Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 284 (всего у книги 341 страниц)

Когда она вошла, он поднял голову и подскочил к ней, чтобы забрать из рук поднос с инструментами. Она кивнула на столик у камина.

Джамшид поставил поднос.

– Я позову его брата, – прошептал он на дивастийском.

Нари взглянула на Али. Принц был весь в крови. В состоянии шока он шарил дрожащими руками по перепачканным простыням.

– Уверен, что это хорошая идея?

– Уж лучше так, чем двоих Дэвов поймают с поличным, пока они заметают следы покушения на жизнь принца.

Логично.

– Только быстро.

Джамшид ушел, и Нари вернулась к постели Али.

– Али? Али, – повторила она, не получив ответа. Он вздрогнул, и она потянулась к нему. – Пойдем к огню. Мне нужен хороший свет.

Он кивнул, но не пошевелился.

– Пойдем, – попросила она мягко, поднимая его на ноги.

Он протяжно зашипел от боли и обхватил рукой живот.

Она усадила его на диван и дала в руки горячую чашку.

– Пей.

Нари подтащила столик и разложила на нем нить и иголки, потом пошла в хаммам, откуда вернулась со стопкой полотенец. К этому моменту Али отставил отвар в сторону и глотал воду прямо из кувшина. С гулким стуком он поставил опустевший кувшин на стол.

Нари изогнула бровь.

– Пить захотелось?

Он кивнул.

– Извини. Увидел кувшин и… – у него был слегка обалдевший вид, и Нари не понимала, от опиума это или от травмы. – Я не мог остановиться.

– У тебя в организме, наверное, не осталось ни капли жидкости, – ответила она.

Сев на диван, она вдела нитку в иголку. Али до сих пор держался за бок.

– Убери руку, – попросила она и сама потянулась к нему, когда он не послушался. – Мне нужно… – она осеклась. Кровь на правой руке Али была не черной.

Она была темного алого цвета – кровь шафита. И ее было много.

У нее перехватило дыхание.

– Я так понимаю, нападающему не удалось уйти.

Али уставился на собственную руку.

– Нет, – тихо проговорил он. – Не удалось. – Он поднял голову. – Я приказал Джамшиду сбросить его в озеро… – Его голос доносился издалека, как будто он удивлялся какому-то диковинному факту, не имеющему отношения к нему лично, но его взгляд был мутным от мучений. – Я… я даже не уверен, что он был мертв.

Пальцы Нари задрожали на иголке. «В Дэвабаде, если Кахтани отдает приказ, ты его исполняешь».

– Допей отвар, Али. Ты сразу почувствуешь себя лучше, и все пройдет намного легче.

Он даже не отреагировал, когда она начала зашивать его. Она внимательно следила за точностью каждого своего движения – она не могла позволить себе ошибиться.

Несколько минут она работала молча, дожидаясь, пока опиум возымеет полный эффект, и наконец спросила:

– Почему?

Али отставил чашку – точнее, он попытался, но чашка выпала у него из рук.

– Что почему?

– Почему ты скрываешь, что тебя хотели убить?

Он замотал головой.

– Я не могу тебе сказать.

– Брось. Не жди, что я вылечу твои раны, так и не узнав, что случилось. Я же умру от любопытства. Мне придется сочинить какую-нибудь похабную историю.

Нари старалась говорить шутливым тоном и время от времени отрывалась от работы, чтобы понаблюдать за его реакцией. Он был совершенно обессилен.

– Умоляю, скажи, что это из-за женщины. Я всю жизнь буду припоминать тебе…

– Это не из-за женщины.

– Тогда из-за чего?

Али сглотнул.

– Джамшид отправился за Мунтадиром?

Нари кивнула, и его пробила дрожь.

– Он меня убьет. Он… – он вдруг прижал руку к голове, как будто борясь с головокружением. – Извини… у тебя есть еще вода? – попросил он. – Я… ужасно странно себя чувствую.

Нари подлила в кувшин воды из узкой бочки на стене. Она хотела налить воды в чашку, но он замотал головой.

– Весь кувшин.

Он забрал у нее сосуд и залпом осушил его точно так же, как и первый. Он вздохнул от удовольствия. Нари искоса посмотрела на него и продолжила накладывать швы.

– Осторожно, – сказала она. – Никогда не видела, чтобы кто-то так быстро выпивал столько воды.

Он не ответил, но подернутым все более заметной поволокой взглядом обвел ее спальню.

– Лазарет намного меньше, чем мне казалось, – произнес он сконфуженно, и Нари украдкой улыбнулась. – Как тут помещаются пациенты?

– Слышала, твой отец хочет, чтобы я брала на лечение больше больных.

Али безразлично махнул рукой.

– Он просто хочет стрясти с них деньги. Хотя нам они не нужны. У нас их и так много. Просто завались. Казна однажды просто лопнет по швам. – Он снова махнул рукой и уставился на нее. – Я не чувствую своих пальцев. – Сообщил он со странным равнодушием к такому открытию.

– Они на месте.

Король зарабатывает деньги на моих пациентах? Это не должно было удивлять ее, но она все равно почувствовала, как закипает в ней злость. Вот тебе и трещащая по швам казна.

Она не успела продолжить расспросы, потому что обратила внимание на влажную струю под пальцами. Она встревоженно посмотрела вниз, ожидая увидеть кровь, но жидкость была прозрачной, и, потерев ее между пальцами, Нари поняла, что это такое.

Вода. Она вытекала через щели в незатянувшихся ранах Али, вымывая кровь и просачиваясь в швы, разглаживая кожу на своем пути. Исцеляя его.

Ради всего святого, что за… Нари бросила озадаченный взгляд на кувшин, гадая, не было ли в воде какого-то секретного ингредиента.

Странно. Но она продолжала трудиться, прислушиваясь к все более бессвязным бормотаниям Али и периодически успокаивая его заверениями, что это нормально, что комната кажется синей, а в воздухе пахнет уксусом. Опиум благотворно сказался на его настроении, и с каждым новым швом наблюдая его улучшение, она, вопреки логике, начала расслабляться.

Ах, если бы я могла добиться таких же успехов с волшебными недугами! Она вспомнила испуганные глаза старика, уставившиеся на нее, когда он испустил последний вздох. Едва ли она когда-нибудь это забудет.

– Сегодня я впервые убила пациента, – исповедалась она негромко. Она не знала почему, но ей стало легче, когда она сказала это вслух – и слава богу, Али будет не в состоянии вспомнить это наутро. – Старика из твоего племени. Я допустила ошибку и убила его.

Принц уронил голову, глядя на нее блестящими глазами, но ничего не сказал. Нари продолжала:

– Я всегда мечтала об этом… ну, почти об этом. Я хотела стать врачом в мире людей. Я откладывала каждую свободную монету, надеясь, что однажды накоплю достаточно, чтобы заплатить какому-нибудь университету, который согласится принять меня. – Она погрустнела. – А тут я ужасно справляюсь. Как только мне начинает казаться, что я освоила что-то одно, как на меня без предупреждения сваливается дюжина новых проблем.

Али прищурился, изучая ее поверх своего длинного носа.

– Ты не ужасная, – решил он. – Ты мой друг.

Его открытость только усугубила ее чувство вины. «Он мне не друг, – говорила она Даре. – Он мишень». Конечно… мишень, которая стала ее единственным союзником, не считая самого Дары.

Вдруг ее посетила ужасная мысль. «Не хочу, чтобы и тебя втянули в их междоусобицы, когда Ализейда аль-Кахтани найдут с петлей вокруг шеи», – предупреждал ее Дара. Нари покоробило. Можно представить, что подумает ее Афшин об этой полуночной аудиенции.

Она резво наложила последний шов.

– Ты очень плохо выглядишь. Дай я помогу тебе смыть кровь.

Но пока она смочила тряпку в воде, Али уснул прямо на диване. Она стянула с него остатки окровавленной туники и бросила их в огонь. За туникой последовало и ее постельное белье. Нож она вытерла и оставила себе. Никогда не знаешь, когда что-то может пригодиться. Она, как могла, умыла Али от крови и, мимоходом полюбовавшись своими швами, прикрыла его тонким одеялом.

Сейчас ей даже хотелось, чтобы здесь была Низрин. Не только потому, что вид «изувера Кахтани», спящего у Нари в спальне, довел бы ее до сердечного приступа. Нари с удовольствием продемонстрировала бы ей, как блестяще она вылечила принца, чтобы посмотреть, как Низрин будет брать обратно свои бессердечные слова.

Дверь для прислуги наотмашь распахнулась. Нари подскочила и потянулась за ножом.

Но это был Мунтадир.

– Мой брат, – выпалил он с беспокойством в серых глазах. – Где…

В этот момент его взгляд упал на Али, и он бросился к брату и встал перед ним на колени. Он прикоснулся к его щеке.

– Он в порядке?

– Думаю, да, – ответила Нари. – Я дала ему кое-что для крепкого сна. Ему сейчас нельзя тревожить швы.

Мунтадир отдернул одеяло и ужаснулся.

– Боже… – он ненадолго уставился на раны брата, после чего опустил одеяло. – Я его убью, – зашептал он дрожащим от переизбытка чувств голосом. – Убью…

К ним присоединился Джамшид.

– Эмир-джан, – он взял Мунтадира за плечо. – Сперва поговори с ним. Может, у него была веская причина…

– Причина? Ты посмотри на него! Какая может быть причина, чтобы скрывать подобное? – Мунтадир с досадой вздохнул и перевел взгляд на Нари. – Мы можем его переместить?

Она кивнула.

– Только осторожно. Позже я приду проведать его. Ближайшие несколько дней ему будет нужен полный покой, хотя бы пока не заживут раны.

– Ну, уж что-что, а покой я ему гарантирую. – Мунтадир потер виски. – Неудачная тренировка.

Нари удивленно подняла брови, и он пояснил:

– Вот как все было, вы меня поняли? – спросил он, переводя взгляд с нее на Джамшида.

Джамшид засомневался.

– Никто не поверит, что я мог нанести твоему брату такие раны. Разве что наоборот.

– Никто, кроме нас, его ран не увидит, – ответил Мунтадир. – Он устыдился своего поражения, тайком пришел к бану Нахиде, полагая, что в знак дружбы может рассчитывать на секретность… и он не ошибся, верно?

Нари понимала, что сейчас не время торговаться. Она склонила голову.

– Разумеется.

– Вот и славно. – Он еще некоторое время смотрел на нее, и в его взгляде читались противоречивые эмоции. – Спасибо тебе, бану Нари, – проговорил он наконец. – Сегодня ты спасла ему жизнь. Этого я не забуду никогда.

Нари открыла им дверь, и двое удалились, неся спящего Али. Она до сих пор слышала отчетливое биение его сердца, у нее перед глазами стоял момент, когда он вздохнул и рана сомкнулась у нее под пальцами.

Она тоже этого не забудет.

Она закрыла за ними дверь, собрала инструменты и вернулась в лазарет, чтобы разложить все по местам – она не хотела вызывать подозрений у Низрин. В лазарете стояла тишина. Туманный воздух был неподвижен. Она поняла, что близился рассвет – ранний утренний свет помаленьку просачивался сквозь стеклянный потолок, пыльными лучиками падая на аптечный шкаф и столы. На пустую кровать шейха.

Нари остановилась и обвела взглядом эту картину. Матовые полочки с ингредиентами, которые ее мать знала как свои пять пальцев. Просторная и почти пустая половина комнаты, которая должна быть полна пациентов с их вечными жалобами, лавирующими среди них медсестрами, которые возились бы с инструментами и зельями.

Она снова подумала об Али: какое чувство удовлетворения она испытала, глядя на его крепкий сон, какое почувствовала умиротворение, наконец сделав что-то правильно после многомесячных ошибок. Она вырвала из цепких лап смерти не кого-нибудь, а любимого сына короля.

В этом была ее сила.

И настало время Нари обуздать ее.

На третий день у нее получилось.

Лазарет выглядел так, будто здесь разбушевалась припадочная мартышка. Повсюду валялись очищенные и никому не нужные бананы, которые Нари в сердцах расшвыривала, и изрезанные влажные останки звериных мочевых пузырей. В комнате стоял липкий запах переспелых фруктов, и Нари была готова поклясться, что больше в жизни не посмотрит на банан. К счастью, она была здесь в полном одиночестве. Низрин пока не возвращалась, а Дунур, доставив по ее требованию пузыри и бананы, решила спасаться бегством, очевидно, сочтя Нари окончательно чокнутой.

Нари вытащила на улицу стол и установила его в самой солнечной части террасы, выходящей в сад. Полуденная жара сводила с ума. В эти минуты весь Дэвабад отдыхал, прячась от солнца в темных спальнях и под раскидистыми деревьями.

Но не Нари. Она бережно прижимала одной рукой мочевой пузырь к столу. Этот пузырь, как и десятки предшествовавших ему, она наполнила водой и аккуратно разложила поверх него банановую кожуру.

В другой руке она держала пинцет со смертельно опасной трубкой из меди.

Нари прищурилась, хмуря брови, и поднесла трубку вплотную к банановой кожуре. Ее рука была тверда: на горьком опыте она убедилась, что, как бы ни бодрил чай, пальцы от него неизменно дрожат. Она приложила трубку к кожуре и надавила, на самый волосок. Она задержала дыхание, но пузырь не лопнул. Она вынула трубку.

В банановой кожуре зияла аккуратная сквозная дырочка. Пузырь под кожурой остался нетронут.

Нари выдохнула. У нее на глазах выступили слезы. «Не радуйся раньше времени, – осадила себя она. – Может, тебе просто повезло».

И только когда она повторила эксперимент еще дюжину раз, и каждый раз успешно, она успокоилась. Нари посмотрела на стол. У нее оставалась последняя банановая кожура.

Она подумала… и положила кожуру себе на левую ладонь.

Сердце стучало у нее в ушах. Но Нари понимала: если ей не хватит уверенности сделать это, она никогда не решится на то, что запланировала дальше. Она поднесла трубку и надавила.

Нари убрала трубку. Сквозь узкое, ровное отверстие она видела свою нетронутую кожу.

Я смогу. Ей просто нужно было сосредоточиться и практиковаться, не отвлекаясь на сотни других дел и обязанностей, которые тащили ее на дно: ни на пациентов, к которым она была не готова, ни на политические интриги, которые грозили подпортить ей репутацию.

Величие требует времени. Так сказал ей Картир. И он был прав.

Нари нужно было время. И она знала, как его получить. И она догадывалась, во что ей это обойдется.

Она тяжело вздохнула и опустила руку, нащупав кинжал у себя на бедре. Кинжал Дары. Она так и не вернула его – более того, они так ни разу и не виделись с того катастрофичного рандеву в храме.

Сейчас она вынула кинжал из ножен, погладила его рукоять и положила ладонь туда, куда раньше клал свою ладонь он. Долгое время она смотрела на кинжал, надеясь, что ее осенит и она придумает другой выход.

Потом она отложила кинжал.

– Прости, – прошептала Нари.

Она ушла с террасы и оставила кинжал на столе.

В горле стоял ком, но она не позволила себе заплакать.

Нельзя проявлять слабость перед Гасаном аль-Кахтани.

25
Али

Али нырнул в бурные воды канала и перекувырнулся, отталкиваясь в противоположном направлении. Швы заныли от резких движений, но он двигался дальше, превозмогая боль. Еще парочку заплывов.

Он скользил по мутной воде с уверенной легкостью. Плавать его научила мать – это была единственная традиция Аяанле, на освоении которой она настояла. Ради этого она даже пошла против короля. Однажды, когда Али было семь, она внезапно явилась в Цитадель – тогда она показалась ему ужасно грозной и незнакомой в королевской вуали. Она потащила его во дворец, а он кричал и брыкался, умоляя не топить его. Оказавшись в гареме, она бросила его в самую глубокую часть канала, не обронив ни слова. Только когда он выплыл на поверхность, суча по воде руками и жадно глотая воздух сквозь слезы, она наконец позвала его по имени. А потом научила грести и нырять, опускать голову под воду и дышать уголком рта.

Прошло много лет, но Али помнил как вчера каждую минуту ее дотошного инструктажа и цену, которую она заплатила за подобное своеволие: с тех пор им нельзя было оставаться наедине. Но Али стал плавать. И ему это нравилось, хотя большинство джиннов, особенно соплеменники его отца, смотрели на это занятие с крайним омерзением. Некоторые священнослужители даже заявляли в своих проповедях, что любовь Аяанле к воде – это извращение и пережиток древнего речного культа, в котором они с маридами якобы предавались всяческим богомерзким утехам. К этим похабным байкам Али относился как к банальным сплетням. Аяанле были богатым племенем из безопасного и преимущественно изолированного региона – они всегда становились объектом чужой зависти.

Он сделал еще один заплыв и поплыл по течению. В неподвижном воздухе висело марево. Тишина в саду была такая, что нарушали ее только жужжание насекомых и чириканье птиц. Стояла благодать.

Идеальный момент для засады от очередного ассасина из «Танзима». Али гнал от себя темные мысли, но это давалось ему непросто. Прошло четыре дня с покушения Ханно, и все это время ему не разрешалось покидать свои покои. Наутро после нападения Али проснулся с дичайшей головной болью и обнаружил перед собой брата, в бешенстве требовавшего от него ответов. Сходя с ума от боли и чувства вины, с туманящимися мыслями, Али во всем признался. Слова о его истинных отношениях с «Танзимом» срывались с языка, как вода утекает сквозь пальцы. Оказалось, его прежние надежды были верны: отец и брат знали только про деньги.

Мунтадир был решительно не рад узнать про все остальное.

Видя, как его брат закипает от ярости, Али попытался объяснить, почему хотел скрыть смерть Ханно, но в этот момент Нари явилась проведать его. Мунтадир прямо заявил по-гезирийски, что считает его предателем, и в гневе ушел. Он до сих пор не возвращался.

Наверное, нужно с ним поговорить. Али выбрался на сушу, заливая водой декоративную плитку по его бортам. Он потянулся за рубахой. Попытаться объяснить…

Он остановился, когда заметил свой живот. Рана исчезла.

Али ошарашенно провел рукой там, где всего час назад был не заживший до конца порез, исполосованный швами. Теперь там красовался только выпуклый шрам. Швы на ране в груди еще оставались, но и она заметно подлечилась. Он нагнулся осмотреть третью рану у себя под ребрами и поморщился: в этом месте Ханно проткнул его ножом насквозь, и ему все еще было больно.

Может, вода в канале обладала целительным действием? Если так, то Али никогда об этом не слышал. Придется спросить Нари. Она почти каждый день заходила к нему в гости, как будто ее ничуть не смущало, что его всего в крови доставили к ней в спальню несколько дней назад. Только раз она косвенно затронула тему спасения его жизни, когда радостно прошлась по его небольшой библиотеке. Она забрала у него несколько книг, чернильницу из слоновой кости и золотой локтевой браслет в качестве «оплаты».

Он покачал головой. Странная она, что тут скажешь. Но Али не жаловался. Не исключено, что, кроме Нари, у него больше не осталось друзей.

– Мир твоему дому, Али.

Али вздрогнул, услышав голос сестры, и натянул рубаху.

– И тебе, Зейнаб.

Она прошла по дорожке и присоединилась к нему на мокрых камнях.

– Я не ошиблась, ты сейчас плавал? – Она изобразила на лице шок. – А я-то думала, тебе неинтересны Аяанле и наша… как ты это называешь?.. коварная культура праздности?

– Я просто сделал несколько кругов, – проворчал он.

Сейчас он был не в том настроении, чтобы ссориться с Зейнаб. Он сел и свесил босые ноги в канал.

– Чего тебе надо?

Она подсела к нему и поводила пальцами по воде.

– Во-первых, лично убедиться, что ты еще жив. Тебя не видели при дворе почти неделю. И предупредить тебя. Я не знаю, что вы затеяли с этой Нахидой, Али. Ты ничего не понимаешь в политике, не говоря уж…

– О чем ты говоришь?

Зейнаб закатила серо-золотые глаза.

– О брачных переговорах, глупый. Зачем ты помогаешь этой воровке с человеческим лицом?

У Али вдруг закружилась голова.

– О каких еще брачных переговорах?

Она удивленно подалась назад.

– Между Мунтадиром и Нари. – Она сузила глаза. – Ты хочешь мне сказать, что не помогал ей? Всевышний Боже, она вручила отцу список с цифрами и процентами, который мог бы потягаться с отчетами из казначейства. Он на тебя страшно зол – он уверен, что ты его составил.

Боже сохрани… Али знал, что Нари достаточно умна, чтобы самостоятельно составить такой документ, но боялся, что он единственный Кахтани, который не недооценивает способности бану Нахиды. Он потер лоб.

– Когда все это случилось?

– Вчера в обед. Она явилась к отцу в кабинет без приглашения и без сопровождения, заявила, что слухи ее утомили и она хочет знать реальное положение дел, – Зейнаб скрестила руки. – Она потребовала равной доли с оплаты от пациентов, официальную должность с окладом для своего Афшина, оплачиваемый академический отпуск в Зариаспе в целях обучения… и Боже мой, приданое…

У Али пересохло во рту.

– Она правда всего этого требовала? Вчера? Ты уверена?

Зейнаб кивнула.

– И еще она настаивает на том, что у Мунтадира не должно быть второй жены. И требует конкретно прописать это в брачном договоре как дань уважения Дэвам, чьи обычаи это запрещают. Перерыв на обучение, никаких пациентов еще по меньшей мере год, беспрепятственный доступ ко всем записям Манижи… – Зейнаб стала загибать пальцы. – Наверняка я еще что-нибудь забыла. Говорят, переговоры закончились хорошо за полночь. – Она покачала головой с уважением, но все-таки и с негодованием. – Не знаю, кем она себя возомнила.

Последней Нахидой на земле… Нахидой, которая располагает очень деликатным компроматом на младшего сына Кахтани. Али старался, чтобы голос его не дрожал.

– И что решил аба?

– Первым делом проверил содержимое своих карманов после того, как она ушла, но в остальном остался очень доволен. – Зейнаб закатила глаза. – Говорит, ее амбициозность напоминает ему о Маниже.

Кто бы сомневался.

– А Мунтадир?

– А сам как думаешь? Конечно, он не хочет жениться на какой-то нечистой прохиндейке из Нахид. Он сразу пришел ко мне и спросил, каково это, быть ребенком смешанного племени, не понимать гезирийского…

Али удивился. Он не подозревал, что, будучи против брака с Нари, Мунтадира заботили и такие вещи.

– Что ты ему сказала?

Она выразительно на него посмотрела.

– Правду, Али. Можешь делать вид, что для тебя это не проблема, но есть реальные причины, почему редкие джинны решаются на смешанные браки. Я никогда не владела гезирийским на твоем уровне, и это изолирует меня от племени отца. С маминым племенем ненамного лучше. Даже когда Аяанле говорят мне что-то приятное, я слышу в их словах искреннее недоумение, как это пескоплавка смогла добиться такой элегантности.

Али был поражен.

– Я этого не знал.

– Откуда тебе знать? – Она опустила глаза. – Ты же никогда не спрашивал. Политика гарема кажется тебе легкомысленной и презренной.

– Зейнаб…

Обида в ее голосе задевала его за живое. Несмотря на конфликты, с которыми всегда были сопряжены их взаимоотношения, его сестра пришла к нему, чтобы предостеречь. Его брат до сих пор продолжал покрывать его. А что сделал Али? Считал Зейнаб избалованной пустышкой и помог отцу расставить для Мунтадира брачные сети, которых он не хотел.

Али встал. Солнце садилось за высокими дворцовыми стенами, окутывая сад тенью.

– Мне нужно его найти.

– Удачи. – Зейнаб вытащила ноги из воды. – Он был пьян уже к полудню и ляпнул что-то в том духе, что будет искать утешения в объятиях благородных женщин города.

– Я знаю, где его искать.

Али помог сестре подняться. Она собралась уходить, и он взял ее за руку.

– Почаевничаем завтра вместе?

Она удивленно похлопала глазами.

– У тебя что, нет более важных дел, чем гонять чаи со своей избалованной сестрицей?

Он улыбнулся.

– Ровным счетом никаких.

Когда Али добрался до салона Хансады, уже стемнело. На улице была слышна музыка, и вокруг бродили несколько солдат. Али кивнул им и скрепя сердце поднялся по ступенькам, ведущим в сад на крыше. Из темного коридора донеслось мужское кряхтенье и следом – женский стон удовольствия.

Али подошел к дверям, которые тут же перегородил своим телом слуга.

– Мир твоему дому, шейх… принц! – поправился он и сконфуженно покраснел. – Извините, но хозяйка…

Али оттолкнул его и вошел в двери, воротя нос от чрезмерно надушенного воздуха. На крышу набилось не меньше пары дюжин вельмож и их челяди. Между них сновали проворные слуги, разнося вино и раскуривая кальяны. Играли музыканты, танцевали две танцовщицы, выпуская из пальцев зачарованные цветы из света. Мунтадир развалился на плюшевом диване рядом с Хансадой.

Мунтадир не заметил его появления, но Хансада сразу вскочила на ноги. Али поднял руки, собираясь принести ей свои извинения, но забыл, что хотел сказать, когда увидел пополнение в компании Мунтадира. Али положил руку на зульфикар.

Дараявахауш ухмыльнулся.

– Мир твоему дому, Зейди-младший.

Афшин сидел вместе с Джамшидом и другим дэвом, которого Али не узнал. Все как будто отлично проводили время – кубки были полны вина, и красивый виночерпий сидел возле них на широкой банкетке с подушками.

Али перевел взгляд с Афшина на Джамшида. Он совершенно не представлял, как вести себя в такой ситуации. Джамшид несколько раз успел спасти ему жизнь: он остановил Ханно, он избавился от тела, он принес его к Нари. Али был обязан ему и не смел закрывать на это глаза. Но Боже, как он хотел, чтобы здесь сидел кто угодно другой, но не сын Каве. Одно слово, один намек – и старший визирь в два счета прищучит Али.

Перед ним возникла Хансада и погрозила ему пальцем.

– Тебя впустил слуга? Я ему велела…

Наконец голос подал Мунтадир.

– Пусти его, Хансада, – бросил он устало.

Она насупилась.

– Ладно. Но никакого мне тут оружия. – Она выхватила у него зульфикар. – Ты и так девчонок пугаешь.

Али беспомощно проводил взглядом свой зульфикар, оказавшийся у проходившего мимо слуги. Дараявахауш засмеялся, и Али резко повернулся к нему, но Хансада вцепилась в его руку и потащила вперед с удивительной для такой хрупкой женщины силой.

Она втолкнула его в кресло напротив Мунтадира.

– Не натворите дел, – предупредила она сердито и ушла.

Али подозревал, что привратник сейчас получит нешуточный нагоняй.

Мунтадир не поздоровался. Его отсутствующий взгляд был направлен на танцовщиц.

Али прочистил горло.

– Мир твоему дому, ахи.

– Ализейд, – отозвался Мунтадир холодно. Он выпил из медного кубка. – Какими судьбами такой праведник оказался в этом злачном месте?

Многообещающее начало. Али вздохнул.

– Я хотел извиниться, Диру. Поговорить с тобой о…

Взрыв смеха привлек его внимание к двум дэвам. Афшин, видимо, рассказывал какой-то анекдот на дивастийском с веселым лицом, оживленно размахивая руками. Джамшид смеялся, а кто-то третий подливал вина ему в кубок. Али нахмурился.

– Что? – спросил Мунтадир. – Ты на что уставился?

– Я… ни на что, – заикаясь, ответил Али, удивленный такой враждебностью в голосе брата. – Просто я не догадывался, что Джамшид и Дараявахауш такие близкие друзья.

– Они не друзья, – огрызнулся Мунтадир. – Он проявляет уважение к гостю своего отца, – глаза Мунтадира сверкнули из глубины какой-то мрачной неуверенностью. – Не придумывай лишнего, Ализейд. Мне не нравится этот взгляд.

– Какой взгляд? О чем ты?

– Ты знаешь, о чем я. Ты бросил своего потенциального убийцу в озеро и, рискуя жизнью, решил замести все следы того, что произошло на стене. Конец истории. Джамшид ничего не расскажет. Я попросил его об этом… и в отличие от некоторых, он меня не обманывает.

Али опешил.

– Думаешь, я желаю ему вреда? – Он понизил голос, заметив любопытствующий взгляд сновавшего поблизости слуги – хоть они и говорили по-гезирийски, но ссору ни на каком языке ни с чем не спутать. – Господи, Диру, ты правда думаешь, что я могу убить джинна, который спас мне жизнь? Ты думаешь, я способен на такое?

– Я уже не знаю, на что ты способен, Зейди. – Мунтадир осушил кубок. – Я месяцами твердил себе, что все это какая-то ошибка. Что ты просто сердобольный дурак, который разбрасывается деньгами, не задавая лишних вопросов.

У Али замерло сердце, а Мунтадир подозвал виночерпия, замолчав, пока тот подливал ему еще вина. Он сделал глоток и продолжил:

– Но ты ведь не дурак, Зейди. Ты один из умнейших джиннов. Ты не просто отдавал им деньги – ты научил их скрываться от наших казначеев. Я никогда не думал, что ты будешь так ловко заметать следы. Этого шейха расплющило насмерть прямо у тебя на глазах, но Боже… ты даже не шелохнулся. И тебе хватило ума избавиться от тела, когда ты сам был на грани смерти. – Мунтадир содрогнулся. – Это хладнокровно, Зейди. Я не подозревал, что ты можешь быть так хладнокровен. – Он покачал головой и сказал с горьким сожалением в голосе: – Я хотел закрывать глаза… на все, что говорили вокруг. И всегда закрывал.

Али начинало подташнивать. В глубине души он вдруг понял, какое направление принимает их разговор, – и он боялся этого. Он сглотнул комок, подкатывавший к горлу.

– На что?

– Ты сам знаешь. – Глаза его брата, серые глаза, так похожие на его собственные, переполняла буря эмоций: чувства вины, и страха, и подозрений. – Ты знаешь, что говорят о принцах в нашей ситуации.

Пружина страха, сжимавшаяся в сердце Али, лопнула. И внезапно так стремительно, что шокировало его самого, страх выплеснулся в ярость. В негодование, которое Али, сам того не подозревая, держал под прочным замком в таком уголке, куда не смел соваться.

– Мунтадир, я хладнокровен, потому что всю жизнь прожил в Цитадели, где учился служить тебе. Я спал на голых досках, пока ты спал с куртизанками на шелковых постелях. Мне было пять, когда меня отняли у матери, чтобы я пошел учиться убивать людей по твоей команде и сражаться в битвах, которые тебе никогда не придется видеть. – Али перевел дыхание, сдерживая ураган эмоций, рвущийся у него из груди. – Я совершил ошибку, Диру. Вот и все. Я хотел помочь шафитам, а не развязывать…

Мунтадир перебил его:

– Ты и кузен твоей матери – единственные известные спонсоры «Танзима». Они накапливали оружие для неизвестных целей, и неизвестный гезирийский солдат, имевший доступ к Цитадели, украл для их склада тренировочные зульфикары. Ты так никого и не арестовал по этому делу. Хотя, судя по всему, ты знаешь их лидеров. – Мунтадир снова осушил кубок и повернулся к Али. – Вот ты и скажи мне, ахи, – попросил он, – что бы ты подумал, окажись сам на моем месте?

В голосе его брата сквозил страх, неподдельный страх, и Али стало от этого физически плохо. Если бы они были наедине, он бы бросился Мунтадиру в ноги. Даже сейчас его подмывало поступить именно так, и пес с ними, со свидетелями.

Но он сдержался и только взял его руку.

– Никогда, Диру. Никогда. Я скорее буду готов пронзить собственное сердце, чем замахнусь на тебя. Клянусь Богом… ахи… – обещал он, но Мунтадир только хмуро смотрел на него. – Умоляю тебя. Скажи, как мне все исправить. Я сделаю все, что ты попросишь. Я пойду к отцу. Я все ему расскажу…

– Ты труп, если расскажешь отцу, – перебил Мунтадир. – И я не про покушение. Если он узнает, что это ты был в таверне, где убили двоих дэвов, и все три месяца ты прогулял, так и не арестовав изменника из Королевской гвардии… он сам бросит тебя к каркаданну.

– И что с того? – Али даже не смутил собственный желчный тон. – Если ты веришь, что я планирую заговор против вас, почему ты сам не донесешь на меня?

Мутадир бросил на него строгий взгляд.