Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 327 (всего у книги 341 страниц)

41
Дара

Дара не собирался больше терпеть Мунтадира аль-Кахтани.

Для практически мертвого эмир с поразительной скоростью шевелил губами, выдыхая нескончаемый поток колкостей, явно рассчитанных на то, чтобы заставить Дару убить его.

– И в нашу брачную ночь, – продолжал Мунтадир. – Ну… ночи. Я имею в виду, они все начали сливаться вместе после…

Дара резко прижал нож к горлу мужчины. Он делал это уже в десятый раз.

– Если ты не прекратишь говорить, – прошипел он. – Я собираюсь начать отрезать от тебя кусочки.

Мунтадир моргнул, его глаза казались темной тенью на бледном лице. Он побледнел до цвета пергамента, пепел осыпался на его кожу, и зелено-черные линии отравления зульфикаром – ползучие, извивающиеся следы – распространились по его горлу. Он открыл рот, а затем вздрогнул, падая на ковер, который Дара заколдовал, чтобы доставить их к Маниже. Вспышка боли в его глазах пресекла очередную колкость, которую он планировал сказать.

Как бы то ни было, внимание Дары привлекло куда более странное зрелище: вода хлестала по коридору, по которому они летели, неестественный поток становился тем глубже и хаотичнее, чем ближе они подходили к библиотеке. Он помчался в лазарет только для того, чтобы услышать, что паникующий Каве э-Прамух перехватил Манижу и отправил ее сюда.

Они влетели в двери, и Дара испуганно заморгал. Вода лилась через зазубренное отверстие под потолком, разбиваясь о затопленный пол библиотеки. Разбитая мебель и тлеющие книги – не говоря уже о телах по меньшей мере дюжины джиннов – валялись повсюду. Манижи нигде не было видно, но он заметил группу воинов, сопровождавших ее.

Дара был там в считаные секунды, опустив ковер как можно мягче на остов обломков и плюхнувшись в воду.

– Где бану?.. – он не закончил вопрос.

Дрожь пробежала по дворцу, земля под ним задрожала так сильно, что он споткнулся. Вся библиотека содрогнулась, груды обломков рухнули, и несколько массивных полок оторвались от стен.

– Берегись! – воскликнул Дара, когда на них обрушился каскад книг и свитков. Последовала еще одна дрожь, и трещина разорвала противоположную стену с такой силой, что пол раскололся.

Землетрясение закончилось в считаные секунды, над ними повисла жуткая тишина. Вода отхлынула, устремляясь к дыре в полу, как убегающее животное. И… как будто кто-то задул лампу, которую он не мог видеть, Дара почувствовал движение в воздухе.

С оглушительным треском шары магического огня, плававшие под потолком, внезапно погасли, разбившись вдребезги. Развевающиеся черные знамена аль-Кахтани замерли, и дверь перед ним распахнулась. Все двери открылись, какие бы запирающие чары ни были наложены, они, казалось, были сломаны.

Холодок пробежал по его спине от тишины, от странного, пустого холода, который прокрался в комнату. Дара вызвал пригоршню пламени, и отблески его заплясали по обгоревшим и заляпанным водой стенам. Впереди его люди, казалось, пытались сделать то же самое, дико жестикулируя в темноте.

– Ты можешь вызвать пламя? – Он слышал, как спросил один из воинов.

– Я ничего не могу наколдовать!

Гораздо более шокированный крик достиг его слуха. Дара резко обернулся. Мунтадир, шатаясь, поднялся на ноги и, вытянув руки, уставился на свое тело.

В тусклом свете разрушенной библиотеки смертельные темные линии магического яда, которые отмечали кожу эмира, отступали.

У Дары отвисла челюсть, когда он увидел перед собой совершенно невозможное зрелище. Подобно пауку, свернувшемуся клубком, яд уходил, сползая с плеч Мунтадира вниз по груди. Мунтадир сорвал повязку с живота как раз вовремя, чтобы показать темно-зеленый дымок, поднимающийся из раны. А затем он полностью исчез.

Эмир со сдавленным рыданием упал на колени. Он дотронулся до своего окровавленного живота, плача от облегчения.

Страх поднялся в сердце Дары.

Что-то пошло совсем не так.

– Свяжите этого человека! – бросил он своим солдатам. Даре больше не нужны были сюрпризы, когда дело касалось Мунтадира и оружия. – А теперь – где бану Нахида?

Один из его людей указал пальцем на темную лестницу.

– Извини, Афшин, – сказал он. Его рука дико дрожала. – Она приказала нам убираться, когда мы нашли бану Нари.

Нари. Мгновенно забыв о Мунтадире, Дара помчался сквозь толпу в дверь, а затем пригнулся, когда остатки зачарованной системы шкивов обрушились вокруг него. Не обращая внимания на разрушения, он перепрыгнул через две ступеньки и оказался у другой двери.

– Бану Нахида! – громко позвал он. Не дождавшись ответа, он пинком распахнул дверь.

Манижа стояла одна, совершенно неподвижно, спиной к нему, среди груды тел. Страх застрял у него в горле, когда Дара заставил себя вглядеться в их лица. Нет, создатель, нет. Умоляю тебя.

Но Нари не было среди мертвых. Но там были его люди. Они были убиты, все еще тлеющие раны зияли на их телах.

Зульфикар. Ализейд. Дара знал, что это дело рук принца. И это была полностью его вина. Он должен был убить Ализейда в ту же секунду, как пленил его, вместо того чтобы позволить Визарешу задержать его фантазиями о мести.

Мардоний. Его воины на берегу. Теперь эти трое. Дара сжал кулаки, борясь с жаром, рвущимся наружу.

Все пошло наперекосяк – и не только из-за ифрита. Все пошло не так, потому что в глубине души Дара знал, что это вторжение было ошибкой. Это было слишком поспешно и жестоко. Они вступили в союз с существами, которым он не доверял, и использовали магию, которую он не понимал. И он пошел дальше, снова склонил голову перед Нахидой и прогнал тревогу из своей души. Теперь она взорвалась прямо ему в лицо.

Это было даже не в первый раз. Его собственная история ничему его не научила.

Манижа так и не сдвинулась с места. Она просто стояла и смотрела на темное озеро.

– Бану Манижа? – он снова заговорил.

– Он исчез. – Ее голос был нехарактерным шепотом. – Они ушли. Она отдала печать этому пескоплаву.

Дара отшатнулся.

– Что? Вы не можете иметь в виду…

– Я имею в виду именно то, что сказала. – В голосе Манижи послышалось раздражение. – Я должна была догадаться, – пробормотала она. – Должна была знать, что ей нельзя доверять. Она обманула меня, посмеялась надо мной, а затем вернула печать Сулеймана – печать наших предков – людям, которые ее украли.

Взгляд Дары снова упал на убитых, и впервые он почувствовал укол настоящего предательства. Как могла Нари отдать что-то столь могущественное, столь драгоценное джинну, который на ее глазах убивал свой народ?

Он сглотнул, подавляя бурлящие эмоции.

– Где они? – спросил он, пытаясь унять дрожь в голосе. – Бану Нахида, где они? – Он нажал, когда она не ответила.

Она подняла дрожащую руку, указывая на темную воду.

– Они прыгнули.

– Что они сделали?

Дара был у парапета в считаные секунды. Он не видел ничего, кроме черной воды внизу.

– Они прыгнули. – В голосе Манижи звучала горечь. – Я пыталась урезонить ее, но джинн вцепился в ее разум своими когтями.

Дара упал на колени. Он вцепился в камень, и его внимание привлекло какое-то движение, маленькие волны и водовороты мерцали на темном озере.

Он выдохнул.

– Вода движется, – прошептал он.

Дара высунулся еще дальше, прикидывая расстояние. Конечно, Нахида могла выжить после такого падения. Если бы она спрыгнула со скалы, если бы приземлилась правильно…

Надежда и горе боролись в его груди. Создатель, пожалуйста… пусть она будет жива. Даре было все равно, если она встретит его кинжалом в сердце; после сегодняшнего вечера часть его будет рада этому. Но история Нари не могла так закончиться.

Он неуверенно поднялся на ноги.

– Я найду ее.

Манижа схватила его за запястье.

– Остановись.

Это скупое слово, произнесенное так, словно она отдавала приказ какому-то животному, переполнило хрупкую чашу его терпения.

– Я сделал все, что вы просили! – задыхался он, вырываясь из ее хватки. – Я был вашим Афшином. Я убивал ваших врагов и проливал кровь в нашем доме. Вы можете дать мне несколько минут, чтобы узнать, жива ли она.

Глаза Манижи вспыхнули гневом, но голос остался холодным.

– Не о Нари сейчас надо думать, Дараявахауш. – Она резко указала вверх. – А вот о чем.

Дара поднял глаза.

Небо над дворцом разверзлось.

Казалось, трескается дымчатый стеклянный купол, чернильная полночь отступает, открывая теплые оттенки рассвета, сияние пустынного неба вместо темного тумана, который всегда клубился над Дэвабадом. Он распространялся рябью на горизонте. И когда его взгляд проследил за падающим небом, он заметил, что огни на крышах замигали по всему городу. Лагерь из шатров путешественников, волшебные творения из шелка и дыма, рухнул, как и две заколдованные мраморные башни.

Дара был совершенно сбит с толку.

– Что происходит?

Он взглянул на Манижу, но она не смотрела на него. На глазах у Дары она выхватила меч и уколола им большой палец. Расцвел бутон черной крови. А потом еще один.

Краска сошла с ее лица.

– Моя магия… исчезла.

Холод охватил его, когда он увидел, как гаснут огни. Тишина, воцарившаяся в библиотеке, яд, вытекший из эмира…

– Не думаю, что это только твоя магия, – прошептал он. – Я думаю, всего Дэвабада.

Эпилог

Что-то щекотало Нари, насыщенный запах земли и сладкое пение птиц вытаскивали ее из темноты.

Затем пришла боль, болели спина и плечи. Голова. Рука. Все тело.

И это проклятое солнце. Слишком яркое. Ярче, чем положено солнцу в Дэвабаде. Нари закрыла глаза ладонью и заморгала, попытавшись сесть.

Другая ее рука опустилась в грязь. Что, во имя всего святого?.. Нари огляделась, когда солнечные пятна перестали плясать в глазах. Она сидела в каком-то затопленном болоте, по пояс в мутной воде. Прямо за ней была роща высоких, ощетинившихся пальм, чахлая зелень беспрепятственно росла над осыпающейся глинобитной стеной.

Впереди текла широкая река, вяло растянувшаяся по широкой пойме. Узкая изумрудная полоса зелени окаймляла противоположный берег, за которым простиралась пустыня, сверкая золотом на ярком солнце.

Нари в полном недоумении уставилась на реку. Должно быть, ее ударили по голове. Потому что она могла поклясться, что это выглядело именно так…

– Нет! – знакомый голос разорвал тишину и перешел в вопль. – Нет!

Али. Нари вскочила на ноги, все тело болело. Что не так с ее целительскими способностями? Грязь засасывала ее ноги, и она выбралась из болота на более твердую землю. Она заметила еще несколько разрушенных строений между деревьями: потрескавшуюся голубятню и голые кирпичные очертания того, что когда-то было маленькими домиками.

Она протиснулась сквозь пальмовые листья. Впереди виднелось что-то похожее на деревенскую мечеть, давно заброшенную. Минарет был сломан, купол раскололся под открытым небом.

Облегчение охватило ее – Али был внутри, спиной к ней, когда она заглянула в минарет. Она качнулась вперед, а по коже побежали мурашки. Ее конечности протестовали против каждого движения. Нари не знала, где они находятся.

– Это определенно не похоже на Дэвабад. – Но ей казалось, что она уже бывала здесь раньше.

Она поднялась по каменным ступеням разрушенного минарета. Совершенно запыхавшись, достигнув верха, Нари, спотыкаясь, двинулась вперед, потянулась к его плечу и с хрипом произнесла его имя:

– Али.

Он рыдал, когда повернулся к ней.

Печать Сулеймана ярко горела на его виске.

События прошлой ночи слились воедино слишком быстро, слишком ужасно, а затем Али бросился на нее, положив руки ей на плечи, как никогда раньше.

– Ты должна вернуть нас! – умолял он.

Теперь, подойдя ближе, Нари увидела, что его лицо лихорадочно подергивается.

– Нари, пожалуйста! У них моя сестра! У них все… – Его голос сорвался, когда он схватился за сердце, хватая ртом воздух.

– Али!

Он оттолкнул ее.

– Я не могу это контролировать. – Дымчатый знак печати мерцал на его коже. – Тебе не следовало давать мне это кольцо! Нельзя было уносить нас!

– Я никуда нас не уносила!

Али поднял дрожащую руку.

– Тогда почему мы здесь?

Нари взглянула туда, куда он показывал. Она встала.

Вид, открывшийся перед ней на не столь отдаленном горизонте, сразу же показался ей знакомым. Древние каменные мечети и величественные минареты. Крепости и дворцы давно умерших султанов и полководцев, династии, потерянные во времени. Бесчисленные кварталы многоэтажных зданий землистого тепло-коричневого цвета, человеческого теплого коричневого цвета, которые Нари знала, возвышались над извилистыми, оживленными улицами, где было полно толкающихся лавочников, сплетничающих любителей кофе и бегающих детей. И аптекарей.

На глаза навернулись слезы. Это невозможно. Ее взгляд тут же метнулся от города, который она узнала бы где угодно, к бурлящей реке на берегу. Река, в честь которой ее в шутку назвали рыбаки, вытащившие ее из воды в детстве.

На противоположном берегу, неподвижные и вечные на фоне рассветного неба, стояли три пирамиды Гизы.

Слова, конечно, сначала пришли к ней по-арабски.

– Я маср, – тихо прошептала она, когда египетское солнце согрело ее щеки и запах нильского ила коснулся ее кожи. – Я дома.

Шеннон А. Чакраборти
Золотая империя

© Е. Шульга, перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Действующие лица

Королевская семья

Дэвабадом правит династия Кахтани, потомков Зейди аль-Кахтани, гезирского воина, который много веков назад возглавил восстание, в ходе которого Совет Нахид был свергнут, а шафиты – восстановлены в правах.

ГАСАН АЛЬ-КАХТАНИ, правитель волшебного царства, защитник веры.

МУНТАДИР, старший сын Гасана от первой жены-гезирки, будущий преемник короля.

ХАЦЕТ, королева-аяанле и вторая жена Гасана, происходящая из влиятельного семейства в Та-Нтри.

ЗЕЙНАБ, дочь Гасана и Хацет, принцесса Дэвабада.

АлиЗЕЙД, младший сын короля, высланный в Ам-Гезиру за измену.

Свита и Королевская стража

ВАДЖЕД, каид и главнокомандующий армии джиннов.

АБУ НУВАС, гезирский офицер.

АКИСА и ЛЮБАЙД, воины-охотники из ам-гезирской деревни Бир-Набат.

Благословенные Верховные Нахиды

Нахиды, исконные правители Дэвабада и потомки Анахид, были потомственными целителями из племени Дэв с выдающимися магическими способностями.

АНАХИД, избранница Сулеймана, первоосновательница Дэвабада.

РУСТАМ, один из последних Нахид, талантливый травник, павший от руки ифритов.

МАНИЖА, сестра Рустама и одна из сильнейших за много веков целительниц.

ДЖАМШИД, ее сын от Каве и приближенный эмира Мунтадира.

Нари, целительница, чьи родители неизвестны, в младенчестве оставлена на человеческой земле, в Египте.

Их сторонники

Дара ЯВАХАУШ, последний из рода Афшинов, кастовой военной династии дэвов, служившей одесную Совету Нахид, получивший прозвище Бич Кви-Цзы за жестокие действия, учиненные им в ходе войны и последующий бунт против Зейди аль-Кахтани.

КАВЕ Э-ПРАМУХ, старший визирь, дэв.

КАРТИР, верховный жрец дэвов.

НИЗРИН, некогда помощница Рустама и Манижи, а теперь – наставница Нари.

ИРТЕМИДА, НОШРАД, ГУШТАП, МАРДОНИЙ и БАХРАМ, солдаты.

Шафиты

Население смешанной, произошедшей от людей и джиннов расы, вынужденное проживать в Дэвабаде, значительно ограниченное в правах.

ШЕЙХ АНАС, прежний лидер «Танзима» и ментор Али, казненный королем за измену.

СЕСТРА ФАТУМА, лидер «Танзима» и надзирательница за сиротским приютом и благотворительной деятельностью ячейки.

СУБХАШИНИ и ПАРИМАЛ СЕН, врачи-шафиты.

Ифриты

Дэвы, несколько тысячелетий назад отказавшиеся покориться воле Сулеймана, за что и были им прокляты; смертельные враги Нахид.

АЭШМА, главный ифрит.

ВИЗАРЕШ, ифрит, напавший на Нари в Каире.

КАНДИША, ифритка, поработившая и убившая Дару.

ШАКР, брат Визареша, убитый Нари.

Освобожденные рабы Ифритов

После бесчинств, учиненных Дарой, и его смерти от руки принца Ализейда те джинны, которых целители Нахиды много лет назад освободили из рабства и воскресили, оказались подвергнуты порицанию и преследованиям – только трое из них остались в Дэвабаде по сей день.

РАЗУ, авантюристка из Тохаристана.

ЭЛАШИЯ, художница из Карт-Сахара.

ИССА, ученый и историк из Та-Нтри.

Моим родителям, которые сделали все, чтобы подарить своим детям возможность мечтать, и всегда оставались рядом, как бы далеко и надолго меня ни заносила дорога.

Пролог
Манижа

Бану Манижа э-Нахид взирала на родной город, стоя у зубчатых стен испокон веков принадлежавшего ей дворца.

Залитый звездным светом, Дэвабад был прекрасен: ломаные линии башен и минаретов, куполов и пирамид, как россыпь драгоценных игрушек, с высоты поражали своим великолепием. Озеро за белой полосой пляжа мерцало рябью, дрожа в черных объятиях гор.

Она положила ладони на каменный парапет, широко расставив пальцы. Манижа была лишена этой красоты, когда находилась в повиновении у Кахтани. С юных лет она вселяла в них беспокойство своей непокорностью. Недюжинные способности Манижи и несомненная благосклонность дворцовой магии к даровитой юной Нахиде подписали девочке приговор еще до того, как она поняла, что стражники, сопровождавшие ее и днем, и ночью, были приставлены к ней отнюдь не для защиты. Один-единственный раз она поднималась сюда, по приглашению Гасана, вскоре после того, как тот стал королем. Манижа ясно помнила, как они любовались городом, за который гибли и убивали друг друга их семьи, а потом Гасан взял ее за руку и мечтательно заговорил о том, как их народы объединятся и они смогут начать все с чистого листа. О том, что он любил ее с самого детства и как же больно было ему от собственного бессилия всякий раз, когда его отец мучил и истязал Манижу и ее брата. Она ведь понимает, не может не понимать, что у Гасана не было иного выбора, кроме как хранить молчание.

Перед ее мысленным взором до сих пор стояло полное надежды лицо Гасана, залитое ярким светом луны. Они были молоды; он был хорош собой. Обаятелен. «Какая пара», – сказали бы люди. Кто же откажется стать королевой и возлюбленной могущественного короля джиннов? И действительно, она переплела свои пальцы с его и улыбнулась – в те дни она еще не разучилась этого делать. Ее взгляд задержался на свежей печати Сулеймана на лице Гасана.

А затем она перекрыла ему дыхание.

Но хватило ее ненадолго. Гасан оказался проворнее, чем ожидала Манижа, и по мере того, как иссякали ее силы, ослабевало и давление на его горло. Гасан был в ярости, его лицо побагровело от такого вероломства, как и от нехватки воздуха, и Манижа подумала, что он ударит ее. Или сделает что-то еще более страшное. И даже если она закричит, это не будет иметь значения, потому что он стал королем и никто не посмеет ему перечить.

Но этого не случилось. Гасан поступил иначе. Манижа ранила его в самое сердце, и Гасан ответил ей тем же, не размениваясь на пустяки: заставил ее смотреть, как он избивал до полусмерти ее брата. Он ломал Рустаму кости, давал им срастись, а затем повторял все вновь и вновь, истязая его, пока на том не осталось живого места и Манижа не упала на колени, моля Гасана о пощаде.

Когда он наконец смилостивился, ее слезы разозлили короля даже больше, чем ее первоначальный отказ.

– Я хотел, чтобы между нами все было иначе, – произнес он с укоризной. – Не стоило меня оскорблять.

Воспоминание накрыло ее с головой, так что ей пришлось сделать глубокий вдох. «Он мертв», – повторяла она про себя. Манижа долго не сводила взгляда с окровавленного трупа Гасана, запечатлевая в памяти эту картину, убеждая себя, что ее мучителя действительно больше нет. Но она не торопилась отправлять его на костер – рано. Она намеревалась тщательно обследовать его тело, надеясь найти в нем ключ к разгадке обладания печатью Сулеймана. От Манижи не укрылось, что у него отсутствовало сердце – оно было вырезано из груди с такой хирургической точностью, что в том, чьих это рук дело, не оставалось сомнений. Отчасти она была благодарна за это. Несмотря на все, что она говорила Нари, Манижа плохо представляла, как кольцо с печатью переходит от одного владельца к другому.

Теперь же, благодаря Нари, Манижа знала, что первым делом нужно лишить принца джиннов сердца – но сначала их, конечно, предстояло найти.

Манижа снова перевела взгляд на город. Стояла пронзительная тишина, навевая странный флер на всю картину. Словно в Дэвабаде царил покой, и безмолвный ночной город мирно спал, как и прежде – под защитой своих законных правителей.

Фантазия разбилась об очередной вопль, послышавшийся вдали. Повсеместно крики уже начинали затихать, и ярость ночи уступила место исступленному страху. Когда люди напуганы, когда они загнаны в тупик, они не кричат. Они прячутся сами, прячут своих близких, ищут любого укрытия, молясь, чтобы опасность прошла их стороной. Все в Дэвабаде знали, что следует за взятием городов. Они росли на рассказах о кровавых расправах беспощадного неприятеля: в зависимости от того, откуда они были родом, они слушали леденящие кровь истории о варварском захвате Дэвабада или Зейди аль-Кахтани, или Дараявахаушем э-Афшином по прозвищу Бич Кви-Цзы, или о бесчисленных разорениях человеческих городов. Нет, криков не будет. Жители Дэвабада спрячутся по углам и будут беззвучно плакать, крепко прижимая к себе детей, и внезапная утрата магии покажется им лишь одной из многих трагедией этой ночи.

Они решат, что к власти пришел новый Сулейман. Любой разумный джинн пришел бы к такому выводу. Не с того ли начался великий суд Сулеймана, что он лишил всех джиннов магии предков? Сейчас все наверняка боялись того, что их жизнь окажется разбита на осколки: что их разлучат с семьями, и, в бессилии, они будут вынуждены служить очередному человеческому господину.

Бессилие. Манижа сильнее прижалась ладонями к холодному камню, остро желая почувствовать магию дворца. Зажечь танцующий огонек или выпустить пелену дыма. Казалось невероятным, что ее способности просто исчезли, и она могла только вообразить себе количество раненых в лазарете, раненых, которых она теперь не могла исцелить. Для женщины, у которой отобрали все, что она когда-либо любила – застенчивого провинциального дворянина, который мог бы стать ее мужем; новорожденную темноглазую дочь, которую она так жаждала снова подержать на руках; брата, которого она предала; саму свою честь, год за годом преклоняя колени перед Кахтани, – потеря способностей оказалась худшим испытанием. Ее магия была ее жизнью, ее душой – фундаментом силы, которая позволила ей пережить все остальное.

«Что ж, возможно, это справедливая цена за использование целительной магии для убийства», – нашептал голос в ее голове. Манижа отмахнулась от него. Сомнения сейчас не помогут ни ей, ни ее подданным. Нет, лучше полагаться на гнев и ярость, закипавшие в ней при мысли о том, как одна юркая шафитка на корню загубила все планы, которые она вынашивала долгие годы.

Нари. Вызов в темных глазах. Слабый, с оттенком сожаления, взмах плеча, когда она надела самое драгоценное сокровище их рода на палец недостойного пескоплава.

Я бы отдала тебе все, дитя мое. Все, чего ты только могла пожелать. Все, чего всегда была лишена я.

– Празднуешь победу?

От насмешливого голоса Аэшмы сводило скулы, но Манижа не подала виду. Она давно имела дело с ифритом и знала, как с ним обращаться – с ним и со всеми другими. Нужно просто никогда и ни перед кем не давать слабину. Никаких сомнений. Никаких союзников и близких. Манижа продолжала смотреть вперед, и он присоединился к ней у стены.

– Как долго я ждал, чтобы лицезреть город Анахид. – В его голосе звенели нотки жестокого торжества. – Но это совсем не те райские кущи, о которых слагали песни. Где шеду, которые-де надзирают за всем с небес, где сады с деревьями-самоцветами и реки вина? Где раболепные мариды, украшающие радугами водопады, где библиотеки, хранящие секреты мироздания?

У Манижи все сжалось внутри. Исчезли, навеки. Когда она штудировала историю своих великих предков, то рисовала перед собой совершенно иной Дэвабад, совсем непохожий на то, что она видела перед собой.

– Мы вернем их.

Она бросила на него быстрый взгляд и отметила хладнокровно-довольное выражение, исказившее его огненное лицо.

– Она любила это место, – продолжал он. – Оазис для тех, кого она собрала под своим крылом, тщательно взращенный рай, в котором не было места грешникам.

– Ты как будто завидуешь.

– Завидую? Три тысячи лет мы вместе с Анахид скитались по двуречью, наблюдая за тем, как отступает вода и наступают люди. Вместе мы воевали с маридами и вместе летали на ветрах пустынь. И все это было вмиг позабыто из-за ультиматума одного человека.

– Вы предпочли по-разному выстраивать отношения с Сулейманом.

– Она предпочла предать свой народ и самых близких ей друзей.

Она спасла свой народ. И я намереваюсь поступить так же.

– А я-то думала, мы наконец забудем об этом и заключим мир между нами.

Аэшма фыркнул.

– И как ты себе это представляешь, бану Нахида? Неужели ты думаешь, я не знаю, как пропали твои силы? Боюсь, в настоящий момент ты даже искру высечь не можешь, не говоря уже о том, чтобы выполнить свои условия соглашения. – Он раскрыл ладонь, и между его пальцами зарезвился язычок пламени. – Жаль, что у твоего народа не было в запасе трех тысячелетий, чтобы освоить магию иного толка.

Манижа изо всех сил старалась не смотреть на огонь, но голод разъедал ее душу.

– Какая удача, что ты можешь научить меня.

Ифрит рассмеялся.

– С какой вдруг стати? Я помогаю тебе уже много лет, но что это мне дало?

– Ты увидел город Анахид.

Аэшма ухмыльнулся.

– Тут не поспоришь. – Он широко улыбнулся, сверкнув острыми как бритва зубами. – И прямо сейчас я могу добиться еще большего. Я могу сбросить тебя с этой стены и избавиться от ее самого одаренного потомка.

Манижа даже не дрогнула, она слишком привыкла к угрозам мужчин.

– Тебе никогда не сбежать от Дараявахауша. Он выследит каждого уцелевшего ифрита, будет истязать и убивать их на твоих глазах, а потом потратит целое столетие на то, чтобы убить тебя самым мучительным образом, который только можно представить. Тебя убьет магия, которую ты так страстно желаешь.

Это задело его за живое: глумливая ухмылка мигом сошла с лица Аэшмы. Все как всегда: Манижа знала слабости ифрита не хуже, чем он знал ее секреты.

– Твой Афшин не заслуживает таких способностей, – не сдержался он. – Первый дэв за тысячи лет, освобожденный от проклятия Сулеймана – вспыльчивый, до зубов вооруженный глупец. С тем же успехом ты могла бы наградить такими способностями бешеную дворнягу.

Подобное сравнение не пришлось Маниже по душе – неповиновение и без того слишком явно начинало прорываться из-под слепой преданности, которая всегда так устраивала ее в Даре.

Но она продолжала стоять на своем:

– Если и ты хочешь получить способности Дары, то прекращай сотрясать воздух бессмысленными угрозами и помоги мне вернуть печать Сулеймана. Иначе мне не освободить тебя от проклятия.

– Как это кстати.

– Не поняла?

Он опустил глаза, чтобы вперить в нее взглядом.

– Я сказал, что все это очень кстати, – повторил он с обвинением в голосе. – Я поддерживаю тебя вот уже несколько десятилетий и рассчитываю на твою помощь, но у тебя все время находятся оправдания. Все это очень печально, бану Нахида. Заставляет задуматься, в самом ли деле ты способна избавить нас от проклятия Сулеймана.

Манижа старательно сохраняла невозмутимое выражение лица.

– Это ты обратился ко мне за помощью, – напомнила она. – Я никогда не скрывала, что мне понадобится кольцо. И мне казалось, ты видел достаточно, чтобы понимать, на что я способна.

– Да, это так. Поэтому мысль о том, что ты можешь освоить еще и мою магию, не внушает мне восторга. Особенно если речь по-прежнему идет о призрачных обещаниях некой будущей свободы. Если ты хочешь, чтобы я научил тебя магии крови, взамен мне понадобится нечто куда более осязаемое.

Осязаемое. Манижа вся подобралась. Она потеряла уже так много, и то немногое, что еще оставалось, было ей слишком дорого.

– Чего ты хочешь?

Губы ифрита вновь скривились в ледяной ухмылке, когда он обвел взглядом Дэвабад, и азарт в этом взгляде заставил ее не на шутку встревожиться.

– Я ведь каждый день вспоминаю то утро. Как бушевала магия, обжигая воздух, и ревела в моей голове. Я не испытывал ничего подобного с тех пор, как Анахид выдернула этот остров из озера. – Он ласково провел пальцами по парапету. – Ничто не сравнится с магией Нахид, не так ли? Руки Нахид возвели этот город, а сколько жизней они спасли, и не счесть. Одной капли их крови достаточно, чтобы убить ифрита. А жизнь Нахиды… Только представь, что можно с ней сделать. – Аэшма не просто вонзил в нее нож, но и прокрутил его. – И что с ней уже сделано.

Тут Манижа, не удержавшись, вздрогнула от внезапно нахлынувших воспоминаний. Запах обгоревшей плоти и липкая кровь на ее коже. Огни города словно исчезли, сменившись выжженной равниной и затянутым дымом небом – тусклый цвет отражался в пустых, невидящих глазах ее брата. Рустам умер с выражением легкого изумления на лице, и это зрелище разбило последнее, что оставалось от сердца Манижи, напомнив ей о мальчишке, которым он был когда-то. Брат и сестра, слишком рано потерявшие невинность, вместе прошли через все испытания, только чтобы в конце пути их все равно разлучили друг с другом.

– Говори прямо.

– Мне нужна твоя дочь, – чеканно произнес Аэшма, отбросив всякое лукавство. – А тебе, после ее предательства, нужно от нее избавиться.

Предательство. Интересное заявление из уст ифрита. Но он не видел дрожащей молодой женщины в изодранном, окровавленном платье. Не смотрел в перепуганные, до боли знакомые глаза.

Она предала тебя. Нет, Нари поступила даже хуже, обманув ее ловкостью рук, более уместной для низкородной шафитской воровки, нежели для Нахиды и целительницы. Но Манижа могла бы ей это простить, да и простила бы, забери Нари кольцо себе. Видит Создатель: не ей судить другую женщину за ее амбиции.

Но нет… Нари поступила иначе: она отдала кольцо – и не кому-нибудь, а Кахтани. Сыну короля, тиранившего Манижу, короля, отнявшего у нее какие-либо шансы на счастье и вбившего последний клин между ней и ее братом.

Этого Манижа простить не могла.

Аэшма заговорил снова, возможно, почуяв сомнение в затянувшейся паузе.

– Тебе нужно сделать выбор, Манижа, – предупредил он угрожающе низким голосом. – Твой Бич одержим девчонкой. Если ей хватило ума, чтобы перехитрить тебя, устоит ли, по-твоему, этот влюбленный кретин, если она решит сыграть на его чувствах?

Едва ли. Манижа не ответила, по-прежнему устремляя взгляд за горизонт.

– Но я и Визареш могли бы научить тебя такому… – Аэшма наклонился ближе. – Тебе больше никогда не придется беспокоиться о верности Дараявахауша. О чьей угодно верности. Но – за определенную цену.

Прежде чем она успела ответить, взгляд Манижи зацепился за какое-то свечение: огненный осколок солнца показался из-за восточных гор, и его лучи застали ее врасплох. Обычно восход в Дэвабаде был не таким ярким, защитная магия отгораживала от него настоящее небо. Но встревожил Манижу не только яркий солнечный свет, а встречающая его тишина.