Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 341 страниц)

Послышался низкий жужжащий стон, и налетел порыв ледяного воздуха. Сначала Нона думала, что больше ничего уже не увидит, потом глаза более-менее приспособились.

– Пожалуйста, сэр, – терпеливо говорил Пол. Он присел рядом со стариком прямо в кровь. – Если вы перестанете пытаться меня ударить, я, по крайней мере, избавлю вас от боли.

– Маршал Крукс любит боль, – сказала Кириона, пристально глядя на красную лампочку.

– Сенешаль, дура, – пробормотал старик.

– А, поздравляю, я забыла, что Нонагесимус оставила тебя за главного. А где Агламена?

– Мертва, – ответил сенешаль.

Кириона замерла. Сенешаль захрипел от удовольствия при виде ее лица. Даже в темноте Нона все еще различала кое-что и, к собственному удивлению, сказала Кирионе:

– Он лжет.

– Мертва – насколько мне известно, – исправился он. – Она пошла вперед. К памятнику.

– Нав, поговори со мной, – сказала Пирра. – В Антиохии вы сражались с этими тварями. Долго?

– Хрен его знает, – сказала Кириона, думая о чем-то своем, – три, четыре месяца? Мы далеко не сразу поняли, что они вообще из себя представляют. Думали, это просто странная болезнь.

– А как долго они пробыли на Девятом? – спросила Пирра уже у сенешаля.

– Ночь. День, – прохрипел старик, – ты держишь Преподобную дочь, поэтому я должен ответить. Мы изолировали их. Заперли в кельях. Они рвутся наружу. Их прикосновение поглощает… они охотятся за юными.

– И не повезло же им, – сказала принцесса-труп вполголоса.

– Их тела искорежены, они не умеют пользоваться телами, – прохрипел Крукс, как будто Кириона ничего не сказала. – Кое-кто из них – просто ходячие мертвецы. Они послабее. Сестры Лакриморта и Айсаморта в некотором смысле владеют этим искусством. Конструкты… конструкты в безопасности. Им нужна плоть, а не кости.

– Сколько таких? – спросил Пол.

– Слишком много.

– Могу ли я узнать, что такое «слишком много» в численном выражении?

– Более двухсот. Не меньше сорока лежат мертвыми на дне, куда их столкнули в первый же час. Больше мы ничего не могли сделать для защиты ярусов. Еще больше погибло… Маршал подсчитала, что мы потеряли уже целую сотню. И, – кисло добавил старик, – те семеро наверху полегли от моего клинка и клинка соплячки.

– Они уже были мертвы, – прервала его Кириона, – мертвые двигаются по-другому. Ты понимаешь, что скинутые вниз, наверное, тоже снова встали?

– Можно ли вылечить живых? – спросил Пол.

– Не-а, – ответила принцесса, – это одержимость духами. Если ты правда хорош, то можно защитить еще нетронутых людей, а этих остается только изрубить на куски и сжечь. Таково лекарство. Гражданские, эдемиты, граждане Домов – разницы нет.

Металлический ящик потряс еще один сильный толчок. Сенешаль хмыкнул. Нона поняла, что они больше не движутся вниз. Дверь открылась навстречу куче других клеток, это походило на самый странный зоопарк в мире. Нона никогда не видела таких странных машин, они совсем не походили на нормальные машины дома. Огромные сооружения за железными решетками, как будто кто-то боялся, что они вырвутся наружу, громко гудели. С прутьев решеток свисали длинные ленты из черной ткани, такой древней, потертой и хрупкой, что казалось, она распадется, если на нее подышать.

– Что случилось с этим местом? – прошептала Пирра, но, к счастью, ее услышала только Нона.

Умирающий старик прохрипел:

– Мы забаррикадировались за Анастасиевым монументом. Здесь остались сестра Канаса и дьякон Давит. Почему они бросили свой пост?

– Господи, сестра Канаса еще жива? – испугалась Кириона. – Она присматривала за мной на костяном дежурстве. Если вы используете сестру Канасу в качестве последней линии защиты, насколько плохи на… ваши дела?

– У сестры Канасы, зловредная ты дурочка, окровавленная ты слизь, есть то, чего тебе всегда не хватало, – пробулькал Крукс, – вера и преданность.

– Возможно, но зато у меня есть то, чего всегда не хватало сестре Канасе. У меня колени работают.

Старик проигнорировал это.

– Здесь никого не тронули. Никого не взяли. Канаса и Давит должны быть живы. Это безопасное место, сюда еще никогда никто не прорывался, – добавил он с таким видом, как будто полагал неприятную толпу перед собой захватчиками.

– Ну, кельи по главной артерии должны выдержать, – сказала Пирра, – там длинный коридор с взрывозащитными дверями по обеим сторонам.

Это разозлило Крукса:

– Кто ты, незнакомец, кому ведомы тайны Анастасиевого монумента?

– Я бывала тут до монумента, – рассеянно пояснила Пирра, – детскую красила. В мятный цвет. Слушай, если твоих стражей тут нет, значит, они отступили за ту хрень, которую вы выстроили. Пора идти. Как мы планируем двигаться?

Пол уже подошел к окровавленному лежащему старику. Под огромным древним телом легкое маленькое тело Камиллы Гект согнулось вдвое, но, к удивлению Ноны, Пол легко нес старика, как будто он был размером с Нону или вообще с Кевина.

– Это позорит Девятый дом, – взвыл старик.

– Его уже не опозорить, – возразила принцесса.

– Двигаться мы так можем, – сказал Пол, – но вот сражаться я уже не смогу.

– Нав, давай вперед, я прикрою зад, – сказала Пирра, труп принцессы отозвался: «Хорошо» – и Нона громко рассмеялась. Она чувствовала себя как будто пьяной.

Услышав смех, старик посмотрел на нее с откровенным смятением и упреком, а потом лицо сделалось замкнутым, перестало выражать ужас и трепет и выражение его сильно изменилось. Старческие пятна на коже и глубоко запавшие мрачные глаза делали его похожим на маску скелета. Нона отвела взгляд и обнаружила, что принцесса тоже странно на нее смотрит.

– Ну раз ты смеешься над шутками про задницу, все не так плохо. – Пирра прижала ее к себе.

Нона не хотела говорить ей, что в ее теле происходит что-то ужасное с того мгновения, как у нее заболели рука и сердце. Она плотнее прижалась к Пирре, чтобы согреться, потому что совсем окоченела, и поцарапала руку об молнию куртки. Она долго тупо смотрела на красную ссадину и маленькие лоскутки ободранной кожи. Принцесса-труп держала перед собой фонарь, пока они долго шли по ледяному туннелю – яркий белый свет отблескивал на необработанном камне и на очень старых металлических украшениях. Нона боялась этих украшений до смерти, а потом поняла, что это кости, вклеенные в камень. Это было ужасно.

Крик эхом прокатился по туннелю, и все вздрогнули, но все же дошли до конца. Выход из туннеля перекрывала белая решетка. Когда свет в конце туннеля столкнулся со светом фонаря, Нона разглядела, что то, что она приняла за крашенный в белый металл, на самом деле было свежей, слегка розоватой костью, покрасневшей с обоих концов, где она врастала в стену. Из-за костей выглядывала кучка стариков в черном. Испуганные лица были закрыты нарисованными масками: белые черепа на черном фоне.

– Стоять, – велел кто-то дрожащим голосом.

– Это я, – сказала принцесса. – А где Агламена?

За решеткой показалось самое асимметричное существо, которое Нона встречала за свою короткую жизнь. Послышалась лающая команда, и кости решетки раздвинулись, изогнувшись так, как никогда не изогнулись бы металлические прутья, обнажая внешний слой кости. Теперь Нона видела человека ясно. Ее лицо покрывали шрамы, до которых Табаско доросла бы годам к восьмидесяти-двумстам. Оно походило на свечу, которая горела несколько часов. Из этих наплывов плоти выглядывали зоркие надменные глаза.

Одна из ее ног ей не принадлежала (Нона заметила, как забавно она двигалась в бедре), но держалась женщина так же прямо и гордо, как Корона. В руках она держала копье черного металла длиной с нее саму. Наконечник ярко блестел на свету. Нона никак не могла отвести от него взгляд, у нее почему-то вспотели ладони и снова зачесалась шея.

Женщина рявкнула:

– Сенешалю нужна помощь. Ася, брат Климент, быстрее!

– Ты дура и сука и у тебя мозги протухли, Агламена. Лично я бы перед собой дверь не открыл, вдруг со мной что-то не так.

– Верно. Поставьте кого-нибудь с копьем на расстояние вытянутой руки и добейте его, если что-то случится. – И добавила себе под нос: – А если не случится, то тем более добейте.

– Да, маршал, – сказал один из людей в мантиях.

– Так точно, капитан Агламена, – сказал другой, в ржавых доспехах поверх мантии.

Крукс набросился на них так же, как на Пола, но, по крайней мере, Пола он больше не трогал.

– Канаса и Давит, – прорычал он, – покинули свой пост. Они попали в плен или сбежали, ушли другим путем, может быть, заблокированным, или…

– Успокойся. Сестра Канаса и дьякон Давит не из тех, кто покидает пост, – возразила старая солдатка, – я пошлю людей посмотреть. Здесь мы в безопасности, так что брось свои бредни, а то молодежь подумает, что ты совсем с ума сошел. Тайны и заговоры на каждом углу мерещатся.

– Овца, ведьма, сука старая, – разорялся Крукс, пока при помощи Пола протискивался в арку. Старая солдатка, которую звали Агламеной, с грустью посмотрела ему вслед.

– Для этого он уже слишком стар, – тихо сказала она, но затем встряхнулась. Критически оглядела Пирру, скользнула взглядом по Ноне, посмотрела на принцессу и снова вернулась к Ноне.

– Никогда раньше не видела столько монашек, – заметила принцесса-труп, которая явно была не в восторге от этого.

– Сестра Берта, подержи-ка, – велела Агламена и передала пику довольно мрачной девушке, которая выглядела не старше Чести. Берта едва смогла удержать эту штуку, и кто-то подошел ей помочь. Тогда старуха сказала:

– Девятый дом приветствует свою Святую Преподобную дочь.

К полнейшему ужасу Ноны, Агламена опустилась на единственное родное колено. За ней начали падать на пол старики в мантиях, люди средних лет в мантиях, молодые в мантиях – по одному, потом по двое, потом по трое, глядя на своих товарищей. Только несчастная сестра Берта так и осталась стоять с пикой, да еще тот, кто ей помогал. По темному залу пробежал шепот:

– Преподобная дочь, Преподобная дочь, Святая дочь.

Ужас Ноны только усилился, когда она поняла, что они обращаются не к Кирионе Гайе, а к ней самой. Агламена поднялась на ноги – это заняло довольно много времени, но она одним взглядом отгоняла тех, кто пытался ей помочь, а потом затопала вперед, в пятно света, которое отбрасывал фонарь принцессы. Она протянула руку и коснулась щеки принцессы – и обе отшатнулись друг от друга.

Кириона Гайя опомнилась первой.

– Ты всегда говорила, что я вернусь в гробу, Агламена, – весело сказала она.

– Они тебя убили, – сказала Агламена.

– Случайное преступление, – пояснила принцесса, – не говори Круксу, я совершенно и абсолютно не намерена доставлять ему такую радость.

Агламена толкнула ее прямо в грудь рукой в перчатке. Кириона немного пошатнулась и прохрипела:

– Не надо, там когда-то было мое сердце. – Но взгляд старого солдата уже упал на Нону.

Нона съежилась в объятиях Пирры, потому что лицо у Агламены было такое же неприятное, как у Камиллы, когда она ловила ее за выплевыванием пережеванной еды в цветочный горшок или еще куда. Она читала этого старого разъяренного воина как книгу: женщина была очень, очень сердита и винила ее. Кириона Гайя тоже могла ее прочитать, потому что она вклинилась между ними и холодно сказала:

– Это не она, капитан, это только ее тело.

Через плечо принцессы Агламена долго и подозрительно изучала Нону, потом вздохнула, развернулась и сказала:

– Все внутрь. Немедленно. Закрывайте ворота, – велела она людям в мантиях.

Все еще стоя спиной к своим людям, она добавила:

– Нав, будь уверена, я бы избила тебя до полусмерти, если бы не эта ужасная осада. Я не знаю, почему ты здесь, я не знаю, зачем ты вернулась, но если у нас еще будет время и Девятый дом будет существовать, я задам очень много вопросов. А пока только дай мне информацию, которая может мне пригодиться.

– Нам нужно пройти к камню, – сказала Пирра.

Агламена посмотрела на нее, но Пирра, как обычно, осталась совершенно равнодушной к враждебному взгляду глаз-буравчиков.

– Итак, в разгар самой страшной чрезвычайной ситуации, с которой когда-либо сталкивался мой Дом, – медленно произнесла Агламена, – вы требуете, чтобы я пропустила незнакомцев к главной нашей святыне.

– Да. По праву ликтора, – ответила Пирра.

Лицо Агламены осветилось тем, что точно не было надеждой, но явно обитало в одной комнате с ней – ну или, по крайней мере, в одном здании. Она снова взглянула на Пирру, Пирру в обычной куртке, обычной одежде, с обычным оружием и необычной щетиной на подбородке.

– Ваша светлость… – сказала она с сомнением.

– Право ликтора, сказала я. Не искусство ликтора, капитан…

– Маршал, – поправила Агламена, – но до отставки я была капитаном.

– Территориальные формирования?

– Ударная группа, за грехи мои.

– Для щегла ты выглядишь слишком разумной, – сказала Пирра как можно обаятельнее, и старая солдатка издала звук, бывший в близком родстве со смехом.

– С детства этого слова не слышала. – А потом Агламена ощетинилась, как будто расслабилась слишком сильно: – Ты можешь нас спасти или нет?

– Возможно, если ты пропустишь нас к камню.

– Но где Преподобная дочь, которую мы считаем святой и ликтором? Зачем вам Гробница?

В голосе Пирры уже не было улыбки, она говорила примерно как Ценой страданий по рации.

– Капитан, возможно, ты меня поймешь, если я скажу, что это дело императорской разведки.

Но это лишь снова рассмешило Агламену – на этот раз смех был горький.

– Ну уж нет, не надо мне тут про разведку, юная ты дура. В Девятом доме бюро не любят. Когда они приходили к нам последний раз, тридцать лет назад, мы выкинули их в одиннадцати часах от тюрьмы с запасом воздуха на десять часов и велели поторопиться.

Агламена посмотрела на Нону. Нона снова почувствовала себя несчастной, у нее горели щеки, под рубашкой она вся сопрела. Солдатка посмотрела на нее мрачно, как на чужую, и добавила:

– Заноси ее внутрь, к обогревателю. И медленно. Она замерзает.

– Нона не мерзнет, – возразила Пирра, но потом перехватила ее и другим голосом сказала: – Нона, да ты ледяная.

Прежде чем Нона смогла возразить, что на самом деле ей сейчас совсем тепло, даже жарко, Пирра двинулась в глубь зала. Зал был длинный, вытянутый и походил на склеп, украшенный ржавыми мечами. В стенных нишах валялся древний мусор и лежали длинные жуткие камни – правда, на них восседали люди в мантиях, из-за чего все происходящее имело вид пикника. Тусклые лампы были заключены в клетки, как и машины, которые она видела раньше. Свечи не горели, хотя Нона видела связки старых потекших свечей с наростами ужасного коричневатого жира, и лампы отбрасывали странные тени. Пирра тащила ее мимо удивленных скелетов и удивленных людей. Поначалу в темноте Нона приняла ходячие скелеты за худых людей и была в ужасе, увидев танцующие красные огоньки в провалах глазниц – но этот ужас ее зачаровал. Впрочем, времени все равно не было. Пирра нарушила тревожную тишину, позвав:

– Паламед… Пол!

И положила Нону рядом со светящимся красным обогревателем. От него пахло маслом и горящими волосами. Двое стариков еле успели убраться с дороги, потому что не могли перестать ей кланяться. Один поцеловал ей ботинок. Даже Кевин бы так не поступил.

– Это негигиенично, – сказала она с упреком, – там же микробы.

Но старики уже исчезли.

Ужасный Крукс тоже лежал там, продолжая бранить Пола и призывать на его голову всевозможные проклятия, которые Пол выслушивал невозмутимо. Человек ростом пониже держал нож и выглядел так, будто очень не хочет этого делать.

Нону положили на твердый холодный камень, и Пирра принялась согревать ее руки в своих. Руки Ноны стали очень бледными. Нона разглядела замешательство в форме бровей и губ Пирры. Потрогав предплечья Ноны, Пирра изменилась в лице.

– Откуда это? – Она указала на очень слабый след на предплечье Ноны, немного розоватый там, где была содрана кожа.

– Об твою молнию, – ответила Нона, а потом поняла: – Моя первая рана…

– Пол, – в отчаянии сказала Пирра, но Пол уже перешел от старика к Ноне. Он потрогал шею сзади, проверил глаза, посмотрел за ушами, ненадолго сунул палец ей в рот, ощупал подмышки. Нона отвернулась и увидела, что отвратительный старик смотрит прямо на нее, с тем же выражением мутных от боли глаз – с узнаванием. Он чего-то хотел от нее лично.

– Госпожа, – проскрипел он совсем тихо, – вы снова ушли. Моя госпожа, куда вы бежите? Вспомните катехизис и свои уроки, вспомните их хорошенько: сюда вы вернетесь из своего побега. Вам станет лучше, когда вы вернетесь. Вы помните это, Харрохак.

Нона прошептала:

– Извини, но я не Харрохак.

– Да, и ты уже говорила это раньше, – сказал старик. – Но кто ты, если не моя госпожа Харрохак?

Нона закрыла глаза. Тьма сомкнулась вокруг нее. В ней не было обогревателя, ламп, расставленных повсюду, и светильников в клетках, и толпы людей, набившейся в длинный пыльный зал. Она оказалась вне этого зала, вне огромного туннеля, она смотрела вниз на мертвенно-белую сероватую поверхность, на огромный пористый камень. Она спустилась вниз, проверила каждую пещеру и полетела по длинной центральной шахте, глубже и глубже.

Ее средние мысли заползли в ее верхние и нижние мысли. На мгновение ей показалось, что она умрет от этого.

– Там есть ящик, – сказала она, – и… в ящике есть кто-то, кто не я. Я – это я. Я не знаю, кто в этом ящике, не совсем, только – когда вы откроете его, я уйду, потому что я не смогу выжить, зная. И мне кажется, что там, в ящике, какая-то… девушка.

Лицо старика потемнело. Пол говорил:

– Механизм исцеления перестал работать. Организму не хватает… всего. Ее мозг умирает. Пара органов отказала. Множественные травмы. Очень интересно.

– Пол, – заметила Пирра, – ты как-то хреново ведешь себя с больными.

– Это интересно, но это не круто. Нона, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – сказала Нона, – прекрасно. – Честность заставила ее добавить: – Мне тревожно и немного грустно, но хорошо. Я в порядке, а мое тело нет.

– Хорошо. Экстатический припадок. Так или иначе, она стабильна. Не регрессирует. Она не исцеляется, но и хуже ей не становится. Мы должны вернуть ее душу обратно…

– Немедленно, – закончила Пирра.

– Пять минут назад желательно, – сказал Пол.

Нона протянула руку и нащупала запястье Камиллы, запястье руки, которую она так сильно любила, которая купала ее и переворачивала для нее страницы журналов, кормила ее едой, которую Нона не хотела есть. Она посмотрела в лицо ушедшей женщины, которое та делила с мужчиной, которого тоже уже не было, лицо, отданное кому-то другому.

– Чем дальше я возвращаюсь, чем дальше мне придется вернуться… Это причиняет ей боль. Она не создана для этого. Она не в той форме.

– Не надо говорить. Не напрягайся, – велел Пол, но Нона не хотела, чтобы ее перебивали.

– Возможно, я не смогу тебе помочь, когда… я вернусь, – сказала она, не совсем понимая слово «я», – я стану другой. Я буду помнить все. Я запомню то, что пытаюсь забыть. Паламед… я не буду любить его. Я не буду любить Камиллу, или Пирру, или Табаско, или даже Лапшу. Я ничего не буду любить. Я не буду знать как. Я вообще не буду собой, или… я буду той, кто знает, а это знание будет означать, что я не Нона, а кто-то другой.

Практичный Пол сжал одну из ее рук и принялся тереть ее, чтобы согреть.

– Отлично, не беспокойся, – сказал он.

Ноне стало жарко и обидно.

– Я только что подробно рассказала тебе, что меня тревожит, и мне кажется, что это довольно важно.

– Нона любила Камиллу и Паламеда, – сказал Пол. – Нона любила Пирру. Это кончилось. Это позади. Но любовь не перестает. Мы тоже любили тебя. Паламед и Камилла любили тебя.

Пирра тоже была там, ее лицо маячило в темноте над головой Ноны. Губы скривились, как будто она мечтала о сигарете.

– Не волнуйся, малышка, – устало сказала она, – я-то буду и дальше тебя любить. Беда в том, что я не умею переставать. И знаешь, та, кто ты есть… была… прямо сейчас ты способна на большее, чем думаешь. Ты мне нравилась. Ты ему нравилась – Гидеону. Ты всегда нравилась мне и моему некроманту. А любовь – это симпатия, которую забыли пригласить в гости.

Она наклонилась и взъерошила короткие волосы Ноны. Нона чувствовала, как бьется ее чужое сердце.

– Но ты не подарила мне подарок на шесть месяцев, – жалобно прошептала она, – ни вечеринки на пляже не было, ни торта, ни собак.

– Дорогая, я, конечно, купила тебе подарок на день рождения, – возразила Пирра, – утром перед тем выступлением. Я купила тебе новую футболку, дорогую, не такую, какие разлезаются при стирке. Я спрятала ее в шкафчике под раковиной.

Нона вздохнула.

– Расскажи мне о ней, – прошептала она, – опиши подробно.

– Э-э, – сказала Пирра и взглянула на Пола, – я, конечно, не согласовала ее с начальством, но там были усы… вроде как мультяшные, и буквы под ними. Слушай, это надо видеть, я не уверена, что могу описать…

– Пирра. Я хочу знать, что там было написано.

Пирра старалась не смотреть на Пола.

– Там было про пропуск в трусики, – наконец сказала Пирра, – у нас не было денег.

Потрясенная, Нона заплакала.

Пол заметил:

– Паламед бы не позволил ей выйти в этом из дома. А Камилла не позволила бы носить это в доме.

– А ты?

– Как хочет, – ответил Пол.

– Это был бы лучший в мире подарок, если бы не платок, – еле выдавила Нона. – Я собираюсь вернуться и забрать его. Я запомню. Заставлю себя вспомнить. Я собираюсь носить эту футболку постоянно, дома и на улице, и так вы меня узнаете. Я ухожу не навсегда. А теперь я готова. Я готова. Пойдем.