Ага, ищи дурака, – огрызнулся Тигр. – Пока я буду кататься за токпокки, ты останешься с Шакко? Да я так проеду, что мою езду потом будут показывать в автошколах, как пример идеального вождения.

– Да ладно тебе! Выше скорость – меньше ям! Я вот в каком-то фильме видел, что киногерой проехал путь так, что его номер ни одна камера не смогла зафиксировать, – продолжал подначивать Малыш. – Вот ты вряд ли так проедешь…

– Конечно, я же не герой фантастических фильмов. Я в реальности живу. А ты бы прекращал страшные сказки на ночь смотреть, а то приснится кошмар, описаешься от страха и придется нам после такого потопа новую базу искать, – парировал Тигр.

Я сидел на заднем сидении, слушал их извечные дружеские подколки, улыбался. Всё-таки они друзья. Пусть и собачатся друг с другом из-за девчонки, но друзья не разлей вода. И я больше чем уверен, что если Шакко всё-таки как-нибудь ударится головой о косяк и соизволит выбрать одного из них, то второй молча уступит дорогу и будет радоваться счастью друга.

Вот только хитрая кицунэ вовсе не собиралась никого выбирать. Она раскручивала парней на подарки, на внимание, но сама ничего не давала взамен. Хитрая кицунэ Шакко.

Под дружеские подколки, легкий рок из магнитолы и прохладный ветерок из окна мы доехали до военной академии.

– Ребята, ждите меня здесь, никуда не уходите. Если я не вернусь через час… ждите второй! – подмигнул я оставшимся в машине.

– Жарко сегодня, прямо ужас! А мороженое можно? – спросил Тигр. – Вон Малыш рвется сбегать.

По виду Малыша можно было сказать, что покупка мороженого было тем самым последним, о чем он сейчас мечтал.

– Можно, но небольшое, а то горло заболит, – сказал я и поднял вверх палец, как это недавно делал сэнсэй. – Одна пчела не сможет съесть целое мороженое, а вот целый улей запросто схрямкает.